«Мам, посмотри, как замечательно получилось!» — в моей руке снимок: пронизанные солнцем сосны, песчаный берег и я, бегущая по легким волнам озера. Фотограф подошел ко мне прямо на улице и попросил попозировать. «Какая красавица!» — повторял он, самозабвенно щелкая затвором фотоаппарата.
Снимки вскоре появились на стендах поселка, где я училась в школе, но провисели недолго. Ребята из воинской части разбили стекла и все растащили.
С детства знала, что я особенная, не такая, как все. Чтобы смириться с окружающей реальностью, фантазировала: воображала себя то принцессой из сказок, то героиней фильма про любовь. Темы для фантазий возникали сами собой — из музыки, картинки в журнале, прочитанной книжки. Однажды в кино я увидела удивительного мужчину. Он разительно отличался от тех, кто окружал меня. Аристократичный, спокойный, потрясающе красивый. Именно о таком я мечтала. После сеанса подошла к афише, чтобы запомнить имя, промелькнувшее в титрах: Ивар Калныньш...
И откуда только взялись такие фантазии у девочки, выросшей в глуши? Родители мои жили на хуторе в тридцати километрах от Ленинграда. Вокруг — никого. Хозяйство огромное: птица, скот. Когда мама готовила что-то мясное, я отказывалась есть, ведь под нож шли мои друзья — телята, кролики, овцы, свиньи.
Других товарищей у меня не было.
Отца звали Вилхо Тутто Вилхо. А в паспорте значилось через черточку Иван Иванович. Родители не сразу сказали мне, что мы ингерманландцы. Многие члены нашей семьи в сталинские времена были расстреляны, а оставшаяся в живых родня, боясь истребления, меняла имена и крепко держала язык за зубами. Вот я и не понимала, почему мне презрительно шипят вслед: «Чухна!»
У финнов принято жениться на своих. Поэтому бабушка по отцовской линии так никогда и не признала мою маму, которая была донской казачкой. Она работала на фабрике швеей-мотористкой, а потом ушла с работы, чтобы заниматься домом и мной. Я пела в хоре, играла на фортепьяно.
В музыкальную школу ходила по шесть километров — туда и обратно.
Я готовилась поступать в консерваторию. Но незадолго до вступительных экзаменов мчалась на велосипеде по дороге и чуть было не угодила под встречный автобус, свернула на обочину и улетела в кусты. Кисть правой руки треснула, ни о какой консерватории не могло быть и речи. И я пошла на хоровое отделение в институт культуры. Но это было совсем не то, о чем мечталось, и я вскоре бросила учебу.
Дядя по блату устроил меня секретарем-машинисткой в Ленинградский технологический институт. Деньги платили по тем временам очень приличные — девяносто рублей. И я могла позволить себе покупать у фарцовщиков в Гостином дворе дорогие американские шмотки.
У меня были уникальные туфли на платформе: не девочка — картинка! Обедать я ходила в модный ресторан «Волхов» на Литейном. Словом, чувствовала себя успешной и независимой.
Куда бы ни заходила, все взгляды сразу обращались ко мне. Когда я шла по улице, рядом то и дело тормозили машины. Помню, папаша какого-то юнца в Мацесте, где мы отдыхали с мамой, сулил три отары овец и четыре «Волги», только бы я вышла замуж за его сына. Мне нравилось быть объектом всеобщего внимания. Однако с годами поняла: красота — не только счастливый лотерейный билет, но и тяжелое испытание. Я писала стихи, музыку, пыталась проявить себя как творческая личность, но это никого не интересовало — мне просто вслед цокали языком и смотрели с обожанием.
А ведь я была живая, эмоциональная, смешная. Мама, шутя, называла меня «мое чудо в перьях». Но все замечали только модельную внешность. Сама того не желая, я искушала мужчин, внушала любовь.
За мной усиленно ухаживал известный в Питере ювелир Андрей Ананов, знакомый дяди. Я не обращала на него внимания — он был гораздо старше и такой скучный. Дядя расстроился: «Детка, ты дура!» Он всерьез рассчитывал, что я выйду за Ананова! Ну уж нет, я мечтала о настоящей, искренней, бескорыстной любви!
И такая любовь нашла меня. Во всяком случае, я в это верила. Он был очень красивым, приехал из Ростова-на-Дону поступать в консерваторию. Я не смогла устоять перед южным темпераментом и невероятным обаянием, а главное — этот парень не пытался меня купить по причине собственной бедности.
Привела избранника домой, нам только-только дали квартиру в Ленинграде, и объявила родителям: «Мы будем жить вместе и поженимся!»
Мама с папой категорически выступили против: «Лена, мы видим его насквозь! Он хитрован и авантюрист! Ему нужна прописка. Тебе девятнадцать, и влюбленность мешает это понять». Я ничего не хотела слушать, и несмотря на протесты родителей, мы подали заявление.
И вот за две недели до свадьбы, вернувшись с работы домой, я застаю его совершенно невменяемым. Подскочил ко мне весь красный от ярости: «Ах вот ты, оказывается, какая! Думал, ты моя судьба, а ты, ты... проститутка! — размахнулся и ударил меня по лицу. — Никакой свадьбы не будет! Я не могу жениться на шлюхе!
Тебя надо убить, гадюку, развратную тварь!»
Он залез в мои вещи и нашел дневник. Я писала там с кем встречаюсь, кто мне симпатичен. Был один биатлонист, с которым мы несколько раз ходили на танцы. Сережа даже делал мне предложение. Но мама не одобрила это знакомство: она мечтала, чтобы дочка вышла замуж за военного… Словом, обычные девичьи откровения вперемежку с мечтами и грезами. Тем более все это было до встречи с женихом. Я пыталась объясниться, но он не давал и слова вставить, орал как сумасшедший. В порыве ярости изорвал в мелкие кусочки фотографию моих родителей, бросил на пол, топтал ногами.
Я стояла словно парализованная. Увидев, как помертвело мое лицо, он испугался. Видимо, рассчитывал, что буду униженно молить о прощении, а теперь сам упал на колени, плача, просил не прогонять.
Я сказала, что должна побыть одна...
Он проводил меня до троллейбуса. Я села у окна, мы смотрели друг на друга не отрываясь. Я очень любила его, но после того, что произошло, во мне что-то сломалось.
Уехала к бабушке, у которой он никогда не был. Там меня стало лихорадить, температура подскочила до тридцати девяти. В полубессознательном состоянии пролежала три дня. Я теряла любовь, а для меня это равносильно смерти.
Через две недели после несостоявшейся свадьбы я вернулась в Ленинград, он тут же упросил встретиться, целовал руки: «Давай начнем с нуля, прости!» Рассказал, что все это время искал меня.
Полетел в Москву, решив, что я скрываюсь у тети. Ему не открыли дверь, и он вернулся в Питер, не отменил свадебных торжеств, гости пришли в назначенный день и вместе с ним ждали меня несколько часов.
Я молча слушала, и вдруг он признался, что у него через две недели свадьба с пианисткой из консерватории, но если я прощу, ничего не будет. «А что оставалось делать?! — кричал он. — Ты бросила меня, опозорила. Если сейчас откажешься, если скажешь «нет», я убью тебя!»
Но мне было совсем не страшно, а противно. Быстро же он нашел мне замену! Простой подсчет показал, что они с пианисткой подали заявление на следующий день после нашей ссоры. Родители оказались правы — я ему нравилась, но главным все же была прописка.
Как тесно переплелись в этом парне расчет и искренние чувства!
Я убежала от него. Шла и ругала себя: «Ты совсем не умеешь разбираться в людях! Вот и сидела бы в своем Токсово и не высовывалась, разговаривала там с птичками и кроликами!» Сердце разрывалось. За что мне это? Что плохого я сделала? Как жить дальше? Девятнадцать лет, а жизнь разрушена... Слезы подступали к глазам, я готова была разрыдаться и тут увидела знакомое прекрасное лицо. С афиши на меня смотрел Калныньш. Ивар, знакомство с которым ждало впереди, словно подсказывал путь к спасению: фильм назывался — «Театр»!
Я уехала из города и вернулась только после свадьбы моего экс-жениха. Была подавлена, жила как во сне, как во сне ходила на работу. Однажды брела по Моховой мимо ЛГИТМиКа. И вдруг меня схватил за руку мелкий такой, энергичный мужичок.
— Ого!
Вот это красавица! Слушай, не хочешь в театральный поступать?
— Хочу. Но туда же только по блату принимают... — сказала то, во что верила.
— Ты стихи наизусть можешь прочитать? — продолжил допрос странный дядечка.
— Да, могу, — растерянно пролепетала я.
Геннадий, так звали этого человека, оказался преподавателем ЛГИТМиКа. Такие люди, словно проводники судьбы, наверное, есть у каждого.
— Уже второй тур идет. Вперед! — сказал он и открыл передо мной дверь в аудиторию.
Не успела оттуда выйти, Геннадий снова взял за руку: — Так, здесь прошла, идем дальше, — и втолкнул в следующую аудиторию, где отсматривали поступающих на эстрадное отделение. Я и там понравилась. — Ну вот, — подытожил Геннадий, — не забудь на третий тур документы притащить. Но тебе надо определиться — эстрада или музкомедия.
Я выбрала эстраду, а через два года все-таки перевелась на драматическое отделение, попав на курс к Аркадию Кацману и Льву Додину под руководством Георгия Товстоногова.
На последнем курсе меня пригласили в картину «Капитан Фракасс», которая снималась в Таллине. И моим партнером по съемочной площадке оказался Ивар Калныньш! Студентка и состоявшийся артист, кумир. «Разве он снизойдет до общения?»
— переживала я, в то время жутко стеснительная. Чуть сквозь землю не провалилась, когда Ивар подошел и спросил, где я остановилась. Прошелестела еле слышно: «В «Спортивной».
Калныньш, желая помочь начинающей артистке, зашел, словно бы случайно, в гостиницу, когда я сидела там в кафе. Присел за мой столик, мы разговорились. С ним было очень приятно и легко общаться. Очень скоро я уже настолько доверилась ему, что прочла свои, очень интимные, стихи: «Я убежала в дождь, твой профиль был похож на тот, который я любила с детства...» Ивар хорошо умеет слушать.
К выпуску наш курс подготовил спектакль, сделавший звездами никому не известных студентов: Максима Леонидова, Петра Семака, Елену Кондулайнен, Татьяну Рассказову.
Постановка так и называлась: «Ах, эти звезды!» Это были пародии на зарубежных и отечественных эстрадных исполнителей. В день спектакля перед учебным театром на Моховой дежурила конная милиция — желающие попасть в зал штурмовали здание даже через крышу. Но обучение закончилось, мы получили дипломы и разошлись по ленинградским театрам. Наша общая слава развеялась как дым, теперь нужно было пробиваться поодиночке. Я оказалась в Ленинградском театре имени Ленинского комсомола. Играла по тридцать спектаклей в месяц. Работы было много, поклонников тоже, а вот любви... Я чувствовала себя очень одинокой.
Как-то в редкий выходной подошла к окну и увидела на снегу огромные буквы: «ПРОСНИСЬ, ЛЕНА!» Сразу поняла, кто это. Представила, как Сережа упорно вытаптывал на тридцатиградусном морозе послание.
«Вот человек, который меня по-настоящему любит!» Это был тот самый Сергей из дневника, биатлонист. Он постоянно напоминал о себе, приезжал, бросал весточки в почтовый ящик. Маме Сережа по-прежнему не нравился, и она с радостью сообщала: «А Леночки нет». Я и вправду пропадала сначала в институте, потом в театре на репетициях. Столько времени прошло с нашей первой встречи, а он все держался рядом, ненавязчиво, но упорно, словно ждал, когда я проснусь и взгляну на него другими глазами. Так и случилось. В канун Нового года я попала в больницу с сильнейшим аднекситом. В первый же день туда явился Сережа с цветами и жареной курицей, которую приготовила его мама. Он приходил утром и вечером, каждый раз с букетом и чем-нибудь вкусным.
— Какой прекрасный молодой человек! — хором ахали соседки по палате. — Из него получится замечательный муж, будешь как за каменной стеной! Ах, у него еще и родственники в Германии и он туда регулярно ездит?! И машина есть? Такими женихами не разбрасываются!
— Да, но только предложения он мне больше не делает... — пригорюнилась я.
— Вот видишь! Так и потерять его недолго. Не будь дурой, когда в следующий раз приедет, скажи: «Я согласна».
Вечером я позвонила Сережиной маме поблагодарить за гостинцы. «Какие-то вы глупые, — вдруг сказала она, — сколько будете еще ходить кругами? Он одну тебя любит, уж поверь мне».
Короче, уговорили. И вот сидим мы с Сережей в больничном коридоре на скамеечке.
— Помнишь, ты раньше говорил... — начинаю я.
— Что?
— Ну... Хотел, чтобы я...
— Чего? — никак не возьмет в толк Сережа.
— Предложение ты мне делал, вот чего! Я согласна!
Он дар речи потерял. Не ожидал, но обрадовался страшно.
После свадьбы мне предстояли съемки в Токио. И я похвасталась представителям японской кинокомпании: — Поздравьте, замуж выхожу!
— Поздравляем...
— говорят, но как-то задумчиво.
Уехали японцы и... отклонили мою кандидатуру. Оказывается, по тамошним законам актриса, выходя замуж, уходит со сцены. И это правильно. Когда я во второй раз вступила в брак, так и сделала — ушла из профессии. Но поначалу старалась успеть все: и создать семью, и построить карьеру. Беременной снималась в картине «Русь изначальная», и еще меня ждали на съемках в Югославии. Я решила скрыть «интересное положение», благо живот был маленький. Знали лишь Люба Полищук, которая только родила, и Женя Симонова — она сама была на третьем месяце.
В сценарии оказались сцены, где нужно было сниматься обнаженной.
Что делать? Наплела режиссеру, что я человек глубоко верующий и не могу раздеться ниже пояса. Он внял уговорам. Мой партнер по фильму голливудский актер Джордж Монтгомери впечатлился и этим: стал рассказывать о своем роскошном доме рядом с водопадом, куда был бы счастлив меня привести. Конкуренцию американцу составлял югославский актер. Но все эти заманчивые предложения вызывали у меня только улыбку! Я любила мужа и ждала от него ребенка.
Вернувшись из Югославии, отправилась с ним в гости. Такой счастливой и легкой себя ощущала, что начала, на девятом-то месяце, отплясывать рок-н-ролл. У меня отошли воды, и прямо из гостей я попала в роддом.
Саша родился здоровым и крепким, но вскоре после выписки тяжело заболел.
Молоко не задерживалось в его организме, ребенок таял на глазах. Роддом, в котором я лежала, закрыли: нескольких детишек, родившихся вместе с моим мальчиком, погубил стафилококк. Я обзванивала знакомых в надежде, что кто-то поможет. И «сарафанное радио» сработало! Сашу спасло чудо — сейчас знакомое всем и каждому, а тогда новое экспериментальное лекарство «Бифидумбактерин». Кто-то посоветовал обратиться в НИИ, где оно проходило испытания. Мы рисковали, но, слава богу, не зря, ребенок выжил. Когда кризис миновал, я позволила себе на несколько часов между кормлениями съездить на киностудию и сняться в эпизоде новой картины. Потом звонили еще, но я занималась Сашей и вынуждена была отказаться даже от партнерства с Иваром Калныньшем в «Искушении Дон- Жуана».
Выходя замуж, я не представляла, что семейная жизнь такая тяжелая штука.
Встаешь спозаранку, готовишь, стираешь, гладишь, кипятишь... Муж приходит с работы и в тапочках смотрит телевизор. Это так скучно! Мне не хватало адреналина, страстей, переживаний. Не хватало кино... Доведенная до отчаяния бытом, болезнью ребенка, я с криком неслась в ванную:
— Ты меня не любишь, сейчас перережу себе вены!
Сергей бросался следом:
— Нет, нет! Я очень люблю тебя, — но он произносил это испуганно-буднично, без придыхания и вдохновения: «Ах, любимая...» Совсем не так, как мне хотелось. — Я не знаю, что должен сделать для доказательства своей любви, — вздыхал муж, принимал успокоительное и ложился спать.
В общем, я была не готова к обыденной жизни домохозяек.
Ни тогда, ни после...
Когда Саше исполнилось полтора годика и он полностью оправился, заболела я. Меня утвердили в картину «Фламинго приносит счастье» с условием, что похудею в кратчайшие сроки. Я решила, что избавлюсь от накопленных за время беременности и кормления килограммов за неделю. Никто не сказал, что изменения, происходящие с женщиной после рождения ребенка, сохраняются четыре года — таков закон природы и нарушать его нельзя. Не знаю, что в большей степени повлияло на щитовидку: сброшенные за неделю пятнадцать кило или приплывшие в Пярну облака из Чернобыля.
Я ничего не ела, только загорала и, пока были силы, бегала вдоль пляжа. Похудела до такой степени, что превратилась в скелет, даже в кадре стало видно, что худоба моя нездоровая.
Вернувшись в Ленинград, я стала замечать, что со мной происходят странные вещи. Ем, но продолжаю худеть, устаю, руки дрожат, пот градом. Меня начали преследовать страхи: положу руку под подушку и тут же отдергиваю, кажется, что паук какой-нибудь укусит. Самое жуткое, что один глаз увеличился в размерах, «вылез». В больнице поставили диагноз — базедова болезнь. Назначили гормоны: сначала двадцать восемь таблеток преднизолона в день, потом — пятьдесят шесть. Это лекарство дает сумасшедший приток сил, и от такой дозы я почти не спала. Наверное, могла бы подбросить грузовик. В «приподнятом» состоянии я не осознавала, что умираю.
Гормоны, которые глотала горстями, стеной неадекватности отгораживали меня от реального мира. Я призывала соседок по палате делать маски, массажи для лица, разыгрывала перед ними театральные сценки...
Лечащий врач только качала головой, видя немой вопрос в глазах Сережи. У моей мамы на нервной почве начался диабет. Родные готовились меня хоронить.
Полгода я провела в больнице, но, вопреки прогнозам врачей, выжила. Каким-то невероятным образом болезнь дала задний ход, произошла ремиссия. Переломный момент совпал с появлением моей подруги. Она пришла проведать меня в роскошной новой шубе. Изуродованная недугом, я увидела эту чудесную лису и поняла: вот что мне надо для счастья, когда выйду из больницы, обязательно куплю!
Какая же буду в ней красивая! Это было единственное желание, которое появилось у меня за время болезни. И небеса дали шанс.
«Лена, ты выиграла жизнь, — сказала врач, — с тобой произошло чудо. Но запомни: прежняя профессия исключена при таком заболевании. Ты не сможешь быть актрисой. Тебе противопоказаны любые переживания, не раздражайся, не копи обиды, чтобы не спровоцировать рецидив».
На прощанье она «наградила» меня инвалидностью и списком гормональных препаратов, которые я должна пить всю оставшуюся жизнь.
Атмосфера в доме стала тягостной. Врачи расписали свекрови мое будущее в красках: Елене нельзя того, этого, пятого и десятого.
Сережа был по-прежнему заботлив и терпелив со мной, но свекровь нет-нет да и срывалась. Понимаю, в ней копился страх за будущее любимого сына. Я была немощной, измотанной болезнью, не могла даже развесить постиранное белье. И услышала однажды: «Инвалид нам не нужен».
Я не хотела быть обузой. Сережа ни разу не сказал грубого слова, но я чувствовала: он отдалился, сторонится меня и все больше общается с матерью. Мне нужно было выжить, спастись, и я поняла, что муж не помощник, придется делать это в одиночку.
Забрала Сашу, минимум вещей и переехала к маме. Она жила одна. Город разрушил отношения родителей. Отец ушел к женщине старше его на двенадцать лет. Для мамы это стало трагедией, из-за которой она и умерла раньше срока.
Сережа все-таки приехал ко мне и остался.
Но долго мы не выдержали: мама по-прежнему считала наш брак ошибкой и не хотела скрывать нелюбви к зятю. Мы снова вернулись к Сережиной маме, но жизнь не клеилась, отношения дали трещину. Я тем временем почувствовала себя лучше и, не говоря никому ни слова, прекратила пить гормоны и ходить к врачам. И мне не стало хуже! И глаз уменьшился, и красота вернулась! Я вспомнила, как до болезни обращалась к Богу: «Зачем ты дал мне такую внешность? От нее все беды. Лучше бы сделал меня некрасивой, но талантливой, как Чурикова!» Допросилась, называется. Вот у меня глаз-то и вылез! Заболев, я поняла, о какой глупости молила Бога. Ведь Божьим даром для Чуриковой был талант, а для меня — красота! В больнице я страшно каялась: «Господи, прости.
Если останусь жива, буду благодарить тебя за каждый подаренный день и постараюсь быть достойной твоего дара».
Болезнь отступила. Но отношения с мужем не налаживались. Чтобы сбежать от бесконечной тоски, уехала на пару дней в Москву к тете. А когда вернулась, услышала: «Ты мне изменила. Собирайся и уходи!» Знакомый сообщил Сергею, что видел меня не одну. Оправдываться не имело смысла. Никто бы не поверил, что женщина с моей внешностью может просто общаться с мужчиной без далеко идущих последствий. Я собрала чемодан и уехала к маме, уже насовсем.
Мама, хоть и не любила Сережу, вдруг начала переживать из-за нашего разрыва, винить во всем себя. Потом я поняла: она предчувствовала смерть и боялась, что дочь останется одна с ребенком, без всякой поддержки.
Однажды сказала:
— Лена, приготовься, я скоро умру.
— Не говори глупостей, — не верила я. — Ты прекрасно выглядишь.
Но когда меня не было дома, мама потеряла сознание. Вскоре после этого она умерла...
Болезнь, развод, смерть мамы — казалось, череде несчастий не будет конца. «Главное, не расстраивайся и не переживай», — с горькой иронией вспоминала я наказ врача. Чтобы как-то вырваться из порочного круга, согласилась на предложение маминой сестры и переехала к ней в Москву.
В столице жила моя подруга — красавица и светская львица.
Лена стала таскать меня на артистические тусовки. Подруга постоянно сокрушалась, что я не могу завести даже маленькой интрижки. «Отчего бы тебе не закрутить роман с тем, кто поможет в жизни?» — внушала она. Но мне никто не нравился.
Тогда Лена взяла инициативу в свои руки и познакомила меня с Юрием Любашевским, президентом международного благотворительного фонда «Дягилевъ Центръ», известным ученым и публицистом, профессором. Юра был невероятно интересным, эрудированным человеком, но внешне он, увы, отличался от тех молодых красавцев, которые обычно за мной ухаживали. У нас с ним возникла духовная близость, а не сексуальная. И хоть все знакомые считали, что у меня с Юрием роман, это был альянс другого свойства: мы дружили, не более...
Любашевскому нравилось выходить со мной в свет, он сделал мне предложение, от которого я не видела смысла отказываться, — стать актрисой «Дягилевъ Центра». Но предложения выйти за него замуж никогда от Юрия не слышала. Я могла бы обменять питерскую квартиру на Москву, но столица тогда была закрытым городом, это можно было сделать, только выйдя замуж за москвича. Юра не мог этого не знать и все-таки молчал. Значит, не доверял или вынуждал стать его любовницей. А я ни с кем не ложилась в постель из корысти. Встала на дыбы: «Никогда этого не будет!», заключила фиктивный брак и обменяла квартиру.
Едва я самостоятельно переехала в Москву, Любашевский начал представлять меня на тусовках своей женой, ласково называл Масиком, а я его — Мусиком. Но после вечеринок мы разъезжались в разные стороны. Как-то Юра сказал, что у меня будет собственная студия — «Кондулайнен».
Мы готовились финансировать фильм «Мастер и Маргарита» Юрия Кары. Я должна была играть Маргариту. Любашевский уже оплатил поездку в Ялту для выбора натуры. Но внезапно Кара переметнулся к другим продюсерам. Некрасивая получилась история.
«Выбирай сценарий, — сказал мне после этой неудачи Юра, — будем сами снимать картину с Кондулайнен в главной роли».
Я нашла историю о матери и дочери, влюбленных в одного мужчину. Стала размышлять: «Кому же доверить эту роль?» И конечно, вспомнила о том, кого считала идеалом мужской красоты, — об Иваре Калныньше. После недолгих переговоров Ивар ответил согласием.
Я не думала, что начнется роман. «Ивар прекрасен, но между нами ничего быть не может. Я многим обязана Юре и не предам его». Мы только что вернулись из Лондона, где в мою честь Любашевский организовал костюмированный бал по мотивам «Войны и мира». Нас там поселили в номере с одной кроватью. Всю ночь я падала с нее, боясь коснуться «мужа». А он, после пары попыток добиться взаимности, перестал настаивать. Возможно, Юре было достаточно, что все вокруг думают, будто он обладает мною. Любашевский говорил: «Мужчину воспринимают через женщину, которую он сумел завоевать. Если она восхитительна, значит, он — силен».
Съемки проходили в Форосе и прекрасно финансировались. Для киногруппы сняли роскошную гостиницу. Сначала все было вполне невинно, встречаясь за завтраком, мы с Иваром называли друг друга на «вы».
По вечерам ходили гулять в горы, нас окружала восхитительная природа Крыма. Для роли мне важно было почувствовать партнера, я задавала ему вопросы, чтобы понять, какой он, чем живет. Ивар рассказал, что с женой в разводе, а дочь уже взрослая. Невероятно, такой мужчина — и совершенно свободен! Я занервничала: тебе не нужна эта история, ты можешь потерять все — Юру, студию, фильмы. Но роли, которые мы играли, требовали от нас страсти и чувственности. Ивар околдовывал меня. Между нами еще ничего не было, а я уже считала его своим мужчиной.
В кадре мы выясняли отношения, конфликтовали из-за того, что в нашу любовь вмешивается дочь моей героини. И вдруг, проходя мимо кафе, я увидела, что Ивар сидит и мило болтает с этой актрисой. Улыбается ей!
Меня это задело, внутри вскипела самая настоящая ревность. Я переживала в жизни то, что описывалось в сценарии! Уже не думая о Юре, о том, что могу все потерять, я хотела одного — прожить с Иваром любовь, которую мы играли.
Такое же состояние, томление в предвкушении любви, оказывается, чувствовал и он. Вскоре наступил день, когда мы оба поняли: час пробил. Я, отработав на съемочной площадке, ушла к себе в номер и ждала Ивара — будь что будет. Не могла больше противиться природе. Рядом с Юрой я выполняла только «представительские» функции, изображала любовь, которой на самом деле не было. Но сердце требовало настоящих чувств! Я ждала Ивара, и он пришел. Мы ни о чем не сговаривались, у обоих сработала интуиция.
По-моему, мы так ничего и не сказали друг другу в ту ночь. Я чувствовала, что наша встреча не случайна, она предопределена судьбой. Никакими словами это не выразить! Я не думала о том, что нас ждет в будущем. Была на вершине счастья: мужчина моей мечты — в моих объятьях!
Съемки завершились, мы разъехались и пару месяцев общались только по телефону. Незадолго до тридцать первого декабря Ивар позвонил и пригласил меня встретить Новый год у Тани Васильевой и Георгия Мартиросяна. Все новогодние праздники, которые Калныньш провел в Москве, он жил у меня. Как раз в это время, видимо, что-то почувствовав, Любашевский предложил выйти за него замуж, но я отказала, мне уже нужен был только Ивар.
Калныньш оказался очень хозяйственным, купил кофемолку, ходил за продуктами, готовил, вел себя так, словно это наш общий дом и он с удовольствием занимается его обустройством.
Во всех его движениях сквозили основательность и спокойствие. Он был, как мой отец, молчалив и совершенно невозмутим. Казалось, невозможно найти человека, который подходил бы мне больше.
Как-то исподволь несколькими репликами мы выяснили, что я не смогу переехать в Ригу, а он совсем не прочь поселиться в Москве. Значит, так тому и быть — я не сомневалась, что дело идет к свадьбе. Но чем дольше общалась с Иваром, тем страшнее мне казалась перспектива оказаться в роли его жены.
Как-то, голосуя на дороге, мы поймали машину, в которой уже сидела пара. Женщина, узнав Калныньша, буквально обезумела, стала открыто кокетничать, совершенно забыв о своем кавалере.
Меня для нее тоже словно и не существовало. «Вы мой любимый артист! — восклицала поклонница, прижимаясь к Ивару в темноте салона. — Такой интересный мужчина!»
Если бы это случилось лишь однажды! Но нет. Где бы мы ни появлялись, внимание всех присутствующих дам обращалось к Ивару. Они томно вздыхали, пели дифирамбы, закатывали глаза, норовили прикоснуться... Это было невыносимо! Если в начале нашего знакомства необходимость отвоевывать Ивара у другой «завела» меня, то теперь она же и оттолкнула. Я испугалась, что ни одна женщина не сможет перед ним устоять. Ни одна не пройдет мимо, чтобы не приклеиться. Я была обречена вести вечную дуэль с соперницами, а он оставался в стороне, не давая уверенности в том, что будет завтра.
Подспудно я все время чувствовала, что могу его потерять. И очень скоро из уверенной в себе женщины, привыкшей быть в центре мужского внимания, неминуемо должна была превратиться в озлобленную ревнивую жену.
Ивар уехал в Латвию — у него были назначены спектакли, полным ходом шло строительство загородного дома. Мы поцеловались на прощание, словно расстаемся на несколько дней. А потом я исчезла. Перестала подходить к телефону. Мне стало не до Ивара.
Сергей, которому я на время отвезла сына, отдал ребенка в садик и сказал, что назад не вернет. Это заявление заставило меня всерьез задуматься о своей жизни. Я поняла, что должна найти человека, который станет защитником мне и хорошим отцом моему сыну. Роман же с Иваром был слишком сумбурным и романтичным, до обсуждения серьезных проблем дело не дошло.
Как ни странно, но расставание с Любашевским не отразилось на моей карьере, она стремительно шла в гору.
Снявшись обнаженной в «Ста днях до приказа», я стала востребована как никогда. Начали приглашать в эротические фильмы. Я соглашалась, мне всегда нравилась эротика. Язык тела может быть поэтичным и образным. Еще в детстве, раздеваясь перед сном, я не занавешивала окно, представляла, что кто-то подсматривает. Мне нравилось так думать.
Обнаженное тело в кадре гипнотически воздействует на зрителя. О чем говорить, если даже актеры, мои партнеры по сценам, столбенели и забывали свои реплики. Да и сама я после одной премьеры разрыдалась: настолько откровенным по тем временам мне показалось то, что увидела на экране.
Но потом по реакции мужчин поняла, что это красиво, а значит — не стыдно.
Меня раздевали снова и снова — в «Человеке К», в «Дафнисе и Хлое»... Стали называть секс-символом. Популярность моя приобрела оттенок эпатажности, и я решила, что на этой волне смогу сделать еще более яркую карьеру. Проехалась в автомобиле с голой грудью, наслаждаясь реакцией мужчин, объявила о создании «Партии любви», в которой объединятся представители творческой интеллигенции, предпочитающие прекрасное чувство конфликтам и войнам. Меня поддержали Александр Панкратов-Черный, Борис Хмельницкий, Алексей Глызин, Ангелина Вовк, Маша Арбатова. Но СМИ все извратили, выдумали, будто я собираюсь баллотироваться в президенты.
Вокруг появилось много непонятных людей, которые за моей спиной строили планы восхождения к высотам политической власти и делили портфели. Все это скомпрометировало меня, коллеги даже стали побаиваться «этой Кондулайнен», перестали предлагать роли. Я поняла, что вляпалась в историю, подумала: «Нужно заканчивать, а то придется инсценировать самоубийство или эмигрировать, хотя, конечно, лучше просто выйти замуж...» И словно по мановению волшебной палочки, фестиваль «Золотой Дюк» подарил мне знакомство с будущим мужем.
Его, как и первого, звали Сергеем. Он был похож на истинного арийца, мой типаж. Свободно говорил на трех языках и работал исполнительным продюсером. На банкете в честь закрытия фестиваля Сергей пригласил меня танцевать.
Один танец, второй, третий... Нас так влекло друг к другу, что мы не могли расстаться. Наша любовь возникла с первого взгляда, с первого слова и первого танца.
— Что же мы теперь будем делать? — спросил Сергей по возвращении в Москву.
— Переедешь ко мне, и будем жить. А почему нет?
Я решилась на это, поскольку Сергей сказал заветные слова: «Давай я буду папой твоему сыну!» Мы поехали с ним в Питер, выкрали Сашу из детского сада и увезли в Москву.
Так началась наша совместная жизнь. Мы не только расписались, но и повенчались. И еще заключили договор: Сергей отныне утверждал, в каких фильмах мне сниматься.
Обнажаться в кадре строго воспрещалось. Я была влюблена и на все с радостью соглашалась.
Нас связывало действительно сильное чувство. Если я уезжала на гастроли, а мы перед этим ссорились, Сергей отправлялся следом — мириться. Звонил беспрестанно, ревновал. Такого у меня раньше не было. Но перед свадьбой мы сделали ужасную глупость. Сели за стол и рассказали друг другу, у кого что было «до». Так он узнал про Ивара. Это мешало нам всю совместную жизнь. Никогда не рассказывайте мужьям о бывших возлюбленных! Как бы ни просили, ни уговаривали. Они не смогут этого забыть. Вот и Сережа ревновал, переключал телевизор, если шел фильм с Калныньшем.
А судьба словно дразнила, подкидывая мужу все новые поводы для ревности.
После съемок в «Последнем герое» мне почему-то отдали фотографию Ивара, который участвовал в предыдущем проекте, и попросили передать ему при случае. Она так и осталась у меня, поскольку с Иваром я не пересекалась. И муж ее нашел.
— Ты бросишь меня и опять сойдешься с ним, — с горечью сказал он.
— Совсем с ума сошел! — в отличие от Сергея я даже не вспоминала Ивара.
Выйдя замуж, я ушла из профессии, сменила номер телефона, хотела быть счастлива в семье и несколько лет жила примерной домохозяйкой, растила детей. У нас с Сережей родился сын — Миша.
Видимо, каждому моему ребенку на роду написано пережить в младенчестве тяжелое испытание.
После прививки АКДС Мишу парализовало. Вернувшись из поликлиники домой, я развернула сына и пришла в ужас: малыш не мог пошевелиться, он даже плакать не мог, лежал как овощ. Мы тут же бросились к врачам, возили его по светилам медицины, которые не говорили ничего определенного, только: «Ждите». В моей жизни не было ничего страшнее того ожидания. К концу третьего дня Миша ожил и вскоре стал прежним — подвижным, улыбчивым.
Я упорно делала вид, что могу прекрасно существовать без сцены и съемочной площадки. И даже какое-то время получала удовольствие от тихой семейной жизни. Но потом в душе возникло непонятное томление, маета. Вопреки желанию мука невостребованности и жажда творчества стали сводить меня с ума. И когда предложили принять участие в антрепризном спектакле, с радостью согласилась.
«Это же совсем несерьезно и необременительно», — сказала я мужу и умчалась на репетицию.
Потом не отказалась от другого предложения, и от третьего. Я стала страшно занятым человеком, которого семья видела все реже. А дети требуют заботы и внимания. На кого их оставить? У нас были домработница и няня, но ведь они не могут заменить мать. Зная реакцию мужа на свои отлучки, я боялась сказать, что вскоре должна снова уехать. Поэтому тянула до последнего, объявляла новость прямо в день отъезда. Естественно, Сергей взрывался: «Ты в своем уме?! Никуда не пущу». Но я уже окунулась в работу с головой и не могла остановиться.
Сергей принял решение уйти после ссоры из-за... Мишиных штанов. Мы возвращались из Египта в Москву. Там жарко — тут холодно, а я в суете потеряла на таможне пакет с теплыми вещами. Разругались в пух и прах. Я и такая и сякая, не мать, а мачеха. Сережа сказал, что нашей семьи, которой он служил столько лет, больше нет. Что от меня он ничего уже не ждет, потому что я думаю только о себе и поступаю как нужно лично мне, не считаясь с интересами других. Я страшно разобиделась: наговорить такого из-за каких-то штанов! Накричала: «Иди куда хочешь и больше не возвращайся!» Потом не раз пожалела, что не остановила мужа. Сережа хороший человек, он очень мне подходил. Такого я, конечно, уже не найду...
Я любила Сережу, но не могла без съемок и сцены. Мне важно блистать, быть в центре внимания, чтоб даже водитель такси говорил: «Не могу поверить, что везу саму Кондулайнен!»
Период после развода оказался очень тяжелым.
Не было средств нанять няню, и поэтому я не могла уехать, чтобы что-то заработать в антрепризе. Вышла на эстраду читать монологи. Поддерживала мамина сестра. А еще старший сын Саша мне очень тогда помог, проявил себя настоящим мужчиной.
Это продолжалось не один год, я только и думала о том, как выжить. Когда предложили роль в фильме «За все тебя благодарю», я дала согласие, еще не зная, что брата моей героини будет играть Ивар.
Со времени нашей последней встречи прошло более десяти лет. Какими-то мы увидим друг друга? Я слышала, что он снова женился, есть ребенок.
Встретились холодно и отстраненно.
Короткие приветствия, ускользающие взгляды. Но вот пришло время репетировать сцену, где заняты оба. Необходимо же найти манки, которые заставят зрителя поверить, что это близкие, родные люди. В ходе разговора мы словно оттаяли, нас снова с невероятной силой потянуло друг к другу. И тут оказалось, что оба в одинаковой ситуации: у меня никого и он только что расстался с женой. Наша история началась снова.
«Мы с тобой будем вместе, и ты мне родишь. Мальчика», — сказал Ивар.
Он стал приезжать в киевскую квартиру, которую сняли для меня продюсеры. А потом мы снова увиделись в Москве, где квартиру снимали ему. «Как удивительно устроена жизнь, — думала я.
— Мы снова рядом, свободные и не обремененные обязательствами. Но все-таки что-то меня останавливает. Что же?»
Ивар очень много работал в России. Почти каждый день занят. И что это за семья, в которой два артиста? А вдруг не смогу родить ему мальчика? Кроме того, еще одна мысль не оставляла в покое: а вдруг Сережа захочет вернуться? Развод был оформлен, но нас не развенчали, перед Богом мы все еще муж и жена. И в глубине души я сохраняла надежду.
Мне было очень хорошо с Иваром, обворожительным, обходительным, предупредительным. Как ни странно, именно в рекламе кофе он больше всего похож на себя настоящего. Джентльмен, который не забудет подать даме пальто, подарит цветы, обустроит быт, накупит вкусностей.
Ивар порядочный и ответственный человек, очень заботливый отец. Он всегда говорил о своих детях с теплотой. С ним все было красиво, как в кино. Только в этом кино он — звезда, а я — зритель, поклонница. И никак иначе. А я могу справиться с любой ролью, кроме роли зрителя. Я сама актриса, и меня уже не переделать. Моим идеальным мужчиной был Сережа, который обустраивал жизнь, пока я блистала на сцене.
Но Сережи больше нет рядом. И мне до сих пор не удается смириться с этой потерей.
В трудный момент жизни Ивар, как всегда, мерцающей звездочкой возник на моем небосклоне. Когда я была совсем девочкой, а он — молодым человеком, Ивар подарил мне мечту. Теперь он стал зрелым мужчиной, а я — мудрой опытной женщиной.
Но как и раньше, при взгляде на него в моем сердце рождались надежда, любовь, желание жить... Встретившись и пережив снова нашу мимолетную любовь, мы с ним как будто вдохнули свежего воздуха, а потом с головой ушли в работу, каждый в свою, как в спасение от ненужных объяснений и лишних слов. Может, мы еще встретимся, кто знает?..
Сейчас я одна, последней своей любовью пожертвовала ради сыновей.
С Димой мы познакомились на показе у Вячеслава Зайцева. Я не придала значения его ухаживаниям. Красавец необыкновенный, но слишком молод — нас разделяли двадцать пять лет. Хотя разница в возрасте меня никогда не смущала. Мой второй муж был младше на двенадцать лет. Ни он, ни я этого не ощущали. Я словно зеркало — вдруг становлюсь такой же молодой, как любимый человек.
Дима оказался вежливым и одновременно настырным: «Я ваш поклонник, всегда мечтал познакомиться, обожаю вас как артистку!»
Не знаю, почему я дала ему свой номер телефона...
Он начал звонить, приглашать в гости, в кафе, куда-нибудь, только бы увидеть меня. Первое время я не соглашалась, но он все равно звонил. Я привыкла, что Дима всегда рядом в телефонной трубке, справляется: где я, что я. И когда в очередной раз пригласил в кафе, согласилась.
— А я скоро уеду, — сказала ему во время ужина. — Хочу отдохнуть.
— Так поехали вместе! — обрадовался Дима.
— Расходы беру на себя.
Мне это понравилось. Увы, всю жизнь я обеспечиваю себя сама и о щедрых подарках мужчин читала только в книгах.
Мы поехали в Египет. Я собиралась не только отдыхать, но и снять клип на собственную песню. Для предстоящих съемок и положила в чемодан свадебное платье.
«Я любила, я грешила каждый раз как в первый раз. Я любила, платье шила, платье белое к венцу, только плохо я пошила — не пошло оно к лицу...» Строчки моих стихов уже не впервые предсказывают будущее.
В отеле мы представились мужем и женой, а когда вошли в номер, увидели, что в нем одна кровать. С этого момента и начался страстный, бурный роман.
До сих пор храню в телефоне его полные нежности эсэмэски.
Дима обходительный, ласковый, внимательный. Хорошо воспитанный ребенок, который предназначен, чтобы жить с семьей и заботиться о ней. Я принимала его как подарок, посланный судьбой. Мечтала уехать с ним в какой-нибудь богом забытый уголок, где его не будут отбирать у меня другие женщины.
И он хотел того же: чтобы я была только его, оставила профессию, родила детей. Это была неосуществимая мечта, я не могу оставить сцену. Моя работа расписана на год вперед. Но тогда я была вся во власти чувств и ответила Диме согласием на предложение выйти замуж. Вот только как сказать об этом детям?
В прессе писали, что сыновья не возражали против моего нового брака. Это неправда. «Слышать ничего не хочу! И видеть его не намерен. Это ненормально — такая разница в возрасте!» — заявил старший.
«Мы не примем тебя с ним», — возмутились подруги.
Я оказалась изгнанной из своего привычного мира. Какие доводы я могла привести в свою защиту? У Пугачевой только внешне похожая ситуация. Ее избранник человек творческий, известный, богатый, с которым они реализуют совместные проекты. И то за ее спиной шепчутся. Меня же осуждали в открытую: «Вспомни о своем возрасте, веди себя соответственно!» То есть без лишних сантиментов предлагали стать старухой.
Я не хочу быть плохой, я привыкла быть хорошей. Мне пришлось выбирать: или он, или дети. Ради детей я готова на все. Казалось бы, они уже не маленькие, но жизнь снова и снова подкидывает поводы для волнений. Последнее время живу в постоянном страхе. Дом родителей в поселке Токсово вместе с участком по наследству перешел мне. А земля в этих местах ценится на вес золота. Ради того чтобы заполучить ее, люди стали совершать страшные вещи. Сначала зарубили топором мою троюродную сестру, потом сгорел наш дом, погибли люди… И я не одна такая, во Всеволожском районе Ленинградской области как спички горят дома одиноких старух, за которых некому заступиться. Уголовные дела не возбуждаются, по чьему-то велению все эти происшествия зачисляются в разряд трагических случайностей. Незадолго до Нового года позвонили на мой мобильный.
Незнакомый голос спросил: «Ты такая смелая? Ничего не боишься?» Потом в подъезде на меня напали. К счастью, я сумела вырваться и выбежала на улицу. Уверена, все это дело рук тех, кто хочет вынудить меня отдать землю. Именно они наняли бандитов, недавно пытавшихся ворваться в мою квартиру. Милиция среагировала моментально, но вдруг я узнаю, что задержанных отпустили! Для некоторых людей не существует законов. Мне страшно, и в первую очередь за сыновей, поэтому я не могу публиковать их взрослые фотографии. Заступиться за меня некому. Закон бездействует. И Димы теперь рядом нет. Хотя какой из него защитник?
Он тяжело перенес наш разрыв. О том, чтобы ему поговорить с моими сыновьями, не могло быть и речи, он же сам ребенок и боялся их агрессии. Он все еще надеется, что мы будем вместе, пишет эсэмэски.
Но я не имею права отвечать на них.
Может, и к лучшему. Когда влюбляюсь, забываю, что не могу быть счастливой, если стану только ходить в магазин, готовить и прибирать в доме. Понимаю, когда-то все-таки нужно остепениться. Но так хочется еще немного успеха. Я каждый день должна быть востребована — сегодня телевидение, завтра спектакль. Мне нужно все время куда-то бежать, что-то придумывать, мечтать и отдавать себя творчеству. Каждый раз думаю: вот еще немного побегаю, а потом найду себе спутника жизни, чтобы дети и подруги были довольны. И напишу-таки историю любви со счастливым концом…
Один сюжет в запасе уже есть, правда, пока без моего участия. Мой старший сын женится. Какой кошмар, неужели я стану бабушкой?!
Подпишись на наш канал в Telegram