В нашу первую ночь Альбер был нежен и деликатен. Он не набросился на меня, а долго, внимательно разглядывал мое тело: «Ты красива... И эти рыжие волосы, зеленые глаза... Настоящая ундина...»
Уезжала в ЮАР на заседание Международного Олимпийского комитета и знала: он тоже там будет.
Меня заранее трясло: шесть лет не виделись, как встретимся?
— Может, мне постараться не попасться ему на глаза? — советовалась я с мужем Никитой. Мы ничего не скрываем друг от друга, Джигурда знает обо всех моих былых романах.
— Может, ты еще и прощения у него попросишь? — с иронией спросил Никита.
— А вдруг он не захочет разговаривать или сделает вид, что меня не знает?
— Тебя?! Ты — богиня, деликатес, изысканное вино. Иди и ничего не бойся!
С таким напутствием первого июля этого года в Дурбане я и вошла в здание, где должно было состояться заседание МОК. Рядом партнер — Гвендаль Пейзера, мы многое пережили вместе, одержали немало побед в фигурном катании, стали олимпийскими чемпионами.
Но даже он не был в курсе, что принц Монако Альбер не просто мой добрый знакомый, а мужчина, с которым меня некогда связывали близкие отношения.
Как только прошла рамку металлоискателя, поймала взгляд Альбера. Он стоял в окружении свиты и улыбался. Мне!
«Неудобно, давай подойдем, поздороваемся с принцем», — сказала я Гвендалю и решительным шагом направилась к Альберу. Мы расцеловались, заговорили.
— Я вышла замуж, — произнесла это, глядя ему прямо в глаза.
Альбер ответил без улыбки: — Да, я слышал.
Счастлива?
— Очень!
— А я думал, ты на меня обиделась.
— Почему?!
— Наверное потому, что не уделял тебе достаточно внимания. Как-то все так сложилось…
— Се ля ви! — прервала я Альбера. — Хочешь посмотреть на моих детей?
— А они на меня похожи? — улыбнулся принц. Кажется, года не проходит, чтобы ему не пытались навязать какое-нибудь очередное отцовство.
— Точно нет, я тебе это гарантирую!
— Приезжайте всей семьей в Монако. Приглашаю. У тебя телефоны не изменились?
— Конечно изменились.
Ведь я теперь живу в России.
— Ну, тогда пришли новые.
Пока я этого еще не сделала…
Впервые я оказалась во Франции семнадцатилетней девчонкой. Одна — без мамы и бабушки. По-французски не знала ни слова, английским владела через пень-колоду в объеме школьной программы. Но так сложилась жизнь. Мой тогдашний партнер Илья Авербух, с которым мы выиграли два чемпионата мира среди юниоров в танцах на льду, решил кататься с Ириной Лобачевой. Между ними завязался бурный роман, Лобачева за Авербухом страшно ухлестывала, ревновала ко мне, устраивала скандалы своему партнеру. И наши тренеры Наталья Линичук и Геннадий Карпоносов решили поставить Илюшу в пару с Ирой.
Авербух всячески это от меня скрывал, тянул до последнего, понимал, что восприму его уход как предательство. Я узнала о том, какие интриги плетутся за моей спиной, случайно. Проговорился фигурист, тренировавшийся в нашей группе. Если б такое случилось в конце сезона, успела бы подыскать нового партнера. А тут… Мы уже вовсю, как у нас говорят, накатывали новую программу, примеряли новые костюмы…
— Это не я, это Линичук настаивает, чтобы катался с Лобачевой, — замахал руками Илья, когда я приперла его к стенке.
— Ну и катайтесь!
— Ой, а с кем останешься ты?
— Можешь об этом не волноваться, — заявила я гордо.
— Не пропаду!
Сказать-то сказала, а на душе кошки скребли. Хорошие партнеры на дороге не валяются, с ходу найти фигуриста высокого уровня, чтобы не тратить время на дотягивание, не так-то просто. Все разобраны. А я не собиралась отказываться от борьбы за самые высокие спортивные вершины. Кстати, многие тренеры считают, что останься мы с Ильей, непременно стали бы двукратными олимпийскими чемпионами. В любом случае сегодня я благодарна ему за опыт, пусть и тяжелый.
Была у меня тогда и еще одна причина для расстройства. Мы с Илюшей стали выезжать за границу, зарабатывать приличные деньги, в которых моя семья так нуждалась. Родители развелись, когда мне исполнилось тринадцать, и мама, жившая за отцом как за каменной стеной, не смогла сразу устроиться на престижную должность.
Мои деньги были для нашего скромного бюджета совсем не лишними.
Мама испытала шок, бабушка тоже, а меня все это так задело, что не позволила себе горевать, старалась сохранять оптимизм и верить: я найду выход. К Линичук тогда часто наезжали консультироваться иностранные спортсмены. «Поищи кого-нибудь среди них», — рекомендовала она.
Я пересмотрела груды видеокассет с записями выступлений. Больше других приглянулись француз Гвендаль Пейзера и канадец Виктор Краац. Подруга, проживавшая в Швейцарии и владевшая французским, помогла написать им письма. До Виктора мое послание так и не дошло, а Гвендалю его передала сама Линичук, общавшаяся с тренером Пейзера Мюриель Буше-Зазуи.
Ответ не приходил несколько месяцев.
Но я не расслаблялась, готовилась, каждый день выходила на лед, тренировалась. Я тогда вдруг стала резко поправляться, так что после катка бежала многокилометровый кросс, сидела на строжайшей диете. В общем, к моменту, когда Гвендаль позвонил, была точеной статуэткой. Случилось это сразу после новогодних праздников. Мы поговорили по-английски.
«Я получил твое письмо, — радостно сообщил он. — Приезжай ко мне в Лион, посмотрим, получится ли у нас стать парой».
Линичук помогла с билетом и визой, дала мне в сопровождающие своего мужа Карпоносова. Я была безумно благодарна за то, что моя судьба им не безразлична, что меня не выкинули на свалку.
Я пересекла границу Франции с маленьким чемоданчиком в руках.
Задерживаться надолго не планировала. Лучшие тренеры по фигурному катанию живут в России. Но когда стало ясно, что мы с Гвендалем подходим друг другу, он уперся: «В Москву не поеду, у меня здесь родители, университет, друзья, девушка. Хочешь кататься вместе — оставайся в Лионе».
Расстроилась, конечно, но делать было нечего — я должна была завоевать золотую олимпийскую медаль, мечтала об этом с детства.
После Москвы Лион показался маленьким провинциальным городом. Гвендаль жил с родителями. Мама у него учитель начальных классов, отец преподавал физкультуру, а со временем стал президентом спортивного клуба, за который мы выступали.
Мне выделили комнату в их пятикомнатной квартире.
Относились ко мне хорошо, но я все равно чувствовала себя в полной изоляции. Круг моего общения был узким, Гвендаль уходил тусоваться в свои компании, а я проводила вечера с его родителями у телевизора. Пока не выучила французский, мы кое-как изъяснялись на английском. Мама, друзья остались в Москве, я по ним очень скучала. Лишних денег не было. Мне разрешалось звонить домой раз в неделю, иногда два, когда я уж слишком раскисала и плакала в подушку.
Мама Гвендаля Моник подшучивала: «Что ж ты приехала во Францию, как Золушка, с одним чемоданчиком?
Сразу видно — из России». О нашей жизни она не имела ни малейшего представления, искренне полагая, что медведи до сих пор гуляют по московским улицам. «Да в мыслях у меня не было у вас задерживаться, вот и не взяла ничего», — объясняла я.
Мы с Пейзера долго притирались друг к другу на тренировках. Французы приходили в спортивную секцию как в кружок. Минут пятнадцать уходило на то, чтобы все расцеловались, расспросили друг друга о здоровье. Потом Гвендаль раза четыре за тренировку перешнуровывал коньки. Я бесилась, сначала тихо, потом громко: «Ты что, не можешь сразу нормально зашнуровать?!»
Нас с детства воспитывали по-другому, у нас иной подход к спорту. На тренировке нельзя терять ни минуты, нельзя расслабляться.
А тут еще между тренером и мной — серьезный языковой барьер, она ни слова не знает по-английски, я не могу донести до нее свои пожелания, а переводчик стоит денег, которые никто не собирается платить.
— Ты была такая фурия! — вспоминает сегодня Гвендаль.
— Иначе мы бы ничего не достигли, — отвечаю я.
Действительно, «строила» партнера нещадно, вела себя жестко. Трудно держаться, когда весь день на нервах, когда тебе одиноко и тяжело, а впереди полная неизвестность. Но я не давала себе распускаться, впадать в отчаяние, повторяла как мантру: «Се ля ви! Нужно перетерпеть, все время плохо быть не может, наступит и на твоей улице праздник».
И не ошиблась. Мы стали выигрывать соревнования во Франции и за ее пределами, участвовать в ледовых шоу, зарабатывать приличные деньги. Через год я перебралась от родителей Пейзера в общежитие, а позже купила трехкомнатную квартиру в Лионе и выписала к себе маму.
Когда мы стали известными, нас пригласили в Альбервиль. Там проходило пафосное спортивное мероприятие. Гвендаль был в восторге, а я никого не знала, ни с кем не общалась. Нас постоянно фотографировали и потом попросили расписаться на каком-то плакате. Углядев свободное место, я оставила свой росчерк.
«Хорошенькое местечко ты выбрала, — засмеялся папа Гвендаля, который поехал с нами. — Прямо рядом с принцем Монако».
А я не только про принца, но и про страну такую не слышала.
«Вон он стоит», — указал Пейзера-старший на импозантного мужчину с высоким лбом.
Так я впервые увидела Альбера. Он был на празднике почетным гостем, так как обожает спорт. Пять раз участвовал в Олимпиадах в составе команды бобслеистов Монако, кажется, даже выполнял ответственную функцию разгоняющего. Принц сам признавался, что не достиг больших вершин в спорте, поскольку увлекся бобслеем поздно, в двадцать семь лет, да еще и государственные обязанности постоянно отвлекали. Он в свое время играл в футбол за команду «Монако», выходил на татами в качестве дзюдоиста, о чем его свита не преминула сообщить президенту Путину в дни официального визита принца в Россию.
В 2000 году мы с Гвендалем выиграли чемпионат мира в Ницце.
И сразу же получили приглашение стать почетными гостями международного теннисного турнира, каждый год проходящего в Монако. «На заключительном банкете вы будете сидеть за одним столом с принцем», — сообщила приглашающая сторона.
Длинный роскошный стол был накрыт в огромном банкетном зале, где в радостном ожидании Альбера толпился народ. А я была вымотана донельзя: победе, конечно, радовалась, но после всегда наступает эмоциональный спад, наваливается смертельная усталость. Когда принц появился в зале, я уже еле держалась на ногах. К столу он шел долго, то и дело останавливаясь, чтобы поздороваться с гостями, я не выдержала, взяла и села.
«Ты что, с ума сошла?! — дернул меня за рукав Гвендаль. — Пока принц не сядет, всем полагается стоять!»
Я снова поднялась. Альбер сделал вид, что не заметил моей оплошности, он вообще оказался человеком простым и не пафосным. Но об этом я узнала позже. А тогда очень переживала, что нарушила этикет.
Всех гостей знакомили с принцем официально, он подходил к каждому, жал руку. Когда настала моя очередь, я была в растерянности, не представляла, правильно ли держусь, надо ли вести какую-то светскую беседу. Еще переживала: уместен ли мой темно-вишневый замшевый брючный костюм или стоило надеть декольтированное платье? Но все обошлось. Альбер улыбнулся, взял мою руку в свою, его рукопожатие было нежным и сильным одновременно. Он спрашивал что-то дежурное: про то, как ощущаю себя чемпионкой.
Я отвечала односложно: да, очень довольна, спасибо.
Мы стали частыми гостями в княжестве, нас приглашали на светские мероприятия, просили выступить в ледовом шоу. Помню, однажды Альбер даже вручал нам грамоты княжества и памятные подарки. Гвендаль благодарил его за нас обоих, я стеснялась, все больше отмалчивалась, хотя принц всегда был очень мил со мной.
Мое сердце тогда было в далекой России. В один из приездов на родину мы с отцом пошли в ресторан. Вячеслав Анисин — легенда хоккея, круг его знакомств обширен. За соседним столом сидел мужчина, который, завидя нас, тут же поднялся и подошел поздороваться.
«Анзори, это моя дочь», — представил меня отец.
Мы поболтали ни о чем, а через какое-то время к Кикалейшвили присоединился его приятель Паша Буре. Мы не виделись много лет, когда-то вместе с Пашей и его братом занимались в одной спортивной школе ЦСКА. Буре и тогда были ребятами симпатичными, а уж выросли! Все газеты называли Павла самым завидным женихом России. Может, поэтому у меня так «снесло крышу»? Я как-то сразу вбила себе в голову, что Паша должен быть моим. Хотя никаких намеков на симпатию чуть большую, чем дружеская, между нами и в помине не было. Но тем не менее я поставила перед собой цель — завоевать Пашино сердце. Была неопытной наивной дурочкой и не понимала, что любовь — это не спорт, что там людьми управляют другие законы.
«Марина, как хорошо, что ты живешь во Франции. Мы едем туда через неделю. Нашему приятелю будут вручать орден Святого Константина, он устраивает по этому поводу грандиозную вечеринку. Присоединяйся», — пригласил Анзори.
Я была на седьмом небе от счастья. Дата новой встречи с Пашей совпадала с ответственными сборами. Мы с Гвендалем полным ходом готовились к грядущему чемпионату, уехали подальше от любопытных глаз в горы. Там на местном катке нам ставили номер знаменитые англичане, олимпийские чемпионы Джейн Торвилл и Кристофер Дин. Им удалось выкроить из своего бешеного графика несколько дней. Но я заявила, что должна непременно попасть в Париж на модный показ. У Гвендаля вытянулось лицо, он покрутил пальцем у виска, но я была настроена решительно, и ему пришлось меня отпустить.
Мчалась в Париж на всех парусах. Мы договорились встретиться с Анзори и Пашей в аэропорту. Я все рассчитала, но мой поезд на полчаса застрял в тоннеле.
«Господи, помоги! — молила я. — А вдруг они меня не дождутся? Что я буду делать? Где их искать? Неужели не увижу Пашу?!»
В здание терминала не вошла — ворвалась. К счастью, Буре с Анзори стояли у тележек с чемоданами и о чем-то мирно болтали. Сердце мое бешено колотилось. Дождались!
Мы поехали прямиком к их другу Алимжану Тохтахунову. Это позже из газет я узнала, что он авторитетный бизнесмен по кличке Тайванчик. А тогда не имела представления, какого рода делами он занимается и за что ему вручают орден.
Мы оказались в роскошной квартире Алика, бродили с Пашей из комнаты в комнату, восхищались обстановкой. Там всего было чересчур, мебель, зеркала, рамы картин сверкали золотом.
— Прямо как в музее, — сказал Паша.
— И не говори, — откликнулась я.
На приеме собралось множество гостей. Я изо всех сил старалась не терять из виду Пашу, за весь вечер ни разу от него не отошла, но он не оказывал мне особых знаков внимания, держался ровно, как со всеми.
На следующий день Паша и Анзори отбывали в Ниццу.
— Может, махнешь с нами на Лазурный берег? — предложил Буре.
— Не могу, тренировки...
Было понятно, что «мой предмет» не рассчитывал продолжить путешествие в моей компании, догадывался: ответ будет отрицательным.
Я девушка гордая, не умею брать мужчину в осаду, как крепость, устраивать на него охоту. Паша не проявил ко мне мужского интереса, а я постеснялась дать ему понять даже намеком, что очень этого жду. Так и расстались.
Перед уходом мы обменялись телефонами с Тохтахуновым. В Лионе мне не хватало общения с русскими, а у Алика в Париже дом постоянно был полон гостей из России. Я тоже стала в нем «персоной грата». Когда Алик отвечал по мобильному, любил похвастаться: вот звонит Никита Михалков или Шамиль Тарпищев.
Помню, однажды мы отмечали Рождество в компании Анастасии и Марианны Вертинских и дочерей Марианны.
А еще я постоянно созванивалась с Аликом, чтобы выведать новости про Пашу: где он, что поделывает, не собирается ли приехать? Сердце каждый раз замирало: а вдруг Тохтахунов сообщит, что Буре женится? Как такое пережить?!
Мама была в курсе моих душевных мук, наставляла: «На фиг тебе сдался хоккеист? Тебя что, не убеждает мой печальный опыт? Все хоккеисты — ветреные, избалованные вниманием поклонниц, девушки готовы ради них на все. Разве о таком муже ты мечтаешь?»
Но я лелеяла надежды: Паша полюбит меня настолько, что другие женщины перестанут для него существовать.
Узнай об этом Буре, думаю, был бы крайне удивлен.
Время шло, я усиленно готовилась к Олимпиаде в Солт-Лейк-Сити. Мне казалось: если выиграю, наши отношения с Пашей изменятся, он непременно заметит меня как женщину, воспылает ответными чувствами. Мои эмоции били через край.
Не берусь судить о других, но для меня Олимпийские игры — сильнейший стресс. Не могу ни есть, ни пить, теряю сон, за ночь раз двадцать пять прокатываю в уме программу. Я нахожусь в состоянии абсолютной концентрации, стараюсь не растрачивать эмоций, замыкаюсь в себе, ни с кем не общаюсь. В тот раз я даже попросила организаторов поселить меня в номере одну.
Краем уха слышала, что принц Альбер тоже находится в Солт-Лейк-Сити в составе сборной Монако. Но жил он отдельно от своих спортсменов, изредка наведываясь в Олимпийскую деревню. Однажды со стаканчиком кофе в руке брела в гостиницу, с головой погрузившись в мысли о завтрашнем выступлении, как вдруг мне преградили дорогу шестеро мужчин — все видные, косая сажень в плечах. Один из них красивым жестом снял шляпу и помахал ею, как д’Артаньян перед Людовиком. Остальные тут же последовали его примеру. Я улыбнулась и пошла дальше. Лишь потом сообразила: ведь это был принц Альбер! Что ж я с ним не поговорила? Невежливо как-то…
Нам с Пейзера помогала русский тренер Наталья Ильинична Дубова. Она была в курсе моих терзаний по поводу Буре.
— Слушай, перед тобой принц шляпу снимает, а ты страдаешь по какому-то Паше. Да забудь ты его! — советовала она.
— Нет, не могу, Паша такой, он такой…
В Солт-Лейк-Сити мы с Гвендалем стали олимпийскими чемпионами. После этого с группой фигуристов отправились в большой тур по Соединенным Штатам. А потом получили приглашение выступить перед английской королевой. Мы уже откатали номер и вышли на поклон, когда мой партнер прошептал: «Что ты натворила? Ибрагиму сообщили, что в гостинице тебя ждет толпа журналистов».
Ибрагим Зазуи — муж нашего тренера, по совместительству взявший на себя обязанности агента. Друзья прозвали его Джизу — Иисус — за то, что он очень отзывчивый человек, если может кому-то помочь, с радостью это делает.
Мы отправились в гостиницу, и когда там на меня налетели репортеры с микрофонами, Ибрагим поднял руку: «Господа, Марина не будет отвечать ни на какие вопросы».
Я уловила только, что Алимжана Тохтахунова посадили и это имеет какое-то отношение ко мне. Войдя в номер, включила телевизор. Ведущий новостного канала сообщал, что Алик якобы оплатил нашу с Гвендалем победу и что в ближайшее время будет решаться вопрос о том, чтобы отобрать у нас олимпийские медали. (Забегая вперед, скажу, что МОК никогда не ставил под сомнение нашу победу, не обсуждал вопроса о лишении нас медалей. Но пресса неистовствовала.)
Почти одновременно раздался звонок мамы: — Твой знакомый в тюрьме.
— Мам, а почему ты не называешь его по имени?
Я не собираюсь отрицать, что знакома с Аликом, но не более того. Я ни в чем не виновата. Мы победили честно, мы были лучшими.
Журналисты устроили настоящую травлю. Каждая газета считала своим долгом вести собственное расследование скандала, разразившегося вокруг моего имени. Утверждалось, что Тайванчик подкупил французского и русского судей, договорившись: француженка выводит на первое место российскую пару Бережная—Сихарулидзе, а российская в свою очередь — нас с Пейзера. Назывались точные суммы, которые русская мафия в лице Алика заплатила, чтобы провернуть эту операцию. «Желтая» пресса пошла дальше, объявив меня любовницей Тохтахунова.
Потом Алимжана выпустили на свободу, так ничего и не доказав. Там и копать было нечего. Француженка действительно присудила первое место Антону с Леной. Но русский арбитр никогда не ставила нас с Гвендалем на первое, мы не поднимались у нее выше третьего. Ничего себе сделка! Мне трудно заподозрить Алика в причастности к такой афере, ведь он не интересовался фигурным катанием, лишь раз пришел поболеть за меня на соревнования, да и то инициатором была Нелли Кобзон. Алик еще потом негодовал, что их не уважили — посадили не в ложу, а на трибуну. Он никогда не оказывал мне особых знаков внимания. Наоборот, Алик пытался знакомить меня с молодыми людьми, спрашивал: «Почему ты никем не интересуешься? Смотри, сколько приличных ребят рядом».
Но я упертая как баран. Мне нужен был только Паша.
Алик — мой любовник? Бред какой-то! Мы встречались исключительно в больших компаниях, в ресторанах, куда Тохтахунов всех приглашал, он обожал устраивать праздники. Вот и все!
Гвендаль пережил случившееся легко, он в отличие от меня находился в своей стране. И верил мне безоговорочно. Но не все поступали так же. Косметический концерн, собиравшийся заключить с нами контракт, тут же отозвал свои предложения. Мы потеряли очень большие деньги. Да и про Пашу можно было забыть. И я, что называется, «сдулась». Перестала выходить из дома, когда приглашали на какое-то светское мероприятие, вежливо благодарила и отказывалась.
— Ты так и будешь теперь сидеть в четырех стенах? Пойди куда-нибудь, развейся, — предлагала мама, но я комплексовала:
— А вдруг кто-то станет шептаться за моей спиной и показывать пальцем?
Депрессия набирала обороты.
Я отпустила вожжи, усиленно заедала стресс, послав к черту диеты, и поправилась на пять килограммов. Это для меня много.
— Приезжай в Москву, — раздался звонок отца. — Тут вообще этот скандал расценивают как происки проклятых американцев. А Алика все уважают.
Ответила:
— Подумаю, — но возвращаться не хотелось.
Именно в этот момент Ибрагим сообщил, что меня приглашают в Монако в жюри фестиваля спортивных фильмов.
— А почему меня, а не Гвендаля?
Или он тоже поедет?
— Пригласили одну тебя.
— Нет у меня настроения куда-то срываться.
— Брось, пакуй чемодан, набери побольше вечерних туалетов, там сплошные приемы. Я тебя не оставлю, поедем вместе.
Ибрагим тогда очень меня поддержал, говорил, что я им с Мюриель как дочь. Арабское происхождение, природная хитринка помогали ему сохранять спокойствие и находить мудрое решение в сложнейших ситуациях. И я его послушалась. Благо недостатка в шмотках не испытывала: потратила на наряды кучу денег, много лет восполняя одиночество хождением по магазинам.
Нас поселили в престижном отеле «Эрмитаж», с балкона номера открывался изумительный вид на море.
Сентябрьская погода радовала теплом. Отсмотрев картины, подискутировав с членами жюри, я приходила к себе, садилась в шезлонг и, забыв о неприятностях, вдыхала свежий морской бриз.
В один из дней нас предупредили, что принц заедет поздороваться с жюри. Увидев меня, он повел себя так, будто мы знакомы лет двадцать и расстались вчера: «Марина, привет! Как дела? Рад тебя видеть».
Поболтали ни о чем: принц человек аккуратный и сдержанный в выражениях, ничего лишнего никогда не скажет, говорит тихим голосом. Он постоял со мной несколько минут и отбыл по государственным делам.
В день закрытия фестиваля нас пригласили на дневной коктейль.
Я по традиции осталась в номере. Ибрагим обзвонился: «Ты что там засела? Немедленно одевайся и в ресторан, тут полно нужных людей, надо заводить полезные связи».
У входа в глаза бросился старинный «роллс-ройс». «Наверное, принц приехал», — подумала я и не ошиблась. Вошла в зал, Альбер уже стоял на трибуне, собираясь произнести речь. Меня отловили организаторы: «Мы уж боялись вас упустить. Пожалуйста, вечером не опаздывайте на банкет. Лучше придите минут на пятнадцать раньше. Вы сидите за одним столом с принцем».
Я поблагодарила и предупредила всех своих коллег по жюри: мол, не задерживайтесь, мы сидим вместе с принцем.
Сойдя с трибуны, Альбер стал прохаживаться среди гостей.
Я все время чувствовала, что на меня кто-то смотрит. Оглядывалась и неизменно ловила на себе заинтересованный взгляд принца.
«Странно, — гадала я, охваченная каким-то внутренним беспокойством, — зачем ему на меня смотреть?»
Вечерний банкет проходил в здании, крыша которого сдвигается, обнажая звездное небо. Я, как просили, явилась заранее. Всех встречают и проводят к столикам, а мне говорят: «Подождите». Я снова заволновалась, но тут меня тоже отвели к моему креслу и сообщили: «Это самое почетное место. Принц будет рядом с вами».
Я помнила, что садиться нельзя. Дождалась появления Альбера. Стол был человек на десять, красиво сервирован, украшен цветами. Лица тех, кто удостоился чести за ним сидеть, были мне абсолютно незнакомы. Ни одного из членов жюри я в этой компании не обнаружила. Наверное, список составлял сам гостеприимный хозяин, сообразуясь со своими желаниями.
Мы проговорили весь вечер, как-то незаметно перейдя на «ты», я уже прилично освоила французский. Ожидала всего что угодно: надменности, важности, ведь Альбер имел на них право, будучи наследником старинного монаршего рода, — но он оказался веселым легким человеком, постоянно хохмил. Повторить то, что он тогда нес, не могу. Помню только, что его чувство юмора показалось мне американским, не особо изысканным.
Но сразили простота и открытость Альбера. Напряжение куда-то испарилось, впервые за многие месяцы я забыла о своих бедах. Мне было легко и приятно в обществе принца. И совсем не хотелось, чтобы вечер заканчивался.
Альбер тоже, словно что-то почувствовав, вдруг положил руку мне на колено. Ибрагим потом долго выпытывал: «Зачем он это сделал? Чего ему от тебя надо?»
«Хочу показать тебе ночной Монте-Карло, — понизив голос и не убирая руки, сказал Альбер. — Как тебе позвонить?»
Другая бы с радостью ухватилась за предложение, дала знать, что намек понят. А я еще больше заволновалась. Прекрасно понимала: меня пытаются «снять». Но я-то этого не хотела, не представляла, как себя вести. Скинуть его руку — неудобно, он же принц!
Не скинуть — значит принять предложенные им правила игры. Альбер расценил возникшую паузу как знак согласия, попросил быть готовой через полчаса.
Переодевшись, сидела в номере и ждала его звонка. Все мысли об одном: что делать?! К прежним тревогам примешивалось любопытство: не каждый день принцы оказывают тебе недвусмысленные знаки внимания. А вдруг он обо мне забыл? И я буду как дура маяться в полном одиночестве в свой последний вечер перед отъездом? Но вскоре в трубке раздался голос Альбера: «Я внизу, выходи».
Я сбежала по лестнице и, зацепившись за ковер, сломала каблук. Идти переобуваться — а вдруг он рассердится, что опаздываю, и уедет? Кое-как доковыляла до машины. Принц сидел за рулем не особо крутого «ауди», что меня удивило, и прослушивал сообщения.
В течение дня он редко отвечает на звонки мобильного, чтобы не отвлекаться от государственных дел, а вечером просматривает все эсэмэски и прослушивает месседжи, кому-то перезванивает.
— У меня проблемы! — огорошила я Альбера.
— Серьезные?
— Каблук сломался.
— Ну, если надо, поедем в какой-нибудь бутик, купим тебе новые туфли. Сейчас ночь, но могу попросить, и для меня откроют любой.
— Нет, что ты! Ты меня не так понял. Есть у меня туфли, целых три пары.
Просто боялась, что заставлю тебя ждать. Но если посидишь, я сбегаю — переобуюсь.
Второй раз мне удалось спуститься по лестнице без потерь.
— Ну что? Твои проблемы закончились? — спросил принц.
— Да.
И мы отправились в ночной клуб на аfterparty. Альбера заждались, публика встретила его аплодисментами, меня разглядывали с любопытством, ведь мы явились туда держась за руки. Я привыкла к публичному вниманию, но это заставило меня покраснеть, почувствовать неловкость. Люди могут неправильно понять, принять меня за очередную пассию принца, о похождениях которого судачат все. А Альбер ощущал себя как рыба в воде, к нему подходили незнакомые люди, что-то говорили, дергали, просили сфотографироваться.
Он не отказывался, отвечал доброжелательно, улыбался, хотя заметно устал. Своим вниманием Альбер в тот вечер не обделил никого. Стоял там какой-то «хрен с горы» — малознакомая мне личность, который бросился к нам.
— Почему ты с ним не поздоровалась? — спросил Альбер, когда тот отошел.
— Как же? Поздоровалась.
— Ну, тогда ладно.
Он в этом смысле настоящий аристократ.
Альбер почти не пьет, берет в руки бокал и хорошо если всего пару раз пригубит его в течение вечера.
Крепким напиткам предпочитает вино и шампанское, обожает пиво. Иногда может попробовать какой-нибудь экзотический коктейль. Пьяным я его никогда не видела, а вот друзья принца иной раз позволяли себе «оторваться».
Мы потом перебрались в другой клуб, где гремела дискотека. Дождались медленного танца, принц меня тут же пригласил, притянул к себе… Он редко упускает возможность потанцевать, любит подвигаться под музыку. И вдруг какая-то девица — молодая эффектная итальянка — возникла рядом и, проорав что-то типа «пута», изо всех сил толкнула меня в спину. Альбер подхватил, не дал мне упасть.
— В чем дело? — повернулась я к ней. — Что вы себе позволяете?!
Девица злобно ощерилась и что-то зачастила на итальянском.
— Подожди, — попросил меня Альбер.
Он взял девицу за локоть и повел в сторонку. Что он говорил, я не слышала, но лицо у него было решительное. Девица пулей вылетела из клуба. Было приятно: принц за меня заступился, поставил нахалку на место.
— Ну а теперь поедем ко мне, я же обещал показать тебе ночной город, лучший вид из окон моей квартиры.
Я не знала, как поступить. Догадаться, зачем он меня зовет, было несложно, мы взрослые люди, но и не пойти тоже как-то неудобно.
Квартира Альбера располагалась в самом центре Монте-Карло, неподалеку от знаменитого Казино. Дворец тоже рядом, все расстояния в Монако небольшие. Жилье принца не поражало ни размерами, ни роскошью: две спальни, гостиная, кухня, мебель в стиле минимализма подобрана с большим вкусом, на стенах картины абстракционистов.
В центре гостиной барная стойка. И ни малейшего намека на присутствие прислуги. Сколько раз я потом останавливалась в этой квартире и никогда не видела ни уборщиц, ни горничных.
Альбер предложил выпить шампанского, откупорил бутылку, поставил диск любимого Фила Коллинза. Мы вышли с бокалами на огромную веранду с видом на море. Я отпила маленький глоток, думая только об одном: надо все держать под контролем, не дай бог сделать неверный жест.
Принц привык к тому, что девицы сами вешаются ему на шею, выстраиваются в очередь к монаршему телу, а тут все наоборот. Я гордая, не делала ни малейшей попытки к сближению.
Может, поэтому возбуждение Альбера нарастало. Это было заметно по его голосу, взглядам… Но брать меня нахрапом он не стал, повел себя деликатно, ласково обнял за плечико. Поинтересовался:
— Что происходит в твоей жизни?
— Ничего хорошего, — и тут я, неожиданно для себя, стала рассказывать ему о скандале, своих переживаниях, о том, что со спортом, которому отдано так много сил, наверное, придется расстаться.
— Не обращай внимания, — проговорил Альбер после того, как я выговорилась, и накрыл мою руку своей. — Если бы я реагировал на все, что пишет обо мне пресса, давно бы сошел с ума. Ты победила, это признали все. Жизнь прекрасна, давай ею наслаждаться.
От этих его слов я прямо ожила, воспряла. Мне казалось, что после скандала от меня все отвернулись. А тут не кто-нибудь, а сам принц Монако меня утешает! Накатила такая волна симпатии и благодарности к нему!
Я не стремилась охмурить принца, но понимала: у него совершенно определенные планы на вечер. У французов есть такое выражение «играть на скрипке». Означает — искусно флиртовать. Как же Альбер «играл» в тот вечер! Я совсем не умею поддерживать такой разговор, где двое словно перебрасывают друг другу шарик, зажалась, сидела потупя взор.
— Слушай, я тебе совсем не нравлюсь, наверное, кажусь страшным? — пошутил принц.
— Не в этом дело.
— Тогда в чем? Я рассчитывал, что ты у меня останешься.
— Как же я появлюсь завтра с утра в отеле в вечернем платье? Все видели, что мы уехали с тобой. Они догадаются, где я ночевала.
— Ну и что?
— Мне будет стыдно.
Принц взял связку ключей и сунул мне в карман:
— Переоденься и возвращайся. Я жду тебя.
Мой отель располагался в двух шагах, но Альбер предложил:
— Тебя проводить?
— Нет, я сама.
Добралась до номера и натянула джинсы и майку. В голове стучало: не пойти нельзя, он всучил мне свои ключи, чтобы я вернулась. Ай, ладно! Позвонила в домофон, приученный не обнаруживать своих эмоций консьерж впустил меня внутрь. Поражало отсутствие какой бы то ни было охраны, принц сам въезжал в гараж и запирал за собой дверь. Потом узнала, что секьюрити сидят за пультом, каждый уголок дома просматривается камерами.
Альбер уже открыл дверь и ждал меня у порога.
— Ты прекрасно смотришься не только в вечернем платье, — сделал он комплимент.
Мы еще немного посидели на террасе, выпили шампанского. А потом он поднял меня с дивана, поцеловал в губы, повел в спальню, стал раздевать…
В ту нашу первую ночь Альбер был нежен и деликатен.
Он не набросился на меня, а долго, внимательно разглядывал мое тело.
— Ты красива… И эти рыжие волосы, зеленые глаза… Настоящая ундина, — принц лег на меня всем телом. — Как вкусно ты пахнешь!
Много лет я занималась лишь карьерой, на любовь времени не хватало и никакого опыта у меня не было. Он уже был во мне, когда я вдруг спохватилась:
— Пожалуйста, будь осторожен. Совсем забыла предупредить, что не предохраняюсь, не принимаю таблеток и сейчас боюсь забеременеть.
— Да неужели? И я тоже, — засмеялся Альбер.
Секс между нами никогда не был защищенным.
Презервативов принц не признавал, а я из-за этого не могла расслабиться. Каждый раз, опасаясь «залететь», вскакивала и стремглав бежала в ванную. Принц, не привыкший к такому поведению своих любовниц, смеялся от души.
Позже и я над собой посмеялась. Любая девушка может только мечтать забеременеть от принца. У него двое внебрачных детей, и это лишь те, кого он признал официально и окружил заботой. Их матери вытянули счастливый билет, обеспечив свое будущее до конца жизни. Но я совсем другой человек.
Мы задремали под утро, но ровно в девять раздался телефонный звонок. Альбер пробурчал: «Господи, ну что им неймется спозаранку?
С каким удовольствием я еще хоть часок полежал бы с тобой в постели, но… Дела зовут».
Монако живет насыщенной светской жизнью, каждый вечер там устраиваются какие-то приемы, и в обязанности принца входит оказывать уважение тем, кто решил потратить деньги на увеселительное мероприятие в его стране и тем самым обогатить казну. Он почти каждый день задерживается на тусовках за полночь, но ровно в девять Альбера будит звонок из дворца. Если в ближайшие полчаса монарх не встает, звонки повторяются. Государственные обязанности призывают его на службу.
На кухне Альбера стоял холодильник, заполненный продуктами. Принц налил себе стакан сока. «Извини, Маринэт, мне надо бежать, возьми сама из холодильника что хочешь, — произнес он, притянув меня к себе.
Поцелуй был глубоким, но нежным. — Спасибо за эту ночь, я позвоню».
Во второй половине дня я улетела из Монако в приподнятом настроении. У меня как будто открылось второе дыхание. Я заново начала жить.
Мама у меня «цербер», воспитывала дочь в строгости. Я рассказала, что за мной ухаживает принц, не став, конечно же, вдаваться во все подробности. Призналась, что мне он тоже понравился.
— Кто бы мог подумать, — недоумевала я, — что меня взволнует мужчина, который старше на семнадцать лет.
— Дура, — вынесла вердикт моя мудрая мама, — у принцев нет возраста.
Альбер обещал звонить, но поступил точно так же, как обычные мужчины. Добившись от женщины близости, взял тайм-аут, пропал, залег на дно. А я поняла, что скучаю, хочу его видеть. Каждый раз хватала звонящий мобильный с надеждой, что на экране высветится его номер. Но этого все не случалось. Эсэмэски оставались без ответа. Тогда я дозвонилась другу Альбера — его личному тренеру Жан-Камию, который входил в ближний круг и везде сопровождал монарха. Поболтали, я так, между прочим, поинтересовалась, не собираются ли они приехать во Францию. Узнала: да, собираются, будут на светском мероприятии. Приложила неимоверные усилия, чтобы попасть в списки приглашенных, но смуглый красавец Жан-Камий приехал один…
Прошла пара месяцев мучительного ожидания, прежде чем я услышала в трубке знакомый голос: «Привет, как дела?
Приезжай в Монако, у нас тут снимают спортивное телешоу. Буду рад, если согласишься принять в нем участие».
Мне хотелось кричать: «Конечно, лечу, я так по тебе соскучилась!», но вместо этого вежливо поблагодарила за приглашение. Гордость снова не позволила дать волю эмоциям.
Меня встречал в аэропорту приятель Альбера. Он отвез меня в квартиру принца, предупредил, что тот заедет за мной днем и повезет обедать. Но в два часа принц позвонил и извинился:
— Прости, тут неожиданно назначили совещание правительства, которое я не могу пропустить. Развлекись, сходи на массаж, прими бальнеопроцедуры.
— Лучше я подожду тебя дома.
Так повторялось потом несколько раз. В течение двух лет, что я ездила в Монако, периодически «задалбывалась» сидеть в этой квартире, хоть с террасы и открывается обалденный вид. Это было единственное место в доме, где я могла тайком покурить. Альбер с сигаретами не дружит. Я не знала, как он относится к курящим женщинам, и на всякий случай скрывала свой мелкий грешок. Потом поняла, что ни о какой конспирации не может идти речи — терраса, как и весь дом, тоже просматривалась видеокамерами. Принцу, наверное, давно доложили, чем я там занимаюсь.
Казалось, все в курсе наших отношений. Мне даже двери в магазинах открывали как-то по-особенному, улыбались приветливее, чем остальным покупателям. Без Альбера было тоскливо, еле дожидалась вечера, чтобы увидеться.
Мы ехали ужинать, садились за стол.
— Чего ты хочешь? — спрашивала я, полистав меню.
— Хочу тебя, — неизменно отвечал он.
Если принц приглашал меня на вечерний прием, днем за мной обязательно присылали лимузин с шофером, везли в салон, чтобы сделать прическу и макияж. Однажды собрались на какой-то суперпафосный светский раут.
— Маринэт, я куплю тебе вечернее платье, съезди в бутик, выбери, — предложил Альбер.
— Не стоит, я захватила с собой любимое от Версаче, угрохала на него кучу «бабок». Единственное, что мне нужно, это антистатик, а то тонкий шелк наэлектризовался и липнет к ногам.
— Антистатик?
А что это такое?
— Это такое средство, вобщем, попроси кого-нибудь купить.
Оказалось, приобрести антистатик в Монако нереально, там никто о нем даже не слышал. Платье забрали в специальную химчистку, но вернулось оно в том же липнущем состоянии.
— Сможешь так пойти? — спросил Альбер.
— А то!
Во дворце меня не принимали ни разу. Да и с сестрами Каролиной и Стефанией Альбер меня не знакомил. Почему? Никогда не спрашивала. У них своя жизнь. Знаю только, что с младшей, Стефанией, у принца более теплые отношения, чем со старшей.
Видела сестер однажды издалека.
Я приезжала на теннисный турнир, сидела в ложе Альбера. Как потом выяснилось, одновременно в Монако гостила и мать его внебрачного отпрыска чернокожая стюардесса Николь Кост. Узнала ее по фотографии в газете. Она тоже сидела в ложе, но в другие дни.
Мне приходилось бывать и на «Формуле-1», и на телешоу наподобие «Больших гонок». Когда участвовала в последнем, меня поставили в пару с чемпионом мира по прыжкам в воду. От нас требовалось бежать, плыть и снова бежать. Мы договорились с партнером, что я побегу, а он поплывет, поскольку на воде я держусь, не более того, но мне хотелось выиграть эти соревнования. Мы так и сделали, сказали организаторам, что у меня критические дни, те разрешили не лезть в воду.
На финише мы были первыми, но Альбер заявил: «Как же так? Это нечестно. Марина не плыла».
Награды нам все же вручили, так что высказывать принцу претензии по поводу уж слишком принципиального судейства я не стала. В такие моменты в нем просыпался педантичный американец с обостренным чувством справедливости. Говорят, такой же была его мать, кинозвезда Грейс Келли, жизнь которой унесла автокатастрофа. А мать Альбер безумно любил.
Однажды во время его интервью я стояла рядом. На вопрос, собирается ли принц в конце концов жениться, Альбер ответил: «Нет, я не хочу, чтобы моя жена была бы так же несчастна, как моя мать». Могу лишь догадываться, что он имел в виду, ведь вокруг смерти Грейс Келли до сих пор ходят слухи, что автокатастрофа — это заказное убийство.
Когда оставались дома, Альбер переодевался в шорты и майку, мы валялись на диване, смотрели фильмы.
По его реакциям я заметила, что он человек сентиментальный.
Ночи принадлежали нам. «Желтая» пресса не скупилась на эпитеты, расписывая, что принц практикует садомазохистский секс. Могу это с полным правом опровергнуть. В нашей постели никогда не появлялись плетки и наручники. Более того, он ни разу не заставил меня сделать то, чего я не хотела, хотя с удовольствием целовал меня всю. Альбер великолепный любовник, потрясающе нежный и опытный. Когда мы расстались, была уверена, что моя песенка спета: я никогда не найду мужчину лучше, все проиграют в сравнении с ним.
Звонил он не слишком часто, в основном когда ждал посадки на рейс в аэропорту.
Я тоже не сидела у телефона, возвращалась домой с тренировки и вдруг слышала на автоответчике: «Лечу в Германию и думаю о тебе». Мне было приятно.
Ревновала ли я его? Случалось. Помню, однажды он предложил прокатиться в Канн на дискотеку в модный ночной клуб. Когда мы туда прибыли, для нашей компании тут же отгородили отдельную зону, поставили секьюрити. Но местные искательницы приключений сметали все барьеры. Девушки не просто подходили поздороваться с Альбером, они на него набрасывались: лезли обниматься, прижимались всем телом, садились на колени. Моего присутствия они, казалось, не замечали.
Альбер их не останавливал, у него такая политика: принц Монако принадлежит всем. Меня это страшно злило: я по натуре собственница, всегда хотела, чтобы любимый мужчина принадлежал только мне, а я ему. Наверное, мне стоило больше ценить те часы и минуты, когда он рядом, но я портила их, высказывая претензии, закатывая сцены.
Не знаю, ревновал ли меня Альбер, но разговор о мужчинах, которые были до него, затевал неоднократно.
— Какие у тебя отношения с Пейзера? — допытывался он.
— Исключительно дружеские.
— Не поверю, что между вами ничего не было.
— А придется. Only you.
Его страшно интересовало, спала ли его бывшая любовница Оксана Грищук со своим партнером Евгением Платовым. Я отвечала:
— Не знаю, свечку не держала.
— Чтобы завоевать сердце Оксаны, мне понадобилось приложить гораздо меньше усилий, чем с тобой, — признался принц.
Теоретически я могла бы стать женой Альбера, прояви я больше мудрости, официально он числился холостым. Но он никогда не просил моей руки. Однажды ради любопытства я спросила, собирается ли он связывать себя узами брака и кто станет его законной супругой. Альбер ответил, что это вопрос государственной важности. Кандидатуру его избранницы должно одобрить правительство. И если оно не согласится… Так ненавязчиво он дал мне понять, что русской девушке такая роль не светит.
Да я и не стремилась ее заполучить. Жизнь принцессы Монако — архисложная работа. Каждую секунду эта женщина должна быть суперидеальной. Человеческие слабости для нее непозволительны. Ведь каждый ее шаг рассматривают чуть ли не под микроскопом.
Однажды Альбер пригласил меня на Русский вечер, русскоязычная диаспора с размахом отмечала в Монако православное Рождество. Среди гостей был тогдашний российский посол Авдеев, члены семьи Романовых. Мы пробыли там недолго, поехали догуливать в ночной клуб. Разговор крутился вокруг России и, естественно, вырулил на русскую мафию, которую так боятся на Западе. Альбер вдруг заявил:
— Пока я у власти, ни один русский не получит гражданство Монако.
— Это комплимент в мой адрес?
— обиделась я. — Что ж, приятно слышать.
— Ой, прости. Ты будешь первая и последняя, кому я дарую наше гражданство.
— Хорошо, я это запомню.
Гражданкой Монако я так и не стала. Пока.
В свой день рождения, четырнадцатого марта 2005 года, Альбер собирал большую компанию друзей в Альпах. Торжество проходило в Валь д’Изере, который, кстати, по итогам года был признан лучшим горнолыжным курортом в Европе. Я тоже получила приглашение. Принц позвонил мне лично и сказал: «Я хочу тебя видеть, обязательно приезжай».
На эти дни у меня выпадали выступления в Испании, но я их отменила. Долго думала, что подарить, и поняла, что у Альбера есть все. Решила: сама стану ему дорогим подарком.
Когда приехала и стояла на ресепшн, меня узнали. Поклонники стали подходить, просить автограф. Почувствовала себя самой крутой после принца. В толпе приглашенных заметила огромное число девиц. Но это меня не волновало. Я заранее была предупреждена, что живу в одном номере с Альбером. И тут ко мне подошел начальник охраны Альбера Брюно:
— Марина, войди в положение, случилась накладка. В гостинице катастрофически не хватает мест. Мы же здесь все свои, все близкие друзья. Номер там большой, двухкомнатный.
Не согласишься ли поселиться вместе с той девушкой? — и указал на темнокожую красотку, стоявшую поодаль.
— Нет, так не пойдет. Альбер об этом знает?
— Да.
— Хорошо, тогда передайте ему, что я уезжаю к друзьям, — заявила я.
Мои приятели действительно купили собственный дом в Валь д’Изере и были рады меня приютить. Я провела там неделю, днем мы с принцем и его свитой катались на лыжах. Альбера в горах страховала команда военных во главе с Брюно. Спускались мы по склонам, где нет лыжни. Альбера тянуло к экстриму. Мне поначалу было не по себе, но потом я все же решила кататься с ним. Когда падала на очередной кочке, он меня поднимал, хихикал.
Тем временем компания девиц сидела в кафе, никто из них не умел стоять на лыжах. Во время обеда меня усаживали на почетное место рядом с Альбером. К нам часто присоединялся его друг, горнолыжник, олимпийский чемпион Жан-Клод Кили и его приятели из Олимпийского комитета.
Вечером я возвращалась в дом друзей, с кем проводил ночи Альбер, могла лишь догадываться. Но для себя решила: раз он сделал свой выбор в пользу негритянки, это его дело. Гордость не позволяла мне предъявлять ему претензии.
К вечеру четырнадцатого марта девушек подтянулось несметное число. Я опоздала к началу застолья минут на двадцать. Вошла в маленький деревенский ресторан, поздравила Альбера с днем рождения.
— Ничего, если я посажу тебя за столик с моими друзьями? — спросил он.
— Как скажешь.
Негритянка уже заняла место рядом с принцем.
Друзья весь вечер информировали меня о том, где и при каких обстоятельствах Альбер познакомился с той или иной девушкой. Так я узнала, что принц нашел эту негритянку в Париже, она работала официанткой в «Будда-баре». Мне, конечно, были неприятны эти разговоры, но я держалась.
После застолья начались танцы. Подвыпившие девицы, извиваясь как стриптизерши у шеста, стали срывать с себя одежду. Одна из них встала на колени, стащила с себя лифчик, который полетел в сторону принца.
Рядом со мной в какой-то момент оказалась та самая негритянка, которая жила с ним в номере. «Это возмутительно!» — негодовала она.
Я тоже не выдержала, подошла к Альберу и спросила:
— Почему ты позволяешь этим проституткам так себя вести? Откуда они вообще взялись?
— Нет, ты ошибаешься, они не профессионалки.
— Ах, просто бляди?! Тем хуже.
Альбер тут же вскочил из-за стола и пошел к оркестру. Он не только любит музыку, но и сам прилично играет на ударных. У него есть даже своя группа. Он в тот раз как сел за барабаны, так и застрял там на весь вечер. А я, понимая, что общения не получится, подошла и сказала:
— Я ухожу.
— Я тебе позвоню, — пообещал Альбер.
Но я была уверена, что это простая вежливость, и больше ничего не ждала.
Вскоре мы с Гвендалем на четыре месяца отбыли на гастроли в Америку, я отключила там свой французский мобильный. Было легче думать, что принц просто не может мне дозвониться.
Известие о смерти князя Ренье застало нас в Штатах. Я тут же пошла на почту и отправила телеграмму с соболезнованиями. А вскоре Альбер взошел на престол, стал правителем Монако. Наша связь прервалась.
Я все-таки вернулась в Россию, чтобы принять участие в телешоу «Звездный лед».
Не думала — не гадала, что встречу там свою судьбу. Но Никита Джигурда меня завоевал. Открытый, напористый, настоящий мужик, он пообещал, что добьется моей любви во что бы то ни стало, и не отступил.
Никита любит повторять:
— Если бы ты не разочаровалась в Альбере, никогда не вернулась бы в Россию. И даже если бы мы когда-нибудь пересеклись, ты бы на меня просто не посмотрела. Продолжала бы заключать свои миллионные контракты и вести другую жизнь.
— Другая жизнь вряд ли была бы лучше моей сегодняшней, — объясняю ему я. — Огромные деньги не гарантируют счастья. А я в нем купаюсь. У меня замечательные дети и умный талантливый муж, который меня любит.
Никита действительно подарил мне то, чего у меня никогда не было.
— Или ты выбираешь богатство без души, или мы — два сильных человека — вместе будем настоящими в этом продажном мире, перестанем стесняться своих чувств, — заявил он.
Никита необычный, неординарный человек, но как же его «мочат» в «желтой» прессе, какие только небылицы не сочиняют. Говорили, что он альфонс, что женился на мне по расчету, что бросил детей от предыдущего брака. Все это ложь! Он прекрасный отец, его забота о детях от предыдущего брака не ограничивается алиментами, он верный муж, открытый, честный человек. Наша любовь всерьез и надолго, мы венчались, чтобы не расставаться. Те, кто предрекал нашим отношениям недолгих пару месяцев, посрамлены. Мы вместе четыре года.
Он для меня все. Я впервые не послушалась маму и сделала по-своему: вышла замуж за Джигурду и ни разу об этом не пожалела. Кстати, он единственный, кто услышал от меня: «Я тебя люблю».
Эти строки я посвятила ему в ответ на сотню стихотворений, посвященных Никитой мне:
В мою судьбу ворвался как
цунами
Не Казанова и не ловелас.
Ворвался тот, с кем я
венчалась в храме,
И небо убаюкивало нас.
Короче и не тратя слов напрасно,
Признаюсь вам, что я
влюбилась так,
Что весь любовный вздор
и трепет страстный
В сравненьи с тем, что знаю
я, пустяк.
Для многих Джигурда совсем не похож на принца…
Но для меня он круче.
Кстати, в ЮАР я призналась Альберу, что еще до встречи с Никитой в 2007 году в Москве, где принц находился с официальным визитом и его принимал Владимир Путин, решила с ним связаться: набрала его номер — не ответил, оставила сообщение — не перезвонил…
Принц сказал: «Я был настолько сильно занят, что увидел твое сообщение только когда вернулся домой. Извини, так получилось».
Накануне сессии МОК в Дурбане Альбер наконец-то женился, его невеста — пловчиха, чемпионка ЮАР Шарлин Уиттсток (все верно, он был всегда неравнодушен к спортсменкам) — чуть не сбежала со свадьбы, когда пошли слухи, что у его любовницы, темнокожей стюардессы, родился второй внебрачный ребенок. Шарлин получила хорошую работу. Не каждой предлагают должность принцеcсы. Но чудес не бывает, се ля ви! Альбер классный мужик, но привык с таким удовольствием вальсировать по жизни, что вряд ли изменится, вряд ли будет принадлежать одной-единственной. Правда, я бы такого не вытерпела. Но вдруг произойдет чудо? Я буду за Шарлин только рада.
Подпишись на наш канал в Telegram