«Нужно начать с нуля», — сказали мне. «В каком смысле?» — «В прямом. Взяться за самую грязную работу, например мыть туалеты». — «Туалеты?!» — воскликнул я с ужасом и отвращением. «Да-да. Для тебя сейчас чем хуже — тем лучше».
Со стороны может показаться, что большую часть своей жизни я валял дурака: перебивался случайными заработками, путешествовал автостопом по Европе, увлекался женщинами, подсел на компьютерные игры... Да, все так и было и продолжалось бы до сих пор, если бы не голос моего сердца и настойчивое желание разобраться в себе, выяснить: какого черта у меня ничего не выходит, хотя уже перевалило за тридцать?
Но по порядку.
«Ты бездарность!» — эта фраза, сказанная в пылу ссоры коллегой по труппе, который был гораздо старше и опытнее, едва не заставила меня уйти из профессии. Я тогда был жутко не уверен в себе и очень зависел от чужого мнения. А вдруг — правда? В театре особых успехов нет, в кино не зовут даже на крошечный эпизод (до тридцати семи лет не снимался ни разу). Может, я действительно не на то трачу жизнь? Этот вопрос стал ключевым на долгие-долгие годы.
Меня тогда очень поддержала мама:
— Не отчаивайся, все будет хорошо, я чувствую и знаю — ты очень талантливый.
— Ага, — усмехался я, — кому из сыновей не говорят подобного все интеллигентные мамы?
Она химик-гальваник, но любит искусство и разбирается в нем, ее акварелями увешаны все стены родительской квартиры. Отец, Ремир Харитонов, был известным ювелиром и медальером. Его работы представлены во многих музеях, даже в Эрмитаже. Ребенком я как-то не задумывался о том, что мой папа — талантливый художник. Мне нравилось и одновременно огорчало, что его мастерская располагалась прямо в нашей трехкомнатной квартире на «Удельной». Там постоянно толклись посторонние люди — заказчики, и я жутко завидовал одноклассникам: после уроков они до вечера были предоставлены себе. Мой же отец был очень общительным, имел массу знакомых, которых он, заядлый шахматист, то и дело приглашал на домашние шахматные турниры.
Я в них почти всегда побеждал, и мне это нравилось, а вот то, что побыть в одиночестве практически никогда не удавалось, — бесило.
Отца я любил, но без трений, особенно в моем переходном возрасте, не обошлось. Как и положено творческой личности, папа иногда крепко выпивал. В такие моменты он становился безудержно разговорчивым, роль аудитории смиренно выполняла мама, которая часами выслушивала его монологи. Мне тоже перепадало, но в отличие от мамы я внимать нотациям не хотел. Обычно отец не интересовался моими проблемами, но в хмельном состоянии в нем просыпался Макаренко: «Будешь плохо учиться — вырастешь дураком и окажешься в ПТУ!» Я огрызался и уходил в свою комнату. Потом целую неделю с ним не разговаривал, дулся.
Хотя отец, по сути, был прав. Учился я действительно слабенько, перебивался с «двойки» на «тройку». И дело было не в лени или плохой сообразительности: просто всегда боялся сморозить глупость и потому врал, что не выучил урок.
Когда перешел в пятый класс, мама отвела меня в знаменитый питерский ТЮТ — Театр юношеского творчества. Там мы не только играли, но и осваивали профессии гримера, костюмера, монтировщика сцены. Сами изготавливали декорации, шили сценические костюмы. Сутью этого театра был не столько результат — премьера спектакля, сколько увлекательнейший процесс: долгие репетиции, неспешные разговоры, обсуждения, этюды. Я оказался в сказочной атмосфере, среди милых, добрых, открытых людей, занятых любимым делом. Приобрел настоящих друзей.
Одним из самых близких стал Сашка — рыжий, энергичный, деятельный и чрезвычайно открытый парень. Потом из волшебной сказки мы — совершенно не закаленные — резко выпали в жизнь. Я был уверен, что легко поступлю на актерский, но срезался в ЛГИТМиКе на первом же туре. Это был шок и мощный удар по самолюбию.
Мама за меня переживала и повезла отдыхать в Хосту вместе с другом Сашкой. В первый же день познакомились с двумя симпатичными девчонками. Одну из них звали Наташа — москвичка семнадцати лет, студентка Гнесинского училища. Она была умна, легка, красива и играла на арфе! Башку у меня снесло напрочь. Две недели мы не расставались.
Вернувшись в Питер, я устроился помощником электромонтера на завод — надо ведь было деньги зарабатывать, хотя ни в технике, ни в электричестве ничего не соображал (сегодня, впрочем, тоже).
Но меня просто ставили рядом с чемоданчиком, где хранились инструменты, и командовали: «Подай ключ на двенадцать, а теперь на семнадцать». В этом я как-то сумел разобраться.
Каждый день к восьми утра отправлялся на завод, а в выходные покупал билет на «Красную стрелу» и мчался к Наташе. Но в присутствии любимой вел себя как конченый болван. Мне постоянно что-то не нравилось. То мало уделяет внимания, то не так посмотрела, сказала невпопад — я беспрерывно обижался, моя внутренняя неуверенность правила бал. В конце концов Наташе это надоело и она сказала: «Либо ты прекращаешь выносить мозг, либо мы расстаемся». Я страдал, клялся, что изменюсь, подарил ей серебряное колечко с бирюзой, которое сделал сам — папа научил, но в очередной свой визит наступал на те же грабли.
Наташа потом вышла замуж, уехала за границу, играет в симфоническом оркестре.
Мы изредка перезванивались, однажды повидались. Но никакого трепета эта встреча во мне уже не вызвала. Было и прошло.
Точку в моей юношеской любви поставила повестка из военкомата, а то, может быть, еще долго мотался бы туда-сюда, пытаясь что-то доказать Наташе и себе. «Откосить» от армии я даже не пытался: надо служить — значит надо. Но это был не патриотизм, а — увы! — инфантильность.
Вернувшись, я продолжил штурмовать ЛГИТМиК, но покорился он мне лишь через пару лет. Атмосфера на курсе была не слишком интересной.
Я ожидал от театрального института гораздо большего. Основы профессии в нас худо-бедно заложили, но и только. Я считаю, что актерство — это в первую очередь изучение души. С каждой новой ролью актер открывает и нового себя, происходит это порой весьма болезненно. Так, на мой взгляд, работает Лев Додин. Его методы считаются жестокими. Он безжалостно вскрывает личные психологические травмы актера. Тот перестает тратить силы на то, чтобы их скрывать, в нем высвобождается энергия, которая помогает эмоционально и по-человечески вырасти. Заглядывать в себя страшно, а режиссер командует: «Нет, б..., давай!» Это связано с очень сильной душевной болью, ведь на тебя еще и пристально смотрят твои коллеги. И не просто наблюдают, а оценивают: «Г... ты или не г...?» Мнение собрата-артиста для нас в сто раз важнее и страшнее, чем оценка зрителей.
Но если актеру удается в такой момент себя переломить, выдать на-гора по полной, он вырастает как профессионал и как человек. И мнение коллег постепенно отходит на второй план. Мне такой педагог не попался, но скорее всего это к лучшему, тогда совсем не был к такому готов, легко мог сломаться.
По окончании ЛГИТМиКа я попал в труппу областного театра с претенциозным названием «Причастие». Меня тут же ввели в спектакль «Старая, старая сказка» на роль солдата. Вот тут-то коллега и сказал мне, что я бездарность. Сказал и забыл. Но слова его перевернули мою жизнь. Я на несколько лет ушел из профессии.
Одна моя симпатичная знакомая — Галя — работала в агентстве недвижимости и по доброте душевной предложила: «Иди к нам».
Довольно быстро я понял нехитрую механику общения с клиентами, провернул несколько сделок и заработал первые приличные деньги — целых пятьсот долларов. Потом еще пятьсот. Это было уже очень много! Но я просто чах от тоски. В офисе стояла шахматная доска, и я часами сражался с коллегами. Однажды Паша Медведев, главный по шахматам, остроумный и проницательный человек, задал мне вопрос: «Ну чего ты сюда таскаешься?» Ответить я не смог и уволился.
Лихие девяностые были в полном разгаре. Друг Сашка к тому времени раскрутился: создал фирму, которая занималась всем — от сделок с недвижимостью до приема вкладов граждан под проценты. Я по-прежнему бездельничал, поселился вместе с ним на съемной квартире, где мы довольно весело проводили время.
Как водится, его фирму «крышевали» бандиты.
Никогда не забуду многодневные загулы с ними по баням и ресторанам. Отказаться нельзя: решат — не уважаешь. И вот я, хоть и ушел из театра, копил, копил необходимые для ролей впечатления: бандиты, менты, бизнесмены, жулики, проститутки — их разговоры, манеры, особенности мышления. Копил по актерской привычке, на всякий случай. Потом действительно пригодилось. Сейчас вспоминал бы этот период с юмором, если бы не гибель Саши. Многие мальчики брались тогда не за свое дело, чтобы заработать на хорошую жизнь. Сашка не стал исключением. И однажды его, открытого, рыжего, невероятно доброго парня, писавшего прекрасные стихи, куда-то увезли. Он пропал навсегда... Тело так и не нашли. Сашина мама до сих пор каждый год в день рождения сына собирает его друзей за столом...
Я тогда страшно испугался и решил исчезнуть из города.
Мой товарищ Женя, который в девяностые занимался в России бизнесом, накуролесил по полной программе, но успел сбежать за рубеж и обосновался в Амстердаме, прислал мне приглашение. Визу дали на удивление быстро. И вот я уже стою на шоссе, голосую. Денег на то, чтобы купить билет на самолет, не было, объехал пол-Европы автостопом, практически бесплатно.
Ни одного языка, кроме русского, не знал, по-английски изъяснялся чудовищно, но этого оказалось достаточно, чтобы договариваться с водителями. Обычно доезжал до бензоколонки и там искал новых попутчиков. Но однажды немец-шофер меня не понял и промчался мимо.
Пришлось высаживаться ночью прямо на съезде с автобана. Дело было зимой. Я стал «голосовать», но никто не обращал внимания на мои отчаянные призывы. Закоченел до безумия, не промерзал так даже в армии, хотя служил в Сибири. В конце концов меня подобрала какая-то сердобольная дама, еле отогрелся.
К Парижу — городу своей мечты — добирался долго, короткими бросками. Перед самым въездом во французскую столицу тормознул, как всегда, машину на трассе. За рулем сидел молодой парень, мой ровесник.
— Подскажи какой-нибудь дешевый отель, — попросил я. Как ни странно, он сразу меня понял, несмотря на мой жуткий английский.
— А ты надолго в Париж?
— Дня на два.
— Поехали ко мне, перекантуешься в моей мансарде.
Новый знакомый жил на Елисейских Полях в крошечной квартирке под самой крышей. Из окна кухни, где стояла ванна, открывался роскошный вид на Эйфелеву башню. Лежишь, нежишься в мыльной пене и любуешься творением великого архитектора! Мой благодетель уходил на работу, а я отправлялся гулять. Так понравилось в Париже, что вместо двух дней прожил там целых две недели. Парень не возражал. И я уверовал в то, что у меня началась полоса необычайного везения. Решил удостовериться. Зашел в огромный супермаркет, взял новые ботинки, куртку, надел все это в примерочной и как ни в чем не бывало вышел. Меня никто не остановил. «Да я и впрямь счастливчик!» — думаю.
Но судьба не дремала и наказание не заставило себя ждать: через несколько дней я потерял все деньги, которые у меня были. То ли вытащили, то ли не заметил, как выронил сам. С тех пор с воровством было покончено раз и навсегда, однако приключения продолжались.
Я наконец добрался до Амстердама. Приятель Женя надумал жениться и предложил мне стать свидетелем. Одна из подружек невесты была девчонка-модель из Франции. Молодые расписались и свалили в свадебное путешествие. А мы остались в их квартире и тусовались там недели три, наслаждаясь жизнью и легким, ни к чему не обязывающим романом.
К нам прибился Антон, русский парень-эмигрант, знаток здешних злачных мест. Галлюциногенные грибочки продаются в Амстердаме легально.
Упаковка снабжена инструкцией, как их заваривать. Кастрюлю не нашли, варили грибочки в чайнике и разливали зелье по чашкам. Состояние после такого «чая» трудно описать: стены комнаты плывут, меняют очертания, потом картинка перед глазами вдруг рассыпается на множество экранов...
Я тогда много чего попробовал, но голос сердца был начеку: «Попробовал — и хватит, состояние тебе известно, если потребуется, сможешь его воспроизвести на сцене или в кино». Я понимал, что эта гадость опасна, и больше к наркотикам не возвращался. Не курю даже обычные сигареты. Сегодня мне совершенно не интересны ни «шмаль», ни алкоголь. Насмотрелся, как водка превращает человека в скотину. Бокал шампанского на Новый год — и все.
Зарубежные каникулы пролетели быстро.
Вернулся в Питер, показываться в театры не ходил, боялся, что там подтвердят: бездарность. А в кино по-прежнему не звали даже на эпизод. Ничего другого, по большому счету, делать я не умел, и дни, наполненные пустотой, потянулись как прежде. Неделя, другая, месяц, три месяца... Девчонки, веселые компании, компьютерные игры...
Однажды проснулся в съемной квартире с очередной девчонкой, огляделся: чужие стены, за окном — слякоть, черные облака закрывают солнце. Тоска. Думаю: «Что я здесь делаю? Даже не в этом доме, на этом диване, а в жизни? Ведь еще немного и погибну — как человек, как мужчина, как творческая личность». И сердце подсказало: если действительно хочешь изменить свою жизнь, если решился — судьба даст знак. И правда, через пару дней встретил на улице своего бывшего сокурсника Макса Кокина.
— Как живешь?
Где работаешь? — забросал он вопросами.
Я обычно никогда не жалуюсь, а тут прорвало:
— Жизнь — полное дерьмо, и как из него выбраться — не представляю.
— У меня есть одна знакомая, ты должен ей все откровенно рассказать. Она поможет.
Так судьба подарила мне встречу с уникальным «видящим» человеком. Анна Николаевна без преувеличения меня спасла. Как и Макса в свое время. Тот в течение года не мог проглотить ничего кроме кефира, худел, угасал, двигался с трудом. Врачи отчаялись поставить правильный диагноз, а Анна Николаевна его излечила.
К слову, за свои консультации она не взяла ни с меня, ни с Макса ни копейки.
— Олег, у тебя нет фундамента, поэтому ты постоянно падаешь. Сейчас никакой ты не артист и уж тем более не звезда. Нужно начать с нуля, — сказала она.
— В каком смысле?
— В самом прямом. Взяться за самую грязную работу, например мыть туалеты.
— Туалеты?! — воскликнул я с ужасом и отвращением.
— Да-да. Для тебя сейчас чем хуже — тем лучше.
И я отправился на биржу труда. Получив работу, тут же позвонил Анне Николаевне:
— Завтра выхожу уборщиком на завод.
— Не надо, — прервала она.
— Ты действительно принял внутреннее решение, значит, первый этап можно считать пройденным. Двигайся дальше.
В итоге через неделю я уже вел караоке в баре. Полтора года тупо нажимал кнопки, иногда пел сам, за чаевые. Стеснялся? Конечно, ведь в глубине души продолжал считать, что достоин большего, и не понимал, почему этого никто не видит. Но постепенно я смирил гордыню, и тут же последовал ответ сверху. Сначала предложили поработать в детском театре «Светлица». Я понял: следующая ступенька — согласился и месяца три исполнял роль Шарика, с невероятным энтузиазмом лая и прыгая по сцене. И здесь моя готовность была вознаграждена — играть Шарика вышел до этого болевший артист, а мне позвонил Боря Хвошнянский, знакомый по ТЮТу.
— Олег, я работаю в антрепризном театре «Время».
Наверное, слышал? У нас начинал Дима Нагиев. Сможешь срочно поехать с нами на гастроли?
— Смогу, — тут же ответил я, а сам думаю: еще одна ступенька вверх!
Оказывается, жена режиссера этой труппы постоянно жила в Германии. Она договаривалась с детскими садами, школами, а мы приезжали и играли спектакли перед благодарной детской аудиторией. Путешествовали по городам и весям в малюсеньком автобусе, зажатые нехитрыми декорациями и реквизитом. Помню, как выходил в роли Деда Мороза и громогласно объявлял на немецком: «Как я рад вас всех здесь видеть!»
Работа была непостоянной, актеров набирали ровно на одну постановку, но я наконец-то был счастлив.
И вновь звонок: Виктор Минков, хорошо когда-то знакомый с нашим курсом, а ныне художественный руководитель театра «Приют Комедианта», предлагает роль. Еще ступенька!
Мы давали очередной спектакль «Как пчелы в меду». Выхожу на сцену и вижу: в первом ряду — две сильно декольтированные барышни в кринолинах девятнадцатого века. Высокие прически страшно мешают людям, сидящим за ними, но девушек это не смущает. Одна держит в руках букет цветов, другая — коробку с тортом. Спектакль они, можно сказать, сорвали. Зрители смотрели не на сцену, а на них. Я же кожей почувствовал: пришли ко мне, тем более что накануне был мой день рождения.
И правда, по окончании пьесы девушки поднялись на сцену, вручили мне свои подарки. Это было реально круто! С одной из них, ресторанным критиком, у меня потом даже случился роман. Случился и также быстро закончился.
Я был весел, азартен, к тому же играл на гитаре и проникновенно пел. Девчонки вокруг просто роились. Но ни с одной не возникало серьезных отношений. Когда женщина хочет выйти замуж, она обычно за что-то в мужчине цепляется. Я же был необычайно легок и невесом. Не за что им было во мне зацепиться. Порхал от одной к другой, и меня это полностью устраивало.
Лишь один-единственный раз едва не попался. Лариса была журналисткой, пришла к нам на репетицию. Сначала все шло по отработанному сценарию: я ей приглянулся, она — мне, стали общаться и быстро сблизились.
— Я беременна, ты должен на мне жениться, — вдруг заявила Лариса в один прекрасный день.
— Но я как-то к этому еще не готов, — с ужасом заблеял в ответ.
— Если не женишься, запрещу общаться с ребенком, ты его никогда не увидишь.
Тут уж мне стало нечем крыть.
Впервые всерьез задумался о создании семьи, не допускал мысли, что брошу девушку в такой ситуации, подлецом никогда не был, а о том, чтобы не видеть своего ребенка, вообще не могло идти речи. Лариса втянула в эту историю мою маму: позвонила ей, встретилась, требовала повлиять на непутевого сына.
Мама была не в восторге от происходящего, но сказала: «Детей обижать нельзя, раз уж так вышло, женись. Стерпится — слюбится». А вот папа был на моей стороне, говорил мне втихаря: «Да пошла она!»
О том, что ситуация срежиссирована Ларисой и беременность — целиком и полностью плод ее воображения, проговорилась подруга моей несостоявшейся супруги. Стыдить, выяснять отношения не стал. Просто выскользнул из ее рук как угорь, порвал окончательно и бесповоротно.
Многие люди проживают день за днем и совершенно не задумываются о смысле бытия, своем предназначении. Им и без этого хорошо. Меня же постоянно грыз червь сомнения и неудовлетворенности: неужели достиг своего предела? Неужели достоин лишь проходных ролей в скромных спектаклях?
Однажды приблизительно такие размышления прервал звонок моего одноклассника Толи Соколова:
— Олег, что делаешь летом?
Поехали со мной на духовную практику. Знаешь, что такое буддизм?
— Что-то слышал.
— Завтра будет лекция Оле Нидала, обязательно сходи. А потом обсудим поездку.
Так состоялась моя встреча с гуру буддийского мира. Оле Нидал — прекрасный, благородный человек — путешествует по миру, открывает буддийские центры, читает лекции, учит, наставляет, пишет книги. Он мне очень понравился.
Через две недели мы с Толиком уже находились среди трехсот медитирующих людей в Алуште, в снятом для этих целей доме культуры. Огляделся по сторонам: в трех шагах от меня сидит Борис Гребенщиков*!
Я никогда не занимался медитацией, а тут по девять часов в день пытался представить себя шариком, выходящим из тела прямо в сердце Будды, который расположился над моей головой. Духовная практика дала невероятный эффект — энергия радости наполнила до краев и долго еще вела по жизни. Важнейшая цель медитации — успокоить свой ум, чтобы он оставался лишь инструментом для познания, но никак не хозяином человека. Это достигается долгими тренировками, сосредоточением, упорством. Упорства-то мне как раз и не хватало.
Как-то в Питере зашел в православный храм, там шла служба.
Не могу сказать, сколько часов стоял перед иконами, слушая пение хора. Поймал себя на том, что уходить не хочется, в душе разлилось спокойствие. Стал бывать в храме все чаще, познакомился с батюшкой, побеседовал с ним, крестился. А еще, желая разобраться в себе, преодолеть внутренние страхи, увлекся психологией. К этим занятиям меня приобщила подруга — психолог Наташа.
— Олег, чего ты хочешь от жизни? Сформулируй в двух словах, — спросила она, в очередной раз выслушав мои жалобы на судьбу.
Собрался с силами и выдал:
— Хочу стать звездой. Вам смешно?
Она даже не улыбнулась.
— Отлично, давай разберемся, что тебе мешает этого добиться.
И мы начали копаться в моей душе, заглядывая в самые потаенные уголки. На долгие годы это стало моим постоянным занятием, пока я полностью не осознал изречение Льва Толстого: «Единственный смысл жизни человека — это совершенствование своей бессмертной основы. Все другие формы деятельности бессмысленны по своей сути в связи с неотвратимостью гибели». Теперь эта цитата открывает мой сайт в Интернете. А тогда я лишь беспомощно барахтался, пытаясь не утонуть в глубинах подсознания.
Стал зачитываться специальной литературой, сходил на пару тренингов, постепенно начал извлекать на свет свои внутренние страхи, особенно главный — что я ни на что не способен, и потихоньку, порой очень болезненно, порой незаметно они начали растворяться.
Сегодня чувствую себя вполне уверенным человеком, хотя и остаюсь ранимым. От этого артисту совсем уж избавляться нельзя. Чем тогда играть?
Психологические практики помогли мне ощутить себя автором собственной жизни, научили формировать ее события. В итоге я даже получил второе высшее образование в институте «Генезис». Правда, до сих пор не забрал свой диплом. Все недосуг. Но это было гораздо позже...
Как только я начал разбираться в себе, судьба преподнесла сюрприз. Сидел за компьютером, резался в очередную игру (я, как уже писал, страстный любитель этого дела), и тут раздался звонок, круто изменивший мою жизнь. Бывший сокурсник Саша Назаров, перебравшийся в Москву и ставший режиссером, предложил: «У меня есть близкая подруга — актриса.
Она хочет поменять театр. Но ей не с кем показываться режиссерам, нет подходящего партнера. Не мог бы ты ей подыграть?»
Я подумал: какой бред! В Москве для нее не нашлось ни одного партнера? Но почему-то сразу согласился.
На следующий день уже сидел в «Красной стреле», направляясь в столицу. Мы подготовили отрывок из пьесы Вампилова «Старший сын», обошли восемь театров. И — так часто случается — Лену не взяли ни в один, а мною заинтересовались сразу два режиссера. Правда, Владимир Мирзоев из Театра имени Станиславского сказал: «Вы интересный, но выучите что-нибудь из Шекспира, тогда посмотрим».
Зато худрук «Театра на Покровке» Сергей Николаевич Арцибашев заявил совершенно определенно: «Приходите, я вас беру».
Ступенька, да еще какая!
Арцибашев тогда как раз возглавил и Театр имени Маяковского. Явился к нему туда:
— Я был у вас две недели назад, показывался. Вы сказали: «Приходите».
— Что-то не припомню...
— Ну, я еще пел.
— Пел? Ну-ка, спой что-нибудь.
Волнуясь, я затянул цыганский романс.
— Отлично, — прервал Арцибашев. — Идем со мной.
И мы ворвались прямо на сцену, где шла репетиция спектакля «Братья Карамазовы».
— Давай еще раз, — скомандовал Сергей Николаевич.
Я «дал» и был моментально зачислен в труппу Театра имени Маяковского, получил место в хоре, пение которого сопровождало спектакль «Карамазовы». Снял комнату в двухкомнатной квартире — на отдельное жилье денег не хватало. К счастью, в хоре Арцибашев продержал меня недолго. Вскоре «повысил» до следователя, а потом и до Ракитина. Еще я играл Степана в «Женитьбе». Меня заметила и выделила режиссер «Маяковки» Татьяна Ахрамкова. Ввела в свой спектакль «Чума на оба ваши дома», дала хорошую роль в «Карлике».
Поначалу был страшно зажат, поскольку никогда не работал в академическом театре с большими артистами.
Понимал, что от всех отгородился, но ничего поделать с собой не мог. А когда я отгораживаюсь, принимаю немного высокомерный вид. Естественно, коллегам это не нравилось, особенно тем, кто годами выходил на сцену лишь в массовке. А тут явился какой-то неизвестный, но почему-то свысока на всех смотрящий артист и сразу получил хоть и не главные, но роли. Хорошим отношениям все это не способствовало, чувствовал я себя в театре не очень. И вновь судьба послала человека, поддержавшего и наставившего на путь истинный. Актер Ефим Байковский, проникшись ко мне симпатией, сказал как-то: «Все у тебя будет, все придет. Я это вижу. Только не сиди на месте».
И я, послушавшись, стал ходить на кастинги. В результате понравился рекламщикам — у меня сорок роликов.
Рекламировал все: молочные продукты, напитки, магазины... хорошо что меня там никто не узнавал. А потом совершенно неожиданно снялся в эпизоде фильма «Смотрящий вниз». Моими партнерами были Андрей Соколов и Никита Джигурда.
К сожалению, отношения с Театром имени Маяковского сложились для Сергея Николаевича не слишком удачно. Жаль! Он человек талантливый, я пересмотрел весь репертуар «Театра на Покровке». Его Гамлет стал для меня открытием! Когда Арцибашев произносил монолог «Быть или не быть...», у меня по спине бежали мурашки, я впервые понимал, о чем речь в пьесе. Это был лучший Гамлет из всех, что я видел, а я по возможности «Гамлетов» не пропускаю.
Вскоре моя активность на пробах принесла результаты: Саша Назаров начал снимать сериал «Талисман любви» и доверил мне большую роль обедневшего дворянина-альфонса.
Мою жену играла Маша Порошина, любовницу — Люба Толкалина. Съемки стали отличной школой, работали на износ по очень жесткому графику. Порошина к тому времени была известной актрисой, я ужасно боялся, что она начнет «включать звезду» рядом с неопытным партнером, но Маша вела себя со мной идеально. А уж сколько мы с Любой целовались! В общем, не работа, а рай.
Однажды в мосфильмовском коридоре наткнулся на ту самую Ленку, благодаря которой перебрался в Москву. «Вот кто мне нужен! — закричала она. — Я сейчас у Панфилова работаю ассистентом по актерам, приходи на пробы».
Глеб Анатольевич утвердил меня на роль Руськи в сериале «В круге первом». Работает Панфилов по старинке, прямо на площадке раздумывает: а не заменить ли дверь, не покрасить ли стену в другой цвет? Времени не экономит, прежде всего добивается высокого качества, делает все неторопливо, надежно и основательно. Приглашает актеров, которым не требуется долго объяснять, чего от них хотят. Я видел, как Евгений Миронов сделал четырнадцать дублей, четырнадцать раз произнес один и тот же монолог, потому что оставался собою недоволен. В итоге в картине этот текст читает за кадром Александр Солженицын. Естественно, смотрел на такое во все глаза.
Именно с Мироновым мне предстояло играть в мой первый съемочный день. Не справившись с волнением, заговорил как на сцене. «Чего ты орешь-то?
Давай спокойней», — прервал меня Женя. Я повторил и снова прибавил децибелов. «Да не ори ты. Все у тебя прекрасно получается, не волнуйся», — поддержал народный артист. И у меня после таких слов действительно получилось.
Вообще мне везет на хороших людей. Например, мою кандидатуру на роль капитана Туманова из сериала «Паутина», честного мента, самозабвенно борющегося с организованной преступностью, пролоббировала актриса нашего театра Люба Руденко. Она дружила с режиссером Усковым и постоянно ему нашептывала: «Бери Олега, хороший артист, и лицо незасвеченное». Эта работа многое решила в моей актерской судьбе. Правда, утвердил меня Валерий Иванович не сразу, трижды вызывал на пробы, сомневался. Зато за время съемок первых восьми серий не сделал ни одного замечания.
Мне бы радоваться, а я снова испугался и заволновался. Ведь играл полную свою противоположность — героя сдержанного, волевого, неэмоционального.
Подошел к режиссеру:
— Валерий Иванович, может, что-то не так, что-то не устраивает?
— Ничего не меняй, делай как делаешь, все хорошо.
Работать с мэтром было одно удовольствие. У него вообще сложились замечательные отношения со всеми артистами. Он никого не унижал, не обижал. Когда посмотрел первый сезон «Паутины» по НТВ, мне самому мой герой понравился.
Но все хорошее быстро заканчивается.
Усков стал снимать новый проект, а на «Паутину» пришел другой режиссер. На мой взгляд, это было катастрофой, и в смысле процесса, и в смысле результата, но я решил не вступать в открытый конфликт, а поработать с собой: для чего-то мне дано такое испытание, я что-то должен понять и изменить в себе, тогда и окружающая действительность изменится. Как только серьезно об этом задумался, режиссера убрали с сериала. Новый режиссер Андрей Хрулев все вернул на круги своя, перестал требовать от меня большей жесткости, не настаивал на том, чтобы мой герой на всех лаял. И зрителей у «Паутины» заметно прибавилось.
Анализируя такие ситуации, пришел к выводу: людей исправлять бесполезно, дело это нервное и неблагодарное, если невозможно принять человека таким как есть, лучше поискать к нему подход.
Недавно снимался в сериале, где партнерша вела себя отвратительно. Плевала на указания режиссера, тексты не учила, пролистывала сценарий перед съемкой, меня просто не замечала, я для нее был пустым местом. И все-таки удалось преодолеть ее спесь. Завел разговор о детях: у меня — двое и у них с мужем — тоже двое. Возраст примерно одинаковый, значит, и связанные с этим проблемы одни и те же. В общем, убедил девушку повернуться ко мне лицом. Она оказалась тонким и чувствительным человеком, очень любящим детей.
Дети — моя радость, самое дорогое, что есть в жизни. Роме скоро исполнится четыре года, Варе — почти два. Они появились у меня после сорока — в таком возрасте, когда я уже и не рассчитывал, что заведу семью. Девушек на мой век хватало, но мне требовалась особенная женщина: слишком многое должно было в любимой сойтись, чтобы я дал клятву делить с ней горе и радость.
Она должна была меня уважать, заботиться и верить в мужа как в личность, мужчину, актера.
Постоянное желание понять, кто я, зачем я, привело меня однажды на семинар личностного роста. Все мы в той или иной степени движемся по заданному жизненному кругу, мне хотелось попытаться его разорвать, выйти за рамки, вырасти. Поскольку в психологии я человек продвинутый, очень скоро наш тренер Михаил Ляховицкий назначил меня своим помощником на очередной тренинг. «Видишь ту девчонку? — показал он на стоявшую поодаль Свету. — Обрати внимание, очень крутая, не знаю даже, чему могу ее научить».
Эти слова тогда пролетели мимо ушей. Знакомство состоялось восьмого марта. В Женский день тренинговая компания устраивала закрытую вечеринку для своих. Атмосфера царила теплая, приподнятая, всех переполняла любовь. Я вышел из зала, где веселились приглашенные, и в вестибюле заметил девушку. Неужели та самая — крутая? Дай-ка, познакомлюсь! Света частенько вспоминает, что было дальше: «Вдруг какой-то мужчина стремительно ринулся ко мне, схватил за руку, притянул и страстно поцеловал. Понимаю, в такой особенной компании позволено чуть больше, чем в других местах, но не до такой же степени! Можно поцеловать незнакомую даму в щечку, но не в губы, в самом деле! Какая наглость, беспардонность! Только собралась возмутиться и вдруг поймала себя на мысли: не хочу, чтобы он прекращал меня целовать».
Честно сказать, не ожидал от себя такой прыти. Конечно, настроение было приподнятым, но считаю: без вмешательства высших сил точно не обошлось. Мы немного постояли, поговорили ни о чем, на прощание Света дала свою визитку, я ее куда-то сунул и благополучно забыл о случившемся. Так что не сразу понял, чем рассердил симпатичную девушку, которая заявила сразу после очередных занятий: «Ты мне так и не перезвонил! Что за наглость — брать телефон и потом не звонить?!»
Я, конечно, извинился, еще раз взял визитку и перезвонил на следующий же день. Встретились после съемок, сели в ее машину и стали болтать, перебивая друг друга, как близкие люди после долгой разлуки. Мне показалось, что я знаю Свету всю свою жизнь. Она, так же как я, увлекалась психологией, читала эзотерическую литературу. В свое время попутешествовала по Индии, Китаю, Таиланду.
Сначала просто привозила оттуда восточные сувениры, потом создала с друзьями гималайскую торговую компанию, открыла свой бизнес в Москве. Организовывала семинары, психологические тренинги, собирала сотни людей.
«Я устал от жизни, которую веду, хочу домашнего тепла, семью, детей», — слова, которые не рисковал произносить никогда, вырвались вдруг как-то сами собой. Мы добрались до моего дома, поднялись в квартиру и молча начали друг друга раздевать...
После первой близости женщины обычно начинают строить планы на будущую прекрасную жизнь с любимым. А у мужчин после первого свидания все может закончиться. Когда мы лежали в постели, я почувствовал, как ожили старые страхи.
Слишком стремительно все развивается, слишком далеко может зайти, а я к этому не готов. В голове вертелась одна мысль: «Только бы не осталась ночевать, пусть лучше едет к себе».
Света как будто прочитала мои мысли, начала собираться. Я не звонил ей неделю, она объявилась сама. Телефонная трель разбудила утром.
— Может, встретимся?
— Только не сегодня. Много дел.
И пропал еще на неделю. Но Света проявила настойчивость. Узнав, что обожаю компьютерные игры, притащила ко мне свой ноутбук. Мы часами резались в «Героев», но потом решили, что лучше нам этого не делать. Если Света вдруг выигрывала, я злился: как такому слабому игроку удалось положить меня на лопатки?
Она это быстро просекла, и больше мы не соревновались.
Все больше и больше времени мы проводили вместе. И чем крепче становились наши отношения, тем большим негодяем я себя чувствовал. Дело в том, что тогда Света была не единственной женщиной в моей жизни. Другая — Настя — работала в глянцевом журнале продюсером фотосъемок. Мы нравились друг другу, с удовольствием общались, но никаких особенных планов не строили. В общем, я запутался, не знал, как поступить, и решил, что должен быть честен со Светланой. Усадил ее перед собой и сказал: «Хочу с тобой серьезно поговорить. Есть девушка, с которой у меня близкие отношения уже в течение полугода. Просто хочу, чтобы ты об этом знала».
Не представляю, что в тот момент творилось в душе у Светки, наверное, ей было больно, но виду не показала. Убежден: в прошлой жизни она была воином, держать удар умеет. Волевая, целеустремленная, она привыкла все решать сама. Что уж Света в тот раз подумала, не знаю, но мне стало легче: я ведь, типа, поступил честно, хотя на самом деле просто снял с себя часть ответственности.
Но тут в ситуацию вмешалась сама судьба. Договорились со Светой пообедать в ресторанчике на Таганке. Только сели за столик — в дверях показалась Настя. Ну как такое могло случиться в многомиллионной Москве? Настя, конечно, меня заметила. Деваться было некуда, пришлось девушек знакомить.
Светка как опытный психолог сразу же взяла ситуацию под контроль, стала задавать Насте вопросы:
— Чем занимаешься?
Какие планы на жизнь?
— Хочу выстроить свою карьеру и создать с Олегом семью.
— А сколько процентов времени собираешься посвящать карьере?
— Пятьдесят, — честно призналась наивная Настя.
— А оставшиеся пятьдесят?
— Тридцать буду тратить на друзей, у меня их множество, двадцать — на семью.
— А я готова отдавать своей семье сто процентов времени. Готова бросить все и полностью посвятить себя Олегу, — заявила Света.
Я сидел, слушал их разговор и чувствовал себя дурак дураком. Чуть не ляпнул от неловкости: «Девочки, не ссорьтесь!», но вовремя прикусил язык. На моих глазах происходило что-то очень серьезное, гораздо серьезнее, чем просто выяснение отношений. Мне стало так стыдно за себя, самодовольного мачо, который, пусть и невольно, заставил двух женщин соревноваться, опять подошел ко всему легко, то есть безответственно. Надо было немедленно все это прекращать. И я вновь обратился к своему сердцу: а кто роднее? Конечно Светка! Тогда о чем тут думать? И выбрал Свету. Но когда она предложила переехать к ней, отказался: «Нет. Мужчина не должен жить на женской территории, будем снимать квартиру, пока не заработаю на собственную».
Света не обманула, бросила бизнес, потому что я сразу предупредил: «Если будешь зарабатывать больше меня, вместе мы не останемся».
Конечно, зарабатывать, обеспечивать семью — мужская прерогатива.
Женщина должна хранить очаг, заниматься мужем, детьми. Все правильно, но каким безапелляционным тоном я это заявлял! Поражаюсь: как Светка смогла все это вытерпеть? Когда мы встретились, я был капризным и избалованным, требовал: «Все внимание — мне, а ты уж там как хочешь». Но она не уставала проявлять мудрость и понимание, готова была отдавать, ничего не требуя взамен. И в результате помогла мне стать другим человеком. За пять лет, что мы вместе, я заметно изменился. Уже не так зациклен на себе, эгоизма поубавилось, стал думать о других.
Правда, притирка характеров порой была кровавой. Я быстро говорю, чувствую.
Света быстро решает и делает. Мне, чтобы что-то затеять, надо долго думать, примериваться, откладывать идею в сторону, потом возвращаться и по новой все прокручивать. А у Светы так: мы о чем-то поговорим, глядишь, на следующий день она уже взяла бразды правления в свои руки да практически все и сделала. Меня это дико бесило.
— Сказал же, что такой дорогой холодильник покупать не будем, — орал я.
— Но у меня есть на него свои деньги.
— Ах, свои! Сказал «нет», значит, нет!
— Мало ли что ты сказал!
— Молчать! Я мужчина, я говорю — ты слушаешь!
— А я женщина! Почему я должна молчать?!
Однажды от злости на Светку разнес дверь в комнату, в другой раз шандарахнул по дверце машины так, что чуть ее не оторвал. Когда мы скандалили, я в сердцах и яблоками в нее кидался, и грушами. Как-то мы перебили всю посуду в доме. Чтобы не подрывать семейный бюджет, не покупать новые тарелки каждую неделю, в конце концов приобрел боксерскую грушу и стал вымещать свои эмоции на ней.
В один прекрасный день, когда градус скандала опять по какому-то пустячному поводу зашкалил, мы сели и договорились, что пора прекращать биться, это тупиковый путь. Пришли к мудрому решению: главный в семье я, за мною последнее слово (думаю, Светка уже тогда знала, как меня к этому слову подвести).
Кстати, со временем обнаружилась удивительная вещь: по всем важным вопросам, таким к примеру, как воспитание детей, отношение к религии, взгляды на политику, психологию, — у нас всегда полное единодушие. Поразительно: при том, что мы невероятно разные, у нас в семье нет споров. Совсем.
Мы прожили вместе два года, когда Света сказала: «Я беременна».
До этого момента вопрос о штампе в паспорте не обсуждался, но тут я решил: «Ребенок должен родиться в полноценной семье» — и отвел Светку в ЗАГС. Свадьбу не устраивали, перед тем как обменяться обручальными кольцами, съездили в Питер к моим родителям, попросили их благословения. Встали на колени, и папа с мамой благословили нас старинной иконой, которая находится с тех пор в нашем доме.
Папа очень обрадовался, услышав, что вскоре станет дедушкой, но до счастливого момента не дожил — сердце остановилось. Только когда теряешь родителей, понимаешь, как много они для тебя значили. Жаль, не успел сказать папе, что люблю его, попросить прощения за то, что мотал им с мамой нервы.
Мы назвали первенца Романом. Собирались рожать дома. Считаю это правильным, ведь в роддоме новорожденного сразу же разлучают с матерью, тем самым ребенку наносится колоссальная психологическая травма. Это чудовищно! Может, ему потом из-за этого всю жизнь придется обивать пороги психотерапевтов?!
Но сын шел ножками, поэтому рисковать не стали, рожала Света в больнице. Когда выписались, приехали домой, стали подниматься в лифте, я, глядя на сморщенную, но такую родную мордашку, спросил: «Ну что, идем на второго?»
И мы не стали надолго откладывать рождение Ромкиной сестрички.
Да и новую трехкомнатную квартиру к тому времени успели построить. Варя родилась в ней, точнее в бассейне с водой, который мы установили посреди комнаты. Я в тот день снимался, но Света меня дождалась. Вместе с приглашенным врачом-акушером мы приняли роды.
Матерью Светка оказалась фантастической, занимается детьми с утра до вечера. С рождения мы детей закаливаем: круглый год ходим по дому босиком, обливаемся холодной водой, плаваем в бассейне, паримся в сауне, много гуляем. Растим детей без памперсов. По врачам ребят не таскаем, они у нас редко болеют, почти не капризничают, растут светлыми и позитивными человечками.
В год Ромка уже заговорил, потому что Света постоянно занималась с ним, прочитала вслух море книжек.
Когда Ромка или Варенька бегут ко мне, карабкаются на руки, обнимают за шею, когда жена встречает улыбкой и теплом, я испытываю счастье, что обрел настоящую опору, это дает мне огромные силы для творчества и радость для жизни.
Редакция благодарит за помощь в организации съемки салон элитной мебели «Интерни».
Подпишись на наш канал в Telegram