Стоило отойти на кухню, слышу, Миничка зовет: «Ирка, ты где?» Жили как иголочка с ниточкой. Были неразделимы, ни на минуту не расставались.
Не прошло и двух часов, как я приехала в Москву, — звонок в дверь. Подруга пошла открывать. На пороге стоял Михаил Пуговкин.
—Простите, Ирина Константиновна Лаврова у вас остановилась?
—У нас...
Увидев, что я выглянула в коридор, Михаил Иванович сказал решительно:
—Пожалуйста, берите свои вещи и спускайтесь. Срочно.
—Что случилось? Ведь только что расстались, — удивилась я: мы вместе ехали в поезде из Крыма.
—После, после, Ирина Константиновна, поторопитесь. Такси ждет!
Я, конечно, повиновалась. Безмерно уважала Пуговкина. С того дня, как начала проводить его творческие вечера по Крыму, минуло лишь две недели.
В машине он молчал. Пока такси мчалось по столичным улицам, терялась в догадках.
Только когда вырулили на Олимпийский проспект, поняла, что едем к Михаилу Ивановичу домой. Поднялись на этаж, он широко распахнул дверь:
—Прошу!
На кухне суетились две женщины.
—Это мои дочери — Юля и Наташа, — сказал Пуговкин. — Решил вас познакомить, чтобы все было по-людски.
—В смысле? — я никак не могла взять в толк, что он имеет в виду.
Тут Михаил Иванович и скажи:
—Довольно скрывать наши отношения!
Я очень удивилась. Скрывать было решительно нечего. Обычные отношения: как у артиста и администратора.
Знала, конечно, что Пуговкин недавно овдовел. Не раз видела его покойную жену, они всегда приезжали в Крым вместе. Очень трогательная была пара. Сама замуж я уже не собиралась, не в том возрасте, чтобы мечтать о кавалерах. Только потом поняла: Михаил Иванович так сказал, чтобы дочери не подумали — первую попавшуюся женщину в дом привел. Сделал вид, что нас уже связывают проверенные временем отношения.
Тут начался подлинный допрос.
—Сколько вам лет? — спросила Юля.
—Сорок девять.
—Вы понимаете, что Михаил Иванович намного старше? Ему уже шестьдесят восемь. И здоровье отнюдь не молодецкое.
О возрасте Пуговкина я и думать не думала!
А допрос продолжился:
—Вы замужем?
—Давно в разводе. Есть двое сыновей, четверо внуков. Живем в Крыму. Отдельно друг от друга.
—Вы понимаете, какую берете на себя ответственность?
Повисла многозначительная пауза. После смерти жены Александры Николаевны Пуговкин сильно горевал и мог позволить себе «лишнего».
—Немножко представляю. Работаю с актерами уже двадцать лет.
А Михаил Иванович только посмеивался: —Нуждаюсь, очень нуждаюсь в твердой женской руке.
От расспросов я не расстраивалась.
Понимала, что Юля с Наташей искренне беспокоятся. Приемные дочери Минички были уже в возрасте: на десять и на пять лет старше меня. Видели, что после смерти их матери женщины на Пуговкина буквально налетели. Это естественно: известный артист, обаятельный, с искрометным юмором. Да и жилплощадь имеется. Сегодня, когда за спиной почти двадцать лет жизни с ним, вспоминаю те «смотрины» с нежностью. Встретили меня настороженно, но полюбили искренне. Поняли, что отец попал в надежные и ласковые руки, что о нем позаботятся.
Мы с Михаилом Ивановичем хорошо прожили. Дружно. Сошлись в таком возрасте, когда страсти уже не кипят.
Оттого за все совместные годы не только ни разу не поругались, даже голос друг на друга не повысили. Это было просто невозможно! Бывало, и хочешь на него рассердиться, а он сморозит что-нибудь юморное — волей-неволей расхохочешься.
Жалею лишь, что несмотря на все старания, так и не смогла наладить отношения Михаила Ивановича с его родной дочерью. Алена и сегодня продолжает считать, что семья молодой жены прибрала к рукам наследство Пуговкина, а им с сыном ничего не досталось. Бог ей судья. Семья у нас с Миничкой была одна — общая. Услышь он эти слова, наверняка повторил бы любимую присказку: «Да, у меня молодая красивая жена. А еще у нас куча внуков. Дай бог Ирине Константиновне здоровья и долгих лет жизни. Со мной, конечно». Но обо всем по порядку.
Мы познакомились благодаря моему брату — народному артисту РСФСР Юрию Медведеву. Юра и Пуговкин подружились еще в 1954 году: пробовались на одну и ту же роль в фильм «Испытание верности». Режиссер Иван Пырьев выбрал Юру, но отношения у них сложились прекрасные. Брат рассказывал, как сразу после войны они часто встречались в кафешке напротив Театра имени Ермоловой, где Юра работал. У молодых артистов было туго с деньгами, а тамошняя буфетчица Верочка отпускала им в долг.
Я этого, конечно, не застала. У нас с братом серьезная разница в возрасте — двадцать два года.
С Юрой мы общались, когда приезжала к подмосковной родне. Школьницей он даже брал меня с собой на съемки «Дамы с собачкой», познакомил с Алексеем Баталовым.
Мы с братом часто переписывались. В одном из его посланий я прочла: «Ирочка, снимаюсь со своим другом Михаилом Пуговкиным в Алма-Ате. Картина «Штрафной удар». И Володя Высоцкий с нами». А через несколько лет они встретились на съемках фильма «Шельменко-денщик».
Вот только в двух этих лентах я Пуговкина и видела: ради брата. Некогда мне было по кино расхаживать. И легендарной «Свадьбы в Малиновке», где Миничка сыграл Яшку-артиллериста, не смотрела. Когда вышел этот фильм, жила с мужем в Улан-Удэ. Вячеслав, с которым познакомились еще в школе, был летчиком, командиром эскадрильи. Он так редко бывал дома, что даже удивляюсь, как мы умудрились родить двоих сыновей, Костю и Мишу. Все хозяйство было на мне, и мальчишки тоже. Еще и в институте училась — дважды в год летала в Ивано-Франковск на сессии, чтобы получить диплом старшей пионервожатой.
На кино и телевизор времени просто не оставалось. Когда муж нашел себе зазнобу помоложе, я не смогла простить и вернулась в Крым. Надо было поднимать сыновей, так что вертелась как белка в колесе. Работала в школе, в управлении культуры, была администратором цирка-шапито. А потом внуки появились, снова забот полон рот...
Впервые оценила, какой Михаил Иванович артист, только попав на его встречу со зрителями. Актеры любили приезжать к нам на побережье: можно и на пляже позагорать и неплохо заработать, выступая перед отдыхающими в многочисленных здравницах. В конце восьмидесятых, на излете существования Советского Союза, я учредила первое в Крыму хозрасчетное предприятие, связанное с кинематографом: договаривалась с артистами и устраивала их выступления.
Сотрудников в «конторе» было всего четверо: я сама, оба сына — один как водитель, другой как киномеханик — да кассир. С нами работали четверо: юморист Евгений Грушин из команды Петросяна, писатель-сатирик Леонид Французов, актеры Наташа Варлей и Михаил Кокшенов. Концерты проходили в шестидесяти двух здравницах — от Севастополя до Алушты.
Иногда то тут, то там попадались на глаза афиши творческих вечеров Михаила Пуговкина. Дай, думаю, заеду, посмотрю. Все-таки друг юности моего брата. Увидела Миничку на сцене и пропала: это было море обаяния! На встречах артисты появлялись на сцене на десять минут перед фильмом с их участием, а после сеанса — поминай как звали.
Миничка же выходил к зрителям четыре раза за вечер. И на вопросы отвечать любил, да так искрометно, что в зале хохот стоял.
Я, конечно, сразу кинулась: «Михаил Иванович, давайте поработаем вместе!» Но он посмотрел недоверчиво. Попросила брата замолвить словечко. «Зря отказываешь Ире, — убеждал Пуговкина Юра. — Она, конечно, самая настоящая «суматоха»: все делает сразу и одновременно. Но на первом плане всегда работа — то есть артист». Однако Пуговкин предпочитал действовать по старинке, был предан обществу «Знание», которое устраивало творческие встречи в советские времена. Не мог решиться работать по-новому. Даже несмотря на то, что гонорары мои «подопечные» получали в несколько раз больше тех, к которым он привык. К тому же Михаил Иванович вообще не верил, что женщина в состоянии что-то организовать. Хотя словечко «суматоха» запомнил и впоследствии часто так меня называл.
До сих пор не знаю, удалось бы нам познакомиться ближе, не случись несчастье.
Да такое, что привычная жизнь Пуговкина в одну минуту разлетелась на миллион осколков. Ушла из жизни Александра Николаевна, Шурочка, его любимая жена. Они были вместе тридцать два года.
Александра Лукьянченко — известная исполнительница русских народных песен: замечательный грудной голос, величественная осанка. Она была старше Пуговкина более чем на десять лет, еще до войны записала восемь сольных пластинок. Познакомились они на каком-то выездном концерте: возвращались в одном купе. Шурочка потом признавалась, что когда пригляделась к молодому артисту, подумала: «Если его привести в порядок и как-то воодушевить, оказался бы интересным мужиком».
Она была замужем за пианистом и аккомпаниатором Яковом Немеровским. Семья жила в первом кооперативном доме на Арбате, который построили для артистов филармонии. Среди соседей — сам Леонид Утесов. И вот из шикарной квартиры, где были даже раздвижные двери, ушла, не оглядываясь, к Михаилу Ивановичу в коммуналку, за занавесочку. Коренная москвичка, сама себя называвшая столбовой дворянкой, связалась с Пуговкиным, у которого образования — три класса. Конечно, ее отговаривали:
—Пуговкин ненадежный, выпивает, бросит тебя через год!
Но Шурочка сказала:
—Пусть проживу с ним недолго, зато в любви.
Дочери долго не могли ее простить — обиделись за отца. Они ведь уже совсем взрослые были, замужние, со сложившейся жизнью. У Юлии детей не было, а у Натальи, которую в семье называли Натанькой, младший сын ходил в школу, а старший уже служил в армии. Но мать остается матерью, года через два дочери, конечно, с ее выбором смирились. Да и никто никогда не мог устоять перед обаянием Михаила Ивановича.
Александрочка Николаевна, земля ей пухом, сразу же оставила сцену. Русланова ей выговаривала: «Сашка! Я — старуха и пою. Почему же ты, баба намного моложе, ушла со сцены?» Но она решила посвятить себя мужу. Одевала его, обувала, занималась карьерой, следила за здоровьем. До последних дней ездила с мужем на съемки и концерты, старалась уберечь от излишних возлияний. Каждый гражданин страны знал Пуговкина в лицо, многие мечтали вместе выпить.
А он просто не считал возможным отказать. Говорил: «Раз меня любят, я должен быть со зрителями наравне». Сергей Никоненко вспоминал, что однажды Михаилу Ивановичу позвонили с Киевской студии, пригласили на роль слесаря-алкоголика. Он отшутился: «Играть не буду. Но могу консультировать».
Александра Николаевна не любила шумных компаний. Единственный, перед кем всегда были открыты двери ее квартиры, это Леонид Гайдай. Ему прощалось все, что неудивительно: ведь он снял Пуговкина в шести фильмах. И каких! Некоторые режиссеры, даже великие, недоумевали:
—Миша, зачем ты снимаешься у Гайдая? Там же все шутки ниже пояса.
Стыдно.
Но Пуговкин отвечал:
—Даже когда Гайдай уйдет из жизни, его будут вспоминать и фильмы его любить.
Как будто вперед смотрел.
Пуговкину долго не давали звания. Многочисленные представления лежали под сукном в высоких кабинетах. Ничего странного: он никогда не был членом партии, к тому же мог позволить себе любую шутку. В середине восьмидесятых Михаил Иванович отдыхал в санатории Четвертого управления. Туда же приехал тогдашний министр культуры с четырьмя охранниками. Артисты, естественно, об этом судачили. «У нас такая культура, — подытожил Миничка, — что за нее могут и убить». Эта шутка тут же стала известна всем.
Неудивительно, что любимый народом Пуговкин получил звание Народного артиста СССР только в 1988 году! Александра Николаевна тогда сказала: «Теперь моя миссия окончена».
Первого апреля 1991-го у Михаила Ивановича были выступления в Пушкино. Там Пуговкина разыскал его директор Роман Конбрандт, с которым они проработали четверть века.
—Миша, надо ехать в Москву, садись в машину.
—Что случилось?
—Садись-садись, по дороге расскажу.
Роман Александрович не решился сразу сообщить, что уже сутки дочки не могут связаться с Александрой Николаевной. А ведь ей восемьдесят четыре, и шесть лет назад она перенесла серьезную операцию.
Подозревали самое худшее.
У двери квартиры Пуговкина ждали Юля с Натанькой и милиционер. Вскрыли запертую изнутри дверь: Александра Николаевна лежала в постели мертвая, в руке — бутылочка воды и таблетки...
Михаил Иванович очень горевал. Сидел, запершись, в осиротевшей квартире, к телефону не подходил, дверь никому не открывал. Пытался залить горе алкоголем, но не помогало.
В это время режиссер Марк Айзенберг заканчивал картину «Болотная street, или Средство против секса». Он хотел, чтобы премьера состоялась в Ялте, — я ее организовывала. Мы тесно общались. Когда оказалась по делам в Москве, Марк захватил меня к Пуговкину, которого должен был везти на озвучание. Я знала о его трагедии и хотела помочь — снова предложить поработать вместе.
Пуговкин усадил нас за стол, выставил шампанское.
Марк попробовал возражать:
—Михаил Иванович, у нас же озвучка, дикция должна быть четкой.
—Сейчас и поедем. Но бутылочку выпить надо: в дом пришла девочка.
В ту нашу встречу он меня все время так называл — «девочка». Но, конечно, на «вы». Очень меня этим удивил: ну какая я девочка? Когда прощались, Пуговкин пообещал: «Поработаем, девочка, поработаем».
Жил Михаил Иванович, кстати, очень скромно. Двухкомнатная квартирка на Олимпийском проспекте, ничего особенного. Разве что кухня в четырнадцать метров — по тогдашним временам редкость.
Обстановка тоже непритязательная: лакированная стенка, диванчик, никаких излишеств. Даже хрусталя и то две-три вазочки. Видно было, что здесь живут пожилые люди, которые не стремятся к роскоши.
Я вернулась в Крым. И уже десятого июля дома раздался звонок: «Это Пуговкин. Прилетаю в Симферополь, встречайте». Михаил Иванович выступал в Сочи. В Москву, в опостылевшую после смерти жены квартиру, возвращаться не хотелось, вот он и вспомнил про мою настойчивость. Пуговкин не летал на самолетах из-за проблем с вестибулярным аппаратом. Тогда он в первый и последний раз решился подняться на борт, чтобы прилететь ко мне — навсегда.
Мы с сыном прыгнули в машину, помчались в аэропорт.
Встретили. Вдруг Пуговкин пожаловался: «Ой как пить хочется». Ну, думаю, Михаил Иванович, сейчас увидишь, как женщина заткнет за пояс всех твоих директоров-мужиков!
На въезде в Ялту стоит пивзавод. Звоню прямо с проходной: так и так, привезла Михаила Пуговкина, будет у нас гастролировать, угостите, пожалуйста, знаменитого актера. Нас, конечно, заводят в подвал, где в огромной колбе тихонько булькает нефильтрованное пиво. Михаил Иванович просто обалдел! Много лет в Ялту ездил, но о существовании этого подвала и не подозревал. Пиво холодненькое, с пузыречками... Вкуснота!
Приехали в гостиницу, у меня и тут все налажено. Холодильник в номере загрузили под завязку фруктами и овощами. А уже на следующий день Пуговкин выступал в санатории Черноморского флота.
Зал на восемьсот мест был полностью забит, зрители на полу сидели, на лестницах. Ну а уж когда Михаил Иванович гонорар получил!..
Тринадцатого июля пришла телеграмма от брата. Юра как раз снимался в Гомеле, адреса Минички в Ялте не знал, вот и прислал на мое имя: «Ирочка, эта телеграмма предназначена Мише Пуговкину. Поздравляю его с тем, что в свой день рождения начал, наконец, работать с тобой. Желаю вам счастья». Кидаюсь к Михаилу Ивановичу:
—Как же так? Что ж вы не сказали?
Это был первый день рождения Пуговкина без Александры Николаевны. Понимала, насколько ранено его сердце, каким одиноким и покинутым он себя чувствовал.
Миничка отмахнулся:
—Глупости это все, и о подарках думать не смейте. Мы просто посидим, попоем...
Так и сделали. Но уже через несколько дней выяснилось, что Юрина телеграмма была не просто поздравительной. Это было благословение нашего союза. И последнее, что брат пожелал мне перед своим уходом...
Девятнадцатого июля у Юры случился приступ аппендицита, который перешел в перитонит. «Скорая» увезла его прямо со съемочной площадки. Хорошо, что рядом была жена Леночка, чудная девушка, на сорок два года младше брата. Когда она приезжала на съемки, в группе шутили: «О, Медведев внучку привез». Во время регистрации сотрудница ЗАГСа, удивившись разнице в возрасте, строго спросила у Лены:
—Вы выходите замуж по любви?
Не задумавшись ни на секунду, та ответила:
—Нет, по расчету.
Юре очень нравилась ее юношеская дерзость.
Он всегда хорохорился перед молодой женой, до последней минуты не признавался, что у него что-то болит. Из приемного отделения брата отправили в операционную, и Лене разрешили подняться с ним на лифте. Даже тогда не пожаловался! Он умер на операционном столе: сердце не выдержало. В Москве бы его наверняка спасли, а вот в Гомеле не сумели.
Иногда в шутку я называла брата «мачо». И Лена замуж второй раз не вышла, все твердит: «Такого принца больше не найти».
Юра с Миничкой были во многом похожи: и благородством, и какой-то молодцеватостью. Пуговкин никогда не выглядел как Ален Делон, и фигура у него нестандартная. Но он умел носить костюмы. Марк Бернес, который называл Михаила Ивановича не иначе как крестьянином, научил: «Во второй половине жизни надо одеваться светло. И самое главное — модно». Он же свел Пуговкина с портным, который шил костюмы всем «первачам». Я удивилась, увидев, как много у Минички одежды и обуви. Ведь у первого мужа была одна летная форма, и привет.
Вообще, несмотря на болезни, Михаил Иванович никогда не выглядел и не вел себя как старик. До последнего вздоха, даже уже прикованный к постели. Глаз горел всегда.
Естественно, я засобиралась на похороны брата в Москву, куда Лена везла гроб на поезде. «Поеду с вами, — неожиданно решил Михаил Иванович. — Не хочу оставаться один».
Была буквально раздавлена смертью Юры, но и не подумала противиться. С Миничкой сразу очень легко было. Только закручинишься, он как-нибудь пошутит, и поневоле улыбаешься. Мое горе нас словно уравняло: мы могли легче понять друг друга, как будто сплотились в сопротивлении своим личным несчастьям. Михаил Иванович даже поехал вместе со мной на Юрочкины похороны. Хотя после смерти Александрочки Николаевны не мог бывать на кладбище: ни на девять, ни на сорок дней на ее могилку не ходил, так ему было тяжело.
Кстати, я тогда впервые в жизни ехала в СВ, других вагонов Пуговкин не признавал.
Джигарханян по этому поводу над ним подсмеивался:
—Миша, нам же положен бесплатный купейный билет как народным артистам. Зачем ты всякий раз доплачиваешь за СВ?
—У меня было трудное детство, — шутил в ответ Миничка.
В тот приезд он и перевез меня к себе, с дочерьми познакомил. Спали мы в разных комнатах: он — на кровати в спальне, я — на диванчике в гостиной... Под одной крышей, но еще как директор и артист. Хотя чувствовала, конечно, с его стороны особое к себе отношение. И руку всегда подаст, и стульчик отодвинет, несмотря на то, что давалось ему это уже с трудом: много болячек всяких накопилось. Еще в 1942-м под Ворошиловградом Пуговкин получил тяжелое ранение в ногу, ее чуть было не ампутировали.
Когда через три месяца после демобилизации плясал в фильме «Свадьба», из сапога после каждого дубля приходилось выливать кровь. А на съемках «Двенадцати стульев» Миничка заработал тяжелейший радикулит: сцену, где отец Федор рубит стулья на берегу моря, снимали глубокой осенью, его сильно продуло. Маялся с руками из-за запущенного артрита. У «Мосфильма» разбита Аллея славы, где наши артисты оставляют отпечатки своих ладоней. Михаил Иванович не смог этого сделать: у него просто не разгибались пальцы. Шутил, что именно так — загадочно жестикулируя — охмуряет женщин.
...На девятый день помянули Юрочку, и мы вернулись в Крым — надо было продолжать работать. После приезда слышала, как Пуговкин звонит кому-то, как раз накрывала на стол в номере.
Сказал: «Хочу сообщить, что больше с вами никогда не встречусь. Спасибо за проведенные вместе прекрасные дни, — положил трубку и произнес: — Я попрощался со своей дамой сердца».
Спрашивать, кто такая его собеседница и какие отношения их связывали, не стала. Сделала вид, что меня это совсем не интересует.
Иногда я оставалась ночевать в Ялте, в гостинице, с Михаилом Ивановичем, а иногда уезжала в Алушту, в свою однокомнатную квартиру. В Крыму все близко: между этими городами полчаса пути со всеми остановками.
Жил Пуговкин в гостинице «Украина», за ним всегда был зарезервирован 201-й номер. Этажом выше, в 301-м, как правило, останавливался Кашпировский, с которым я до этого работала. Как-то Михаил Иванович пожаловался:
—Что-то мне сегодня не спалось.
Я засуетилась:
—Надо давление померить, и вообще лучше бы сегодня отлежаться...
—Возможно-возможно, — Пуговкин изобразил задумчивость.
— А вдруг это Кашпировский к себе в номер вселился? И наколдовал?
Оказалось, действительно: на два дня приехал!
Первого октября мы с Пуговкиным поехали в Москву: надо было представить квартальный отчет в «Союзконцерт», где у меня лежала трудовая книжка. Кругом царила неразбериха, никто даже на день вперед не загадывал, но уже было понятно, что рано или поздно придется определяться с гражданством.
Вот тогда Михаил Иванович впервые и предложил: «Давайте менять мою квартиру на Ялту». Забегая вперед, скажу: в Ялте мы прожили восемь лет. Выменяли себе однокомнатную квартиру на набережной с окном на море и просторной восемнадцатиметровой верандой.
Переезд в Крым был давнишней Миничкиной мечтой. Еще с 1952 года, когда сыграл в картинах Михаила Ромма «Адмирал Ушаков» и «Корабли штурмуют бастионы». Вообще, Пуговкин тут в двадцати шести фильмах снялся. На вопрос зрителей, почему часто приезжает в Ялту, — так и отвечал: «Потому что всегда мечтал здесь жить».
У него даже походка была морская — враскачку.
Александра Николаевна предпочитала жить в столице, но теперь Пуговкина в Москве ничто не держало. Он сохранял к Александре Николаевне чувство глубокой признательности за счастливые совместные годы. А меня впустил в свою жизнь как новую волну, которая подхватит, понесет, и вроде можно плыть дальше.
Я бы никогда не посмела вселиться в квартиру, где царила аура Александры Николаевны. Казалось, Ялта — отличное решение: чистый морской воздух, под боком киностудия, на которой можно сниматься, вокруг — множество здравниц, где устраивают встречи со зрителями. Но ни за что не поддержала бы эту идею Пуговкина, не одобри ее родные Михаила Ивановича.
Пуговкин собрал семейный совет. Спросил хитро: «Ну что, зятья-дочери? Понравились котлетки? Вот как моя Ирина готовит!
Когда к нам на море пожалуете, голодными не останетесь».
К этому времени у меня сложились самые теплые отношения с его приемными дочерьми. Летом у нас гостила Натанька. Призналась: «Приехала на разведку. Хочу понять, что ж там за женщина, которая заменила нашу мамочку?» Ей было любопытно посмотреть на моих сыновей, на внуков.
Мы все перезнакомились и как-то очень легко сошлись. Через несколько лет тетя Минички даже сказала: «Ирка, ты наша в доску. Простая. К Александре Николаевне, дворянке, нам было не подъехать».
Я, кстати, всегда чтила и чту память Александры Николаевны. Напоминала о дне ее рождения, дне памяти. Даже перезахоронила. Ведь Александрочка Николаевна лежала на Преображенском кладбище, как горько шутил Миничка, в «братской могиле» — среди двенадцати родственников.
Михаил Иванович переживал, что из-за этого ее пришлось кремировать, не смогли похоронить по-православному.
На том семейном совете была, конечно, и единственная родная дочь Пуговкина Алена. Но она всегда держалась особняком. Отношения с отцом у Алены сложились настолько сложные, что требуют отдельного рассказа.
Ее мать, актриса Надежда Надеждина, была первой женой Михаила Ивановича, они познакомились еще студентами Школы-студии МХАТ. В конце жизни он шутил, что всегда был однолюбом. Оттого и женился трижды. Надеждина — артистический псевдоним, настоящая ее фамилия — Ленина. Нельзя сказать, что Надежда была особенно красива, но в юности за ней ухаживал Алексей Баталов.
Миничка ее подкалывал: «Что ж ты не с Баталовым? Вон он какой артист!»
Они прожили вместе двенадцать лет. Но Михаил Иванович рассказывал мне, что Надежда ему изменяла. В Театре имени Ленинского комсомола, где оба работали, его в глаза называли «рогатым». Еще живы те, кто может это подтвердить: Александр Ширвиндт, Римма Маркова, которая дружила с Надеждиной.
Расходились они без скандала, по обоюдному согласию. Несколько лет назад — Пуговкин еще был жив — Алена рассказала журналистам, что мать ушла от Михаила Ивановича, потому что он сильно пил. При живом отце такое говорить! Конечно, газету с тем интервью я от Минички спрятала: он бы очень расстроился.
После развода Надеждина переехала в Омск. Там вышла замуж за худрука Омского театра, родила сына, он актер и кинорежиссер. Иван Щеголев снимал фильм «Американский дедушка», где свою последнюю роль сыграл Евгений Леонов. Ванечка специально приходил к нам знакомиться.
—Что ж ты за родственник такой, если меня в свою картину не позвал? — сокрушался Пуговкин. — Ведь роль — моя абсолютно.
В ответ Щеголев лишь твердил:
—Я вас очень люблю, очень люблю.
Надежда Миничку пережила, умерла в позапрошлом году. А в 1997-м, когда овдовела, написала нам в Ялту письмо: «Хочу к вам, к морю, пожалуйста, примите». Миничка возмутился: пятьдесят лет ее не видел, а теперь просится в гости.
Надежда Владимировна пыталась наладить отношения, завести дружбу, но Миничка был непреклонен: «Нет. Второй раз в этот омут я не войду».
Так случилось, что свою единственную дочку ни Пуговкин, ни Надеждина сами не воспитывали. Совсем крохой, еще и полугода не было, ее отправили в деревню в Смоленскую область, к дедушке и бабушке со стороны матери. Время было послевоенное, жили трудно, снимали комнатку. Алена всегда говорила мне: «Родители обо мне не думали, почему я должна теперь о них заботиться?» Но они же не на улицу ее выкинули, а отдали родным. Молодым надо устраивать свою жизнь, получать специальность, зарабатывать. А малышей и старики поднять смогут.
В Москве Алена появилась уже в восемнадцать лет.
По совету Александры Николаевны устроилась в исполком, в отдел экологии. Там и мужа будущего встретила, и на пенсию оттуда уходила. Михаил Иванович добился, чтобы ей выделили отдельную квартиру у метро «Бауманская».
Александра Николаевна Алену и ее сына Мишу лелеяла. Все-таки родные кровиночки любимого человека. Но на ее похороны Алена не пришла. Появилась у отца на Олимпийском на второй день, сказала решительно:
—Папуль, ты переезжаешь к нам. А Миша будет жить в этой квартире. Он уже студент, ему надо отселяться. А тебе мы комнатку выделим.
—Ты что, меня кладешь в могилу рядом с Шурочкой? — оскорбился Михаил Иванович. — Я еще в кино снимаюсь. Не хочу с вами в одном туалете ютиться.
Алена вспылила и чуть ли не вычеркнула папу из своей жизни.
Не интересовалась его жизнью, даже звонила крайне редко.
Года через два после того как стали жить вместе — мы с Миничкой еще на «вы» были, — идем по набережной Ялты, он вдруг говорит:
—А давайте зайдем в ЗАГС.
—Зачем? — удивилась я. — Чай не молодые, и так свой век доживем.
А Михаил Иванович отвечает:
—Мы должны расписаться. Иначе, когда умру, Алена все у вас заберет, жизнь поломает.
—Только ради этого? — уточняю я. — Да и что она отберет — квартирку нашу однокомнатную?
—Да нет, почему...
— смутился Пуговкин. — Хочу, чтобы вы носили мою фамилию.
В ЗАГСе Миничка скомандовал: «Прошу не назначать испытательного срока. Наша семейная жизнь уже сложилась. Вот ее паспорт на фамилию Лаврова, но моя фамилия теперь должна стоять первой». Так я стала Пуговкиной-Лавровой: старую решила сохранить ради внуков и правнуков.
А за год до этого, еще не расписанных, нас пригласили в паспортный стол для обмена документов на украинские. У меня прописка алуштинская, у Пуговкина — московская. Оба — граждане СССР. Приходим, а там народу — не протолкнуться. Конечно, Миничку узнали, пропустили без очереди.
Заходим в кабинет — сидят два полковника.
—Здравствуйте, дорогой Михаил Иванович! А это с вами кто?
—Как «кто»? — отвечает Пуговкин. — Это моя супруга.
—Так она же наша, крымская!
—Вот ради нее я и выбрал своим местом жительства ваш город.
Не будет же он рассказывать про свою мечту переселиться к морю, родившуюся еще в начале пятидесятых.
—Раз Ирина Константиновна местная, ей не надо сдавать экзамен.
—Какой экзамен? — изумился Миничка.
—Так по языку! Это обязательное условие для получения украинского паспорта.
Вы, Михаил Иванович, украинскую мову разумеете?
Последовала секундная пауза, и Пуговкин произнес:
—А шо це таке?
Все, конечно, захохотали, быстренько закрыли дверь на ключ, пригласили нас в дальнюю комнату, где уже был накрыт стол...
Так мы стали гражданами Украины. В одной московской газете тогда вышла заметка с сенсационным заголовком: «Пуговкин эмигрировал».
Пока работала Ялтинская киностудия, Миничка иногда снимался. Но в те годы часто обманывали. За фильм «Господа артисты» вообще ни копейки не заплатили, за картину «Выстрел в гробу» выдали только половину.
При этом съемочный день стоил сто долларов, а их было всего десять и не подряд. Так что денег выходило немного. Но я, конечно, не могла позволить, чтобы Михаил Иванович нуждался. К счастью, в нашем частном предприятии всегда крутились хоть и небольшие, но «живые» гривны. А когда пропали продукты и в магазинах стало шаром покати, мы, наконец, оформили Миничке инвалидность. Теперь как инвалид войны он мог получать масло и сахар в особом подвальчике. Впрочем, Пуговкин был неприхотлив: щи да каша — пища наша.
Он с удовольствием ходил со мной на местный базарчик. Всегда старалась брать корзинку поменьше: Миничку так одаривали, что большую просто не дотащила бы до дома. С одной стороны: «О, Якин!» С другой: «Ах, Яшка-артиллерист». И все норовят свой товар всучить: капусточку, огурчики соленые...
Пихают и пихают!
Мы хорошо жили. Принимали гостей, постоянно заходили дети и внуки. Мы с Миничкой оказались на одной волне: я всегда была общительной, Михаил Иванович нуждался в каком-то обновлении после аскетичной и строгой жизни с Александрой Николаевной. У них даже собачки не было или кота. А у нас и кот Петр Петрович, и пудель Минька. Пуговкин радовался, что в семье три Миньки: сын, муж и пес.
Мое дело — стол накрыть. Его — взять в руки гитару. Ну и, конечно, обязательно скажет: «Ближний стул никто не занимает, тут Иришка моя сядет». Телевизор Миничка особо не смотрел: оба глаза были прооперированы из-за катаракты. Любил посидеть-подумать, разложить пасьянс. Не выносил одиночества.
Стоило отойти на кухню, слышу, зовет: «Ирка, ты где?» Мы жили как иголочка с ниточкой. Были неразделимы, ни на минуту не расставались: и в радости и в горе. И когда умирал мой старший сын, ночевали вместе у его постели.
Костя не смог оправиться от давней травмы. Он работал на стройке. Что-то там не доглядели по технике безопасности, и сын упал с высоты шестого этажа рядом с люком. До железной крышки оставалось всего три сантиметра: ударься он об нее головой, не выжил был. Жена Кости в то время как раз была беременна вторым ребенком. Когда через полгода его выписали — обездвиженным, с отбитыми почками, — она ушла. И детей оставила. Мы их всей семьей поднимали. Сын пролежал четыре года и потом сумел все-таки встать, работал у меня киномехаником. Но травма не отпустила: когда его младшей дочке Свете было шесть, а старшей Иришке одиннадцать — Кости не стало.
До сих пор это боль моя непрекращающаяся.
Страшно хоронить свою кровинушку. Михаил Иванович очень переживал. Мы действительно были одной семьей: ни дня не проходило, чтобы кто-то не забегал. Миничка даже просил: «Пускай подольше побудут, переночуют».
Я никогда не прекращала попыток наладить отношения с Аленой. Но она даже на семидесятипятилетие Михаила Ивановича, которое праздновали в 1998 году, ехать отказывалась. «Если не появишься — ты не дочь своего отца, — убеждала ее Натанька. — Ведь он уже в солидном возрасте». Но думаю, Алена согласилась приехать только после того, как узнала, что в честь юбилея Михаилу Ивановичу дают участок земли и дарят машину.
За рулем Миничка никогда не ездил. Зачем? Ему стоило руку поднять — любой таксист считал за честь отвезти куда угодно бесплатно. Хотя начальник ГАИ Омска подарил однажды права всех категорий. Спросил: «Что я могу вам предложить?» Достал из стола бумажку и все штампики поставил. В 1994 году как инвалиду войны Пуговкину вручили «Запорожец». Выкатили шесть новеньких машин.
—Боже, зачем столько? — удивился Михаил Иванович.
—Мы из них сейчас одну нормальную соберем, — успокоили рабочие.
И действительно: с какой-то шины сняли, с другой руль. Собрали отличный автомобиль. Его водил наш сын Миша.
А вот на семидесятипятилетие подарили уже иномарку.
Как-то утром Алена была на пляже, туда на ней подъехал Миша. Она — к нему:
—Это наша машина!
Сын Миша говорит:
—Почему ваша? Это Михаила Ивановича. Я всегда за рулем, и то не считаю, что она «наша».
Как же Алена раскричалась! Хотя сам Миничка шутил, что ему очень повезло: «Личный водитель — сын». Всегда называл моих детей родными: он действительно так к ним относился.
Здесь я хочу немного рассказать о Саше Абдулове, он сыграл большую роль в нашей жизни. На том самом праздновании, когда в концертном зале «Юбилейный» собралась вся Ялта, неожиданно, под занавес, Саша вышел на сцену.
Оказалось, они вместе с тогдашним директором «Ленфильма», бывшим начальником охраны Ельцина Александром Коржаковым и другом Игорем Лавриком отдыхали в Крыму и решили зайти поздравить.
«Король!» — представил Абдулов Михаила Ивановича. И тут же позвал его сыграть короля в своем фильме «Бременские музыканты». Миничка гордился: он ведь восемь лет до этого не снимался. И при том, что условия были непростыми, молодым давал фору. В Азербайджане, где снимали натуру, случались такие песчаные бури, что иногда дверь вагончика по утрам не открывалась — заносило за ночь. За столом Саша всегда усаживал нас рядом с собой. А столы накрывались богатые, особенно в Баку. Гуляли по полночи. Саша очень Пуговкина любил, называл «настоящим русским артистом».
Из жизни они ушли с разницей чуть больше полугода. Сашеньки не стало третьего января 2008-го. Тридцатого декабря, когда его отпустили из больницы домой, я ему позвонила — с Новым годом поздравить, с рождением доченьки. Миничка в это время уже сильно болел, был совсем слабеньким, почти не разговаривал. Саша ответил: «Да, спасибо, поцелуйте Михаила Ивановича». Но это был уже не его голос: чужой, нездешний.
На девять дней по Саше мне удалось напечатать буклет, составленный из фотографий, сделанных на съемочной площадке. Звоню вдове Абдулова Юле, которую впервые увидела только на похоронах:
—Юля, вот буклет готов. Хочу подарить вам первой.
—Абдулов достоин шикарной книги.
Ваши буклеты мне не нужны.
Сказала — как отрезала. Вообще так себя поставила, что постепенно друзья Абдулова от нее отвернулись. И маму Сашину из дома выгнала.
Именно Саша помог нам перебраться в Москву, когда стало понятно, что из Крыма надо уезжать. Вслед за Советским Союзом рухнула курортная система: путевки распространять прекратили, выступать стало не перед кем. Закрылась Ялтинская киностудия. Миничка очень страдал без работы.
Но самое главное — резко ухудшилось медицинское обслуживание. А Михаил Иванович, к сожалению, не молодел. У него и сахарный диабет, и последствия ранения, и разные возрастные болячки. Когда в последний раз попал в Ливадийскую клинику недалеко от Ялты, нас поселили в люксе. Но там уже ни простыни не выдавали, ни обедом не кормили.
И лекарства надо было покупать на свои. Вот мы и решили перебираться в Москву, где сохранилась еще бесплатная медицина.
Когда в 1999 году приехали в столицу, Пуговкина и в «Ералаш» позвали, и в «Фитиль». Он даже в рекламе таблеток снялся. Мы и не знали, что это за лекарство такое — для повышения потенции. А Тамарочка Носова сразу объявила: «Наш секс-символ вернулся!» Актриса была уникальная, упокой, Господи, ее душу. Но, к несчастью, в конце жизни совсем опустилась. Она никогда не выпивала, а именно «опустилась», есть такое русское слово. Подкосил многолетний роман с режиссером из Киева Николаем Засеевым: любовь была большая, но он так и не развелся, не смог жену оставить. Вот Тамарочка и сдалась: одежду не стирала, посуду не мыла, жила в жуткой грязи.
Друзья ей и кровать привезли, и стулья. Но так и умерла на полу, среди крыс и каких-то банок с гнилым вареньем...
Абдулов привез нас с Миничкой к тогдашнему вице-мэру Шанцеву. У Саши были и свои просьбы, он даже шутя преклонил перед Валерием Павлиновичем колени, но тот остановил: «Погоди. Ты народный артист России, а Михаил Иванович — Народный СССР. Ты ко мне каждый день можешь зайти, а Пуговкин — первый раз в жизни. Будем возвращать домой народное достояние».
Нам с Миничкой выделили двухкомнатную квартиру в Глинищевском переулке, в доме, известном как дом МХАТа. Когда впервые заходили в парадное, у Пуговкина градом полились слезы. Нахлынули воспоминания: ведь впервые он попал сюда еще двадцатилетним студентом, приходил к своему преподавателю Школы-студии МХАТ Ивану Москвину.
Однажды глубокой ночью привел к нему приятеля Владлена Давыдова. Москвин открыл дверь в халате. Удивился:
—Миша? Что-то случилось?
—Иван Михайлович, я его нашел!
—Кого?
—Героя-любовника!
—?
—Ну, вы же говорили, что я курносый, несерьезный, а на курсе нужен статный парень на роль героя. Вот, посмотрите, — настоящий красавец.
—Господи, Мишенька, завтра приводи.
А сейчас я должен в постель лечь, там Алла Тарасова ждет, между прочим, твой педагог.
Москвин с Тарасовой тогда еще мужем и женой были.
...Квартира оказалась совсем запущенной. Пришлось делать капитальный ремонт, а самим пока жить в гостинице «Мосфильма». И наводнение мы в Глинищевском пережили, когда горячая вода квартиру залила, и чего только не было. Однажды с подругой режиссером Светой Проскуриной чуть не погибли: купили новые обои, тащили их из метро, а на «Пушкинской» как раз прогремел взрыв. Выбирались из подземного перехода в клубах дыма. Но Миничке в центре жить было неудобно: и дышать нечем, и гулять негде, и машина не протиснется прямо к подъезду. Поэтому через полгода мы переехали в новый дом, который построили совсем рядом с парком «Сокольники».
Ялтинскую квартиру пришлось продать.
Чиновники запудрили мозги: потребовали справку об отсутствии жилплощади, а я и не сообразила, что страны-то уже разделились и это на Украине у нас имелось жилье, а в России ничего не было. Вот и продали, сделали глупость. Квартиру в Ялте, кстати, купил певец Вилли Токарев.
В Сокольниках первый этаж в нашем подъезде долго пустовал, и я его выкупила — в рассрочку. Три года расплачивалась. В этом помещении удалось устроить музей, посвященный Пуговкину и другим артистам советского кино. Там стоял раздвижной стол, за которым Михаил Иванович встречался со зрителями, когда здоровье уже не позволяло выезжать далеко.
Но наша семья разрасталась. Еще подростком в Москву переехал внук Виталик. Потом перебралась внучка Ира с мужем. Пошли правнуки. Стало тесно. Миничка первым сказал: «Музей — это замечательно. Но детям надо где-то жить». И музейные комнаты пришлось отдать молодым. Встречи со зрителями проводили в кинотеатрах, в Совете ветеранов. Уже после ухода Михаила Ивановича я открыла кинозал его имени в муниципальном помещении рядом с нашим домом. Тут же развернута небольшая экспозиция его памяти. К нам приходят и школьники, и пенсионеры, с удовольствием смотрят фильмы с участием Пуговкина.
...Михаил Иванович медленно угасал. Какое-то время ходил с палочкой, потом мог только сидеть в кресле. Просил, чтобы к нему приводили правнуков, называл их «наши ангелочки», любил с ними поагукать, покидать им мячик.
Потом слег. Говорил: «Ирочка, пожалуйста, больше никаких госпиталей. Хочу быть дома». Тринадцатого июля 2008 года ему исполнилось восемьдесят пять лет, а двадцать пятого Миничка ушел из жизни. Журналисты тогда писали, что Пуговкин так отметил юбилей, что его сразил инсульт. Вранье! Он почти три года не вставал. Просто мы никому об этом не рассказывали.
Долго не решалась Михаила Ивановича соборовать. Я пришла к Богу только когда начала терять родных и близких. А Пуговкин был религиозен, и икона Архангела Михаила всегда висела у нас в красном углу. Миничка родился в глубоко верующей семье. В детстве жил рядом с церковью, где с пятилетнего возраста прислуживал, ему даже маленький подрясничек сшили.
Когда его позвали играть отца Федора в «Двенадцати стульях», думал три недели.
Решил посоветоваться с матерью:
—Меня позвали играть попа. Вот думаю — соглашаться ли.
—А он что делает? — спросила Наталья Михайловна.
—Ну, он стяжатель. За золотом охотится.
—А Бога ты не будешь трогать?
—Нет.
—Тогда играй.
И хотя Миничка до последнего вздоха сохранял ясность рассудка, приглашать батюшку я боялась. Думала: вдруг, увидев священника в черном, решит, что хороним его заживо. Страхи оказались глупыми — отец Артемий пришел в бежевом одеянии, с золотым крестом, да еще и благоухая французским парфюмом.
Вошел, медленно опустился на колени перед диваном, где лежал Михаил Иванович. Миничка попытался приподняться, отец Артемий его остановил. А нам с племянницей сказал: «Милые дамы, выйдите, пожалуйста, мы должны остаться наедине». После причастия Михаил Иванович даже в лице изменился, будто просветлел. А я нашла телефон Алены — сама она нам практически не звонила — и позвала ее проститься с отцом. Миничка уже не ел и даже воды не пил. Алена пришла с сыном Мишей. Он навалился на Миничку, начал его трясти: «Дед, а дед!» А я тогда не ходила: упала и сильно расшиблась, поломала ребра. Кричу из своего угла: «Осторожно! Ему же тяжело дышать!» Михаил Иванович отвернулся, по его щеке потекла слеза.
Денег на сиделку у нас не было, все ноченьки я около него провела. Разговаривала с ним, даже когда уже не отвечал, только глаза реагировали. Любил, когда просто по руке его глажу. Двадцатого июля, почти за неделю до ухода, Миничка стал задыхаться, у него онемели руки. Последних слов я не услышала, он ушел молча. Закрыл глаза двадцать пятого в полдень и скончался.
Конечно, я позвала Алену на похороны. Родная дочь: как иначе? В Дом кино, где состоялась панихида, Алена пришла с мужем и сыном. Я попросила:
—Пожалуйста, скажи два слова о папе.
Но она отрезала:
—Мне нечего сказать. Он меня не растил.
Я ее семью на сцену посадила. Юля умерла за два года до Пуговкина.
Но у Мишиного гроба рядом с Аленой сидела Натанька с сыновьями, которые были с Михаилом Ивановичем больше пятидесяти лет, моей родни шесть человек — все-таки почти двадцать лет вместе прожили. А Алена вдруг заявляет: «Все эти люди не родные, я одна здесь по праву крови». На отпевание она не поехала. И на кладбище ни венка, ни цветочка от них не было.
Но самое печальное — Алена до сих пор считает, что я захватила наследство Пуговкина. Чуть ли не обворовала ее. Давно, когда мы с Миничкой меняли квартиру на Олимпийском, где он жил с Александрой Николаевной, на Ялту, я сказала: «Алена, забирай что хочешь». Она выбрала мягкую мебель, а Юля с Натанькой взяли себе вещи мамы. Но что я могла отдать ей после смерти Михаила Ивановича? Неужели считает, что мы должны выехать из квартиры, где живем, а она туда заселится?
Отец при жизни все для нее сделал: и на работу помог устроиться, и жилплощадь выбил.
Но Алена называет мне адреса каких-то квартир, которые я якобы продала после смерти Михаила Ивановича. На улице Вавилова, на улице Щорса. Не было их! Не существовало! Пеняет мне, что продала дачу. И ее не было! Пуговкин хоть и из крестьян, но в земле копаться не любил, предпочитал жить в городе. А участок земли, который ему подарил губернатор Московской области Борис Громов, мы сразу же продали. Не могли его обустроить, не было таких денег. Для того чтобы поставить Миничке достойный памятник на могиле, пришлось даже продать его ордена с медалями и наши обручальные кольца, которые мы купили в Баку на съемках. Четырнадцать человек, в том числе Никита Михалков, Дмитрий Харатьян, Федор Бондарчук, Сергей Степанченко и Лариса Долина, помогли, но денег все равно не хватало, ведь памятник обошелся в четыреста восемьдесят тысяч рублей.
Единственное, что не продала, — знак «Король кинокомедии». Пуговкин всегда его носил.
Он не хотел гражданской панихиды, даже просил: «Как помру, не вози меня никуда — только в церковь». Но в Союзе кинематографистов настояли: «Народ должен проститься». Несмотря на разгар лета, зал Дома кино был переполнен. Еще Миничку по указанию президента хоронили как солдата, ветерана Великой Отечественной войны, под оружейные залпы.
Но прежде всего мы прощались с православным человеком. Гроб с телом, как и положено, всю ночь перед похоронами простоял в церкви Всех Святых.
Уже на кладбище, пока ждали батюшку, услышала, что откуда-то пробивается песня. Когда толпа расступилась, оказалось, что это поют Сергей и Николай Радченко. Михаил Иванович снимался с ними в картине «Домик окнами в сад». И хотя полнометражной ленты не получилось, только клип, очень любил одноименную песню. Провела их к гробу, они встали в изголовье и так проникновенно допели, что все вокруг заплакали.
Сегодня живу ради того, чтобы сохранить память о выдающемся артисте. В этом году Пуговкину исполнилось бы девяносто лет. Первого июля выйдет из печати моя книга о нем.
Михаил Иванович верил, что удачу ему приносит число тринадцать. Тринадцатого он родился. Правда, в паспорте записано 21 ноября 1923 года: в родной деревне Рамешки сельсовета не было, справки младенцам выдавали в церкви.
Вот батюшка и записал вместо подлинной даты рождения Михайлов день. Когда Миничке исполнилось тринадцать, их семья переехала в Москву. И теперь я собираюсь тринадцатогого июля 2013 года провести тринадцатый по счету ретрофестиваль «Виват, комедия!» его имени. В рамках форума состоится премьера фильма «Неизвестный Пуговкин»: в течение многих лет я снимала Миничку на кинокамеру, хочу, чтобы зрители узнали, каким он был в жизни. А еще на набережной Ялты появится памятник Михаилу Ивановичу.
Миничка любил повторять, что я стала для него спасательным кругом. Мы встретились, когда он остался одиноким, почти не снимался, впереди маячила старость с ее болячками.
Старалась все силы положить на то, чтобы сделать его пребывание на этой земле счастливым, а последние годы спокойными. Так случилось, что ни у одной из дочерей Пуговкина нет внуков. Михаил Иванович очень переживал, что Миша, Аленин сын, никак не женится: «Что ж такое, мужик он или не мужик?» Сегодня Мише уже за сорок, до сих пор бобылем ходит. Нет детей и у сыновей Натальи. А мне еще в детстве великий наш симферопольский святой Лука, которого считаю своим ангелом-хранителем, предсказал, что родятся два сына и много-много внуков. За без малого двадцать лет совместной жизни моя семья стала и семьей Пуговкина. Судьба будто закольцевалась. Родился он в большой крестьянской семье: у бабушки Минички было двенадцать детей. И из жизни ушел в большой семье, окруженный заботой и любовью. Очень радовался, когда сумел дать внучке и правнуку свою фамилию.
Так что род Пуговкиных не оборвался: у него три дочери, два сына, семь внуков и пятеро правнуков. Для всей нашей большой семьи Михаил Иванович — живой. Каждый день с ним разговариваю. Благодарю судьбу, что подарила мне такую позднюю любовь. Я счастлива, что моя жизнь соединилась с жизнью замечательного человека, очень талантливого артиста, прекрасного семьянина. И пока бьется мое сердце, я буду делать все, чтобы зрители не забывали Михаила Пуговкина.
Редакция благодарит за помощь в организации съемки мебельный шоу-рум Rosbri на Складочной.
Подпишись на наш канал в Telegram