Первое, что Боря сделал, когда попал в СИЗО, — написал заявление, чтобы мать Евы к нему не пускали. Эта женщина — никто ни моему сыну, ни моей внучке! Нам всем она — никто!
«Порой мне кажется, что я никогда не выйду отсюда. Что я не в колонии строгого режима, а в ловушке собственного сознания. Во сне, внутри сна живу жизнь после жизни... Разорвались все связи между мной и миром, окружавшим меня. И меня больше нет, есть только тень, скитающаяся в лабиринте воспоминаний, только боль и бессилие что-то изменить, вернуть назад. <...> Несмотря на то, что ты все время находишься среди людей, которые что-то говорят, ругаются, хохочут, чувство абсолютного одиночества не покидает. Хочется проснуться, но это невозможно, потому что это не сон. Это явь. Явь, где ежеминутно страшно, но духовных сил бояться уже нет. Их уже не осталось».
Это закадровый текст документального фильма «Жизнь после жизни», который заключенный колонии строгого режима ФКУ ИК-8 Борис Ливанов снял о другом заключенном — Дмитрии Каракчиеве, бывшем майоре Российской армии, военном летчике, получившем двенадцать лет за убийство жены. В этом монологе автор фильма явно передал мысли и чувства не только соседа по бараку, но и свои. Может, даже в первую очередь — свои. Борис был осужден на девять лет за преступление, которого, как убеждена семья Ливановых, не совершал. В сентябре прошлого года он вышел на свободу.
Борис: Меня освободили условно-досрочно, а это значит, что достаточно двух административных правонарушений: выкурил сигарету в неположенном месте, перешел дорогу не там, где надо, — и все. Снова — столыпинский вагон и зона. Понятно, что при такой ситуации появляться на улице не очень-то хочется. Когда это все-таки случается, постоянно ловлю себя на том, что при виде полицейских мозг начинает лихорадочно соображать, что у меня лежит в карманах. Это уже автоматика, от которой, вероятно, избавлюсь не скоро. Хорошо уже то, что ушло — или почти ушло — ощущение, преследовавшее первые несколько часов после освобождения: что я сбежал и вот сейчас завоют сирены и меня начнут ловить с собаками. Разум никак не мог поверить, что я свободен. Недавно приснился сон, будто я снова в тюрьме, пытаюсь вспомнить за что — и не могу. Проснулся в холодном поту.
Две трети срока отсидел к первому мая 2014 года. Это рубеж, после которого заключенный может подать прошение об условно-досрочном освобождении. Слава богу, решение было положительным.
Василий Борисович: Сын не сказал, что подобное прошение подают все, но далеко не всегда суд дает добро на УДО. Борис заслужил его примерным поведением и работой. В колонии он создал телестудию «Свеча», снимал репортажи, новостные выпуски и документальные фильмы. Один из них — «Жизнь после жизни» — был представлен на конкурс. Писал стихи, которые публиковались в газете «Преступление и наказание», официальном органе УФСИН по Воронежской области, был организатором и участником конкурсной программы в рамках всероссийского фестиваля «Калина красная».
Поступил на заочное отделение факультета искусствоведения Современной гуманитарной академии, его курсовая работа по истории масонства была признана одной из лучших. Жаль, после третьего курса учебу пришлось прервать — заниматься искусствоведением, не имея доступа к книгам и Интернету, мягко говоря, проблематично. А Борька перфекционист — учиться абы как, лишь бы получить диплом, не захотел.
Борис: В СИЗО и на зоне выжил благодаря актерским данным и отцу, который с детства вбивал (однажды в прямом смысле — ремнем) законы мужского общества. За что сейчас ему безмерно благодарен. Он смог преподать мне главный урок: ты — мужчина, значит, воин. И ни при каких обстоятельствах не имеешь права растекаться. Всегда должен быть собран, внимателен, готов к атаке и ее отражению.
Там, где выпало оказаться, эти навыки особенно ценны, поскольку ежедневно, ежечасно, ежеминутно испытываешь чудовищный стресс, понимая, что в следующее мгновение с тобой может случиться что угодно. Достаточно одного неосторожного слова. На свободе значение сказанного и даже написанного не имеет серьезного значения. Потрепался, дал походя кому-то оценку — и забыл. А на зоне каждое слово имеет огромный вес. Ты не можешь просто взять и что-то брякнуть про другого человека, должен думать, что говоришь, про кого и с какой интонацией. В замкнутом пространстве любая информация мгновенно становится общим достоянием, и очень скоро к тебе приходят с вопросом: «Как это понимать?» Последствия могут быть плачевными.
Столкнувшись с этим впервые, я был поражен: такой огромный вес у слова был только в Средневековье. Аналогия с давним прошлым этим не ограничивается. Сама зоновская иерархия напоминает ту, что существовала в княжеских уделах: есть князь, который вершит судьбы, при нем дружина, готовая выполнить любой приказ, и есть крестьяне, челядь. Я, естественно, принадлежал к третьей категории.
— К вам, актеру и сыну известного артиста, не было особого отношения?
Борис: Помилуйте, о чем вы?! Какое особое отношение может быть у князя и его дружины к какому-нибудь кузнецу, гусляру-сказителю или зодчему? Ровно такое же, как к остальной челяди. Оставив занятия творчеством и став завхозом и ночным дежурным в санчасти, я даже чуть поднялся по иерархической лестнице. Обеспечить необходимым несколько десятков человек, организовать и проконтролировать работу санитаров, вовремя вызвать врача — в глазах «дружины» дело куда более важное и нужное, чем съемки кино.
— Зона вас сильно изменила?
Борис: Внутренне не изменила совсем. Разумеется, стал жестче, бывает, взрываюсь. Там у тебя нет времени прикидывать и просчитывать, реакция должна быть мгновенной, автоматической, иначе обязательно что-то пропустишь. По инерции эта реакция включается и сейчас, когда никто и ничто не представляет угрозы, но я учусь ее гасить и думаю, со временем мне это удастся.
Тем, как отсидел и с какой репутацией вышел из колонии строгого режима, доволен. Не ожидал от себя, недооценивал. Парням, получившим нормальное отцовское воспитание, на зоне проще понять свое положение, найти свою нишу и в результате — сохранить себя как личность. А выросшие в оранжерейных условиях, попав за колючую проволоку, теряются и раскисают.
— Зная о своей невиновности, в самые тяжелые минуты вы наверняка задавали себе вопрос: «За что?»
Борис: Нет, не задавал. Я всегда знал, что в моей жизни будет очень серьезное испытание, интуитивно чувствовал, что мне придется пройти через какую-то заваруху, возможно через войну. Знаете, что интересно? В детстве я сделал себе заказ: выглядеть к сорока годам мужественным суровым мужиком, у которого на лице — шрамы, а за плечами — тяжелый жизненный путь.
Сейчас смотрю на себя в зеркало и понимаю, что близок к тому образу, который намечтал ребенком. На черта только хотел этого — вот вопрос...
Что же касается моей виновности или невиновности... Я действительно не помню, что случилось в ту новогоднюю ночь. Последнее, что осталось в памяти: мы возвращаемся из магазина. Моя бывшая жена Екатерина и Игорь Хромов, в смерти которого меня обвинят, идут впереди, зло пикируясь, я — шагов на десять сзади. Потом мы сели за стол с другими гостями. Кажется, я что-то выпил. И сразу в голове помутилось, в глазах запрыгали радужные пятна. Потом — темнота. Я как будто провалился в тяжелый, больной сон. Стал понемногу приходить в себя, когда на площадке послышался шум, — это уже приехали «скорая» и милиция...
Василий Борисович: На суде подруга Екатерины подтвердила, что бывшая жена подмешивала Борису в спиртное психотропные препараты, чтобы удержать при себе. Поэтому он и не помнил, что случилось первого января. Милиционеры, которые арестовывали сына, сказали, что он не был пьян, но находился в заторможенном, не совсем адекватном состоянии.
Борис: Не буду сейчас говорить о нестыковках, которые были в деле, о противоречащих друг другу экспертизах, для меня главное — другое. То, что у меня ни на минуту не было ощущения, что виновен в гибели человека. Если бы даже нанес удар ножом в бессознательном состоянии, все равно в подкорке это бы засело и нещадно саднило. Но у меня нет страха, что предстоит отвечать перед Богом за отнятую жизнь, погибший не является мне в снах, при упоминании фамилии Хромов или имени Игорь внутри ничего не сжимается. Только не нужно расценивать мои слова как черствость и равнодушие к чужой судьбе. То, что случилось, считаю чудовищной трагедией, которая не только унесла жизнь человека, но и заставила пройти через ад две семьи — погибшего и мою...
Василий Борисович: Когда Боря говорил, что с детства знал о серьезном испытании, я вспомнил давний эпизод. В 1994 году мой друг и партнер по фильму о Холмсе Виталий Соломин пригласил Борьку на одну из главных ролей в свою картину «Охота» по повести графа Салиаса «Крутоярская царевна». В этом фильме сын сыграл молодого князя, который в финале, став жертвой коварных интриг, трагически погибает. Еще во время съемок Лена спросила Виташу:
— А почему ты выбрал на эту роль Борьку?
— Потому что он жертва, — ответил Соломин.
Тогда мы с женой никак не могли понять, что Виталий имел в виду, что он такого в нашем сыне увидел. Смысл его слов стал понятен полтора десятилетия спустя.
Елена: А я вспомнила запись в одной из тетрадок, которые Боря отдавал нам на хранение во время свиданий. Сын рассказывал, что когда Ева была совсем маленькой, он пытался ей какую-то вещь объяснить, но не смог. «И тогда, — пишет Боря, — я подумал: проскочить бы несколько лет, чтобы дочка стала взрослой и с ней можно было разговаривать на равных». Вот и перескочил: когда его арестовали, Еве было шесть лет, а когда вернулся — двенадцать. Заканчивалась запись словами: «Бойтесь своих неосторожных желаний».
Борис: В продолжение темы о неосторожных желаниях... В конце 2008 года у меня было ощущение, что нахожусь в каком-то тупиковом состоянии. И в творческом, и в личном плане. Отношения с женщиной, которую четыре года назад завоевывал цветами и стихами, превратились в обыденность, погрязли в мелких бытовых проблемах. За несколько лет я не написал ни строчки. Родители радовались: наконец-то у старшего сына наладилась нормальная жизнь, рядом интеллигентная женщина, заботливая, добрая. А мне было душно, муторно, хотелось выть от безысходности. Кто знает, может, так проявлялся кризис среднего возраста? Мечтал, чтобы тупиковая ситуация разрешилась, причем — любым способом. Она и разрешилась...
Недаром говорят: «Не гневи Небеса, считая, что все плохо, — тебе покажут, что значит плохо по-настоящему». Другого ответа на вопрос, зачем было послано испытание, у меня нет. Проведенные за колючей проволокой почти шесть лет для творчества ничего не дали, мои жизненные и профессиональные ориентиры не поменялись. Возможно, я стал лучше разбираться в людях, научился видеть истинные мотивы их поступков. Если в этом и состоял замысел свыше, то кошмар, через который прошел, — слишком большая плата за уроки психологии.
— Женщина, о которой сейчас говорили, все эти годы поддерживала ваших родителей, но встречать вас на вокзал не приехала...
Борис: Хотите спросить, стало ли это для меня неприятным сюрпризом и рассчитывал ли я на продолжение отношений? Не стало, и не рассчитывал. Она передавала с родителями приветы и тетради в твердой обложке, чтобы записывал в них свои стихи, — и все.
Мама и отец на каждом свидании твердили, что она простила мне и конфликт, после которого я уехал от нее встречать тот самый Новый год к бывшей жене Екатерине, и то, что потом ей пришлось из-за меня пережить. Что она ждет, скучает, любит. Но я интуитивно понимал: это не так.
Да и в собственной душе чувств не находил. В Москву возвращался с мыслью: все между нами кончено, но поговорить, объясниться, конечно, надо. Разговор, к счастью, не потребовался — зарегистрировавшись в одной из соцсетей, я зашел на страницу своей гражданской жены и узнал, что мое место занято. Единственное чувство, которое при этом испытал, — облегчение. Удивляло только, почему сама не сказала мне об этом, ведь мы были близкими людьми.
— А как вы все встретились после освобождения Бориса? Еву с собой в Россошь привезли?
Елена: Конечно. После того как в феврале 2013 года суд ограничил Екатерину в родительских правах и я стала официальным опекуном, мы начали брать Еву на каждое свидание. До этого мать не давала нам внучку не то что в поездку — даже на выходные. Встречались только в школе на продленке, где я помогала ей делать уроки.
Сначала за возможность общаться с Евой Екатерина требовала отдать Борькину квартиру, потом — платить за каждое свидание. Мы постоянно слышали: «Хотите видеться с внучкой — давайте деньги! Я с вас еще ничего не поимела!»
Кто бы знал, через что нам пришлось пройти, чтобы добиться опеки над Евой. Ведь нужно было документально доказать, что совместное проживание ребенка, тем более инвалида (Ева родилась глухой. — Прим. ред.), с такой матерью представляет для девочки реальную угрозу. Катя регулярно выпивала, в ее доме собирались сомнительные личности, она отпускала Евку одну на улицу, даже не проверив, надела ли та слуховой аппарат. И внучка каталась на велосипеде среди машин, не слыша сигналов.
Ограничение в правах — это то же лишение, но временное. Родитель на полгода теряет право на личное воспитание ребенка и проживание вместе с ним. Общение возможно только с разрешения опекуна или органов опеки, если те сочтут, что такие встречи не повредят ребенку, в том числе психологически.
Эти шесть месяцев даются, чтобы он пересмотрел свое поведение и выполнил требования суда. Екатерина должна была пройти курс лечения от алкоголизма и устроиться на работу. Спустя полгода, подавая заявление о восстановлении в правах, она не сделала ни первого, ни второго. Более того, продолжала напиваться во время судебного процесса. Суд ей, само собой, отказал. То же самое было и на заседаниях в прошлом году — весеннем и осеннем. На последнем, состоявшемся в конце октября, представители двух органов опеки и прокурор даже высказались за то, чтобы лишить Екатерину родительских прав, но судья сочла эту меру крайней и оставила в силе решение об ограничении. Если б Ева была матери дорога, Екатерина испугалась бы угрозы лишения, но она продолжает вести прежний образ жизни: не работает и пьет. Это больная тема, на которую можно говорить бесконечно... Борь, а ты помнишь, как вы увиделись с Евкой в первый раз после почти четырехлетнего перерыва?
Борис: Я понимал, что Ева выросла, изменилась и мне потребуется время сообразить, как с ней общаться. Чтобы получить минутную фору и уравнять нас в удивлении друг от друга, сбрил бороду и отпустил усы, которых прежде никогда не носил. Была небольшая пауза, потом я подхватил Еву на руки, подбросил вверх, поймал, прижал к себе. Маленькой она очень любила такие «полеты» — визжала от восторга, хохотала. На этот раз бурного выражения чувств не было, но скованность, растерянность мгновенно исчезли. Прощаясь, Ева сказала: «А зачем тебе усы как у дедушки? Сбрей, а бороду отпусти, чтобы был как раньше».
Елена: А что касается освобождения Бори и нашей встречи... Зона — не место показывать эмоции. Все было как-то обыденно. Я отправилась в бухгалтерию за справкой для опеки о начислении алиментов с зарплаты, которую Боре платили в колонии. Пришла, а там — он. Получает деньги и билет до Москвы, который, кстати, не пригодился, потому что его поезд уходил через пятнадцать минут. Но у нас уже были куплены четыре билета на вечер. Борису отдали вещи: одежду, в которой он приехал по этапу, тетради с набросками для будущих рассказов и стихами, написанными им на зоне, огромную коробку, где были сложены видеокассеты, диски, наши и Евины письма. Хорошо, что младший сын Коля согласился не ехать с нами в Россошь, а вместе с женой Танечкой встречал в Москве на машине. Не пришлось со всем этим багажом ловить такси.
Предполагая, что Борька не захочет надевать ничего из вещей, которые были на нем в момент ареста, а потом хранились на складе в колонии, привезли с собой все новое. Куртку я намеренно выбрала яркую, красную — почти шесть лет сын носил только черное...
Борис: В Москве не успокоился, пока не купил «феску» — головной убор, похожий на бейсболку, часть формы зэка. Взял серую, хотя руки тянулись к черной. Настолько привык к этой цветовой антигамме, что сложно было от нее отказаться.
Вот мама сказала, что в колонии старалась не показывать эмоций, а у меня их просто не было — видимо, от шока. Мозг отказывался верить, что меня выпустили, и я, как уже говорил, каждую минуту ждал сирен...
Елена: Но когда сели в поезд, Боря, видимо, немного расслабился, потому что потащил нас с Евой в вагон-ресторан. Пыталась отговорить:
— Давайте попросим проводника, нам в купе принесут.
Однако сын стоял на своем:
— Я ни разу не был в вагоне-ресторане.
Евка тоже, конечно, подключилась:
— Пойдем! Пойдем!
Василий Борисович отказался категорически — залег на свою полку с прессой.
Когда устроились за столиком, между Борькой и официантом состоялся забавный диалог.
— Брокколи у вас есть?
— Нет.
— А вы можете попросить кухню приготовить стейк? Только кусок говядины должен быть лишь слегка обжарен: снаружи хрустящая корочка, а внутри — сочное мясо.
— У нас стейков нет. Закажите что-нибудь по меню.
И сын заказал едва ли не весь ассортимент. Еда была невкусной, Борька ворчал, но съел все. Его вопросы о брокколи и стейках вовсе не означали, что он решил выпендриться в вагоне-ресторане, просто слишком долго все это было ему недоступно. Сын у нас гурман, еще студентом таскал в дом всякие диковины: то мидий, то мясо ската. Однажды принес черные макароны. Я ужаснулась:
— Что за гадость?! Не то что есть — смотреть страшно!
— Как ты можешь так говорить?! — запротестовал Боря. — Они сделаны с чернилами каракатицы — очень вкусными и полезными!
Сын прекрасно готовит, сам придумал вкуснейший суп — с курицей, фасолью и травами, который всем так понравился, что теперь и я его варю.
— С каким чувством перешагнули родной порог?
Борис: Было ощущение, будто я только вчера вышел из дома. Во всех комнатах, за исключением разве что Евиной, где появились новый письменный стол, диван, множество игрушек и поделок, абсолютно ничего не изменилось. Словно я просто переместился во времени. В моей комнате на даче тоже все осталось так, как в последний приезд шесть лет назад. Даже книжки, которые я читал, мама не стала убирать в шкаф — лежали на столе с моими закладками. Да, чуть не забыл: в квартире на Тверской пришлось знакомиться с новым обитателем — котом Барсиком. Четыре года назад его подобрал на улице Коля. Бедняга не мог ходить — реагентами, которыми посыпают тротуары, разъело все лапы. Его вылечили и откормили — расхаживает толстый, холеный по комнатам и чувствует себя хозяином.
В гостиной появляется Ева — симпатичная девочка-подросток. Она наклоняется к бабушке и что-то шепчет на ухо.
— Конечно можно, — отвечает Елена. — А ты все за компьютером? Может, дашь ему немного отдохнуть?
— Нет! — мотает головой Ева и, улыбнувшись, исчезает в соседней комнате.
Борис: Для меня было потрясением, как ловко дочь управляется со всеми этими девайсами. Когда начал их осваивать, думал — свихнусь. А Ева подойдет: «Ну что ты, папа, это же так просто! Сначала сюда надо нажать, потом сюда — и все!» Учит меня пользоваться соцсетями, закачивать фотографии и фильмы. Недавно впервые поговорил по скайпу. Для меня это было чудо — как видеофон из фантастических книжек моего детства. А для Евы — обычное дело.
До сих пор не могу до конца поверить, что эта чу?дная, шкодная, «продвинутая» девочка — моя дочь. Вспоминая себя в ее возрасте, вижу, что она намного деликатнее и терпимее. Я был парнем жестким и категоричным. Притаскивая очередного найденного на улице пса, в ультимативной форме заявлял родителям: «Либо он будет жить у нас, либо я переселяюсь к нему на помойку». Настойчивость и сила убеждения у меня были невероятные.
Елена: К счастью, не все интересы Евки сосредоточены на компьютере. Она очень спортивная, на уроках физкультуры в школе бегает, прыгает и лазает по канату лучше всех. Прекрасно танцует — у нее невероятная пластика. Жаль, забросила рисование: у внучки явно есть способности художника. Борька в ее возрасте с альбомом, карандашами и красками практически не расставался. Еще любил читать книги из нашей огромной домашней библиотеки. Евка, как и все нынешнее юное поколение, живет на совершенно других скоростях. Ей и старые советские мультики неинтересны — слишком медленно разворачиваются события. Неоднократно пыталась показывать внучке мультфильмы по сценариям дедушки: «Бременские музыканты», «Дед Мороз и лето», «Маша и волшебное варенье». Не смотрит. Возможно, в семь-восемь лет эти фильмы ей бы и понравились, но Евка тогда жила с матерью: где бы она их увидела?
Сейчас у нас появилось новое увлечение, даже страсть — химия. Внучка учится в шестом классе школы для детей с нарушением слуха, но программа у них как в обычной школе.
Успевает Ева по всем предметам, однако предпочтение отдает точным наукам и ждет не дождется следующего года, когда начнутся уроки химии. А пока проводим опыты дома. Постоянно обнаруживаю то перчатки, вымазанные чем-то фиолетовым, то прожженную табуретку. Однажды Ева смешала кока-колу, жидкость для снятия лака и пищевую соду. Ей было интересно, что произойдет. К счастью, ничего не взорвалось, но пахло так, что в ванную невозможно было войти. Откуда у внучки эта страсть, можно не гадать. Мой брат Сережа — химик, и его увлечение опытами тоже началось в одиннадцать-двенадцать лет. После экспериментов с бертолетовой солью он лишился половины бровей — слава богу, глаза не пострадали. Когда позвонила Сергею:
— Представляешь, какой кошмар — Евка увлеклась химией! — в ответ услышала:
— Ну все, сестра, я тебя поздравляю!
Попросила подсказать какие-нибудь безопасные опыты, но брат рассмеялся:
— Не уверен, что Евка воспользуется советами. Самый смак — в неизвестности.
Страсть к исследованиям могла передаться Еве и от Борьки. Еще дошкольником он как-то попросил: «Мама, купи мне «мискропоп» — я никогда не видел живого микроба!» Приобрели микроскоп, который потом куда-то пропал: то ли разбили, то ли подарили. Еве купили новый. На лабораторных стеклышках побывало все: от листьев комнатных цветов до шампуней и туалетной воды. Внучка уже варила мыло со всевозможными добавками, разных расцветок и форм, выливала из стеарина фигурные свечи. Ее любимая телепередача — «Галилео». Так что есть опасность, что скоро мы начнем что-нибудь паять или плавить в духовке. Слава богу, последняя пока используется Евкой по назначению. Она очень любит печь кексы, маффины, чизкейки. Внучка прекрасно жарит блины, тушит капусту с пряностями.
Василий Борисович: Подтверждаю: получается очень вкусно! И в моей семье, и в семье Лены все женщины отменно готовили. Этот талант передался и Еве.
Борис: Еще дочка хорошо фотографирует и снимает видео, которое потом монтирует, подкладывает разные фоны, подбирает музыку: получаются весьма приличные, я бы даже сказал — профессиональные клипы. Но главное — она совершенно не зажатый внутренне человек...
Елена: Это правда. Еве очень нравится знакомиться, общаться. Причем сейчас она так хорошо разговаривает, что окружающим и в голову не приходит, что ребенок родился глухим. У нее прекрасное чувство юмора и острый глаз. Если едем с ней в автобусе, синхронно отмечаем необычное лицо, нелепую шапку, смешную манеру поведения. Перекидываемся взглядом, улыбаемся, а дома внучка выдает очень точную веселую пародию. Умение замечать в обыденных вещах что-то необычное и мгновенно давать ироничную оценку — это у Евки от папы. Когда в доме появился видеомагнитофон, мы каждый день покупали по две-три кассеты с фильмами и смотрели их всей семьей. И десятилетний Борька давал такие точные характеристики героям, деталям, сюжету, что мы с Васей просто поражались.
Борис: У Евы явные склонности к актерству. Кто знает, возможно, она станет пятой в актерской династии Ливановых.
Елена: Еще чего не хватало!
Борис: Мама, знаю, почему ты так говоришь. Тебе кажется, что моя главная ошибка и даже беда в том, что я с детства считал своим долгом продолжить династию. Но я ощущаю себя актером, а все прочее: писательство, поэзия, живопись — идет попутно.
Да, с кино не складывалось. Лично мне нравится только мой дебют в «Шерлоке Холмсе и докторе Ватсоне». Мальчишка-беспризорник на вопрос сыщика «Что-нибудь еще, джентльмены?» отвечает: «Одну сигару на всех, сэр!» Этот круглощекий чумазый пятилетний «джентльмен» — я. Следующий фильм, который снимался в 1991 году по пионерским страшилкам Эдуарда
Успенского и где у меня была главная роль, не вышел на экраны. Его уничтожили в момент монтажа из-за перерасхода сметы — пленку просто смыли.
Потом был фильм Виталия Соломина «Охота». Очень красивый, с замечательной режиссурой и хорошим актерским составом: Алиса Фрейндлих, Дмитрий Назаров, Александр Лазарев-младший, Василий Ливанов, Татьяна Абрамова, дебютировавшая в этой картине... Лента могла стать настоящим событием, но зритель ее не увидел. В начале девяностых прокат был в полном провале, а по телевидению гнали сплошное мексиканское или бразильское «мыло» и американские боевики. По сути та же участь постигла и фильм отца «Дон Кихот возвращается», где я играл бакалавра Самсона Карраско. Он получил несколько призов на международных фестивалях, но на экраны так и не попал.
Передача «Бесконечное путешествие с Борисом Ливановым» на канале РТР имела хорошие отзывы: зрителям нравилась моя манера общаться с гостями в студии, полная импровизация. Уволился из-за финансовых разногласий с руководством, какое-то время программа выходила с другим ведущим, а потом закрылась.
При всех неудачах на актерском фронте в других областях дела шли нормально. Как художник-оформитель работал с худруком «Маяковки» Андреем Александровичем Гончаровым над спектаклем по пьесе Шекспира «Как вам это понравится». Написал сценарий для мультфильма «Кролик с капустного огорода» по сказке отца, мама стала художником-постановщиком — и фильм вошел в «Золотую коллекцию «Союзмультфильма». Проиллюстрировал книжку сказок отца «Дед Мороз и лето», которая потом переиздавалась множество раз. Получили признание и мои стихи из сборника «Утренний дождь» — жюри международного литературного форума «Золотой витязь» присудило мне за них «бронзовый» диплом...
А с актерской карьерой — ощущение, что я упорно пытаюсь прорваться через плотную преграду... Иногда кажется: «Вот она, удача!», но похожая на тяжелую воду субстанция выпихивает обратно. Возможно, судьба решила: один актер по имени Борис Ливанов сполна получил признание и у публики, и у коллег, — а посему достаточно...
Мама даже предлагает мне сменить имя: мол, ты к Богу обращаешься за помощью, а в небесной канцелярии записано «Все уже дадено и получено». Имя менять я не буду, но и не сдамся. Возможно, успех ждет меня в ролях глубоких стариков... Кстати, истории мирового кинематографа известны случаи, когда первые заметные работы появлялись в фильмографиях актеров после того, как им стукнуло семьдесят. Надеюсь, тридцать лет ждать не придется. Хотел бы, например, сыграть профессора Челленджера из «Затерянного мира» Конан Дойла. Конечно, соревноваться с папой в области английской классики бессмысленно, но и проигрывать всухую — не в моих правилах. Есть еще «Король Лир», которого дед мечтал поставить на сцене МХАТа и выступить в главной роли. Не успел. В детстве я часами рассматривал сделанные Борисом Ливановым-старшим наброски, читал его заметки, потом рисовал эскизы — считал своей обязанностью исполнить мечту деда. На данный момент играть Лира мне рановато, но лет через двадцать...
Елена: В сборнике сына «Утренний дождь» есть киноповесть «Златогорский метеорит», из которой может получиться хороший сценарий. А среди неопубликованного — любопытная пьеса о двух друзьях-музыкантах, уехавших в Париж на заработки. Читая Борины сказки, новеллы, рассказы, замечаешь, как классно он выстраивает диалоги. Если бы сценарии для нашего кино писались как в Голливуде, большой командой, Борису в ней точно нашлось бы место. А что касается актерской деятельности, я не знаю, насколько это реально... Конечно, он может пойти в актерское агентство, оставить там свои фотографии, данные, но где гарантия, что кто-то из режиссеров им заинтересуется? Это же лотерея. А Борькина бескомпромиссность?! Он же далеко не в каждом кино согласится сниматься. Как и отец. Знаете, сколько сценариев Василию Борисовичу присылают?
И гонорары хорошие сулят, и условия на площадке — лучше не бывает. А он прочтет до середины и — в мусор: «Я в таком барахле участвовать не буду!»
— Борис, как бы то ни было, но работа в кино — это в будущем. Близком, далеком — но будущем. А чем вы занимаетесь сейчас?
Борис: Хожу на спектакли разных театров, пытаясь понять, что изменилось в этой области за время моего отсутствия. Хочу найти театр, с которым мы могли бы быть друг другу интересны. У меня есть и актерский опыт, и опыт художника-постановщика. Недавно встречался с друзьями-однокурсниками, которые играют в разных театрах. Проговорили несколько часов и поняли, что хотим поработать вместе. Сделать антрепризный спектакль с хорошими декорациями, костюмами. Уже нашли пьесу, которая после доработки может стать достойным драматургическим материалом. Доводить ее до ума доверили мне. Дело за малым — найти спонсоров, которые вложили бы деньги в спектакль. Уверен: постановка будет успешной и затраты окупятся...
Мне нужна работа, которая позволяла бы содержать себя и Еву. К сожалению, литературным трудом обеспечить семью не смогу. Уже практически готова книга из написанных в разное время сказок и новелл для детей, но представьте, что начнется, если она выйдет в свет. Какой вой поднимется! Так и вижу заголовки в газетах: «Чему может научить наших детей бывший зэк?!»
Пока не устроился на постоянную работу и есть свободное время, готовлю второе, дополненное издание «Утреннего дождя». Странно, но стихи, которые я считал не очень удачными, многим нравятся. В том числе актеру Евгению Стеблову, читавшему на своем творческом вечере строки из «Утреннего дождя» наряду со стихами Окуджавы, Высоцкого и Шпаликова. Вот сижу и мучаюсь выбором: то ли дополнить первый сборник, то ли подготовить к публикации совершенно новую книгу. Главное — не оказаться «буридановым ослом» и не упустить обе возможности.
Стихи — это, кажется, единственное, на что больше никто в нашей семье не покушается. Даже папа — чемпион по членству в творческих союзах. Василий Борисович Ливанов, если кому неизвестно, член Союза кинематографистов, Союза художников и Союза писателей. Мама — член двух Союзов: художников и кинематографистов. Многие кукольные мультфильмы, на которых она работала художником-постановщиком, получали международные кинонаграды: «Зимняя сказка» удостоилась «Эмми», полнометражный «Чудотворец» — престижного приза «Епифания». Младший брат Коля — профессионал в 3D-мультипликации.
В детстве членские билеты родителей — в мягком кожаном переплете, с тисненными золотом буквами — вызывали во мне дикую зависть. Время еще есть, и я обязательно стану обладателем красной книжечки. А может, даже и не одной. Если человек чем-то занимается, он должен быть признан коллегами-профессионалами. Конечно, членство в творческом союзе сейчас не имеет такого значения, как в советские времена, но... Считайте, что это моя идея фикс.
— Как вы объяснили Еве, за что папу посадили в тюрьму? Она же наверняка задавала вопросы.
Елена: Сначала — с рефреном «Твой любимый папочка — убийца» — ей рассказала свою версию Екатерина. Делала это неоднократно — и наедине, и во время съемок разных телешоу, на которые таскала ребенка. Наверное поэтому, даже начав жить с нами, Ева долго не касалась этой темы. Но постоянно вспоминала, как они с папой играли, какие книжки он ей читал, в сотый раз пересматривала рисунки, присланные Борей из колонии.
Однажды попросила купить ей огромного медведя: «Он такой же большой, мягкий и теплый, как папа». Посадила мишку возле своей кровати и засыпала, держась за его лапу. Наш разговор на тему «Почему папа в тюрьме» состоялся накануне первой поездки Евы к Боре на свидание. Мы с Василием Борисовичем рассказали внучке правду: что произошла драка, в результате которой погиб человек, что все люди в компании, в том числе и папа с мамой, на момент трагедии были нетрезвыми, что рана, которую получил погибший, не была смертельной, а умер он от водки, которой выпил очень много. Старавшаяся не пропустить ни одного слова Ева кивнула:
— Да, я знаю: пить — очень плохо. А это папа того дядю ранил?
— Нет. Но отвечать приходится ему.
— Я так и думала, что папа не виноват.
Евка — разумный ребенок, способный отличить правду от лжи. И она очень любит отца. Радости внучки не было предела, когда Боря после освобождения повел ее в школу. Ева так мечтала, чтобы одноклассники увидели, какой у нее большой и красивый папа.
— Недавно Екатерина заявила в интервью: «Мы с Борисом обязательно снова будем вместе».
Борис: Она может считать, что луна квадратная и зеленая. Это ее личное дело и на луну никак не повлияет. Мы давно в разводе, более того, настоящими мужем и женой никогда не были. Сейчас пытаюсь найти определение нашему альянсу... Партнеры по цирковому номеру, участники веселого хмельного праздника... Поначалу мне это нравилось, но когда Катя забеременела и мы решили оставить ребенка, с прошлой жизнью, привычками надо было распрощаться. Екатерина не захотела или не смогла.
Василий Борисович: Первое, что Боря сделал, когда попал в химкинское СИЗО, — написал заявление, чтобы ни под каким видом мать Евы к нему не пускали. То же самое — в можайском СИЗО. И в колонии сразу составил отказ от свиданий с ней. Эта женщина — никто ни моему сыну, ни моей внучке! Нам всем она — никто!
Борис: Рядом своих действий Екатерина низвела себя до уровня биологической матери, чего мы в принципе не хотели. У меня и моих родителей были к ней определенные и вполне обоснованные претензии. Они были поддержаны и органами опеки, и судом, который предложил ей изменить свое поведение. Этого не случилось, и сегодня ситуация выглядит так, как выглядит. Я считаю, что вообще упоминать Екатерину в рамках разговора о нашей семье не стоило.
Василий Борисович: Абсолютно согласен, потому что эта особа и без нашего участия не вылезает с телеэкранов и страниц газет.
Елена: Но что она говорит там о нашей семье, о Боре — разве не имеет значения? Часть людей, которые слышат и читают этот бред, верят ему! Да, мы отказываемся принимать участие во всех этих шоу, отвечать на вопросы корреспондентов «желтых» газет, потому что нам жалко времени и сил, которые можем потратить на что-то полезное. Но сейчас, когда есть возможность объяснить свою позицию и сказать: все, в чем обвиняет нас Катя, — ложь и клевета, мы должны ее использовать.
У Бориса и Василия Борисовича несколько иное отношение к ситуации, потому что они не общаются ни с учителями, ни с сотрудниками органов опеки, не принимают участия в судебных заседаниях, где разбираются заявления Екатерины о снятии ограничения в родительских правах. А я знаю, что грязь, которую она вываливает на нашу семью, словно пыль на мебели, оседает в мозгах людей. Постоянно с этим сталкиваюсь.
Евка не хочет общаться с матерью, стесняется, когда та приходит в школу. Екатерина ведет себя демонстративно агрессивно, требует, чтобы Ева с ней сфотографировалась, заставляет мерить вещи в переполненной детьми и родителями раздевалке: «Снимай штаны и надевай джинсы, которые я принесла!» Однажды, увидев мать, Ева спряталась. Так учительница ее нашла и заставила выйти к Екатерине, сидеть с ней, разговаривать. Внучка успела прислать эсэмэску: «Приходи скорей, забери меня!» Я, бросив все, примчалась и увидела зареванного ребенка. Выяснив, в чем дело, отправилась разговаривать с педагогом: «Почему Еву насильно отвели к матери? Почему у меня, назначенного судом опекуна, не спросили разрешения?» В ответ услышала, что все наши суды продажные...
Я давно, можно сказать с рождения, заменила Еве мать. Занималась ее лечением, развитием, воспитанием. Но беда в том, что девочки часто повторяют стереотип поведения биологической матери, а для Евы это смертельно опасно. Вариант оградить ее от любой информации о Екатерине, от общения с ней невозможен. Евка смотрит телевизор, лазает в Интернете, Екатерина приходит в школу. И мы должны противостоять той лжи, которую ребенок слышит и читает. Я все силы положу на то, чтобы она не повторила судьбу своей матери, жизнь которой состоит из ненависти, пьянства и драк.
Василий Борисович: Не могу понять, почему человеку, который беспробудно пьет и лжет как дышит, предоставляется телеэфир? Ради чего? Ради рейтингов? Екатерина нигде не работает, пьет и лечиться не хочет. Ее единственный источник дохода — гонорары от телепередач, в которых она излагает свои болезненные фантазии: что является прямым потомком князей Мещерских, что проходила стажировку в Штатах, после которой получила диплом гида-переводчика.
О себе эта особа может говорить что угодно, но за клевету на нас придется ответить. У меня давно лежит заявление в суд, не подаю его только потому, что жалко Еву. Но если Екатерина будет продолжать в том же духе, я сумею объяснить внучке свой поступок. При Еве мы никогда не обсуждаем поведение ее матери. Это табу. Нельзя наносить ребенку травму. Достаточно того, что девочка сама все прекрасно понимает и чувствует, кто ее по-настоящему любит. На судебном заседании, где решался вопрос об ограничении Екатерины в родительских правах и о передаче ребенка под опеку бабушке, Еву опрашивали в наше отсутствие. И она сказала, что хочет жить с бабушкой и дедушкой, а не с матерью.
Елена: Ты забыл еще об одном источнике благосостояния Кати — она снимает деньги со счетов Евы. Весной 2013 года, уже после того как ее ограничили в правах и внучка переехала жить к нам, Екатерина в течение трех месяцев, пока в банк не пришли из суда документы, забирала пенсию Евы по инвалидности. А летом прошлого года умудрилась каким-то образом запудрить мозги операционистке в банке и опустошила две сберкнижки — ту, на которую из колонии перечислялись Борины алименты, и ту, на которую я понемногу откладывала Еве с каждой зарплаты. Думала: получит внучка в четырнадцать лет паспорт, снимет деньги и купит себе какую-нибудь стоящую вещь. Реквизиты первого счета, открытого по свидетельству о рождении Евы, у Екатерины были — я предоставляла эти документы в суд, но как ей удалось добраться до второго? Пытаясь выяснить это в банке, ничего внятного, кроме обещания наказать операционистку, не услышала. Я написала на Екатерину заявление в суд с требованием вернуть деньги, но пока не подала. Продолжая в свои шестьдесят пять работать, я веду дом, встречаю Еву из школы, проверяю уроки — где взять время и силы еще и на постоянные судебные заседания? Но если эта особа будет продолжать лезть в нашу семью и лить грязь, документ уйдет в суд. Единственное, что может остановить Екатерину, — перспектива появления в доме судебных приставов. Хотя они к ней уже приходили — с исполнительным листом на алименты, которые мать Еве не платит. Екатерина долгое время жила на иждивении ребенка-инвалида, при этом поместив Еву в интернат. Хочет жить на пенсию дочери и дальше. Она и заявления о восстановлении в правах подает только с этой целью.
Недавно Екатерина второй раз с начала учебного года побывала в школе. Принесла сапоги и сняла Евку с ними на мобильный телефон — зафиксировала факт материнской заботы, видимо, для предоставления в опеку. Внучка все прекрасно понимает и очень боится, что ее вернут назад. Как-то Ева принесла мне свой телефон: «Бабуля, я специально записала на диктофон, что мама говорит. Отнеси это в суд, чтобы меня ей не отдавали!» Начинаю слушать, и по коже бегут мурашки:
— Бабушка с дедушкой старые, они скоро сдохнут... Кому тогда нужна будешь? Отцу-убийце?
В конце записи — крик Евы:
— Я тебя ненавижу!
Если б в этой женщине была хоть капля любви к дочери, разве она стала бы пугать ее скорой смертью любимых бабушки и дедушки, потерей людей, с которыми живет, которые о ней думают, заботятся?! Сотрудники опеки, куда я предоставила эту запись, тоже ужаснулись, сказали: «Это самое настоящее психологическое насилие над ребенком!»
Борис: Я был в опеке вскоре после освобождения. Заявил, что не стану возражать против общения Евы с матерью при условии, что та будет приходить на встречи трезвой. И, честно говоря, даже растерялся, когда и сотрудницы этого учреждения, и мама, которая меня сопровождала, встали на дыбы. Все понял, посмотрев передачу с Катиным участием. Попытки стилистов привести ее в божеский вид не принесли результата. Женщина вконец опустившаяся, абсолютно не умеющая себя контролировать...
Вскоре после этого убедился еще и в том, что Ева по матери не то что не скучает — даже не вспоминает о ней, а визиты Екатерины в школу для дочки действительно серьезный стресс. Конечно, слова Кати о том, что мы снова будем вместе, — полный абсурд, но я очень хочу, чтобы она все-таки выбралась из трясины, в которую сама себя затащила. Перестала пить, устроилась на работу, и чтобы суд снял с нее ограничение в родительских правах. Женский алкоголизм, как известно, не лечится, но если такое чудо произойдет, думаю, Ева сможет простить и принять мать. Дочка очень добрый и мудрый человечек.
Во время посещения органов опеки было принято решение: пока я не найду работу, которая приносила бы стабильный доход, дочка будет под опекой бабушки. Потом ее снимут, поскольку у ребенка есть отец и родительских прав меня никто не лишал.
Елена: Только бы Екатерина не начала опять организовывать эфиры и особенно — дежурства с телевизионными бригадами на нашей лестничной площадке! Такое случалось перед каждым судебным заседанием, где рассматривался вопрос об опеке. Однажды возвращаемся втроем — я, Василий Борисович и Ева — с дачи, а перед нашей дверью несут караул пьяная Екатерина и чуть более трезвые телевизионщики.
Василий Борисович: Они явно поставили себе задачу спровоцировать нас на скандал. Екатерина визжала и наскакивала на нас с Леной, оператор дважды намеренно задел меня камерой по голове. Ждал, видимо, что я как-то отреагирую — ударю, опущусь до оскорблений, а он все это заснимет. Не получилось. Мы вели себя очень выдержанно, даже голоса не повысили. На следующий день я написал заявление на имя руководителя телеканала с требованием прекратить травлю моей семьи. Это подействовало — сюжет в эфир не вышел.
Уже после освобождения Бори другой телеканал показал ток-шоу с участием Екатерины и ее матери — второй бабушки Евы. Екатерина опять вела себя агрессивно, развязно и лгала, лгала, лгала. Наверняка среди публики были люди, которые не знали подробностей нашей истории, но и увиденного на этой передаче им хватило, чтобы сделать выводы. Во всяком случае, слова актрисы Натальи Крачковской: «Пусть будут мир и лад в семье Ливановых, пусть растет счастливой девочка и главное — чтобы рядом никогда не было этих двух баб!» — весь зал встретил аплодисментами.
Сегодня мы хотим одного: чтобы нас оставили в покое. И Екатерина, и журналисты. В нашей семье все заняты своим делом: я пишу второй том мемуаров — первый под названием «Путь из детства» вышел в позапрошлом году, Лена трудится над полнометражным кукольным мультфильмом по рассказам Гофмана, Борис — над новым сборником и ищет постоянную работу, Ева учится, фотографирует и ставит свои химические опыты. Мы достойно выдержали выпавшие на нашу долю испытания, мы любим друг друга — и это главное.
Подпишись на наш канал в Telegram