Бог сделал ее светоносицей, подарил красоту, а она как женщина не воспользовалась этим великим даром. И никто ей не помог: прекрасные цветы редко лелеют, гораздо чаще уничтожают...
Судьба моя пересеклась с судьбой Наташи Богуновой — знаменитой Светланы Афанасьевны, жены Ганжи из «Большой перемены» — два десятка лет назад. Все это время мы общались то чаще, то реже.
Близкими подругами не стали — с Наташей это было невозможно, но наш однажды начатый разговор длился и длился год за годом, вплоть до ее злосчастного отъезда на Крит. Для чего мы были даны друг другу? Я ни в чем не смогла ее убедить, ничего показать на своем примере, ничем помочь. Да и возможно ли это? Остается надеяться, что я принесла хоть немного утешения и тепла в ее жизнь. Много это или мало — судить не нам.
Когда мы познакомились с Наташей, году в 1993-м, ей было уже за сорок. Один из общих друзей привел ее на мой сольный концерт. Мало кто из артистов ценит оперное пение, и я была несказанно счастлива, когда Наташа потом заглянула в мою гримерку.
Пригласила ее присоединиться к общему чаепитию, люблю после выступления устроить для званых гостей за кулисами маленький фуршет, дружеское общение.
Наташа осталась довольна: ее узнавали, ей улыбались, просили автограф. Я отметила, что она была красиво одета, правда немного старомодно, в стиле семидесятых, но очень женственно.
С того дня Наташа зачастила на мои концерты, она очень тяготела к классике. Для нее музыка была важна изначально: Богунова в детстве занималась в балетной школе. А тут еще и возможность согреться в лучах искусства. Я для нее стала олицетворением светской стороны жизни: у меня избранная публика — поэты, музыканты, художники, все нарядно одеты, воодушевлены. Она видела, как ликует зал, сколько вокруг цветов, и ей тоже хотелось подняться на сцену, показать свою значимость. Я сама артистка и знаю: когда тебя не зовут, когда ты не снимаешься, живешь только старым багажом — это очень тяжело.
Любой женщине значимость важна, а кинозвезде просто жизненно необходима — через нее артистка самоутверждается. Если не от работы, то хотя бы через поклонение, через чей-то восторг. И в этом смысле Наташа была обездолена, сейчас люди настолько живут своими проблемами, что даже слова доброго не скажут. Неудивительно, что она цеплялась за свое прошлое признание. А на концерте в антракте поклонники подойдут, ручку поцелуют. Ее узнают:
— Ах, это вы?!
— Да! Это я!
Богунова часто восторженно рассказывала: «Была на кинофестивале, меня узнавали, здоровались», «В овощном отделе, ты представляешь, пропустили без очереди, предложили сумку до дома донести».
Как-то Наташа позвонила и стала пытать:
— Соловушка моя, — она меня так называла, — научи, как организовать сольный концерт. Я уже делала программу «Поэты Серебряного века», правда это было давно, еще при советской власти. Сейчас все изменилось, не знаю, как и подступиться.
Она свободно себя со мной чувствовала: я — оперная певица, еще меня называют «королева русского романса», ни для попсы, ни для киноактрис не представляю никакой конкуренции. Мы просто в разных плоскостях существуем и творим.
— Дорогая, это сложно. Учти, если ты не найдешь заинтересованного в тебе администратора, придется все делать самой: составлять программу, писать текст для ведущего, самое главное — собирать народ.
Ведь чтобы на концерт пришло сто человек, нужно сделать двести пятьдесят звонков. Сможешь?
— Для меня это очень трудно, — призналась она. — Но попробую.
Однако ничего не происходило, сколько бы раз мы ни возвращались к этой теме, все уходило в песок: Наташа помечтает — и все. На смену восторженному душевному возбуждению приходили апатия, безволие, отсутствие энергии.
Тогда я еще не осознавала, что Наташа больна шизофренией, а в переводе с греческого это значит «раскалывать рассудок». Вот у нее разум и был расколот: мечтания отдельно, течение будней отдельно.
Звонила она часто, друзей и подруг не было, а выговориться хотелось.
Я могла слушать Наташу часами, чувствовала, что у нее в этом большая потребность. Богунова никогда не сплетничала, не говорила о людях плохо, в основном все разговоры велись о кино, театре, будущих ее концертах и очень редко о личной жизни. Все, что узнала о ней, собиралось по крупицам на протяжении двадцати лет, настолько закрытым человеком она была.
Родилась в Ленинграде, родители работали в пошивочном ателье, папу она не помнила, он умер, когда Наташе исполнился годик. Дедушка был театральным закройщиком, шил костюмы оперным и балетным артистам. Жили в великолепном доме, построенном зодчим Карлом Росси, рядом с Александринским театром. Здесь же квартировали балерины и певицы из «Мариинки». Наташа часто бывала у них в гостях, видела, какие вещи их окружают, и мечтала: стану балериной, заживу так же прекрасно.
В одну из наших бесед мы разговорились о детстве: я-то из неблагополучной семьи, в памяти больше обиды и оскорбления, о детдоме и вспоминать не хочется, а у Наташи детские годы были волшебными.
Она даже разоткровенничалась вопреки обыкновению:
— В девять лет поступала в Ленинградское хореографическое училище имени Вагановой. Но не приняли, сказали: «Девочка физически слабенькая». Мама наняла репетитора, суровую женщину. Когда я ленилась, педагог так сильно шлепала меня по попе, что приходилось выполнять все ее команды. За год занятий она сформировала у меня крепкий мышечный корсет. В десять лет я поступила, училась, кстати, вместе с Михаилом Барышниковым.
Очень скоро нас, девочек, выпустили на большую сцену. Как же мне нравилось вставать на пуанты и кружиться, словно я невесомая снежинка или бабочка!
— Ты помнишь свою первую любовь? — спросила я.
— Конечно, мальчик из нашего училища. Фортепьянная музыка, свет в огромных окнах, и его танец! Я просто трепетала.
В один прекрасный день всех девочек из класса позвали на просмотр к режиссеру Игорю Таланкину, он искал маленькую героиню в свой фильм «Вступление». Выбрал Наташу — тоненькую белокурую нимфетку с ясными лучистыми глазами. Но нимфетка попалась с характером — отказалась сниматься. Зачем ей? В «Мариинке», как в волшебном замке, красиво и богато, а в кино, как объяснили, надо вживаться в роль, плакать, отчаиваться, горевать.
Страдать она не хотела.
— А как отнеслась к этому мама, Людмила Ивановна? — спросила я.
— Она и Игорь Таланкин все-таки меня убедили. Снималась с Ниной Ургант и Валерием Носиком. Фильм получил Специальный приз жюри на кинофестивале в Венеции. В шестнадцать сыграла у Михаила Калика главную роль в картине «До свидания, мальчики!» Была еще и главная роль в фильме «Мальчик и девочка». Пока снималась, сильно поправилась, и балет отпал сам собой.
— И ты не пожалела?
— Нет, мне понравилась взрослая жизнь, — Наташа рассмеялась.
— Чем же? — поинтересовалась я.
— Чувствовала себя небожительницей.
Понятно было, о чем она говорит: если у тебя главная роль, то ты как божество в центре Вселенной. На съемках все тебя любят, восхищаются: и обед принесут, и платьице подстегнут булавкой, и штрипочку загладят, и причесочку поправят. Все для вас, дорогая. А при желании — безграничная дружба с режиссером, а если не дружба, так любовь или роман. Да и дома мама беспрерывно новые наряды шьет, одевает как куколку. А что уж говорить о подружках?! Все это очень балует. Сплошные «поклоны» — Наташа была знаменитой питерской девочкой.
Пока снималась в кино, учебу забросила, пришлось экстерном в вечерней школе в Офицерском клубе за год «пройти» три класса. В семнадцать лет подала документы во все театральные вузы Москвы.
Поступила во ВГИК в мастерскую Бабочкина.
В институте Наташа буквально боготворила Бориса Андреевича и не скрывала своего чувства. Называла его Оборотень: Наташу поражала способность учителя к перевоплощению. Мэтр знал, что студентка к нему неравнодушна, и часто шутил: «Богунова здесь, значит, можно начинать урок».
Никогда не рассказывала мне о своих однокурсницах — Елене Соловей, Лоре Умаровой, видимо, ее не интересовали их судьбы и творческие успехи. Да и не до них было, Наташа много работала: уже на первом курсе сыграла Дэзи Гарвей в «Бегущей по волнам». Фильм снимался в Болгарии. Они с Маргаритой Тереховой жили в одном гостиничном номере. Правда, с картиной не повезло: сценаристом был Александр Галич, и когда он эмигрировал, ее положили на полку.
Вскоре Богунову пригласили в «Мужской разговор» Игоря Шатрова, потом в «Весеннюю сказку» на роль Снегурочки. Все героини были очаровательные, нежные, легкие создания, словно пронизанные солнечным светом. На Наташу работал чисто физический фактор. Не артистизм, а красота, внешность тогда ее играла.
В 1970 году Наташа окончила институт и прошла конкурс в Театр имени Моссовета. Она очень понравилась главному режиссеру Юрию Завадскому, крепкому, активному мужчине, хотя было ему уже под восемьдесят. Богунова рассказывала мне, что одна из подруг Завадского отличалась особой ревностью: заходила в гримерки к молодым актрисам и заглядывала им под юбки — была уверена, что режиссер дарит своим женщинам одинаковое нижнее белье.
По словам Наташи, коллеги считали, что она очень похожа на молодую Марецкую, с которой, кстати, у Богуновой сложились добрые отношения, как и с другой примой театра — Любовью Орловой.
Не знаю, благодаря Завадскому или нет, но Наташе очень быстро дали место в общежитии, а потом выделили однокомнатную квартиру.
Играла Богунова в Театре Моссовета и в массовках, и главные роли, особенно блистала в спектакле Романа Виктюка «Вечерний свет» по пьесе Алексея Арбузова.
Интересная история произошла с детской сказкой «Кошка, которая гуляла сама по себе». «Нужно было двигаться и даже кататься по сцене так, как эти грациозные животные, а меня, представляешь, — вспоминала Наташа, —обвинили в пропаганде эротики и антисоветчине!
Я им ответила: «Играла бы Лошадь, вела бы себя как лошадь!»
Колоссальный успех принес Богуновой четырехсерийный телевизионный фильм «Большая перемена». Режиссер картины Алексей Коренев в виде исключения дал Богуновой прочитать сценарий и выбрать роль по душе. Она остановилась на учительнице русского языка Светлане Афанасьевне.
Я спросила у Наташи:
— Почему жена Ганжи?
— Подумала, что эту женщину будут любить всегда.
Так и получилось: и сейчас этот фильм не забыт, он стал культовым. А тогда, после премьеры, Богуновой проходу на улице не давали.
Такая слава на нее обрушилась, о какой мало кто и мечтает. Да это было и оправданно: когда Наташа снималась, она жила, ликовала, все вокруг нее колосилось и трепетало, и зрители это чувствовали. Она получала сотни поздравительных телеграмм, письма с признаниями в любви и предложениями выйти замуж, охапки цветов. Многие спрашивали: «А вы действительно жена Александра Збруева?» В ответ она лукаво улыбалась — актер тогда уже был женат на Людмиле Савельевой.
Еще во ВГИКе начался Наташин роман с Александром Стефановичем. Встречались недолго, в 1968 году поженились, Стефанович оканчивал режиссерский факультет ВГИКа, мастерскую Льва Кулешова, а Наташа училась на третьем курсе. Жить обоим было негде, и муж проявил находчивость — перетащил в общественную душевую кровать, укрепил дверную защелку, чтобы не открывалась от первого же рывка.
Гулкое кафельное помещение со ржавыми гудящими трубами и стало их первым семейным гнездом. Ну, по крайней мере, так говорит Стефанович... Сама Наташа об этом не особо распространялась.
— Ты любила его?
— Очень. И я понимала: быть женой кинорежиссера совсем не плохо, всегда будешь на плаву. Но оказалось иначе, я у него так и не снялась, не извлекла пользы.
Наташа избегала воспоминаний о прошлом, скупо рассказывала о нем. Да и похвастаться было нечем. Брак оказался коротким. По документам — семь лет, а фактически со слов Стефановича — три года, с Наташиных — четыре.
Уже из цифр становится ясно, кто из них больше ценил отношения. В один «прекрасный» день Александр собрал скромные пожитки и ушел, они тогда уже снимали квартиру. Наташа переживала, но она была на пике своей славы после премьеры «Большой перемены», и это служило утешением. Вскоре Наташа узнала, что у Стефановича роман с Пугачевой. Она рассказывала мне, что даже встречалась с Аллой, пыталась вернуть Сашу. Но все впустую, Пугачева резонно заметила, что это должен решать Стефанович, а он и не думал уходить от своей новой любви.
Потом и муза отвернулась от нее. Наташе крупно не повезло с фильмом «Умные вещи» Анатолия Граника. Сыграла роль невесты главного героя, музыканта. Имя у нее было звучное — Эхо, а вот образ получился тусклый, проходной, не прозвучал.
Но ей продолжали предлагать интересные роли. Наташе бы соглашаться, но она стала капризничать, придираться, искать новую «звездную» героиню. Не нашла и время потеряла! А у киношников жестко: выпал из обоймы — все, ты больше никому не нужен.
Я спрашивала:
— Дорогая моя, не пойму, почему ты не снималась?
— Соловушка, главных ролей не давали, а в эпизоде никто моей работы не оценит.
Гордыня в ней говорила: как это она, Героиня с большой буквы, и вдруг: «Кушать подано»! Была очень амбициозна, поэтому отказывалась, не рассчитала, что никто не захочет вертеться вокруг актрисы со сложным характером.
Наташа не одна такая, знаю многих похожих творческих людей, не буду называть их имена. Сейчас они в возрасте, не снимаются, но все равно ведут себя по-королевски: «Подайте то, подайте это!» Редко, но бывает иначе. Вот моя учительница Елена Образцова — мировая величина. Уж ее-то на руках кто только не носил: и президенты, и короли, и принцы... А она как со мной разговаривает, так и с ними, с любым знакомым одинакова и ни от какой творческой работы не отказывается. Но такое свойство дано людям только самой высшей пробы — вести себя просто и благородно в любой ситуации.
Первый раз Наташу увезли в психиатрическую клинику прямо из Театра Моссовета. Мне кажется, что она еще не была тогда больна, это был нервный припадок. Так часто случается у актеров, он был вызван стрессом от осознания, что ни своим талантом, ни внешностью она не может пробить стену, воздвигнутую судьбой между ней и кинематографом, главным смыслом ее жизни.
Сейчас никто не хочет вспоминать подробности этого случая: как она себя вела, что говорила — и это правильно, не стоит этого делать, это неприлично.
А потом умер Юрий Завадский и ему на смену пришел Павел Хомский. Играла Наташа при нем мало, но держалась за свои роли, хотела хоть как-то быть востребована. Однажды в разговоре упомянула, что ушла из театра из-за Хомского. Мол, выпив, он сделал ей «особое» предложение. Она отказала и вскоре уволилась. Ради заработка стала читать в клубах стихи, в каких-то кружках ставить с детишками спектакли, а потом сдалась, опустила руки, это ее и сломило.
Был, правда, еще один фильм — «Бег по солнечной стороне» режиссера Олега Кавуна, Наташа сыграла начальницу почты.
Но разве это роль ее уровня?
Только представьте, это же какая трагедия: способности есть, красота есть, Господь все дал с излишком, а воплощения нет. Это такие ножницы, страшные для художника. Она все понимала, однажды даже взмолилась: «Дай, Господи, чтобы не было хуже, чтобы было лучше. Чтобы была творческая работа, интересная, и чтобы для меня как актрисы это было духовной пищей! Молю тебя, Господи!»
Но работы не было...
Я вот думаю: что могло стать причиной ее болезни? Наследственность? Возможно. Но никто из ее близких родственников не признался, что в роду были люди, страдавшие подобными расстройствами.
Вероятнее все-таки, что Наташа не справилась со своей психикой, была настроена на великую славу, вечный праздник, а получила разбитое корыто.
«Да и друзей с каждым годом становилось все меньше, — рассказывала Наташа. — Когда жила с Сашей, коллеги по кино и театру крутились рядом, я ведь была женой начинающего режиссера, может, рассчитывали, что Стефанович пригласит их в свои картины. А когда мы развелись, для многих стала неинтересна».
Думаю, она могла бы вновь подняться на волну успеха, но у нее не было необходимых для этого человеческих качеств — коммуникабельности, настойчивости, веры в себя. И в этом никто не виноват, только она сама. Ведь та же Людмила Гурченко, когда ее перестали снимать, вычеркнули из списка живых, нашла в себе силы, прямо восстала из пепла.
Это какая должна быть мощнейшая тяга к созиданию! У Наташи ее не было, она замкнулась, отдалилась от людей, почти не давала интервью. В последние годы Наташу стали звать в телевизионные ток-шоу — она упорно отказывалась.
Спрашиваю у нее:
— Почему не идешь на телевидение?
— Не могу, плохо выгляжу.
— Дорогуша, не кокетничай. Ты в отличной форме! Надо напоминать о себе.
— Кому надо, сами придут.
И кладет трубку. Не хотела никому кланяться, амбиции не позволяли.
Богунова никогда не рассказывала про свои любовные отношения с мужчинами. Видимо, не про кого было говорить, похвалиться нечем. Зато заявляла часто: «Меня любят все!» Но когда любят все, значит, не любит никто.
Хотя нет, однажды Наташа призналась, что у нее был еще один муж кроме Стефановича, никому не известный заурядный человек из простой среды. Но это великая тайна. А может, сочинила? Конечно, она нравилась мужчинам своей нежностью, трогательностью — образ, который Богунова в молодости вынесла на экран, и в жизни сохранялся, но этого мало. Чтобы жить с мужчиной — не то чтобы его завоевывать, он и сам поначалу завоюется, а чтобы его удержать, — нужно много чего. И в частности понимания и заботы. Чтобы что-то получать, надо много отдавать. Это не про Наташу.
Когда сейчас спрашивают, как же так, почему у такой прекрасной женщины не было ребенка и мужа — отвечаю: «Она была приспособлена только для того, чтобы за ней ухаживали». А желающих делать это всегда немного. Отсюда и развился некоторый элемент озабоченности относительно мужчин, явный пунктик, а правильнее сказать — проблема.
Однажды пригласила нас с мужем на просмотр фильма в Дом кино. Мы вошли в зал и сели на свободные места: я в центре, справа Наташа, слева мой муж. Почти два часа, пока шла лента, Наташа через меня смотрела на моего супруга, буквально не отводя глаз. Я была немного удивлена, но не подала виду, потому что понимала ее. Не то чтобы она хотела соблазнить, заинтересовать собой, увести — нет. Она вела себя как страдающая жаждой женщина, увидевшая родник с чистой водой.
Все это было очень выразительно. Муж, конечно, ее интерес почувствовал, он очень восприимчивый человек. Дома я спросила: что он думает об этой ситуации? Муж не стал делать какие-то выводы, вешать ярлыки. О Наташе ничего плохого и сказать нельзя, только хорошее. И я ее не осуждала.
В другой раз мы встретились с Богуновой в Доме кино на концерте актера Евгения Воскресенского. Со мной были сын и двое его друзей — симпатичные молодые ребята. Посидели в кафе, пообщались. Я видела, как Наташа льнет к мальчикам. И у них к Богуновой интерес — все знают ее по «Большой перемене». Наташа легко откликалась на мужское внимание, сразу оживала, улыбалась лучезарно, волосы легонько со лба сбрасывала, все в ней играло. Ей нравилось быть в центре внимания, когда рядом мужчины: и ручку поцелуют, и комплимент скажут.
Горестно, что Бог сделал Наташу светоносицей на земле, подарил ей красоту, а она как женщина не воспользовалась этим великим даром, делающим мужчин ведомыми.
Это важно, направить мужчину — для его и своего блага. А все потому, что не знала покоя, не обладала волей, потому и красота Наташи не была созидательной. И никто ей не помог: прекрасные цветы редко лелеют, гораздо чаще уничтожают.
Лидия Ивановна обменяла ленинградскую квартиру на двухкомнатную в Москве — хотела быть поближе к дочери. Наташа перебралась к ней, а свою, однокомнатную, стала сдавать. На мамину пенсию не проживешь, она подрабатывала — учила детей в театральных студиях, участвовала в концертах.
В нашей стране творческие люди прямо как сиротки Хаси — зарплаты копеечные. Что тут скрывать: если ты во времена популярности ничего под ванну не отложил, в старости уже не накопишь. А актеры не то чтобы бездумные или беспечные, просто редко кто из них имеет практические мозги и умеет смотреть на полшага вперед.
В дом Наташа никого не звала, видимо, и там похвастаться было нечем, мечты о роскоши, что шли из детства, из питерского дома Карла Росси, так и остались мечтами. Быт был на маме, а дочка только и делала, что занималась собой. Звоню как-то, спрашиваю:
— Что делаешь?
— Платье перешиваю.
— Обед уже приготовила?
— Да ты что, Соловушка? Это мамина забота.
Думала, что мама вечна и в доме все само собой делается: картошка варится, белье стирается, — совершенно не хотела приспосабливаться к жизни, витала в облаках. Периодически казалось, что многое наигрывает, образ создает, а там было уже нездоровье.
Как-то в минуту просветления сказала: «Жалею, что не познала радости материнства». По ее рассказу я поняла, что Саша детей не хотел, а она не решилась, боялась испортить карьеру. Позже у нее появлялись мысли усыновить или удочерить кого-то, но и этого она не сделала.
Наташино желание растить ребенка вроде было понятно, но в реальности ни с каким малышом она жить не смогла бы.
Ему нужно себя посвятить, проявить спокойное, вдумчивое, заботливое отношение, а Наташа была занята только своими проблемами. Я пожила уже, мудрая Тортила-то, знаю: если человек на чем-то зациклен, значит, вокруг него нет свежего воздуха, нет развития. А раз нет развития, значит — деградация.
Не раз объясняла ей: «Господь наказал — помни меня на маковое зерно, а я тебя не забуду. Человек никогда не пропадет, если Бог внутри есть. А когда дух надломлен, когда он слаб и нежизнеспособен, он не движется, не развивается и смерть происходит гораздо раньше. А уж внешние признаки и побудительные причины могут быть разные. Если у женщины нет духовной опоры, у нее все рушится как карточный домик».
Она понимала это. Однажды спросила: — Соловушка, ты в первом браке была матушкой — замужем за священником, можешь подсказать, как жить правильно?
— Заботиться о своем теле как о сосуде для духа.
Особенно если ты художник, ты должен быть красив, преображать вокруг себя пространство и превращать своей красотой в гармонию все, что тебя окружает. Это касается и человеческих отношений, и внешнего облика. И в доме должна быть чистота, потому что беспорядок притягивает тьму.
— А как же мысли о дурном? Как с ними справиться?
— Старайся не думать о плохом, иначе ты его притягиваешь.
Как-то призналась, что мама ее раздражает. Спрашиваю: — Как Лидия Ивановна?
— Да никак.
Старый человек, без конца «бла-бла» ни о чем! Нет уже сил это терпеть!
В чем-то я ее понимаю: может быть, нетактично такое сравнение, но даже хорошие соседи по коммуналке мучаются от невозможности расстаться, а творческому человеку вдвойне необходимо побыть наедине с собой.
Был период, когда Наташу мучили приступы. Знакомые говорили, что она все чаще становилась агрессивной. Сама я ни разу не видела ее в таком состоянии, но знаю из прессы о ее конфликте с соседкой: якобы Богунова бегала по подъезду и угрожала ей ножом. Видимо, что-то действительно было, коль ее мама несколько раз вызывала милицию и Наташу увозили в клинику. В другой раз ей показалось, что соседи сдали квартиру бомжам и те курят опиум, а ей от этого запаха плохо.
Был случай, обвинила знакомых, что украли у нее драгоценности. Врачи говорят, для шизофреников характерны расстройство мышления и галлюцинации. Бедная, бедная Наташа!
Ее клали в больницу на сорок пять дней, это срок, за который врачи проводят так называемую «коррекцию» психики. Потом она возвращалась домой, просветленная, готовая начать жизнь с чистого листа. И что ее ждало? Стоячее болото в лучшем случае!
Если у Наташи были странности, то, наверное, и у ее мамы наблюдались свои психические «оттенки». А что удивляться? Жила в постоянном негативе: дочка с младых ногтей была звездой, росла красавицей, в молодости даже секс-символом называли. Все должно было упасть к ее ногам: и слава, и богатство, и любовь.
А тут разочарование — ни ролей, ни почета, ни денег, ни семьи. И главное — Наташина болезнь, неизлечимая, коварная! Постоянный страх, что будет с доченькой, когда та останется одна-одинешенька, без детей, без мужа. Какая мать может с этим смириться? Отсюда и жизнь на нерве.
В нормальной семье и то трудно сохранять любовь, понимание, чувство такта, бережное отношение друг к другу, а каково было двум женщинам, закрывшимся в своем мирке?
А еще и готовить надо, и убраться бы неплохо: мама уже старенькая, с хозяйством не справляется, даже перекусить нечем — в магазин в таком возрасте не набегаешься. Как говорят, в холодильнике мышь повесилась. Разве в такой атмосфере придут в голову позитивные мысли?!
Я ее хорошо понимала. Сама детдомовская, одна растила сына после неудавшегося брака, никто не помогал. В гостиной над фортепиано висит мой портрет в молодости. Наташа увидела его и спросила:
— Почему ты тут не улыбаешься?
— А с чего улыбаться-то? В эти годы я была голодная, голая, босая, ребенок на руках и никто копейки не дал и куска хлеба не отломил.
Был период, когда болезнь не трогала Наташу несколько лет. Она ходила в бассейн, шила себе одежду, раз в неделю обязательно отправлялась в Дом кино или на выставки и фуршеты и меня звала: «Пойдем на какой-нибудь фильм?» Но я, как правило, отказывалась. Наташа-то была одинока, а у меня хватает проблем. Я — мать, жена, бабушка, востребованная певица, а еще и портниха, повар, автомеханик, маляр — кто хотите.
А Наташа придет на мероприятие, потусуется, порцию комплиментов получит.
Чтобы избавиться от чувства одиночества, цеплялась за былую популярность — а за что еще было хвататься? На банкете и поужинать можно, и выпить. Чем женщины стресс снимают? Кто шопингом, если есть возможность, а кто выпивкой. Наташа любила пропустить стаканчик, но сказать, что была алкоголичкой, — нет, нельзя. Она же пила таблетки. Окружающие могли легко принять за пьяное поведение внешние, пусть слабые проявления болезни — нервозность, чрезмерную восторженность, разглагольствования на философские темы. Я прочитала, что у женщин, больных шизофренией, риск заболеть алкоголизмом — сорок процентов, но это не касалось Наташи.
Богунова не единственная звезда, которая любила банкеты и тусовки. Многие артисты ходят на фуршеты, чтобы скрасить одиночество и побыть на людях. А другие идут в надежде просто найти пропитание, мы ведь все знаем немало примеров, когда наши корифеи уходят из жизни в полной нищете.
Та же Наталья Кустинская, вошедшая в десятку самых красивых женщин планеты, умерла одинокой, всеми забытой. А Тамара Носова («Свадьба в Малиновке», «Здравствуйте, я ваша тетя!», «Карнавальная ночь») бедствовала так, что однажды вышла на сцену в старом вечернем платье и галошах. Закончилось тем, что у Тамары Макаровны, жившей очень одиноко, случился инсульт. Несколько дней, обездвиженная, она пролежала на полу, по лицу ее бегали крысы. Наташа очень болезненно реагировала на такие случаи.
Не потому что любила этих актрис, нет. В этот момент она думала о своей возможной судьбе.
Конечно, жилье у Наташи было, с голоду она не умирала, но Богунова была еще довольно молодой, понятно, что ей хотелось не только поесть, но и выглядеть хорошо, достойно. У нее очень женственный был вкус, правильный — не голый пупок и другие обнаженные части тела, нет. Она воспитанница времени, когда чистота и благородство поднимались на щит. Сегодня даже слов таких никто не употребляет. Какая там женственность, какие чистота и кротость образа?! А она впитала именно это, но не все ее понимали.
В театре, еще в девяностые годы, Богунова как-то спускалась по лестнице, а навстречу — Саввина. Ия увидела, что у Наташи на руках белые кружевные перчатки без пальцев, их еще называют митенки, и сказала: «Мы все в дерьме, а ты в белых перчатках».
У Саввиной язык колкий был. Наташе это было, конечно же, неприятно.
Так что она старалась держаться, всегда своему образу соответствовать. Но в какой-то момент дала себе поблажку: сладкое очень полюбила. Из Дома кино всегда возвращалась с пакетом пирожных. Постоянно кофеек с чем-то сладеньким, да еще и гормоны принимала, от которых быстро поправляешься. Неудивительно, что несколько обрюзгла, обабилась. Тяжело за собой следить, когда нет мотивации. А мотивацией у художника может быть только творчество.
Гильдия актеров кино ей помогала, но при всем желании разве могут они серьезно помочь, учитывая нищету многих и многих невостребованных сегодня актеров?
Где денег столько взять? Достало бы стариков достойно похоронить. Ну, комплект белья постельного могут подарить, вот и все.
Наташа и к Стефановичу обращалась, просила помочь. Александр во время телевизионной передачи у Малахова скромно признался: «Чем мог — помог». Но Богунова мне об этой помощи ничего не рассказывала.
Не порицаю его. Согласна с утверждением, что все в руках человека. Ты сам должен строить свою жизнь. Если не стараешься — получи, что заслуживаешь. Научись общаться с людьми, ходи на встречи, позвони кому-нибудь, сам спроси, как у кого дела. А ведь все ждут только, чтобы их полюбили. Не хочу такие слова говорить о человеке, который ушел, но правду не стоит скрывать: как все наше общество идет не в лучшую сторону, так и Наташа бодрым шагом шла в том же направлении.
А потом случилась беда: умерла Лидия Ивановна, выпала из окна и разбилась насмерть.
Как это получилось, никто не знает. Ей было уже за восемьдесят: маленького роста, немощная, родные называли ее божий одуванчик. Возможно, мыла окна, поскользнулась, а может, выбросилась — правды уже не узнать. И Наташа сорвалась.
На похороны приехали родственники — сестры Лидии Ивановны из Питера и двоюродная сестра Анна с сыном Даниилом. С его слов, Наташа, узнав о трагедии, убежала из дома, где была — неизвестно, через пару дней вернулась и заперлась в своей квартире. За день до церемонии ей позвонили, сказали: «Завтра хороним твою маму». Она прокричала что-то невнятное, родные считают, что была нетрезвой, а может, был приступ болезни.
На похороны не пришла. Почему — неизвестно. Ясно одно: когда у человека такой диагноз и в его доме трагедия произошла, от него можно ожидать чего угодно.
Родственники уехали, и Наташа осталась одна. То, чего так боялась Лидия Ивановна, случилось. Только троюродная сестра Валентина ее и навещала, приносила сладенькое, занималась хозяйством. Наташа была совершенно сломлена смертью мамы, просто уничтожена. Я отлично знаю по своему детству, что такое одиночество. Оно напрочь разрушает человека, особенно публичных людей. И нужно иметь невероятную духовную крепость, чтобы выжить. У Наташи ее не было.
Мы созванивались, и я заметила, что Наташа раз от разу говорит все более сумбурно, язык у нее стал заплетаться. Она надломилась. С матерью Наташа была связана пуповиной, пусть у них и были сложные отношения.
А тут она поняла, что последний родной человек ее покинул. Ну вообще никого больше нет. Можно преодолеть любые преграды, выжить в любой стране, в любое время, при любой власти, если ты сверкаешь внутренним светом. Духовная сила тянет вверх, но Наташа к тому времени уже полностью погасла.
Потом я звонила еще много раз, но никто не брал трубку. Начала беспокоиться. Однажды попала на Валентину:
— Добрый день. Позовите Наташу.
— Она в больнице. В «Кащенко».
— Вы у нее бываете?
— Да, навещаю раз в неделю.
Наташа провела в клинике почти год, настолько плохо она себя чувствовала.
В начале лета муж говорит: «Давай съездим к Богуновой в больницу». Он очень трепетно к ней относился. Но в это время у меня свекровь приболела, на дачу надо было ехать. Дел-то на мне будь здоров сколько. Я и закрутилась. И еще честно скажу: сумасшедший дом на меня не лучшим образом действует.
Позже позвонила Наташе домой — она сняла трубку. Не стала с ней разговаривать ни о смерти Лидии Ивановны, ни о больнице. Раз сама не начала, значит, табу, не обсуждается. И мы беседовали на отвлеченные темы, но долго и хорошо. Наташа была в очень приличном состоянии.
Последний раз она позвонила примерно за месяц до поездки на Крит: — Соловушка моя, хочу прийти на твой концерт, — голос такой ясный, звонкий.
Это был период просветления, абсолютно здорового человеческого мышления. Она хотела быть на людях. Я обрадовалась:
— Конечно, жду. Ну, что у тебя нового?
— Собираюсь съездить отдохнуть, ухватить кусочек лета, покупаться. Пенсия за год накопилась, сдала квартиру, заплатили за полгода вперед, вот копеечка лишняя и образовалась.
— А что дома?
— Ремонт сделала, небольшой, косметический, стало повеселее.
— Была уже где-то?
— На кинофестивале в Доме кино, посмотрела много фильмов. Вокруг все молодые, интересные, одеты невозможно как.
Вот и я сарафан сшила, открытый. Год в затворничестве провела, теперь надо поярче выглядеть.
Я не удивилась ее оптимизму. За год в больнице Наташу полностью привели в чувство. Рассказала, что рядом с ней появилась девочка-волонтер Алина Тютюкина, молоденькая совсем. Как потом выяснилось, Богунова не только мне не сказала, что собирается за границу, но и никому другому, в том числе и Алине. Видимо, понимала, что начнут отговаривать: «Да куда ты поедешь, это же трата денег. И жарко на Крите, а здоровье уже не то».
Зная Наташу двадцать лет, уверенно скажу: в ее смерти нет никакого криминала. Все кричат в один голос: «Кто ее направил в Грецию?» Никто, сама решила. В минуты просветления Наташа была вполне сообразительна и разумна.
По сути, она год провела в заключении, а когда пришла в себя, захотела развлечься. Сделала паспорт, старый она потеряла, купила тур. И в том, что выбрала Крит, тоже нет ничего странного: решила покупаться в лучах тепла, внимания, и мужского в том числе, выгулять свои наряды, почувствовать себя женщиной.
Когда узнала о Наташиной смерти, была просто поражена. Всегда считала ее физически крепкой женщиной. Она, что называется, в жизни особенно не перетрудилась, не переработала, детей не рожала. Думаю, что сердце у нее отказало из-за жаркого климата, в августе даже сами греки прячутся от солнца. Но скорее всего, была не одна причина, а комплекс: высокая температура воздуха и сильный стресс. Может, вместо ожидаемой радости отдыха навалилось вдруг понимание безысходности, гнетущего одиночества, отсутствия творческих перспектив — это свалит и быка.
Одной мыслью человек может убить себя, а что еще было у нее на уме — разве мы знаем...
Наташины родные высказали предположение, что она могла запить свое лекарство вином или водкой. Действительно, нейролептики — антипсихотические препараты — опасно сочетать с алкоголем. Но, во-первых, неизвестно, принимала ли их Наташа в это время, а во-вторых, думаю, вряд ли это вызвало бы инфаркт миокарда, скорее уж инсульт.
Но в любом случае психическая болезнь сыграла с ней злую шутку. Поведи она себя как здоровый человек, адекватно оценивающий свое состояние, возможно, ее можно было бы спасти. Но когда во время первого приступа шестого августа приехала бригада врачей, Наташа принялась капризничать, мешала им осмотреть себя.
Даже подписала бумагу, что отказывается от госпитализации. Не понимала, что доктора уедут, а в греческой гостинице никто ее не знает и на помощь не придет — не нужна она никому.
Через три дня, девятого августа, когда совсем прихватило, служащие отеля опять вызвали «скорую» и Наташу принудительно госпитализировали. Но сделать ничего уже было нельзя, ее не спасли. Стали выяснять, как переправить тело на родину, и только тут узнали, что это известная русская актриса.
Наташа сиротливо умерла, одинокой, никому не нужной, и так же сиротливо была доставлена домой. Провожали ее чужие, совершенно незнакомые люди, а встречали — малознакомые.
После смерти Наташи вновь объявились родственники. Валентина пожаловалась мне, что они ей пригрозили: мол, если еще раз пойдешь на телевидение и расскажешь о своем участии в судьбе Наташи, никакого куска наследства не увидишь. Я Вале сказала: «Все, что положено тебе по закону, пусть сто рублей, ты получишь, тем более что есть свидетельские показания, что ты одна из всей родни за больным человеком ухаживала». Наверное, у Валентины был свой интерес, и ничего в этом нет странного. По человеческим и Божьим законам ей должно воздасться за ее старания, все-таки она единственная, кто заботился о Наташе, ходил к ней в больницу. В принципе, вся родня там неплохие люди, думаю, что имущественные вопросы решатся должным образом. Я все-таки в хорошее верю.
И знакомая Богуновой юристка Татьяна Степанова, которую теперь подозревают в том, что она ради Наташиной жилплощади спровадила ее в Грецию, вполне могла из добрых побуждений помочь Наташе и паспорт сделать, и путевку купить.
Хотя сейчас многим нравится обвинять ее в смерти актрисы. Мы пообщались с Татьяной на проводах Наташи, и та объяснила: «Я поняла, что Богунова — человек никому не нужный, осталась одна-одинешенька, просто хотела помочь ей».
Такова человеческая природа, что мы все время виноватых ищем. А прежде чем искать, ты сам с собой разберись, у себя наведи порядок, в своей квартире, на лестничной клетке, с родными и друзьями, на работе. И не надо впустую воздух сотрясать.
Спасибо Гильдии, что организовали транспортировку тела Наташи. Кто бы из родных это потянул?
Опять же — договорились с ЦКБ, откуда провожают в последний путь известных людей, это очень важно. Но странное дело, что на похоронах такой звезды, пусть и советских времен, было всего человек пятнадцать, считая всех родственников. Удивительно, что из Театра Моссовета не появился никто, даже Стефанович не пришел. Хотя теперь наверняка станет рассказывать на телевидении и в прессе, каким замечательным, легким и милым человеком была Наташа, как весело и хорошо они жили... три года. Ну да бог ему судья.
А если поразмыслить, чему тут удивляться? Когда Людмила Зыкина ушла из жизни и ее провожали в зале Чайковского, думала, толпы заполонят улицы. Нет, отнюдь: летнее время, многие на даче, в разъездах, не до великой певицы людям было, не пришли поклониться, цветок положить.
Подошла к гробу попрощаться с Наташей. В последний раз посмотрела на нее. Аккуратно расчесанные льняные волосы, никакой черной повязки на лбу, лицо все такое же одухотворенное, и контрастом — восковая бледность: смерть забрала ее последние краски.
После похорон родственники устроили поминки в грузинском кафе напротив Дома кино, очень все скромно, но прилично и достойно. Проходила мимо Татьяна Самойлова, зашла, ее пригласили присесть к столу, она ответила что-то вроде: «Это поминки, а не фуршет» — ничего не отведала и гордо вышла. Села за столик в соседнем заведении, выпила кофе. Вспоминала ли она там Наташу — несчастную актрису, свою коллегу, сострадала ли ее судьбе? Хочется верить, что да.
Подпишись на наш канал в Telegram