Я вырос в атмосфере любви и согласия. Мои родители обожают меня и друг друга. Через пару лет папа с мамой отметят золотую свадьбу. Дай бог им здоровья. И сейчас отец может бросить фразу: «Эх, какие у нашей мамы ножки! Прямо девочка!» И я вижу, что это не наигранно, а сказано с искренним восхищением. Конечно же, у мамы есть недостатки, например рассеянность, но отец всегда говорит: «Когда любишь, мелочи уходят, а главное остается». Важно, чтобы и в пятьдесят, и в шестьдесят глаз горел.
Наблюдая отношения родителей, я проникся убеждением: любовь — самое важное в отношениях мужчины и женщины, а все остальное приложится.
Мне уже не дождаться золотой свадьбы. Союз с Таней Навкой давал единственный шанс отметить полувековой юбилей семейной жизни — в девяносто лет. Не факт, что дотянул бы, но теперь и смысла надеяться нет. Наш брак, похоже, распался. Все рухнуло в одночасье: бац — и будто ничего и не было.
Я оказался в съемной квартире. На «Площади Ильича». Она не была ужасной — просто чужая, маленькая, ее стены словно пытались раздавить меня...
Четырнадцать лет из жизни не вычеркнешь... Я постоянно думал о Тане, пытался понять, когда мы стали чужими.
Как случилось, что моя любящая, терпеливая, юная жена и ученица превратилась во взрослую, независимую, сильную женщину, которой я не нужен...
Я знал, что в нашей группе фигуристов, которую тренирует Наталья Ильинична Дубова, есть скромная хорошая девочка — Таня Навка. Она составляла пару с Самвелом Гезаляном. Катаются такие ребята, ну и ладно. У меня своя жизнь, которую мы с женой и партнершей Майей Усовой полностью сконцентрировали на спортивных победах.
В 1993 году в Праге проходил чемпионат мира, где мы с Майей заняли первое место. Под занавес для всех участников устроили дискотеку. Я пришел и увидел на танцполе девчонку в смешной кепке. Она зажигала так, что глаз не мог оторвать. Кто такая?! Что за красавица?
Пригляделся — да это же Таня! Ничего себе, думаю, скромница, что вытворяет! Возможно, мне показалось, но тогда я подумал, что она танцует специально для меня. Так сексуально, вызывающе откровенно, невероятно красиво. Потом отбросил эти мысли: «Показалось. Это она для Леши старается». За Таней тогда ухлестывал Урманов.
Из Праги я отправился в четырехмесячное турне американца Тома Коллинза — организатора выступлений чемпионов мира и Олимпийских игр. Таню снова увидел летом на сборах во французском городке Пралоньян. Наша группа начинала подготовку к Олимпиаде. Я взглянул на Таню и глазам не поверил. Она расцвела, похорошела невероятно. Так бы смотрел и смотрел, все мысли — о ней. «Попал! — думаю. — Только этого еще не хватало!» Ведь впереди Олимпийские игры, ни о каких романах и речи быть не может, если ты нацелен на победу.
Начались тренировки, во время которых некогда предаваться любовным мечтаниям.
Но была еще и столовая, где собирались фигуристы. И надо же, чтобы место Тани оказалось как раз напротив моего. Случайно, не случайно — не знаю, но так уж вышло.
Сижу как-то, ем и пытаюсь ногами нашарить тапки, которые скинул под столом. Нет тапок! Черт знает что! Куда они могли подеваться?! Взглянул на Таню, а она следит за моими тщетными усилиями и улыбается. Я улыбнулся в ответ.
Так, с этих тапок, начался между нами молчаливый флирт. Теперь каждый обед и ужин мы улыбались друг другу, обменивались взглядами. И я снова искал тапки, как бы невзначай касаясь под столом ее ноги...
Со стороны, наверное, это выглядело смешно, может, даже глупо. Но я каждый день ждал этого момента, чтобы увидеть Таню и снова заглянуть в ее глаза. Придумывал любые поводы, чтобы побыть рядом.
Когда мы все группой усаживались смотреть кино, я старался занять место возле Тани и замирал от счастья, чувствуя ее тепло.
Наверное, Майя замечала взгляды, которыми мы обменивались с Таней. Но если честно, мне уже было не до этого...
Майя была моей первой женщиной. И произошло все, когда мне исполнилось девятнадцать. Это сейчас Жулина называют секс-символом. А в юности отношения с противоположным полом складывались у меня сложно.
Я рос очень стеснительным, не мог заставить себя подойти к понравившейся девочке, начать разговор. В семнадцать лет тренер поставил меня в пару, и приятели стали поддразнивать: «Ну, Сашка, теперь на законных основаниях можешь девчонок за задницы хватать!» Первое время я не решался даже слово вымолвить в присутствии Майи, сразу густо краснел — очень поздний был в этом смысле. Но катание в паре сближает. Постепенно я обрел дар речи и стал оказывать партнерше знаки внимания.
Когда все начиналось, я по-настоящему любил Майю. Мы были рядом семь лет. В том, что отношения разрушились, виню только себя. Спорт и борьба за результат осложняют обстановку в семье. Жизнь на нервах, на пределе моральных и физических возможностей, когда пульс за двести, до добра не доводит.
Если работаешь как проклятый, тут уже не до любви. К тому же юношеский максимализм обоих мешал нам услышать друг друга. Я считал правым себя, Майя не уступала. Сейчас твердо убежден, что в паре «мужчина—женщина» выигрывает тот, кто умеет играть «в поддавки». В супружеской жизни нет места спортивным рекордам, доказывающим, кто из двоих сильнее. Семейная пара, в которой началась борьба «кто главней», — обречена. И наоборот, награда ждет того, кто сумеет вовремя уступить.
Мы с Майей не смогли сохранить свое чувство, его разрушила борьба за лидерство — на льду и в жизни.
Мне не нужно было оправдываться перед Майей за легкий флирт, что происходил между мной и Таней, потому что ничего серьезного еще не было. К тому времени мы с женой уже общались «со скрипом».
Кризис, постигший нашу семейную жизнь, проявлялся в том числе и в игре в молчанку. Но по сердитым взглядам и резким движениям Майи я понимал — она чувствует, что со мной что-то происходит.
Потом мы все полетели тренироваться в Лейк-Плэсид, а Таня с Самвелом отправились на турнир Skate America. Я смотрел ее выступление по телевизору и думал: «Мама дорогая! Что я здесь делаю? Мне же надо скорее к ней!»
До Олимпиады оставалось пять месяцев, необходимо было мобилизовать силы, а я, влюбившись в Таню, рисковал разрушить свою спортивную карьеру, все потерять. Но она зацепила меня так сильно, что остановиться я уже не мог. Когда Таня с Гезаляном вернулись в Лейк-Плэсид, нас поселили в одном доме. В свободное время фигуристы собирались в просторной гостиной, играли в карты, смотрели телевизор.
Таня была постоянно рядом, и искры между нами полетели такие, что недалеко было до настоящего пожара. Вспыхнул он на дне рождения Самвела.
Поздравить именинника собралась вся наша группа. Посидели, как водится, выпили. Я расхрабрился и, воспользовавшись тем, что Таня вышла одна на балкон, пошел за ней следом и поцеловал. Вполне невинно — в щечку. Поди знай: а вдруг обидится? Но Таня и не думала обижаться. И тогда я уже стал целовать ее по-настоящему...
Кто бы сомневался — нас тут же застукали! Девочка, ставшая свидетельницей сцены на балконе, немедленно рассказала все Майе и Самвелу. Разразился страшный скандал. Усова и Гезалян вызвали нас с Таней «на ковер»:
— Да как вы могли себе такое позволить?!
Как вам не стыдно!
Таня сидела опустив глаза и молчала, тогда я, решившись, выпалил:
— Я ее люблю! И уже давно!
Хотя, может, и сам до конца в это не верил, потому что не знал еще Таню толком, даже ни разу не поговорил с ней по душам.
Когда об этой ситуации узнали наш тренер Наталья Ильинична Дубова и ее муж Семен Викторович, я услышал от него: «Ну все, Олимпиаду ты проиграл, му...ак».
Не знаю, как меня накрыла эта волна. Может, пересидел в забытом богом Лейк-Плэсиде? Тепла в семье не хватало — вот и случилась со мной любовь?
Умом понимал все, но думать не мог ни о чем, кроме Тани.
Не нужны никакие победы, дайте любимую, хочу жить счастливо!
Тренировки пошли наперекосяк, несмотря на то, что мы вчетвером — Таня с Самвелом и я с Майей — приняли решение жить порознь. Они поселились в одном доме, мы — в другом. Но тренировались-то все равно на одном льду. Таня писала мне записочки и подкладывала в раздевалке в обувь: «Где встретимся?» Ответ я прятал в ее кроссовки или туфли.
Я использовал любую возможность, чтобы улизнуть из дома и увидеть Таню. Стал усиленно заниматься фитнесом. Говорил: «Мне надо подкачать косые мышцы живота» — и ехал в тренажерный зал.
Туда же приезжала и Таня.
Дальше — больше. Я стал увозить Таню на машине в лес. Мы останавливались под прикрытием зеленого полога и целовались, целовались... Между поцелуями рассказывали о себе, поскольку ничего друг о друге не знали. Если уж я во всеуслышание объявил о своей любви, надо было понять, что Таня за человек. Потом мы начали снимать номера в гостиницах, а машину прятали в отдалении, чтобы знакомые не застукали.
И на льду вместо тренировок начались сплошные игры в гляделки. Наталья Ильинична, наблюдая все это, приняла решение отправить Таню с Самвелом тренироваться в Москву на стадион «Локомотив». Но эта суровая мера мало что изменила. Каждую пятницу после тренировки я садился в самолет и летел из Америки в Москву, а в воскресенье обратно, пропуская первую тренировку понедельника.
Наталье Ильиничне оставалось только разводить руками: дуракам закон не писан. Не к батарее же меня приковывать!
Кое-как мы с Майей добрались до чемпионата Европы, где заняли третье место, а ведь до этого были чемпионами мира! Я получил удар, который меня встряхнул и заставил конкретно впрячься в работу. Я перестал летать в Москву, мы с Майей вкалывали до седьмого пота и за месяц до Олимпиады набрали хорошую форму. После обязательной программы мы лидировали, но в итоге заняли только второе место, проиграв один голос паре Оксана Грищук — Евгений Платов.
С Оксаной еще до появления Тани меня связывали близкие отношения. Но все быстро закончилось, потому что Грищук позволяла себе совершать поступки, которым, на мой взгляд, нет и не может быть оправдания.
Она не брезговала никакими средствами, чтобы получить то, к чему стремилась. Это, конечно, недопустимо. Но своего она добилась — выиграла Олимпийские игры.
Мы с Таней прожили вместе уже лет шесть-семь, когда я совершил ошибку — снова связался с Оксаной. Навка тогда тренировалась у Натальи Владимировны Линичук, которая поставила ее в пару с Романом Костомаровым, а я сидел без работы. Бывшая жена Майя Усова сказала твердо: «Я с тобой больше кататься не буду». И встала в пару с Женей Платовым. Он ушел от Оксаны Грищук, с которой бесконечно скандалил.
Я потерял весь бизнес — не тренировался, не ездил в турне, которые приносят фигуристам основной заработок.
Таня вкалывала на тренировках, уставала, приходила домой и буквально падала. А я бил баклуши и как мужик, привыкший зарабатывать и трудиться, чувствовал себя крайне некомфортно. Проводил время, играя в гольф и теннис, короче, бездельничал. Попробовал работать тренером, но Наталья Линичук тут же пресекла эту попытку. А ведь сначала сама позвала на каток: «Приходи, помогай».
Я и пришел, но уже на следующий день услышал: «Знаешь, Саша, я слишком долго создавала себе тренерскую репутацию, ты мне здесь не нужен».
В какой-то степени я Линичук понимал. Двум тренерам трудно ужиться на одном льду.
Мне оставалось только изнывать от безделья.
И тут в голову пришла мысль: а почему бы не встать в пару с Оксаной Грищук? Поделился этой идеей с Таней. Она как женщина умная, обладающая феноменальной интуицией, была против. Правильно говорят: не буди лихо, пока оно тихо. Но, увы, я не прислушался к ее мнению. Да и трудно мне было в тот период отказаться от перспективной работы.
Невзирая на протесты Тани, я позвонил Оксане: «А что если мы встанем в пару?»
Она согласилась, и мы начали готовиться к чемпионату мира среди профессионалов.
Поначалу отношения с Грищук были чисто партнерские, но вскоре вспомнилось старое. Признаюсь, я дал слабину. В какой-то момент показалось, что Тане я не очень-то и нужен — она с утра до вечера на катке, выматывается так, что вечером падает в кровать и мгновенно засыпает.
Ни поговорить, ни кино посмотреть у нее нет сил. Почувствовал себя одиноким и ушел к Оксане.
«Ты делаешь самую большую ошибку в жизни», — сказала на прощание Таня.
Пяти дней в разлуке мне вполне хватило, чтобы понять — она права. Оказавшись с Оксаной под одной крышей, я почувствовал, что это совершенно не мой человек.
А Таня, она действительно любила меня. Пока мы были в разлуке, сильно похудела, буквально спала с лица от переживаний. Я понял, что нужен ей. Просто женщины, видимо, куда более ответственны и не могут вот так взять и пренебречь работой, чтобы доказать искренность своих чувств. Мучаясь раскаянием, я позвонил жене:
— Мне очень нужно тебя увидеть.
— Приезжай.
Приехал, упал в ноги:
— Если можешь, прости.
И Таня простила.
А я поклялся, что тема Оксаны Грищук закрыта раз и навсегда.
Вскоре Наталья Владимировна вдруг решила, что Навка не подходит Роману Костомарову как партнерша, и внушила эту мысль Роме, заставив выдать ее за свою.
— Мы с Таней больше не будем кататься вместе, — словно зомби, повторял Костомаров.
— Что ты делаешь? — пытался я переубедить его. — Вы необыкновенно красивая пара. Вы будете чемпионами!
— Нет, с Навкой кататься не стану.
Линичук разыграла сцену с воздеванием рук к небу. «Как он мог так поступить с тобой, Танечка!» — восклицала она и пила валокордин.
Трудно сказать, зачем Наталья Владимировна это сделала. Возможно, она свято верила, что Аня Семенович перспективнее и артистичнее. Может, видя, как сплотились мы с Таней в последнее время, боялась, что ученица не будет отдаваться работе в полной мере, а то еще и рожать надумает.
В итоге мы оба остались без работы и решили: раз такое дело, почему бы действительно не подумать о детях. Переехали в Нью-Йорк, купили в кредит роскошный таун-хаус на Гудзоне с видом на башни-близнецы и зажили в свое удовольствие.
Я тогда был вполне обеспеченным человеком: вложив деньги в акции сток-маркета, которые росли как на дрожжах, получал стабильную солидную прибыль.
Словно по мановению волшебной палочки, Таня тут же забеременела. Мы устроились на тренерскую работу, учили кататься американских детей. Таня чуть ли не до самых родов стояла на коньках. Мы могли бы не работать, но так уж устроены, наверное, все спортсмены — не умеют сидеть без дела.
Эти девять месяцев мы прожили очень счастливо. Не было фигурного катания, нацеленного на результат, не было нервотрепок и перегрузок. Мы любили друг друга и наслаждались каждым днем.
Жизнь в Америке я до сих пор вспоминаю как прекрасный сказочный сон. В Штатах масса возможностей получать удовольствие от жизни с максимальным комфортом. Три часа лету — и ты в Майами на берегу океана, захотел покататься на горных лыжах — добро пожаловать в Лейк-Плэсид. В Нью-Йорке — множество музеев, театров и концертных залов.
Первое время Таня пыталась готовить, но я, попробовав ее стряпню, как опытный тренер стал ее переучивать, а потом и вовсе взял эти обязанности на себя. Готовить в Америке одно удовольствие — свежайшее мясо, морепродукты, зелень, овощи. Немного фантазии — и кулинарный шедевр готов. Мы плотно завтракали, работали весь день, а вечером садились за красиво накрытый стол, ужинали и разговаривали. Размеренная семейная жизнь. А на сторону смотреть и смысла нет, потому что в этой Америке что женщины, что мужчины — страшные как черти.
Сначала я категорически не хотел присутствовать при родах.
Но спустя четыре месяца беременность так объединила нас, что я уже мечтал увидеть, как моя дочка появится на свет. К тому же русский доктор, который наблюдал Таню, посоветовал: «Приходи, не пожалеешь».
Это были какие-то инопланетные ощущения. Я собственными руками перерезал пуповину, соединявшую крохотное фиолетовое существо с его мамой. Помню, у Тани сильно стучали зубы, видимо, отходил наркоз... На Сашеньку брызнули водой, она заплакала. И я торжественно вручил ее жене. Вот это событие — так событие, никакая Олимпиада не сравнится!
Через пару дней я привез жену и дочку домой, и мы зажили уже втроем. Как-то проснулись утром, лежим в кровати и любуемся расстилающимся за огромными окнами спальни Гудзоном — красота невероятная.
«Какая я счастливая! — говорит Таня. — Вот еще позвонил бы Рома и сказал: «Я был таким дураком!»
Мы следили за событиями в фигурном катании и потому знали, что у Костомарова с Аней выдался неудачный сезон. И представьте себе, стоило Тане помечтать о звонке бывшего партнера — и через день звонит Роман!
— Сань, привет!
— Привет! Что сказать хочешь?
— Сань, я такой дурак! Я тут сел, поставил кассету, посмотрел, как мы с Таней катаемся и как с Аней, это нельзя сравнивать.
Хочу кататься с Таней и чтобы ты был нашим тренером. Извини, тогда нехорошо получилось, но это было не мое решение. Я все осознал, сколько скажешь — столько буду работать.
— Сейчас я передам трубку Тане, скажи ей об этом сам.
Таня выслушала.
— Не готова пока ответить, Рома. Ведь только что родилась Сашенька.
И у меня не было однозначного отношения к этому предложению:
— Подумай как следует, не торопись. Мы так хорошо живем. Опять начнутся нагрузки, нервотрепка. Тебе это надо?
— Сама не знаю, — вздохнула Таня.
Прошло еще несколько дней. Я наблюдал за женой — у нее было сосредоточенное и немного грустное лицо. Она все больше молчала, было видно, что Таня о чем-то напряженно думает. И я понял, что просто обязан ей сказать: «Знаешь, ребенок ребенком, но ведь ты не сможешь себе простить, что не вернулась в большой спорт. Локти станешь кусать, если не окажешься на следующем олимпийском льду».
Таня взглянула мне в глаза, и я понял, что попал в точку. Мы приняли решение возвращаться.
«Приезжай», — сказали Роме.
Потом позвонили президенту Федерации фигурного катания Валентину Николаевичу Писееву.
— Да вы что там, озверели, что ли?! — зарычал он в трубку.
— Пара есть: Семенович—Костомаров. Нет! Не хочу!
Тогда трубку взяла Таня:
— Валентин Николаевич, я вас никогда не подводила и не подведу. Все будет хорошо.
— Ладно, работайте, там посмотрим, — буркнул Писеев и повесил трубку.
Вроде и добро не дал, но и не запретил.
И Таня с Ромой вышли на лед. Я к тому времени тренировал очень хорошую американскую пару Наоми Ланг — Петр Чернышев. На их фоне Таня первое время смотрелась как «бомбовоз» — весила она после родов килограммов шестьдесят с лишним, а ее обычный вес — пятьдесят два!
— Ну, что скажешь? — подъехала ко мне жена на первой же тренировке.
— Не знаю. Тяжело вам придется.
— А кто говорил, что будет легко? — воскликнула Таня. — Не спеши, через пару месяцев увидишь. Мы всех порвем!
Рома тоже не думал идти на попятный, он в этом смысле золотой человек: если взялся за гуж — будет тянуть. И Танин характер Костомаров знал: обещала похудеть — значит сделает. Ей было безумно тяжело: две тренировки в день, бессонные ночи с маленьким ребенком, строгая диета, но она выдержала.
С этого момента отсчитываются семь трудных, но счастливых лет моей тренерской карьеры. Огромное удовольствие тренировать людей, которые знают, чего хотят.
Наша троица работала четко и самоотверженно. Тане нравилось сначала в теории разобрать программу, а потом прокатать ее. Рома, наоборот, считал, что надо сразу кататься, исправляя ошибки по ходу дела. Характеры у обоих — не дай бог, и мне порой приходилось быть буфером. Но даже если ребята ссорились, то через минуту брались за руки и катались дальше, пусть даже не проронив ни слова. Я же старался, чтобы никто из них не зазнался, почувствовав свое превосходство. Действовал и кнутом, и пряником. Роме тренироваться в Америке было психологически сложнее: он оказался тут совсем один, без семьи. Поэтому я чаще вставал на его сторону. Таню это не раз доводило до слез.
— Что ты делаешь?! — не понимала она. — Тебе Рома дороже, чем я?
— Потерпи, так надо, — успокаивал я. — Если зачморю Рому, он потеряет интерес к работе и в итоге мы увидим классную Навку и никакого Костомарова.
Тане было трудно, но она смирилась с такой моей позицией. Положа руку на сердце, скажу, что именно Татьяна была стержнем нашей троицы. Ей все время было мало, хотелось чего-то большего и лучшего. Она двигала нас вперед и вперед.
В итоге пара Навка—Костомаров начала побеждать на чемпионатах Европы и мира. Наивысшим подъемом стали Олимпийские игры, которые мы выиграли в тяжелой борьбе. В Турине никто не хотел, чтобы русским доставалась третья золотая медаль в фигурном катании. После обязательного танца мы были только вторые. Но потом начался «камнепад» — все пары упали.
А мои стояли. И выстояли!
Конечно, жену тренировать трудно. Но плюсы в таком тандеме тоже есть. Мы могли и дома обсуждать программу, находить правильное решение. По натуре я взрывной и упрямый. «Только эта музыка будет на программе и никакая другая», — уперся и с места не сдвинешь. Таня обладала удивительной способностью меня утихомиривать. Погладит по голове, промурлычит как кошечка, и я уже успокоился. Со временем я даже научился извиняться, если чувствовал, что неправ.
Перед самой Олимпиадой конфликтов в команде стало больше, чувствовалось, что цель близка как никогда, и нервы были напряжены до предела. Я в свое время проиграл Олимпиаду и понял, что это не конец света, жизнь продолжается. Поэтому в процессе тренировок не уставал повторять Тане: «Даже если ты не выиграешь, ничего страшного не случится.
У тебя есть я и Сашенька, это — самое главное в жизни». Давал ей отступного. Но если сначала она эти слова воспринимала адекватно, то с приближением Олимпиады они стали казаться ей абсолютной чепухой. Таня хотела только победы. И она ее добилась.
Наши отношения изменились. Конфликтов становилось больше. Таня была теперь олимпийской чемпионкой, и голос ее звучал все увереннее и тверже. Подрастала Сашенька, и выяснилось, что у нас с женой разные взгляды на воспитание ребенка. Таня считала, что дочь нужно приучать к дисциплине, я же и сейчас уверен: главное, что необходимо детям, — это любовь.
Я начал во многом уступать, чтобы избежать ссор, но Таня, казалось, моих шагов навстречу не замечала.
Именно выигранная Олимпиада стала той отправной точкой, когда Таня внутренне решила, что уже не девочка, не моя ученица, а взрослая тридцатилетняя женщина со своим пониманием жизни. Я продолжал тренировать Таню, но мнение ее звучало теперь наравне с моим. Это сейчас я все понял, а тогда упустил момент превращения Тани из моего ангелочка в сильную женщину, момент, с которым совпало появление в нашей жизни «Ледникового периода».
Илья Авербух сделал Тане предложение участвовать в проекте в паре с Маратом Башаровым. Хорошие деньги, надежный контракт. Мы стали думать.
— Как ты это себе представляешь? — недоумевал я. — Уедешь в Россию на четыре месяца, а мы с Сашенькой останемся в Америке?
В свое время мы решили, что любящие люди не должны расставаться больше чем на две недели.
— Будешь прилетать в Москву, — предложила Таня, но мне эта идея не очень нравилась.
И тут очередной звонок Ильи, который на этот раз сделал предложение мне — кататься с Ингеборгой Дапкунайте.
Я воспринял такую возможность как дар небес. Мало того что Ингеборга была моей любимой актрисой, так у нас еще появлялась возможность переехать в Россию всей семьей. Задача упростилась, предстояло решить, в какую школу отдавать Сашу и где нам жить.
Вскоре победителей Олимпиады в Турине пригласили в Кремль на церемонию вручения правительственных премий и встречу с президентом.
Таня подошла к Путину и сказала, что ей в Москве негде жить. Тут же Навке и Костомарову дали очень хорошие квартиры. Так что вопрос с жильем был решен. Таня с Сашенькой уехали в Москву первыми, я же до середины августа ждал получения американского гражданства и лишь после этого встал на «звездный лед».
Поначалу проект казался мне каким-то фарсом. Неумелые актеры пытались что-то изображать, встав в пару с профессионалами, которые изо всех сил прикрывали их технические недостатки. Но потом актеры освоились на льду, и в явные лидеры выбились Таня с Маратом и я с Ингеборгой. Между Таней и мной даже началось соперничество: кто круче. Мы были уже не в одной команде, каждый выступал за себя.
Бытовые трудности тоже не упрощали семейную жизнь. Как ни цинично звучит, но восьмидесятиметровая квартира в центре Москвы не сравнится с четырехсотметровым домом в Нью-Йорке с гаражом, бассейном, бильярдом... Кроме нас троих в квартире постоянно присутствовала любимая и уважаемая мною теща — Раиса Анатольевна. Она помогала нам с Сашенькой. Еще Танина сестра приезжала в гости.
После просторов Америки мне очень скоро захотелось закрыться в спальне, чтобы побыть одному, а не участвовать в бесконечных спорах о том, какую музыку слушать, какой канал смотреть и кому куда сесть. Таня же очень сблизилась с мамой и сестрой. Наверное, это естественно после четырнадцати лет вынужденной разлуки. Они сидели, что-то свое обсуждали.
А я все больше чувствовал себя... ненужным.
И еще. Оказавшись в Москве, Таня поняла, что перед ней раскрыты все двери, а рядом — я, человек, который ограничивает свободу передвижения. Потому что мне и так было хорошо, ведь моя любимая сказка — «Сказка о рыбаке и рыбке» Пушкина. Удовлетворись старуха званием столбовой дворянки, они с дедом, может, до сих пор жили бы счастливо в прекрасном доме с бассейном и джакузи. Но она захотела стать владычицей морскою, тут им обоим и аукнулось.
Когда мы с Таней и Костомаровым выиграли Олимпийские игры, два дня я испытывал абсолютный кайф, а потом в голове завертелись мысли: «Надо что-то срочно делать, нельзя останавливаться!» Человек, видимо, так устроен, ему нужны все новые и новые победы, достижения.
Но я сказал себе: «Стоп! Подумай, осмотрись». И поразмыслив, понял, что это бесконечный процесс и если вовремя не остановить собственный перфекционизм, он не даст возможности насладиться жизнью. Сначала ты купишь яхту, в которой скоро разочаруешься, потому что водоизмещение у нее будет не сорок, как у приятеля, а всего лишь тридцать тонн. Потом сойдешь с ума, узнав, что у соседа в личном самолете четырнадцать посадочных мест, а в твоем «Джете» — только восемь. Ты построишь замок, сядешь отдохнуть и поймешь, что если сейчас же не начнешь строить другой, наступит пустота. А так ты вроде бы при деле, в каждой руке по телефону, чтобы быть постоянно на связи, не упустить выгоду...
Такая жизнь не для меня. Зачем? Чтобы под старость все было хорошо? Но приходит старость и ты осознаешь: все плохо, потому что кроме выбитых у жизни материальных благ у тебя ничего нет.
Слишком много шоу-бизнеса было вокруг нас. Мы старались везде успеть. Встречались лишь дома, уже ночью, в полутьме, падая с ног от усталости. После первой же недели работы в «Ледниковом периоде» я понял, что совершенно не вижу ребенка, потому что ухожу, когда дочка еще спит, а возвращаюсь, когда уже заснула. У нас с Таней появились разные интересы и даже секреты друг от друга.
— Ты какую музыку берешь для следующего номера? — спрашивала Таня.
— А ты?
— А вот не скажу!
Казалось бы, сказано в шутку, но осадок остался: мы не вместе.
Как-то незаметно, но быстро «ледниковый период» распространился на наши отношения. Я наблюдал за женой и видел, что возникшее отчуждение ее не напрягает, а даже устраивает. Она дышит в Москве полной грудью, буквально купается в новых безграничных возможностях проявить себя. Жизнь состояла из беготни и чемоданов, постоянно куда-то нужно было бежать или лететь. Но в результате Таня была признана одной из красивейших и наиболее успешных женщин России. Я, вроде, тоже не отставал...
Я пытался поговорить с женой:
— Тебе не кажется, что в наших отношениях появился лед?
— А чего ты хочешь?
— торопясь на очередное мероприятие, бросала она. — Мы же четырнадцать лет вместе. Это нормально. Мужчина и женщина не могут прожить всю жизнь как один день.
— Но к такому надо стремиться.
— А что ты для этого делаешь? Удиви меня чем-нибудь!
И она была по-своему права. А я свел тот разговор к обычному препирательству: «А ты?» — «Почему я?»
У меня в это время появилась новая ученица — способная фигуристка Наташа Михайлова. Не мог не заметить, что она красивая, яркая девушка с потрясающей фигурой и чувством юмора.
Но при всем этом я даже глазом не повел в сторону, главным по-прежнему была семья, в которой меня все чаще осыпали упреками: стол не передвинул, гвоздь не забил. Но дело в том, что я всегда был таким, и раньше не брал в руки молоток, чтобы забить гвоздь. Мы как-то подстраивались друг под друга, не замечали недостатков, любили за хорошее. А теперь вдруг перестали это делать. Наверное, Таня, почувствовав себя сильной, самодостаточной женщиной, решила, что может не подстраиваться, может не мириться с чужими недостатками, а жить так, как ей хочется.
Кроме всего прочего, наступил момент как в фильме «Москва слезам не верит». Жена стала зарабатывать больше. Меня это не задевало бы, если бы не почувствовал в отношении Тани ко мне появившегося пренебрежения. Хотя, возможно, она скажет, что я все это придумал...
А потом вышла эта статья...
Я пришел на тренировку и увидел, что девочки-ученицы тянут друг у друга из рук газету. Спросил: «Что пишут?»
Они не заметили, как я подошел, и страшно смутились. Сам не знаю: зачем взял эту газету? Скользнул взглядом по полосе и тут же наткнулся на кричащий заголовок «Тайное свидание Навки». Журналист писал, что моя жена, спрятав свой «лексус» в укромном тупике у «Мосфильма», поджидала какого-то мужчину. «Кто бы это мог быть? — задавался вопросом автор статьи. — Муж? А вот и нет!»
Из лихо написанной заметки я узнал, что, дождавшись незнакомца, известная фигуристка летела по улицам Москвы со скоростью пули, нарушала правила, пытаясь избавиться от преследования папарацци.
И лишь убедившись, что оторваться от машины репортера не удастся, высадила «таинственного пассажира». Им оказался Марат Башаров.
Я никогда не доверял «желтой» прессе. Но на этот раз папарацци не наврали. Буквально каждый абзац статейки подтверждался фотографиями, которые не оставляли сомнений: Таня действительно встретилась с Маратом. Встретилась тайком, явно не желая, чтобы об этом кто-то узнал.
Я молча вернул газету девочкам — они, затаив дыхание, наблюдали за выражением моего лица. Заставив себя улыбнуться, сказал: «Красиво сочиняют. И ведь верят люди... Все, хватит отвлекаться! За работу!»
Я следил за тем, как ученицы выполняют на льду заданные элементы, но сосредоточиться на работе не мог.
Заметка, будь она проклята, не выходила из головы. Стал думать: в какой из дней это могло быть? И где тогда находился я? Как вообще в Таниной жизни возник посторонний мужчина? Со мной уже неинтересно? Это серьезно или просто захотелось новых впечатлений? Попытался себя успокоить: хватит накручивать на пустом месте! Но получилось не очень.
Не утерпел, по дороге домой заскочил в киоск и купил газету. Вечером показал Тане.
— Тебе не кажется, что ваша с Маратом пара приобретает скандальную известность?
Она даже читать не стала, лишь равнодушно скользнула глазами по фотографиям.
— Завидуешь? Попробуй подвези как-нибудь после тренировки Ингеборгу, и слава тебя тоже найдет.
Мы вместе посмеялись над Таниной шуткой. Но червь сомнения поселился в душе, мужское самолюбие оказалось задето и маховик был запущен.
Газетная статья стала всего лишь поводом. Можно было, конечно, забыть и жить дальше. Но я воспользовался и первым сделал шаг к тому, чтобы все разрушилось. Да, я почти уверен, что был первым...
Давно замечал, что Наташа Михайлова смотрит на меня влюбленными глазами. Но никогда ни словом, ни жестом не давал понять, что догадываюсь о ее чувствах и тем более готов ответить взаимностью. А тут, после всей этой истории... Я перестал быть равнодушным. И Наташа решилась: «Я не знаю, как без вас жить, Александр Вячеславович», — со слезами на глазах прошептала она.
Я стал встречаться с Наташей.
И чувствовал себя прекрасно, любил, как ни кощунственно звучит, сразу двоих — жену и ученицу. Наташа дала мне то, что Таня давать не хотела или уже не могла, — страсть, восхищение, заботу, неподдельный интерес к моей жизни.
Не знаю, прочла ли Таня эсэмэску в моем телефоне или кто-то из знакомых ей раскрыл глаза, но она узнала об этом. Я сказал жене, что беспокоиться не о чем. У меня и в мыслях не было уходить из семьи.
Чуть ли не на следующий день я услышал, как Таня разговаривает по телефону. Спросил:
— С кем беседуешь?
— С подругой.
Я взял ее мобильный, чтобы узнать, от кого был последний звонок, и увидел имя: Марат. В другой раз заметил, как Таня украдкой пишет эсэмэску. Взвинченный подозрениями, я выхватил телефон. «Любимый, скучаю, тоскую...» Что-то в этом роде.
— Мне подружки посоветовали послать такие эсэмэски всем знакомым, чтобы ты приревновал, — опередила взрыв моего гнева Таня.
— Ну, слава богу, — попытался улыбнуться я.
С той поры я стал маниакально следить за всеми Таниными разговорами и перепиской. Нашел адресованное Башарову сообщение: «Умоляю, ты только меня не ревнуй».
Масла в огонь подлила Лиза Башарова, приславшая одно за другим три сообщения: «Раскрой глаза! Мой муж и твоя жена встречаются!»
На следующий день я не выдержал, набрал номер Башарова:
— Марат, не знаю, есть между вами что-то или нет, но говорю тебе: оставь в покое мою жену! Не лезь!
— Да, Саша, есть, и уже давно. Давай встретимся, обсудим.
— Мне нечего с тобой обсуждать!
Я бросил трубку, а вдогонку послал эсэмэс: «Несмотря ни на что, я буду бороться за свою жену».
Нервно походив по комнате, заставил себя успокоиться, сел в кресло и стал ждать Таню для серьезного разговора.
Он был очень коротким. Убедившись, что я все знаю, жена сказала: «Я тебя разлюбила, Саша. Вот что страшно...»
Это был удар наотмашь. Я вскоре ушел и снял квартиру. Не мог ни о чем думать, в голове крутилась одна мысль — вернуть жену. Не знал, как смогу сказать Наташе, что все кончено. Ведь за то время, что мы встречались, я к ней сильно привязался. Да что там привязался — я ее полюбил. Но не представлял своей жизни без Сашеньки и Тани. Узнав об измене жены, я понял, что теряю самое дорогое, и готов был отказаться от Наташи, только бы сохранить семью. Хотя совершенно не понимал, как смогу не видеть Наташу. Заехал к жене:
— Давай все забудем.
— Нет, лучше пожелаем друг другу счастья, потому что теперь у тебя своя жизнь, у меня своя.
— Мы делаем страшную ошибку, — не отступал я.
— А как же Сашка?
— Ты на дочь не кивай, вспомни, что у тебя есть любовница.
— Так нельзя! Хочешь, все брошу? Давай повенчаемся! — в порыве отчаяния предложил я.
— Нет, — сказала Таня. — Это надо было делать раньше. Сейчас мне от тебя ничего не нужно.
Чувствовал, что я назойливый репей, пытающийся уцепиться за ее подол. Абсолютно раздавленный, я покинул квартиру, которая еще совсем недавно была нашим общим домом...
С тех пор прошло два года. Сейчас я уже в порядке, но первые шесть месяцев дались очень трудно.
Я терял семью, и казалось — земля ускользает из-под ног. Ощущал себя жалким, смешным, нелепым. Я и раньше редко видел дочку, но мог хотя бы поцеловать ее спящую, вдохнуть чудесный нежный детский запах. Теперь, тоскуя по Саше, бессонными ночами я стонал, сжав зубы, от невозможности обнять ее, прижать к груди. Литрами пил корвалол, ходил в церковь и к психоаналитику.
«Слушай сердце и не принимай скоропалительных решений», — сказал мне батюшка.
Примерно то же рекомендовал психолог, процитировав китайского философа Лао-цзы: «Если кто-то причинил тебе зло, не мсти. Сядь на берегу реки, и вскоре увидишь, как мимо проплывает труп твоего врага».
Мне посоветовали отрешиться на время от всего и ждать, что будет, куда выведут сердце, душа, любовь. Как долго мне предстояло сидеть на берегу в ожидании? Я не знал. Хорошо было бы спросить Лао-цзы, но он уже умер...
Ситуация возникла безумная: с одной стороны, я полюбил Наташу, а с другой — ревную жену. Как ни странно это звучит, помогла мне тогда Наташа. Я невероятно благодарен ей, что все это время она была рядом.
— Мне кажется, я умираю, — говорил я ей. — Не могу без жены, без своей семьи.
— Саша, у тебя все будет хорошо, — успокаивала Наташа. — Вот увидишь, все наладится.
Она действительно не думала тогда о себе, не знала, вернусь я к Тане или останусь с ней.
Наташа выхаживала меня, искренне желая помочь вновь обрести себя. Она лечила любовью. Стоило Наташе обнять меня, и боль отпускала. Я улыбался, просыпаясь рядом с ней, и лекарства были не нужны. Но стоило нам расстаться, тоска по семье скручивала с новой силой.
Позже я анализировал: что заставляло меня так мучительно переживать разрыв с Таней — любовь или чувство ущемленного мужского самолюбия? Пришел к выводу, что, скорее всего, второе. Постепенно до меня дошел смысл Таниных слов, когда она говорила о том, что у нее своя жизнь. Ей больше не было дела до меня. Я превратился в ее прошлое.
Мучительно было приезжать в нашу квартиру, чтобы повидать Сашеньку. Дочка быстро поняла ситуацию, подружилась с Наташей и стала сама приходить к нам в гости.
С Таней и Маратом она ездила отдыхать. В этом смысле Таня ведет себя идеально, она обеими руками за то, чтобы мы с Сашей встречались. И мой образ в глазах дочери стараниями Тани безупречен.
Первое время Сашенька спрашивала:
— Папа, а когда ты вернешься домой?
— Я люблю маму, обожаю тебя, — отвечал я. — Жизнь — сложная штука, иногда она складывается не так, как мы хотим. Но от того, что мы с мамой врозь, тебе достается не меньше любви, а, по-моему, даже больше.
Прошлым летом я отдыхал в Италии. С Наташей. Все было прекрасно, но где-то через две недели нахлынула тоска. Писал Тане: «Как дела? Как вы там с Сашенькой?» Таня отвечала. И вдруг получаю эсэмэску от нее: «Думаю, ты был лучшим в моей жизни».
Я понял, что у Тани с Маратом не все гладко, и снова стал метаться: а что если получится вернуть семью? Но как же Наташа?
Она сразу почувствовала перемену в моем настроении. Сказала решительно и твердо: «Тебе нужно поехать к Тане. Мне будет плохо, но ты должен разобраться с собой и решить, с кем тебе быть».
Я позвонил жене, предложил попробовать пожить вместе. Она согласилась.
Три дня я провел дома в семье и понял — не срастется. Количество взаимных обид, нежелание услышать друг друга перевесили благие намерения. Мы стали другими. Что-то изменить можно было в первые полгода, а мы опоздали. Московский шоу-бизнес и «желтая» пресса похоронили нашу семью.
Яркая, потрясающая глава «Навка—Жулин» в моей судьбе закончилась. Я буду вспоминать ее всю жизнь. Но продолжения не будет. Сейчас я начинаю писать новую главу.
В последний сезон «Ледникового периода» мне сказали, что я буду работать с Таней и Маратом. Не представлял себе, как это возможно — ставить номера своей жене и ее любовнику. «Ну погодите, сейчас я вам наставлю!» — думал я. Но потом профессионализм и природная незлобивость взяли свое. Я пришел на лед и еще раз убедился, что Марат — потрясающий актер, а Таня — выдающаяся фигуристка. И получилось несколько замечательных номеров, которыми я могу гордиться.
Сейчас рядом со мной Наташа Михайлова. Она умная женщина и простила меня за то, что я заставил ее пережить, когда рушилась моя жизнь с Таней.
Теперь боль ушла, я вновь чувствую себя свободным, сильным человеком. Вполне возможно, начну собственное театрализованное ледовое шоу. Если бы мне раньше сказали, что решусь на такое, — не поверил бы. Я никогда не рассчитывал на свои деловые качества и организаторские способности. Пальму первенства в вопросах бизнеса отдавал Тане. А теперь оказалось, что и я не промах. А все благодаря Наташе, рядом с которой я раскрылся по-новому. С чистым сердцем могу признаться: я люблю Наташу. С ней хорошо и легко. Мне не нужно решать какие-то суперглобальные задачи, обеспечивать высочайший уровень жизни, чтобы доказать любимой, что я ее достоин. Наташа принимает меня таким, какой я есть. И это чертовски приятно для мужчины — быть самим собой.
Подпишись на наш канал в Telegram