Говорят, время лечит. Неправда это. Со дня смерти Cаши прошло уже четыре года, а сердце все болит. Не было дня, чтобы не думала о нем. Кажется, вчера только маленький был со сбитыми коленками, шкода такая, все в какие-то истории попадал — и вот уже целая жизнь прошла, и нет Саши. Как нет Робика и Володи. Что остается у матери, похоронившей своих сыновей? Только воспоминания, порой они кажутся мне более реальными, чем то, что происходит за окном...
Как же я не хотела его рожать! В 1952 году мы с мужем переехали в Тобольск.
Моего Гавриила Даниловича пригласили стать главным режиссером местного драмтеатра. Обосноваться толком не успели, жили в гостинице. Старший сын Роберт уже ходил в школу, а Вовка был совсем маленьким, и тут на тебе — новая беременность! Гаврила Данилович (Гавриилом он звался лишь по паспорту) сказал: «Рожай». Он любил детей. А я, честно сказать, устала сидеть дома, заниматься бесконечными стиркой, уборкой, готовкой. И вбила себе в голову: не нужен нам третий ребенок, сделаю аборт.
Легко сказать — после войны сталинское постановление категорически запрещало бесконтрольно проводить такие операции, надо было восстанавливать народонаселение. Сколько женщин погибло тогда от криминальных абортов!
Я эту мысль сразу отмела: не дай бог, оставлю детей сиротами. Отправилась на заседание специальной медкомиссии, умоляла:
— Дайте направление на прерывание беременности. У меня уже есть два сына.
— Отлично, значит, третьей родится дочка.
В общем, стонам моим врачи не вняли.
Ходила я очень тяжело. Живот — огромный, в весе прибавила килограммов двадцать. К тому же измучил токсикоз. Не могла ни есть, ни пить. Вру — пить могла. Пристрастилась к пиву, ходила за ним в театральный буфет.
— Может, это ненормально, мне почему-то постоянно хочется пива, — пожаловалась я врачу.
— Ну и пейте на здоровье.
Роды были тяжелыми.
Мучилась сутки. Помню, у моей кровати собралось человек двадцать: одна смена уходила домой, передавая следующей тяжелую роженицу. Вновь пришедшие навалились на меня со свежими силами, и я наконец родила. Ребенок закричал. А я провалилась в забытье. Очнулась от слов врача: «Гляди, какого парня родила. Богатырь — четыре шестьсот!» Как услышала «парень», отвернулась. Ну вот, еще один мальчишка...
Привезли в палату, лежу на кровати, плачу. Вдруг дверь распахивается и входит врач с младенцем на руках.
— Людмила Александровна, не хотите поменяться? — предлагает она то ли в шутку, то ли всерьез.
— Тут у нас женщина родила третью девочку, а мечтала о мальчике, может, махнетесь? Смотрите, какая хорошенькая!
— А разве можно детьми меняться? — растерялась я. — Нет, без мужа такое важное решение принять не могу.
Вскоре маму малышки перевели в нашу палату — ну просто красавица! А если дочка в нее? Крамольная мысль будоражила мозг. К вечеру под окнами роддома стали собираться счастливые папаши. Выглядываю: там и мой Гаврила Данилович с букетом цветов, а с ним полтеатра. Палата была на первом этаже, я попросила мужа встать на приступочку и шепнула ему на ухо:
— Нам с одной женщиной предлагают поменяться детьми: у нее родилась третья девочка, у нас — третий мальчик... Что скажешь?
— Глупостей не выдумывай! — возмутился Гаврила Данилович.
Вот так в мае 1953 года в нашей семье появился Саша. Могла ли я предположить, что именно он, нежеланный ребенок, прославит на всю страну фамилию Абдуловых? Не знаю, откуда эта безумная мысль тогда в моей голове взялась — поменять родного ребенка? Не иначе как тяжелые роды сказались.
Очень жалею, что у нас с Сашей разные фамилии. С Гаврилой Даниловичем мы прожили тридцать шесть лет, но так и не удосужились дойти до ЗАГСа, хотя он неоднократно предлагал. «Зачем? — говорила я. — Живем семьей, любим друг друга, и дети есть. Чего нам добавит пустая формальность?»
Гаврилу Даниловича я действительно сильно любила. Мы встретились во время войны в трудный для меня период, когда осталась одна с ребенком...
После десятого класса я устроилась секретарем на Уводьстрой в постройком № 5.
Строили плотину. Поскольку любой такой объект имел оборонное значение, там работали военные. Мой первый муж — Василий Крайнов — был одним из них.
Все между нами случилось быстро: ухаживания, предложение руки и сердца, свадьба. Когда расписались, Вася оканчивал военное училище. А я уже была беременна.
Схватки начались на неделю раньше. Мы жили в пяти километрах от Иваново в деревне Конохово, в доме моих дедушки и бабушки по отцовской линии. Мама побежала по деревне искать медсестру. Но они опоздали, роды пришлось принимать папе.
Он не растерялся, взял ножницы, помыл с мылом и перерезал пуповину. Медсестра его даже похвалила: «Вы все сделали правильно». Робертом сына назвал Василий. Тогда в моде были заграничные имена: Альберт, Альфред, Роберт... Я не возражала, но всю жизнь звала сына Робиком.
По окончании училища муж получил назначение во Львов, где мы провели год, пока не началась война. Двадцать второго июня проснулись в четыре утра под страшный грохот. Фашистские самолеты бомбили город. Семьи военных собрали во дворе, разрешили взять с собой лишь по одному чемодану. Два дня мы просидели в подвале без еды. Выйти было невозможно, кругом рвались снаряды. Потом подъехал грузовик, и нас повезли на вокзал. А там народу — море, штурмуют поезд. Я каким-то чудом влезла в вагон, муж передал мне рыдающего Робика в окно.
В этой суматохе мы даже не успели толком проститься. В памяти осталась картинка: Василий стоит в толпе на перроне и машет мне рукой. Больше я его никогда не видела...
Ехали мы очень долго, состав постоянно загоняли на запасные пути, чтобы пропустить идущие на фронт эшелоны с солдатами. На моем попечении была еще и беременная жена сослуживца Василия с двумя малышами, я пообещала проводить ее до Москвы. Мы промыкались несколько недель практически без еды и воды. И тут на какой-то станции я случайно услышала, что сейчас на Москву отправится спецпоезд. Разыскала начальника состава, умоляла: «Пожалуйста, возьмите женщину, она вот-вот родит!» Тот сжалился и посадил нас всех. Когда поезд тронулся, со мной случилась истерика: рыдала и не могла остановиться.
Мне тогда двадцать два года было, совсем еще девочка. Соседи по купе забрали Робика и всю дорогу заботились о нем, кормили, поили.
В Москве я сразу же оказалась в милиции. Стражей порядка смутил мой внешний вид. Выглядела я действительно ужасно: грязная, потная, волосы слиплись. К счастью, Василий успел выправить нам документы. Из милиции меня с Робиком отвезли прямиком на Ярославский вокзал и посадили на поезд в Иваново. А там все по новой! Снова милиция, допрос: кто такая, к кому еду? Были слухи, что немцы, пользуясь неразберихой, засылали с границы шпионов и диверсантов. Так что «органы» проявляли бдительность.
Когда отец увидел меня на пороге с Робиком на руках, заплакал: «Не надеялись уже увидеть вас живыми».
Первые дни они с мамой не могли накормить меня досыта, так я наголодалась. Но ничего, пришла в себя и вскоре начала работать в эвакотделе при облисполкоме инспектором. Мы занимались эвакуированными: устраивали на работу, размещали по квартирам. По воскресеньям нас бросали на разгрузку дров, расчистку снега. Немцы были близко, они летали бомбить Горький, а по дороге сбрасывали на Иваново фугасы, поэтому по ночам мы дежурили на крышах, гасили «зажигалки». И противотанковые рвы приходилось копать. Землицы я в войну натаскалась.
А Василий мой пропал, однажды от него просто перестали приходить письма. Куда я только не обращалась. Отовсюду получала стандартные ответы: «Не значится». Долгое время думала, что муж погиб.
Но год назад, после публикации моего интервью, нас разыскала женщина и огорошила: «Моего отца тоже звали Василий Крайнов». Выяснилось, что это на самом деле мой первый муж. Я узнала, что после войны у него появилась другая семья. Долгое время они жили на Дальнем Востоке, потом переехали в Самару, где Василий и закончил свои дни. Уверена, он любил и меня, и сына. Почему бросил? Теперь на это ответа уже не найдешь. Роберт ездил на могилу отца, познакомился с сестрой. Как странно случается в жизни: кроме дочери у Василия родились во втором браке двое сыновей, их так же, как моих, звали Владимир и Александр...
Но вернемся в военные времена. Когда немцев отбросили от Москвы, мы смогли немного перевести дух. Возобновил работу драмтеатр, однажды мы с подружкой пошли туда на концерт.
Наши места оказались по разные стороны главного прохода. Рядом со мной сел симпатичный офицер и сразу представился: «Капитан Абдулов, получил ранение, лечусь в госпитале». Актеры читали стихи, пели, играли отрывки из спектаклей. Абдулов то и дело бросал реплики: «Ну зачем же она так пережимает? Это надо читать более душевно, без пафоса». Я удивилась: военный, а в актерской профессии разбирается. В антракте были танцы. Капитан поднялся, подставил руку:
— Разрешите пригласить.
— Я не танцую.
Но он оказался настойчивым, после концерта пошел меня провожать.
Мы долго стояли у моего дома, я даже замерзла. Абдулов рассказал, что до войны окончил ВГИК, актерско- режиссерскую мастерскую Герасимова и Макаровой, работал в Фергане в русском драмтеатре.
На фронт пошел добровольцем, служил в разведке, ходил за линию фронта. В Ивановском госпитале лежит уже во второй раз, это его пятое ранение. Беспокоился, что спишут, а война еще не кончилась.
«Хороший парень», — подумала я. Разговаривать с ним было легко и приятно. На прощание попросил разрешения позвонить.
Его голос в трубке раздался уже на следующий день:
— Что вы делаете вечером? Давайте встретимся.
— Не могу, много работы.
— А завтра?
В общем, начал ухаживать. Я не скрывала, что у меня маленький сын, что муж пропал без вести. Это Абдулова не смутило. И он до войны был женат, в семье рос сын. Почему брак распался, не знаю. Гаврила Данилович никогда не посвящал меня в подробности, а я стеснялась спрашивать.
После ранения его направили служить не на фронт, а в Молдавию, куда мы поехали вместе. Я попала в сказку, словно и войны не было. Красота неописуемая, а главное, здесь мы забыли о голоде. Объедались фруктами, жарили кур — настоящая по тем временам роскошь!
В июне 1945 года муж подал командованию рапорт, просил демобилизовать. Его вызывали к начальству, уговаривали остаться в армии. Но он был непреклонен: «Я актер и режиссер, хочу работать по специальности, это мое призвание».
Мы вернулись в Фергану, где у Гаврилы Даниловича сохранилась двухкомнатная квартира.
Я занялась ремонтом. Республиканское руководство Узбекистана Абдулова помнило, приняло с распростертыми объятиями и поручило возродить в городе русскую драму.
На спектаклях, поставленных мужем, залы были полны. И это вызывало нездоровую ревность конкурентов — Ферганского узбекского драмтеатра, с которым труппа Гаврилы Даниловича находилась в одном здании. Работать в союзной республике было и в те времена непросто. Интересы национального театра всегда стояли выше, финансировали его лучше и звания артистам давали чаще. Мужа это угнетало, режиссеры — люди ранимые. И когда его приятель — режиссер из Тюмени — сообщил, что в Тобольске есть вакансия, Гаврила Данилович спросил меня: «Поедем?»
Я была легкой на подъем.
Быстро упаковала вещи, подхватила Робика, родившегося в Фергане Володю, овчарку Рекса, и мы перебрались в Тобольск. В гостинице пожили недолго: получили трехкомнатную квартиру в новостройке. Туда и принесли из роддома нашего Сашу.
Управившись с хозяйством, каждый вечер я бежала в театр, благо он находился в пяти минутах ходьбы от дома. Смотрела спектакли, перезнакомилась и подружилась с актерами, персоналом. Гримерным цехом заведовала Валентина Павловна. Однажды она отвела меня в сторонку: «Люся, я заметила: ты постоянно пропадаешь в театре, тебе здесь нравится. А я уже старая, надо свое дело кому-то передавать.
Начни у меня учиться. Гример — хорошая специальность».
Вечером после спектакля я пристала к мужу:
— Хочу работать в театре.
— Это кем же?
— Гримером у Валентины Павловны.
— Ни к чему это: у тебя дети.
На следующий день муж уехал на совещание в Тюмень. А я тут же оформилась на работу. У отдела кадров вопросов не возникло: были уверены, что все согласовано с главным режиссером. Гаврила Данилович вернулся, а я задействована в театре по полной программе. Валентина Павловна дает мне уроки: как парики надевать, как грим накладывать.
Деваться мужу было некуда, смирился. Когда его пригласили на театральное мероприятие в Москву, поехали вдвоем — он договорился с друзьями из Малого театра и МХАТа, чтобы меня как следует подучили. Так что азы профессии гримера я осваивала в Тобольске, а мастерство оттачивала в лучших столичных театрах.
На Севере мы провели четыре года, и все это время Абдулова уговаривали возвратиться в Фергану, сулили золотые горы. В конце концов Гаврила Данилович сдался, и мы вернулись. А чиновники от культуры своих обещаний не выполнили, но это уж как водится...
Я очень благодарна мужу, что он не делал различий между Робертом и родными сыновьями, любил одинаково и мечтал, чтобы все трое продолжили театральную династию. Саша вышел на сцену в пять лет в «Кремлевских курантах», где Гаврила Данилович сыграл Ленина.
До этого никогда в театрах Средней Азии не брались за такое сложное дело — воплотить на сцене образ вождя. Спектакль понравился начальству, после чего муж стал непререкаемым авторитетом в республиканских театральных кругах. Гримировала его я, работа была сложной, ездила даже на специальную стажировку во МХАТ, где эта пьеса шла.
Робик тоже попробовал себя в качестве актера, Гаврила Данилович считал, что тот прекрасно смотрится на сцене, советовал учиться. Но восстала жена Роберта Оля. Мы не одобряли того, что сын женился в девятнадцать лет, но ничего поделать не могли. Оля страшно ревновала его к красавицам-актрисам. А Роберт женщин любил, так что всякое могло случиться. Невестка поставила вопрос ребром:
— Либо Гаврила Данилович тоже возьмет меня в артистки, либо Роберт не будет работать в театре.
— Куда ж я ее возьму?
— недоумевал муж. — У меня штат заполнен.
И Робик жену уважил: поступил в вечерний институт и пошел работать на завод инженером-химиком.
Володя в школе учился средне, но парнем был прилежным, занимался бальными танцами, выступал даже на республиканском конкурсе в Ташкенте. Актерских задатков отец в нем не видел, у сына обнаружился другой талант: он увлекся фотографией. На дни рождения я всегда дарила ему фотокамеры. Но в итоге Володя выбрал профессию учителя-словесника.
А в Саше муж не сомневался, актерский дар разглядел рано и всячески его развивал. Мне и в театре говорили: «Людмила Александровна, ваш Саша непременно станет знаменитым артистом». — «Да бросьте!» — отмахивалась я. А все потому, что учился он через пень-колоду. Но это еще полбеды! Дисциплина у Саши хромала на обе ноги. Его школа располагалась ровно на полдороге от нашего дома до театра. Я созванивалась с классным руководителем: «Выхожу, через десять минут буду у вас, спускайтесь». Мы встречались во дворе, и я спрашивала:
— Как сегодня вел себя Саша?
— Спустил с лестницы одноклассника.
Каждый раз она меня чем-то да «радовала». Если в школе затевалась драка, Саша был тут как тут. Побили окна — Абдулов опять отличился.
Однажды он гонял мяч с друзьями во дворе до ночи и не выучил математику. Приходит в школу и узнает: будет контрольная. Тогда сын умыкнул ключи от радиорубки, пробрался к микрофону и объявил, что Китай напал на Советский Союз и по этому поводу занятия отменяются. Роль сыграл настолько убедительно, что все поверили. Директор отменила уроки, ребят распустили по домам. Обман, конечно, раскрылся. Разразился грандиозный скандал. Из школы Сашу в тот раз не исключили лишь из уважения к Гавриле Даниловичу.
— Погоди, вот придет отец, все расскажу! — грозила я сыну после очередной «двойки» по поведению.
— Мам, не надо, он расстроится.
Мы старались оберегать Гаврилу Даниловича от лишних волнений.
Домом и семьей занималась я. Очень помогал Роберт, Сашку он тоже пытался привлекать к уборке, но чаще всего безуспешно. Открываю однажды дверь квартиры — мимо моей головы пролетает ботинок. Через секунду выскакивает Сашка и уносится прочь. Оказывается, Роберт дал ему задание почистить обувь, но младшенький, как водится, хотел отвертеться от грязной работы, за что чуть и не получил башмаком.
Помню, Саша сильно обиделся на Роберта, когда тот с Олей подкрались к нему спящему и откромсали его длинные по битловской моде волосы. Тогда такая прическа считалась неприличной. Сашка вынужден был идти в парикмахерскую стричься. Братья потом долго не разговаривали. У них вообще были непростые отношения: Сашка ревновал меня к Роберту, считал, что люблю того больше, Роберт — к Саше.
На самом деле я любила детей одинаково. Просто Саше приходилось уделять больше внимания.
Не могу сказать, что он лоботрясничал. Если чем-то увлекался, то отдавался этому полностью. К примеру иду домой, а ребята во дворе учат Сашу играть на гитаре. И ведь он прекрасно овладел инструментом. А потом пошел дальше: стал гитары мастерить, выпиливал корпуса, собирал, клеил.
К окончанию десятилетки сын твердо решил ехать в Москву поступать в театральный институт. К экзаменам его готовил Гаврила Данилович, помог подобрать репертуар, давал дельные советы. Но первая попытка оказалась неудачной, Саша вернулся в Фергану, устроился к отцу в театр рабочим сцены. А на другой год прошел сразу в Школу-студию МХАТ, Щепкинское училище и ГИТИС.
Гаврила Данилович советовал остановить свой выбор на Школе-студии. Но старейший профессор ГИТИСа Иосиф Моисеевич Раевский уговорил Сашу пойти к нему, и тот ни разу об этом не пожалел. До сих пор не знаю, выдумка или правда, что абитуриент Абдулов сделал в экзаменационном сочинении сорок четыре ошибки. А приемная комиссия за его актерский талант вроде бы закрыла на это глаза или разрешила переписать работу. Может, и так. Это очень похоже на Сашу.
Однажды мы с отцом решили навестить сына в общежитии ГИТИСа на Трифоновской улице. Гаврила Данилович наловил рыбы, я ее пожарила, напекла пирогов. Приехали. Едва сели за стол, открывается дверь: «Саш, дай хлебушка».
Сын берет хлеб, пироги, кусок рыбы, угощает товарища. Только разложили еду по тарелкам, приходит другой сокурсник: «Саша, дай, пожалуйста, веник».
Естественно, сын усадил его за стол. В общем, спокойно пообщаться нам так и не дали. Вокруг Саши всегда было огромное множество друзей и знакомых, его любили, к нему тянулись. Он с детства был заводным, за компанию подписывался на любую авантюру, заряжая своей энергией окружающих. «Снял с себя последнюю рубаху и отдал товарищу» — сказано про нашего Сашу. Как-то, навещая сына в Москве, решила постирать, стала собирать грязные вещи и не обнаружила новой куртки, которую мы с отцом ему недавно подарили.
— Саш, где куртка?
— Людмила Александровна, — вмешался сосед по комнате, — вы лучше спросите, где его костюм?
— Саш, где твой костюм?
— Мам, ну не ругай, отдал приятелю. Ему совсем нечего было надеть. А у меня вещей хватает.
Когда сын сдавал сессию, у меня замирало сердце. Думала: ну вот сейчас точно выгонят. Общеобразовательные предметы он не учил, по большому счету, знал их на твердую «двойку». Вопрос о его отчислении из ГИТИСа за неуспеваемость ставился несколько раз. Но неизменно делегация Сашиных однокурсников направлялась в ректорат и уговаривала терявших терпение педагогов оставить Абдулова.
Разумеется, при такой успеваемости стипендию он не получал, мы с отцом ежемесячно посылали деньги.
Сидеть на родительской шее было не в Сашиных правилах, и вечерами он подрабатывал, бывало, и вагоны разгружал. Сын вообще всю свою жизнь пахал как проклятый, работал на износ, не жалея себя.
Отпуск мы обычно проводили у моих родителей в Конохово. Гаврила Данилович не признавал санаториев. Он обожал среднерусский пейзаж, любил сидеть за письменным столом у раскрытого окна, смотреть на спокойную гладь водохранилища, на берегу которого стоит наш дом. Ему там хорошо думалось, в такие моменты в голове мужа рождались лучшие режиссерские идеи. И ничто не могло ему здесь помешать, даже Сашка со своими друзьями. Он всегда приезжал на каникулы с компанией. Отдыхали ребята шумно, весело. Но при этом и нам помогали.
Зимой снег чистили, рубили дрова, ездили в город за продуктами. А летом копали огород.
Чтобы накормить эту ораву, Гаврила Данилович с Володей брали удочки и отправлялись на рыбалку. И вот обеденное время неумолимо приближается, а мужа с уловом все нет. Тогда бабушка говорила внуку: «Саш, сходи-ка ты за рыбкой». Саша брал динамит и шел на реку.
Однажды он не заметил, что неподалеку от берега плавает его приятель Леня Ярмольник. Взрыв получился такой силы, что Леня чуть не оглох, слава богу, не покалечило. Но рыбы тогда много нажарили. А вот если приезжал Жора Мартиросьян, делали мясной обед — непременно жарились шашлыки. Жора, как и Саша, был в этом деле большим специалистом.
На последнем курсе в ГИТИСе появилась ассистент Марка Захарова. Он готовился ставить спектакль «В списках не значился» по повести Бориса Васильева о защитниках Брестской крепости, искал исполнителя главной роли. Ассистентка пригласила Сашу в «Ленком» на пробы. Так судьба подарила сыну встречу с его Режиссером. «Он — мой второй отец. Марка Анатольевича я понимаю с полуслова», — говорил Саша. Мне кажется, Захаров тоже всегда его отличал. Когда дочь Марка Анатольевича Александра выходила замуж за Владимира Стеклова, мой сын был единственным из труппы, кого Захаровы пригласили на свадьбу.
О том, что Марк Анатольевич Сашу ценил, красноречиво говорит такой случай. Генеральный прогон своего дебютного спектакля сын проспал. Мамы рядом не оказалось, разбудить было некому.
Захаров вместе с комиссией из Минкультуры прождал час, потом дал указание заменить Абдулова актером из второго состава. Прогон уже начался, когда Саша вбежал в театр. И Захаров остановил спектакль, извинился перед комиссией и дал возможность сыграть Абдулову. Головомойку главный режиссер потом устроил ему страшнейшую, но должного действия это не возымело. Как-то на собрании труппы Захаров даже ставил вопрос об увольнении Саши за очередное опоздание. Но за него заступилась старейшая актриса театра Татьяна Пельтцер: «А вы подумали о том, на кого ходит в наш театр зритель? Разве можно выгонять кумира?»
Несмотря на столь высокий статус, признание, Саша совсем не страдал «звездной болезнью», не кичился перед коллегами творческими победами. И те его за это уважали.
У Саши в театре была не только гримерная, но и отдельный кабинет, где он вел деловые переговоры, когда стал заниматься фестивалем «Задворки» и восстановлением соседней с «Ленкомом» церкви. В этот кабинет заглядывали после репетиции Александр Збруев, Олег Янковский — посидеть, поболтать, выкурить сигарету. Особенно тесно сын сошелся с актером Сергеем Степанченко, который снимался вместе с ним в сериале Next. Они и отдыхали вместе, ездили на рыбалку.
Мы с мужем присутствовали на всех Сашиных премьерах, включая первую. Спектакль «В списках не значился» почти не помню, сидела и дрожала от страха за него. Отпустило только когда раздались овации, не смолкавшие минут двадцать. Я поняла, что все не зря, сына ждет большое актерское будущее.
После спектакля Гаврила Данилович повел нас отмечать премьеру в ресторан ВТО. Весь вечер обнимала, целовала, гладила своего мальчика по голове, не сдерживая чувств, и отец его похвалил. Саша был счастлив.
То, что младшенький нравится девушкам, мы заметили еще в школе. Но о своих романах Саша не распространялся, что, думаю, хорошо о нем говорит. Так что рассказать могу немного. Первое серьезное чувство пришло к сыну в Москве. Это была американка, старше Саши, если не ошибаюсь, журналистка, которая писала о России. Времена были другими, строгими, общение с иностранцами не приветствовалось. Что-то там произошло, и они расстались. А может, ей просто надо было возвращаться домой. Но ведь она могла позвать Сашу с собой. Или это был для нее всего лишь эпизод?
Приятно, если красивый мальчик сходит по тебе с ума. Саша был сильно влюблен, когда американка уехала, он пытался покончить с собой, резал вены. Слава богу, к нему зашел приятель, успел вызвать «скорую», и сына спасли. Еще ему как-то удалось уговорить врачей не сообщать куда следует о случившемся, не ломать Сашину судьбу, ведь за попытку суицида сразу же ставили на учет в психоневрологический диспансер. О карьере пришлось бы забыть. Тот парень мне все и рассказал, а сам Саша никогда об этом случае не заговаривал. Он вообще при своей необычайной общительности был очень скрытным.
Первой любимой женщиной, которую сын мне представил, была балерина Татьяна Лейбель. На эстраде она выступала с яркими танцевальными номерами в паре с Владимиром Никольским, их приглашали даже на правительственные концерты.
Таня тоже была старше Саши. Любила она его без памяти. Строила серьезные планы, мечтала выйти замуж, старалась мне понравиться, приглашала на свои концерты. Когда Саша ушел от нее, Таня звонила, плакала, просила, чтобы я как-то повлияла на его решение. Она мне нравилась, и я попробовала. «Мам, я ничего не могу с собой поделать, — ответил сын. — В театр пришла новая актриса, Ирина Алферова. Как только увидел ее — пропал».
Лейбель потом эмигрировала в Израиль, сейчас живет в Канаде. С Сашей они остались друзьями. Сын за свою жизнь «расплевался» лишь с несколькими людьми. Он не прощал только две вещи — предательство и подлость. А Таня его не предавала. Когда после большого перерыва она появилась в Москве, сразу разыскала Сашу.
Он тогда жил один, пригласил ее в гости, посидеть, вспомнить молодость... Она сильно постарела, время никого не щадит. Но это уже было неважно — в одну реку все равно два раза не войдешь. Позже Таня приезжала к нему на юбилей, думаю, Саша до конца оставался дорог ей, чувства какие-то еще теплились.
А с Ирой Алферовой начиналось так, она мне сама рассказывала: «Мы пересеклись с Сашей взглядами и сразу поняли, что будем вместе». Когда «Хождение по мукам», где Алферова сыграла Дашу, показали по телевизору, мы с Гаврилой Даниловичем поняли, что в ней покорило сына. Ира не только красавица, но и талантливая актриса, свою роль она сыграла безупречно.
И вот как-то летом звоню в Москву из Конохово. К тому времени у Саши уже появились своя жилплощадь и телефон — театр выхлопотал ему двухкомнатную квартиру в Сокольниках.
Сын радостно так чуть не кричит: «Мам, приезжайте, я женюсь на Ире Алферовой! У нас дочка Ксюша». Так и сказал «у нас», хотя Ксюша — Ирина дочь от первого брака. Мы с мужем купили большую куклу и поехали. Ира нас очаровала: чистая, открытая, искренняя. И главное, она сильно любила Сашу, а он — ее. Это бросалось в глаза. Алферова по сей день моя самая любимая невестка. Они с сыном, что называется, совпали, Ира такой же щедрый, добрый, широкой души человек. Если она куда-то ехала — на гастроли, сниматься, на кинофестиваль — всегда привозила подарки: никого не забудет. Подаренный ею очень красивый свитер ношу до сих пор.
И хозяйкой она была отличной. Всегда старалась приготовить что-нибудь вкусное. Брала кулинарную книгу, и если в рецепте написано «сто граммов растительного масла», значит, Ира точно отмеряет сто граммов мерным стаканчиком.
Я над ней подтрунивала: «Делай на глазок, не трать время на ерунду, он придет с репетиции голодным, все равно все сметет». Но невестка не слушала, ей хотелось, чтобы блюдо было сделано на высшем уровне, ведь это для Саши. Ему очень нравилось, как Алферова готовит, особенно любил курицу, которую Ира сначала особым образом мариновала, а потом запекала в духовке.
Саша для нее тоже ничего не жалел. Как-то «Ленком» собирался на зарубежные гастроли. Ира перебрала вещи в шкафу и расстроилась:
— Совсем не в чем ехать. Все какое-то старомодное. Будет прием в посольстве, в чем я пойду?
— Какие проблемы! — тут же отозвался Саша. — Иди к Славе Зайцеву, сшей платье. Вот деньги.
И Алферовой за одну ночь сшили роскошный вечерний туалет.
При мне они никогда не ссорились, не кричали, не выясняли отношений. Оба много работали в театре и кино, а свободное время, если оно оставалось, проводили втроем — с Ксюшей. Это была настоящая семья, где все любят друг друга. Ксюша приняла Сашу сразу и с самого начала называла папой. Ее отец-болгарин дочерью мало интересовался. Саша его заменил. Многие вообще не догадывались, что Ксюша ему не родная. Он осыпал ее подарками, гордился успехами в школе. Я о внучке тоже заботилась: водила на занятия, в поликлинику, в парк «Сокольники» кататься на коньках. Ксюша — хорошая девочка, серьезная, трудолюбивая.
У меня и в мыслях не было, что такая семья может распасться. Тем более что когда пришла беда, именно Ира помогла Саше ее пережить.
1980 год был очень страшным для нас. Сначала двадцать четвертого февраля — в Володин день рождения — умер Гаврила Данилович. Второй инфаркт стал роковым, ему исполнилось всего семьдесят три. Никак не могла справиться с горем, поверить, что тридцать шесть счастливых лет закончились. В квартире все напоминало о нем, я плакала не переставая. Но по-прежнему работала в театре, казалось, что таким образом продолжаю дело, которому Гаврила Данилович посвятил жизнь. Володя и Роберт все время были рядом, старались окружить меня вниманием, не оставляли одну.
Со дня похорон прошло два месяца, когда Володя, как всегда, пошел встречать меня после спектакля. Не увидев его у служебного входа, я забеспокоилась. Добралась до дома, позвонила Гале. Жена Володи ответила: «Он ушел около часа назад».
Я обзвонила коллег по театру:
— Не видели моего сына?
— Видели, столкнулись с ним на улице, он шел вам навстречу.
Мы с Робертом искали Володю всю ночь. А утром раздался звонок из милиции: «Найден труп неизвестного мужчины. Приезжайте в морг на опознание».
Все поплыло перед глазами, когда я поняла, что это Володя. Сына нашли в пяти минутах ходьбы от театра, в местном парке.
Его ударили ножом, он упал и пролежал без сознания до рассвета. Люди проходили мимо, думали: пьяный валяется. Моего сына могли спасти, если бы хоть один из них вызвал «скорую».
Сашу эти две смерти просто уничтожили, он совсем не мог работать. Отказался от всех съемок, даже спектакли отменил. Если бы не Ира, не знаю, чем бы это для него закончилось. Жена, ее внимание, ласка, участие, забота уберегли Сашу от нервного срыва.
На похоронах Саша поклялся найти убийц брата. Пользуясь своими связями, он неоднократно обращался в МВД, но преступление так и не раскрыли. У нас есть предположение, как все произошло. В восьмидесятом шла война в Афганистане, Фергана стала перевалочным пунктом для военного контингента.
Город наводнили толпы полупьяных солдат, они вели себя нагло, отрывались напоследок, понимая, что вскоре могут погибнуть. Возможно, на Володином пути встретилась именно такая компания. Скорее всего, они хотели ограбить, отобрать деньги, часы, фотоаппарат, с которым Володя не расставался, а сын стал сопротивляться...
У Володи осталась дочь Ира, она человек одаренный, в Фергане окончила педагогический институт, музыкальное училище. Сейчас живет в Москве, работает воспитателем в детском саду.
Оставаться там, где все напоминало о трагедии, было невыносимо. Моему отцу дали в Иваново квартиру — небольшую, но жить можно. Мы посоветовались с Робертом и решили переехать туда. Перебраться поближе к Саше.
Телефона у нас там не было, и звонить сыну в Москву я стала бегать на вокзал.
Набираю однажды в очередной раз, трубку снимает Ира.
— Как живете? — спрашиваю.
— Ничего.
— Мне бы с Сашей поговорить.
— Его нет.
— А когда будет?
— Не знаю.
Так повторялось несколько дней. Я забеспокоилась.
— Ира, а почему Саши опять нет дома?
— Мама, он здесь не живет, — призналась невестка.
— Как не живет?!
— Ушел...
— И где он сейчас?
— Остановился у товарища.
— Если увидишь его в театре, передай, что я очень волнуюсь. Пусть скажет, как с ним связаться.
Все это время сын жил у режиссера Сергея Соловьева. Когда я наконец услышала в трубке его голос, первым делом спросила:
— Что у тебя случилось с Ирой?
— Мы разводимся.
— Почему?!
— Мам, тебе лучше об этом не знать.
И все, больше ни слова. Так что я могу лишь догадываться о причинах. После «Обыкновенного чуда» женщины просто потеряли от Саши голову. Поклонницы часами стояли у служебного входа «Ленкома», чтобы увидеть своего кумира, дотронуться до него. Иногда попадались агрессивные, сыну даже приходилось вызывать охрану. Какая-то девица попыталась плеснуть Саше в лицо серной кислотой: раз не мой, так не доставайся же никому! Был еще один жуткий случай. С Севера заявился мужчина, от которого ушла жена с ребенком. Он почему-то вбил себе в голову, что произошло это из-за Саши! Приехал в Москву, вскрыл их с Ирой квартиру и спрятался там. А когда Саша вернулся домой, бросился на него, размахивая топором и крича «Верни мне сына и жену!»
Саша стал сопротивляться, он мог за себя постоять, но и мужик оказался не слабым и все-таки ударил топором сына по плечу. Он долго ходил потом с перевязанной рукой. Друзья звали его «Леннон недобитый». Саша, конечно же, был от всего этого не в восторге, но ничего поделать не мог, говорил: «Это издержки профессии. На что мне обижаться, я сам хотел славы».
Иру Сашины фанатки ненавидели, названивали домой с угрозами. Все это тяжело вынести. А еще «добрые люди» постоянно докладывали ей о Сашиных изменах, хотя свечку никто не держал. В общем, через семнадцать лет семейной жизни Ира с Сашей расстались.
Это их страшная ошибка. Саша мне говорил: «Мам, когда я Иру вижу, у меня все внутри сжимается». Да и Алферова в минуту откровенности, уже после смерти Саши, мне призналась: «Так тяжело было встречать его в коридорах театра.
Просто ком в горле вставал». Еще долгое время на вопрос, почему не женишься, сын отвечал: «Потому что второй такой, как Ира, нет». Дети, дети, что же вы наделали?!
После развода Саша сохранил отношения не только с Ирой, которая играла у него в антрепризе, но и с Ксюшей. Когда она окончила школу и собиралась по примеру родителей пойти на актерский, Саша вместе с Ирой убедили дочь получить сначала диплом юриста: актерская профессия непредсказуема, так что стоит подстраховаться еще одним образованием.
Саша созванивался с Ксюшей чуть ли не каждый день. Всегда с гордостью говорил друзьям: «Дочка — удивительный человечек, редкий пример умницы и красавицы в одном лице».
Когда Ксюша собралась выходить замуж за Егора Бероева, первым делом познакомила жениха с Сашей. Он мне тут же позвонил: «Мама, я так за нее рад! Егор замечательный парень и актер классный. Они — безумно красивая пара».
Сын рассказывал потом, что когда сидел у них на свадьбе, чувствовал себя так, будто его огрели пыльным мешком: «Мам, я теперь не просто Саша Абдулов, не Саша-отец, а уже Саша-дед. Дочь вышла замуж, значит, еще немного и пойдут внуки». Все Ксюшины радости и проблемы он остро переживал — как свои.
Последний раз я спрашивала Иру о причинах развода уже после того, как сына не стало. Алферова пришла на Сашины поминки на сороковой день.
— Ира, что же все-таки между вами произошло?
— Вся причина в том человеке, — ответила и указала мне на какого-то мужчину. Я видела его впервые и была в таком состоянии, что даже не запомнила лица. Думаю, этот «добрый» человек когда-то доложил Ире о Сашиной неверности да так расписал все, что она не смогла простить.
Алферова — одна из немногих близких Саше людей, кто не теряет со мной связь. Приехав на гастроли в Иваново с антрепризным спектаклем «Самая-самая», она меня разыскала, пригласила в театр, но я, к сожалению, не смогла пойти, болела, отправила к Ирочке вместо себя сына Роберта с женой.
Когда Ксюша и Егор выступали в телепроекте «Ледниковый период», газеты много писали о романе Бероева с фигуристкой Екатериной Гордеевой.
Я очень расстраивалась, переживала за Ксюшу. Решила узнать: может, журналисты все выдумали? «К сожалению, это правда, — призналась Ира. — Роман у Егора был серьезный. Ксюша в церковь ходила, отмаливала мужа. Слава Богу, ей удалось сохранить семью».
И я вслед за Ирой повторю: «Слава Богу!»
Я прожила рядом с Сашей девятнадцать последних его лет. Он построил во Внуково трехэтажный дом и перебрался туда из трехкомнатной квартиры на улице Гиляровского, которую получил от театра. На этом же участке сын построил для меня отдельный дом, хотя уговаривала его:
— Зачем? Не трать деньги. Я поселюсь на третьем этаже.
— Мам, у меня постоянно люди, компании.
Покоя тебе не будет. Пока есть возможность, лучше ею воспользоваться.
Этот участок земли во Внуково появился у Саши исключительно благодаря его чудесной подруге Гале Лобановой. Она убедила сына купить землю и построиться. «Работаешь ты много, — говорила Галя, — снимаешься безостановочно, а деньги утекают сквозь пальцы, как песок. Давай вложим их в недвижимость».
Они прожили вместе семь лет — немалый срок. Познакомились в морском круизе. Галя была несвободна, но, влюбившись, бросила мужа. Родом она из Ростова-на-Дону. В свое время писали, что балерина, но это не так. Галя училась в ГИТИСе, она дипломированный театральный менеджер.
Саша это поощрял, оплачивал учебу. Отношения у них были очень хорошими, Галя милый человек, приветливая, доброжелательная, гостеприимная, ее приняли Сашины друзья. Она оказалась изумительной хозяйкой, дом держала в идеальной чистоте. Саша был для нее светом в окошке. Да и сын вроде ее любил. Когда Галиной матери поставили страшный диагноз «рак», Саша тут же пришел на помощь: устроил ее в лучшую онкологическую клинику, оплачивал лечение. Женщину удалось спасти.
Может, если бы Галя решилась родить, они бы не расстались. Но как Галя рассказывала: «Сначала я с этим не торопилась, считала: еще молодая, успею, надо окончить институт. А потом уже Саша не хотел».
У сына тогда обнаружились проблемы со здоровьем, развился тяжелейший тромбофлебит. На его ноги страшно было смотреть, они почернели на глазах. Сашу постоянно мучили боли, никакие лекарства не помогали. Он страдал, становился раздражительным, любая мелочь могла вывести его из себя. Однажды они с Галей страшно поссорились. Она собрала вещи и переехала в Москву. Мне позвонила ее мама: «Людмила Александровна, уговорите Галю вернуться. Пусть помирится с Сашей, они ведь так хорошо жили».
Но ситуация уже зашла слишком далеко. Насколько я знаю, Галя не простила измены. Сразу после нее в доме сына появилась другая — Лариса Штейнман. Она журналистка, брала у Саши интервью. Лариса человек энергичный, яркая женщина с модельной внешностью, не удивляюсь, что сын ею увлекся.
Штейнман серьезно взялась за Сашино здоровье, надо отдать ей должное.
Заставляла лечиться, следила, чтобы вовремя принял лекарство, сделал укол. Я тоже неоднократно пыталась повлиять на Сашу, уговаривала заняться собой, больше отдыхать, в том числе и от людей. Друзья продолжали ездить к нему чуть ли не каждый день. А где компании — там и выпивка, что при диагнозе сына категорически запрещалось. Лариса все гулянки пресекала, это товарищам сына очень не понравилось. Они стали уговаривать Сашу ее бросить, выискивали в Ларисе недостатки, что не так уж сложно было сделать...
Как-то стою у окна, смотрю на улицу и вижу: Лариса привезла к нам своего маленького сына. Не проходит и пары дней, а она уже водит по участку отца, показывает, где собирается жить.
Сашу такой напор раздражал, он ведь еще ничего не решил, не делал ей предложения.
Потом услышала, что Саша Штейнман выгнал, потому что она якобы украла его дорогие часы. Не верю, Лариса на такое не способна, она любила Сашу и хотела с ним жить. Просто когда вопрос встал ребром и сыну потребовалось решить, с кем он — с Ларисой или друзьями, Саша выбрал друзей. Из актеров к нам часто наведывался Сергей Никоненко, они с Сашей построили по соседству дома в деревне на Валдае, стали ездить туда на рыбалку. Иногда встречала во Внуково Леню Ярмольника. Но самыми близкими были другие люди, которые не раз выручали сына в сложных ситуациях. Помню бизнесмена Алешу Орлова, чиновников из «Газпрома» Женю с Андреем, Олега — звукорежиссера из «Ленкома», солидного мужчину, которого все называли Бобоша, слышала, что он чуть ли не миллиардер.
Фамилиями и регалиями не интересовалась — для меня это были просто Сашины приятели. А что матери важно? Чтобы к ее ребенку хорошо относились. Я видела, что они Сашу любят, жаль только, что никто из них не мог заставить моего сына прекратить посиделки, которые уносили его здоровье. Но мужчины часто не знают своего предела, как говорится, жгут жизнь с двух концов...
После Ларисы Саша долгое время не заводил серьезных отношений. Он много снимался, мотался со спектаклями по стране, организовал международный кинофестиваль в Ханты-Мансийске. Это требовало времени и сил. Сын был тружеником, жил на износ, не щадил себя. Сашин мобильный разрывался от звонков.
— Да выключи ты его, дай себе отдых, — говорила я.
— Не могу, мне кажется, если звонки прекратятся, произойдет катастрофа.
Все хозяйственные заботы взяли на себя я, Роберт и его вторая жена Альбина.
Я настояла, чтобы Робик был рядом, — он очень тяжело переживал смерть первой жены. Оля преподавала в школе русский язык и литературу. Однажды класс, где она была классным руководителем, отправился в поход с педагогом по физкультуре. И тот не уследил: мальчик полез на железные ворота, они сорвались с петель и прибили ребенка насмерть. Сообщить об этом семье выпало на долю Ольги. Убитые горем родители обвинили во всем ее. Оля пережила такой стресс, что слегла в больницу и так и не оправилась.
Чтобы ухаживать за ней, Роберт вышел на пенсию, возил по врачам. Когда традиционная медицина отступилась, Саша устроил сноху на лечение к Анатолию Кашпировскому. К сожалению, целитель не смог помочь, Оле стало хуже, и она умерла. Робик остался с двумя дочками — Леной и Людой. Лена, как и отец, стала инженером-химиком, живет в Рязани, а Люда — в Москве, она мастер маникюра.
Я была уверена, что мужчина не должен жить в одиночестве, и обрадовалась, когда у сына завязались отношения с нашей соседкой Альбиной. Вместе с Алей он из Иваново и переехал к нам с Сашей. Робик ухаживал за участком, Аля держала в чистоте дом, готовила. Если Саша звонил ей вечером и просил: «Аль, свари картошки штучек десять», Альбина уже знала, что варить надо как минимум три килограмма, — Саша везет компанию.
В день рождения сына приезжали поздравить человек сто. Он сам готовил плов, освоил это еще в Фергане, жарил шашлыки. А как весело мы отмечали Новый год! Саша обязательно встречал этот праздник дома. Он подарил мне роскошное черное платье с золотыми пуговицами, настаивал, чтобы я его непременно надевала в торжественные моменты. Оно мне действительно очень шло.
Мы все жили одной семьей. Саша со мной постоянно советовался: «Мам, сценарий новый прислали, почитай, выскажи свое мнение». Или звал с собой: «Мам, собирайся, поехали на футбол». Саша болел за «Спартак», я знала поименно всех игроков. Болельщиком он был азартным. Когда «Спартак» забивал, вскакивал и кричал громче комментатора: «Г-о-о-о-л!» Его азартная натура однажды завела Сашу в казино, и он пристрастился к игре.
Ничего хорошего в этом не было, ведь, как известно, в рулетку не только выигрывают. Но однажды эта страсть помогла сыну. Когда снимались «Бременские музыканты», где он был продюсером и режиссером, инвестор его «кинул», не перевел деньги, а группа уже выехала за границу. Что делать? Саша отправился в казино и не ушел, пока не выиграл достаточно для того, чтобы хватило заплатить своим сотрудникам суточные.
Домой сын обычно возвращался за полночь. Роберт не спал, выходил открывать брату ворота, провожал до двери.
— Зайдешь? — всегда спрашивал Саша.
Роберт, видя, что тот валится с ног от усталости, отвечал: — В другой раз.
Отдыхай.
Иногда братья спорили до хрипоты и даже ругались из-за политики. Роберт был «правоверным» коммунистом, перемены, произошедшие в стране, категорически не принимал. Саша, напротив, вписался в новую экономическую ситуацию, пытался вразумить брата, убедить: все к лучшему. Он считал, что родные люди должны держаться вместе, жить в мире.
Саша вообще уважал семейные традиции, например не мог и помыслить, чтобы мать увидела какой-то разгул в доме. Однажды среди ночи приехал во Внуково с друзьями и девушками. Я этого не знала и решила утром его проведать. Подошла к парадному входу — закрыто, стучала-стучала — не отпирает. Оказывается, Аля успела предупредить Сашу о моем появлении.
Пока добиралась до черного хода, ребята срочно разбудили девушек, те выскочили, попрятались в машинах. Я увидела лишь Сашиных друзей, те меня поприветствовали и заторопились. О бурной вечеринке мне случайно проговорился Робик неделю спустя.
Новогоднюю ночь 2006 года Саша, как всегда, провел с нами. А на Старый Новый год уехал. Позвонил из Одессы. Я спросила:
— Что ты там делаешь?
— Плаваю в бассейне. Мама, я такой счастливый!
— Что происходит?
— Вернусь и познакомлю тебя с одной девушкой.
И вот в наши ворота въехал белый лимузин, откуда выпорхнула красавица-брюнетка. Сын говорил: «Чтобы мне понравиться, девушка должна во всем быть Женщиной с большой буквы. Это трудно объяснить, все случается на уровне запахов, прикосновений. Идет по улице писаная красавица, а мне она безразлична, интерес нулевой». Здесь видно было сразу, что он сильно увлечен.
С Юлей Мешиной Саша встретился на Дальнем Востоке. Приехал лечить ноги. Юлин муж, с которым Саша познакомился в компании общих друзей, звонил губернатору Наздратенко, просил создать артисту Абдулову самые лучшие условия. Юля рассказывала, что первая их встреча состоялась во время пикника. Саша пришел с девушкой — местной поклонницей. Они с Юлей стояли напротив друг друга у ручья и встретились взглядами.
— У меня внутри будто все перевернулось, — сказала Юля.
— У меня тоже, — вставил свое слово Саша.
Юля ушла от мужа.
Теперь они не расставались ни на минуту. Она постоянно сидела у него на коленях, целовала, никого не стеснялась. Саша говорил: «Не могу поверить, что это происходит со мной. Таких чувств я еще не испытывал».
Что я могла на это сказать? Только порадоваться за сына.
Однажды Саша объявил:
— Юля «в положении».
— Прекрасно, надо было давно завести ребенка.
Тебе уже за пятьдесят, пока вырастишь, пока выучишь...
— Если родится мальчик, назову Александром.
Прошла неделя, и Саша показал мне снимок УЗИ.
— Мам, у нас будет девочка. Вот гляди, этот кружочек — она.
— Девочка тоже хорошо.
— Мечтаю поскорее увидеть, как ты возьмешь дочку за ручку и станешь гулять с ней по участку.
С Юлей они расписались, когда та была на шестом месяце. Пышной свадьбы не устраивали, просто посидели с друзьями в ресторане.
Женечка появилась на свет двадцать первого марта 2007 года — Юле сделали кесарево сечение.
Саша ждал в коридоре и первым увидел дочь. Мы с Сашей, Робиком и Алей ездили в роддом на выписку, купили роскошный букет желтых роз.
Первые месяцы Юля провела в московской квартире, а когда потеплело, перебралась с ребенком во Внуково. Саша оказался трепетным отцом, переживал по любому поводу. Стоит дочке захныкать, тут же вскидывается:
— Ну что вы сидите? Надо везти ребенка к врачу!
— Ничего страшного, — успокаивала я. — Немножко болит животик, у грудничков такое случается. Попьет укропной водички, и все пройдет.
День рождения Женечки он отмечал каждый месяц, приглашал гостей, накрывал стол, все приходили с подарками.
Сашина жизнь наладилась, сбылись мечты о ребенке. Мы были уверены, что теперь-то все у него будет хорошо. А беда уже ждала за углом...
Ему стало плохо в Балаклаве на съемках нового проекта — сериала «Гарин» по роману Алексея Толстого «Гиперболоид инженера Гарина», где Саша выступал как режиссер и исполнитель главной роли. Вызвали «скорую», в больнице Севастополя поставили диагноз «язва желудка» и прооперировали. Но Саше становилось все хуже. И тогда друзья порекомендовали обследоваться в израильской клинике. Вердикт врачей звучал убийственно: рак легких четвертой стадии.
Последние дни сын провел в больнице. Юля находилась с ним неотлучно, ночью спала рядом на диванчике.
Заботы о Женечке легли на нас и няню.
Несмотря на плохое самочувствие, сын себе не изменял. Двери палаты не закрывались, вокруг него по-прежнему собирались друзья. Он давал деньги поварихе больничной столовой, чтобы та закупала необходимые для плова продукты на рынке. Потом эта женщина готовила дома огромные кастрюли плова и приносила в палату, а Саша угощал гостей. Наверное, так ему было легче переносить болезнь, друзья отвлекали от мрачных мыслей.
В новогоднюю ночь 2008-го Саша отпросился домой. Приехал, принял какие-то лекарства, но они не помогли. Было видно, что его мучают боли. Сын вызвал машину, чтобы возвратиться в больницу.
— Саша, тебе плохо?
— Нет, мам, просто сердце как-то сильно стучит, меня отпустили всего на пару часов. Сейчас послушаем президента, и я поеду.
Он нервничал, постоянно выглядывал в окно:
— Ну что же машина не едет?
Няня собиралась укладывать Женечку спать и принесла ее к нам. Саша взял дочку на руки, поцеловал. А у меня засела в голове мысль: это в последний раз.
Наконец машина пришла. Я смотрела, как Роберт зашнуровал брату ботинки, надел на него куртку. Мы вышли.
— Саша, я хочу поехать с тобой.
— Мам, не надо, меня скоро выпишут.
Еще минут пять подождали Юлю, наконец она собралась и спустилась вниз. Машина тронулась, Саша помахал мне рукой...
Обычно в нашем поселке на Новый год все светится от фейерверков, а тут сверкнуло всего пару раз. Небо было черным. Когда автомобиль, увозивший Сашу, ехал по дороге, я увидела в открытые ворота, как в хвост ему пристроилось еще несколько машин. Сердце заколотилось: похоже на похоронную процессию, это конец, ты видела сына в последний раз...
Мне необходимо было услышать его голос, убедиться, что Саша жив. Через час набрала номер сына:
— Как доехали? Пробок не было?
— Мам, не волнуйся, все хорошо. Ложись спать.
Саши не стало третьего января в восемь утра. Позвонил Ярмольник, попросил позвать к телефону Роберта. Положив трубку, старший сын страшно закричал. Это последнее, что я помню...
Леонид взял на себя большую часть забот по организации похорон, ходил по инстанциям, добился, чтобы Саша лежал на центральной аллее Ваганьковского кладбища. На похоронах я старалась держаться, меня накачали лекарствами. Юля была убита горем. Любимый Сашин пес — овчарка Рекс — выл целую неделю, а на девятый день сбежал из дома. Совсем.
Не собиралась ничего делить с Юлей, девяностолетнему человеку мало что нужно, мечтала об одном: провести последние дни рядом с младшей внучкой — Сашиной кровиночкой. Так мне было бы легче смириться с потерей сына. Юля не возражала: — Оставайтесь, Людмила Александровна, я вас не брошу, вы не будете ни в чем нуждаться.
А Роберт с Альбиной пусть уезжают.
— Как же я могу лишиться общения с единственным оставшимся у меня сыном? Да и куда им ехать?
— Куда хотят, это их проблема.
— Нет, Юля, так не пойдет. Это жестоко по отношению ко мне. Ехать Роберту некуда. Значит, будем решать вопрос о Сашином наследстве.
Не ходила по судам, не нанимала адвокатов. Договорились о моей доле — сумме, которую Юля выплатит, когда оценит Сашину недвижимость. Она по сей день ничего не продала — ни дачу на Валдае, ни дом во Внуково. Ей помогли рассчитаться со мной друзья сына. Передавая мне последнюю часть денег, Юлин знакомый — мужчина восточной наружности, которого я никогда раньше не видела, был категоричен: «Чтобы через три дня я вас здесь больше не видел, понятно?»
И нам с Робертом и Алей пришлось спешно перебираться в Москву, прямо накануне новогодних праздников.
А через какое-то время мы вернулись в Конохово. Отремонтировали и утеплили родовое гнездо, которое пришло в запустение после смерти моих родителей. И сегодня живем там с Альбиной, а ее внук Павел обеспечивает нас всем необходимым. Жаль только, что Роберта с нами уже нет. Полгода назад я похоронила и последнего сына. Робик поехал навещать младшую дочь, прямо в метро у него случился инфаркт. Когда приехали врачи, было уже поздно. Ему был всего семьдесят один год...
Время от времени я звоню во Внуково, прошу позвать к телефону Женечку, слышу, как Юля говорит:
— Иди скорей, бабушка звонит.
— Какая бабушка? Старенькая? — уточняет внучка.
Дело в том, что Юлину мать тоже зовут Людмила — она молодая бабушка. Недавно поздравляла Женечку с днем рождения, ей исполнилось пять лет. Застала внучку в кафе, где они сидели с мамой.
«Бабушка, как ты себя чувствуешь? — зазвенел в трубке родной голосок-колокольчик. — Ты устала? Отдыхай!»
Слышала от Иры Алферовой, что Ксюша тесно общается с Юлей, ее дочка Дунечка и наша Женечка подружились, девчонки примерно одного возраста.
Что ж, меня это радует.
Последний раз Юля звонила двадцать девятого мая — в день рождения Саши: «Людмила Александровна, мы с Сашиными друзьями возвращаемся с кладбища. Сейчас будем его поминать. Держитесь, он вас очень любил».
Обе поплакали, попросили друг у друга прощения, по-доброму распрощались. К чему нам копить обиды?
Писали, что Юля живет теперь с Сашиным другом Алешей Орловым. Мол, перешла к нему по наследству вместе с внуковским домом. Это не так. Юля до сих пор одна, ей будет очень трудно найти нового супруга: все ее мужчины не выдержат сравнения с моим Сашей. Второго такого нет.
Меня беспокоит, что Юля не делает никаких попыток устроиться на работу.
А может, она ищет не просто достойного, но и богатого мужа, который обеспечит ей безбедную жизнь? Не хочу осуждать, каждый строит свою судьбу в соответствии с собственными представлениями. Волнуюсь лишь, примет ли ее избранник Женечку, когда Юля выйдет замуж, станет ли относиться к ней как к родной? Сегодня у меня одна мечта: чтобы внучка выросла хорошим человеком, была счастлива и помнила своего папу.
Подпишись на наш канал в Telegram