Телефон не отвечал. Я решил поехать на Балаклавский. Открыл дверь своим ключом: вся квартира была залита кровью... Господь свидетель — не было в моей жизни ничего страшнее этого утра.
Е сли в шесть утра приходила эсэмэска, я точно знал: проснулся Андрюша. И не только проснулся, но уже готов куда-то бежать, лететь, фонтанировать идеями. Как страшно и странно понимать, что не будет больше cообщений в шесть утра, его голоса в трубке, улыбки и характерного говорка. Когда думаю об Андрее, на глазах тут же появляются слезы и я, взрослый мужик, плачу и не могу остановиться.
Мне так его не хватает... Столько лет — неразлейвода. Если были в Москве и дня три не созванивались, обоим становилось не по себе.
— Геныч, — удивлялись приятели. — Вы настолько с Андрюхой разные и так дружите!
— Противоположности притягиваются, основной закон философии, — отвечал я.
О смерти Андрея ходит множество слухов. Морального принципа — о мертвом либо хорошо, либо ничего — никто сегодня не придерживается. Говорят: и пил, и в депрессию впадал, и жену собирался бросить ради молодой любовницы. Общий смысл всех этих высказываний сводится к одному — гибель Панина является закономерным итогом его непростой жизни.
Даже непонятно, когда же он успевал работать, если так себя не берег?! Попутали, короче говоря, экранный образ с реальным человеком. Думаю, Андрею не понравилось бы мое молчание в такой ситуации. Что ж, попробую рассказать о друге, каким его знал и любил.
Мы познакомились в Сандуновских банях десять лет назад. Офис моей фирмы находился неподалеку, и я частенько забегал в «Сандуны» среди дня. Однажды сидим с мужиками в парилке, и вдруг влетает шустрый веселый парень: «Ну что, мужики, подбросить вам парку?!» Не дожидаясь ответа, схватил метелку и, как заправский дворник, стал выметать березовые листочки от веников. Да так карикатурно, что все покатились со смеху. Но парень на этом не остановился, продолжил и дальше прикалываться, травить веселые байки.
В общем, обаял всех. Это и был Андрюша Панин, которого мы не сразу признали.
Прощаясь, я протянул ему визитную карточку:
— Будет желание, приходите в мой ресторан, перекусим, поболтаем.
— С удовольствием, — откликнулся Андрей, — а можем и прямо сейчас поехать. Я не против.
И мы отправились обедать. Общаться с ним было интересно и очень легко, будто сто лет знакомы. В конце концов вырулили на любимую тему Панина — русскую историю. Андрей был энциклопедически образован, начитан, любимого Льва Гумилева цитировал наизусть. Я заслушался и не заметил, как пролетело несколько часов. Позже, когда мы уже сдружились, я полюбил возить Панина на своей машине на съемки, на дачу к его родителям: пока ехали, он успевал рассказать столько всего интересного!
В то время я работал с японцами, мы снимали документальное кино для их телеканалов — NHK и TBS.
Мой деловой партнер Мори-сан постоянно наведывался в Москву, и, естественно, я приглашал его с компаньонами в любимые «Сандуны». Однажды Андрюша составил нам компанию.
Японцы как зашли в парилку, так и засели там, видно хотели продемонстрировать, насколько силен в них самурайский дух. Мы уже по нескольку раз попарились, а они все сидят.
— Геныч, — не выдержал Андрюша, — скажи своим японцам, что за шестьсот рублей, которые они заплатили, можно заходить и выходить из парилки сколько захочешь.
Наши засмеялись, а один из «самураев» изрек:
— Нам не слишком жарко.
— Что он сказал?
— пристали ко мне мужики.
— Он сказал: «Нам после Хиросимы ничего не страшно», — тут же «перевел» Андрюша.
В один из приездов японцы захватили в «Сандуны» самого Такеси Китано. Разумеется, Андрей не мог такое пропустить, попарились тогда на славу. Мой офис в Токио находился по соседству с офисом Китано, и Панин, как только я собирался туда лететь, с тех пор передавал культовому кинорежиссеру дубовые веники для бани.
Попасть в «Сандуны» по четвергам с одиннадцати до двух было очень сложно: прийти «к Мише на пар» считалось большой честью. Миша — бизнесмен — вместе с приятелем Николаем Фоменко в этот день обычно готовил особую парную. Друзья доставляли ему редкие алтайские травы, он их запаривал, поливал отваром стены, а пучки подвешивал. Аромат стоял нереальный. В парилку всегда набивалось множество Мишиных знакомых — бизнесменов, актеров, чиновников, нас с Андреем тоже приглашали. Однажды сидели с ним на полу, на полках места уже не осталось, вдруг в парную врывается банщик и говорит: «Ребята, сейчас сюда зайдет генерал, ну очень большой чин. Надо бы ему местечко организовать».
И вот он появляется и командным тоном спрашивает: — Что, орлы, пригорюнились?!
Кто уступит место генералу?
Андрюша поднял голову, окинул глазами его живот, потом перевел взгляд ниже и выдал:
— По вашим знакам отличия я бы вам максимум ефрейтора дал.
Все заржали, и генерал тоже. Он оказался нормальным мужиком, с чувством юмора, когда потом приходил к Мише на пар, всегда вспоминал: «Андрюша, как же ты меня сделал, молодец!»
Сам Панин не был тщеславным человеком, тщеславия в людях не любил и мог жестко осадить любого, кто начинал кичиться своим положением или деньгами. Это было известно, и при Андрее пальцы никто не гнул. Журналиста, который приехал брать интервью и с ходу дал понять, что он, лицо федерального телеканала, делает артисту одолжение, Панин легко вогнал в краску.
Тот поинтересовался:
— Вы в основном играете роли подлецов и бандитов. Чем они вам близки?
— Вы все мои фильмы посмотрели? — спросил Андрей.
— Ну, в общем, да.
— Я сыграл семьдесят ролей в кино. Хотя бы половину назовите.
Пафос с корреспондента слетел в одну секунду.
Андрей в то время был недоволен тем, как складывалась карьера, хотя предложений получал множество. Присылали новый сценарий, он читал только первую, пятую и десятую страницы.
Потом, вздохнув, откладывал его в сторону: «Опять роль бандита. А мне бы фильмец про любовь, вот где бы сыграл!»
Видимо поэтому однажды Андрей решил создать свою продюсерскую компанию, пригласив в совладельцы меня и Тамару Владимирцеву — они вместе сняли фильм «Внук космонавта» и сериал «Полный вперед!».
— Давайте снимать кино сами, и только такое, которое интересно нам.
— С удовольствием, — ответил я, — помогу в любом качестве.
— В любом — не надо. Будешь генеральным директором. Сам я ничего не понимаю ни в налогах, ни в контрактах.
— Андрюш, боюсь, не справлюсь...
И тут он произнес свою любимую фразу:
— Но это же не нейрохирургия, операцию на головном мозге делать не нужно, значит, научишься. Приглядывайся, вникай — и все получится!
Так я стал директором кинокомпании «Парус». Придумывая название, мы соединили первые слоги наших фамилий Панин и Русин — получилось красиво.
Тут придется немного рассказать о себе. Я родом из Узбекистана. Бизнесом занялся не сразу. Первое образование получил в Ташкентском хореографическом училище, затем окончил балетмейстерское отделение Московского института культуры. Распределение получил в «Росконцерт». Работая балетмейстером, и сам танцевал в Театре танца «Гжель».
Пахал как проклятый. Балетный «хлеб» — тяжелый, физические нагрузки огромны. А поскольку я был солистом, да еще и крупного телосложения, мне всегда доставались самые увесистые партнерши.
«Как ты их носил? Покажи, — просил Андрей. И я подхватывал жену Татьяну и демонстрировал поддержку. — Ни в жизнь так не смогу! — восторгался Панин. — Хоть бы посмотреть, как ты танцуешь». И я показал ему видео, снятое в Стране восходящего солнца, где несколько лет танцевал и работал хореографом, даже японский язык успел выучить. Андрей был впечатлен: «Все, теперь стану называть тебя исключительно Геннадий Петрович».
Я ставил номера не только для балета, но и для цирка. Один из них шел в Цирке дю Солей.
Когда ушел на пенсию — танцоры выходят рано, — получил юридическое образование и создал свой продюсерский центр. Стал работать импресарио, вывозил на гастроли в Японию, Шри-Ланку большие цирковые и балетные коллективы.
Андрюша, узнав об этом, говорил: «Если ты умудрялся довезти до места и выпустить на арену сотню пьяных циркачей, значит, и в кино у тебя все получится».
Я открыл в Москве один из первых японских ресторанов, но прогорел. Однако руки не опустил: заработал денег и открыл два новых, интернет-магазин и турагентство. «Геныч, зачем ты разбрасываешься? Закрой все это! Не трать жизнь на пустяки. Занимайся кино — тем, что тебе по-настоящему интересно», — советовал Андрюша.
Рестораны я все же оставил, а остальной бизнес продал, сосредоточившись на делах нашей кинокомпании. В институте специализировался на авторском праве, начал даже писать кандидатскую. Знания юриспруденции очень помогли, когда мы убеждали сына Владимира Набокова Дмитрия передать нам права на экранизацию романа «Камера обскура». Мне потребовалось четыре года, чтобы доказать лондонским адвокатам, что роман и его экранизация «Смех в темноте» — разные произведения, что наш фильм имеет полное право на существование в России и никак не ущемит западного владельца авторских прав на этот роман. Андрюша мечтал о роли Кречмара, говорил: «Я легко откажусь снимать эту картину как режиссер, но главную роль не отдам никому». Не сбылось...
Когда мы начали сотрудничать, я поразился, насколько заводной и веселый Андрюша мог быть жестким, требовательным и бескомпромиссным во всем, что касалось работы. Его график был всегда четко распланирован: сто сорок съемочных дней в одном проекте, затем неделя отдыха и новые съемки. Если планы провести неделю с семьей летели в тартарары, потому что требовалось что-то доснять, режиссеру и продюсерам мало не казалось. «Если вы все «просохатили», актер страдать не должен. Съемочный процесс нужно контролировать каждый день, — учил Андрей. — Раз этого не делали, я вас накажу, заплатите мне неустойку в тройном размере». Съемочный день Панина стоил не меньше, чем у Александра Домогарова. Продюсеры хватались за головы и бежали ко мне. Чаще всего удавалось смягчить ситуацию.
На площадке Андрей замечал все: водитель не приехал вовремя, рулоты (актерские вагончики, где можно отдохнуть в ожидании, когда позовут в кадр) не подвезли. Панин тут же призывал исполнительного продюсера: «Что вы себе позволяете?! Понабрали вас тут по объявлению! Вы видите, я давно на месте. Почему должен впустую тратить время?» Он был уверен: если продюсера сразу не загнать в жесткие рамки, у него потом всплывет лишняя съемочная смена, дополнительная озвучка, которая не прописана в контракте, появится переработка. Отчитав «просохатившего», Андрей поворачивался ко мне: «Как думаешь, не сильно я его?»
На сериале «Журов» мы с Паниным и Владимирцевой были сопродюсерами. Как же они с Тамарой Ивановной спорили! Искры сыпались.
Владимирцева — легендарная личность, в свое время она была вторым режиссером в группе самого Акиры Куросавы на картине «Дерсу Узала». В производстве Тамара Ивановна смыслила намного больше Андрюши.
— Надо взять дополнительный генератор! — требовала Владимирцева. — Если наш выйдет из строя, мы включим запасной и продолжим работу. Не будет света — площадка встанет.
— Нет, нет и нет! — горячился Панин. — Зачем переплачивать за лишнее оборудование? Лучше сэкономим средства на дополнительный съемочный день. Если что-то не понравится, сможем переснять.
Спорили до хрипоты и, так и не придя к согласию, расходились в разные стороны. Но Андрюша сначала разгорячится, а потом всегда сдает назад: — Ну ладно, не обижайся, ты права.
Поскольку деньги доставались ему тяжело, Панин стремился сэкономить.
Сын физиков, он научился хорошо считать. Я, бывало, набросаю примерную смету наших расходов, Андрей посмотрит: «По-моему, многовато. Давай подумаем, где отжать».
Несмотря на то, что денег на съемки вечно не хватало, он был очень разборчив в спонсорах. В определенные дни в «Сандуны» стекаются авторитетные люди. Увидев Панина, они приглашали:
— Андрюша, присядь-ка с нами.
Отказать значило нанести смертельную обиду. Нас угощали пивом, особой рыбкой.
— Сколько тебе нужно денег на фильм? — интересовались братки.
— Миллиона три, — отвечал Панин.
— Завтра наш курьер привезет тебе три «ляма» в целлофановом пакете. Скажи, куда?
Андрей отшучивался, говорил, что еще не нашел достойный сценарий. А мне потом пояснял: «Геныч, никогда ничего у них не бери, что бы ни предлагали эти славные парни. А то потом от них не отвяжемся».
Андрей нечестных людей видел за версту. Мне казалось, приехали к нам на переговоры приличные мужчины в хороших костюмах, все так красиво излагают: вот у нас сценарий, вот главная роль для вас, только выделите съемочные дни. Выслушав, Андрей отзывал меня в соседнюю комнату: — Петрович, это точно не наша история.
Денег нет, они блефуют, собираются взять бабки под мое имя. А дадут им или нет — большой вопрос.
— Ты ошибаешься, они производят хорошее впечатление.
— Вот увидишь.
В итоге всегда выходило так, как предрекал Андрей. Он четко просекал: здесь сплошные понты. Панин физически не выносил вранья, для него солгать было все равно что переступить через себя.
Но вернусь к съемкам. Единственным человеком, с которым Андрей никогда не спорил на площадке, был режиссер. Мог только отвести его в сторонку и тихо высказать свои замечания, дать совет. Но чтобы бунтовать, вопить: «Что за фигня?! Все не так! Я не буду это играть!», как нередко случается у известных актеров, такого никогда не было.
Ни об одном из режиссеров, с кем довелось работать, Панин не отзывался плохо.
Максимум — позволял себе сказать: «Я бы у него больше не снялся». Точно так же он говорил о некоторых коллегах: «Я бы не стал с ним играть в паре». Был случай, партнер Андрея явился на площадку «никакущий». Тут уж Панин был категоричен: «Пусть сначала проспится, потом войду с ним в кадр».
На площадке Андрей любил похулиганить, часто импровизировал, придумывал новый текст. Партнеры терялись, он это тут же обыгрывал, но режиссеры никогда не останавливали съемку, не предъявляли претензий. Все его находки были, что называется, в кассу.
Панин не забывал, насколько трудно сам пробивался в актерскую профессию. Ведь после Кемеровского института культуры он четыре года подряд штурмовал двери Школы-студии МХАТ, пока не добился своего: был зачислен на курс Александра Калягина. Поэтому к молодым актерам всегда относился с особым трепетом. Если видел, что новичка на площадке трясет от волнения, тут же подходил, обнимал за плечи, начинал травить анекдоты, что-то показывать, кого-то пародировать, и человека отпускало.
Андрей любил повторять: «Я клоун по жизни». Кстати, клоуном он в свое время подрабатывал — цеплял красный нос, смешил детей. Получалось это у него феноменально. Влада Ветрова, который снимался у нас в «Журове», «раскалывал» на съемках постоянно: «Мужчина, вы голову помыли, а усы причесать забыли. А этого на площадочке делать нельзя».
Влад в связи с этим всегда снимался в приподнятом настроении.
Коллег Андрей любил и берег. К примеру, возникли у нас на «Журове» разногласия по контракту с Олесей Судзиловской.
— Она опять отменила озвучку, — жаловался я. — Сказала: не могу. Может, все дело в гонораре? Ты же знаешь, что тон-студия расписана на месяц вперед. Что делать?
— Петрович, не парься! Олеся недавно родила, у нее голова занята другим, ей нужно грудь давать ребенку. Не переживай, я сам позвоню.
И ведь уговорил Судзиловскую закончить работу в срок. Андрюша часто объяснял актерам: «Я-то нормальный, тебя понимаю и рад помочь — сам артист.
Но у меня же директор бизнесмен. Такой зверюга!»
Панин как никто понимал, насколько раним актер. Сам натерпелся от деспотизма администраторов. После Школы-студии Андрей несколько лет играл в прославленной труппе МХАТа. Многие до сих пор помнят, насколько гениален он был на сцене. Публика валом валила на спектакли с участием Панина, что не избавляло его от критики «высокого начальства».
Андрей рассказывал, что Олег Ефремов был уже серьезно болен и плохо контролировал процесс. В театре началась вакханалия, рядом с мэтром появлялись некие царьки — мелкие руководители, которые относились к актерам как к своим вассалам. Они ввели неприемлемое для Андрея правило: отчитывать артистов для проформы, чтобы просто показать свою власть.
По понедельникам царек собирал труппу и устраивал всем разнос по поводу и без, а потом еще и вел индивидуальные профилактические беседы.
— Вы вчера опоздали на пятнадцать минут, — отчитал он однажды Андрея. — Это недопустимо!
Поясню: актеры, занятые в первом акте спектакля, должны по правилам прибыть в театр за час до начала. Именно к этому моменту, а совсем не к выходу на сцену опоздал Панин.
— На процесс это как-то повлияло? — поинтересовался он.
— Неважно, все равно будем принимать меры!
— Да пошел ты... — сказал Андрей и добавил куда конкретно.
Разразился скандал, от Панина требовали извинений, он категорически отказался их принести. В итоге ему пришлось уйти из любимого театра. Хотя Ефремов, пересекаясь с Андреем на мероприятиях, всегда говорил: «Возвращайся в любой момент. У тебя большие перспективы».
Но Андрюшин учитель Александр Калягин, который его всегда поддерживал, отсоветовал: «Вернешься, когда страсти поулягутся. А сейчас иди в кино. У тебя там все получится».
Думаю, Андрей все-таки переживал, что пришлось покинуть МХАТ, но виду не показывал, говорил: «Я слишком вольнолюбивый человек, чтобы страдать в темнице этого театра».
К слову, когда он приходил в мой офис на Никольской улице, охранники его узнавали, но фамилию вспомнить не могли и вежливо спрашивали:
— Как вас записать?
— все объекты напротив Кремля режимные, каждый человек должен быть зарегистрирован.
— Ну, сегодня запишите — Ефремов, — заявлял Панин.
Не так давно Андрей строил планы:
— Геныч, как я устал от кино, от слабеньких сценариев. Давай поищем какую-нибудь хорошую пьесу, поставим антрепризный спектакль и прокатимся по стране.
— Да запросто! Это работа, которую я люблю: возил когда-то по городам мюзикл «Мастер и Маргарита». Ищи пьесу, тур тебе организую моментально.
Но Панин сел писать комедийный сценарий: «Если не только его поставлю, но и сыграю главную роль, воздвигну себе памятник нерукотворный».
Не раз предлагал ему организовать «чес», проехать по России с творческими встречами. «Я тебя умоляю! — отвечал Андрей. — Тебе это нужно? И мне нет. Мы самодостаточные люди, можем и без этого денег заработать».
Зато когда ездили в Смоленск на кинофестиваль «Золотой Феникс», Панин часа по полтора общался со зрителями совершенно бесплатно. Точно так же, как со студентами своей альма-матер в Кемерово. Будущих деятелей культуры, конечно же, в первую очередь интересовали профессиональные вопросы. А обычная публика спрашивала в основном о личном: — Почему вы не служили в армии?
— Не взяли, блата в военкомате не было, — не терялся Панин.
На самом деле от армии он попросту «откосил», говорил мне: «Почувствовал, что армия — не мое».
Андрей не «звездил». У него не было эксклюзивного райдера. Он никогда не требовал ничего экзотического, сверхъестественного, не самодурствовал. Панин не любил останавливаться в гостиницах, просил продюсеров снять для него квартиру, такую, чтобы хорошо проветривалась, чтобы окна выходили во двор и в них обязательно попадало солнце. Если съемки проходили летом, в его райдере появлялся дополнительный пункт: велосипед. Обожал кататься, кепочку натянет и пошел крутить педали, даже на площадку ездил на велосипеде. И в еде был скромен, не любил особых излишеств.
«Вот ты в прошлом артист балета, а набрал тридцать лишних килограммов», — критиковал он меня. Мяса Андрей практически не ел, предпочитал рыбу и овощи. Как правило, когда я приезжал к нему на съемки, нас селили в квартире вместе. Андрей вставал рано утром, сам варил овсяную кашу, это был его завтрак.
Возвращались мы после работы часов в десять вечера и до четырех утра могли что-то обсуждать, спорить. Мой отец военный, семья прожила в Узбекистане десять лет. С детства «глотал» исторические романы про Тамерлана, Александра Македонского, про Великий шелковый путь. Увлечение с возрастом не прошло.
— Прочитал недавно у Яна... — начинал рассказывать Панину.
— Теперь послушай, что пишет по этому поводу Гумилев, — откликался Андрей.
Как мы спорили!
До хрипоты. Часто обсуждали и будущее кино. Андрей говорил: «Не стоит нам подражать Голливуду. Эра спецэффектов быстро закончится, кино вернется к тому, чем мы славились лет тридцать назад, к крепкой драматургии, человеческим историям».
Он всегда соглашался сниматься, если ему предлагали такой фильм, как, например, «Апельсиновый сок». Скромный проект, история о том, как состоятельный бизнесмен, смертельно заболев, нанял сиделку. Та, университетский преподаватель, согласилась на эту работу, потому что муж повесил на нее огромные долги. Между ними возникают чувства. Но когда героиня (ее роль исполняла Ингеборга Дапкунайте) попросила дать денег, он отказал, обвинил в неискренности.
Женщина ушла, бизнесмен умер на следующий день, а после его смерти выяснилось, что он давно составил завещание в ее пользу. Герой Панина похож на самого Андрюшу. У него тоже оболочка была колючей, а внутри он оставался мягким и сентиментальным. Но об этом знали только семья да пара близких друзей.
Андрей и в пятьдесят лет находился в прекрасной физической форме, занимался спортом, отжимался, качал пресс, мог тридцать раз подтянуться на турнике. Однажды после съемочной смены в Минске сидели и смотрели до трех утра чемпионат мира по легкой атлетике. И вдруг Андрей завелся:
— Давай посмотрим, кто дольше удержит пресс!
— Ну, давай.
Подняли ноги, я, хоть и был потолще Панина, выиграл.
— Так, давай отжиматься, — не успокоился Андрей, не любил он проигрывать.
Стали отжиматься от пола, я опять победил.
— Пошли на турник!
Выскочили среди ночи во двор в одних трусах. Андрей подтянулся на турнике, подъем — переворот, еще раз подъем — переворот. В общем, на турнике он меня наконец «сделал». Счастливый и довольный, говорит:
— Вот теперь пойдем спать!
Хватились, а ключей нет. Когда выходили, забыли их взять, а дверь захлопнули, даже в подъезд не можем попасть!
Посидели на лавочке, хоть и лето стояло, но ночью прохладно.
— Андрюш, пошли в «Макдоналдс» погреемся.
— Ты что! Нас же сразу в «дурку» заберут!
Просидели еще час, закоченели окончательно.
— Давай бегать, — предложил я.
— Только тогда уж вокруг пруда, чтобы люди поняли: Панин не сумасшедший, а спортсмен.
Побежали в трусах и тапочках. Через час рядом притормозил милицейский патруль, Панина сразу узнали:
— Андрей Владимирович, доброе утро!
— Доброе, доброе.
— А что это вы здесь делаете?
— Спортом занимаемся.
— Ладно, признавайтесь: что у вас случилось?
— Дверь захлопнулась, а кому позвонить, чтобы привезли ключи, не знаем.
— У вас квартира на сигнализации?
— Да.
— Так в милиции должна быть запасная связка.
Усадили нас в машину, привезли в отделение, дали ключи и спасли от позора.
— Ну и дураки же мы! — поражался Панин. — Куда поперлись в трусах среди ночи?
— Андрей Владимирович, можно с вами сфотографироваться? — попросили наши спасители.
Андрюха поднялся в квартиру, оделся, с каждым из них сфотографировался и дал автограф. Когда мы выезжали на кинофестивали, сколько бы людей ни подходило к Панину с просьбой сделать фото на память, никому не отказывал, мог еще приобнять, голову на плечо положить. Он любил своего зрителя, однозначно.
Я никогда не тонировал стекла своей машины. И вот везешь Андрея, застрянешь в московских пробках, а из соседних автомобилей кричат: «Ой, это же Андрей Панин!» — и давай просить автограф. Он и в пробках никому не отказывал, распишется и обязательно отпустит какую-нибудь шутку.
Сам Андрей за руль не садился с тех пор, как в 1989 году побывал в страшной аварии и чудом остался жив.
Вместе с приятелями он отправился летом на заработки в Прибалтику. Ехали в машине, двое сидели спереди, трое, в том числе Андрей, сзади. Водитель не справился с управлением и врезался на шоссе в бетонный разделительный столб, прямо напротив поста ГАИ. Машина всмятку! Все, кроме Андрея и его первой жены Татьяны, погибли на месте.
«Я видел, как оторвалась голова и пролетела мимо меня, словно в замедленной съемке», — вспоминал Панин. Он получил серьезную контузию, долгое время его мучили боли в позвоночнике. Вернувшись в Москву, Андрей покрестился в церкви в Брюсовом переулке.
После того случая до конца жизни он за руль садиться не мог. Исключение делал только для съемок.
В последнее время работал Панин много. Я подсчитал: в минувшем году он снимался вне Москвы двести восемьдесят дней из трехсот шестидесяти пяти. Домой выбирался максимум дня на три. Первым делом спешил к жене и сынишкам. На другой день мы по традиции решали наши бизнес-вопросы в «Сандунах», на третий — я непременно доставлял его к родителям. Несколько лет назад Андрей перевез их из Кемерово в подмосковные Бронницы, купил кирпичный дом. Прямо скажем, не хоромы, средней руки жилище. «Я показал папеньке много домов, — говорил Андрей, — но он выбрал такой, с которым можно было бы повозиться».
Дядя Володя сам поставил баньку. Однажды я зашел туда и заметил, что печная труба кривая. Предложил Андрею:
— У меня на даче стоит без дела хорошая печка. Давай привезу, приглашу ребят-строителей, чтобы собрали.
— Не стоит, папенька любит мастерить своими руками, его все устраивает.
На даче Андрюха переодевался в отцовские треники с вытянутыми коленками, майку-алкоголичку, резиновые галоши и так дефилировал по участку. Посмотришь и ни за что не признаешь заслуженного артиста — простой мужик приехал навестить родителей. А те и рады. Тетя Аня изумительно готовит: нажарит котлеток, наварит картошечку-пюре, порежет окрошку и приглашает к столу.
— Я вот не пойму — ты пьешь или не пьешь? — интересовался у меня дядя Володя.
— Пью побольше вашего Андрея.
— Тогда оставайся с ночевкой, и выпьем вместе.
— Я могу сейчас выпить, потом попарюсь и поеду.
— За рулем? Нет, не дам.
— Тогда нацедите нам вашей настоечки, возьмем сухим пайком.
— Не обижайся, не дам.
Он очень боялся, что мы глотнем по дороге и попадем в неприятность. Дядя Володя при Андрее старался не выпивать, чтобы не искушать сына, у которого временами возникали проблемы с алкоголем.
Андрей просил меня отвозить родителям деньги, когда его долго не было в Москве. «Скажи ему, нам так много не надо, у нас большой огород, все есть», — говорила тетя Аня. Она старалась нас не только накормить, но и всегда одаривала гостинцами: солеными грибочками, домашней аджикой. Вкуснота!
Младшая сестра Панина Нина тоже перебралась с семьей в Москву, на квартиру заработала сама, у нее небольшой торговый бизнес. Андрей постоянно за нее переживал, считал, что занимается рискованным неженским делом.
Были у Андрея и дорогие его сердцу, проверенные временем товарищи. С Санькой Корчиновым они учились в одном классе, потом работали на заводе. С продуктами в Кемерово случались большие перебои, как и во всей советской стране, так Андрюха с Санькой подрядились на продуктовую базу перебирать мороженую рыбу.
Рассказывали мне, что таскали ее с базы нещадно, спрятав под плащами, зажав под мышками. Потом оба поступили в пищевой институт, откуда после драки были благополучно отчислены. Саша в итоге стал вертолетчиком, Андрей пошел в Институт культуры, но связь друзья не потеряли. Однажды Саша приехал в Москву и пришел к Панину на спектакль. По окончании заглянул в гримерку, а там — Алла Пугачева. Примадонна решила выразить Андрюше свое восхищение. Слово за слово, Андрей порекомендовал ей друга, который искал работу: «Прекрасный человек, может, как-то вам пригодится?»
Так Саня стал администратором звезды, проявив незаурядные организаторские способности.
Потом работал директором Валерия Меладзе, сегодня он продюсер и прокатчик.
С Володей Машковым Андрей подружился в Школе-студии МХАТ. Володя поступил туда со второго раза. Жизнь свела их в одной комнате в общежитии. Машков вспоминал: «Сидим у себя в общаге, есть нечего. Что делать? Вдруг Панин кивает на подоконник и говорит: «Смотри, голуби. Это же деликатес китайской кухни». Достает допотопный портфель, примерно такой, с каким ходит на экране Журов, выбрасывает вещи и командует: «Пошли!» Где-то у соседей отыскались полбатона хлеба и пачка маргарина. Мы взяли веревочку, сделали силки и побежали в соседний парк. Только покрошили хлеб и стали приманивать голубей, как расшумелись бабульки на лавочке: — Вы что творите?
— Мы юные натуралисты.
Сейчас окольцуем птиц и отпустим.
Отловили пять голубей, запихали их в портфель, вернулись в общежитие. Я спрашиваю:
— Андрюха, кто их разделает?
Панин замахал руками:
— Только не я!
Откроем портфель, посмотрим на птиц и снова закроем. И так два часа. В конце концов распахнули окно и выпустили голубей на волю. А хлеб намазали маргарином и съели».
Я неоднократно становился свидетелем того, как Машков и Панин общались. Кажется, серьезно вообще не могли разговаривать, постоянно каламбурили, подкалывали друг друга, даже на приеме у президента России, куда однажды были приглашены.
...Год назад мне поставили онкологический диагноз, Панин бросил все и занялся моим здоровьем.
Созвонился с клиниками Германии, Израиля, все отмониторил. Представьте состояние человека, который не знает, сколько ему осталось жить.
— Эх, Андрюха, как я мечтал внуков понянчить... — впадал я в депрессию.
— Значит, понянчишь.
Андрей ходил со мной по врачам, постоянно оставался на связи:
— Ты где?
— Дома, одеваюсь.
— Ты же в десять должен сдавать анализы. Если немедленно не поедешь в больницу, потащу тебя туда за шиворот.
К счастью, страшный диагноз не подтвердился, а Андрею я по гроб жизни буду благодарен за поддержку.
Если кому-то требовалось помочь, что-то пробить, Андрюша делал это не раздумывая и бескорыстно. Но только для других. «За себя светить фейсом не могу», — всегда говорил он.
Нам уезжать за рубеж, а у Андрея закончился срок действия загранпаспорта.
— Андрюха, сходи в ОВИР, заглянешь в кабинет, и, уверен, тебя сразу же примут, — наставлял я.
— Не могу, там люди сидят в очереди, а тут Панин явился весь на понтах.
Неудобно.
Я взял его документы и оформил паспорт за два дня. Андрей потом приехал, всех поблагодарил, со всеми сфотографировался.
Мужское обаяние Панина было безграничным. Если он куда-то приходил, тестостерон распространялся в радиусе пяти километров, что моментально ощущал женский пол. Дамы просто млели, когда видели Андрея. Случались ли у него романы с партнершами или работницами съемочных групп, не знаю. По крайней мере, при мне он их не афишировал. Знаю точно, работа всегда была для него на первом месте. Приезжаем в Минск, нас встречает на вокзале девушка — ассистентка по актерам. Панин ей жестко: — Так, что делаем через пятнадцать минут?
— Ну, пока посидите в кафе.
— Я сюда приехал не для этого.
Вы подготовили для меня квартиру? Нет? Должны были подыскать три на выбор.
— Завтра обязательно их посмотрим, а сейчас провожу вас в гостиницу.
— Нет, сейчас я сяду в поезд, через пять часов буду дома и лягу в свою кровать!
А та смотрит на него чуть ли не с восторгом. Вот и пойми женский пол! Если Панин давал жесткача, дамы почему-то влюблялись в него по уши. И, значит, бегает эта ассистентка по площадке, страдает, а Андрей выйдет из своего рулота, обнимет ее: «Ну что, котик, ты сильно на меня обиделась?
Не обиделась? Ну и молодец!» «Котиками», правда, он называл всех.
— Андрюха, ты с мужиками-то поосторожней, — предупреждал я его, — а то назовешь кого-то котиком, а тебя не так поймут. Насмотрелся я на «котиков», когда танцевал в балете.
— Понял, извини.
Когда Андрей снимался, мы чаще всего обедали дома, но выдавались редкие вечера, когда все же попадали в ресторан. Усядемся за столик в уголке, закажем еду, и пока ее несут, к нам обязательно, как выражался Панин, кто-то «подклеится». Молодые девицы подходили со словами: «Как мы восхищаемся вашим талантом! А можно автограф? А можно с вами сфотографироваться? Вы такой чудесный! Только позовите, я готова отправиться с вами хоть на край света!» Любому мужчине такие слова — мед на душу.
Андрюха был чемпионом мира по кокетству, мог ответить в том же духе, позаигрывать, а потом тактично сваливал. Мол, извините, мне пора, завтра рано вставать, боюсь не выспаться. С поклонницами он всегда общался публично, никого в вагончик не затаскивал, за уголок не заводил. Поговорил и попрощался, чтобы окружающие это видели. «Чуть грань перейдешь, завтра про тебя такое напишут!» — объяснял Андрей.
Недавно некая Мария, бывшая актриса МХТ, рассказала прессе о том, что Панин был ее любовником. Сначала подумал: девушка решила пропиариться за счет известного человека. Но тогда почему не назвала свою фамилию? Я в эту историю не верю вообще, мне о ней ничего не известно. Зная Андрея, убежден: он не стал бы заводить интрижку в театре, где работала и работает его жена Наталья Рогожкина.
Скорее всего, Мария — плод фантазии журналиста, который выдумал ее ради эффектного заголовка: мол, объявилась любовница Панина.
В прессе много писали о том, что Андрей и Наташа расстались. Знаю абсолютно точно: они не расходились, но и в том, что в последнее время мало виделись, уверен на все сто. Двести восемьдесят съемочных дней — не шутка. Андрей вырывался в короткий отпуск, а потом опять впрягался в кабалу. Домой приезжал на два-три дня. Сразу же с вокзала ехал к семье. Мое самое яркое впечатление: мы с Андрюшей входим в квартиру и Саня с Петей несутся к отцу, прыгают, виснут на руках, начинают бороться.
Наташу Андрей встретил в Школе-студии МХАТ, преподавал на ее курсе актерское мастерство.
«Когда эта рыжая студентка смотрела мне в рот, — вспоминал Панин, — я терял самообладание».
Расписались они не сразу, Андрей очень долго нуждался в деньгах. Уже играя в театре, не брезговал подрабатывать грузчиком. Может, и с Наташей решил узаконить отношения, только когда почувствовал, что способен содержать семью. А может, не был уверен в себе, в том, что Наташа захочет с ним остаться, ведь у них двенадцатилетняя разница в возрасте. Расписались они, когда Рогожкина была беременна вторым ребенком.
Наташу он боготворил, в его телефоне она была записана так: «Моя любимая женщина». Он никогда о жене не забывал, делал подарки, правда, одежду не дарил: ни разу не попал в размер и в конце концов от этой идеи отказался, дарил украшения, аксессуары всякие.
У меня был в Москве спа-салон, где мы иногда расслаблялись.
«Что за масло у тебя такое? — поинтересовался однажды Панин. — Аромат возбуждающий, я бы купил для своего Натусика. Буду ей шейку массировать». Андрей звал Рогожкину Натусиком, она его — Панечкой.
Я сам прожил в браке двадцать пять лет, поверьте: не бывает в семье идеальных отношений, если супруги не ругаются друг с другом, значит, просто лицедействуют. Конечно же, Наташе приходилось тяжело с Андреем. Он не то чтобы узурпатор, но был человеком достаточно жестким и по отношению к близким. Так что коса на камень находила. Все их споры и разногласия в основном касались воспитания мальчишек.
«Меня волнует, что я постоянно в разъездах, а моих детей воспитывает бабский коллектив», — жаловался Андрей.
Он считал, что старший сын, одиннадцатилетний Саша, должен непременно заниматься спортом — желательно боксом. Даже грушу повесил в квартире. Но Сашу отдали в музыкальную школу и секцию легкой атлетики.
Однажды Андрей с Сашей попали на концерт симфонического оркестра. «Смотрю, мой парень сидит и, затаив дыхание, слушает музыку. Ну и смирился с тем, что боксером ему не быть, — рассказывал мне Панин. — А когда он сел дома за фортепьяно и заиграл фуги, я был уже обеими руками за его музыкальную карьеру».
— Хочу айфон, — попросил Саня родителей.
Они больше не нуждались в деньгах, и Наташа готова была купить, порадовать ребенка, но Андрей поставил условие:
— Будет тебе айфон, если окончишь четверть без троек или не пропустишь ни одного занятия в спортивной секции в течение месяца.
И Саша согласился с отцом, честно заработал новый мобильник.
Когда мы с женой отправили нашего сына Колю учиться в Англию, Андрей часто интересовался: «Ну, как там Коляныч? Пусть все разведает. Приедет, я с ним обязательно подробно поговорю, может, и Саню туда отправлю».
Очень любил Андрей и младшего — пятилетнего Петюню. По психотипу тот вылитый отец, такой же активный, подвижный и заводной.
После Андрюшиной смерти журналисты утверждали, что Панин был в депрессии. Это полная неправда. Он не собирался умирать, любил жизнь, мечтал поставить детей на ноги.
— Я не первый раз женат, — признался однажды Андрей, — у меня старшая дочка есть.
— А ты с ней поддерживаешь отношения? — спросил я.
— Поддерживаю, но не скажу, что мы очень близки. У меня и фотографии-то ее нет.
О первом браке Панина мне известно немного. С Татьяной они учились в Кемеровском институте культуры. Свидетелем на их свадьбе был Саня Корчинов. Он вспоминал, как занял у друзей пиджак, потому что не было приличной одежды, чтобы отправиться в ЗАГС.
Думаю, тот брак не выдержал испытания безденежьем. Татьяна потом вышла замуж за бизнесмена и перебралась в Прагу. Их с Андреем дочка Надежда учится в одной из киношкол Нью-Йорка. Слышал, что Андрей помогал дочери, оплатил квартиру, которую сняли для Нади его американские друзья, обучение.
На похороны Андрея Татьяна не успела, но точно знаю, что дозвонилась Наташе и выразила соболезнования. Она приезжала в Москву позже, встречалась с Саней Корчиновым, он возил ее на могилу Панина.
Да, что бы ни говорили сейчас сплетники, у Панина была хорошая крепкая семья. Никогда не забуду, как мы вместе с женами отдыхали в Шри-Ланке. У меня там свой бизнес, студия классического танца, где учатся юные дарования, а я даю им мастер-классы, принимаю экзамены.
Меня хорошо знают в российском посольстве, дружу с нашими дипломатами.
Чудно отдыхали! В семь утра мы с Андреем уже выходили на пляж. Он совершал пробежку, потом шли купаться, даже если море штормило. За нами постоянно гонялись спасатели. «Главное, чтобы эти аборигены не бросили в нас копье», — шутил Андрюха.
Иногда мы садились на допотопный, обтянутый кожей катамаран, который капитан местного розлива выводил в открытое море. Купались, привязанные веревкой за ногу, чтобы в случае появления акул можно было быстренько втащить нас в лодку. Андрей обожал драйв на грани, выныривал из воды и говорил: «Хоть бы одна акула подплыла! Как это было бы здорово!» Наши жены вставали не раньше одиннадцати, мы заставали их уже за завтраком, попивавшими холодное шампанское.
«Так, королевна, слабо тебе голыми ножками по песочку пройтись?» — подкалывал Панин Наташу. Но наши девочки предпочитали шопинг. Андрюха его ненавидел и всегда отправлял в магазины меня, а сам оставался дома. «Опять на шопинг?» — раздражался он.
Иногда они с Наташей поцапаются, Панин насупится часика на полтора, а потом — глядь — уже строчит любимой эсэмэску. Она ответит, но не так, как ему хотелось бы. «Угу, без смайлика ответила, ну ничего, сейчас я заставлю ее прислать улыбочку». Серьезных конфликтов, из-за которых их семья могла бы развалиться, я между Андреем и Наташей не наблюдал. Честно.
Однажды мы все же затащили наших жен купаться в Индийский океан. Как только они оказались в воде, у той и у другой волной сорвало лифчики и унесло дорогие солнечные очки. Начали ловить — не поймали. Как же Андрюха над ними ржал: «Мы с Генычем наблюдаем подобную картину каждое утро. Это вы были не в курсе, а теперь все испытали на собственном опыте».
В той поездке мы видели несколько деревень, пострадавших от потопа. Дома смыло, а статуи Будды стоят как вкопанные. Тогда же нам рассказали историю о священной статуе, которая попала в руки афганских талибов. Панин загорелся, и по приезде мы написали сценарий приключенческого боевика наподобие «Индианы Джонса». Отправили приятелю в Америку, им заинтересовался голливудский продюсер, предложил совместную постановку.
— Андрюх, давай возьмемся, — уговаривал я.
— Мы еще не созрели.
— Сам же говорил — не нейрохирургия, справимся.
— Да я за себя не волнуюсь. Творческий процесс мы обеспечим, и актеров классных я найду, вон Вовку Машкова пригласим. Но ведь придется набирать из наших половину съемочной группы. А в Америке как работают: выход актера, к примеру, ровно в пятнадцать сорок пять и ни минутой позже. Если гример не укладывается, весь график летит к чертям. Мы с нашим разгильдяйством не сможем обеспечить такой точности!
Так Андрюша и не успел решить, что делать с этим проектом.
Мне больно читать заголовки «желтой» прессы: мол, Панин погиб в пьяном угаре. Не скрою, проблемы с алкоголем у Андрея были. Случалось, пропадал на несколько дней, потому что был не в форме. Поскольку работал всегда с полной отдачей, к концу съемок обычно сильно выматывался и только алкоголем мог снять напряжение. Но у многих актеров эта проблема стоит гораздо острее, чем у него. Пил Панин только сухое красное вино, крепкие напитки не употреблял. Случалось, выходил на съемочную площадку, приняв бокал вина. Но нажраться до такой степени, чтобы сорвать съемку, — нет! Этого на моей памяти не случалось ни разу. Полтора года назад в мой день рождения Андрей принял принципиальное решение: «Все, завязываю! Сам чувствую, когда выпью, становлюсь излишне резким с людьми. Это нехорошо. Значит, больше вина в рот не возьму и тебе не советую».
Алкоголь, который ему дарили, Андрей тут же отдавал мне: «Петрович, на даче выпьешь». Не хотел себя искушать.
Работал Панин на износ, особенно в последний год. Помимо творчества, занимался созданием независимого профсоюза актеров вместе с Игорем Петренко, Володей Вдовиченковым. Ребята добивались, чтобы и актеры, наконец, стали получать денежные отчисления от показов своих фильмов, как это принято во всем мире. По этому поводу ходили даже в думский Комитет по культуре, устраивали слушания. А еще Андрей взял шефство над Можайской воспитательной колонией для несовершеннолетних. Узнав, что ребята маются там без дела, что производство встало, предложил: «Давай создадим бренд — боксерские груши от Панина, а пацаны будут их шить и зарабатывать деньги». Тоже не успели...
Он снимался в одном фильме за другим. Творческий кризис Панина — выдумка журналистов. Все его время было расписано, проекты распланированы на четыре года вперед. Лето он провел в Ялте, играл главную роль в фильме Бахтиера Худойназарова «Гетеры майора Соколова», звонил оттуда: «Фу, как я устал в этом Крыму, уж очень проект тяжелый. Слава богу, досъемки будут в Выборге. Скорей бы закончить и взяться за «Швейцара».
Андрей горел идеей сняться в скромном артхаусном фильме на четверых актеров, которым собирался дебютировать в режиссуре известный оператор Михаил Кричман, считал, что картину ждет завидная фестивальная судьба. Мы должны были проштудировать контракт на этот фильм, но Панин вернулся из Крыма больным — подхватил грипп, шмыгал носом.
Мне не хотелось его тревожить, послал эсэмэску: «Бро, как дела?» Мы обращались друг к другу «бро» от английского «брат». Андрей в ответ прислал смайлик. Он переночевал в квартире на улице Пилюгина. А потом, чтобы не заразить детей, отправился в их старую «двушку» на Балаклавском проспекте. Андрей появлялся там редко, в основном в квартире хранился наш съемочный скарб. Пару дней мы не выходили на связь, это было в порядке вещей. Ни единой мысли о том, что с Паниным может что-то случиться, у меня не возникало. Я даже подумал, что он улетел в Питер. Но когда и на третий день от Андрея не было вестей и телефон его не отвечал, я забеспокоился и решил поехать на Балаклавский. Наташа была на съемках в другом городе.
Явился с утра, открыл дверь своим ключом, зашел и увидел: вся квартира залита кровью.
В спальне работал телевизор. Андрей любил лежать перед «ящиком» и смотреть все подряд. Я его выключил. Позвонил двоюродной сестре Андрея Галине:
— Срочно выясняй, в какую больницу увезли Андрея, здесь все в крови. Наверное, он упал, ударился и вызвал «скорую».
Гостиная тоже была залита кровью, так же как и ванная. На кухню я зашел в последнюю очередь. Андрей лежал там лицом вниз. Бросился к нему:
— Брат! Что с тобой?
Потрогал руки — ледяные, поднял куртку и дотронулся до спины — она тоже обдала холодом. Я сел на корточки и сказал в трубку мобильного:
— Все...
— Что все? Что там происходит?! — закричала Галя.
— У нас больше нет Андрюши.
Дозвонился в полицию, там стали расспрашивать, кто умер, сколько лет, а я не мог говорить, комок застрял в горле. Сказал только:
— Приезжайте, буду вас здесь ждать. Можно я открою балкон?
— Нет, ни к чему не притрагивайтесь.
Полицейские прибыли через полчаса. Все это время я не двигаясь просидел рядом с Андреем. Господь свидетель — не было в моей жизни ничего страшнее этого утра.
В заключении патологоанатома о причинах смерти сказано, что она наступила от серьезного повреждения затылка, в результате чего развилась гематома, перекрывшая ток крови к головному мозгу.
Говорят, при таком ушибе человек часто не ощущает боли. Видно, Андрей ходил по квартире, прикладывал к голове полотенце, пытаясь остановить кровь. Следователи утверждают: ничего криминального в смерти Панина нет. Мне же кажется, что Андрей дрался: у него были характерно сбиты костяшки пальцев (я сфотографировал его руки в морге), повреждены нос, челюсть, бровь. Это как же надо было упасть?!
В комнате валялись пустые бутылки из-под водки. Но Андрей водку не пил! Более того, точно установлено, что он не покупал ее в соседних магазинах. Значит, кто-то вломился к нему в квартиру? Но камеры наружного наблюдения в подъезде никого, кроме Андрея, не зафиксировали. Да и вошел он в подъезд не шатаясь. Но я знаю — Андрей умел терпеть боль, редко на что-то жаловался.
Когда мне стало плохо, полицейские вывели меня из дома по пожарной лестнице (у парадного входа уже столпились журналисты, я был не в состоянии с ними общаться), а там никаких камер нет.
Разве преступник не мог воспользоваться тем же выходом? У меня возникает множество вопросов, на которые никто не дает ответов. Андрей никогда не стал бы ломать хрупкое монтажное оборудование, которое хранилось в квартире, оно очень дорогое, он чрезвычайно бережно к нему относился. А еще стол был почему-то сдвинут к балкону, под ним валялись стулья.
Мне казалось, полицейские должны были в первую очередь взять мои отпечатки пальцев, слепок обуви, ведь это я обнаружил тело.
Но меня вызвали на допрос лишь через неделю. Длился он почти пять часов.
— А полиграф готовы пройти? — спросили меня под занавес.
— Хоть сейчас.
— Сейчас не нужно, понадобится — мы вас вызовем.
Я не сержусь на следователя, он делает свою работу так, как может. Если потребуется, пусть допрашивают еще пять часов. Меня поразило заявление официального представителя СКР, который несколько раз заявлял в эфире: «Родные и близкие не должны раздувать эту историю, искать следы преступления там, где произошел несчастный случай». А как же быть с деталями, которые свидетельствуют об обратном? Почему никто не хочет обратить на них внимания?
В тот день в квартиру Андрея зашел его приятель актер Борис Полунин — он иногда останавливался на Балаклавском проспекте, когда проездом был в Москве, — увидел свою сумку.
Молния была расстегнута, правда, вещи не пропали. Об этом Полунин заявил следователям. Удивителен сам факт, что сумка была открыта, Панин этого сделать не мог, он был очень щепетильным человеком. Побывал ли кто-то в квартире помимо Андрея, так и неизвестно. Самое неприятное, что следователи, видимо, не торопятся это устанавливать, им легче списать все на несчастный случай.
После Андрюшиной смерти журналисты одолели меня расспросами. Одна корреспондентка приехала в мой ресторан, там на стене висит огромная картина с изображением группы Beatles.
Сели разговаривать, и она стала настойчиво расспрашивать о первой жене Андрея.
— Мало что о ней знаю, — объяснял я.
— Нет, ну все же...
И вдруг картина рухнула прямо у нее за спиной.
— Я все поняла! — перепугалась девушка.
Не было раньше в моей жизни никакой мистики, а тут один случай за другим. У меня на кухне плита, которая подает сигнал, когда отключается духовка. Сижу, горюю, звоню Сане Корчинову. «Я тоже не могу ничего с собой поделать, слезы сами текут, когда вспоминаю Андрея», — признается он. И вдруг моя плита начала пищать, хотя духовку я не включал...
Мне Андрюша не снился, но недавно он привиделся нашему общему другу.
Сказал: «Меня били на улице. Потом заливали в рот водку, пока я не отключился. Передайте Генке — пусть он сильно не переживает, моих убийц обязательно найдут, хоть и не скоро».
Верю, если ходят по земле люди, виновные в смерти Панина, скрыться им не удастся. Андрюша был сильным, не может быть, чтобы судьба не настигла его обидчиков. И еще — у Панина были друзья, которые очень его любили. И смиряться с этой потерей мы не собираемся...
Редакция благодарит за помощь в организации съемки ресторан «Дело тонкое».
Подпишись на наш канал в Telegram