«Я не мог проехать мимо и потерять такую девушку навсегда», — сказал он. Смотрела на него словно кролик на удава. Как под гипнозом. Что же такое со мной творится?
М ы уже отъехали от «Останкино», как вдруг я заметила в зеркало заднего вида «мерседес». Стекла затонированы, кто сидит за рулем — не разобрать. Сворачиваю направо — он за мной, даю по газам — не отстает. Время позднее, мой эфир на МУЗ-ТВ закончился около полуночи. В машине еще три девушки-коллеги, обычно подвожу их до метро. Вроде бы я не одна, но трясусь от страха. Ведь всего пару недель назад попутчицы мне помочь не смогли...
Я тогда выезжала с парковки на трассу и не заметила проезжавшую мимо зеленую «Ниву».
Она выросла как из-под земли. К счастью, мы не столкнулись, только чиркнули друг друга зеркалами. «Какой ужас! Что скажу Олегу, машина-то его?!» Остановилась, из «Нивы» вышел немолодой мужчина и направился к моей «ауди». Я опустила стекло, собираясь принести извинения, но не успела ничего сказать. Он схватил меня за волосы и стал бить головой о руль! Девочки завизжали: «Что вы делаете?!»
Пытаясь защититься, лихорадочно нащупывала кнопку, чтобы поднять стекло. Наконец получилось. Мужчина, дико матерясь, пинал автомобиль ногами, лупил кулаком по лобовому стеклу, а потом запрыгнул в свою «Ниву» и умчался. Все лицо было разбито.
От пережитого шока я даже не плакала, только руки тряслись. Но мне как-то удалось доехать до милиции. Написали заявление, да что толку. Январь выдался теплым, на дорогах слякоть, номер моего обидчика был заляпан грязью. Подружки записали цифры и буквы, но не разглядели регион. Водителя «Нивы» так и не нашли. Несколько дней не садилась за руль, боялась. Еле-еле пересилила себя. Ползала в крайнем правом ряду, шарахаясь от любой проезжавшей мимо машины. И тут за мной погнался этот «мерседес»!
Я старалась не поддаваться панике. Как всегда, остановилась у метро, две девочки попрощались и вышли, а моя подруга Оксана сказала:
— Одну тебя не брошу. Что будем делать?
— Ко мне ехать нельзя: вдруг проследит, где я живу, неизвестно, чем это грозит. Надо зайти в ночное кафе и вызвать милицию.
На Мясницкой увидели заветную вывеску, припарковались и бросились к дверям. За столиком, едва я вытащила телефон, собираясь набрать «02», перед нами возник интересный представительный мужчина.
— Девушка, — обратился он ко мне, — ради бога, простите. Это я вас преследовал, но не собирался пугать, просто хотел познакомиться.
— Я замужем! Моя подруга свободна, с ней — пожалуйста, знакомьтесь, если, конечно, она не против.
— Извините, ваша подруга, конечно, красавица, но меня интересуете вы. Понимаете, я очень спешу: в машине ждут люди, мы опаздываем на встречу.
Я заметил вашу компанию у «Останкино», вы смеялись так, как может смеяться только очень искренний человек. Не мог проехать мимо и потерять такую девушку навсегда.
Я смотрела на него словно кролик на удава и не знала, что ответить. Как под гипнозом. Давно привыкла к мужскому вниманию. Что же теперь-то со мной творится?
— Дмитрий, — представился он, излучая просто магнетическое обаяние. — Я из Сибири, мне тридцать два года, образование юридическое. Прошу ваш номер телефона, попьем чаю, пообщаемся. Вас это ни к чему не обязывает. Я умею просто дружить.
Сегодня мы спорим по поводу тех событий: — Ты уговаривал меня минут двадцать.
— Семь максимум, — утверждает Дима.
Не скрою, он меня сразу сумел очаровать, но я была далека от мысли, что этот видный мужчина станет моей судьбой.
Всем своим воспитанием, спасибо бабушке, я была запрограммирована на семью.
Наверное, как многие девочки, верила, что у меня-то точно все будет как в сказке, как в кино о любви: встреча, испытание чувств и... предложение руки и сердца. А потом — долго и счастливо! Поэтому как бы сложно ни складывались мои отношения, я до последнего готова была биться за них, склеивать и складывать, лишь бы не пережить тот крах, который испытала моя мама.
Перед глазами картина: огромный «КамАЗ», я — четырехлетняя кроха — сижу в кабине.
От нашего дома к машине снуют грузчики, таскают мебель, тюки. Родители развелись, и мы с мамой переезжаем из Молдавии в Калининград, к дедушке с бабушкой. Наконец последний чемодан полетел в кузов. Папа погладил меня по голове, поцеловал и, от волнения не заметив, что мой палец попал в щель, захлопнул дверцу грузовика. Я зарыдала, папа перепугался, тут же подлетела мама. Как они кричали друг на друга! К счастью, ничего страшного не случилось, только ноготь потом почернел и сошел.
Это был последний день нашей семьи. А ведь родители очень любили друг друга. Бабушка рассказывала: «Саша с Галочки пылинки сдувал. Усадит ее на стульчик и застегивает босоножки. И это даже в гостях, при людях!» Они познакомились на танцах.
Курсант Калининградского пограничного военного училища Саша Лепилкин и студентка Технического института Галочка Семыкина. Поженились очень быстро, потому что папу отправили служить в Чехословакию. Свой экономический факультет мама оканчивала заочно. Я родилась в Зволене, неподалеку от Братиславы, на третьем году их семейной жизни. Мама была красавицей — жгучая темноглазая брюнетка, похожая на цыганку. Родители не сомневались, что ее гены перебьют папины (у него русые волосы и зеленые глаза), потому решили назвать дочку Кариной. Но я появилась на свет абсолютно лысой и спутала все карты. Поскольку родилась девятого мая, в День Победы — святой праздник для каждого военного, папа постановил назвать меня Викторией.
А потом мы отправились за ним в Молдавию, в Дубоссары.
И снова комната в общежитии, общая кухня, кафельная душевая, где кран-гриб плевался только холодной водой. Мама хватала меня, намыливала и подставляла под это страшилище. Я захлебывалась мыльной пеной и закатывалась от рева. Воды стала бояться так, что никак не могла научиться плавать. Только Дима помог мне преодолеть этот страх.
Мужчины шеи сворачивали, видя маму на улице. Неудивительно, что любовь родителей друг к другу многим вставала поперек горла. Когда папа отправлялся на учения, «доброжелатели» возводили напраслину на маму. Точно так же они докладывали о его «похождениях» маме. Зависть человеческая — страшная разрушительная сила! Родители были молодыми, неопытными, неискушенными в тонкостях семейной жизни.
Им просто не хватило мудрости противостоять сплетням, бороться за свои отношения.
Мы с мамой поселились в маленькой «двушке» у бабушки с дедушкой. И вскоре она узнала, что папа женился... Думаю, ей было очень трудно это пережить. Но я папу оправдываю, ведь без семьи военному человеку, постоянно мотающемуся по гарнизонам, не жизнь. Хотя что-то и там не заладилось: может, сердце осталось с мамой? Его дочь от второго брака сейчас вместе с матерью живет за рубежом. С третьей женой папе, наконец, повезло. Моей младшей сестренке Ирише всего шесть лет.
У меня к отцу нет никаких претензий. Я его по-прежнему очень люблю и с радостью встречаюсь. Не так давно он подарил мне с десяток кассет: оказывается, записывал на магнитофон, как я расту и меняюсь.
Слушала их и ревела. «Вике ровно неделя», — сообщает папин голос, а потом вступаю я: «Уа-уа-уа». «Вике полгода», — и тут раздается мое осмысленное чмоканье: это я пробую на вкус микрофон. А сколько у меня детских фотографий! Пачки! Любящий папа фиксировал каждый этап моего взросления.
Он приезжал в Калининград, чтобы увидеться со мной, но каждый раз натыкался на сопротивление мамы и бабушки. Меня отпускали лишь на пару часов. Отец всегда привозил подарки, симпатичные туфельки, платьица из Германии, где служил. Брать подарки было нельзя, но как хотелось! Мама же говорила, что нам ничего от него не нужно. Огромная обида за несостоявшуюся семейную жизнь не давала родителям найти общий язык.
После папиных визитов дома меня спрашивали, о чем мы говорили.
Ощущение, что я — предатель, если сочувствую отцу, постепенно росло. Неловкость и нежелание в этом участвовать — вот мои переживания тех лет. С возрастом я нашла объяснение: лишь очень неравнодушные друг к другу люди могли вести себя так, как мои родители.
Мама вышла замуж спустя три года после развода с отцом. С Николаем Юрьевичем Герасимовым, красавцем-мужчиной почти двухметрового роста, они вместе работали в рыбном порту. Меня он принял сразу, никогда не ругал, не воспитывал, не наказывал. Наоборот — иногда я у него искала защиты от мамы. Месяца через два по собственной инициативе стала называть папой. А в десять лет решила взять его фамилию. Сейчас понимаю, что родному отцу это было больно: изменение фамилии как отказ от него, но тогда я просто радовалась, что никто в школе больше не будет дразнить меня Липучкой.
Какое-то время мы теснились в нашей «хрущевке».
В одной комнате мама с папой, в другой — мы с бабушкой и дедушкой. И тут в тридцати километрах от Калининграда начали строить рабочий поселок и заманивать работников перспективой получить новое жилье. Так мы оказались в Озерках. Два года ютились в маленькой комнатке в общежитии, а потом родилась сестра и нам дали трехкомнатную квартиру.
Мне исполнилось девять, когда Ида появилась на свет. Я мечтала о сестре, считала дни до ее рождения. Но когда младенца принесли из роддома, мама категорически запретила подходить к кроватке без марлевой повязки: «Заразишь чем-нибудь». Брать сестру на руки тоже не разрешалось: «Уронишь!»
Девчонки звали гулять во двор.
— Мам, можно?
— Сначала постирай пеленки.
Гулять самостоятельно теперь приходилось редко, чаще — с коляской. Однажды поставила ее у подъезда и умчалась куда-то с подружками. Прибегаю назад — коляска на месте, а ребенка нет! Как представила, что сделает со мной мама, когда узнает, в глазах потемнело. Пошла к отцу:
— Пап, а где Ида?
— Так с тобой гуляет, — ответил он.
И мы с девчонками битый час носились по поселку, останавливали прохожих, спрашивали: «Пропала маленькая девочка.
Вы не видели никого с ребенком?»
В полном отчаянии вернулась домой и увидела, как мама спокойненько шествует по коридору с бутылочкой. Это она забрала Иду из коляски, но промолчала, решив меня проучить. Я тогда чуть не возненавидела сестру, словно это она была виновата. И позже нещадно щипала ее за попку, отвешивала подзатыльники.
— А-а-а! — заливалась слезами Ида.
— Что случилось? — влетала в комнату мама.
— Не знаю, — заявляла я на голубом глазу.
Сейчас Идулек этого не помнит, а мне все равно стыдно. Сестринские чувства в нас проснулись, когда мы обе выросли, но ближе маме, наверное, до сих пор остается Ида.
Правда, я уже давно не ревную, люблю обеих.
В 1989 году завод, где работали родители, начал умирать, зарплату платить перестали, грянули сокращения. Сестре был годик, мне — десять. Первым потерял работу папа, потом мама. Ей, правда, удалось устроиться экономистом в поселковую администрацию, но денег катастрофически не хватало. Помню, как мама посылала меня к соседям: «Иди займи у Румянцевых полбуханки хлеба. В получку отдадим».
И пришлось маме стать «челноком». Как и множество калининградцев, она ездила в Польшу. Шенгенской визы для этого еще не требовалось. Иногда брала меня с собой, мой рюкзачок был забит бутылками водки: вывозить разрешалось всего две на человека, но детей таможенники не проверяли.
И я, с трудом волоча ноги, тащила это добро на «ту» сторону. Там меня освобождали от ноши. Торговали всякой всячиной: бельем, прищепками, паяльниками, а из Польши везли домой продукты. То есть практически ездили за едой!
Мужчины переносят удары судьбы тяжелее. Папа, человек с замечательным характером, гениальный инженер-электронщик, постепенно впадал в депрессию. Руки у него были золотые, голова светлая, он всегда что-то мастерил. Однажды из старых запчастей собрал иномарку. Денег на новый автомобиль в семье, конечно, не было. Отчаявшись получить приличное место, он ходил по поселку — ремонтировал телевизоры, перебирал в гараже автомобили. Поскольку заказы часто поступали от таких же, как он, безработных, расплачивались с ним то мешком картошки, то сеткой яиц, но чаще всего самогоном.
От «хорошей» жизни папа стал выпивать. Мама злилась, и он все чаще засиживался в гараже...
В пятом классе, ради хорошего образования, бабушка с дедушкой забрали меня к себе в Калининград. Могу смело утверждать: отличницей стала благодаря бабушке — Наталье Ивановне Семыкиной, учительнице русского языка и литературы. Моя бабуля уникальный человек, она десять лет проработала в интернате для умственно отсталых детей, всю жизнь помимо основной работы в школе она терпеливо занималась на дому с детьми, больными детским церебральным параличом. Бабушка работала до семидесяти семи лет!
Все свободное время она посвящала мне: мы много читали, писали диктанты. Ее уроки позже пригодились в профессии.
Я могу играть, что называется, с листа, достаточно пару раз прочитать текст роли, чтобы его запомнить. Но тогда об актерстве речи не шло. Мама была прагматиком и обозначила мне два пути: стать, как она, экономистом либо переводчиком. Так что бабушка немедленно договорилась с нашей соседкой, Натальей Николаевной Комаровой, о дополнительных занятиях английским.
Бабушка старалась максимально меня развивать. Отвела в кружок бальных танцев. Возила в Ленинград, где мы посетили все возможные достопримечательности. Помню и наше путешествие в Белгородскую область, на ее родину. Этой осенью я хочу вернуться на Белгородчину, только в другое село, то, откуда родом мой любимый дедушка — Николай Петрович Семыкин. Его родители и младший брат умерли от голода в 1933 году. Ему тогда было семь лет.
В армию пошел только после войны, набрав вес и рост: в 1944-м от недоедания весил всего тридцать два килограмма при росте сто тридцать два сантиметра, штык ружья был намного выше его макушки, пришлось завербоваться на работу на сахарный завод. Там разрешалось есть неочищенный сахар с конвейера, и он за полгода вырос на тридцать три сантиметра.
До войны дедушка окончил всего шесть классов, но упорно учился и в тридцать лет получил высшее образование. Всю жизнь проработал начальником отдела информации при ОКБМ. Сейчас ему восемьдесят пять. Он красивый, улыбчивый, водит машину, ежегодно закручивает по двести трехлитровых банок яблочного сока, выращивает овощи на всю зиму, всегда переживает за меня и мечтает съездить на родину. Вот эту-то мечту, даст Бог, мы вместе скоро осуществим!
Дедушка для меня — идеал мужчины. С детства. Помогая бабушке, которая все свободное время тратила на мое образование, он сам готовил еду, кормил меня, купал, заплетал косички.
Родителей я навещала по выходным. По маме скучала, жаждала ее тепла, приезжала, а меня обязывали заниматься Идой. Я обижалась: казалось, постоянно проигрываю сестре в борьбе за родительское внимание.
После восьмилетки бабушка отдала меня в бизнес-класс лицея, это было престижно. Я усердно корпела над учебниками, заодно осваивая хитрую специальность бухгалтера.
Во время каникул перед выпускным классом меня разыскала Олеся, соседка по парте: «Открывается театральная студия при музыкальном театре.
Давай пойдем на прослушивание вместе, а то мне одной страшно». В итоге я была зачислена в студию! Когда объявила об этом дома, начался скандал. Мама кричала:
— Зачем тебе это нужно?! Какое будущее тебя ждет? Там богема, сплошной разврат, все пьют и друг с другом спят! У тебя будет муж — актер-алкоголик, который станет изменять направо и налево!
— Откуда такая уверенность, что выйду замуж за артиста и обязательно за алкоголика?
— Эта профессия — позор! — кричала мама.
Финальную точку поставила бабушка:
— Если бы я не стала учителем, то непременно была бы актрисой. Это жизнь Вики и ее выбор.
Пусть хотя бы попробует, а там посмотрим.
И мама смирилась.
Я с удовольствием занималась в театральной студии, готовилась к школьным выпускным экзаменам и к вступительным в Калининградский технический институт. Но тут директор музыкального театра Валерий Иванович Лысенко добился для своего детища более высокого статуса. Наша студия стала театральным училищем, по окончании которого выдавали диплом о среднем специальном образовании. Твердо решила его получить.
— Это не отменяет поступления на экономический, — успокаивала я маму. — Просто сначала отучусь в театральном.
— Только дай слово, что не станешь забрасывать математику, — в конце концов сдалась она.
Но маминым мечтам не суждено было сбыться.
Стараниями того же Валерия Ивановича, который возглавил областное управление культуры, на базе нашего Театра антрепризы организовали Калининградский филиал РАТИ (ГИТИСа). Я поступила!
От знаменитого столичного вуза нас курировал режиссер Леонид Ефимович Хейфец: несколько раз в году он появлялся в Калининграде, усиленно занимался с нами мастерством и принимал экзамены.
На втором курсе мне доверили роль немки в спектакле «Город нашей юности». На премьеру пригласила всю семью. Репетировали мы в спортивной одежде, но перед финальным прогоном мастер отозвал меня в сторонку и объявил:
— Сцену, где твоя героиня отдается русскому солдату, будешь играть обнаженной.
— Как?
Совсем?!
— Разденешься до трусов.
Вернулась в гримерку и разрыдалась. На всю жизнь запомнила фразу более опытной однокурсницы: «Ну и что рыдаешь? Ты знала, куда шла! Это театр! Не готова — уходи!» А мне семнадцать лет! На спектакль придут бабушка с дедушкой — как я могу показаться перед ними в таком виде?! Да они тут же заберут меня из этого театра! Положение спас наш хореограф Юрий Малиновский. За час до премьеры он съездил домой, нашел в гардеробе своей мамы старую ночную рубашку, изорвал ее, испачкал гримом. Так меня и выпустили на сцену, вроде бы не голую, но и не слишком прикрытую одеждой.
После спектакля мама сказала: «Можешь!»
Это было ее первое, самое важное одобрение моего пути.
В это время в поселке стало совсем туго, и родители нашли работу в Калининграде, ездили за тридцать километров. Мама устроилась в налоговую инспекцию, а папа пошел слесарем в таксопарк. Он чувствовал себя загнанным в угол, мучился, что не может нормально содержать семью. Все это усугубило ситуацию с алкоголем. В сорок девять лет у него остановилось сердце...
Мама выйдет замуж еще раз. За своего одноклассника Володю Пивника. Все детство они жили в одном дворе, дружили, а после школы не виделись тридцать лет.
Одна встреча — и все сложилось. Володя кандидат военных наук, директор калининградского Инновационно-технологического центра, очень добрый человек. Сильно его уважаю, маме с ним повезло.
Я рано начала работать. Стыдно было брать деньги у бабушки с дедушкой. Меня взяли диджеем на местное «Радио Шок». Работала либо рано утром, до лекций, либо вечером — с девяти до двух ночи. И новости читала, и погоду, и разные викторины проводила, но в основном вела музыкальный эфир под псевдонимом Саша, говорила томным, эротическим голосом, испытывая ни с чем не сравнимый кайф. Мой голос был замечен, и звукозаписывающие студии Калининграда стали регулярно приглашать меня для озвучивания рекламных роликов.
На свою зарплату я одевалась в секонд- хенде и была счастлива.
Но тут случилось то, чего больше всего опасалась мама, — у меня начался роман с артистом. Ее вердикт был жестким: «Он нам не подходит». Но куда там! Когда мы с Мишей встречались на занятиях, меня просто разрывало от эмоций и безумная улыбка ползла по лицу. Ослепленная чувствами, три года я не замечала, что Миша мне регулярно изменяет, пока не «просветили» однокурсницы.
Сегодня Михаил ведущий актер Калининградского музыкального театра и отец троих детей. Очень за него рада. А тогда... Что я творила, как переживала! Однажды чуть не сорвала спектакль, в котором мы вместе играли.
У Валерия Ивановича Лысенко накопилось ко мне немало претензий. Главная — я продолжала работать, несмотря на его строжайший запрет.
Наконец в середине третьего курса он вызвал меня на ковер: «Я же сказал: продаваться на сторону запрещаю. Отучитесь — работайте, до диплома — не сметь. Город платит за обучение бюджетные деньги. Ты отчислена. Хочешь доучиться — переходи на платное место».
Это было громом среди ясного неба! Не могла поверить в такую несправедливость, ведь я играла много спектаклей, была успешной студенткой. И работала не из духа противоречия, а потому что в семье не хватало средств.
Не ожидала, что у меня это получится, но я оплатила свое обучение. Половину суммы собрали бабушка с дедушкой, остальное — сама, все больше прогуливая учебу в пользу работы. В том, что поступила правильно, убедилась после окончания института.
Мои сокурсники вынуждены были подписать пятилетний контракт с музыкальным театром и полностью его отработать. А я получила свободу и через три дня уехала в Москву. К своей новой любви.
Встретились мы в Калининграде, на фестивале парикмахерского искусства, где я была одной из ведущих. По окончании устроители закатили вечеринку на берегу моря. Там мы и познакомились с Олегом. Он был из Москвы, на восемь лет старше, серьезный, молчаливый, закрытый, загадочный. Понравились друг другу сразу, долго гуляли по берегу, я читала стихи, он слушал как завороженный. А на другой день позвонил из аэропорта: «Я не хочу уезжать...»
Через неделю прозвучал звонок из фирмы — организатора фестиваля: «У нас конверт на ваше имя, заберите».
В конверте лежали билеты на самолет в Москву и обратно — на выходные и записка: «Приезжай». Нам обоим это напоминало красивое кино, разные города и разлука только прибавляли романтики. Так продолжалось год — весь мой четвертый курс.
Потом он приехал на вручение дипломов и забрал меня к друзьям, не дав остаться на выпускной вечер, чтобы попрощаться с курсом. Мы еще три дня провели в Калининграде, посещая рестораны в большой компании его друзей, а мама с бабушкой два дня подряд накрывали стол и ждали нашего визита. Они хотели поздравить меня с дипломом, сказать какие-то важные слова человеку, с которым собралась уезжать их девочка. Я же заскочила домой на пять минут и исчезла. Мобильных телефонов в 2001 году в нашей семье еще не было, так что найти меня было невозможно.
Представляю, как они сидели за накрытым столом и ждали... Так стыдно сейчас! Ни один мужчина никогда не должен быть дороже родных людей.
Олег познакомится с моими родственниками года через два. Познакомится нехотя, коротко, спеша к друзьям. «Я взял в свою жизнь тебя, а не твою семью», — услышу я.
Считаю, что отношусь к тем людям, для кого всегда «стакан наполовину полон, а не наполовину пуст». Поэтому жила, стараясь цвести, дарить радость и наполнять себя и его любовью, которую сама же культивировала. Добывала любовь, как старатель врезается в пласт породы в поисках руды. Я служила ему, как только может служить женщина. Его слово — закон, его режим, самочувствие — на первом месте. Ничего не просила. Никогда.
Была уверена, что пройдет еще немного времени и он увидит во мне жену. А я за это была готова горы свернуть. И мир бы звенел от Счастья!
Но оказалось, что современные принцы не ищут жен, они хотят жить с девушками «просто так». Годами. Им комфортно.
Олег твердо сказал: «Моя женщина работать не должна». Он руководил собственным бизнесом, я сидела дома одна и часами разговаривала с Калининградом по телефону. Все осталось там — семья, друзья, работа. А здесь даже пообщаться было не с кем. Поначалу я жутко стеснялась его друзей, молчала при встрече: над моими словами любили поиронизировать. Одетая в свой калининградский секонд-хенд, я вызывала на лицах приятелей Олега ухмылку. Раз услышала, как один из них сказал ему: «Ну, ты бы приодел Викуса, что ли...»
Но мне почему-то казалось, что все эти трудности скоро закончатся, я только должна доказать Олегу свою любовь, пройти испытание временем, и все изменится.
Постепенно, года через полтора, мне удалось заслужить уважение его друзей, они меня приняли. И как выяснилось, очень сожалели, что мы расстались.
Примерно через полгода я не выдержала, решила вернуться в Калининград. Олег, увидев в прихожей дорожную сумку, недоуменно спросил:
— Что случилось?
— Не могу сидеть дома и целый день ждать. Мне очень одиноко.
— Понятно.
Мы сели за компьютер и — о, счастье! — стали искать мне работу. Олег сразу поставил условие: «Хочешь работать — живешь на свои деньги». Я была согласна, с ума сходила в четырех стенах!
Кабельный телеканал объявил набор ведущих для нового проекта «Телевизионный дамский клуб». Вакансий — куча, грех было не попасть. Продюсеры решили, что ведущие станут работать парами. Одна будет сыпать вопросами, другая — помогать гостю отвечать. Роль «почемучки» досталась мне, «знайки» — потрясающей женщине Ирине Клочковой. Не перестаю ею восхищаться. У Иры три высших образования, одно из них медицинское. И каждый год она училась на каких-то курсах — психологии, косметологии, сомелье... Выглядит прекрасно, стильно одевается. Я тянулась к ней как к свету.
Мы работали раз в три дня по двенадцать часов.
Уставала так, что приходя домой, молчала. Это Олега, конечно, раздражало. Три раза в неделю мы регулярно бывали в клубах до утра, потом завтрак в кафе, на работу в такой день сил не оставалось. Это был не мой режим, не моя жизнь, но я старательно пыталась адаптироваться. Однажды в ночном клубе компанию нам составил Максим Постельный из группы PLAZMA. Я была расстроена — завтра с утра на работу, опять не высплюсь, но Олег никуда не торопился. Он все делал для того, чтобы я отказалась от этой глупой идеи — работать. И вдруг мимо нашего столика проходит мой любимый ведущий МУЗ-ТВ Оскар Кучера, увидел Максима:
— Привет!
— Ты его знаешь? — встрепенулась я. — Познакомь!
— Оскар, это Вика, мечтает работать у вас.
— Приходи в понедельник в «Останкино» к четырем часам, представлю продюсеру, — и Оскар продиктовал телефон канала.
Доверчивая провинциалка, в понедельник я примчалась на проходную:
— Мне назначил встречу Оскар Кучера.
— Он в эфире, освободится через полчаса.
Промаявшись тридцать минут, позвонила снова, Оскара подозвали.
— Это Вика Герасимова.
— Какая Вика?
— Ты обещал представить меня продюсеру. Я на проходной.
— М-мм... Сейчас спущусь.
Надо отдать должное Оскару: несмотря на то, что не вспомнил меня, все-таки провел в телецентр, познакомил с продюсером, который вскоре позвал на кастинг. Кассета с записью пролежала в архиве два года. В 2004-м ее кто-то нашел, мне предложили работу, и год я вела интерактивные игры на МУЗ-ТВ. Появлялась в кадре ярко накрашенная, на шпильках, в обтягивающих джинсах, майке с глубоким декольте и голым пупком. Воплощение куклы Барби.
Уже в 2005 году в этом образе после эфира стояла в очереди в кафе в «Останкино». Ко мне обратился человек, который оказался продюсером с НТВ:
— На прошлой неделе мы искали такую, как вы, блондинку вести программу.
— Нашли?
— Да.
— А больше вам блондинки не нужны?
— Пока нет.
Но я все же попросила его телефон, подвезла секретарше резюме и фотографии.
И через месяц прошла кастинг — стала вести программу «Вопрос, еще вопрос» со Львом Новоженовым. Но все это случилось уже без Олега...
Не знаю, почему он не пытался облегчить мою жизнь или хоть как-то обезопасить: за пять совместно прожитых лет так и не сделал мне регистрацию, о прописке и говорить не приходится.
Несколько раз меня останавливали в метро для проверки документов, я платила штрафы — ужасно унизительно! Рассказала Олегу, что без регистрации боюсь входить в метро, и он купил мне... липовую. Но я радовалась тому, что имела. Мне есть за что его благодарить. За наши многочисленные путешествия. За стимул заниматься собой: стала посещать тренажерный зал, за год похудела на двенадцать килограммов. Однажды в поликлинике случайно столкнулась с Хейфецем.
— Леонид Ефимович, вы меня узнаете? Я Вика Герасимова из Калининграда.
— Господи, Вика, куда ты себя дела?! — всплеснул руками мастер.
Я благодарна Олегу за свои видящие глаза!
Слепнуть стала еще в школе: у меня отслаивалась сетчатка, зрение упало до минус шести с половиной. Очков стеснялась и не носила. На расстоянии метра вместо лица собеседника видела расплывчатое пятно, поэтому таращилась как сумасшедшая, не понимая, куда смотрю. Три операции, которые оплатил Олег, вернули мне зрение.
Прозрев, я окончила курсы вождения, сдала на права и попросила любимого: «Купи мне старенькие «Жигули», чтобы я могла практиковаться».
Вместо этого он разрешил брать по вечерам свою «ауди». Что ж, у богатых мужчин свои причуды. Олег, например, старался, чтобы у меня не появлялось свободных денег.
— Сколько ты получила?
— Пятьсот долларов.
Мы ехали в торговый центр, он выбирал мне одежду, а я расплачивалась.
Сто долларов в месяц всегда отсылала маме, так она смогла оплатить обучение Иды. Раз в год я навещала родственников. На первый визит домой Олег выдал мне три тысячи рублей на десять дней. Мои надежды сделать всем подарки, сводить семью в ресторан, посидеть в кафе с подружками, оставить немного денег сестре рухнули. Стояла в аэропорту и плакала. В Калининграде мама с бабушкой выворачивали мне душу вполне справедливыми вопросами: «Что говорит Олег? Он думает жениться?» И расписывали мне: кто я, в каком статусе живу и как подобные истории обычно заканчиваются... Классика! «Это у других, — кричала я. — У нас все хорошо!» Возвращалась в Москву, жаловалась Олегу, спрашивала:
— Что мне им отвечать?
Он говорил:
— Разве штамп в паспорте влияет на чувства?
Если они есть, что еще нужно?
Соглашалась, но все чаще думала, что мама с бабушкой правы, меня любят как вещь, я удобна. Мои стремления и желания в расчет не брались. Со мной никогда не советовались.
— На следующей неделе летим на Кубу.
— Но мне нужно за две недели делать замену на эфиры, график составлен.
— Решай.
И я все крепче стала держаться за работу.
Однажды в коридоре ко мне подошел мужчина:
— Слышал, у вас актерское образование. Не хотели бы сняться в рекламе?
— С радостью!
Первый в жизни кастинг на рекламу — и сразу утвердили! Ролик, рекламирующий популярное моющее средство, снимали на Кипре. Мой партнер, симпатичный юноша, поинтересовался:
— В скольких агентствах состоишь?
— Ни в одном. На телевидении работаю. А что за агентства?
И он дал мне телефонов двадцать разных актерских агентств и ассистентов. Всех обзвонила, завезла фотографии.
Новый знакомый научил, как организовать себе пропуск на «Мосфильм», и я пополнила ряды тех, кого называют «коридорными». Стучалась во все съемочные группы: «Здравствуйте, вам актрисы не нужны?»
Снова оставляла пачки фотографий. Проходила сорок кастингов в месяц, из них один оказывался успешным. За два года снялась в тридцати роликах: рекламировала шоколад, холодильники, телефоны, рулеты, вафли, обувные магазины, банк...
Наши с Олегом пути стали расходиться. Два года достаточно, чтобы узнать друг друга. Именно на этот срок был выставлен мой внутренний таймер ожидания, когда еще верила, что наши отношения приведут к свадьбе и рождению ребенка. Именно два года, несмотря ни на что, я была счастлива! Потом началось саморазрушение.
— Олег, понимаешь, для меня кольцо на пальце — это мир в душе: замужем, защищена.
— В чем проблема — купи и носи.
— Меня на собеседованиях часто спрашивают: «Вы замужем?»
— Говори: «Да».
— А по документам — нет. Буду смешно выглядеть.
— Ну что ты пристаешь ко мне с ерундой?!
— Давай наймем уборщицу, я уже не справляюсь, не хватает времени!
— Нет, мне не нужен чужой человек в доме.
Он строил пентхаус на Воробьевых горах, мы поднимались на стройку, пешком на двадцать первый этаж, и я вдруг сказала то, что чувствовала: «Я не дождусь конца стройки.
Не буду здесь жить».
Так и случилось: ушла за полгода до сдачи дома. Через месяц в нашу квартиру въехала другая девушка. У нее сразу появились машина, бизнес, офис, домработница и все то, чего я не смогла дождаться за пять лет. Олег хотел, чтобы я это узнала, — я это знаю. Тем более не понимаю фразу, сказанную на прощание: «Ты жила со мной из-за денег!»
Он за вечер в клубе порой оставлял больше, чем я зарабатывала за месяц, и позволял мне вкалывать все больше и больше, не давая ни копейки. Мне было обеспечено несколько приличных вещей «на выход», но в основном одевалась «с рынка». Дима при первой встрече был удивлен, как безвкусно и дешево я одета.
Даже продавщицы в магазине, где Олег был поставщиком, разглядывали меня свысока.
Друг нашего дома как-то спросил: «Вика, у тебя несчастные глаза — почему?» Потому что на четвертый год совместной жизни я была абсолютно несчастна. В августе сказала Олегу, что нам нужно расстаться, потому что мы уже живем разными жизнями. Он тогда нашел какие-то правильные слова, но ничего не изменилось, я чувствовала приближение конца...
В новогоднюю ночь 2005 года он сделал мне предложение и подарил кольцо! Прислушиваюсь к себе: «Поздно! Поздно!» — стучит в висках... Что делать? Ты так этого хотела, так ждала, вперед, Вика! Но страшно: Олег привык ко мне, привязан, любит, но он меня не понимает! Зачем теперь это? Сколько бы радости было, скажи он эти слова вовремя!
Олег меня просто передержал... Перегорела... Но все же решила попробовать склеить осколки, восстановить отношения.
Именно в тот момент мне и встретился Дима на своем «мерседесе». «Будет звонить — не отвечу», — уговаривала себя.
Он не звонил день, два, и на третий неожиданно для себя я стала думать: «Почему не звонит?» На четвертый уже извелась от ожидания. Когда раздался звонок, тут же выпалила, не придумав ничего более вразумительного:
— Вы расплатились за нас в кафе, я должна отдать вам деньги.
— Не стоит, было приятно это сделать. Давайте просто где-нибудь пообщаемся.
— У меня озвучание на «Соколе», можем встретиться в соседней пиццерии, правда, только на полчаса.
Сидела за столиком и страшно нервничала: зачем все это надо? Зачем пришла, если решила, что все же выхожу замуж? А он смотрел на меня и улыбался. От неловкости повела себя как заправский кадровик. Дети есть? Нет. Женат был? Тоже нет. Братья и сестры имеются? Угу. Я так глупо выглядела. «Анкета» была заполнена. Кофе, счет, побежала.
Дима потом вспоминал: «Вроде сидит передо мной взрослая девочка, а почему-то очень сильно волнуется и не знает, куда деваться от смущения, явно думает, как поскорее сбежать».
— Я вас довезу, — предложил он.
— Не надо, тут две минуты пешком.
— Тогда провожу.
Дошли до проходной студии.
— Все, спасибо. Дальше вас без пропуска не пустят.
Щеки горели, зашла в дамскую комнату попудриться. Когда вышла в коридор, увидела Диму в студии! Он разговаривал с продюсером:
— Хочу посмотреть, как работает Виктория, чтобы предложить ей дальнейшее сотрудничество. Разрешите?
— Да-да, проходите, пожалуйста, — почему-то говорит продюсер, хотя видит его впервые.
Микрофон, наушники... Разнервничалась, зажалась, испортила пару дублей. Когда отворачивалась от экрана, встречала его взгляд.
Он сидел за стеклом, смотрел на меня не отрываясь и улыбался.
Работа закончилась, я вышла из тонстудии. «Ну, вот вы и освободились, — подошел Дима. — Приглашаю поужинать».
Согласилась. Есть у него талант убеждения. Дима не ухаживал, он точно и верно покорял, разрушая мои внутренние барьеры. Олега в тот момент не было в Москве — он уехал по делам в Италию.
А Дима звонил каждый день:
— Что вы сегодня делаете?
— Еду на кастинг.
— Я вас подвезу.
И почти месяц работал моим водителем. После беготни по метро на каблуках я очень радовалась. Мы много разговаривали и волей-неволей сближались, хотя оставались на «вы», Дима даже не пытался взять за руку, прикоснуться. Соберись он поцеловать, я бы испугалась и на этом все закончилось бы. Но Дима держал дистанцию долго, дав возможность привыкнуть. Так долго, что поневоле стала думать о нем больше, чем хотелось бы.
Неожиданно, все еще внутренне сопротивляясь и борясь с собой, сделала первый шаг: прощаясь, порывисто поцеловала его в щеку. Бежала домой, трясясь как в ознобе: «Надо остановиться. Я живу с другим человеком. Мы поженимся в этом году, нельзя обманывать...»
Несколько раз Дима уезжал из Москвы в Сибирь, и я облегченно вздыхала: «Вот и все».
Но он возвращался, и у меня снова «сносило крышу». Боялась себе признаться, что влюбилась, надеялась: переболею, перестрадаю и все вернется на круги своя. Не получалось. Дима ничего не предлагал, не звал к себе, но прочно поселился в моих мыслях.
Совсем не умею врать. Когда Олег вернулся, наверное, сразу же понял: со мной что-то случилось. Стала все чаще задерживаться на работе, ложиться спать на диванчике в кухне.
— В чем дело? — раздражался Олег.
— Мне завтра вставать в пять утра, не хочу тебя будить.
Просто физически нужно было отстраниться, хотя между мной и Димой никаких близких отношений не было и в помине.
Однажды Олег подозвал меня к компьютеру: «Как ты можешь это объяснить?»
На экране фото: мы с Димой в кафе и еще одно — я сажусь в его машину. «А это?» — кликнул Олег мышкой. И передо мной появилась вся наша с Димой эсэмэс-переписка.
Я расплакалась. Рассказала Олегу то немногое, что случилось за последнее время. Ждала всего, чего угодно. Поняла, даже если б ударил. Но Олег на следующий день... повел меня в ЗАГС. Может быть, понял, что по-настоящему привязан ко мне, а может, взыграла мужская гордость, чувство собственника? Мы написали заявление, а его у нас не приняли — Олег забыл захватить свидетельство о расторжении предыдущего брака.
«Плохая примета, значит, свадьбы не будет», — сказала я.
Олег молча усадил меня в машину, и мы съездили за документом. По дороге из ЗАГСа он набрал номер Димы и протянул мне телефон: «Попрощайся с ним». И я, давясь слезами, проговорила в трубку: «Мы никогда больше не увидимся. Я выхожу замуж. Прошу больше не звонить». Олег держал меня за руку. Я была как зомби.
В течение следующего дня он все организовал: снял ресторан, заказал лимузины, пригласил музыкантов, усадил меня за составление списка гостей и оповещение всех по телефону. Вечером устроил застолье и объявил друзьям дату нашей свадьбы — двадцать третье апреля.
«Алексеич, рады за тебя, наконец-то ты решился», — поздравляли его гости. А я сидела как каменная, в голове проносилось: «Это крах твоей жизни, ты честно сопротивлялась, но Господь послал тебе Любовь.
Что делать, что делать?!»
Нет, слишком поздно Олег сделал предложение — у меня внутри пустыня... Поняла, что сначала нужно восстановить отношения, снова найти путь друг к другу.
Я плакала:
— Умоляю, давай уедем! Вдвоем! Куда угодно, только чтобы вновь научиться говорить, смотреть в глаза... Давай перенесем свадьбу на осень, я справлюсь с собой, обещаю — переболею, но мне нужно время, чтобы свадьба стала счастьем. Сейчас я не выдержу!
Он сказал:
— Нет. Либо сейчас, либо никогда.
— Я не смогу... Тогда... мне нужно уйти.
— Даю тебе два дня, чтобы собрать вещи.
Когда паковала сумки, Олег спрятал все наши фотоальбомы и диски, я не нашла ни одной фотографии. Через несколько месяцев отдал только снимки, где я одна, да и те еле выпросила. Хоть что-то на память о пяти годах...
Последняя ночь под одной крышей была агонией. Он пил виски, будил меня, тряс, мы кричали друг на друга. Даже сейчас, хотя столько лет прошло, слезы наворачиваются. «Боль от сомнений, от разлук... от всего, что ранит вольно иль невольно... А боль такая от того, что сам кому-то делал больно». Эти строки обо мне.
Позже, воцерковляясь, я горела от чувства вины, что причинила Олегу такую боль. Ставила себя на его место и понимала весь ужас: как сказать всем, что свадьбы не будет и Вика ушла через два дня после торжественного объявления?
Спустя пару лет я звонила Олегу, просила простить за эту боль. Но не за то, что ушла. Просто я должна была сделать это раньше.
Идти мне было некуда. И денег на то, чтобы снять жилье, не было тоже. Обзвонила знакомых, просила приютить хоть на неделю — у всех приезжали родственники или шел ремонт. Откликнулась лишь Ирина Клочкова: «Хотела сдать свою однокомнатную квартиру, но пока подожду, живи сколько потребуется. Правда, она без мебели». Ира прислала машину, водитель помог перетащить клетчатые сумки с вещами — мое имущество.
Вечером она приехала посмотреть, как я устроилась, привезла матрас. Вместо стола поставили табуретку, открыли бутылку водки. Большой глоток обжигающей жидкости привел в чувство. Хлюпая носом, поведала Ире свою печальную повесть. Проводила ее и уснула на полу.
Диме решила не звонить, он не раз повторял: «Я же обещал, что никогда ничего между нами не будет». Нервы были на пределе, рыдала безостановочно.
Так продолжалось неделю. А потом он позвонил Оксане и спросил:
— Как там приготовления к свадьбе?
— Вика ушла из дому.
В тот же вечер Дима возник на пороге моей квартиры.
Позже признался: «Не собирался строить никаких серьезных отношений, просто ты была не похожа на других. Но глядя тогда в твои глаза, понял, что вторую такую не найду». Дима отвез меня к себе. Наутро сказал: «Не хочу пользоваться ситуацией. Ты ушла не ко мне. Ты ушла от того, что было. Когда успокоишься и все обдумаешь — примем решение».
Он снял для меня однокомнатную квартиру в Черемушках, помог отремонтировать и обставить, возил по магазинам, страшно удивлялся, когда выбирала красную плитку в ванную или ярко-желтый диван: «Я бы это не купил, ну да ладно, в конце концов это твоя квартира — девчачья».
Все эти события происходили в конце марта, и я дала себе слово: «Если до моего двадцатишестилетия ничего не изменится, если не найду работы, которая позволит расплатиться с долгами и обеспечит достойное существование, возвращаюсь в Калининград.
После Москвы меня возьмут там и на ТВ, и на радио, и в театр». Да, я чуть ли не с первого взгляда влюбилась в Диму по уши, но твердо знала, что не буду просить взять ответственность за меня. Ни к любви, ни к счастью принудить нельзя.
Через месяц я прошла кастинг на рекламу жевательной резинки, мне предложили эксклюзивный контракт на четыре года. Всего сняли четырнадцать роликов. В 2005 году мы взяли первое место на фестивале рекламы. Я мечтала о машине, и дальше маленького девичьего варианта мои мечты не заходили. Дима настоял на безопасном автомобиле с полным приводом. Так у меня появилась большая «японка».
Меня стали узнавать на улице, просили автограф. Правда, несколько лет знакомые и незнакомые люди приветствовали исключительно так: «Привет, подушка!»
А Дима начал интересоваться нюансами актерской профессии, давать советы.
— Представляешь, опять утвердили на роль «секретутки», — жаловалась я. — Должна войти в кабинет шефа с подносом, открыть дверь бедром, наклониться и поставить на стол чашку так, чтобы все поняли: я его любовница. Неужели я обречена только на такие роли?
— Чего же ты хочешь, если идешь на кастинг с голым пупком и ресницами до ушей? И в глазах у тебя только одно: «Мне нужна работа!»
В один прекрасный день он отвез меня в магазин тканей, выбрал нежно-бежевый кашемир и заказал мне у знакомой портнихи строгую брючную тройку.
Сам нарисовал эскиз: «На пробы только в этом, вниз белую блузку. И никаких украшений, стрелок под глазами, никакой боевой раскраски — свежее лицо, можно немного румян».
Последовав его советам, я тут же получила главную роль лирической героини в сташестидесятипятисерийном проекте «Городской романс». Опыта работы перед кинокамерой у меня не было, я там страшно переигрываю, работаю как в театре. Вместе с Димой смотрели почти каждую серию и проводили работу над ошибками. «Зачем ты так кричишь? Говори на экране как здесь со мной», — советовал он.
Однажды проспала, вскочила, когда до назначенных на одиннадцать кинопроб оставалось минут сорок.
Бросилась краситься, наряжаться, Дима остановил: «Поезжай как есть, только припудрись». Я влетела на площадку в кроссовках и спортивном костюме, запыхавшаяся, волосы стянуты сзади резинкой. Режиссер Юсуп Разыков посмотрел на меня и доверил роль убийцы в сериале «Мой генерал». Она стала переломной в моей биографии.
Сегодня Дима признается: «Знаешь, когда мы познакомились, я вообще не воспринимал тебя как актрису. Только не обижайся, но ты практически ничего не умела. Я все недоумевал: зачем ей это, она ведь отличная телеведущая?» Твердую «пятерку» поставил только за роль любимой женщины Глухаря. Да и не он один. Сценарист Илья Куликов, увидев меня на экране, очень сожалел: «Вика, если бы знал, что ты так пронзительно сыграешь, так совпадешь с ролью, ни за что бы не убил твою героиню».
Когда начинаю где-то сниматься, Дима обязательно выбирает день и появляется на площадке, наблюдает, оценивает окружающих людей: он вообще редко в ком-то или в чем-то ошибается.
К примеру такой случай. Моей партнершей по «Городскому романсу» была Валентина Талызина. Она играла бабушку моей героини, и мне предстояло любить ее почти год, в течение которого снимался сериал. Группа Валентину Илларионовну стала бояться еще до приезда актрисы на съемки: впереди Талызиной летели легенды о ее характере. Меня она гоняла с самого начала, была недовольна тем, как играю: «Провинция, врешь!» Я реально боялась, зажималась. Надо плакать в кадре, а я трясусь. «Я тебе что — статистка? — отчитывала Валентина Илларионовна. — Третий дубль портишь, заплакать не можешь!
Провалишь четвертый — ко мне не подходи!»
Звонила Диме, рыдала в трубку:
— Не могу сниматься. Если слышу ее громкий голос в конце коридора, убегаю и прячусь.
— Не переживай, она просто талантливый провокатор, держит вас в тонусе. Через пару месяцев вы подружитесь.
— Ты с ума сошел!
И Дима прилетел в Киев, где снимался сериал. Я познакомила его с Талызиной. Вечером, сидя за столом, они долго разговаривали. О чем — не помню, страшно нервничала. Но Дима Валентине Илларионовне понравился.
А тут еще отличился мой партнер по сериалу — дал интервью «желтой» газете. Досталось всем: и Валентине Илларионовне, и Ивару Калныньшу, и Алене Яковлевой, и Валентину Смирнитскому, и мне. Пошло, гадко. В общем, бред воспаленного мозга.
Дима сделал так, что виновник публикации принародно принес извинения всем актерам и группе. На следующий день в актерской столовой Валентина Илларионовна, обычно обедавшая в гордом одиночестве, заметив меня с тарелкой, пригласила за свой столик: «Ну что, мне твой Дима понравился, — и через паузу: — И что он в тебе нашел?»
До сих пор, пусть и нечасто, но мы созваниваемся, поздравляем Валентину Илларионовну с праздниками. Она предлагала мне попробоваться на роль в антрепризном спектакле «Министерша», где сама играет главную героиню.
К сожалению, тогда график съемок не позволил влиться в репетиционный процесс. Но Дима оказался прав: дружим.
Благодаря его помощи я выросла как актриса, как личность. Ничего (ну почти ничего) теперь не боюсь, знаю, что любимый всегда на моей стороне. Во все вникнет, разберется, посоветует, поддержит. И мне не нужно делать выбор между семьей и работой.
Поженились мы полтора года назад. А до этого шесть лет прожили в гражданском браке. Глубока была травма, свадьбы не хотелось.
Меня полюбили его друзья. У нас замечательная компания — несколько семейных пар с детьми. Каждый Новый год мы встречаем вместе на «горнолыжке». Там и расписались.
Только благодаря нашим друзьям вместо тихого ужина все превратилось в настоящую свадьбу! А потом большой компанией улетели в Таиланд — догуливать.
Летом посреди Волги под Балаково друзья ставят палаточный лагерь с удобствами, немыслимыми для песчаного острова. Самому младшему жителю лагеря Матвею Михайловичу Варгину прошлым летом было три месяца, он три недели не покидал остров! Мы с Димой каждый год там бываем: купаемся, загораем, играем в волейбол, катаемся на водных лыжах, даже летаем на гидропараплане. Это чудо смастерил вместе с другом своими руками батюшка Олег — в прошлом военный летчик. Когда собираемся в деревне, на даче у друзей, видя «Жигули», припаркованные у дома, паства приходит с ним пообщаться. Спрашивают — где батюшка, отвечаем — в небе.
Отец Олег часа по два может ловить воздушные потоки и парить.
Когда меня позвали сниматься в реалити-шоу «Школа выживания» по заказу МЧС, Дима очень оживился. Он большой любитель дикой природы. Подписалась на двенадцать программ. Вместе с профессиональным спасателем Дмитрием Коринным тонули в болоте, переплывали в птичьем гнезде озеро в Калмыкии, спускались на тридцать три метра вдоль водопада близ Сочи, пятнадцатиметровый скальник одолели в Адыгее. По словам опытных альпинистов, самое сложное — это «свесить ж...пу над обрывом». Дима приехал в Кавказский заповедник посмотреть, как я справлюсь. Когда болталась на веревках, страшно было так, что впала в натуральную истерику. «Ты что … орешь?! Это не моя жена!» — кричал муж, наблюдавший сверху за тем, как меня мотает ветром из стороны в сторону.
Лишь несколько крепких слов привели в чувство, собралась и спустилась вниз.
Когда пилотную серию показали Сергею Шойгу, тот — мне рассказывали — услышав, как я вою, сказал: «Трэш! И чтобы так все двенадцать программ!» Выдержала лишь девять, сломалась на пещерах, которые надо было проползать по узким ходам, их так и не сняли. После каждой съемки жутко болела, боялась окончательно угробить здоровье.
Я очень долго не слышала от Димы признания в любви, но видела поступки. Например в Таиланде на ювелирной фабрике мне понравились серьги с топазами, но замочек слишком сильно пережимал мочку. В итоге мы купили мне другие сережки, а на следующий день улетели в Москву.
Прошел месяц, четырнадцатого февраля он был в командировке, позвонил вечером: «Залезь, пожалуйста, во внутренний карман моего костюма, там листок, где записан важный телефон».
Сунула руку — и нашла коробочку, открыла — в ней те самые серьги, но с переделанным замочком. Как он успел? Вроде бы никуда не отлучался, был на виду. Но сюрпризы и подарки — это не главное. Главное, что я чувствую то самое плечо, на которое можно опереться, каменную стену, которая защитит.
Три года назад я потеряла бабушку, самого дорогого и близкого человека. Она умерла у меня на руках в больнице. Дима в тот момент был в Сибири, бросил дела, прилетел в Калининград. Организовал похороны, поминки, взял на себя все заботы, не отходил от меня ни на шаг.
После смерти бабули стала еще больше дорожить отношениями с мамой, сестрой, дедушкой. Он недавно побывал у нас в гостях, Дима сам его пригласил.
На Новый год я преподнесла мужу... стихотворение. Встала из-за стола и прочла «С любимыми не расставайтесь». Я действительно не могу без него. Самые счастливые часы моей жизни — когда мы вместе. Можем снять зал в караоке и полночи петь вдвоем!
— Как тебя звали в детстве? — спросил он однажды.
— Викулечек.
«Ви» со временем куда-то затерялось, и муж стал называть меня Кулечек, а следом и некоторые его близкие друзья. Иногда кажется, что он знает меня лучше, чем я сама.
Единственное, чего нам не хватает, — это ребенка. Мы ждем, когда же там, наверху, он выберет нас. Надеюсь, скоро...
Редакция благодарит за помощь в организации съемки мебельный шоу-рум Promemoria.
Подпишись на наш канал в Telegram