Свобода! Мы врубили Ленни Кравица, открыли окно машины, я ловила руками ветер, подставляла ему лицо.
Я вернулась с гастролей на дачу в Подмосковье, где живет наша семья. Страшно подумать, сколько впереди разных неотложных дел! В голове кутерьма от мыслей — как все успеть. Полуторагодовалая Сашенька выбежала на крыльцо. Радостно взглянула в мою сторону, но у нее уже свои заботы.
— Подойди, хоть поцелуй маму, — попросила ее.
Она звонко чмокнула меня в щеку.
— Саша пошла! — сказала и ринулась в сад на поиски жучков и паучков.
Я расстроилась — ребенок уже самостоятельный, свои интересы, увлечения.
С появлением Саши я перестала уезжать из дома больше чем на три-четыре концерта в неделю. Скучаю, но, к сожалению, быть рядом постоянно не получается. Завтра с утра съемка и интервью, а вечером надо в студию. И дома — одно купить, другое починить… Сидела и думала об этом, пока не приехал Леша, отец Сашеньки, человек, с которым мне всегда хорошо и спокойно.
— Футболку где-то испачкал, — сказал он, снял ее и сел рядом. — Столько всего сделать надо, — добавил со вздохом, подперев щеку кулаком.
— И мне, — отозвалась я.
— А так в Казань хочется...
Лешка помолчал секунд пять и говорит:
— Поехали!
Мы тут же встали и как были: я босиком — всегда хожу на даче без обуви, он — по пояс голый, сели в машину и помчались в мой родной город.
По дороге я первым делом позвонила Сашиной няне. Она ничуть не удивилась нашему внезапному исчезновению, привыкла, что оба родителя ее подопечной постоянно куда-то едут, летят, могут сорваться из дома в любой момент. Потом набрала тех, с кем связана по работе, и все перенесла на другой день, услышав в ответ: «Ура! Гуляем! Выходной!» Трасса Москва—Казань оказалась отличной: ремонт, в отличие от московских дорог, — только в одном месте.
По пути мы заехали в «Макдоналдс». Свобода, да здравствует калорийный фастфуд! Мы врубили Ленни Кравица, открыли окна, и я ловила руками ветер, подставляла ему лицо.
Бессменный водитель — Леша. С тех пор как я однажды «приехала», за руль не сажусь.
Права мне подарили добрые товарищи на восемнадцатилетие — в нашей стране так бывает. Думала — что тут сложного? Сел и поехал, я же прирожденный «Шумахер». Гоняла на сумасшедшей скорости, не знаю какой, потому что, нажимая на педаль газа, забывала смотреть на спидометр. Людям с таким «талантом» вождение противопоказано. Вот только сами они об этом не догадываются до поры до времени.
Имея за плечами две недели водительского стажа, я поехала на день рождения к приятелю.
Рядом, на пассажирском сиденье, лежал огромный торт. И вдруг страшный удар. Мой древний «додж» врезался в синюю «шестерку» и сложился домиком. Сработали подушки безопасности. Выходящий из них воздух почему-то был черным, как дым от костра. Заволокло весь салон. Я нащупала ручку двери — не открывается.
«Так, — рассуждала я, — машина заперта и горит. Наверное, сейчас взорвется». Но почему-то была спокойна, в панику не впадала, и мысли не путались. Из-за подушек безопасности я ничего не видела и пока выбиралась и перелезала через переднее сиденье, в голове была только одна мысль: «Что с водителем «шестерки»?»
Наконец удалось открыть заднюю дверь и выбраться на свободу.
Надолго ли? А если я убила человека? Вся моя жизнь безумным клипом понеслась перед глазами. И тут в него вклинилось огромное лицо мужчины, который стремительно надвигался на меня. «Это, — думаю, — не я кого-то убила, это меня сейчас убьют».
Гигант протянул руку, обхватил мою шею и прогремел:
— Высунь язык!
— Зачем? — пролепетала я.
— Я сотрудник МЧС. Должен проверить — нет ли у тебя сотрясения.
Это был водитель «шестерки». Вот он, принц на белом, вернее, синем коне!
Кто бы мог подумать, что мы встретимся при таких обстоятельствах! Сколько себя помню, я пела и выступала на сцене, считая, что занятие это естественно как дыхание, оттого посвятить ему жизнь невозможно. В старших классах собиралась пойти работать в МЧС и спасать людей. Преклонялась перед людьми этой героической профессии. Но потом решила, что с моим телосложением и силой удара спасать в итоге пришлось бы меня.
В аварии был виноват «принц»: совершая маневр, он подрезал мой «додж». Я тогда была, как говорится, широко известна в узких кругах. Гаишники меня не узнали и никаких скидок не делали, так что все было по закону. Они выписали спасателю штраф, а меня вместе с покалеченным «доджем» отправили домой на эвакуаторе.
Голова и шея болели, лицо было черным.
В родном дворе мою колымагу проводили долгими взглядами ребята, сидевшие в «БМВ». На лицах ясно читалось: довыпендривалась. Совсем недавно я промчалась мимо них с полным ртом жвачки, открытыми окнами и орущим магнитофоном. И вот теперь «триумфальное» возвращение — верхом на эвакуаторе.
Вместе со спецтехникой за мной приехал знакомый. Я пригласила его попить чаю с тортом, который, как ни странно, уцелел в аварии, только немного покосился. Стала резать, и тут выяснилось, что торт внутри весь пронизан плесенью. Все, что ни происходит, к лучшему — благодаря аварии меня миновала участь отравительницы. А еще после того, что случилось, я поняла, что человеческая жизнь может оборваться за долю секунды, и решила, что за руль больше никогда не сяду.
Зато рядом с мужем, ведущим машину, я чувствую себя совершенно спокойно. И уже собиралась растянуться на заднем сиденье и поспать, как вдруг нас обогнала крутая черная иномарка с блатным номером, но не унеслась вперед, а держалась впереди, словно сопровождала.
Леша прибавил скорость, чтобы посмотреть, что будет. Странная машина уступила дорогу и растворилась в темноте, но ее место тут же заняла не менее крутая и такая же черная. Мы следовали за ней по трассе, не снижая скорости, и ни на одном посту ДПС нас не остановили.
— Не иначе масоны. И мы с тобой под их особым покровительством, — сказал Леша.
— Еще бы, — отозвалась я, — ты же со мной.
— Вообще-то они опекают избранных, а четвертая группа крови с отрицательным резусом как раз у меня, — возразил Леша.
Так, шутя, мы размышляли на эту тему еще часа два. Я маленькая и легко перемещаюсь по салону. Вот и сейчас перелезла с заднего сиденья «лендровера» на переднее. Нашла себе развлечение — стала ходить пятками по лобовому стеклу. Оставались следы, но Лешу это ничуть не смущало. Он смотрел вперед на дорогу и улыбался — я знаю, ему нравится, что я у него такая маленькая, с тридцать пятым размером ноги.
За окном стремительно темнело. Домики поселков были уже едва различимы, как вдруг впереди замаячило светлое пятно — маленький рынок на обочине.
Главной его достопримечательностью были плюшевые игрушки гигантских размеров. Но продавали и еще кое-что.
«Тапочки!» — крикнула я, и Леша «спикировал» в сторону слонов, медведей и зайцев.
Выбор обуви был невелик, пришлось купить пару шлепанцев «а-ля Черкизон».
— Как тебе это? — Леша показал на футболку с патриотическим рисунком на груди.
— В такой майке ни один гаишник тебя не остановит. Берем!
Мы приоделись, и теперь было в чем выйти в свет. В кафешке для дальнобойщиков я зашла в туалет и смыла косметику — никогда не ложусь спать в гриме.
А потом снова устроилась на заднем сиденье, собираясь вздремнуть.
Проснулась, когда за окном уже было светло, поймала Лешин взгляд в зеркале заднего вида.
— Где мы? — спросила, крутя по сторонам взлохмаченной головой.
— Какая ты у меня хорошенькая, — ответил он и улыбнулся.
Мы подъезжали к Казани. Родители знать не знали, что мы затеяли. Были уже в дороге, когда мама позвонила спросить, как дела.
«Все хорошо!» — отрапортовала я, ни словом не обмолвившись о том, что скоро ее обниму.
Как же она удивилась, увидев нас на пороге с коробкой татарской выпечки в руках — не с пустыми же руками ехать к родителям.
«Как вам удалось?! — радостно и растерянно повторяла мама. — А как же Сашенька? А съемки?!»
Повидать меня прибежал старший брат Максим, живущий неподалеку. Мы с Лешей за чаем рассказали родным все новости и легли поспать. Вечером нас ждало важное мероприятие. Еще в машине я созвонилась с друзьями и узнала, что нечаянно подгадала наш приезд ко дню встречи выпускников. Альшу, близкая подруга и соавтор нескольких моих песен, с которой мы сидели за одной партой, должна была отвести меня в кафешку, где все соберутся.
— Кто бы мог подумать, что ты приедешь?!
— рассуждала она по дороге. — Хорошо, не сказала тебе, что мы встречаемся, иначе по закону подлости ты бы точно не вырвалась. А так — экспромт.
Конечно, Леше было интересно посмотреть на меня в кругу одноклассников.
— А мне можно поприсутствовать? — спросил он Альшу.
— Нет, это сугубо наше «классное» дело, — морочила она ему голову, но в конце концов «разрешила».
Весь вечер Леша скромно просидел в уголке и умилялся, глядя на нас, словно добрый и все понимающий классный руководитель.
Встреча одноклассников… Объятия, крики — кто не знает, как это бывает?
На мне красовалась футболка с сумасшедшими стразами, которую я «увела» с рекламной фотосессии (Как она на мне оказалась? Вообще такие не ношу.) и все те же поролоновые тапочки. Одноклассницы в отличие от меня принарядились. В Москве молодежь старается одеться в дорогих магазинах, но иногда все же выглядит серо и уныло. А в Казани — ярко, и у каждого свой особый стиль.
Какое счастье, что в восьмом классе мама перевела меня в новую школу! Не знаю, кем бы выросла, останься в прежней, где чувствовала себя среди блатных детей каким-то фриком в заштопанных колготках. Там я не знала, что могу писать песни, не понимала, чего хочу. А в лицее сразу оказалась на своем месте, стала защищать честь школы на конкурсах. Часто ради них я сбегала с уроков и увлекала за собой друзей. Кто-то болел за меня из зала, кто-то болтался за кулисами.
Финал одного из конкурсов совпал с контрольной. Каково же было мое удивление, когда поддержать меня пришел не только мой класс, но и параллельный во главе с директором школы. Я получила Гран-при, и на следующий день мы все вместе это отмечали — мама принесла в школу торт, а классная руководительница — флакончик валерьянки.
В новой школе я встретила Альшу. Мы с ней совпадали во всем, даже по росту оказались самыми маленькими в классе. До сих пор созваниваемся с Альшу почти каждый день, я советуюсь с ней, когда сочиняю что-то новое. Нам не нужно друг другу ничего объяснять, я понимаю ее с полуслова, с полустрочки. Сейчас она работает в офисе и иногда пишет стихи. Альшу оставила свой талант себе и близким, не выставляет его напоказ, и за это я ее очень уважаю.
Несмотря на свою хрупкость, Альшу была яркой, неформальной.
Ничего не боялась, одевалась и вела себя как вздумается: могла спорить с учителями или встать посреди урока и убить таракана, неизвестно откуда выползшего на доску. Ее ругали, выгоняли из класса. Но потом прощали и ставили пятерку, когда за несколько минут на уроке литературы она писала сочинение в стихах, и это было так здорово, что учителя немели.
В школе мы брали лист бумаги и общались друг с другом стихами. В них не было никакой гламурной лирики, это были жесткие броские строчки, иногда с матерком. Однажды мы стали «поэтически» обсуждать нашего преподавателя. Перемыли ему все косточки, даже выдвинули свои предположения, чем он может заниматься в свободное от работы время.
Так увлеклись, что не заметили опасности: учитель подошел и быстрым движением забрал наш листочек: «Я это покажу вашим родителям на собрании».
Мы с Альшу, покрывшись красными пятнами, стали наперебой обещать, что напишем и перепишем все контрольные, только бы нам вернули злополучный листок. Стихи он не вернул. Но и на родительском собрании ничего не сказал. Вне всяких сомнений, учитель изучил «хулиганскую» поэму самым подробным образом, но, как ни странно, не рассердился, а стал более лояльным и улыбчивым. Когда обращался ко мне, я чувствовала: это происшествие словно подружило нас. Может, он вспомнил, каким сам был в этом возрасте? Альшу до сих пор хранит наши поэтические опусы. Говорит, что когда мы станем старыми, будем их перечитывать и умиляться.
Жизнь обошлась с судьбами моих одноклассников совершенно непредсказуемо.
Одна девочка, тихоня из тихонь, стала кандидатом исторических наук. Другая, мечтавшая о карьере модели, вышла замуж, работает бухгалтером и, по-моему, счастлива. Парень, некогда сумасброд и хулиган, один воспитывает сына. Побыв с друзьями, мне захотелось почаще выбираться на такие встречи. Может, я становлюсь сентиментальной?
На обратном пути мы с Лешей навестили мою бабушку, которая напоила нас чаем и отгрузила в Москву целую гору книг — энциклопедий и классики, — которые собирал мой дед. Он был замечательным человеком, ученым, изобретавшим и мастерившим разные радиоуправляемые штуковины. Кроме того, дед был патриотом и страшно сердился на коллег, которые после перестройки рванули со своими знаниями за границу.
К деду со всей округи несли чинить самую разнообразную технику — он никому не отказывал.
…Казань осталась позади. Я лежала сзади на разложенных сиденьях «лендровера», смотрела сквозь его стеклянную крышу на ночное небо, слушала любимую музыку и улыбалась. Ехали молча, и было хорошо.
Здорово, что мы молоды и способны на неожиданные поступки. Если бы мои родители жили в Новой Гвинее, мы, наверное, в тот день добрались и до нее. Такое было настроение и состояние души. «Не знаю, как рассказать, что это лучшая ночь…»
Подпишись на наш канал в Telegram