Соколов зажал в кулак мои распущенные волосы и отрезал огромный клок. Я набросилась на него, кричала от ярости, плакала, а он молча смотрел в стену...
— Вера, не поделишься: что пожелала себе в этом году?
— Cекрет! Одно скажу — желание обязательно сбудется, так всегда бывает, если чего-то очень сильно хочешь. Когда я это однажды осознала, испытала настоящий шок. Оставила машину на дороге, а сама долго шла не разбирая куда. Ветер и дождь били в лицо — я ничего не замечала. В голове стучало только: это есть!
Это работает! Тонкий мир меня слышит. Последнее время стала замечать: я не одна пользуюсь методом моделирования ситуации.
В двадцать два года ко мне попала самиздатовская брошюра «Семь дней в Гималаях» Валентина Сидорова, которую моему другу дала почитать Анастасия Вертинская, я переписала ее от руки. «Семь дней в Гималаях» стала моей настольной книгой на всю жизнь. Она о том, что радость — это особая мудрость, что необходимо иметь отношение к приходящим мыслям, наслаждаться каждой минутой бытия и не откладывать это на завтра, что надо совершенствовать свою душу и поступки. Когда тебе плохо и мучаешься вопросом «что делать?», открываешь какую-нибудь эзотерическую книжечку на любой странице и сразу находишь ответ. Я не понимаю, каким образом там все так закодировано, что разрешить любую твою проблему сможет любая страница.
— В эзотерике, насколько я знаю, считается, что ничего случайного в жизни нет.
А как насчет актерской профессии?
— Судьба просто не могла распорядиться мною иначе, ведь моя первая, детская, но очень сильная любовь — актер Владислав Дворжецкий. Я сходила по нему с ума. Когда дома, в Волгограде, смотрела фильм «Бег» и видела полные трагизма глаза Дворжецкого—Хлудова, сердце сжималось. Я бросалась к телевизору, обнимала экран и плакала — не от жалости, от любви!
— Верочка, ну хватит, — уговаривала мама. — Отойди, дай нам кино посмотреть.
— Нет! — рыдала я, еще крепче вцепляясь в наш старенький «Рекорд».
Сочиняла любовные письма Дворжецкому, но ни одного не отправила, адреса не знала, а писать на студию, где кто-то посторонний и равнодушный мог стать свидетелем моих душевных мук, не хотелось.
Жизнь свела нас лишь однажды. Меня, девятиклассницу, как лучшую ученицу, посылают в столицу на три дня. И вот я стою у Большого театра, любуюсь на квадригу. Денег, чтобы купить билет на спектакль, нет. Да их было и не достать. Уже собралась уходить, как вдруг увидела Его. Дворжецкий стремительно шел к театру, полы длинного кожаного пальто развевались на ветру. Я чуть в обморок не упала. Мне бы подойти, но ноги не слушались. Владислав кого-то ждал, прошел мимо раз, другой, а потом решительным шагом направился в толпу.
Я проводила его взглядом, и откуда-то вдруг в голове возникло: «Мы еще увидимся». И действительно, я еще раз увидела Дворжецкого — на его похоронах.
На мою творческую судьбу эта детская любовь очень повлияла. Но в том, что я стала актрисой, «виноват» еще один человек — Антон Павлович Чехов. Это мистическая фигура в моей жизни. Еще в школе я страстно увлекалась его творчеством. Если учительница давала свободную тему для сочинения, всегда просила: «А можно написать по Чехову?» И вот я студентка актерского факультета Школы-студии МХАТ, живу в общежитии Суриковского училища (там оказалось место), и мой поклонник — будущий художник — дарит мне нарисованную им копию знаменитого портрета Антона Павловича, где Чехов в пенсне и с ласковыми глазами. Со всеми моими бедами и проблемами я стала обращаться к этому портрету, молилась на него как на икону.
Очень просила, чтобы после выпуска меня взяли во МХАТ. Но главреж театра и руководитель нашего курса Олег Николаевич Ефремов в тот год не пригласил в труппу ни одного из выпускников.
Прошло несколько лет, я уже ушла из Театра на Малой Бронной, снималась в кино, работала в театре «Школа драматического искусства» Анатолия Васильева, но продолжала мечтать о МХАТе. И вдруг одна из его ведущих актрис — Ира Апексимова — объявила: «У меня съемки в Голливуде, есть возможность сделать карьеру в Америке». Стали срочно искать замену, и мой педагог Николай Лаврентьевич Скорик вспомнил обо мне. Ефремов согласился: «Хорошо, пусть придет на спектакли, оценит, справится ли с ролями Апексимовой».
Я три вечера бегала в Камергерский, смотрела «Тайну двойников, или Загадку Гофмана», «Маскарад», «Маленькие трагедии». После этого Николай Лаврентьевич устроил мне встречу с Ефремовым. Тот уже болел, мы ездили к нему в клинику в Барвиху.
— Ты посмотрела спектакли? — спросил мастер.
— Да, — отвечаю. — Олег Николаевич, вы меня, ради бога, извините, я в восторге от «Гофмана», Андрюша Панин потрясающе играет, но «Маскарад» и «Маленькие трагедии»... Такое впечатление, что после университета меня опять пытаются усадить за парту в первом классе!
Правда-правда, после работы с Анатолием Васильевым мне так показалось. Это, конечно, было наглостью с моей стороны. Во-первых, во МХАТ меня еще не взяли, во-вторых, там не принято отказываться от ролей.
Но Ефремов выслушал и промолчал. А вскоре я уже ходила на репетиции и в итоге сыграла Юлию в потрясающе красивом спектакле о Гофмане. Так я попала на сцену театра, где раскинула на занавесе свои крылья чеховская чайка.
Незадолго до юбилейного сотого сезона произошла трагедия: заживо сгорела Лена Майорова. Для всех в театре ее гибель стала шоком. А Ефремову этот страшный удар на несколько лет сократил жизнь.
Открыть сезон Олег Николаевич все-таки решил «Тремя сестрами», где роль Маши блистательно играла Лена. Нужна была замена, и Николай Лаврентьевич снова вспомнил обо мне. Мы опять поехали в Барвиху. Я никогда не видела Ефремова таким. Мы долго молчали, а потом Олег Николаевич произнес фразу, которую я не забуду: «Если сможешь — давай».
Я пообещала, что не подведу.
Ни в коем случае не хотела, чтобы нас с Леной сравнивали. Не обращала внимания ни на кого и ни на что, ведь мне нужно было выстроить наисложнейшую роль. Благодаря школе Васильева я научилась это делать самостоятельно. И все время вспоминала его слова: «Нет чувства — не выходите на сцену, никому вы там не нужны». Главная задача была выучить текст, потому что чувств было так много! Я даже боялась потерять сознание, когда в четвертом акте расставалась с Вершининым (его играл Станислав Любшин).
На открытие сезона пришел один из самых авторитетных театральных критиков — Виталий Вульф. Мне рассказали, как после спектакля к Виталию Яковлевичу подкатили мои «доброжелатели»:
— Ну, как вам Сотникова?
Уже спасибо, что не провалилась.
— О чем вы говорите?! — возмутился Вульф. — Какой провал?! Она — большая актриса.
Уверена: меня спасла огромная любовь к Чехову и невероятное желание играть в его пьесах.
Театр должен был отправиться на гастроли в Южную Корею, а Ирина Мирошниченко, как на грех, сломала ногу. Она потеряла любимую собачку, побежала ее искать в подземный переход и упала. Надо было срочно спасать спектакль «Дядя Ваня», и добрый ангел Николай Лаврентьевич рекомендовал ввести меня на роль Елены Андреевны.
Конечно же, как всякий нормальный человек, я не могла радоваться обстоятельствам, при которых судьба дарила мне возможность играть в чеховских пьесах.
Но откажись я тогда от ролей Лены и Ирины Петровны, их бы сыграла другая актриса. Снимать с репертуара эти спектакли никто не собирался.
Так я оказалась на гастролях в Тайбэе. В выходной день мы с актерами пошли на экскурсию в музей прикладного искусства. Было душно, вышли на воздух, устроились большой компанией на лавочке у пруда, где плескались гигантские красные карпы. Сидели, смеялись, рассказывали анекдоты. И вдруг повисла звенящая пауза. Нина Гуляева произнесла фразу из Чехова: «Тихий ангел пролетел...» Мы еще не знали, что в Москве именно в это время умер Ефремов...
Гастроли отменять не стали.
Олега Николаевича не хоронили восемь дней, ждали, когда в Москву вернется основная часть труппы.
У Чехова есть еще две удивительные пьесы: «Чайка» и «Вишневый сад». Всегда мечтала сыграть и в них. Но, помня о своем опыте, молила: только не благодаря какой-нибудь трагедии. Хочу распределения и полноценных репетиций, чтобы не готовить роль за два-три дня. И в 2009 году в Театре киноактера я наконец увидела на доске объявлений: Аркадина Ирина Николаевна — Вера Сотникова. Играю эту роль и сегодня. Весь мой трагический опыт, все сомнения, переживания — все подошло для Аркадиной. Вот что это такое? Это как?
Теперь очередь за Раневской из «Вишневого сада».
Я буду ее играть. Прошу написать это жирным шрифтом. Через несколько лет проверим.
— Вера, а что за трагический опыт ты вспомнила? Можешь о нем рассказать?
— Да. В девятнадцать лет я уже стала мамой. Ничего страшного, если бы были деньги на няню или мои родители жили в Москве, или был бы любящий муж, который помогал. Всего этого я была лишена. И чтобы не расставаться с сыном, хотела даже бросить Школу-студию. Но моя мама боялась, что я после родов уже не вернусь в институт, и уговаривала доверить ей заботы о Яне, успокаивала, что все будет хорошо, она справится: «Другого выхода нет, доченька, надо ехать в Москву! Учиться!» Уговорила.
И начался ад. Нет, конечно, мама молодец, благодаря ей я стала актрисой.
Но как выдержало мое сердце — не знаю. Я вернулась в институт, но меня перестало интересовать то, чем я там занималась. Все замечали огромную разницу между прежней девочкой и молодой женщиной, оторванной от своего ребенка. Первая когда-то в отрывке из «Строителя Сольнеса» Ибсена у Ангелины Иосифовны Степановой играла Хильду так, что мхатовский худсовет был в восторге, говорили: «Сотникова — будущее театра». У второй — будто вырвали сердце, и она стала жить с огромной дырой в груди. Сердце осталось с сыном. Я как зомби ходила на занятия и считала дни, когда отправлюсь к Яну в Волгоград. В институте у меня ни-че-го не получалось. Я вдруг потеряла все свое обаяние, красоту и жизнелюбие. У меня отобрали самое главное в жизни, самое любимое. Когда приезжала домой на Волгу, бежала к кроватке, сын тянул ко мне ручки и лепетал: «Любушка моя!
ГолубИшка моя!» Но я вынуждена была возвращаться в Москву, и он, вырвавшись из рук бабушки, бежал за поездом с криком: «Мама, мамочка!» Ужас! Ничего не напоминает? Просто «Анна Каренина» какая-то.
Будет ли мне оправданием мысль, что, может, уже тогда предчувствовала, что в нашей семье только я одна буду работать? В ужасные времена, когда на прилавках лежали только мыло и спички, а сахар выдавали по талонам, я каждый месяц на стипендию и зарплату страхового агента доставала «по блату» мясо, продукты, тащила десятикилограммовые сумки на Казанский вокзал и отправляла их маме. И еще пугала мысль: останься я в Волгограде, мне грозила бы участь стать сверловщицей второго разряда на заводе «Баррикады», а сын просиживал бы штаны во дворе, играя в домино.
Наш брак с Юрой — отцом Яна — просуществовал, по сути, не больше года, счастливых дней в нем было еще меньше. Брать на себя ответственность за жену и ребенка муж не собирался. Я оказалась в нищете, а потом и без крыши над головой: Юра выставил меня за дверь. Работы не было. От депрессии готова была руки на себя наложить. Меня притягивали Каменный мост и темные воды Москвы-реки, обещавшие вечный покой. От рокового шага остановило только одно: «А как же Ян? Ведь он останется сиротой». Не могу об этом вспоминать...
Я больше не виню мужа за боль, которую пришлось перенести. Спасибо ему уже за то, что у меня есть сын. А еще благодаря Юре я прочитала множество книг, научилась разбираться в живописи. Да, сегодня мы не общаемся, но я не держу зла. Просто обстоятельства тогда сложились не в мою пользу.
Я оказалась в Москве одна, без помощи и поддержки. Но это не имеет никакого отношения к Юре. Возможно, ему нужна была другая женщина, чтобы построить крепкую семью. Сильные чувства не дали нам времени подумать. Если быть до конца честной, у меня не было желания выходить замуж. На регистрации брака настоял Юра. На свет появился наш ребенок. Я была юной и не думала о последствиях, считала: раз Ян родился, Юра станет мне помогать. Не случилось... Но верно говорят: «Все, что нас не убивает, делает сильнее». Я выплыла, справилась. Перелом произошел, когда сказала себе: хватит, я стану счастливой, у меня будет работа! Привезла Яна из Волгограда, заняла денег, сняла квартиру, сообщила свой новый телефон на Киностудию имени Горького. На следующий же день раздался звонок из съемочной группы фильма «Признать виновным».
Я начала сниматься. Вскоре меня взяли в Театр на Малой Бронной. Параллельно продолжались съемки в двух художественных фильмах. И еще я познакомилась с немецким бизнесменом Эрнстом. Он был богат, заботился обо мне, звал замуж, все как будто бы наладилось, но... Не хватало настоящей любви. И я загадала: хочу безумную страстную любовь. «Пожалуйста», — ответили небеса. И я встретила мужчину, с которым по-настоящему захотела соединить судьбу.
Съемки мелодрамы «Захочу — полюблю» пришлись на 1989 год. На роль Натальи Полянской согласилась сразу же. Проза Валерия Брюсова, обожаемый мною декаданс — история женщины необузданных страстей, жившей в начале двадцатого века, когда кокаин продавали в аптеке за две копейки, а в артистических салонах занимались любовью под каждым фикусом.
И в центре всего этого она — с мужем, двумя любовниками и сестрой, с которой ее связывают страстные греховные отношения. Это был своего рода вызов моим актерским возможностям, и я его приняла.
Влюбленного в героиню мальчика играл Саша Стриженов — трепетный, нежный, милый. Актерская профессия коварная: гладить актрису по лицу, целовать в губы, говорить нежные слова: «Я тебя люблю, запах твоих духов меня опьяняет, я не встречал лица красивее твоего» и ничего при этом не испытывать — просто нереально. Надо быть очень холодным человеком, чтобы подобные сцены тебя не заводили. К Саше это не относилось.
— Стриженов ведь уже был женат и его Катя играла в этом фильме сестру твоей героини?
— Все верно. Она постоянно присутствовала на площадке, когда снимались наши с Сашей постельные сцены, даже если сама была в тот день свободна. Катя контролировала каждый Сашин шаг, сходила с ума от ревности, ведь шлейф экранного романа тянулся за Стриженовым домой. Мой любимый театральный режиссер Михаил Буткевич говорил: «Когда играешь любовную сцену, зрители должны сказать: «А у нее с партнером что-то есть». Вот в чем заключается высший актерский пилотаж! Вы можете расстаться и встретиться лишь на следующем спектакле. Но зрителей должны ввести в заблуждение». И мы с Сашей этот высший пилотаж каждодневно демонстрировали на площадке и невольно вводили в заблуждение не только окружающих, но и его супругу Катю.
— Значит, роман так и не случился?
— Нет, конечно. Сердце мое принадлежало другому. Параллельно с «Захочу — полюблю» мне предложили сняться в детективе «Охота на сутенера». Типичное кооперативное кино, играть там было нечего. Я стала отказываться.
— Вера, — привел главный довод продюсер, — твоим партнером будет Андрей Соколов!
— Ну, это другое дело!
Андрей мне очень понравился в «Маленькой Вере»: красивый, сдержанный в эмоциях, он вызывал колоссальный интерес у женского пола. Я не стала исключением. Разрывалась между двумя съемочными площадками, спать приходилось часа по три в сутки. Поэтому каждую свободную минуту использовала, чтобы хоть немного подремать. Вот и в день нашей первой встречи, отыграв сцену, я прилегла на кровать прямо в декорации и провалилась в сон.
Когда открыла глаза, поодаль сидел Андрей и смотрел в окно. Он обернулся — наши глаза встретились. А дальше все как описано в классике.
Мы снимались, произносили положенный по сценарию текст и все время улыбались, просто не могли остановиться, наши губы каждый раз растягивались в улыбке, когда мы смотрели друг на друга.
Начался роман. Первое, что я подумала: Андрей создан для меня. Это было действительно так. Каждый раз удивлялась: он подходит мне по росту, у него глаза какие мне нравятся, а еще нравится, как он говорит, как молчит. Когда Андрей меня обнимал, все наши «размерчики» сходились — плечи, руки, ноги... Я ему так и говорила: «Андрюша, тебя сделали для меня».
То, что мы должны остаться вместе на всю жизнь, было нам понятно с самого первого дня.
И он, и я много снимались, мотались из Питера в Москву.
Мобильных еще не было, мы не могли обмениваться звонками, эсэмэсками, страшно скучали. Я боялась его потерять. Это случается только когда сильно любишь. Постоянно тревожишься: вот он ушел, не дай бог, с ним что-то случится. Андрей за рулем, только бы не попал в аварию. С кем он сейчас? Вдруг не один, вдруг рядом другая. Отдайте его, он мой, мой навсегда, я хочу от него ребенка!
Настоящая любовь не бывает без страданий и слез. Любовь как сладкое зелье, которое растекается по телу, когда видишь Его. А когда любимого нет рядом, ты начинаешь искать, звонить, а он все не появляется, и ты еще больше страдаешь.
Но уж если он с тобой, любовь в полной мере вознаграждает тебя за ожидание. Без страданий не бывает того удовольствия, когда внутри будто распускаются какие-то диковинные цветы. Мне не нравится называть любовь словом «химия». Это божественное явление, любовь льется на тебя откуда-то сверху золотым потоком. А ты в нем купаешься.
— Почему вы не вместе? Что вас развело?
— Как ни удивительно, страсть. Все началось с абсолютно дикого эпизода. Тот день я провела в тон-студии «Мосфильма», мы с Сашей Стриженовым озвучивали сцены из «Захочу — полюблю» и заново переживали свои эмоции. Утром Андрей позвонил из Питера, сказал:
— Я приезжаю.
— Хорошо, после «Мосфильма» у меня кинопробы в гостинице «Интурист» на Тверской, подъезжай туда часам к семи.
Мы со Стриженовым вышли из студии, подошли к моей машине.
Я поцеловала его в щеку:
— Сашенька, пока!
— Ты сейчас куда?
— В центр, у меня там пробы.
— Можно я доеду с тобой?
Мы сели в машину. На светофоре я обернулась к Стриженову, меня все еще не отпускали экранные эмоции, рука потянулась к его волосам, погладить.
Саша улыбнулся.
Я припарковалась у «Интуриста», распрощалась со Стриженовым и уже повернулась, чтобы запереть машину, как передо мной вырос Андрей.
— Я все видел! Я за вами ехал! — набросился он на меня.
— Что ты видел?
— Все! Хотел встретить тебя у студии, устроить сюрприз, но ты вышла из ворот с НИМ!
— Андрюша, ты ошибаешься. Саша всего лишь партнер по фильму.
— Садись в машину, надо поговорить.
— Не могу, опаздываю на пробы, — пыталась объяснить я.
Но Соколов взял меня за руку и усадил на переднее сиденье своего автомобиля. Мотор взревел, и Андрей понесся по городу, не обращая внимания на светофоры.
— Что происходит? Останови машину, мы разобьемся, — просила я. — Ты зря ревнуешь к Саше. Просто это картина такая.
— Он поверил?
— Андрей не проронил ни слова, я не могла до него достучаться. Все казалось каким-то нереальным: проносящиеся мимо люди, дома и его застывшее в гневе лицо. Было очень страшно, казалось: он готов убить. Мы подъехали к дому, где я снимала комнату. Андрей молча взял меня за руку, втащил внутрь и запер дверь. На тумбочке лежали ножницы. Он схватил их, зажал в кулак мои распущенные длинные волосы и отрезал огромный клок.
Я набросилась на него, весь страх куда-то делся, кричала от ярости, плакала, а он молча смотрел в стену. Потом обнял меня и прошептал: «Прости, я так тебя люблю».
Конечно, я все ему простила. Ту ночь не забуду никогда. Столько в ней было страсти, любви, ненависти. Ничего похожего я больше никогда не испытывала. Это и захватывало, и убивало. Соколов человек необузданный, по гороскопу он — Тигр и Лев. Не представляю, как ему удается сдерживать эмоции, которые постоянно бушуют внутри.
На следующий день мне предстояло ехать в Выборг, там американская киногруппа снимала художественный фильм «История Аляски». Сказала об этом Андрею.
— Я тебя никуда не отпущу.
— Но меня ждут на съемках.
— Тогда поеду с тобой.
И мы отправились в Выборг на моем недавно купленном зелененьком «мерседесе». Режиссер оторопел, когда увидел меня коротко стриженной, волосы пришлось обрезать. Я лепетала что-то, пытаясь объяснить, почему у моей героини должна быть новая прическа. И Джеймс согласился, не стал штрафовать. Он вообще относился ко мне по-доброму.
Я отработала весь день и после пережитого стресса ночью спала как убитая. А Андрей не сомкнул глаз. Утром сказал: «Мне что-то нехорошо», но настоял, что сам поведет машину. Мы выехали из Выборга и успели проехать всего несколько километров, когда из-за туч вдруг выглянуло солнце и сверкнуло нам прямо в глаза.
Андрей зажмурился и, не вписавшись в поворот, врезался в столб.
— Боюсь, то, что сейчас произошло, может очень сильно изменить наши отношения, — произнес он, оглядев разбитый автомобиль.
— Да, может! — закричала я в истерике. — У меня были длинные волосы — ты их отстриг, у меня была машина — ты ее разбил. У меня есть еще сын — что ты собираешься сделать с ним?!
Мы кое-как добрались до Москвы и расстались. Я не выдержала бешеного накала страстей Соколова. Для меня это было чересчур. Жизнь нас развела, зато я узнала, что мне идет короткая стрижка. Когда пересекаемся с Андреем на премьерах, фестивалях, здороваемся как старые друзья. Мы никогда не вспоминаем, что между нами было в те полгода, но я знаю, что он обо всем помнит, да и я не забыла.
Это вообще большое счастье, когда есть что вспоминать.
— А вскоре ты уехала в Австралию?
— Я была настолько измотана и опустошена, что поняла: не устрою отдых — надорвусь. Причем чем дальше от Москвы уеду, тем лучше.
Сидели однажды в ресторане, компания была разношерстная, в какой-то момент за нашим столиком появилась Людмила. Разговорились, оказалось: она — уроженка Австралии, в Москву приехала повидаться с родней.
— Увидеть Австралию — моя несбыточная мечта, — поделилась я.
— Почему несбыточная? Вернусь домой и вышлю тебе приглашение.
Я и думать забыла об этом разговоре, знакомство-то было случайное, и вдруг через месяц достаю из почтового ящика конверт с австралийской маркой!
Происходило все это в 1991 году, во времена кооперативного кино, когда актерам гонорары платили просто нереальные. Я тогда заработала и на дачу для мамы, и на ремонт в своей квартире (ее подарил Эрнст, старавшийся таким образом привязать меня к себе). Осталось и на поездку в Австралию.
И вот я хожу по удивительной земле, где попугаи перелетают с ветки на ветку, балетной походкой вышагивают жирафы, а цветы источают столь буйный аромат, что голова кружится. А закаты какие?! Сдуреть можно! Хожу и кричу: «Люблю тебя, Австралия! Люблю тебя, океан!» Местные поначалу удивленно оборачивались на чудаковатую русскую, а потом привыкли.
Людмила поселила меня в доме доктора-миссионера.
Он сдавал жилье студентам, а полученные деньги тратил на лечение аборигенов. Жили коммуной, ужин готовили по очереди, за стол садились вместе, потом на крыльце пели под гитару. Ребята покуривали травку, а мне хватало бокала вина из бумажного пакета — голова и так шла кругом от впечатлений.
Людмила, видя это, однажды предложила:
— Оставайся, тебе же здесь нравится.
— А что я буду делать? В России у меня сын, мама, любимый режиссер Анатолий Васильев, театр, кино.
— Не пропадешь и в Австралии. А сына к себе перевезешь.
И в меня словно бес-искуситель вселился. «Что, слабо остаться и попробовать начать с нуля?» — подзуживал он. Решила: попытка — не пытка.
Мы поехали в модельное агентство. Видимо, на моем лице было написано такое счастье, шел такой бешеный позитив, что со мной тут же заключили договор. «На всякий случай заедем еще в одно место», — командовала Людмила. Это было уже актерское агентство. На меня посмотрели, спросили:
— Язык знаете?
— Нет.
— Тогда снимем для вас квартиру на три года, станете учить английский, а потом сниматься в кино.
Я снова подписала какие-то бумаги.
Через пару дней — звонок из модельного агентства, мой приятель студент Стивен перевел:
— Вера, в понедельник выезжаешь в Новую Зеландию рекламировать автомобили.
Заплатят четыре тысячи долларов.
— Yes! — крикнула я. — Еду!
Но еще минут через двадцать позвонили из актерского агентства насчет уроков английского. Узнав, что я уезжаю, заволновались: «Куда это вы собрались, а как же договор?! У вас начинаются занятия, педагог уже предупрежден». «Как у вас, ребята, все сложно, — подумала я. — Английского не знаю, австралийских законов — тоже.
А вдруг по договорам, которые подписала, потребуют неустойку? Да ну вас на фиг! Возвращаюсь в Москву».
Но так не хотелось уезжать... А соседи по дому уже устроили мне отвальную, накупили вина, разожгли огонь для барбекю. Я отправилась прощаться с океаном: «Спасибо, мой самый могучий, самый сильный и ласковый, за то, что ты есть. До свидания, я к тебе еще приеду!» А сама думаю: не обманывайся, никогда ты сюда не вернешься... Слезы текли по щекам. Помню даже, во что была одета: в черное шелковое платьице и черные балетки.
«Давай так, — сказала я океану, — если седьмая волна дотронется до моих ног, вернусь очень скоро». И стала считать: первая, вторая... Морская гладь была спокойна, и вдруг откуда ни возьмись накатывает огромный вал.
«Пять, шесть... — считала я, — семь...» Еле успела отбежать, иначе волна накрыла бы меня с головой. Намочила подол платья и туфли, пришлось возвращаться домой босиком. Стивен выбежал навстречу: «Вера, ты никуда не летишь, твой самолет встал на ремонт, только что передали в новостях». Аэропортовский автобус, проезжая по летному полю, случайно задел крыло нашего «Ту». А самолет «Аэрофлота» в Сидней тогда летал только раз в месяц. Я запрыгала от восторга, мгновенно распаковала чемодан, и мы устроили шумную вечеринку теперь уже по поводу того, что я задержалась.
Наутро дозвонились в аэропорт. А нам говорят:
— Почему госпожа Сотникова не пришла на регистрацию?
— Она услышала в новостях, что самолет был поврежден.
— Самолет действительно в ремонте, но всех пассажиров отправили другими рейсами, с пересадкой.
— Что же делать?
— Через неделю русский борт отремонтируют и она сможет вернуться в Москву.
Еще целую неделю я купалась в теплых водах океана, загорала под ярким солнцем. А потом летела одна в пустом салоне. Экипаж меня узнал, пилот пустил в кабину.
— Ты вернулась, и в твоей жизни возник Кузьмин...
— После бури страстей, которую пережила с Соколовым, я мечтала о тихой, спокойной гавани.
И меня снова услышали. Судьба послала встречу с Вовой. Наша любовь длилась семь лет, у нас была настоящая семья, хоть мы и не расписывались в ЗАГСе. Кузьмин предлагал, но для меня штамп в паспорте никогда роли не играл. Мы и так были вместе, и держали нас не только чувства, мы очень лихо сошлись на творчестве. Представляешь ли ты, что такое вдохновение? Оно сродни беременности: кажется — если не родишь прямо сейчас, не откладывая, то просто погибнешь. Оно не раз посещало меня, когда я сочиняла Володины клипы. Не снимала, а именно сочиняла — съемки совсем другое дело, это серьезная мужская тяжелая работа.
— Как вы познакомились?
— На новогодней вечеринке, куда меня пригласил Антон Табаков. Володя сидел в компании Пугачевой и Буйнова.
Он тогда только что вернулся из Америки, Алла Борисовна ему помогала, сняла номер в гостинице. Володя был свободен, расстался со своей американской женой Келли — бывшей «Мисс Калифорния». После вечеринки он пригласил продолжить празднование Нового года в его номере. Отправились большой компанией. Кузьмин сел за белый рояль и заиграл одну из своих мелодий. Смотрел он только на меня, всем вскоре стало ясно, что они тут лишние. И мы в конце концов остались вдвоем. Так начался наш роман. Кузьмин переехал ко мне, а потом мы купили четырехкомнатную квартиру на улице Пилюгина и стали делать ремонт. Московские магазины не отвечали моим дизайнерским амбициям. Я снималась в Чехии в «Королеве Марго» и тащила из Праги дверные и оконные ручки, хрустальные люстры, обои. Михаил Боярский надо мной подтрунивал, а Дима Харатьян однажды был вынужден по моей просьбе тащить из супермаркета тяжеленные коробки.
Работу сдавала Вове: брала его за руку и вела смотреть очередную готовую комнату.
Вова заходил, оглядывал мои труды, целовал и неизменно говорил: «Очень красиво». Его все устраивало, все нравилось. А потом он сразу же возвращался к своей работе. Мы купили и соседнюю квартиру, оборудовали в ней студию, где Кузьмин сочинял музыку. По утрам он жаловался: «Вера, мне постоянно снится гениальная музыка, не дает покоя. Но просыпаюсь и не могу ее вспомнить».
Кажется, не было такого музыкального инструмента, которым бы Кузьмин не владел. Он играл на гитаре, барабанах, флейте, саксофоне, по отдельности записывал все партии. Потом шел ко мне и протягивал дрожащими руками свою работу: «Вот, диск готов».
Его еще следовало свести на профессиональной студии, сделать так называемый мастеринг. Я была первым слушателем, Кузьмин очень ценил мое мнение. Могу похвастаться: при мне Володя выпустил десять новых альбомов и пять клипов. Мы пребывали в творческом кураже, делились друг с другом идеями. Сходились на кухне, чтобы быстренько перекусить, а потом Кузьмин бежал сочинять свою музыку, а я садилась за монтажный стол работать над картиной «Граф Роберт Парижский» по Вальтеру Скотту.
— Ты монтировала фильм?!
— Это целая история. Продюсер «Парижского» — актер Александр Иншаков — пригласил меня на главную женскую роль, но когда большая часть фильма была отснята, грянул дефолт и деньги у инвесторов кончились.
Роскошный материал на «Кодаке» (а мы потратили два месяца только на съемки в Стамбуле, где нас пустили в собор Святой Софии!) пылился в коробках. Я не раз уговаривала Сашу и своего партнера Колю Еременко доснять картину, когда финансовая ситуация стала выправляться, но Иншаков перегорел и смирился с тем, что фильма не будет.
«Саш, жаль, если этот материал совсем пропадет, дай хотя бы настрогаю из него кадров на клипы для Вовки Кузьмина», — попросила я Иншакова. И он разрешил. Завтра лететь на месяц во Францию, куда меня пригласили сниматься, а сегодня из Госфильмофонда раздается звонок:
— Вера, Иншаков отдал нам материал. Вы хотели использовать его для клипов, так приезжайте в Белые Столбы и забирайте.
— Я вас умоляю, никуда фильм не девайте. Через месяц приеду из Франции и тут же все вывезу.
Вовке дала строгие указания: «Периодически звони и проверяй, не пропали ли мои коробки».
Когда вернулась в Москву, первым делом помчалась в Белые Столбы. Жара стояла страшная, дверь в хранилище была распахнута, прямо под палящим солнцем лежала груда жестяных коробок с пленкой. Наклонилась и прочитала название: «Граф Роберт Парижский». Возмутилась:
— Девочки, почему пленка портится под прямыми солнечными лучами? Вы бы хоть в тенечек перенесли.
— Какое нам до нее дело. Она нигде не числится. Вам надо — вы и переносите.
Я схватила несколько коробок, просмотрела снятое на допотопном монтажном столе на быстрой перемотке и поняла: фильм есть!
Эти триста шестьдесят четыре коробки я вывозила три дня. Ими был заставлен весь коридор нашей квартиры.
Встретилась с Иншаковым:
— Саша, наш фильм существует. Надо доснять только два эпизода.
— Забудь, — ответил Иншаков. — Мы потеряли даже звуковую дорожку.
И тогда я обратилась к Кузьмину:
— Вова, дай, пожалуйста, двадцать тысяч долларов, мне нужно закончить картину.
— Я вообще-то хотел дать их тебе на шубу, но на фильм нужнее, — сказал Кузьмин, протягивая деньги.
И я начала работать.
Перегнала пленку на видео, установила дома необходимую для монтажа аппаратуру. Реплики, которые произносят актеры в кадре, восстанавливала по губам. Однажды целый день мучилась над фразой, которую говорил Еременко. Не давалась она мне, и все тут! А в конце дня вдруг раз — и пришла! Я побежала к Володе в студию и закричала: «Вова! Все! Слово есть!» Потом мы отмечали это событие на кухне, распили бутылку водки.
Работа над первой монтажной сборкой заняла у меня целый год. Накануне девятого мая фильм был сложен вчерне. Я пригласила в гости Иншакова.
— Саша, у меня для тебя подарок, — я вставила кассету в видеомагнитофон.
— Если что-то непонятно, на этих листках записаны все диалоги, могу их тебе прочитать.
Мы сначала сидели за столом, обедали и смотрели, что у меня получилось. Потом Саша бросил есть и уже не отрывался от экрана, пока фильм не кончился.
— Ну все! Теперь они у меня все ох...ют! — изрек он.
Через неделю Иншаков привел продюсера Анатолия Сивушова, и они забрали весь материал.
— Вера, не волнуйся, мы смонтируем как надо.
— А как же я?
Вопрос повис в воздухе.
— Обиделась на Иншакова?
— Ну, в общем, да. Ведь я вытащила этот фильм из комы, спасла никому не нужного, брошенного «ребенка». Я его реанимировала, вернула к жизни. И единственным, кто меня поддержал, был Вова, а вовсе не Саша Иншаков. Но в титрах картины «Рыцарский роман» я обозначена лишь как актриса. Премьера состоялась в Доме кино. Кузьмин на нее пришел, но мы уже не были парой.
— Вас столько связывало… Почему вы расстались?
— Наверное потому, что устала везти воз, решать проблемы, брать на себя слишком много. Я понимала, что в нашем дуэте первую скрипку играет Кузьмин, он был тогда гораздо известнее меня. Мы с ним никогда не мерялись популярностью. За мощный талант я прощала ему многие вещи.
Например, могла запросто получить дверью в лоб, он их никогда не придерживал для женщины. Не потому что плохо воспитан. Просто постоянно витал в своих мыслях. Мелочь, казалось бы, но этих мелочей накопилось столько! Кузьмина было бесполезно просить: «Вова, поухаживай». Он подавал мне шубу, с кем-то в этот момент разговаривая. «Вова, шуба волочится по полу, — он ее раз — вверх и продолжает беседу. — Вова, теперь мои руки не достают до рукавов». В общем, кончалось всегда одним: «Спасибо, Вова, дай надену сама».
Каждой женщине приятно получать в подарок цветы от любимого. Вова в таких случаях звонил соседскому мальчику, давал деньги, тот бежал на рынок и покупал мне букет. Однажды я возмутилась: одно дело, когда цветы выбирает близкий человек, значит, он о тебе думает, решает, что тебе понравится, и совсем другое — поручать это постороннему, чтобы только отделаться.
Тогда уж лучше совсем не париться по поводу подарка. После этого Восьмого марта Кузьмин преподнес мне очередной букет со словами: «Это я, я сам купил!»
Творчество занимало все его время, Кузьмин был просто помешан на музыке. Помню, отправились проведать его брата в Сан-Диего. У Володи там квартира, он в свое время уехал из Америки, а брат — тоже музыкант — остался. Рядом Лас-Вегас, я стала проситься поиграть в казино. Пристрастилась к «однорукому бандиту». День просидела у автоматов: то выигрывала, то проигрывала. Кузьмин работал в номере и в какой-то момент спустился ко мне.
— Вова, посмотри, как это классно. Отвлекись, сделай перерыв.
Кузьмин послушно присел, дернул рычаг и тут же просадил двести долларов.
— Вера, у меня не получается, я все время проигрываю.
— Хорошо, иди, а я еще поиграю.
— Я тоже пойду поиграю, — сказал Кузьмин.
В Нью-Йорке мы купили ему новенькую губную гармошку, которую Володя сутками не выпускал из рук.
— То есть ревность в вашем разрыве ни при чем?
— Я никогда не ревновала Кузьмина. Как-то общий знакомый, узнав, что у меня роман с Володей, сказал: «Хитренький, какую бабу отхватил!»
С этой установкой и жила. Была в себе уверена: попробуй — найди круче меня! По большому счету, Володя и не искал. Его поклонницы меня любили. Помню, бежали за увозившей нас машиной с криком: «Верочка, пожалуйста, не бросай Вову!» Они прекрасно понимали, как ему со мной хорошо. Могли бы жить да жить, но разрушительная энергия в лице успешного, уверенного в себе человека — полной противоположности Кузьмина, уничтожила нашу тихую гавань. Мое сердце покорил тогда другой мужчина, как ураган ворвавшийся в мою жизнь. Володя уговаривал вернуться, но я не согласилась.
— А как восприняли ваше расставание друзья, близкие?
— Мы ни с кем не откровенничали, не посвящали в наши проблемы, вообще редко выходили в гости, нам было очень хорошо дома, времени с кем-то дружить почти не оставалось.
Пару раз ездили на день рождения к Володиному приятелю Саше Барыкину да были на пятидесятилетии Аллы Пугачевой. Володя не любил тусовок. На «Нику» или «Кинотавр» сопровождал меня исключительно по необходимости. Я видела, как неуютно он себя там чувствует, что ему жалко бездарно потраченного времени, ведь в этот момент в его голове витала какая-то новая мелодия.
Дома я в основном принимала наших родителей и детей. Помню, как Володин папа, обходя нашу отремонтированную квартиру, строго интересовался:
— Вера, а молоток у вас есть?
— Конечно.
— А плоскогубцы?
Отец у Володи военный, мама — учительница литературы. У нас сложились добрые отношения.
— А дети Кузьмина тебя приняли?
— Да, так же как и Ян принял Володю. Его сына Степу и моего Яна мы решили учить в Англии. Яну исполнилось пятнадцать, когда мы встретились с Володей, он жил в Москве, моя квартира была в его распоряжении. Время на дворе стояло страшное, на улицах в 1995-м творилось бог знает что. Мы могли ребят упустить, а в английской Trinity School под Лондоном строгая дисциплина. Наши сыновья очень подружились, Степа роскошно играл на гитаре, Ян — на ударных. Однажды, когда мы их навещали, они усадили нас и устроили концерт.
Степа стоял с гитарой в позе Курта Кобейна, Ян повязал на голову бандану. Жалею, что не запечатлела концерт на видео. Это не было детским лепетом, играли они великолепно. Если бы Вовка тогда серьезно занялся их группой, может, ребята и стали бы профессиональными музыкантами. Но Ян вернулся в Москву раньше Степы. Какое-то время ходил на курсы ударников в Гнесинское училище. Но потом решил стать поваром, работал в одном из дорогих рыбных ресторанов в Москве. А сейчас собирается во Францию осваивать кондитерское искусство, хочет быть высококлассным специалистом по десертам.
— А Степы нет в живых... Как думаешь, это было самоубийство?
— Не знаю и думаю, ни у кого нет ответа на вопрос, что на самом деле произошло тогда в нашей бывшей квартире на Пилюгина, выпрыгнул Степа из окна сам или кто-то виноват в его гибели...
— Вы сегодня видитесь с Кузьминым?
— К сожалению, нет.
Мне хотелось его поддержать, ведь он потерял двоих детей — и дочь, и сына, но все телефоны молчат. Правда, если Володя приезжает на гастроли в Волгоград, моя мама по традиции печет пироги и приходит к нему на концерт. Ее и мою племянницу Риту всегда пропускают. Володя держит для них места.
Когда Первый канал снимал документальный фильм к моему юбилею, Володя принял в нем участие. Мне запомнилась сказанная им фраза: «Есть разные женщины, но Вера Сотникова одна». К счастью, он не держит на меня зла. Я рада, что у него есть жена Катя.
Когда поползли слухи об их разводе, очень расстраивалась. Вова не может без женщины. Она должна быть рядом. Молодое женское тело и творчество — это то, что поддерживает в нем желание жить после трагедий, выпавших на его долю.
— Не жалела, что расстались?
— Да некогда мне было погружаться в прошлое. Все последние годы пахала как проклятая. Актер — профессия зависимая, у нас не принято разбрасываться предложениями работы, особенно если она интересная. И к тому же хорошо оплачивается. Я насмотрелась и наслушалась историй о трагических судьбах коллег, оказавшихся на старости лет в нищете. И дала себе слово: со мной такого не случится. Вот и зарабатывала. Однажды открыла журнал «Элитная недвижимость» и увидела объявление: Франция, деревня Фрежюс, продается квартира, от моря семьдесят метров.
И красивая картинка — трехэтажные домики с терракотовыми крышами в ухоженном саду. Я вырвала картинку из журнала, положила в блокнот и стала мечтать. И уже через полгода купила себе такую же «деревеньку с терракотовыми крышами», только не во Фрежюсе, а в Каннах. Получилось даже ближе к аэропорту. И тут я снова задаю вопрос: а это как? А это что? Скажи мне.
— Ну, Вера творит чудеса.
— Вот именно. Но заказы мои на этом не закончились. Я страшно уставала от работы: гастролей — десять спектаклей подряд — каждый день в разных городах, съемок по шестнадцать-восемнадцать часов в сутки в сериалах «Управа», «Откройте, милиция!», телевизионном проекте «Клуб бывших жен». Приползала домой, валилась на диван и засыпала, иногда забыв снять грим.
Среди ночи вскакивала в ужасе: сутками ходить в гриме — верный путь к тому, чтобы угробить кожу. И вот однажды сгоряча подумала: когда же это все закончится?! Лежать бы на берегу моря и читать книжки. И... грянул экономический кризис. Четыре моих проекта закрылись, и я стала свободной. «Что же ты теперь плачешь? — говорила я себе. — Ты ведь этого хотела, отдыхай». Так что воистину: бойтесь своих желаний — они сбываются. Правда, сложа руки не сижу, начала работать над сценарием, но раскрывать подробности проекта пока рано. В общем, мне с собой не скучно.
— А что происходит в твоей личной жизни?
— Я научилась быстро сканировать мужчин. И, к сожалению, у меня больше не остается никаких иллюзий.
Потому что нет безумного желания просто влюбиться. Поразить меня может только энергия, схожая с моей — сильной, но нежной. Согласись, редкое сочетание, почти невозможное.
— Неужели рядом нет достойных?
— Поклонников у меня море, а настоящей любви — такой, от которой в душе распускаются цветы, — пока нет. Но она в скором времени обязательно появится. Я ее себе намечтаю. Правда, для начала надо понять и четко сформулировать: какой мужчина мне сегодня нужен. Как только я это сделаю, счастье придет.
За последнее время только раз почувствовала что-то. Меня пригласили на новогоднее представление. Тот человек случайно встретился нам с подругой на служебном входе и просто повел по коридору.
И тут я для себя отметила, что иду за ним как на поводке. Потом проверила свое впечатление во время шоу, где он выступал. Да! Точно: от него исходит энергия мощная, независимая, очень мне знакомая. И не надо даже заглядывать в гороскоп. Он, как и я, Рак. Да еще Дракон. Обожаю Драконов! Все просто... Звезды давно приготовили нам друзей, мужей, подруг, любимых.
— Может, это и есть новая любовь?
— Влюбляться надо только в того, кто сделает тебя счастливой.
— А этот человек смог бы?
— Страх потерять его, как только он входит в клетку с тиграми, рискует каждую минуту, когда его жизнь висит на волоске, может меня разрушить.
— Вера, хватит интриговать. Кто это?
— Эдгард Запашный.
— ?!
— Да не смотри ты на меня так! Он даже не знает, что я сейчас про него говорю. Я тебе это рассказываю в доказательство того, что тонкий мир существует. Если научиться его слышать, развивать способность правильно считывать знаки, которые он тебе посылает, не хватать то, что рядом лежит и сразу под руку попадает, а целенаправленно, осознанно желать того, что ты хочешь иметь в своей жизни, все это придет. Главное, когда оно придет, нельзя бояться его потерять, потому что и этот принцип тоже работает. И еще: помыслы должны быть чистыми и наполненными любовью, потому что любовь — основная константа закона Вселенной.
Подпишись на наш канал в Telegram