Коллекция. Караван историй
Бог уберег меня от наркотиков. Сколько знакомых я потерял! Это был страшный мир, не знаю, чем бы все закончилось, если бы не уехал в Москву, где началась совсем другая жизнь.
Когда судьбе угодно, чтобы люди были вместе, она обязательно найдет повод их соединить. Подкинет шанс, и тебе останется его только разглядеть. Кажется, мне по жизни удается увидеть «свое».
Однажды приятель предложил: «Если не занят, поедем в Домодедово. Прилетает моя подруга, просила встретить». Делать мне было нечего, решил прокатиться за компанию.
Примчались с небольшим опозданием, он побежал в здание аэропорта, а я остался в машине. Приятель вернулся со светловолосой девушкой с большими серыми, чуть раскосыми глазами. Едва взглянув на нее, я подумал: «Она станет моей женой». Откуда вдруг взялась такая шальная мысль — не знаю. Это была Таня Арнтгольц.
Пока пробирались к столице по пробкам, разговорились.
— Я из Калининграда, — сказала Таня.
— Не может быть! Это же мой самый любимый город на свете! Мы с родителями прожили там шесть лет.
— А где именно?
Я назвал адрес. Тут уж настал Танин черед удивляться: — Не может быть!
Это же соседний с нашим дом!
Мы ни разу не пересеклись, хотя ходили по одним и тем же улицам, учились в соседних школах! Нас обоих водили на детские утренники в театр, где служили Танины родители. Выяснилось также, что я дружил с ее одноклассницей, девочкой по имени Аня. Вернее, мои родители общались с Аниными, ну и мы, естественно, тоже. Аня погибла, грустная история...
Но несмотря на это, Калининград остался в памяти светлым городом с замечательной атмосферой, откуда рукой подать до Европы: сел в автомобиль и через полчаса ты уже на польской границе.
Я люблю вспоминать свое детство и благодарен судьбе за то, что рос в благополучной и правильной семье.
Папе исполнилось девятнадцать, маме — двадцать, когда я появился на свет. Они учились в одной школе, там Леша и влюбился в Ларису. Называть их по имени-отчеству даже сейчас язык не поворачивается, они у меня не старые, пять лет назад родили мою младшую сестру Лизу. В школе маме нравились мальчики постарше, так что у папы не было шансов. Потом Леша с Ларисой год не виделись и вдруг пересеклись у кого-то на дне рождения. Папа повзрослел, возмужал, произвел впечатление, все между ними закрутилось и продолжается по сей день.
Отец стал инженером, мама — юристом. В «лихие девяностые» папа, как многие в те времена, потерял работу, его предприятие закрылось. Но он не опустил рук, занялся коммерцией, открыл магазин, производственный кооператив, вкалывал с утра до вечера, чтобы обеспечить семье достойную жизнь.
Теперь мама могла себе позволить заниматься домом, вывозить меня на отдых за границу.
Я родился в Екатеринбурге, но когда мне исполнилось девять, родители переехали в Калининград. Этого потребовал бизнес отца. А через шесть лет вернулись назад.
Забегая вперед, скажу: сегодня мои дедушка, бабушка и тетя живут в Калининграде, куда намерены перебраться и родители, они уже закончили строительство нового дома, где поселятся вместе с Лизой. Считают, что мягкий балтийский климат подходит маленькому ребенку гораздо больше, чем суровый уральский.
В спокойном, безопасном Калининграде меня окружали ребята из благополучных семей, а в Екатеринбурге пришлось сразу окунуться в серую угрожающую действительность.
Урал сам по себе место достаточно лютое, что, несомненно, сказывается на тех, кто там живет. Но никак не ожидал, что до такой степени! Мальчишки повально общались на лагерном жаргоне. Послушать их со стороны, так могло показаться, что ты попал не в школу, а в колонию. Чтобы не прослыть белой вороной, приходилось разговаривать с ребятами на понятном им диалекте, иначе меня просто бы съели.
Одноклассники выглядели старше своих лет, уже брились, кадрились к девчонкам. А я в пятнадцать смотрелся как одиннадцатилетний, был самым маленьким и дохлым. Отправляемся на дискотеку, все спокойно проходят фейс-контроль, а меня не пускают, говорят: мал еще, парень, не дорос, погуляй пока. И пиво мне, в отличие от моих одноклассников, не продавали.
Видно, от горячего желания во что бы то ни стало отстоять свои права я рос страшно драчливым. Пару-тройку раз в день подраться было как чайку попить. Маму вызывали в школу с завидной регулярностью.
Я еще и учился ужасно. Мне было совершенно неинтересно ходить на занятия. Не скажу, что учителя были плохие. Обычные, как у всех. Просто у других учеников хватало терпения и силы воли сидеть на уроках, а для меня это было каторгой. Я отказывался понимать, почему должен учить какие-то формулы. На кой черт они мне?!
Хорошо получалось только то, чем я по-настоящему горел. Занимался боксом, ходил в секцию, участвовал в соревнованиях. А потом бросил, но через какое-то время снова вернулся. Сейчас боксирую для поддержания физической формы.
После проработки учителей, в красках расписывавших, чем занимается на уроках ее сын-лоботряс, мама приходила домой расстроенная. Жаловалась папе: «А наш-то опять...»
Папа придерживался домостроевских методов воспитания, так что пороли меня за провинности нещадно, но и это не помогало. На родителей я не обижался, понимал: заслужил.
Меня увлекали папины рассказы про бизнес. Много свободного времени я проводил у него на работе, наблюдал, как он общается с людьми, решает сложные вопросы. Мое будущее лежало передо мной словно на ладони: окончу какой-нибудь технический вуз и открою свою фирму. А что для этого необходимо заработать хотя бы троечный аттестат, в голове Вани не укладывалось.
Я вел тогда экстремальную жизнь и, можно сказать, прошел по самому краю. Друзья бессчетное количество раз протягивали мне шприц с героином: «Попробуй. Это такой кайф! Вот увидишь — понравится». Но Бог уберег от наркотиков. Это было колоссальное испытание для мальчишки — поступать не так, как все в компании. Я отказывался колоться — предлагали просто нюхнуть. Но я ни разу этого не сделал. Счастье, что хватило сил и ума сопротивляться до последнего.
Помню, сидели большой кодлой в кафе, окинул взглядом стол и поймал себя на мысли: как же так получилось, что все мои приятели — сплошь наркоманы и потенциальные уголовники? За дозу запросто могут убить, такие разборки случались постоянно. Не кололись лишь я и мой друг Серега. Остальные из компании плотно подсели на наркоту, в школу являлись порой в невменяемом состоянии.
Сколько знакомых я потерял! Приходил на похороны, и в голове не укладывалось: как молодой человек умудрился сгореть в восемнадцать лет? Приятели вокруг тоже печалились, а потом тут же на кладбище кололись с горя по новой.
Это был страшный мир, и я в нем жил. А куда было деваться? Не знаю, что бы со мной в результате приключилось, если бы вовремя не уехал в Москву, где меня ждала совсем другая жизнь.
Папа считал, что я должен поступить в Уральский политехнический институт. Записался на подготовительные курсы, стал ходить — скучно! На математические формулы смотрел как баран на новые ворота, вообще не понимал, о чем идет речь. Но нашел выход: приплачивал одному парню и он решал за меня все задачки. Я продолжал ходить на курсы, мучиться, и уверен, поступил бы в УПИ и окончил его, но тут в дело вмешался случай.
Есть у меня друг Андрюха, он потом тоже переехал из Екатеринбурга в Москву.
После школьных занятий мы почти не расставались. Когда Андрюха садился за уроки, я брал видеокамеру и начинал перед ней кривляться, разыгрывать сценки. Получал от этого ни с чем не сравнимый кайф, было безумно весело, настроение поднималось. Еще я постоянно смешил одноклассников: влетал в класс с опозданием и начинал с ходу сочинять небылицы. Учителя тоже хохотали, иногда даже встречали мою клоунаду аплодисментами. Но мне и в голову не приходило задаться вопросом: а вдруг это то, чем стоит заняться всерьез? Может, и пропали бы мои способности зря, если бы не папа. Как-то он увидел запись моих «скетчей» и произнес в пространство: «Тебе бы в актеры пойти...»
Еще через какое-то время говорит: «Вань, я тут прочитал — идет кастинг актеров для рекламного ролика. Может, попробуешься?»
Пошел, ни на что не рассчитывая. Для ролика требовалось восемь человек, все должны были во что-то пристально всмотреться, а потом сделать вид, что выиграли миллион. Такой нехитрый рекламный ход придумали маркетологи компьютерного магазина «Телескоп». Одного парня, помню, очень хвалили, говорили: будущий Савелий Крамаров. А меня и по спине хлопали, и щипали, прежде чем добились необходимой эмоции, но на роль все же утвердили.
Папа ролик посмотрел и вынес вердикт:
— А попробуй-ка, Ваня, поступить в театральный.
— Ты серьезно?
— Вполне.
Так я оказался на подготовительных курсах Екатеринбургского театрального института. И вот там мне реально понравилось, увлекся, стал готовить программу для поступления. «Вань, давай начистоту, — сказал однажды наш педагог. — До второго тура ты дойдешь, это я тебе гарантирую, натаскаю. Но дальше — все». Расстроился, хотя виду не подал, продолжил заниматься. А месяца через три мой зажим прошел и дело пошло. Читал и басни, и прозу, и «Василия Теркина», педагоги стали хвалить.
Первое января 2000 года встретил в поезде Екатеринбург—Москва. Мои и Андрюхины родители подарили нам на Новый год поездку в столицу. Мы гуляли по Кремлю, Красной площади, московским улицам. Влюбился в этот город и решил: поступать буду только в московское театральное училище. Но в «Щепке» (я тогда не знал, что моя Таня уже студентка-первокурсница этого учебного заведения) прослушивание провалил.
А в Школе-студии МХАТ прошел. Самооценка выросла, ощущал себя так, будто попал в оскаровский «шорт-лист». Вот когда единственный раз переболел звездной болезнью.
На третий тур явился мой будущий мастер Евгений Каменькович, который сегодня возглавляет театр «Мастерская Петра Фоменко»: «Ваня, почему вы с каждым разом кажетесь все более нездоровым?» А у меня действительно от ужаса перед комиссией перехватывало горло, читал свою программу тихим голосом, словно находился при смерти. Каменькович попросил спеть. Затянул «Гори, гори, моя звезда» — не попал ни в одну ноту.
Евгений Борисович говорит:
— Ваня, поймите, у вас румяные щечки и горящие глаза, но это пока все, больше ничего нет.
На конкурсе будет резня. Выдержите?
— Да!
Очень хорошо помню состояние кошмара, в котором пребывали все абитуриенты в коридоре перед аудиторией, где принимал экзамен сам Табаков. Я вошел на негнущихся ногах. Все забыл, в общем, провалился. Но безнадежным меня не признали. Бюджетное место не светило, а на платное брали. К счастью, родители могли оплатить учебу. Так я стал студентом прославленной Школы-студии. Был на седьмом небе от счастья. Моими однокурсниками оказались Саша Ратников, Дима Куличков. Позже к нам присоединилась Ксения Алферова, актерское образование было у нее вторым.
Испытания на этом не закончились. Я попал в самую «отпетую» комнату в общежитии: соседи были что надо — институт прогуливали, днем спали, поскольку всю ночь до утра колобродили. К ним приходили друзья, девушки, оставались ночевать, пили по-черному. Спасался у соседей.
На первом курсе у меня вообще ничего не получалось. Особенно — танцы. Не понимал: зачем мне ими заниматься, стоять у станка? Но этот предмет был в обязательной программе обучения, приходилось мучиться.
А на втором курсе повезло: к нам пришел преподавать актер Геннадий Назаров, который что-то рассмотрел во мне. Он поставил сорокаминутный спектакль «Мальчики. Красоткин» по «Братьям Карамазовым», я был в главной роли. И — о счастье! — судьба наконец-то улыбнулась, успех был феерический.
А потом мы с Димой Куличковым сыграли в отрывке из пьесы «Волки и овцы», он — помещицу Мурзавецкую, я — ее племянника. И снова успех! Нас похвалил сам Олег Павлович, а он для студентов был богом. Меня Табаков тут же отправил на кастинг к Кириллу Серебренникову, тот собирался ставить в МХТ спектакль «Терроризм». Но я кастинг провалил: так и не понял, чего добивался от меня режиссер, да еще и зажался, когда увидел партнеров — Виталия Хаева, Марину Голуб. Как ни странно, не расстроился, масштаба дарования Серебренникова я тогда еще не понимал. Нашумевший спектакль «Пластилин» не видел. Не взял — ну и ладно! Глупая детская самоуверенность.
Каменькович тогда поставил в МХТ спектакль по пьесе Островского «Горячее сердце», главные роли играли Ксения Алферова и ее муж Егор Бероев.
Не знаю всех подробностей конфликта, который произошел у Ксении и Егора с театром, в общем, они ушли из постановки. И в этой сложной ситуации меня — студента — срочно ввели на роль Бероева. Текста огромное количество, мой Гаврило, кажется, вообще не уходил со сцены, я страшно боялся что-то забыть, твердо знал лишь одно — куда двигаться по сцене во время спектакля. Первый раз в жизни увидел знаменитый мхатовский занавес с чайкой с противоположной стороны. Зал битком. Меня еще предупредили, что в директорской ложе сидит Олег Павлович. Представляете мое состояние?! Был на грани обморока, как отыграл — не помню. Но Каменькович передал, что Табаков остался доволен.
Я очень тепло вспоминаю Костю Хабенского, Мишу Пореченкова, Сашу Семчева, с которыми играл в спектакле «Белая гвардия».
У меня была роль Николки Турбина.
Миша с Костей производили невероятное впечатление не только на сцене. Приятнейшие люди, с которыми очень комфортно и интересно общаться. Они относились ко мне радушно, я был им небезразличен, а это очень важно ощущать молодому актеру: придает уверенности и помогает в длительных гастролях.
По большому счету, я не люблю мотаться по стране словно цыган, кочевать из одной гостиницы в другую. И к тому же не пью. Говорят, артисту без выпивки не обойтись, она помогает расслабляться, переключаться после тяжелого спектакля или съемок. Ерунда все это. Пойди попарься в баньке, выпей... чайку — и ты расслабишься, почувствуешь себя отлично. К тридцати годам про алкоголь я многое узнал на личном опыте.
И пришел к выводу, что это чума, яд, который убивает и разлагает. Что за отдых, после которого надо приходить в себя три дня? Почему он так культивируется в нашей профессии? Говорят, все великие артисты пили. Не пили бы — не смогли бы хорошо играть. Не верю! Пьют от слабости, от того, что наплевать, как ты выглядишь, гробят себя по-черному, вгоняют алкоголем в депрессию. Так что благотворное действие пьянки на актерские мозги и души — сплошная иллюзия.
Но вернусь к театру. Решение уйти из МХТ я принимал осознанно. Не сошлись мы характерами с репертуарным театром. Человек я вольнолюбивый, и мне сложно было принять тот факт, что кто-то посягает на мою свободу, вынуждает играть в неинтересных спектаклях и не позволяет участвовать в интересных проектах, связанных с кино.
Заявление об уходе подал перед самым отпуском, завершив сезон, доиграв все спектакли, чтобы никого не подвести.
Но на сцену я еще выйду непременно, предложения сыграть в антрепризе поступают и от Леонида Робермана — главного театрального антрепренера страны, и от Петра Гладилина — известного драматурга и режиссера. Причем с Гладилиным я готов работать без денег, у него замечательные постановки, просто классные. Но пока времени на это не хватает: снимаюсь в одном проекте за другим.
Первую свою роль я получил в картине Петра Тодоровского «В созвездии Быка». Работа растянулась на три года, и я благодарен судьбе, что все это время дарила мне возможность общаться с потрясающим режиссером и человеком.
Петр Ефимович — золото, мечтаю, чтобы таких людей, как он, на моем жизненном пути встречалось побольше. Я мало что умел в профессии, мучил его. От волнения путался даже в элементарных вещах. Он командует: «Ваня, вправо!», а я бегу влево. Но Петр Ефимович ни разу на меня не крикнул, не выматерился, проявлял ангельское терпение. Спасибо ему. Иногда мы пересекаемся на кинофестивалях. Тодоровский невероятно притягательный, располагающий к себе человек. Людей, которые его любят, тысячи, поэтому стараюсь лишний раз к нему не лезть, не надоедать. Как же повезло, что я работал с Петром Ефимовичем совсем мальчишкой, его пример формировал меня как человека и актера.
Тепло вспоминаю Андрея Малюкова, у которого я снимался вместе с Мишей Пореченковым в фильме «Грозовые ворота».
Пробовался к нему еще на «Диверсанта», но тогда роль досталась Леше Бардукову. Проект был очень тяжелым физически. Снимали в горах под Геленджиком, жара стояла страшная, да еще постоянные перелеты, поскольку параллельно я играл в МХТ. Но Андрей Игоревич в меня поверил, поддерживал.
С большой симпатией отношусь к Саше Войтинскому и Тимуру Бекмамбетову. Я не только снимался у них в «Черной молнии», но и много ездил по стране, представляя фильм. Команда Тимура состоит из очень приятных людей, настоящих профессионалов.
К сожалению, таких режиссеров сегодня меньшинство. Продюсеры сплошь и рядом нанимают исполнительных поденщиков, готовых беспрекословно выполнять их указания, а не тех, кто способен снять качественное кино.
Мне небезразлично то, что я играю, привык отвечать за уровень своей работы, а такому постановщику главное быстренько склепать эпизод. Меня это бесит. В сцене должна быть логика. Читаю диалог и вдруг натыкаюсь на фразу, которая вообще выпадает из контекста.
— Откуда она здесь?
— Продюсеры велели вставить.
— Хорошо, давай подумаем, где ее можно произнести.
— Ты задерживаешь съемку! — начинает напрягаться режиссер.
— Я просто пытаюсь делать свою работу.
— Ишь ты, тогда сам и режиссируй!
Вот и весь разговор. Ну разве можно достучаться до такого человека?
Жена Татьяна, сочувствуя, советует: «Не рви себе нервы». Вместе мы пять лет, а кажется, что всю жизнь. Конечно, у меня, как у каждого нормального мужчины, были романы. Но хватало меня ненадолго, наступал момент, когда становилось ясно: не мое. Кого искал? На этот вопрос знаю совершенно точный ответ: маму своих детей. Едва увидев Татьяну, понял — это она.
Штамп в паспорте не имел для обоих большого значения, мы очень скоро стали жить вместе, сняли квартиру на «Алексеевской». Но на регистрации брака по всем правилам я все же настоял. Правда, обошлись без традиционных фаты и куклы на капоте. Было такое ощущение, что если соблюдем свадебный этикет, закатим банкет человек на сто, то завтра пойдем разводиться.
Так что собрали семерых самых близких друзей, пригласили Танину сестру-близняшку Олю и отправились в ЗАГС в джинсах и майках. Я как вошел в зал, как посмотрел на солидную даму-регистраторшу с красной лентой через плечо, так и покатился со смеху, а за мной и вся компания. Дама пытается произнести заученный текст, а меня душит хохот. По идее, должен был волноваться, а получилось наоборот, стал ее переспрашивать:
— Что-что? Как вы говорите? В мире и согласии? А это как?
Дама смутилась, речь получилась скомканной, а в финале я еще и забрал у нее обручальные кольца и сам надел их и себе, и Татьяне.
— Так не делается! Это плохая примета!
— заволновалась дама.
Я человек не суеверный. У нас был роскошный праздник, весь вечер гуляли по ресторанам, пили шампанское, веселились, пели песни, а наутро каждый отправился на свою съемочную площадку.
Слышал, супруги-актеры, случается, ревнуют друг друга к профессии. Мне это чувство не знакомо. Мы же оба работаем на благо нашей семьи, и если у Татьяны в какой-то момент предложений сниматься стало больше, чем у меня, это круто, отлично! Помню, когда по телевидению шел сериал «И все-таки я люблю...», где Таня играла женщину трудной судьбы, причем и молодую, и в возрасте, я сидел у телевизора и рыдал, пролил, наверное, целый тазик слез — так мне ее было жалко.
Знаю одну супружескую актерскую пару, где муж устраивает жене скандал, видя, как она целуется с партнером на экране. Хочется спросить: «Ты разве не знал, на ком женился?» Это все равно что говорить финансисту: «Почему опять цифры? Если еще раз тебя с ними увижу, убью!» Таня — актриса, с ее стороны было бы непрофессионально заявить режиссеру: «Я не буду целоваться в кадре, потому что муж расстроится».
Я не ревную Таню к ее прошлому, к экранным партнерам, хотя знаю, что рабочие отношения нередко перетекают в нашей профессии в личные. Но моя жена повода так думать не давала. Да и я ей тоже, хотя мои партнерши чудесные женщины. Обожаю Свету Иванову, Катю Кузнецову, они не только красавицы, но и умницы. Самая восхитительная внешне девушка мне абсолютно неинтересна, если она глупа.
Более того, я считаю: если человек очень красив, на него возложена огромная ответственность — он просто обязан быть умным.
Как в каждой нормальной семье, у нас случаются разногласия. Я очень вспыльчивый, могу завестись с полоборота и наорать, знаю за собой такой грешок. Спасибо, что Таня с Машей меня терпят.
Таня не стояла перед мучительным выбором: рожать или не рожать ребенка. Женщину, которая заявила бы: «Карьера для меня важнее тебя и ребенка», обходил бы за километр. Ну и снимайся сколько хочешь, но только живи без меня.
Беременность Татьяна перенесла легко и в положенный срок произвела на свет Марию Ивановну. С именем определились сразу после того, как УЗИ показало, что у нас будет девочка.
Когда родилась, взглянул на нее и понял: моя копия, лишь разрез глаз Танин. Сегодня Маше три с половиной года. Она растет симпатичной, веселой, милой и позитивной, бегает, прыгает, смеется и вьет из меня веревки. «Папа, поиграй со мной в лошадку», — просит дочь, и я тут же плюхаюсь на четвереньки и вожу ее по квартире.
Маша обожает модничать, наряжается в красивые вещички, которые мы скупаем для нее в огромных количествах, и дефилирует по комнатам. Еще любит играть в песочнице, кричит: «Папа, я тебе куличики приготовила, попробуй!»
Сердце разрывается от нежности, когда ребенок засыпает у меня на плече. Шея затекает, но боюсь пошевелиться, чтобы ее не разбудить. Первое слово, которое Маша произнесла, было «ка». Что это означало — бог весть. Все, что ни попадалось под руку, называлось у нее «ка».
Сейчас словарный запас дочки огромен, она смешно называет гаишников «галешниками», любит придумывать слова.
А еще она нас всегда ждет. Увы, таков удел актерских детей. Если Таня работает, то отвозит Машу к бабушке и дедушке в Калининград, или вызывает в Москву тещу, или берет Машу с собой на съемки и гастроли. То, что ее родители — узнаваемые люди, Маша пока не осознает. Ей все еще кажется, что всех пап и мам показывают по телевизору.
Появятся ли у нашей дочери братишки и сестренки? Не знаю, как Бог даст. Я не против, очень люблю детей. Но в этом вопросе многое зависит от Татьяны. А сейчас я доволен тем, что есть. Люблю работу, у меня прекрасная семья и есть ощущение перспективы.
Подпишись на наш канал в Telegram