—Купи, ну купи машинку, — канючил в магазине мальчишка и тянул мать к полке с игрушками.
— Отстань, — отмахивалась та, — у тебя этих машинок — девать некуда.
— Хочу-у!
Видно, препирались они давно и женщине это порядком надоело.
— Может, ты еще и птичьего молока хочешь?! — в сердцах бросила она и потащила ребенка к выходу. Тот, конечно, заревел.
Соня смотрела ему вслед со смесью сочувствия и осуждения. Моей старшей дочери уже девять, и в секции игрушек мы все еще бываем частенько. Покупаем подарки и для Сони, и для младшей годовалой Сары. Хотя я и могу купить своим девочкам все, что они пожелают, но говорю обычно так: «У нас есть двести гривен (это примерно семьсот рублей), выбирай на них все, что понравится».
Я не жадничаю, просто хочу, чтобы дочка понимала: деньги не сыплются с неба, а достаются трудом. И ограничения помогают акцентировать внимание на более нужных вещах.
Слова про птичье молоко напомнили мне детство. Этих шоколадных конфет, вкуснее которых для нас ничего не существовало, мы с сестрами могли съесть горы. Но достаток в семье был скромный и конфеты у нас дома бывали не часто.
Счастье, если хватало денег на пару банок сгущенки: их закрытыми бросали в кипяток, варили несколько часов и получалась вкуснейшая сладкая паста, которую намазывали на хлеб или просто ели ложками.
Нас у родителей четверо, и все девочки. Наверное, многодетная семья Галушка возникла потому, что папа с мамой мечтали о сыне, но каждый раз рождались дочки. Сначала появилась на свет моя старшая сестра Галя, через пять лет я, а еще через три года близнецы Вика и Настя.
Когда родители познакомились, мама была студенткой медучилища, а папа — рабочим-плавильщиком на крупном Приднепровском химзаводе в родном Днепродзержинске, позже он стал бригадиром.
Как-то мы с сестрами, листая семейный альбом, наткнулись на фотографию их свадьбы.
Мама стояла рядом с отцом в изумительной красоты платье в пол, украшенном рюшами.
— Мама, а где твой свадебный наряд? — пристали мы к ней с расспросами.
— Зачем он вам?
— Хотели бы надеть, когда будем выходить замуж.
— Надеюсь, на свою свадьбу вы наденете что-нибудь получше. Ведь я расписывалась с вашим отцом в ночной рубашке! Нарядного платья у меня не было. А тут такая красота! Никто из гостей и не догадался.
В этом вся мама. Она не привыкла унывать. Ей просто было некогда. Сколько себя помню, мама всегда была чемто занята. Медучилище пришлось бросить, когда родилась Галя.
Сидеть дома и заниматься только воспитанием ребенка было невозможно — не хватало денег. Пришлось искать работу. А куда можно устроиться без образования? Только на самые, что называется, непрестижные должности. Когда мама была беременна мной, трудилась маляром на стройке. Потом пошла уборщицей на завод.
Несмотря на то что родители вкалывали с утра до вечера, денег в семье не хватало. Я донашивала Галины вещи, потом они переходили по наследству Вике с Настей. Однажды на день рождения мне подарили нарядное новое платье: ярко-красный верх с белым воротничком, синяя пышная юбка в горох, отделанная гипюром, рукава-фонарики. Помню его до сих пор. Этот шедевр немецкой швейной промышленности я надевала лишь по особым случаям.
Экономя на всем, мама тем не менее не забывала о праздниках. Какие отбивные с картофельным пюре готовила она на наши дни рождения! А еще нам разрешалось в этот день не ходить в школу. Я тоже не настаиваю, чтобы Соня проводила свой день рождения на занятиях, но она сама туда спешит: ей хочется угостить одноклассников именинным тортом со свечками. Ведь самое вкусное на детском празднике — это сладкий стол.
Счастливое время наступало летом. Нас отправляли в заводской оздоровительный лагерь имени пионера-героя Вити Коробкова. Там кормили три раза в день плюс полдник — наедались до отвала. До сих пор люблю вкус еды в столовых.
В лагере устраивали конкурсы, соревнования. Я была очень активной: тут же записывалась в кружок художественной самодеятельности, участвовала в концертах.
Помню, читала со сцены рэп про Колобка, пела частушки. За что удостоилась почетной грамоты. Но на этом не остановилась и напросилась в команду «кладоискателей». Сейчас такую игру любят работники, засидевшиеся в офисе: ищут «ключи», идут, продираясь через заросли, обшаривая подвалы, от одной метки к другой, пока наконец не обнаружат «клад». На тех соревнованиях я оказалась одной из самых шустрых и сообразительных, мы добрались до финиша первыми. Открыли сундучок и глазам не поверили: о счастье! — там лежал целый килограмм любимого «Птичьего молока». Хватило на всю команду. Сколько раз потом я ни повторяла подобный рекорд, такая удача улыбнулась лишь раз. Мне доставались все больше кубки. Почетные, конечно, но, увы, несъедобные.
Как-то папа купил нам с премии блок жвачки. Мы с сестрами тут же стали его делить: каждой по двадцать пять штук. Разложили это богатство на четыре кучки — нет, выходит несправедливо. Скинулись по пять жвачек для родителей: вот теперь порядок — всем поровну.
Маме мы помогали с ранних лет: мыли посуду, убирали квартиру, стирали белье. Дежурили с сестрами по очереди. Теперь свою «смену» можно было продать за жвачку, она стала для нас бесценным валютным резервом.
А еще у нас с сестрами была договоренность: если кто-то прогуливает школу — должен за это убрать квартиру. Иногда мама, возвращаясь с работы, замечала: в доме чистота, раковина в ванной и плита на кухне надраены до блеска. «Так, — говорила она, — ну-ка, признавайтесь, кто из вас не был на занятиях?»
Вспоминаю те времена и думаю: ведь мы жили в постоянной нужде, но никогда в семье не было скандалов.
Мои родители не орали на нас и ни разу не подняли руку.
Самым страшным наказанием для меня было лишиться вечерних прогулок, остаться дома. Однажды за какую-то мою провинность папа не разрешил гулять во дворе. Я выбегала на балкон, смотрела на подружек, прыгавших через «резиночку», и чуть не плакала от тоски. Но отец оставался непреклонным. Он сдался, лишь когда я протянула резинку между батареей и ножками стула и мы с сестрами, вчетвером, несколько часов скакали прямо в комнате, топая как кони. «Все, — не выдержал папа, — можешь идти во двор, я тебя прощаю».
Квартиру нашей семье выделил завод: блочный дом, четырнадцатый этаж, до которого приходилось идти пешком, так как лифт постоянно не работал. Комнатки-клетушки, но зато их — четыре! В одной спали родители, в двух других — дети. Младших сестер мы с Галей поделили, Настя жила со мной, Вика — с ней. И еще одна комната — гостиная.
В нашей комнате стояла любимая в детстве кровать — двухъярусная. Случалось, мы переворачивали все вверх дном, из одеял, подушек, покрывал, тюлевых накидок строили «замки» и соревновались, у кого лучше получится. Мама еще только поворачивала ключ в замке, а мы уже стояли в прихожей, висли на ней, тянули в свои комнаты, чтобы она оценила, чье «королевство» красивее. Или доставали из кладовки старые вещи — растянутые «треники», потертые синтетические шубки, старые шапки — и устраивали показ мод, где мама опять была самым почетным зрителем.
Наверное, ей хотелось прилечь после работы, но она себе этого не позволяла.
Вечером перед сном собирала нас на кухне, мы усаживались пить чай, делились девчачьими секретами. До сих пор поражаюсь маминой мудрости: ведь мы никогда не ссорились, не боролись за ее внимание, потому что любви мамы хватало на всех. Может, поэтому мы с сестрами и сохранили теплые отношения, хотя жизнь нас разбросала. Галя с мужем живет в Греции, работает там барменом, Вика и Настя тоже замужние девушки, одна сейчас в Москве, другая, как и я, — в Киеве. У каждой из нас есть дети, и все они — тоже девочки!
В начале девяностых завод, на котором работали родители, встал. Платить зарплату прекратили. Никаких накоплений в нашей семье не было, и родители решили отправиться в Москву к дальним родственникам, попробовать подзаработать в столице. Никто и предположить не мог, чем закончится эта поездка.
Папа отошел от мамы зачем-то. Переходил дорогу в положенном месте, но его вместе с еще одним мужчиной сбила машина.
Мы узнали о том, что случилось, лишь на следующий день. Мама позвонила. Всегда сдержанная, она плакала:
— Папа в больнице, он жив, у него сотрясение мозга и раздроблена правая голень. Операция шла несколько часов, врачи собрали ее буквально по кусочкам, но никаких гарантий не дают.
Кости могут не срастись, слишком серьезный перелом.
— А человек, который его сбил... Он задержан?
— Какое там! За рулем была женщина, рядом с ней на переднем сиденье — ребенок. После того как папу забрала «скорая», мы ее не видели.
В тот момент мама думала только о здоровье нашего отца и бегать выбивать компенсацию не стала. Может, у той женщины были связи, может, по каким-то другим причинам, но суда не было, хотя папа правил не нарушал — переходил дорогу по пешеходному переходу. Я тогда была ребенком, не вникала во все тонкости. Просто переживала за папу.
Отца долго не выписывали из больницы, мама была рядом с ним, а мы жили одни.
Мне исполнилось одиннадцать, Гале — шестнадцать, Вике и Насте — по восемь. Иногда приезжала бабушка, что-то готовила, убирала.
Родители вернулись лишь через месяц. Отец едва передвигался на костылях, нога страшно болела. Поставили аппарат Илизарова, без него кости могли не срастись. Я была медсестрой для папы: обрабатывала ранки, меняла повязки. Папе пришлось на время остаться дома, а нам с Галей — очень рано повзрослеть. Каждый пытался работать. Нам платили пять гривен в день, но и они не были лишними. Все деньги несли маме. Ей надо было отдавать долги, в которые пришлось влезть. Папа работать не мог совсем: его мучили страшные боли, ноге требовался полный покой.
Старшая сестра работала в кафе, мыла посуду, убирала, я ей помогала. В кафе ходили разные люди.
Кто-то из посетителей, поинтересовавшись, сколько нам с Галей здесь платят, предложил за работу на оптовом рынке на несколько гривен больше. Мы боролись за каждую копейку и согласились. Хитом моих продаж стала томатная паста.
— Кричи, предлагай свой товар, — говорил хозяин.
— Покупайте томатную пасту, самую вкусную, самую красную! — кричала я. И, надо сказать, преуспела.
Одна незадача: торговые точки часто проверяли, а мне еще не исполнилось восемнадцати, я не имела права торговать самостоятельно. Когда приходила инспекция, врала, что на минуточку подменила отлучившегося в туалет продавца. Бежала в контору, к ревизорам являлся с документами кто- нибудь из взрослых и, что называется, «разруливал» ситуацию.
Я подрабатывала в разных местах: и продавцом, и официанткой, и няней — сидела с грудным ребенком, пока случайно не узнала о кастинге в группу «ВИА Гра».
Встреча с продюсерами популярного коллектива в корне изменила мою судьбу.
Оглядываюсь назад и понимаю: вряд ли я достигла бы каких-то высот в шоу-бизнесе, если бы девочкой не пережила трудности, обрушившиеся на нашу семью. Жизненные невзгоды, постоянная нужда закалили характер. Дали мне уверенность в том, что все преодолею, не сдамся, прорвусь, выживу.
Так воспитали нас родители. Сейчас они живут недалеко от Киева, в Борисполе. Папа так и остался инвалидом.
Я купила им квартиру и приезжаю в гости. Их любовь всегда со мной, что бы ни случилось. Она придает мне сил.
…Задумавшись, я не сразу почувствовала, что Соня теребит меня за руку:
— Мам, я выбрала вот эту куклу, и еще у меня остались деньги на конфеты. Купишь?
— Конечно.
Мы с дочкой стоим у прилавка кондитерского отдела.
— Мне, пожалуйста, «киндер-сюрприз», — просит Соня.
Я задумалась на секунду.
— А может, «Птичье молоко»?..
Подпишись на наш канал в Telegram