Позвонил Филипп Киркоров: «Один человек по тебе умирает. Классный парень, майор милиции». — «Да ты что? Я замужняя женщина, у меня двое детей!»
Мне нужно было сделать радиорепортаж о студенческих капустниках в Ленинградском институте театра, музыки и кинематографии — том самом, куда я поступила год спустя. В ректорате порекомендовали четвертый курс актерского факультета: дескать, им в этом деле равных нет.
Так я познакомилась с компанией, в которую входили Толик Журавлев, Игорь Лифанов, Самвел Мужикян и два Димы — Хоронько и Нагиев. Последний по части внешности друзьям сильно проигрывал, и я слегка расстроилась, когда после записи передачи именно он вызвался меня провожать. У подъезда, целуя на прощание руку, Нагиев сказал, что «кажется, наконец-то встретил девушку своей мечты».
— А вы разве не женаты? — уточнила я.
— Что ты! У меня даже постоянной девушки нет и никогда не было. Так, мимолетные встречи... Но ты — совсем другое...
За признанием последовала просьба — узнать у руководства радиостанции, не найдется ли какой «халтуры» для обладателя красивого баритона.
Я дала хозяйке радио «Новый Петербург» Тамаре Петровне Людевиг пленку с записью Диминого голоса, и уже на следующий день Нагиев стал моим коллегой.
Мы начали ходить на все питерские премьеры — у студента театрального вуза Нагиева были «корочки», по которым нас бесплатно всюду пускали. Вел себя Дима пристойно: целоваться не лез, рукам воли не давал, но каждый вечер я слышала про «девушку мечты» и про «встречу, которая бывает раз в жизни»...
Со времени нашего знакомства прошло недели две, когда Дима пригласил меня на свой выпускной спектакль: «Пока неизвестно, в котором часу начало. Позвони завтра с утра — скажу, когда приходить».
И продиктовал номер домашнего телефона.
Трубку взял ребенок. Я попросила Диму. Когда послышался «красивый баритон», спросила:
— Это твой сын ответил?
— Нет, что ты! Соседский мальчик.
Перед началом спектакля ко мне в зале подсел Дима Хоронько:
— Не знаю зачем, но жена Нагиева просила, чтобы я тебе ее показал.
Я вытаращила глаза:
— Он женат?!
— А ты не знала? Ну, тогда понятно. Алиса слышала Димину реплику про соседского мальчика. Вообще-то это его сын...
Видишь, женщина сидит? В очках и с решительным профилем... Это и есть Алиса Шер, нагиевская супружница.
Наверняка Алиса почувствовала мой взгляд, но не повернулась и даже глаза не скосила — так и сидела, демонстрируя решительный профиль.
Спектакль я досмотрела до конца, но из зала выскочила одной из первых — только чтобы не встречаться с Нагиевым. Домой шла ужасно расстроенная. И вдруг остановилась, будто налетела на преграду: «Да это не мне, а его несчастной жене рыдать надо!» И тут же успокоилась.
Едва переступила порог — звонок от Нагиева:
— Ты чего убежала? Я тебя искал.
— Неужели? — делано изумилась я. — Привет соседскому мальчику и его маме!
И бросила трубку.
Нагиев звонил еще несколько раз, пытался объясниться. Я, не слушая, нажимала отбой.
Пару дней я еще поизображала обиду, а потом великодушно Диму простила. Мы даже посмеялись над тем, как ловко я его «раскрыла», и решили, что будем «просто дружить».
А вскоре Дима сделал нас с моей подружкой Яной своими наперсницами. Сажал напротив и рассказывал — в деталях и подробностях — про свои любовные похождения. Мы, две восемнадцатилетние дуры, слушали, открыв рты: «Жена узнала, что ты был у любовницы? Какой кошмар!», «Алиса нашла в пиджаке записку?
Ой, ужас! И что сказала?»
Наша с Димой дружба закончилась сразу, как только его жена пришла работать на радио. С первого дня Алиса стала передавать мне гадости, которые якобы говорил про меня Нагиев, а ему, судя по всему, пересказывала «мои» нелицеприятные отзывы. И однажды Дима просто перестал со мной разговаривать. Прошел мимо, будто я пустое место.
У Алисы — редкая интуиция. И потрясающая способность упреждать любую опасность, грозящую ее семейному благополучию. Родись она во Франции в XVIII веке, маркиза де Помпадур осталась бы не у дел. Думаю, именно благодаря этим талантам их брак с Нагиевым и просуществовал так долго. Дима ведь не из тех, кто создан для семьи и кого можно удержать ребенком.
Вот уже десять лет Нагиев делает вид, что со мной не знаком.
Мы несколько раз сталкивались в «Останкино», на светских мероприятиях. Я здоровалась, он не отвечал. В самом деле, даже интересно: чего же это Алиса тогда, в конце девяностых, ему наговорила?
Несостоявшийся роман с Димой мог стать для меня предметом долгих душевных переживаний, если бы вскоре я не встретила свою первую настоящую любовь...
Он был звукорежиссером на радиостанции, где я работала ведущей. Чудесный парень — умный, веселый, красивый и... готовый пожертвовать всем ради собственных удовольствий, которых у него было два: горные лыжи — зимой и байдарки — летом. Первые полгода, пока я еще не стала студенткой театрального института, нам удавалось проводить вместе пару вечеров в неделю.
Будних вечеров, потому что в выходные он сплавлялся по рекам или покорял снежные трассы. Когда к дневному отделению журфака, работе на радио и телевидении у меня прибавились занятия в актерской мастерской Игоря Владимирова, свидания на неделе пришлось отменить. Я приползала домой за полночь и во время позднего ужина засыпала с ложкой в руке.
Мои просьбы остаться на субботу и воскресенье в городе вызывали у Андрея искреннее недоумение: «А ребята? Они же меня ждут! Лучше перебирайся жить ко мне, тогда все ночи на неделе будут наши».
Моим родителям идея с переездом, мягко говоря, не понравилась. «Если уйдешь к нему, пожалеешь! — заявила мама.
— Потому что будешь виновата в моей смерти. Я поднимусь на четырнадцатый этаж — и прыгну!»
Я поверила: свою угрозу она может выполнить. У меня были на то основания.
Это случилось, когда я училась в седьмом классе. На уроке биологии учительница стала стыдить мальчишку, который не выучил урок. И тупицей обзывала, и уголовное будущее прочила. Родители у этого парня пили по-черному, и вся школа знала: вечерами он убегает из дома и прячется от побоев отца-алкоголика по чердакам. Биологичка тоже была в курсе «семейных обстоятельств», но плевать на них хотела.
Я не выдержала. Поднялась из-за парты и спросила: — Кто дал вам право его оскорблять?!
Он очень умный! И если бы у него была возможность нормально учиться...
Биологичка аж побелела от бешенства:
— Молчать!!! Выйди из класса!
Я закусила удила:
— Не уйду, пока вы не извинитесь перед Лешей!
На следующий день состоялось родительское собрание, где разбиралось мое персональное дело. С докладом выступила директор. В чем только меня, ученицу седьмого класса Марину Евстрахину, она не обвинила! В высокомерии, хамстве, оказываемом на класс дурном влиянии. А в конце, обращаясь к маме, выдала: «Вы знаете, что ваша дочь бегает на свидания к солдатам-стройбатовцам, которые рядом со школой возводят многоэтажку?
Педколлектив настоятельно требует, чтобы вы обратили на своего ребенка пристальное внимание, иначе глазом не успеете моргнуть, как она в подоле принесет!»
Мне было тринадцать лет, я ни разу не целовалась, а меня записали в малолетние шлюхи!
Когда мама переступила порог квартиры, ее трясло. Любая моя попытка вставить хоть слово вызывала новый приступ ярости. Папа стоял, прислонившись к стене, белый как мел.
— Саша, убери ее! — кричала мама. — Запри в комнате, иначе я ее убью! — И тут же, обращаясь ко мне: — Иди немедленно сюда! Ко мне, я сказала!!! Я сделаю так, что на тебя ни один парень не взглянет: будешь ходить уродиной!
Я увидела в ее руках ножницы.
— Мама, не надо!
— Садись на стул!
На пол полетели пряди волос.
Из глаз брызнули слезы:
— Я больше вообще в школу не пойду!
— Побежишь как миленькая!
Закрывшись в своей комнате, я упала ничком на кровать. Внутри все заходилось от обиды. Почему мама поверила директрисе, а меня даже не захотела выслушать?! Как теперь идти в школу? Как встретиться с Витей из 8 «А»? Он мне очень нравился и уже начал за мной ухаживать.
...Витя в окружении друзей стоял на школьном крыльце. Увидев меня, загоготал: «Гы! Смотрите, опричник идет!»
Казалось, жизнь кончилась.
...Маму я, конечно, простила. А став взрослее, нашла и оправдание ее поступку. Будучи «продуктом» советского воспитания, она была уверена: «Учитель врать не может».
Оговор и последовавшее за ним наказание я запомнила на всю жизнь. Сейчас, если случаются ситуации, когда слова Даши расходятся с «показаниями» взрослых: школьных педагогов, соседей — я верю дочери.
...Так что я хорошо знала, на что способна мама в гневе. Ее угроза заставила меня пойти на компромисс: — Хорошо, мы не будем до свадьбы жить вместе.
Но завтра же подадим заявление.
— Нет, не завтра! — отрезала мама. — А через полгода. Отсчет начинается с этой минуты. Ты вроде не глупая, значит, за это время поймешь: Андрей — не тот человек, с которым можно создавать семью.
Разговор с мамой состоялся в конце июня, а к Новому году я уже была одна — горнолыжник-байдарочник свел на нет свое присутствие в моей жизни. В сердце поселилась пустота, которая в двадцать лет кажется особенно невыносимой. И тут раздался телефонный звонок.
У директора по съемкам питерского ТВ Дмитрия Лютого был глубокий, интригующий голос. Он позвонил, чтобы предложить мне вести музыкальную программу.
От хандры не осталось и следа.
Помню, сама себе удивилась: «Чего это я? Поговорила с парнем пять минут — и в предвкушении встречи уже готова скакать от радости?» Разум быстро умолк, и из шифоньера на кровать полетели юбки, блузки, платья — перед Лютым я намеревалась предстать неотразимой.
...Директор по съемкам на телестудии меня не встретил. Оказалось, Дима в больнице, где ему должны делать серьезную операцию. Какую именно, никто не знал. А скорее, просто не хотели говорить... После выписки он на прежнее место работы не вернулся. Устроился в банк. Его друг руководил отделом, который занимался обменниками, и Дима стал управляющим одной из «точек».
Но я уже решила, что познакомлюсь с ним во что бы то ни стало. Разработала целый план. Меня к тому времени уже взяли работать на телевидение. Я стала ведущей. Пришла к руководству и предложила сделать цикл передач «Звезды глазами...» Главным героем первой должен был стать режиссер, второй — оператор, третьей — гример, четвертой — директор. Проект был принят, но я выдвинула условие: в качестве директора в нем примет участие Дмитрий Лютый. Меня пытались отговорить: «Но ведь он больше на телевидении не работает. Возьми другого!»
Я уперлась: «Нет, хочу Лютого!» В конце концов на меня махнули рукой: «Ну, Лютый — так Лютый...»
В тот же день я поехала к Диме в банк договариваться о съемке. Встреча проходила в кабинете его друга- начальника Володи, который сразу начал за мной активно ухаживать.
Ситуация сложилась самая что ни на есть дурацкая: Дима с каждым днем нравился мне все больше, но чтобы видеться с ним, я должна была принимать ухаживания его начальника.
Однажды я с родителями уехала на выходные за город, а когда вернулась, обнаружила на автоответчике полтора десятка сообщений от Димы: «У меня завтра день рождения, и я бы очень хотел видеть тебя среди гостей»; «День рождения уже сегодня. Позвони, скажи, куда за тобой заехать». И последнее сообщение — расстроенным-расстроенным голосом: «Мы уезжаем. Я так надеялся, что ты придешь...»
Я, чуть не прыгая от счастья, набираю номер Диминого телефона — и вдруг слышу: — Как хорошо, что ты не приехала!
Вовка выпил, сел за руль и на полном ходу врезался в дерево. У него тяжелая травма.
— А ты?! Ты как?!
— Я прямо перед аварией вышел из машины.
У Володи обнаружили перелом позвоночника, и он несколько недель лежал на растяжке. Мы с Димой регулярно его навещали. Придем, развлечем разговорами — и по домам. Я постоянно ловила на себе Димкины влюбленные взгляды и ждала каких-то слов. Но он молчал.
«Просто он очень порядочный, — рассуждала я. — Ему стыдно строить свое счастье, когда друг прикован к постели...» Однако ничего не изменилось и когда Володя стал поправляться: вставать с кровати, самостоятельно ходить.
В тот вечер я попросила Диму проводить меня до дома. Когда вошли в подъезд, порывисто обняла его и прошептала: «Я тебя очень люблю...»
Он сделал вид, что не услышал, — быстро попрощался и ушел. Два дня я не отвечала на его звонки. Просила родителей говорить, что меня нет дома. На третий мы встретились у Володьки в палате.
Я держалась холодно, даже надменно.
Из больницы вышли вместе. Дима взял меня за руку:
— Что случилось?
— А ты не понимаешь?! Я сказала, что люблю, а ты промолчал!
— Я боюсь.
— Чего?
— Что привяжусь к тебе, а ты меня бросишь. Та операция, после которой мне пришлось перейти на работу в банк... На телевидении нужно пахать сутками, а я уже не мог... Это была серьезная болезнь, и врачи сказали — она может вернуться... А ты... Ты молодая, красивая, талантливая. Тебя уже весь Питер знает. Такое будущее... Зачем я тебе?
Так вот откуда у него черные круги под глазами и постоянная тошнота, из-за которой Дима почти ничего не ест...
У меня перехватило горло:
— Димка, милый... Ну как ты мог подумать?.. Да я тебя так люблю, так люблю! От моей любви все твои болезни пройдут!
Мы уже несколько лет прожили в браке, когда Лютый однажды сказал: «Если бы не встретил тебя, меня бы уже, наверное, не было в живых.
Ты действительно вылечила меня своей любовью...»
Он был идеальным мужем. Угадывал каждое мое желание, старался выполнить любую прихоть. Тратить деньги на себя ему было жалко, зато я каждый год (инициатором выступал Лютый) меняла машину на более престижную. Уже рассекала по Питеру на «Гранд Чероки», когда Дима сподобился-таки купить себе первое авто — «99»-ку. До этого ездил на метро.
Обзаводиться детьми мы поначалу не спешили: мне нужно было закончить свои вузы, Диме — наладить работу в рекламном агентстве, которое он создал.
А когда решили, что пора, выяснилось: это не так просто. Два года я не могла забеременеть. Дима страдал, втайне считая, что виной всему его прошлая болезнь и послеоперационное лечение.
В то лето мы поехали в Израиль, и к Стене Плача я положила записку, в которой была единственная просьба: «Господи, пошли мне дочку!» Когда возвращались в Питер, в самолете, не удержавшись, спросила:
— Дима, а ты в своей записке чего попросил?
Он посмотрел то ли смущенно, то ли виновато:
— Чтобы у нас родилась девочка.
Через пять месяцев я узнала, что жду ребенка.
Дима присутствовал при родах.
Как сейчас помню: акушерка укладывает ему на сгиб локтя крошечный кулек, а у Лютого на глазах слезы и губы дрожат...
Даше было полтора года, когда у меня на работе начались проблемы. Точнее — на всех работах, поскольку трудилась Алла Довлатова (этот творческий псевдоним я взяла себе в самом начале журналистской карьеры: имя Алла мне всегда очень нравилось, а «однофамилицей» Сергея Довлатова я стала по совету мамы — большой поклонницы творчества писателя) сразу на нескольких телеканалах и радиостанциях. Программы стали закрываться одна за другой, новые проекты отметались с ходу. Гадать, откуда ноги растут, не приходилось.
В правительстве Санкт-Петербурга, которым руководил Владимир Яковлев, мой папа работал председателем Комитета по благоустройству и дорожному хозяйству. Должность самая что ни на есть «хлебная», если брать взятки. А отец не брал. Стало быть, и делиться ему было нечем. Последнее очень не нравилось одной высокопоставленной особе (не буду называть ее имени, поскольку эта дама уже давно на пенсии), которая сначала попыталась сместить отца, а когда не получилось — Яковлев отца очень ценил, — принялась за меня.
В конце концов работы в Питере для меня не стало. Совсем. Я была близка к отчаянию, когда позвонили из Москвы, с радио «Деловая волна»: «К нам попала кассета с записью ваших передач на питерском радио. Вы не могли бы приехать в Москву?» На следующее утро я была в столице.
Меня посадили вести прямой эфир. А когда передача закончилась, спросили: «Вам хватит недели, чтобы переехать из Питера и приступить к работе?»
Тут же позвонила мужу, рассказала о предложении. «Наверное, надо соглашаться. — Дима обреченно вздохнул. — Я же вижу, как ты извелась без работы. Только у меня поехать с вами сейчас не получится. Не могу бросить агентство, в которое вложено столько сил. К тому же в Москве мне вряд ли удастся быстро найти хорошее место — и что, я буду на шее у тебя сидеть?»
Первые полгода я летала к Диме каждые выходные, потом все реже и реже. К работе на радио прибавились роли в антрепризных спектаклях и ведение корпоративных торжеств и свадеб. Я зарабатывала на квартиру в Москве.
Теперь Дима прилетал к нам с Дашей.
Нечасто, раз в месяц-полтора. Я скучала по нему, радовалась встречам. Но уже на второй день ловила себя на том, что постоянно раздражаюсь. Из-за невымытой Димкой чашки, брошенной рубашки. Мы начали ссориться, чего прежде не бывало. И когда в 2003 году он вдруг сказал, что хочет переехать в Москву, я запротестовала:
— Мы будем постоянно ругаться и разведемся! Неужели ты не понимаешь, что за эти годы и ты, и я привыкли жить порознь?
— Так и скажи, что я тебе больше не нужен и давай разводиться!
— Не хочу я с тобой разводиться! У меня никого нет, веду себя прилично, тебе не изменяю... Прошу: оставим все как есть.
Не знаю, чем бы закончились эти наши возникавшие при каждой встрече разговоры, если бы я не узнала, что беременна.
Дима, дабы не трепать мне нервы, на какое-то время попытки воссоединиться с семьей оставил.
В глубине души я знала, что наши отношения уже никогда не будут прежними, что в конце концов мы разведемся и что растить двоих детей мне будет вдвое труднее. Но о том, чтобы сделать аборт, даже не помышляла. Во-первых, я давно мечтала о сыне, а во-вторых... Мне никто и никогда этого не внушал, но я еще девчонкой знала: ребенок — подарок Божий и лишить его жизни — самое страшное из преступлений.
Нам с Янкой было лет по семнадцать, когда в ходе очередной «философской» беседы я спросила подругу:
— А ты кого больше будешь любить: мужа или ребенка?
Янка вопросу удивилась:
— Конечно, мужа!
— А вот если вдруг выбор, кому умереть: мужу или ребенку?
Ты кем бы пожертвовала?
— Ребенком, — ответила рациональная Янка. — От мужа я еще одного рожу.
Как я тогда на нее напустилась! Скорее всего, мы разругались бы насмерть, если бы вдруг не обнаружили полное единодушие в отношении к абортам. Обе были категорически против. Простив Янку, я тут же разоткровенничалась: — Знаешь, я бы не стала делать аборт, даже если бы меня изнасиловал бомж.
Ребенок же не виноват, что его биологический отец — такой урод.
Пашку я рожала тяжело. Он лежал неправильно, и в конце концов пришлось делать кесарево. На сей раз в послеродовой палате со мной и Павликом осталась мама. Дима на своем присутствии не настаивал — сказал, что лучше побудет с Дашей.
Когда сыну исполнилось два года, муж снова заговорил о переезде. Я по-прежнему была против. И только однажды устыдилась собственной упертости, подумала: а вдруг и вправду все бы наладилось — ведь Димка так меня любит... Случилось это «просветление» шестнадцатого августа, в мой день рождения, когда из Питера доставили белый рояль. Именно такой, о каком я мечтала много лет. Это был подарок от мужа, отдавшего за роскошный инструмент все свои сбережения.
Впрочем, моего раскаяния хватило не надолго: когда через два дня Дима приехал, чтобы отметить двенадцатую годовщину нашей свадьбы, мы снова поругались:
— У тебя кто-то есть, и поэтому ты не хочешь, чтобы я переезжал!
— Нет у меня никого!
— Есть!
Напророчил, называется.
Это случилось ровно через месяц.
Восемнадцатого сентября 2006 года мне позвонил Филипп Киркоров:
— Один человек по тебе просто умирает!
Голову сломал, как бы с тобой пересечься, и вдруг слышит: я у тебя в эфире. А мы с ним сто лет знакомы! Классный парень, в РУБОПе работает.
— Да ты что, Филипп?! Я замужняя женщина, у меня двое детей!
— Ну что тебе стоит! Он столько раз мне помогал, а сам никогда ни с какими просьбами не обращался. Можно, он тебе позвонит? Просто поговорите.
— Зачем? Пусть приходит на мой спектакль. Скажи его фамилию — я оставлю у администратора контрамарку. В театре и увидимся.
— Какая ты скучная, Довлатова! Ты ему в эфире привет передай. А лучше разыграйте с Чижовым спектакль. Ты скажи: «Есть у меня, Андрюша, один поклонник, майор милиции. Очень хочет со мной познакомиться.
Как ты думаешь, стоит или нет?»
А он тебе: «С ума сошла, Довлатова! Мент какой-то! На фиг он тебе нужен?» Ты в ответ: «Назло тебе познакомлюсь!» — и обратишься к слушателям: «Товарищи, кто знает телефон майора милиции Алексея Бороды, отзовитесь! Я сама ему позвоню...»
В общем, Остапа, то есть Филиппа, понесло. Но ведь если Киркоров что-то задумал, он своего добьется. Пришлось пообещать «воспользоваться сценарием».
Прихожу в студию, излагаю «план Филиппа» Чижову. Тот хватается за голову: «Бред! Но ты не дрейфь, Довлатова — только начни, а уж я вырулю».
Произношу реплику про страстно желающего познакомиться со мной милиционера — и Чижов выдает: «Ой, Довлатова, не смеши меня! Он ни в жисть с тобой не свяжется. Тебе за тридцатник, двое детей — кому ты нужна?»
Устраиваем в эфире голосование: нужна или не нужна кому Довлатова с двумя детьми? Мужички-слушатели обрывают телефоны: «Нужна! Я прямо хоть сейчас в загс!»
Сажусь после эфира в машину — звонит радостный Киркоров:
— У меня сейчас Алексей был на связи — руга-а-а-лся: «Ты зачем эту клоунаду устроил? Я у тебя телефон просил, а не мировой славы на «Русском Радио»!» Но ничего, он парень свой, посердился немного — и отошел. Теперь разреши все-таки, чтобы я дал ему твой телефон.
Я начинаю не на шутку злиться:
— Не разрешаю!
У меня с мужем и так ужасные отношения, хорошо если тот бред, который я по твоей просьбе несла в эфире, он не слышал! А если слышал и решил, что я вправду себе какого-то милиционера нашла?
— Ну пожалуйста, ну Алюсечка, — канючит Филипп.
— Я же сказала: «Нет!»
Филипп бомбит эсэмэсками: «Я чувствую: это судьба. Будешь генеральшей. Разреши дать телефон».
В конце концов сдаюсь: «Хорошо. Пусть позвонит. Но только один раз».
Алексей позвонил буквально через минуту.
Я люблю играть сама с собой в такую игру: по голосу незнакомца составляю портрет, а потом, если представляется возможность, проверяю, насколько возникший в воображении облик схож с оригиналом.
Голос поклонника-майора мне понравился, но как я ни старалась — ни лица, ни фигуры «нарисовать» так и не смогла. Это обстоятельство подогрело мое любопытство, и встречи после спектакля, на который я пригласила Алексея, ждала с нетерпением.
Мы вышли на поклон. Две дамы протянули мне по букетику. Я обвела глазами зал: больше к сцене с цветами никто не пробирался. «Вот тебе и страстный поклонник! Понятно, что в нашей милиции маленькие зарплаты, но уж на одну-то розочку, наверное, наскрести можно было...» Только зашла в гримерку — стук в дверь.
Открываю — на пороге парень с огромной корзиной роз:
— Добрый вечер, Алла. Я Алексей. Это вам!
И смотрит так влюбленно и нежно, что я неожиданно для себя смущаюсь.
Принимаю корзину, говорю с упреком:
— Почему же вы мне ее на сцену не вынесли? Актерам приятно, когда цветы при всех дарят.
— Да-а-а, — тянет он, — а если бы вы потом забыли, что это я подарил?
Я не знала: плакать или смеяться. Ну кто мог ожидать от майора милиции такой трогательной непосредственности?
Вскоре в гримерку набилось полно народу. Стас Садальский, мой постоянный партнер по антрепризам, любит устраивать после спектакля междусобойчики. Не знаю почему, но с Бородой они друг другу сразу не понравились. И Стас не замедлил свое отношение выказать.
Когда по стаканчикам разлили коньяк, Леша сделал пару глотков.
Я удивилась:
— А вы разве не за рулем?
— За рулем.
— А почему тогда пьете?
— Да у них ксивы есть, — ответил за Алексея Садальский.
Тот вмиг напрягся: — У меня не ксива, а удостоверение.
Пить больше не стал.
Но полста граммов коньяку свое дело сделали — вызвавшись проводить меня до машины, он вдруг предложил:
— А почему бы нам не поехать сейчас в ресторан? Поужинать, поговорить?
— Меня на даче дети ждут, и эфир рано утром. Спокойной ночи!
— А завтра?
— Улетаю в Минск на гастроли.
— А послезавтра? — не унимался Алексей.
— Хорошо, давайте пообедаем вместе через три дня, в понедельник. Идет?
— Идет!
В понедельник мы пообедали в кафе, а через пару дней он снова пришел в театр. Я была без машины, и после спектакля Алексей вызвался подвезти меня до дачи. Когда высадил у ворот, я предложила: «Если хотите, можете зайти. Напою вас чаем. Только тише: все уже спят».
Мы проговорили до двух ночи. Алексей признался, что влюбился в меня сразу, как только увидел по телевизору в сериале «Тайны следствия», рассказал, как пытался вычислить мой адрес. Искал Аллу Довлатову и по московской, и по питерской милицейской базе, но никого подходящего по возрасту не нашел. Ему и в голову не приходило, что Алла Довлатова — не паспортные данные, а псевдоним. Отчаявшись найти адрес, стал подумывать о маленьком ДТП у ворот радиостанции. Волей-неволей участникам ведь пришлось бы познакомиться...
Сидим, веселимся, прикидываем варианты, по которым могли развиваться события, если бы Филипп не взял на себя роль свахи. И вдруг Леша становится очень серьезным:
— Я хочу, чтобы между нами все было по-честному. Я женат, но мой брак давно стал формальностью. Я развожусь.
— А зачем вы мне это говорите? По-моему, я никаких авансов не давала.
— Хочу, чтобы ты знала: я совершенно свободен.
Его переход на «ты» не резанул ухо, не вызвал в душе протеста, но сама я сокращать дистанцию не собиралась:
— Ну и слава богу, поздравляю вас. Давайте спать — вот-вот уже светать начнет.
Я постелила Алексею внизу, в гостевой комнате, сама поднялась наверх, в спальню.
Утро было заполнено привычной кутерьмой: я собиралась на работу, Даша — в школу. Про то, что у меня в гостевой спит Алексей, я начисто забыла. Вспомнила, когда уже завела двигатель. Побежала обратно в дом:
— Галина Ивановна, там у нас человек спит, так что вы не пугайтесь и накормите его завтраком, когда встанет.
— Спасибо, что предупредила, — няня склонилась в шутливом поклоне. — А то бы мы тут с Пашей перепугались до смерти.
Опасения няни насчет Паши оказались напрасными. В первую же минуту между ним и Алексеем случилась какая-то «химия».
Пашка, которому в ту пору было два года четыре месяца, чужих людей не жаловал, а тут вдруг расплылся в улыбке и протянул незнакомому дяденьке любимую машинку. Вещь, с которой не расстался бы ни за что на свете.
Галина Ивановна ахнула: «Вот это признание! Я с тобой с первого дня, но ты мне ни одной машинки никогда не подарил. Эх, Паша, Паша...»
«Мальчики» поиграли полчаса, а потом Алексей уехал на работу. Звонит мне в полдень:
— Ты вечером как? Не занята?
— Иду на спектакль в Театр эстрады, там мои друзья-земляки играют: Макс Леонидов и Андрей Ургант. Хотите пойти со мной?
— С удовольствием! Это мои любимые артисты! Вообще театр — моя слабость.
Позже выяснилось, что «заядлый театрал» Алексей Борода последний раз (если не считать двух постановок, в которых я принимала участие и на которых он побывал в течение последней недели) ходил в храм Мельпомены еще школьником.
После спектакля он опять повез меня на дачу. И всю дорогу рассказывал о своей жизни.
В первый раз Алексей женился рано, сразу после окончания института. В вузе его учили строить мосты и тоннели, но к будущей профессии он быстро охладел. Его кумиром был Александр Невзоров*, ведущий программы «600 секунд», которая в ту пору гремела на всю страну. Будучи студентом третьего курса, Алексей устроился охранником в московскую телекомпанию ВКТ, делавшую передачи для канала «Россия».
Должность, прямо скажем, не самая творческая, но шаг к тележурналистике был сделан.
Однажды, наблюдая, как телевизионщики снимают постановочный сюжет, «секьюрити» вмешался: «Ну, скучно же у вас получается! Никаких спецэффектов! Давайте я в кадре гореть буду!»
Живым факелом Алексей метался по коридору телекомпании, и когда ее президент Владимир Ананич увидел готовый материал, ему едва не стало плохо. В здании только что закончился ремонт, в студиях дорогущее оборудование! А если бы пожар? Влетело тогда всей съемочной группе. А охраннику Бороде предложили: «Раз ты такой творческий, может, передачу попробуешь делать?» Он с радостью согласился.
Два года вел на «России» «Милицейскую хронику», потом перешел на ТВЦ — ведущим «Петровки, 38». Готовя ежедневную программу, Алексей буквально жил на телевидении, но и деньги получал, конечно, солидные. Зарплата — дай бог каждому, от начальства — одни похвалы и премии, а он рвался служить в РУБОПе. И однажды явился домой с известием: «Я ушел с телевидения. С завтрашнего дня работаю в милиции. Звание — лейтенант». Жена и теща — в шоке: «Как в милиции? Там же зарплаты с гулькин нос!» — «Ну и что! Другие же живут — вот и мы сможем!»
Выслушав эту историю, я спросила:
— Ты что, принимая такое важное решение, с женой даже не посоветовался?
Он пожал плечами: — Зачем?
Я же знал, что она будет против. — Перехватил мой недоуменный взгляд и добавил: — Если бы на ее месте была ты, я бы так не сделал.
Повисла пауза. Ее прервал Леша:
— Скажи честно, ты тоже была бы против? Из-за денег? Они для тебя очень важны?
— Нет, не важны! Я бы протестовала, но не из-за денег. А из-за того, что близкий мне человек будет каждый день подвергаться опасности...
Вскоре после перехода в РУБОП Алексей с женой развелся и стал жить один. Работа в отделе, который занимался поиском похищенных людей и освобождением заложников, была адская. Каждый день как на войне. Засады, преследования, слезы и отчаяние людей, чьих близких похитили бандиты.
Рисковали ребята и собственными жизнями — несколько раз Алексей чудом избежал смерти. Напряжение снимали, как принято, выпивкой, собираясь в Лешиной холостяцкой квартире. Леша понял: еще немного — и он начнет спиваться. Сказал себе: «Больше так продолжаться не может! Надо жениться — и немедленно!» А вскоре встретил в компании бывшую сослуживицу с ВКТ, пригласил в гости. Она пришла, да так и осталась. Через полгода они расписались.
Вторая супруга была старше Алексея и первое время постоянно заводила разговор о ребенке: «Давай родим маленького. Годы уходят, вдруг я потом не смогу...» Леша отговаривался опасной работой: мол, а если со мной что-то случится — как ты будешь одна, с малышом на руках? Но она чувствовала: причина в другом — муж ее не любит.
«Я с каждым днем все отчетливей понимал: семьи не получилось, но порвать отношения, развестись не решался.
Теперь вот думаю: делал это напрасно... Чем раньше мы разойдемся, тем больше у нее шансов встретить своего мужчину, родить ребенка...»
Дома, как и в прошлый раз, все уже спали. Мы прошли в столовую, я приготовила чай. Мы опять проговорили несколько часов. В какой-то момент Леша потянулся ко мне, чтобы обнять, но я выскользнула из его рук и решительно заявила:
— Все — пора по разным комнатам.
Алексей свел брови к переносице: — Или с тобой, или я уеду.
— С ума сошел?
Три часа ночи!
— Тогда — никаких разных комнат.
— Я так понимаю: прежде от девушек ты отказа не слышал. Считай, что сегодня особый случай. Я уважаю себя и свой дом. Кроме того, уверена, что две недели знакомства — недостаточный срок для близости, даже с человеком, который тебе очень симпатичен.
Читаю отповедь и вижу: страстный огонь в его глазах потухать не собирается. Меняю тактику:
— Леша! Ты ведь такой деликатный! Наверное, в милиции ты такой один?
Он расплывается в ответной улыбке. Как же мужчины отзывчивы на лесть!
Даже такую прямолинейную и незатейливую. Леша безропотно отправляется спать в гостевую комнату.
Утром Алексей уехал в город, я весь день провозилась с детьми, а вечером отправилась вести свадьбу. В разгар веселья на мой телефон пришла эсэмэска: «Я сказал жене, что сегодня ночевал с женщиной любимою, без которой больше жить просто не могу». Я обалдела. Оказывается, есть майоры милиции, которые пишут стихи! Творчеством Трофима я не увлекалась и не знала, что это цитата.
Через два часа, когда уже ехала на дачу, звонок:
— Я собрал вещи и перебрался к другу. Завтра подаю заявление на развод. Где ты сейчас?
— Подъезжаю к даче.
Он еще что-то спрашивает, а у меня все мысли о том, что сегодня прилетел Дима. Еду и молюсь: «Только бы он уже уснул, только бы не ждал меня». Разговаривать с мужем как ни в чем не бывало, а тем более принимать его ласки я бы не смогла.
К счастью, свет во всех окнах был погашен. Я постелила себе внизу — в той самой гостевой комнате, где ночевал Алексей. Едва закрыла глаза, звонок от него:
— Ты уже дома?
— Да.
— А я у друга.
Повисла пауза. Чувствую, Алексей ждет, что я его позову, приглашу приехать.
В голове крутится: «Ну почему раньше не сказала, что замужем? Нужно было, глядя прямо в глаза. Все объяснив про наши с Димой отношения...»
— Понимаешь... — начинаю я и замолкаю. — Я не могу тебя сегодня пригласить. Муж приехал.
Будто вижу его растерянное лицо:
— Какой муж?.. Ты... замужем? Почему молчишь?! Надеюсь, муж бывший?
В голосе Леши такое отчаяние, что я отвечаю:
— Теперь уже — да.
Вечером следующего дня Дима улетает в Санкт-Петербург. До самого отъезда в аэропорт возится с Пашкой и помогает Даше решать задачки. Я смотрю на него, а внутри — паника: «Надо рассказать про Алексея!
...А о чем, собственно, рассказывать? Все вилами по воде. Что у меня с ним? Ничего! Люблю его, по-настоящему люблю, но из-за детей не имею права... Или имею? «Не могут дети быть счастливыми, если их мать несчастна» — кто это сказал? Не помню... А Дима? Если он узнает, что я бросаю его ради другого мужчины, — вдруг из-за стресса вернется старая болезнь? Никогда себе этого не прощу. Лучше дождаться, когда он сам снова заговорит о разводе, и дать согласие. Его мужское самолюбие не пострадает, и он все легче переживет...»
Сколько раз я потом пожалела, что не решилась на откровенный разговор с Димой, не рассказала все сама! За меня это сделала одна из подруг. Или ее муж.
В выходные я позвала семейную пару на дачу: — Алексей, про которого я вам говорила, тоже будет.
Хочу, чтобы вы познакомились.
— Смотрины устраиваешь?
— Нет, просто хочу провести время с дорогими мне людьми. С вами и с ним.
Мне очень нужно было с кем-то посоветоваться. Нужно было, чтобы кто-то помог принять решение... Подруга с мужем приехали, но если раньше наши посиделки растягивались на два дня, на сей раз через пару часов гости вдруг засобирались домой. И уехали, несмотря на то, что я чуть ли не умоляла их остаться.
Следующим вечером мы с Алексеем были на дне рождения у его сослуживца. После торжества он подвез меня до подъезда моей московской квартиры. Взял руки в свои ладони, посмотрел в глаза:
— Если бы ты знала, как сильно я тебя люблю.
Его губы прикоснулись к моим.
Робкие и нетерпеливые одновременно. И такие горячие! Я подалась навстречу, обвила его шею руками.
— Я уже и забыла... как это бывает... — От долгого поцелуя кружилась голова, внутри все жгло и трепетало — будто кто-то развел на ветру огонь. — Но мы не должны...
Договорить не успела — запел мой мобильный. Несколько мгновений смотрела на экран телефона, пытаясь прийти в себя. Наконец нажала кнопку.
— Ты где сейчас? — казалось, Димин голос вот-вот сорвется от напряжения.
— Стою с Чижовым у своего подъезда, — соврала я. — Он меня подвез с тусовки.
— Дай Чижову трубку!
— Не дам.
— Почему? Ты только что сказала, что он рядом с тобой!
Я изобразила негодование:
— Что это за проверки такие? Я, кажется, тебе поводов для подозрений не давала.
— Если я сейчас голос Чижова не услышу, значит, ты мне врешь.
— Подожди, я сейчас поднимусь домой и перезвоню.
Отключив телефон, говорю Алексею: — Ты поезжай.
У меня сейчас будет серьезный разговор.
— Можно, я тут подожду?
— Ладно, подожди.
— А как я узнаю, чем закончился разговор? Ты мне позвонишь?
— Поднимайся ко мне минут через пятнадцать...
Оказавшись в квартире, набираю номер Димы.
Он едва сдерживается:
— Все, разводимся! Детей я, конечно, не брошу, но ты мне больше не жена!
Я, хоть и была готова к таким словам, не выдержала — разрыдалась. Через четверть часа в дверь позвонил Леша.
Спросил с порога:
— Ты ему призналась? Рассказала про нас?
— Нет, не смогла.
— Почему?
— Кажется, за меня это кто-то уже сделал...
— Ну и слава богу!
...В эту ночь Леша остался у меня. И со мной.
Через две недели муж прилетел в Москву. Позвонил, когда я была на работе. Сказал, что нам необходимо встретиться на нейтральной территории.
С каждой минутой я все больше убеждалась: Дмитрий владеет полной информацией об Алексее и о том, где и когда мы с ним встречались.
Сомнений не осталось: меня «сдали» подруга и ее муж. Только они знали то, что вывалил на мою голову Дима.
Отпираться не было смысла, но я продолжала стоять насмерть: «Это вранье. У меня никого нет». Спросите зачем — не отвечу. Просто вдруг вспомнила слова отца, который еще в детстве учил: «Даже если тебя приперли к стенке — не признавайся! Держись своего — и точка!»
Я и держалась.
На следующий день после разговора с Димой я забрала детей и улетела в Сочи. И там «загремела» в больницу с острым пиелонефритом. Врачи сказали: причиной болезни стал сильнейший стресс. Муж остался в Москве и тоже слег.
За ним ухаживала няня детей Галина Ивановна. В Питер Дима улетел за день до нашего возвращения с юга.
С подругой я объясняться не стала — просто свела наши отношения на нет. Это было нетрудно: мы хоть и работали обе на «Русском Радио», но на службе почти не пересекались.
Алексей свой развод оформил быстро, а мой бракоразводный процесс длился почти три месяца. Раз-два в неделю Леша оставался у меня на ночь, но всякий раз уезжал рано утром. До того, как проснется Даша. Мы всячески оттягивали момент, когда ей придется все рассказать.
Наконец мне позвонили и сказали: «Ваш развод с гражданином Лютым оформлен». Я тут же набрала Лешин номер: «С тобой говорит свободная женщина!» Он пришел с огромным букетом.
Мы поднимались на эскалаторе, когда Алексей вынул из кармана коробочку, дрожащими от волнения пальцами достал из нее кольцо и спросил:
— Ты будешь моей женой?
— Да, — ответила я и чуть не рухнула навзничь — стояла-то спиной, а ступеньки вдруг закончились...
Больше откладывать разговор с Дашей было нельзя. Я села перед дочкой на корточки, попросила посмотреть мне в глаза:
— Мы с Лешей решили пожениться. Как ты к этому относишься?
— Ты знаешь, что плохо. Я люблю папу.
— Доченька, так бывает: взрослые расстаются, но они же после этого не перестают любить своих детей.
Папа будет приезжать к тебе и Павлику так часто, как только сможет.
Даша вздохнула:
— Ладно, женитесь, но только после моего дня рождения.
— Конечно, как скажешь.
Разговор был в марте, а день рождения дочки в июне. Пришлось отложить свадьбу на середину лета. Но Леша уже переехал жить к нам. Я видела, как тяжело Дашке мириться с его присутствием в доме. Контакта не получалось. Мне даже пришлось нанять для нее психолога.
С Пашей было проще. Он совсем скоро и без всяких «наущений» начал звать Лешу папой. Диму, когда тот прилетал навестить детей, называл так же.
Наличие двух пап его не смущало. Как не смущает до сих пор.
В конце концов Алексея приняла и Даша. Я поняла это, когда мы все вместе ехали на вокзал, чтобы отправиться на поезде в Финляндию. Уже подъезжали к Комсомольской площади, а Алексей все продолжал давать поручения водителю: «Завтра забери мой российский паспорт и отвези его...»
Договорить ему не дал Дашин вопль: «Мама, Леша забыл свой паспорт!!! Значит, он с нами не поедет? А как же мы без него?»
Леша обернулся. В его глазах было такое облегчение! «Вы без меня никак! — он состроил смешную рожицу. — Поэтому я еду с вами».
Даша захлопала в ладоши, а я чуть не разревелась.
Обряд венчания был назначен на двадцатое июля.
Накануне вечером, примеряя подвенечное платье, я вдруг обнаружила, что корсет мне так тесен, что даже дышать трудно. И это при том, что из-за предсвадебных хлопот я в последние дни почти ничего не ела. Вкупе с недельной «задержкой» это наводило на размышления... Утром двадцатого я сбегала в ближайшую аптеку и купила тест на беременность. Результат оказался положительным. Леше я сказала об этом, когда мы ехали в церковь. Он радостно схватил меня в охапку, прижал к себе.
Прошло месяца полтора. О беременности, кроме Леши, знали только мои родители. И вот как-то Даша возвращается из школы домой и видит меня в купальнике — я не успела переодеться после массажа.
Направляется прямо ко мне, вытянув вперед руку, кладет ладошку на мой живот и говорит:
— Мама, там кто-то есть.
Я вдруг смущаюсь:
— Просто я плотно поела.
— Нет, мамочка! Там кто-то живой.
Пришлось «колоться». Помню, какими глазами смотрел на меня массажист Гарик — он-то ничего не заметил. А Даша уже с заказом:
— Только умоляю тебя: роди сестренку! Второго Пашу я не выдержу!
Я и сама хотела дочку. Где-то в глубине души жил страх: а вдруг, если родится сын, Алексей охладеет к Пашке? И УЗИ показало, что я жду девочку!
Во время беременности я наблюдалась у знаменитого гинеколога-акушера Марка Аркадьевича Курцера. Вместе с ним мы решили: «Несмотря на предыдущее кесарево, на сей раз будем рожать самостоятельно!»
Только отошли воды, Леша усадил меня в машину и повез на Севастопольский, в Перинатальный центр. И там мы с ним, чтобы стимулировать схватки, принялись мерить шагами коридор. За пятнадцать часов прошли, наверное, километров двадцать. Время от времени к нам присоединялся Марк Аркадьевич:
— Алла, может, все-таки кесарево? Ты же уже еле ноги таскаешь!
Я качала головой:
— Нет, попробую сама.
И все же пришлось делать операцию. Дальнейшее промедление могло сказаться на ребенке. Курцер, окинув Алексея с ног до головы взглядом-рентгеном, сказал: «Думаю, в порядке исключения могу пропустить вас в оперблок. Судя по всему, вы не из пугливых — сама профессия обязывает...»
И Леша просидел рядом все время, пока длилась операция. Потом меня отправили в реанимацию, а он помчался покупать цветы. Уставил ими всю палату, куда меня на каталке привезли к вечеру следующего дня.
Кровати стояли вдоль стен, между ними — тумбочка.
Леша предложил: «Давай я их сдвину. С какой стати мы будем спать порознь?»
Утром доктор Курцер пришел с обходом и застал нас сладко дремлющими в объятиях друг друга.
«Вот это да! — Марк Аркадьевич всплеснул руками и захохотал. — В воздухе пахнет страстью! Теперь никаких сомнений: выздоровеешь моментом!»
С рождением Сашеньки забот в нашей семье прибавилось и муж уже не может так часто, как раньше, проводить выходные с дочерью от первого брака. Мне кажется, девочка по этому поводу очень переживает, поэтому я, когда устраиваю Даше и Павлику какой-то особенный праздник, необычное развлечение, стараюсь пригласить и Наташу. Но она отказывается. Не хочет знакомиться с новой семьей папы. Надеюсь, это временно.
Дмитрий приезжает в Москву, как только у него выдается пара свободных дней. Если дети зовут меня погулять вчетвером, я нахожу повод, чтобы отказаться.
Не хочу, чтобы Дима чувствовал себя скованно. Пока он не женат, и я молю бога, чтобы его избранницей стала умная женщина, которую не будут раздражать его забота о детях от предыдущего брака, поездки к ним, телефонные разговоры. Верю, что Дима еще встретит большую любовь — он этого достоин...
В последнее время о том, что «Лютый — классный парень», мне не устает напоминать и Стас Садальский. Тот самый Стас, который еще три года назад костерил Диму на чем свет стоит: «Муж называется! Все тащишь на себе!» Тогда он на дух не переносил Дмитрия, теперь точно так же не любит Алексея.
В прошлом году один мой поклонник, приятель Стаса, вынес на сцену корзину цветов. Муж перехватил его за кулисами: «Ваша жена в курсе, где вы сейчас? Или для нее вы на работе? А своей супруге вы давно такие цветы дарили?
Давайте сейчас ей позвоним и расскажем, где вы и кому презенты преподносите!»
Стас этот разговор слышал и пришел в неистовство: заявил, что если еще хоть раз Борода явится на наш спектакль, он со мной на сцену больше не выйдет. Если бы я не вмешалась, дело кончилось бы дракой.
В другой раз Стас взбесился, когда Алексей меня, как выражается Садальский, «выследил».
После репетиции мы с Эвелиной Блёданс и Стасом решили пойти на светскую вечеринку в ресторане «Паша». Я позвонила мужу:
— Блёданс предложила заглянуть на тусовку — я согласилась. У тебя же — ты сам говорил — сегодня вечером дела.
— Вы вдвоем будете?
— Нет, с нами еще Стас.
— А без Садальского никак?
Этот твой Стас меня терпеть не может и наизнанку вывернется, чтобы нас поссорить. Я настаиваю, чтобы ваши отношения ограничивались только рамками работы.
— Ну чего ты раскипятился? Это тоже работа.
— А где будет тусовка?
Я решаю слукавить:
— Еще не знаю.
Сидим в ресторане, болтаем, смеемся. И вдруг в дверях мой муж! Грознее тучи!
Я быстро засобиралась: «Все, ребята, я пошла».
Беру Лешу за локоть и тащу от греха подальше:
— Как ты меня вычислил?
Почему не позвонил?
— Посмотри на свой телефон, там десять неотвеченных вызовов. А найти тебя я могу всегда и везде — забыла, где работаю?
Я состроила трагическую мину:
— Выходит, от тебя не скрыться...
Леша кинул на меня подозрительный взгляд:
— Даже не пытайся.
Мы посмотрели друг на друга и расхохотались.
Садальский рассказал об этом случае всей театральной тусовке, непременно добавляя, что «уважающая себя женщина такой тотальной слежкой была бы смертельно оскорблена».
А я даже не обиделась. Потому что люблю Лешу таким, какой он есть. С его «дикой» ревностью, сумасшедшей работой, непростым характером. С его проблемами и удачами. Люблю так сильно, что не представляю, как я могла раньше жить без него...
Подпишись на наш канал в Telegram