Я, как и все люди, оступалась в жизни. И мне он этого, к сожалению, простить не может. Его чувства очень сильные, страстные. Он хочет быть со мной, но принять меня до конца с моим прошлым у него не получается.
Почти два года назад, когда начали бить куранты, я схватила ручку и быстро написала на листке: «Хочу встретить Его». Рядом склонились над своими клочками бумаги Ира Тонева и Саша Савельева. У нас уже много лет это обязательный новогодний ритуал.
Накануне ночью я лежала в кровати и все никак не могла решить, что загадать.
Хочется любви, счастья, но и без сцены не жизнь. А можно ли совместить шоу-бизнес и семью?..
С этими мыслями я заснула. И снится мне сон... Мы с Сашей и Ирой ходим по обувному магазину. А ведь известно, что покупать обувь во сне — к новой любви! Примеряю одну пару, другую... Все никак не могу остановиться. Вроде подошла какая-то красная пара. И тут вижу беленькие, невероятной красоты ажурные туфельки. Какие удобные! И на ноге сидят словно влитые. Вот их-то и возьму. Подходит Саша Савельева, спрашивает: «Сати, ты красные не будешь брать? Я померяю тогда?» — «Да, конечно, — говорю. — Мне они не нужны. Я уже выбрала». Проснулась с ощущением восторга. Скоро я получу ответ на свой вопрос, потому что обязательно должна встретить в новом году Его!
Однако подстраховаться не мешало, и я, несмотря на сон, еще написала и записку.
...Мы с девочками сожгли записки, пепел смешали с шампанским и, чокнувшись, выпили с последним ударом часов. Так начался для меня 2008 год. Год моей Любви. Оставалось только дождаться с ней встречи.
Прошло несколько месяцев. Я разрывалась между гастролями и концертами, занятиями по вокалу, йоге и обустройством новой квартиры на Мосфильмовской улице. Каждое утро думала: «Наверное, сегодня...» Но ничего не происходило. Вернее, почти каждый день в моей жизни появлялись какие-то новые лица, но всякий раз это было не то. Как понять, твой человек встретился на пути или нет? На каких весах взвешивают любовь?
Как, например, узнала мама, что отец — ее судьба?
У кабардинцев есть поговорка: «Однажды разбив свое счастье, женщина вряд ли его склеит». И мама очень боялась совершить ошибку. Но папа был потрясающе красивым, прекрасно пел, солировал в народном ансамбле. Ну просто сгусток обаяния. Чувства заполыхали. И через год, когда мама заканчивала медицинский колледж, отец украл ее прямо с выпускного бала и отвез в дом к своей сестре. Везти похищенную невесту к себе он не мог, по кабардинским обычаям принято везти к кому-либо из родственников или к соседям. Он, не медля, сообщил о похищении родным мамы, дабы не поставить ее честь под удар, чего папа, естественно, не хотел. Некоторые парни поступают подло и, зная, что избранница на их чувства не отвечает, все-таки крадут девушку, ничего не сообщают ее родителям и силой удерживают у себя.
И тогда, даже если до нее в эту ночь никто и пальцем не дотронулся, клеймо позора останется с ней на всю жизнь. Вот и приходится бедняжкам идти замуж за нелюбимого. Сейчас, правда, девушки смелые пошли, могут и в суд на мерзавца подать, но в дни юности моей мамы таких практически не было.
За мамой приехали родственники:
— Ну что, остаешься?
И мама, скромно потупившись, ответила:
— Да.
— Дело твое.
На том и порешили, хотя бабушке не очень нравилось, что папа был на целых восемь лет старше мамы.
К тому же он, младший, девятый ребенок в семье, по обычаю обязан был жить в родительском доме, заботиться о своем отце, который был вдовцом и серьезно болел. А это значит, что мама обрекала себя на тяжелую жизнь в селе. Бабушка еще могла вмешаться, бывают случаи, когда дочку за волосы тащат домой, хоть та и кричит: «Оставьте меня, я его люблю!» Но бабушка была мудрой женщиной, она боялась сломать маме жизнь, чувствовала: дочка любит этого парня, значит, такая у нее судьба.
После того сна я тоже ждала встречи со своей судьбой и так же, как мама когда-то, очень переживала, но в отличие от нее рядом со мной не было никого из близких.
...Тот день был какой-то сумасшедший. Столько дел! Да еще сборный концерт в национальном культурном центре.
Туда я катастрофически опаздывала. Была жуткая пробка, и водитель высадил меня на другой стороне улицы. «Бегите через переход, — сказал, — иначе точно не успеете».
Я спустилась под землю и понеслась, думая только о том, как бы не поскользнуться на огромных шпильках.
Вдруг меня окликнула какая-то женщина: «Девушка, у вас юбка по шву разошлась».
Господи! И надо же такому случиться! Хорошо еще, что у меня всегда с собой нитка с иголкой.
Я пулей влетела в культурный центр и сразу же увидела Его. Он улыбался и смотрел прямо на меня. Боже! Как он смотрел! Из той встречи помню только, что постоянно прикрывала сумкой прореху на юбке.
Мне надо было бежать, готовиться к выходу на сцену, а я все никак не могла от него оторваться. Эти несколько минут меня перевернули. Я стала иначе говорить, дышать. Поменялось и все вокруг: цвета, запахи, звуки...
— Ты меня не узнаешь... А мы видимся уже третий, если не четвертый раз...
— Прости! А где это было?
Он сказал, и я вдруг вспомнила, как нас представили друг другу на каком-то мероприятии. Но тогда я, видимо, была не готова к встрече, внутренне закрыта и просто не увидела его по-настоящему. А сегодня что-то случилось. Стало вдруг так тепло. И с глаз упали льдинки, с которыми я, оказывается, все время жила.
Не было такого, что он ухаживал, а я сопротивлялась.
С той самой встречи у нас все закрутилось и понеслось ураганом. Почти сразу ему пришлось уехать на несколько дней за границу по делам. У него разнообразный бизнес, но основной — строительный.
Я была дома, когда в домофон позвонили:
— Доставка цветов.
Это была невероятная, просто космическая корзина, в которой стояла сто одна роза. Я сразу почувствовала — от него!
— Могу я полюбопытствовать, кто заказал цветы? — спросила я курьера.
— Просили не говорить, — ответил он и протянул мне квитанцию, в которой надо было расписаться.
А на ней Его имя и фамилия.
— Все понятно, — улыбнулась я.
— Боже! Я прокололся! — расстроился парень. — Очень вас прошу, не сдавайте меня. А то неприятности будут!
— Ладно уж, — рассмеялась я. — Живите...
С его появлением я очень изменилась. «Мы тебя потеряли!» — говорят знакомые. «Не откладывай встречи с друзьями, — повторяет он. — Не хочу, чтобы все думали, будто я тебя узурпировал».
А я, наоборот, очень хочу, чтобы он меня «узурпировал»! Мне настолько хорошо с ним, что я никак не могу насладиться нашим общением, насытиться им.
У нас обоих очень напряженный рабочий график, но каждую свободную минуту мы проводим вместе. Я много и беззаботно хохочу. Мы идеально дополняем друг друга: я постоянно витаю в облаках, а он прочно стоит на земле.
По мере возможности он отвозит меня на работу и встречает. Мы ходим в театры. «Может, пойдем в Третьяковскую галерею?» — предложил он однажды.
Никогда не думала, что в наше время встречаются мужчины, которые могут пригласить девушку в картинную галерею. Стыдно признаться, но за восемь лет московской жизни я там ни разу не была. Мы весь день ходили, и у меня страшно разболелась спина. В упражнениях йоги есть одно, которым я спасаюсь. Надо наклониться, обхватить руками голени и максимально прижаться к ногам.
Со стороны выглядит это странно, особенно в Третьяковке. Говорю:
— Мне срочно надо сделать асану.
— Интересно, как ты себе это представляешь? — спрашивает он.
— Не знаю... Но мне очень нужно, поверь!
— Так... Ладно... Пойдем вон в тот угол. Я прикрою тебя, а ты тянись.
Он встал за моей спиной, я наклонилась... и тут раздался грозный рык:
— Молодые люди! А что это вы там делаете?!
Вопила смотрительница. Не думала, что у бабушки — божьего одуванчика может быть такой поставленный голос.
Ей бы со сцены выступать.
Все посетители тут же отвернулись от Кустодиева с Шишкиным и уставились на нас. Ужас! Пришлось спасаться бегством. Задыхаясь от сдерживаемого хохота, мы бросились к выходу.
Следующим культурным мероприятием должен был стать концерт Кристины Агилеры, я ее очень люблю. Но приезд певицы в Москву отменился. Я расстроилась. Вдруг он звонит и говорит:
— Собирайся на Украину.
— Зачем это? — спрашиваю.
— Агилеру слушать: она дает концерт в Киеве. Гостиницу и билеты я уже заказал. И на самолет тоже.
Я отказывалась верить. Думала — такое только в книжках бывает.
Раньше я очень боялась любых привязанностей и обязательств. А вдруг надоест? А вдруг окажется, что это не то? А уже поздно, уже семья. Но рядом с ним поняла, что страхи эти глупые. Я понимаю, что наш романтический период пройдет и потом будет по-другому. Но тоже хорошо. Я в это верю. Для меня удивительно и непривычно все время думать об одном человеке и стремиться к нему. Никогда такого со мной не было. Хотя увлекаться мне приходилось и раньше...
Двадцать шестого декабря родилась наша группа. А в феврале мы вместе с другими финалистами проекта «Фабрика звезд-1» уже отправились в концертный тур по России. Мы были в полной изоляции, как на подводной лодке, общались только друг с другом.
Каждый день — новый город. Мне было безумно тяжело и одиноко. И Леша Кабанов из группы «Корни» стал для меня спасательным кругом. Вернее, мы спасли друг друга. Тогда я выплеснула на Лешу всю накопившуюся за годы скитаний в Москве нежность.
Я с удовольствием за ним ухаживала: «Леша, тебе чаю налить? А еще что-нибудь будешь?» Ну и он, как мог, проявлял свою заботу. Хотя ему особенно тяжело было. Я-то до «Фабрики» уже два года жила без родителей, а он только что оторвался от мамы... Меня привлекли его беззащитность, отзывчивость, порядочность, честность. Ненавижу приспособленцев, которые прогибаются под любым мало-мальски сильным ветром. А в Леше, несмотря на кажущуюся «одуванчиковость», есть стержень.
Но гастрольный тур — не настоящая жизнь. Как только он заканчивается, на все, что там происходило, смотришь по-другому. У нас с Лешей было очень мало общего. Наши отношения не имели будущего, но расставание было мучительным. Случались и слезы, и истерики. Мы же оба совсем юными были, неопытными, одинокими, да еще с неуравновешенной артистической психикой...
После гастролей Леше хотелось такой же близости, такой же интенсивности общения, а мне — нет. У меня даже мысли не было, что мы можем жить вместе. Я не собиралась и не собираюсь тратить отпущенное мне бесценное время на то, чтобы «пробовать с кем-то пожить». Для меня это дико: как это — не женаты и живут вместе. Что это значит? Сегодня с одним, а завтра — с другим? Нет, я так не могу.
Момент расставания останется в памяти навсегда. Я до этого в эсэмэсках отказывалась от встреч, давала как-то обтекаемо понять, что не хочу продолжения. Трусила сказать прямо: «Леша, давай сейчас порвем, не получится ничего, не суждено». Мне казалось, это жестоко...
И вот мы столкнулись. То ли он из студии уходил, а я туда пришла, то ли наоборот. Дождь, мы стоим оба мокрые... И он говорит:
— Что вообще происходит? Как понимать тебя? Прошу, скажи прямо.
Я решилась:
— Леш, я тебя не люблю. Давай расстанемся.
И еще наврала зачем-то, что у меня есть другой. Дура! Мне казалось, если скажу про другого, это все обрубит, пусть больно, но сразу и насовсем.
Леша дернулся, словно его по лицу ударили, и сказал только:
— Понятно...
Он не плакал. Просила прощения и плакала я. Жалко очень было, но не себя — его...
После этого мы с Лешей очень долго не разговаривали, потом потихоньку начали здороваться... Сейчас встречаемся совсем как чужие. Я хотя бы пытаюсь общаться:
— Как дела? Как живешь?
Он же отвечает всегда подчеркнуто сухо:
— Нормально, спасибо.
И все.
Девчонки с самого начала говорили, что у нашего романа нет будущего, что мы слишком разные. Хотя мы с Лешей сверстники, иногда мне казалось, что я гораздо старше. Просто мы росли с ним в разных условиях. Я была старшей дочкой в семье, у меня еще три сестры. Я рано повзрослела, начала многое понимать, видеть, чувствовать.
Папа был постоянно в разъездах, он стал водителем-дальнобойщиком. Дедушка сказал: «Пение — это весело и забавно, но раз ты теперь женатый человек, займись чем-то серьезным». Он и занялся. А ведь у нас было огромное хозяйство: коровы, гуси, куры, утята, грушевый сад. Всем этим приходилось заниматься маме. А я старалась помогать, потому что видела не раз, как она плачет от усталости и бессилия.
Лет в пять я начала мыть посуду:
— Мама, я могу, вот посмотри.
Она посмотрела и сказала:
— О, теперь ты и будешь мыть.
А я просто хотела доказать, что могу быть полезной, так мне было ее жалко. Но мама выбрала свою судьбу сама и никогда не жаловалась...
Я целый день дома убиралась, что-то готовила. Пол мыла руками, стирала руками, никакой машинки не было. Гора белья — дети маленькие, сильно пачкаются, а для стирки только мыло хозяйственное, хлорный отбеливатель «Белизна» и синька. Я костяшки на пальцах стирала в кровь.
По весне в саду надо было очистить землю от старой травы, от опавших листьев, которые с осени остались.
А ведь это полтора гектара земли, и все — граблями. Руки были в жутких мозолях. Потом собранное надо было сжечь. Однажды я случайно сожгла и ограду, потому что очень близко к ней сделала костер. Как я перепугалась, думала — мне конец!..
А перед зимой другая забота. Привезут целый КамАЗ угля, его надо в сарай перетаскать в ведрах. И воду носили из колодца тоже ведрами.
В какой-то момент папа подался в коммерцию: пригонял машины из Европы. После одной из поездок купил семена огурцов, помидоров, взял в совхозе в аренду несколько гектаров земли. Ему там говорят:
— Ничего не вырастет, на этом поле восемнадцать лет не сажали.
— Дайте мне эту землю, что вырастет — то вырастет.
Получился такой урожай, что к нам местное телевидение и радио приезжали. Три года отец занимался сельским хозяйством более чем успешно, деньги мешками притаскивал. Мама отказывалась жить в доме, где хранятся такие суммы, боялась. Просила отца:
— Пожалуйста, пока есть деньги, давай переедем в Нальчик. Ведь нужно девочкам образование дать. Разве ты хочешь, чтобы они жили в селе, месили грязь и коров доили?
Но папа отвечал:
— Нет, я здесь родился и здесь умру!
На третий год наш папа прогорел. В финансах он плохо разбирался и людям, как выяснилось, доверял зря...
Наступил момент, когда дебет и кредит фатально не сошлись.
Нам пришлось продать дом и всем уехать в город. На съемной квартире прожили лет пять, только потом смогли купить скромненький домик...
Еще когда все было хорошо, отец вырыл котлован под искусственное озеро, залил воду, запустил рыбу, посадил вокруг деревья, купил катамаран, на котором мог покататься любой желающий. Едва папа разорился, односельчане спустили воду, собрали рыбу в ведра и растащили по домам жарить, а катамаран разобрали на металлолом...
Как папа это пережил — не знаю. Нам всем было очень тяжело. Мама торговала на рынке, отец снова сел за руль КамАЗа. Но тем не менее, в Нальчике он определил меня в музыкальную школу.
А когда я заканчивала девятый класс, сказал:
— Сатаней будет поступать в училище искусств. Пусть учится петь.
Мама высказывалась против:
— Пение — не профессия, это несерьезно, несолидно, ей же замуж выходить!
Но я всегда пела, сколько себя помню. И папа принял решение поддержать меня, дать возможность заниматься тем, чего просила моя душа. Я никогда не устану его за это благодарить.
Учебу я стала совмещать с работой в ресторане. Получилось это случайно. На свадьбе у двоюродного брата я пела со сцены все подряд — остановить не могли. И тогда директор ресторана, наша родственница, предложила отцу: «Пусть Сатаней попоет у нас.
Охрана серьезная, повсюду камеры, каждый вечер девочку будут привозить домой на служебном такси».
И я в семнадцать лет начала работать, приносить в семью зарплату. Родители меня никогда не спрашивали, сколько я получила, сколько себе оставила. Но я брала буквально копейки: на чай, перекусить. А если надо было купить одежду или косметику, всегда спрашивала:
— Мам, можно я возьму?
— Конечно, это же твои деньги.
— Нет, наши...
В один из вечеров в ресторан, где я выступала, зашел Арсен Баширович Каноков, заместитель постоянного представителя Кабардино-Балкарской Республики в Москве.
Сейчас он стал президентом нашей республики. Арсен Баширович послушал, как я пою, и сказал: «Ты очень талантливая девушка. Если надумаешь заниматься пением профессионально, обязательно поезжай в Москву и поступай в Гнесинку. Постараюсь тебе там помочь на первых порах».
После этого разговора я посоветовалась с папой, и он принял решение отпустить меня в Москву. Решение это было выстрадано. Мама с бабушкой очень переживали, родственники говорили отцу: «Ты с ума сошел, как можно ребенка отправить так далеко?!»
Мне же еще и восемнадцати не было. Но отец верил в меня. Мы с ним очень близкие люди. Больше всего на свете папа любил петь, но он не смог посвятить этому занятию жизнь: большая семья, дети, которых надо выучить...
Ему тоже непросто было отпускать меня одну так далеко, но как никто другой, он понимал: тяжело жить, когда не можешь заниматься тем, чего просит твоя душа. Мне кажется, он думал: «Пусть дочка добьется того, чего я был лишен».
И вот я оказалась в Москве, поступила в Российскую Академию музыки имени Гнесиных, правда, позволить себе могла только заочное отделение — надо было зарабатывать на жизнь. Сокурсник посоветовал мне пойти на кастинг в развлекательный комплекс «Кристалл». Меня взяли в шоу «Вояж мечты».
Помню, выступление затянулось до часу ночи. Для нас вызвали такси, чтобы развезти по домам. И вдруг машину, в которой я ехала с двумя девчонками, останавливает милиция. Проверка документов. А у меня как раз вчера закончилась регистрация.
Подумаешь, один день! Но милиционеры решили иначе.
— О, девушка, да у вас нет регистрации, давайте-ка проедем в отделение.
— Пожалуйста, только не это! Умоляю! — заплакала я.
К тому времени я лишь три месяца жила в Москве, не привыкла еще без родителей, боялась всего.
Они — ни в какую. А у меня ни денег с собой нет, ни мобильного. Попросила телефон у девочки-коллеги, набрала номер помощника Канокова — Игоря, больше в Москве мне обратиться было не к кому. «Игорь, меня в милицию забира-а-а-ют!» — прорыдала в трубку.
Господи! Это было так унизительно, так страшно.
Из-за решетки на меня глазели несколько девиц легкого поведения. Неужели и меня сейчас затолкают к ним?! Затолкали. Но девицы неожиданно стали за меня заступаться. Кричали милиционерам: «Изверги, отпустите ее! Вы же видите, она совсем ребенок».
Игорь все не ехал. Думала, задохнусь от ужаса. Но через три часа он меня все-таки забрал...
Я сталкивалась в Москве с разными людьми. Уверена: каждый человек, появляющийся в моей жизни, выполняет в ней какую-то миссию. Судьба не зря нас сводит. Хотя и не всегда эти встречи приносили радость, но каждая из них мне что-то дала: закалила, научила по-взрослому смотреть на мир, помогла лучше понять себя и окружающих. Даже, казалось бы, неудачная встреча с продюсером Юрием Айзеншписом.
Я раздобыла его телефон и начала доставать звонками, это называется «села на уши».
Рассказывала, какая я красивая, талантливая, умная, что моим именем, Сатаней, звали богиню, непорочно зачавшую богатыря, и означает оно «мать нартов», а нарты — это богатыри-воины...
— Вам надо поверить в меня и помочь с карьерой!
— Почему это должен делать я? — спросил несколько одуревший от моих исторических экскурсов Айзеншпис. — Может, кто-нибудь другой поможет, раз вы такая гениальная?!
— Но я только что приехала, меня никто не знает!
— Я, наверное, лопну от любопытства, если не увижу вас, — сдался он, — приезжайте.
Я была на седьмом небе от счастья.
Дело сделано — сама нашла себе продюсера! Но потом поразмыслила и решила, что для придания большего веса мне лучше явиться к нему с поддержкой в лице помощника Канокова.
— Хорошая девочка, — вынес Юрий Шмильевич вердикт, прослушав меня.
— А теперь, Сати, выйди, пожалуйста, нам надо поговорить, — попросил помощник.
Я попрощалась и отправилась ждать Игоря на улицу.
Они разговаривали минут двадцать.
— Ничего не получится, — сказал Игорь, подходя ко мне.
— Как?!
Почему не выйдет?! — накинулась я на него с вопросами. Но ответа так никогда и не узнала, Игорь не стал ничего объяснять...
Во всяком случае, из этой неудачи я сделала вывод: действовать в дальнейшем нужно самой, чтобы самой же отвечать за последствия.
Я стала без устали стучаться во все двери. Пришла на кастинг в мюзикл «Чикаго». Там спрашивают:
— Девочка, сколько тебе лет?
— Восемнадцать.
— Выглядишь на пятнадцать. Ты нам не подходишь.
Прогнали. Потом заглох проект у композитора Игоря Матеты.
От ворот поворот мне дали после двух месяцев репетиций в группе «Любовные истории», продюсируемой Валерием Белоцерковским: «Ты талантливая девочка, но не в этот раз...»
Я старалась не терять надежды и самообладания, но порой бывали тяжелейшие минуты, когда казалось, что я ничего в Москве не добьюсь. После неудачи с «Любовными историями» на целую неделю заперлась дома, не желая никого видеть. Ради карьеры я поставила крест на личной жизни, на корню пресекала любые ухаживания. Время утекало сквозь пальцы, и я злилась на весь мир.
«Ты всегда можешь вернуться домой», — говорила по телефону мама, чувствуя мое отчаяние. Но папа даже мысли такой не допускал: «Не сдавайся, дочка, раз наметила — борись».
Я и сама понимала, что если сейчас, пока молода и полна сил, не пробьюсь, потом шансов не будет. Ведь удалось же добиться известности моей землячке Кате Лель, значит, и я смогу!
...Было время, когда мы с Катей почему-то считались врагами, — бред какой-то! Однажды за кулисами сборного концерта я с ней столкнулась. Подбежала с радостной улыбкой на лице:
— Здравствуйте, Катя!
А она мне мимоходом:
— Ну здравствуй.
Точно ледяной водой окатила. Ладно, думаю, больше я вас не побеспокою.
В следующий раз иду мимо Кати с каменным лицом. А она мне вдруг кивает!
И как ее понимать? Решила: стану здороваться.
При очередной встрече говорю: «Здравствуйте». А она опять не отвечает!
Надо было положить этому конец. Подошла и предложила в нашей вражде непонятной разобраться. Оказалось, какой-то «добрый» человек передал Кате, что я о ней плохо отзывалась! Есть такие люди, которых хлебом не корми — дай стравить кого-нибудь друг с другом. В шоу-бизнесе это обычное дело. Но в нашем с Катей случае это просто ерунда какая-то! Чтобы я сказала плохое про землячку?! Да для меня она в Москве все равно что родственница! Мы вместе посмеялись и поговорили очень хорошо. Катя мне рассказала, как ей тоже нелегко было в столице в первое время. Спасибо ей за поддержку, мне она очень тогда была нужна.
Хотя сейчас я вспоминаю о своем периоде неудач почти с нежностью.
Только горечь поражений дает нам возможность ощутить сладость побед. Не знаю, правда, сколько бы мне пришлось этих побед ждать, если бы не «Фабрика звезд».
Я не сразу поняла, насколько интересен проект. Это же была первая «Фабрика». Мне позвонили с приглашением, а я подумала: очередной кастинг, который закончится ничем. Но когда пришла, увидела логотип Первого канала и узнала, что продюсером будет Игорь Матвиенко, у меня сердце заколотилось и я до боли, до крика захотела туда попасть.
Едва проект завершился, Игорь Матвиенко создал нашу группу «Фабрика», в которую кроме меня вошли Саша Савельева, Маша Алалыкина и Ира Тонева.
Я поначалу даже всплакнула: всегда мечтала о сольной карьере, а тут на сцене сразу четверо... Но потом поняла, как нам невероятно повезло с продюсером. Игорь Матвиенко — гениальный композитор и очень честный и порядочный человек. Знаю, о чем говорю, — лично имела однажды такой разговор, что отказывалась верить своим ушам. Предложение тот известный продюсер сделал недвусмысленное: «Либо ты платишь за то, что я тобой занимаюсь (сумма была названа неподъемная), либо есть другой вариант. Его мы можем обсудить сегодня вечером у меня дома...»
Никак не ожидала услышать это от такого человека. Разочарование было, конечно, очень сильное.
Мы начали выступать, а через полгода из группы ушла Маша. Для этого у нее было сразу несколько причин. Она хотела закончить учебу в Московском лингвистическом университете и не хотела нервировать будущего мужа, который был категорически против ее работы в шоу-бизнесе. Мы были на гастролях в Улан-Удэ, когда Маша попросила у меня мобильный, ее собственный почему-то не работал.
«Послезавтра я покидаю проект», — написала она в эсэмэске, которую отправила Матвиенко.
— Сати, ты с ума сошла?! — немедленно перезвонил Игорь.
— Это не я, это Маша, — ответила я.
Мы все очень переживали. «Пожалуйста, не делай этого!» — умоляли Машу. Боялись, что уход яркой Алалыкиной может разрушить группу.
Однако она была непреклонна.
Впоследствии у Маши родилась чудесная дочка Катя, но с мужем, ради которого наша подруга даже приняла ислам, у нее не сложилось...
После ухода Маши Матвиенко уговаривал взять четвертую участницу, но мы возразили хором: у нас троих общая «фабричная» история, мы прошли одинаковые испытания, и вдруг с нами будет выступать какой-то чужой человек?!
«Ну вы даете! Как, однако, спелись!» — расхохотался Игорь, и вопрос был закрыт.
Мы с девочками действительно спелись — в прямом и переносном смысле. Стали практически сестрами, но, правда, мой характер, вспыльчивый, жесткий, давал иногда себя знать, и мы ссорились.
С детства я всегда и во всем лезла вперед.
Есть такое слово «выскочка». Оно резкое и мне не нравится, но что-то такое во мне было. Я пыталась «тянуть одеяло» на себя. Чуть что не по мне — скандал. Повод найти не составляло труда. В гримерке нет сока и фруктов? А подать сюда администратора! В гостинице холодно? Менеджера ко мне!..
Уравновешенная Саша Савельева еще как-то сносила мои выкрутасы, а Иришка Тонева, когда я устраивала очередной разнос, не выдерживала, вставала и выходила из комнаты. «Ишь ты! Она меня, видите ли, игнорирует! Ну ничего!» — думала я и затаивала обиду.
Но однажды Иру буквально прорвало, точно гейзер.
Видимо, критическая масса моих выходок зашкалила за предельно допустимый уровень. «Неужели ты не понимаешь, что своим поведением уничтожаешь нас?! — почти кричала она. — Ты обладаешь мощнейшей энергетикой, но вместо того, чтобы поддерживать ею группу, выплескиваешь на нас негатив. Сати, ты делаешь людям больно! Разве ты не видишь этого?!»
Я растерялась. Мне и в голову не приходило, что я кому-то причиняю боль. У меня такой тип нервной системы: врожденная нервозность, сильные перепады настроения. Я считала, что это только мои проблемы. Но тут до меня дошел наконец смысл маминых слов, которая говорила иногда по поводу моего «воспитания» младших сестер, что я могу быть уничтожающе жестокой.
В тот вечер мы с Ирой обе рыдали. Для меня это были слезы очищения и раскаяния. Хотя процесс внутреннего обновления был непростым и начался не сразу.
Простите меня, девочки, за то, что мучила вас и часто бывала невыносима. Вела бездумный, дурацкий образ жизни. Мне нравился вечный праздник: тусовки каждый день, кафешки, ресторанчики, клубы... Как я могла быть такой — не знаю.
Постепенно недовольство собой накапливалось, и однажды я почувствовала, что вот уже лет пять у меня тянется «день сурка». Одни и те же песни, одни и те же лица, одни и те же ситуации. Да, я добилась известности, зарабатываю хорошие деньги, у меня есть дорогие вещи, всякие другие блага... Но получив все это, я поняла, что это не совсем то, к чему я стремилась.
И что меня такая жизнь до-ста-ла!
Был момент, когда вообще хотела бросить шоу-бизнес. Если бы любимый сказал: «Забираю тебя в тундру», — я бы, не сомневаясь ни секунды, уехала. Но беда в том, что некому было меня в эту тундру позвать.
Не знала, что делать, как дальше жить. И тут во время зарубежных гастролей «Фабрики» я познакомилась с человеком, который мне очень помог. Можно сказать, спас...
Он мне нравился, и я хотела предстать перед ним в лучшем свете. Я стала работать над собой, старалась сдерживаться, не обижать людей по пустякам, жить со всеми в мире. Мне кажется, он появился в моей жизни именно для того, чтобы помочь мне измениться.
Узнав, что из-за гастролей «Фабрики» я оставила учебу, он огорчился. Это по его совету я поступила в ГИТИС и занялась йогой. Сказал: «Она поможет обуздать твой буйный нрав».
Хотя сначала я его не оценила. Он был богат. А я всегда настороженно относилась к ухаживаниям богатеньких. Считала, что все они одного поля ягода — испорченные, с гнильцой. Поэтому разговаривала с ним достаточно холодно. Но по возвращении в Москву с удивлением увидела его сначала на одном мероприятии, в котором участвовала «Фабрика», потом на другом... Живя за границей, он умудрялся отслеживать наше расписание и выкраивать время, чтобы увидеться со мной. Меня это тронуло.
Он оказался внутренне свободным, легким и в то же время мудрым человеком. Этим меня привлек и сразил.
Мы много говорили на совершенно отвлеченные философские темы, о том, зачем мы существуем, почему, добившись многого, не чувствуем удовлетворения, что дает людям возможность ощутить полноту жизни...
Больше всего мне нравилось, как он слушает: очень внимательно и с интересом. Он мне давал возможность улетать в мои фантазии и с восхищением воспринимал мои откровения... Я видела, чувствовала это восхищение. И как цветок расцветала от общения с ним.
Он был на двенадцать лет старше, выходец из России, давно и прочно осел на Западе, где имел успешный бизнес. Рядом с ним я чувствовала себя такой хрупкой, а он казался большим и сильным и так серьезно ко мне относился. Но при этом опытной рукой держал дистанцию, не давая мне броситься в омут с головой: «Ты счастливая, зарабатываешь тем, чем живешь, — душой.
Об этом мечтают миллионы, а удается только избранным. Нужно это ценить». Тем самым он как бы говорил: «Ты не сможешь и не должна бросить сцену из-за меня».
Первый год мы встречались раз в месяц. И мне казалось, что с моей гастрольной жизнью это то, что надо. Потом свидания стали происходить раз в два и даже в три месяца. Последние пару лет мы встречались раз в полгода. Это уже не отношения.
Я очень хотела, чтобы мы были вместе. Но с каждым днем все яснее понимала, что этому не бывать.
Время и расстояние сделали свое дело... Не вышло.
Но сегодня я не жалею об этом. За прошедшее время я поняла, что не готова была к серьезным отношениям, не могла стать для зрелого человека равным партнером. Была слишком наивна и неопытна. Сейчас я другая, и возможно, увидев это, судьба вознаградила меня встречей с Ним.
Еще в тот, первый, день, когда я по-настоящему его увидела, Саша Савельева и Ира Тонева поняли, что со мной что-то случилось. Засыпали вопросами:
— Что с тобой? Влюбилась?
— Не скажу! — говорю. — Отстаньте!
Только маме вечером по телефону призналась. Но она все равно догадалась бы. Как заслышала мое щебетание, говорит: «Об одном, Сатаней, прошу: ты только не спеши».
Но у меня здравый смысл сейчас не работает. И не надо. Не хочу! У нас с ним такая связь, что я чувствую даже на расстоянии, когда он думает обо мне, когда грустит, когда занят или устал и у него что-то не получается. Он постоянно в моих мыслях, в сердце. И я от этого просто порхаю.
Он все время что-то придумывает, чтобы порадовать меня, облегчить жизнь. Как-то мне надо было проснуться в пять утра, чтобы не опоздать на самолет. Одновременно с будильником зазвонил мобильный. С изумлением увидела на дисплее его номер.
— Сати, с добрым утром!
— Бедный, ты зачем проснулся в такую рань?
— Но ты же сказала, что больше всего на свете не любишь рано вставать.
Я вряд ли смогу изменить твой гастрольный график и расписание самолетов, но моральную поддержку гарантирую, — засмеялся он.
И с тех пор где бы я ни была, он просыпается вместе со мной. Так и вижу, как он, усталый, поздней ночью заводит будильник, чтобы проснуться через пару часов и сказать: «Доброе утро, Сати!»
Я мечтала о любви и всей душой верила, что встречу мужчину, с которым окажется столько точек соприкосновения, как будто пазл сложился. Но есть одно, что меня тревожит...
Он очень цельный и целеустремленный, всего в жизни добился своими силами и умом. Школу окончил с золотой медалью, физико-математический факультет университета с красным дипломом.
Поступил в Финансовую академию, и снова красный диплом. Он никогда не пробовал курить, не выпивает. Настолько правильный, что не столкнись я с ним в своей жизни, ни за что не поверила бы, что такие бывают.
Никогда не думала, что мой избранник будет отличником. В школе они кажутся такими занудными, эти «ботаны». Но, видимо, всему свое время. Мы встретились именно сейчас, когда я могу оценить его ум, эрудицию, прекрасное чувство юмора. Мне с ним интересно еще и потому, что он очень азартный и буквально заражает меня своей неуемной энергией, страстью к тому новому, что еще можно узнать в жизни.
У него есть свой кодекс чести, по которому он выверяет все свои поступки и, увы, поступки других людей.
«Не все же такие правильные, как ты, людям свойственно ошибаться», — говорю я. Но он непреклонен и без всякого снисхождения относится к чужим грехам. Это единственный камень преткновения в наших отношениях. Только из-за этого возникают у нас конфликты и споры.
Я, как и все люди, оступалась в жизни. И мне он этого, к сожалению, простить не может. Его чувства очень сильные, страстные. Он хочет быть со мной, но принять меня до конца с моим прошлым у него не получается. Какое-то время мы общаемся, делая вид, что все нормально. Но потом я просто чувствую, как внутри него происходит борьба — между «правильными» установками и любовью к не всегда правильной Сати. И тогда он начинает говорить с болью и обидой: — Как же так?!
Почему ты не дождалась настоящего чувства?
Я не знаю, что отвечать на этот вопрос. Но свои прежние попытки не хочу считать ошибками. Это мой жизненный опыт.
— Не всем так везет, как тебе, не разменивающемуся на попытки, — говорю ему. — Не все такие цельные и бескомпромиссные.
Мне кажется, путь, которым идет каждый человек, дается свыше. Но он не принимает мою философию. Философия вообще единственная из наук, которую он не приемлет, считает «филькиной грамотой» и пустой болтовней. И за оценки по этому предмету он расплачивался с преподавателями коробками конфет.
Он считает, что в шоу-бизнесе много неприличного и вульгарного, когда неприкрытая сексуальность считается достоинством.
В этом я с ним абсолютно согласна. Тонкая талия и длинные ноги — это не то, чем стоит гордиться. А я, по неопытности, увы, иногда покупалась на такую «дешевку».
Он понимает, что я не смогу жить без сцены, и сам этого не допустит. Просто на сцене можно тоже существовать по-разному.
«Как же так! — в очередной раз восклицает он. — Ты же знала себе цену, а иногда вела себя так, как будто не знаешь...»
Я пытаюсь объяснить ему, что прошлого не воротишь. И не надо, поминутно оглядываясь на него, отравлять настоящее и будущее. И он это понимает, но... Можно заняться психоанализом, препарировать его чувства и разбирать на многие составляющие, а можно объяснить все обычной ревностью.
Какая-то мелочь, вдруг всплывающая в памяти, может испортить настроение.
Ему действительно сложно понять, каково это — быть слабым, сомневающимся, поддающимся соблазнам человеком. Но он ничего не требует, не диктует никаких условий, его единственная просьба ко мне — быть достойной самой себя.
Мои родители знают о нем, но никогда не видели. Привести мужчину в дом и как бы между прочим сказать: «Папа, мама, познакомьтесь — это мой любимый», я не могу. Несмотря на то, что мы ассимилировались в России и многие традиции ушли, такой поступок сочли бы дерзким и непристойным. И я с этим полностью согласна. Всему свое время.
Он знает, что я уже обжигалась. А я знаю, что он очень порядочный, честный и искренний, чтобы нехорошо со мной поступить. Мы откровенно говорим обо всем, но планов не строим. Пусть все идет своим чередом. Но это не значит, что мне нечего больше желать.
Скоро Новый год. В прошлый раз я загадала встретить свою любовь. Сегодня я не одна, но мне хочется большего. И я точно знаю, о чем попрошу в новогоднюю ночь.
Подпишись на наш канал в Telegram