Он уехал, и я вдруг почувствовала, что абсолютно спокойна и равнодушна. Прошла неделя, вторая, мы не созванивались, не писали друг другу, никакой потребности в этом у меня не возникало.
Все мы родом из детства, говорил Сент-Экзюпери. Именно тогда зарождается личность, формируются первые и самые главные ценности, на которые осознанно или неосознанно человек ориентируется всю свою жизнь.
Когда я родилась, папа, Андрей Владимирович Павловец, был молодым артистом Ленинградского ТЮЗа, мама — Татьяна Владимировна, в девичестве Кочеткова — актрисой Ленинградского театра имени Ленинского комсомола. Жили мы в самом центре Ленинграда, в огромной, метров триста, коммуналке на Загородном проспекте, свободно вмещавшей в себя, уже и не помню точно, семь или восемь семей. Хотя комнаты в квартире находились далеко друг от друга и шумные актерские компании, в которых пились вина и пелись песни, не могли сильно тревожить других обитателей нашей общины, некоторые все-таки возмущались. Однажды друзья родителей, перепутав кнопки, по ошибке позвонили соседке-кляузнице. Она открыла дверь и в ужасе отпрянула: на пороге стояли два карлика.
— Вы к кому?!
— К Павловцам, — хором ответили карлики и чинно проковыляли по длинному коридору в нашу комнату. Это были сидевшие на корточках и одетые в длинные темные плащи Андрей Ургант и Андрей Краско, решившие разыграть моих папу с мамой. Кляузница долго металась по коридору, вцепляясь в каждого проходящего мимо соседа с гневными воплями: «Совсем обнаглели! К ним теперь еще и карлики ходят! Я буду жаловаться в ЖЭК!»
Наша семья — это не только мама, папа и Питер, это еще и Астрахань. Туда каждое лето меня забирали мамины родители, Ольга Пенчковская и Владимир Кочетков. Они были провинциальными актерами. Во время войны в эвакуации в Омске играли на одной сцене со знаменитыми вахтанговцами: Рубеном Симоновым, Алексеем Диким, Николаем Охлопковым.
Бабушка по характеру импульсивная, темпераментная, в юности ее называли Чапай за отчаянную и страстную натуру. Дед — философ, мыслитель, его движения были неспешны, речь нетороплива. Образованный человек, выходец из дворянской семьи. Вместе они прожили шестьдесят лет, колеся по разным городам и театрам Советского Союза, пока не осели в Астрахани. На сцене местного ТЮЗа, художественным руководителем которого был и остается народный артист России, старший мамин брат Юрий Владимирович Кочетков, прошло мое детское актерское крещение.
В ТЮЗе я изучила каждый уголок, ходила на все репетиции. В шесть лет сыграла Снегурочку: актриса заболела, а я знала роль наизусть и смогла заменить ее.
Через год на гастролях ТЮЗа в Тамбове вышла на сцену в спектаклях «Интердевочка» и «Приключения Чиполлино». Помню, в номере гостиницы пахло ландышами, их почему-то дарили больше всего... В начале девяностых родителям выделили отдельную квартиру, «двушку» на Колокольной улице, в самом центре Петербурга. Получили мы ее в порядке общей очереди, а буквально через месяц рухнула система распределения бесплатного жилья, так что нам повезло.
Мама недолго работала на сцене, почти сразу поступила в аспирантуру ЛГИТМиКа. Считается, что педагогами становятся актеры-неудачники — это не мамин случай, ее много раз приглашали на роли в кино, в театр, но она отказывалась. Мама получает огромное удовольствие, обучая студентов сценической речи.
Пять лет я проучилась в Петербургской академии театрального искусства у Исаака Штокбанта и Ариадны Кузнецовой. Мне с детства безумно нравилась творческая атмосфера этого вуза: студенты, все как один, в облегающих черных трико, прически у девушек всегда гладкие, как у балерин. Прийти с распущенными волосами на занятия считалось неприличным.
Актрисой театра я не стала, хотя с первого курса выходила на сцену «Буффа», работа в кино казалась более интересной. Главную роль впервые сыграла в сериале Михаила Иосифовича Туманишвили «Стилет 2». Жутко волновалась, в конце первого съемочного дня даже поднялась температура, сильно знобило. Видимо, сказалось нервное перенапряжение. Спас меня актер Саша Дьяченко, заставил залпом выпить стакан водки с перцем и томатным соком. Думала, упаду замертво, но просто уснула, а на следующий день болезни как и не было.
Одну из главных ролей играл Саша Домогаров.
Весельчак, гусар, пел песни, читал стихи, мы гуляли с ним вечерами. Саша ложился на асфальт и кричал в небо: «Оля-я-я!» По вечерам играл на пианино и пел для меня романсы Александра Вертинского — не скрою, это было романтично.
Во время съемок показалось: Туманишвили в глубине души надеется, что у нас с Домогаровым возникнут отношения. Они были с Сашей дружны, и ко мне Михаил Иосифович относился очень трепетно. Помню, когда я первый раз встретилась с Сашей на площадке, Домогаров сказал: «Какая у меня хорошенькая партнерша!» Михаил Иосифович добавил: «И очень хорошая девочка!» В Москву из киноэкспедиции меня подвозил Домогаров.
Предложил шутливо: «Ольк, давай заведем роман, а я тебе сделаю карьеру!» В ответ я рассмеялась, давая понять: «Ну и шуточки у вас, Александр Юрьевич». Никогда не умела строить «выгодные отношения», дружить ради денег и карьеры, терпеть что-то, чувства всегда были на первом месте.
Саша записал мой телефон, но я так и не знаю, звонил он или нет, потому что на следующий день сменила номер с питерского на московский, а набрать сама не решилась, считая, что мужчина должен проявлять инициативу, по крайней мере в букетно-конфетный период.
Совершенно иначе вел себя печальный и загадочный Дима Щербина, снимавшийся в этом же фильме. Ухаживая, он был предусмотрителен, заботлив, то многозначительно молчал, то пристально глядел на меня, а во время разговоров давал понять, что не разбрасывается словами и обещаниями.
Иногда необязательно месяцами прыгать через лужи, взявшись за руки, или ездить в деревню за бабочками.
Просто чувствуешь, что этот человек тебе небезразличен, что ты можешь ему довериться, и доверяешься, и очаровываешься, все глубже и глубже погружаясь в захватившее тебя чувство. Творческим людям свойственно входить в образ, что, возможно, и случилось со мной и Димой. Мне казалось, нас действительно связывает любовное чувство. Вот такие были иллюзии...
В Москве своей квартиры у Димы не было, он снимал жилье у знакомой. Прежде чем привести меня туда, честно предупредил: «Это временное пристанище, но боюсь, тебя оно может шокировать».
И действительно, когда он открыл дверь в квартиру, было от чего прийти в изумление: в комнатах ободраны обои, выломаны двери в ванную и туалет, на кухне из стен торчат штыри и гвозди. «Хозяйка начала делать ремонт, а потом передумала», — объяснил Дима.
В другой ситуации я бы испугалась жить в таком разгроме, но тогда жилище показалось не ужасающим, а романтичным. Дима уехал на несколько дней на гастроли, а я в его отсутствие сама покрасила стены, накупила цветов, деревянных жалюзи, посуды, предметов декора. Машины у меня еще не было, но я, счастливая, тащила мешки с покупками через весь город — таким огромным было желание создать свой уголок. К тому же я не из тех принцесс, кто садится на скамейку и капризно требует: «Подайте мне то и это».
Дима приехал и чуть не прослезился.
Потом мы расписались. Щербина хотел венчаться, но я не спешила, для меня это очень серьезный шаг.
За три года совместного житья мы часто переезжали. С «Новокузнецкой» на «Тимирязевскую», в театральное общежитие, жили в Перово, на Беговой у друзей. К четвертому переезду я уже не красила стены, а чужие дома вызывали мрачное ощущение холодных склепов.
Михаил Иосифович однажды то ли в шутку, то ли всерьез сказал: «Оля, Щербина тебя погубит!» — он понимал, что я легко могу обмануться и такой тяжелый человек, как Дима, не может сделать счастливой совсем юную веселую девочку. Тогда еще я не знала, что многие, как мне казалось, Димины достоинства обернутся недостатками в совместной жизни: загадочная печаль — угрюмостью, хозяйственность — излишним педантизмом, размеренность — скукой и нежеланием развиваться дальше, серьезность — отсутствием чувства юмора.
К тому же я стала обращать внимание, что Дима часто выпивает.
Во всяком случае, на мой взгляд. Он не казался пьяным, но ритуал каждодневного употребления алкоголя был для меня невыносим. Мне не нравилась эта тенденция, грозившая перерасти в беду, но он эту проблему категорически игнорировал.
На Беговой, в очередной раз разбирая перевезенный скарб, Дима случайно разбил напольное зеркало. Я не придала этому значения, а ночью увидела сон: дедушка смотрел на меня своим внимательным мудрым взглядом и, как ему свойственно, медленно, выдерживая паузы между словами, спросил:
— Ты точно хочешь иметь ребенка от этого человека?
Я начала защищать Диму:
— Дедуля, он просто устал.
А буквально через пару дней узнала, что беременна.
Где рожать сынишку и растить его первое время, было очевидно: только в Петербурге — там мой дом, родители, готовые всегда и во всем мне помочь.
В Москве Дима наконец-то смог купить квартиру в новом доме, но она была еще не готова для проживания.
Родился Проша, мой первенец, мой сыночек. Дима приезжал к нам, когда была возможность, привозил подарки, но радости от общения с ним я не испытывала.
И сама не стремилась к мужу в Москву. Меня выводило из себя то, что Дима мог часами чистить обувь. Я впадала в уныние от того, что мы редко смеемся, шутим, что наша жизнь мрачнее тучи и рядом с мужем в свои двадцать четыре года я чувствую себя законченной старухой. Все это на фоне того, что Дима продолжал выпивать. Многие женщины кладут на борьбу с этим недугом мужей всю свою жизнь, но я становиться жертвой ради спасения Димы не захотела, видимо, не любила его.
Конец отношениям пришелся на празднование Нового года. Буквально за полчаса перед боем курантов Дима пошел мыться в душ. Мои родители, Димина мама и я, нарядные, в хорошем настроении сидим за праздничным столом. Прохору было полтора года, он спал.
Димы все нет и нет, он, как всегда, существует в своем собственном мрачном измерении: все готовы провожать старый год, ждем только его, а муж никак не выходит из душа. Чувствую, что прилив раздражения уже доводит меня до тошноты. Подошла к подоконнику, посмотрела сквозь окно на небо и мысленно обратилась к бабушке с дедушкой: «Родные мои, сделайте что-нибудь. Я не могу так больше жить».
Грома с небес не последовало. Встретили Новый год, потом мы с Димой немного повздорили, начались взаимные претензии, усугублявшиеся тем, что он еще и выпил. Щербина встал из-за стола, ушел в другую комнату, зачем-то начал будить Прохора, все пытались его утихомирить. Потом Димина мама сообщила: «Мы возвращаемся в Москву, у сына нервный срыв».
Он уехал, и я вдруг почувствовала, что абсолютно спокойна и равнодушна. Прошла неделя, вторая, мы не созванивались, не писали друг другу, никакой потребности в этом у меня не возникало.
Со съемками в тот период сложилось удачно, меня пригласили в Москву сыграть главную роль в сериале «Судебная колонка». Прошка остался в Питере с бабушкой и дедушкой, а я поехала работать. Сообщила продюсерам, что у меня изменилась личная ситуация и нужна квартира. К счастью, они относились к актерам с большим уважением, понимали, что график съемок жесткий и все мы работаем на износ, старались помогать. Одной из ведущих актрис, например, оплатили сеансы массажа, мне сняли квартиру в Текстильщиках.
Однажды позвонил Дима: — Оля, я приеду.
— Хорошо, конечно, нам давно пора поговорить.
Прибыл с цветами, я догадалась — намерен помириться.
Спокойно сказала:
— Мне кажется, нашим отношениям пришел конец, — хотела расстаться мирно, надеялась, что сможем продолжить нормально общаться ради ребенка.
— Поехали посмотрим будущую квартиру, — предложил Дима, думая, что это меня вдохновит.
— Конечно, но вряд ли что-то изменится.
Съездили, посмотрели, однако в моей душе действительно ничего не отозвалось, и я поняла, что мы прошли точку невозврата.
Уже твердо знала, что не хочу больше жить с ним, и не потому что Дима в чем-то виноват — все мы не ангелы, а потому что сердцу приказать невозможно.
Прохором Дима интересовался редко, видимо, чувство оскорбленного самолюбия было сильнее отцовской привязанности. В день рождения сына позвонил с поздравлениями, а через полчаса меня «поздравил» его адвокат:
— Ольга Андреевна, по закону все, что приобретено в браке, принадлежит обоим супругам. В Питере у вас уже есть квартира родителей, а Дмитрий Петрович много лет официально бомж. Ему перейдет жилплощадь, а вам он выделит денежную компенсацию.
— Хорошо, — не люблю все эти разговоры, «дележки», поэтому постаралась побыстрее закончить беседу.
С Димой мы расстались зимой, новых отношений не заводила, не хотела.
Наступило лето, и как-то среди съемочных будней я отправилась на премьеру фильма Леши Попогребского «Простые вещи». После показа ко мне подошла актриса Оля Хохлова, смотрю, а за ней скромно топчется молоденький паренек. Оля восхищенно пролепетала:
— Это — Ванечка Шибанов. Заслуженный артист России, режиссер. Очень талантливый человек.
Я удивилась: может, шутка — заслуженный артист? Невысокого роста, в кепочке, натянутой на глаза, на вид лет двадцать.
Ваня, застенчиво глядя на меня из-под козырька, произнес: — Я работаю у Олега Табакова.
Хотите прийти ко мне на спектакль?
— Почему бы и нет?
— Я запишу номер вашего телефона.
— Хорошо, — любезно, но формально ответила я.
Как потом выяснилось, Ваня обратил на меня внимание еще до начала премьеры, когда мы оба вышли из метро. В течение года он звонил несколько раз, а я все придумывала причины, чтобы не встречаться.
Потом Ваня пропал, да и я забыла про него совершенно. Много работала, встречалась с друзьями. Анабиоз после отношений с Димой стал потихоньку уходить, я снова хотела влюбиться, но загадочных меланхоличных мужчин-неулыбашек с печатью несчастного прошлого на физиономии теперь обходила стороной.
Да и чересчур легкие на язык «живчики-пострелы» тоже не западали в душу.
В мой день рождения на телефон пришла эсэмэска: «Ольга Андреевна, поздравляю Вас с Днем рождения, желаю в жизни совпадений. Актер и режиссер Иван Шибанов». Ой, снова этот Шибанов! И мне стало любопытно: кто же он такой? Толком и не запомнила его при первой встрече. Зашла на сайт «ВКонтакте» и через общих друзей обнаружила его страницу. В двадцать девять лет стал заслуженным артистом, играл у знаменитого немецкого режиссера Петера Штайна, работал в новосибирском театре «Глобус», Московском драматическом театре имени Гоголя, сейчас у Олега Табакова, режиссер, педагог... Посмотрела его фотографии разных лет. Увидела романтическую волну волос, голубые глаза, широкие плечи, крепкие руки, искреннюю улыбку, порадовалась, что нет никаких признаков занудства и так доставшей меня меланхолии.
Послушала песни в исполнении Вани — приятный голос, понимает, о чем поет. Социальные сети — вот где настоящее брачное агентство, здесь о человеке можно узнать все.
В ответ на поздравление написала ему «ВКонтакте»: «Иван, теперь можем дружить». Он позвал меня на свой спектакль «Под небом голубым», шутливо извиняясь: «В этой роли я не то чтобы очень привлекателен...» Но на самом деле на сцене он был хорош: яркий, острохарактерный, пластичный, по-актерски неврастеничный.
Я снова разрешила себе увлечься, но на этот раз была более осторожна: не давала никаких надежд, не рассуждала: «Вот с этим человеком я буду жить до конца своих дней».
Честно предупредила Ваню: «Сейчас я с тобой, но ничего не обещаю, потому что не знаю, что будет завтра». Признаться, это даже будоражило: с одной стороны, мы были вместе и жили как влюбленная пара, а с другой — было непонятно, что нас ждет впереди.
В тот день, когда погиб сын, я была в Москве, снималась в фильме «Террор любовью». Проша с моими родителями отдыхал на даче... Папа позвонил вечером, он не смог произнести в трубку ни слова, но я сразу поняла: произошло страшное.
Это был несчастный случай, когда беда настигает внезапно. Четырехлетний Прохор споткнулся возле канавки на даче, упал — и все... Можно искать тысячу литературных, исторических примеров, утешений, помогающих уменьшить боль и принять беду.
Это был страшный период, но я пыталась его преодолеть. Как с серьезно больным человеком — есть надежда, что он выживет, но также вероятна смерть... Я выжила. Трудно объяснить, что помогло: высшие силы или сработал инстинкт самосохранения, а может, выручила внутренняя философия жизни, но я не сдалась. Редко говорю на эту тему, слова есть ложь, в них не передать того горя, которое испытывает мать, потерявшая ребенка...
И еще — меня и моих родителей спасло то, что мы держались друг друга, так всегда было в нашей семье, очень сплоченной и крепкой. Никто никого не обвинял, понимали, что это была случайность, ужасное стечение обстоятельств.
Беда разрушила меня, я оказалась в нулевом отсеке жизни или вне ее...
Состояние абсолютного вакуума. Казалось странным и диким, что поют птицы, люди спокойно ходят по улицам, смеются. Помню: кричала, Ваня вызывал «скорую». Мне давали успокоительное, кто-то звонил и пытался утешать. В аэропорту Ваня орал на докторов, что они не оказывают мне помощи...
Нет, я не пережила это, я живу с воспоминаниями о старшем сыне каждый день, но уже знаю, как справляться с болью. Чувствую, что мой маленький ангелочек помогает мне, делает мудрее и сильнее. Никому не пожелаешь такого, но если это проходишь, многие жизненные проблемы начинают восприниматься как мелочь. Не знаю, есть ли рай и ад, ангелы с крыльями, но верю, что существуют высшие силы и что не может быть пустоты после смерти. «Ни в коем случае не оплакивайте мальчика, по христианским канонам ребенок до семи лет сразу попадает на небеса.
Он — ваш ангел, он счастлив сейчас», — говорили верующие люди.
Мама рассказала почти мистическую историю. После смерти бабушки они с дедом сидели в комнате и беседовали. Мама сказала: «Мне так ее не хватает», и вдруг из-за стекол запертого серванта вылетела бабушкина фотография и стала опускаться на пол, плавно кружась в воздухе. Они с дедом так и замерли. Потом, проверяя сервант, где стояли фотографии, плотно прижатые с обеих сторон стеклами, они увидели, что выскочить из середины стекла фотография не могла, это было чудо. Так проявилась сила бабушкиной энергии и любви.
Всего через несколько дней после похорон на мой телефон с незнакомого номера пришло отвратительное сообщение, в котором меня и моих родителей обвиняли в случившемся: «Добились того, чего хотели, определили место жительства ребенка...
Теперь ты довольна?»
Я не знаю, кто его отправил, мне кажется, это был Дима либо кто-то из его друзей. Он считал себя брошенным и оскорбленным, я была его врагом, и в случившейся беде он винил мою семью.
После смерти сына я полностью отказалась от раздела имущества, сказала: «Мне не нужно». Мы не встречались с Димой уже пять с лишним лет. С этим человеком меня больше ничего не связывает... Он такой, какой есть, со своей позицией, своим отношением к жизни, к людям, как и все мы. Естественно, Дима рассказал бы нашу историю по-своему.
Очень важно, когда ты уязвим психологически, как ведут себя окружающие люди, что говорят и как поддерживают. Родители сразу стали настаивать: «Ты должна родить!» — и я понимала, что очень хочу ребенка. Знала, что это спасет меня и что новый человечек будет продолжением Прошки. И мама с папой, и я старались стать сильными и учились жить дальше. Ваня все время был со мной, и мне была нужна его поддержка. Помню, сказал: «Что бы между нами ни происходило, я всегда буду рядом». Беда сделала нас ближе.
Летом мы всей семьей сели в машину и поехали в Крым, где нас ждали друзья. Когда вернулись в Питер, я узнала, что беременна. Рожала мальчика в том же роддоме, где и Прошу, у того же замечательного доктора Марины Анатольевны Кучеренко.
Макар — мое солнышко и мой дружочек. Больше всего я люблю проводить время с ним. Купила рюкзак-панду, сажала туда его, кроху, и ездила по делам, а Макар мирно сопел, прижавшись ко мне теплой щекой. Сыну был месяц с небольшим, когда меня пригласили сниматься в Киеве. Я сомневалась, а мама сказала: «Надо ехать, мы с папой тебе поможем», да и съемочная группа предоставила условия — отдельный вагончик, перерывы для кормления.
Всегда стараюсь планировать свой рабочий график таким образом, чтобы осталось время для общения с сыном. Если работаю в Москве, нас очень выручает мама Вани, Раиса Сергеевна. Я много снимаюсь и два года назад смогла скопить на небольшую квартиру. Недолго думая, мы купили жилье в доме, где находится Ванина квартира, только в соседнем подъезде. Теперь там останавливается Раиса Сергеевна, приезжая из Новосибирска.
Она обожает внука, и ей нисколько не в тягость проводить с ним время, так же как и моим маме с папой, когда я привожу Макара в Петербург.
Иногда звонят с приглашением на какое-нибудь мероприятие:
— Оля, что у тебя в субботу?
— Я занята.
— У тебя съемки?
— У меня сын.
Я всегда стремлюсь домой, и не потому что так надо, а потому что мне самой это важно и интересно. С Макаром я открываю для себя мир, получаю заряд счастья, когда вижу, как ребенок радуется. Гуляя по улицам, мы часто останавливаемся, я обращаю внимание сына на ползущего червячка или набухшую почку на ветке дерева, хочу пробудить в нем интерес к окружающему миру.
В выходные мы редко остаемся дома, любим всей семьей бывать в театрах, в кино.
А в будние дни сын ходит в сад, вовремя ложится спать, ест кашу, суп и живет по режиму. Недавно забрала его из сада во время дневного сна. Ребенок был счастлив! Он понимал, что произошло что-то «не по плану», и это «что-то» было прекрасным. Разумеется, попросил, чтобы завтра я тоже пришла пораньше: «Пока все спят», — и послезавтра тоже.
И в моем детстве мама иногда (в этом «иногда» и была своя прелесть) забирала меня из садика после обеда. В те мгновения я думала, что она — волшебница, если смогла прийти так рано.
Мы садились в троллейбус и долго-долго ехали от Загородного проспекта до улицы Маршала Тухачевского, где у мамы была подработка. Я с замиранием сердца сидела на занятиях и тихонечко рисовала, чтобы, не дай бог, не помешать маме, не разочаровать — ведь сегодня такой счастливый день. До сих пор люблю сесть в полупустой троллейбус или трамвай и ехать до конечной остановки, умиротворенно рассматривая пробегающие за окном картинки, иногда на такие прогулки беру и Макара. Недавно сын сказал:
— Мамочка, я так люблю с тобой путешествовать.
— А я с тобой, — и это абсолютная правда.
Сейчас Макар страстно увлечен военными играми: катает по полу танки, ставит солдатиков в шеренги.
Когда его спрашиваешь, кем он будет, когда вырастет, патриотично заявляет: «Военным!» Я рассказываю ему, что на самом деле переживали люди во время войны и что, не дай бог, такое может повториться. Помню, в нашей коммуналке жила потрясающая женщина Елена Лазаревна Цынман, родившаяся задолго до революции. Я приходила к ней в комнату заниматься на фортепиано. Однажды Елена Лазаревна сказала: «Хочу тебя угостить». Я подумала, это будет какая-то сласть, и замерла в радостном предвкушении. Она достала из ящика комода небольшую старую коробочку, открыла ее, развернула белую тряпочку, и я увидела маленькие черные квадратики. «Это блокадный хлеб, — таинственно произнесла Елена Лазаревна. — Разрешаю тебе попробовать кусочек».
Удивительно, на вид абсолютно несъедобный хлеб оказался довольно мягким и даже обладал сладковатым привкусом. Сейчас я понимаю, что ни одно блюдо в самом дорогом ресторане мира не может сравниться по значимости с тем блокадным хлебом, который Елена Лазаревна так бережно хранила. Мне бы очень хотелось, чтобы и у Макара было трепетное и благодарное отношение к тому, что дает ему наша семья.
Ваня шесть лет рядом со мной. Или я рядом с ним? До сих пор не знаю: это стечение обстоятельств или судьба? Были бы мы сейчас близки, если бы не прошли вместе мою трагедию? Будем ли жить под одной крышей через пять — десять лет? Не знаю, жизнь непредсказуема, а я не пророк. Да и зачем задаваться такими вопросами, если все хорошо.
Мне нравится быть с Ваней. Он не назойлив, не занудлив, с ним здорово отдыхать. Это очень важно, если не испытываешь психологического напряжения с человеком, который находится рядом, и не думаешь, о чем поговорить, не объясняешь свое молчание, не разжевываешь мысли.
К сожалению, у нас обоих плотный рабочий график и редко выпадает возможность побыть вместе. Ваня сейчас очень занят, может уйти из дома в семь утра и приехать в полночь. Играет в «Табакерке», снимается в кино, преподает актерское мастерство в колледже Олега Табакова, да еще и ставит со студентами спектакль. Чтобы чаще видеться, я иногда прихожу к нему в театр или на занятия.
Вообще, не могу назвать себя обузой в отношениях ни в семье, ни в дружбе. Если иду в ресторан — всегда готова заплатить за себя сама, а часто и угостить своего спутника, потому что не люблю чувствовать себя должной.
Мужчины мне никогда не «прислуживали», друзья не были обременены многочисленными просьбами, я лучше сама все сделаю: и сантехника вызову, и в чистку забегу. Для меня не проблема встать в семь утра, чтобы отвести ребенка в сад, потом заехать на очередные пробы, в Сбербанк — оплатить счета, снова на пробы, потом в магазин за продуктами, приготовить обед, забрать ребенка из детского сада, накормить, помыть, почитать книжку, полежать с ним чуть-чуть перед сном.
Я сама придумываю, куда можно поехать отдыхать, какое кино посмотреть, где вечером поужинать. Мне нравится такая деятельная жизнь, когда много планов, когда надо сделать это, это и еще это. Конечно, хочется, чтобы мужчина рядом не сильно привыкал к моим многочисленным «могу», сам тоже проявлял больше внимания и инициативы в вопросах обеспечения семейного благополучия, но, видимо, для этого женщине стоит ослабить вожжи и уступить ему место управления, а я не уверена, что тогда будет так, как мне хочется.
Мы с Ваней — нормальные люди, поэтому и у нас, как у всех, случаются бои местного значения.
Но происходит это исключительно во время затяжных перерывов в моей работе. Из-за недостатка эмоций и смены впечатлений я начинаю отыгрываться на Иване, меня так и тянет устроить скандал, а причину всегда легко придумать. Тем более что женская ревность никогда не дремлет.
К примеру, чудится мне, что у Вани на стороне (в театре, на съемочной площадке, в колледже Олега Табакова, да и не важно где) — целый гарем.
Что это дома он такой положительный, а на самом деле — любовный монстр. И тогда я начинаю превращаться в «Ольгу-мегамозг». Меня победно лихорадит, когда я все ближе и ближе подбираюсь к сборке пазла из своих чудовищных подозрений. Вечером уставший Ваня приходит домой, а я уже в полной боевой готовности, вооружена неопровержимыми уликами.
— Ваня! Мне кажется, что...
Но Иван Валентинович — умелый сапер.
— Оленька, — с улыбкой говорит он, — проверочное слово в этом предложении — «кажется». Завтра, когда ты начнешь сниматься, тебе уже ничего казаться не будет.
И верно. У меня начинается новая работа, и пазлы неопровержимых шибановских преступлений распадаются на совершенно безобидные жизненные ситуации.
Как все-таки хорошо, что Ваня не воспринимает всерьез мои закидоны!
У меня уже были очень эмоциональные отношения с мужчиной, и ничего хорошего из этого не вышло. На втором курсе института я попала в плен чувств к человеку, который был старше на двадцать пять лет. Он писал мне стихи, восхищал разговорами об искусстве, литературе — это было похоже на лекции в любовном дурмане. Мой гуру был женат и в начале нашего романа говорил, что разведется, и я верила ему, что свойственно юному возрасту.
А еще он был патологически ревнив. Летом приехал в Астрахань, пришел к нам домой и увидел, что на стенах моей девичьей комнатки вместо обоев наклеены афиши из разных спектаклей, на которых мы с подружкой Светой в девичестве писали стишки и всякие заметки.
Он внимательно изучил эти доказательства первых невинных влюбленностей в прекрасных блондинов с голубыми глазами и на роликах. А потом устроил такую сцену ревности, что я в сердцах и отчаянии схватила ведро с водой и, выплеснув на афиши, начала их сдирать. Выпутываться из этого омута стала только после того, как он сам позволил мне отдалиться: то ли пресытился молодой кровью, то ли пожалел обманутую жену, а может, и меня. В любом случае хорошо, что это прекратилось.
Часто вспоминаю завет дедушки. Незадолго до смерти он усадил меня на диванчик, взял за руку, внимательно посмотрел в глаза и сказал: «Оленька, учись владеть своими страстями».
Сейчас понимаю, страсть — разрушительна, она никогда не заменит человеку семью и дом, где ему спокойно и комфортно. Я обрела такое место, и мой ребенок растет, окруженный любовью и радостью, в здоровой атмосфере.
Ваня прав, я не могу жить без любимой работы. Когда ее нет — вяну, впадаю в депрессию, начинаю думать о смене профессии, терзаю своим занудством близких. Но едва появляется плотный съемочный график, энергия так и бьет ключом, вырастают крылья и все вокруг становится голубым и зеленым.
Нет ничего ужаснее тягомотного ожидания новых ролей, переменчивых настроений продюсеров, вялых обещаний: «Будем надеяться и верить, что вас возьмут в картину». Совсем другое дело, когда звонят с киностудий: «Оля! Срочно! Завтра вылетай.
Мы очень хотим, чтобы ты снималась!» Вот это четкое и ясное «Ты нам нужна!» — обожаю! Но окрыленность востребованностью не может длиться бесконечно, случаются разочарования, слезы, неудачные пробы, отчаяние, страх, что не будет работы. Я — обычная актриса, за мной не стоит никакой «личный меценат». Не вожу специальной дружбы с продюсерами, не пьянствую и не сплю с режиссерами, с влиятельными представителями телеканалов, не люблю ходить на тусовки и ток-шоу, чтобы праздно «светить» лицом. И если меня утверждают, то без всякой протекции, по счастливому стечению обстоятельств и бескорыстной заинтересованности в моей персоне.
Так унизительны бывают порой кастинги! Три года назад позвонили с Киностудии имени Горького: «Ольга, приезжайте, для вас есть интересная работа».
Захожу в кабинет режиссера, он увидел меня и как заорет ассистентке: «Ты кого, вообще, привела? Это кто?!» — та смутилась, видимо, не ожидала такой реакции. Читаю сцену, а режиссер не слушает, смотрит на меня в упор и смеется. Не знаю, почему он так потешался, была в недоумении. Кастинг закончился, я вышла в коридор, вдруг слышу за спиной голос ассистентки: «Ольга! Вы там? Откройте нам дверь, она захлопнулась, а ключ остался снаружи». У меня возникло мстительное желание тихонько уйти — пусть посидят взаперти, но я не посмела и слабовольно выпустила ни в чем не повинную ассистентку и странного режиссера.
Или другой случай. В течение долгого времени я снималась только в одной кинокомпании, отработала несколько больших проектов. Однажды на площадку приехал продюсер канала: «Ольга, я надеюсь, вы и впредь будете к нам благосклонны.
Скоро у нас начнется проект, вы нам очень нужны». Я благодарно кивнула.
Прошел месяц, ничего не происходит. Я отказалась от главной роли в сериале «Воронины» — не хотела подвести любимых работодателей. Наконец звонят:
— Олечка, готовы к запуску, пожалуйста, не соглашайся на другие предложения, у тебя будет сложный график работы.
— Хорошо, поняла, присылайте материал.
И опять тишина. Звоню сама:
— Вы куда пропали?
— Ой, Олечка, у нас поменялось руководство канала. К сожалению (но это не наша вина, сама понимаешь, мы тебя очень любим!), главная продюсерша сказала: «Кого вы тут наутверждали? Эти артисты мне не нравятся, давайте делать перекастинг!»
Да, киношно-театральный мир жесток и изменчив. Все, кто причастен к нему, так или иначе от кого-то зависят, поэтому обещания часто нарушаются и слово, данное тебе, ничего не значит. Люди на съемочных площадках, особенно на долгоиграющих проектах, поддаются иллюзорным ощущениям «дружбы навсегда» и «любви до гроба», но, как правило, с концом работы эти чувства улетучиваются, начинаются новые проекты, другие встречи.
К счастью, у меня всегда много предложений. Я снялась почти в пятидесяти проектах. Сейчас играю в сериале «Ленинград 46» — интересную и сложную роль девушки-инвалида, которой во время войны ампутировали ногу.
Вокруг меня много людей, с которыми мне спокойно и интересно.
Это мой дядя Юрочка Кочетков, его жена Надюша, двоюродная сестренка Катюшка, любимый племянник Вовка, Макарушка, мои родители, Ваня. До сих пор я провожу вместе с ними свои отпуска. Этим летом поедем всем семейством в Испанию и Черногорию. Папа периодически снимается, недавно сыграл одну из главных ролей у Виктора Мережко в сериале «Хуторянин». А еще увлекся изготовлением печей, у нас на даче теперь их три, разных видов, блюда получаются вкуснейшие. Народ ест, завидует и просит смастерить им такие же чудо-изделия.
Мама — доцент кафедры сценической речи, я считаю, что она один из лучших педагогов в России. Это у нее учились Дмитрий Нагиев, Игорь Лифанов, Дмитрий Хоронько, Анатолий Журавлев и многие другие замечательные артисты.
Я говорю Господу Богу: «Спасибо за каждый прожитый день!» И если накатывает уныние, а это тяжкий грех, стараюсь думать о том, что не имею права жаловаться и роптать. Ведь я живу, и в моих силах сделать свою жизнь наполненной и интересной.
Подпишись на наш канал в Telegram