Я думала, что, вступая в брак, супруги обязаны изменить свою жизнь, пересмотреть приоритеты, во главу угла поставить семью. Все это оказалось теорией.
Мне осталось лишь официально оформить развод. Это поставит точку в нашем десятилетнем браке с Александром Моховым. Хотя разрыв произошел раньше, почти три года назад, когда мы решили пожить отдельно. Думали — на время, оказалось — навсегда. Развод дело тяжелое, но мне придется его пережить. Хорошо, что не меняла фамилию: я всегда мечтала продолжить нашу актерскую династию Калмыковых. Есть жены, которые после развода поливают грязью знаменитых мужей, живописуя «кровавые» подробности совместной жизни. Я их не осуждаю — каждая женщина вправе принимать на этот счет собственное решение. Но читая такие откровения, всегда думаю: а если они попадутся на глаза их ребенку? Или кто-то из «доброжелателей» перескажет ему «милую» правду о взаимоотношениях родителей? Поэтому считаю возможным говорить только о себе и о своих чувствах. Так меня воспитали.
И я неслучайно с самого начала заговорила о династии. Судьбы моих близких достойны подробного рассказа. К тому же без этого трудно будет понять те неожиданные на сторонний взгляд поступки, которые я совершала.
Детство у меня было очень счастливое! Я росла в абсолютной любви. Благодаря папе с мамой увидела полмира — они часто брали с собой в свои путешествия. Сейчас, когда уже у самой есть ребенок, понимаю, что родители ради дочки жертвовали возможностью побыть вдвоем, но они дарили мне столь необходимую в детские годы сказку, воспоминания о которой до сих пор греют душу.
Я очень благодарна и бабушке, Галине Сергеевне Суворовой, за тепло и заботу. За то, что читала книжки перед сном так, что дух захватывало. И дедушка мой, Владимир Алексеевич Калмыков, тоже дарил сказки — сочинял их сам, специально для меня. А еще частенько гулял со мной по улицам, интересно рассказывая о московских домах. Он увлекался историей города и был в этом вопросе энциклопедически образован. Да и вообще все, чем дедушка увлекался, будь то филателия или фотография, получалось у него замечательно и очень профессионально.
Владимир Алексеевич был народным артистом России, всю жизнь прослужил в Центральном детском театре (ныне РАМТ). Со своей будущей женой они познакомились в театральной студии. Дед заметил ее на экзаменах и влюбился с первого взгляда. Сокурсники называли их «неприлично красивой парой».
Актерские карьеры у дедушки с бабушкой сложились по-разному. Он стал ведущим артистом труппы, работал с потрясающими режиссерами: Марией Кнебель, Анатолием Эфросом. Познакомился и подружился с драматургом Виктором Сергеевичем Розовым, в пьесах которого играл. (И вот ведь насколько тесен мир: моей однокурсницей позже стала внучка Розова Настя Скорик!) Поскольку дед был мужчиной не только талантливым, но и фактурным, посыпались приглашения сыграть в кино. В его фильмографии не слишком много ролей, но зрители старшего поколения наверняка помнят Калмыкова в «Приключениях Кроша», «Голубой чашке», «Страницах жизни». Картин могло бы быть и больше, но дед считал, что актеру важнее реализоваться в театре, и мне это постоянно внушал. А кроме того, на нем держался репертуар Центрального детского театра, какие уж тут съемки?
Когда Ефремов создавал «Современник», приглашал деда в труппу, но тот отказался. Это сейчас поменять сцену — раз плюнуть. А актер Центрального детского театра Владимир Калмыков объяснял свой отказ так: «Это мой дом, родные люди, предавать которых я не имею права».
Походов на спектакли с участием дедушки я всегда ждала как праздника. Особенно любила его Савельича в «Капитанской дочке» и Фирса в «Вишневом саде». А когда совсем еще маленькой девочкой на премьере спектакля «Дома» по пьесе Розова увидела деда в роли отрицательного персонажа, то расплакалась в зале. А после за кулисами набросилась на него: «Как ты можешь быть таким нехорошим?! Как тебе не стыдно!» Коллеги-артисты расхохотались: «Ну, Владимир Алексеевич, это наивысшая похвала вашему мастерству!»
Вообще-то за кулисы меня пускали редко: дед считал, что ребенку там не место. Но я всеми правдами и неправдами проникала в антракте в запретную зону, замирала на зеленом диване в курилке и, затаив дыхание, слушала взрослые разговоры. Конечно же, дедушка показывал мне театр, мы даже выходили с ним на сцену, когда она после спектакля пустела. Я была влюблена во всех актеров, они казались мне божествами.
А вот артистическая судьба бабушки сложилась драматично. Первая красавица студии, она ярко стартовала в спектаклях ТЮЗа, переиграла практически весь классический репертуар. И вскоре ее утвердили на главные роли сразу в двух картинах — «Садко» и «Чук и Гек», ставшие классикой советского кино. Бабушка уже вовсю готовилась к съемкам, когда в театре появился «искусствовед в штатском». Ее вызвали в кабинет директора театра, и там этот гэбист предложил:
— Мы знаем, что вы будете сниматься в кино, рады за вас. Можем сделать так, что станете звездой. Но при условии, что согласитесь с нами сотрудничать, информировать о настроениях в актерской среде.
Бабушка возмутилась:
— Как вам не стыдно такое предлагать?! Не собираюсь стучать на коллег!
— Вы неправильно поняли, я всего лишь попросил вас помочь своей родине. Власти должны быть в курсе, кто относится к нашему строю нелояльно.
— Это без меня.
На другой день бабушке позвонили с киностудии: «Ничего не можем поделать, вас не утвердил худсовет». Обе роли уплыли, а вскоре и в театре на доске объявлений появился приказ: ее вывели из основного состава всех спектаклей, в которых она играла. Когда бабушка пришла к главному режиссеру за объяснениями, тот лишь прятал глаза. И, возмущенная, она бросила на стол заявление об уходе. Какое-то время вместе с дедом преподавала в театральной студии, ставила спектакли со студентами. Но ее актерская судьба уже была надломлена, на большую сцену бабушка так и не вернулась.
Моя мама Наталья Владимировна Калмыкова, насмотревшись в детстве на родителей, которые вечно пропадали в театре или на гастролях, актрисой стать не мечтала — окончила Институт иностранных языков. Превосходное знание немецкого, а также театроведческое образование, полученное в ГИТИСе, пригодились ей на работе в Союзе театральных деятелей и позже, когда она стала возглавлять международный отдел Центра Мейерхольда. Там мама организовывала зарубежные гастроли артистов.
Мой отец Константин Григорьевич Мелик-Авакян — сын кинорежиссера, народного артиста Армении Григория Георгиевича Мелик-Авакяна, фильмы которого: «Последний подвиг Камо», «Багдасар разводится с женой», «Сердце поет», «О чем шумит река», «Семь песен об Армении» — были очень популярны. Дед воевал, после войны окончил ВГИК, легендарную режиссерскую мастерскую Игоря Савченко, где учились Александр Алов и Владимир Наумов, Марлен Хуциев, Сергей Параджанов. Мой отец любит рассказывать одну историю.
Как-то Гриша (так мы называли деда в семье) решил снять сына в массовке, папе требовалось просто пройти где-то на заднем плане, а он вдруг так разнервничался, что все запорол — аж два десятка дублей! В конце концов дед взял мегафон и сказал, обращаясь к съемочной группе: «Простите, мой сын — идиот!» Так не сложилась актерская карьера папы, о которой он, справедливости ради будет сказано, как и мама, тоже никогда не мечтал. Но с кинематографом жизнь его все-таки связала: одно время отец возглавлял Центральную студию документальных фильмов, был продюсером. В тяжелые девяностые занялся бизнесом, чтобы прокормить семью. А сегодня снова продюсирует съемки.
В отличие от родителей я с детства просто-таки отчаянно рвалась на сцену. Была бы счастлива хоть на полминутки в массовке на сцене появиться. Умоляла дедушку Владимира Алексеевича:
— Попроси режиссера, пусть меня возьмут.
Но тот категорически отказывался:
— Зачем тебе болтаться в театре, когда школу оканчивать надо?
Но в принципе они с бабушкой поддерживали мое желание стать актрисой и очень в меня верили, а вот родители относились к этому скептически.
Заботясь о том, чтобы ребенок рос крепким, они записали меня в секцию фигурного катания. Я не сопротивлялась, хоть никакого спортивного азарта в себе не обнаруживала. Но мне нравилось, как фигуристы, отработав программу, выезжают на середину катка и кланяются. Ради этого момента сносила синяки и ушибы. Но однажды моя спортивная карьера резко оборвалась...
В тот день я, как всегда, уверенно покатила по льду и вдруг на ровном месте полетела вверх тормашками. Сама встать уже не смогла. Тренер позвонила родителям, те примчались одновременно со «скорой помощью». Меня отвезли в больницу. Врачи, внимательно рассмотрев рентгеновский снимок, вынесли вердикт:
— Осколочный перелом колена.
— Что собираетесь делать?
— Ну, колено, мы, конечно, соберем, но ваша девочка останется хромой.
— Как хромой?! — закричала я. — Я же артисткой хочу быть!
— Наверное, хромые артистки тоже нужны.
В Филатовской больнице мне сделали сложнейшую операцию. Могу себе представить, что пережили родители! В палате они находились круглыми сутками, заботились не только обо мне, но и о моих товарищах по несчастью. Мама привозила на всех сладости и фрукты, папа купил в палату телевизор.
Когда через три месяца сняли гипс, обнаружилось, что нога не сгибается. Во время выписки врачи сказали: «Теперь все зависит только от тебя, ногу надо разрабатывать». И каждое утро я, обмотав колено эластичными бинтами, приступала к добровольной экзекуции. От жуткой боли слезы ручьем лились из глаз, но я не сдавалась. Папа с мамой поражались моей стойкости, не могли смотреть, как все это проделываю. Так продолжалось долго, лишь через год смогла согнуть колено. Оно иногда и теперь дает о себе знать.
Но был во всей этой истории и положительный момент: мне не надо было ходить в школу, отсиживать ненавистные алгебру и физику. «А как я буду подниматься по лестнице? — спросила родителей, когда те выразили готовность отвозить и забирать меня с уроков. — Нет, не смогу». И весь девятый класс провела дома. А позже, когда уже поступила на подготовительные курсы в Школу-студию МХАТ, вопрос с точными науками пришлось решить раз и навсегда.
— Мам, пап, я после школы пойду в театральный. И математика там мне вряд ли пригодится. Поэтому тратить время на нее больше не буду.
Родители могли бы сказать: «Доучишься как миленькая». Но не сделали этого.
— Хорошо, поможем тебе с экстернатом.
Для проформы я написала несколько сочинений, остальные хлопоты взял на себя папа, договаривался с педагогами, задаривал их конфетами. В общем, аттестат мне выдали, его получала мама. Я в это время за компанию с ребятами с курсов попробовала свои силы на первом туре в Щепкинском училище. Программу помогла подготовить бабушка, вложив в нее много души: «Умоляю, только не бери ничего страдательного, — объясняла она. — В устах пятнадцатилетней девочки это выглядит смешно. А вот сказки Пушкина подходят твоему темпераменту». Их и взяла. Кроме того, на прослушивании я читала рассказ Чехова и громко пела. Нет, не пела — орала русскую народную. Меня прямо всю распирало, и я решительно не понимала, почему все вокруг трясутся от хохота. После прослушивания вызвали в кабинет ректора Николая Николаевича Афонина, и он сказал:
— Мы тебя берем.
— Как, прямо с первого тура? Но я к вам вообще-то не собиралась.
— Чего тогда пришла?
— За компанию. Я мечтаю поступить в Школу-студию МХАТ.
— И где гарантия, что там тебя возьмут? А мы берем. Согласна?
— Да, — пропищала я.
Дома все обрадовались. Кроме меня. Я была в растерянности, потому что мечтала учиться только в Школе-студии и только у тех педагогов, которые как раз набирали актерскую мастерскую — у Романа Козака и Дмитрия Брусникина. Не спала всю ночь, а утром попросила дедушку:
— Ты знаком с Афониным, сходи, откажись.
— Это неправильно. Иди сама.
— Мне неловко. Я боюсь.
На семейном совете решили, что все-таки дед сходит в «Щепку». Он рассказывал, как встретился с Афониным, расцеловался, и тот спросил:
— Ты пришел за кого-то просить?
— Понимаешь, у меня внучка...
— Поступать хочет? Пусть приходит, я набираю курс.
— Да нет, она уже к тебе поступила, но мечтает учиться в Школе-студии.
— Ну что ж, это ее выбор. Главное, чтобы потом не пожалела.
А поскольку дедушка приятельствовал и с Аллой Борисовной Покровской, профессором Школы-студии, то решил позвонить ей, подстраховаться: «К вам придет моя внучка, просто отнеситесь к ней объективно — нет, значит, нет». Но я дошла до третьего тура. На конкурсе Алла Борисовна отвела меня в сторонку.
— Читай свою программу, только очень тебя прошу: не ори народную песню.
— Хорошо.
Но явившийся на экзамены ректор Школы-студии Олег Павлович Табаков спросил: «А что ты нам споешь?»
Ничего другого не оставалось, как затянуть злосчастную русскую народную. Причем на нервной почве я проорала ее значительно громче, чем в первый раз. Закончила в гробовой тишине. Олег Павлович пошутил: «Ну а еще громче спеть сможешь?» Потом Табаков сказал мне: «Ты орала так, словно тебе в задницу вилку воткнули».
В общем, мечта осуществилась, меня приняли. Курс подобрался замечательный, со мной учились Саша Урсуляк, Даша Мороз, Сережа Лазарев... Я была на седьмом небе от счастья. Помню, вместе с Сережей играли на французском отрывок из Бомарше: он — Фигаро, я — Сюзанну. Не понимали половины слов, но делали это с потрясающим азартом и вдохновением.
Студенческие годы — время влюбленностей. Кровь бурлила, но о взрослых отношениях мы и не помышляли. Однажды всем курсом собрались на дне рождения одной нашей девочки. Посидели за столом, а потом кто-то, разгоряченный сухим вином, предложил сыграть в бутылочку. Нацеловались мы в тот вечер от души, а назавтра дружно слегли с гриппом. Педагоги пришли на занятия по мастерству, а в аудитории — два человека, и те с соплями. Как же они смеялись, узнав о причине эпидемии.
Я оканчивала первый курс, когда в доме раздался звонок:
— Можно Дашу Калмыкову?
— Слушаю вас, — пропищала я в телефонную трубку: мой голос долго оставался тоненьким.
— Салют! Это Олег Табаков тебя беспокоит.
— Ага! — ответила я и бросила трубку, уверенная, что кто-то из ребят меня разыгрывает.
Через секунду перезвонила секретарь Табакова: «Что-то Олег Павлович никак не может с вами соединиться».
Я начала волноваться: неужели отчисляют? А Табаков скомандовал:
— Значит так, иди ко мне в подвал, возьми пьесу «Обыкновенная история», завтра позвони, обсудим.
— В какой подвал?
— В театр.
— В какой театр? — в нервном зажиме не могла ничего сообразить.
— В «Табакерку».
От радости я прыгала до потолка.
Олег Павлович решил ввести меня в спектакль на роль, которую прежде играла Анастасия Заворотнюк, поскольку та была в положении. Настя отнеслась ко мне по-доброму, что большая редкость в театральной среде, приходила на репетиции, подсказывала. А еще я сразу же по уши влюбилась в партнера — Евгения Миронова. Он удивительный, чуткий, внимательный. Мой дебют состоялся на гастролях в Перми. Родители собрались было ехать тоже, боялись отпускать шестнадцатилетнюю дочь одну.
Настолько привыкли опекать, что если занятия в Школе-студии заканчивались поздно, папа всегда приезжал за мной. Я забилась в истерике: «Ни в коем случае! Вы что, хотите опозорить меня на весь театр?!» И они смирились, хотя и понервничали изрядно. Да и сама я перед первым выходом на сцену волновалась страшно, даже температура подскочила. После спектакля все меня поздравляли, и я пребывала в эйфории. А когда мы с Женей ехали в гостиницу, он спросил: «Ну что, теперь зазнаешься? Имей в виду, это только начало, расслабляться рано».
Потом Табаков ввел меня еще в один спектакль — «Псих», где моим партнером был Безруков. Сергей фанатично относится к делу и обладает невероятной работоспособностью. Нам предстояло играть откровенную сцену. Я, шестнадцатилетняя девчонка, конечно, нервничала и зажималась. Спасибо Сереже — он был тактичен, шутил, помогая преодолеть стеснение.
Мне потом объяснили: в «Табакерке» так — тебя либо принимают сразу, либо этого не произойдет никогда. Мне повезло, меня полюбили, может, потому что я показалась коллегам маленькой и наивной. Оберегали, если репетиция затягивалась, спрашивали: «Ты поела?» А вечером звонили: «Как добралась домой?»
На третьем курсе я начала во МХАТе работать над ролью Арманды в спектакле «Кабала святош», где моими партнерами стали Ольга Яковлева и сам Табаков. Режиссер Адольф Шапиро удивлялся, как это Олег Павлович Калмыковой доверил играть женщину, которая проживает на сцене целую жизнь, теряет детей, мужа. Чтобы справиться с такой ролью, надо самой хоть что-то пережить. А мне было восемнадцать лет, собственного опыта — ноль. Но Олег Павлович был на сцене невероятно чутким партнером, верил в меня и очень помогал на репетициях.
Премьера «Кабалы святош» прошла успешно. Когда МХАТ ушел в отпуск, и в Школе-студии начались каникулы, молила лишь об одном: поскорее бы они закончились — очень уж хотелось снова оказаться на сцене. Ничего кроме работы меня не интересовало. Но, как писал классик: пора пришла, она влюбилась.
Однажды во время длительных гастролей «Табакерки» по Сибири принимающая сторона устроила банкет. Я стояла в сторонке и вдруг увидела, что ко мне направляется Мохов. Подходит, показывает раскрытый паспорт и говорит: «Видишь фотографию? Это я в шестнадцать лет». Александр Анатольевич был педагогом Школы-студии, я не поняла смысла его жеста и посмотрела с недоумением. На том и расстались. Но потом Мохов начал проявлять уже вполне традиционные знаки внимания: то букет цветов подарит, то тортик. Приятно, конечно. Но он был слишком взрослым. На двадцать лет старше, да еще и женат, о чем я была прекрасно осведомлена. Прямо так ему однажды и заявила: «Неужели вы думаете, что между нами что-то может быть?» Но Мохов не отступился.
Надо отдать должное, вел он себя очень деликатно, ухаживал долго. Близкие отношения случились лишь после того, как Мохов ушел из семьи и переехал в общежитие. Я не уводила его от жены, не требовала, чтобы развелся, отношения с Татьяной у Саши разладились без моего участия. Но обсуждать то, что произошло между ними, не имею права — не моя история. И все равно ситуация меня на первых порах тяготила: казалось, что я причиняю кому-то боль. Ведь у Саши рос сын, которому исполнилось пятнадцать.
Когда мы поженились, мне было двадцать, ему — сорок. Не последнюю роль в нашем решении сыграло то, что Александра сразу приняли мои родители, они ему поверили. Свадьба была скромной. Основное гулянье отложили на полгода, когда мы обвенчались в подмосковной деревне Поречье, в храме иконы Казанской Божьей Матери, где в свое время венчались мои родители.
На торжество пришла Алла Сурикова, которой только что сняли гипс после перелома ноги. «Не могла не прихромать, поскольку считаю себя крестной мамой Саши и Даши, — сказала она. — Именно у меня в фильме «Если завтра в поход» они впервые сыграли супружескую пару». Кстати, у Аллы Ильиничны в картине «О любви в любую погоду» я сыграла и свою первую главную роль в кино.
Между тем на сцене у меня все складывалось более чем удачно: за роль в спектакле Миндаугаса Карбаускиса «Рассказ о семи повешенных» я получила несколько театральных наград. Его увидел в «Табакерке» Валерий Владимирович Фокин и пригласил нас с Александром на встречу. Мохову он предложил главную роль в прекраснейшей постановке Терзопулоса «Эдип-царь», мне — роли в других спектаклях «Александринки». О работе с таким выдающимся режиссером, как Фокин, можно только мечтать. И мы согласились. Забегая вперед, скажу, что считаю Эдипа лучшей театральной работой Саши, жаль, что ее не увидели в Москве. А для себя решила сразу: из родного театра уходить не буду, готова мотаться туда-сюда и жить на два города.
Разговор с Табаковым был не из легких. Сейчас понимаю, что Олегу Павловичу, вырастившему меня как актрису, было крайне неприятно услышать, что я хочу поработать и в другом театре. Но в конце концов Табаков произнес: «Поступай, как считаешь нужным, это твой выбор».
И я засобиралась в Питер. Чувствовала себя неважно, но поначалу списала все на усталость и нервы. Однако лучше не становилось, я сообразила сделать тест на беременность и увидела две полоски...
До этого момента была уверена, что карьера у меня на первом месте и ничто не в состоянии это изменить. Но тут почувствовала, что на седьмом небе от счастья.
Приехала в Питер к Фокину и, вместо того чтобы подписать контракт, огорошила его с порога: «Извините, ничего не получится, я только что выяснила, что жду ребенка». Фокин отнесся с пониманием, спасибо ему.
Саша остался репетировать в «Александринке». Ему сняли прекрасную квартиру на Невском, и порой я туда наезжала. С наслаждением гуляла по городу, пока Саша пропадал в театре. В Москве у нас появилась собственная квартира, я руководила ремонтом, покупала мебель — в общем, вила семейное гнездо. Полностью погрузившись в ожидание, отказалась от работы, слушала музыку, ходила по музеям, смотрела на прекрасное.
Первое же УЗИ показало, что будет мальчик. Так что имя решили выбрать заранее. Поначалу ни на одном не могли остановиться, но однажды, подъехав к дому родителей, увидели во дворе малыша, который сосредоточенно копал лопаткой снег.
— Как тебя зовут?
— Макар.
Мне сразу же понравилось это имя — сильное, мужское. Саша поддержал: «Так и назовем сына!» Беременность переносила легко, роды принимал знакомый московский врач.
А потом пришли бессонные ночи, когда Макара мучили колики. Саша часто вставал к сыну, давая мне возможность поспать лишний час. Помогал, чем мог. Именно в этот момент у него начала складываться режиссерская карьера в кино. Я наивно полагала, что, родив Макара, смогу быстренько вернуться в профессию, но заботы о ребенке меня поглотили. Так продолжалось больше года. На мои роли в театре ввели других актрис, какие-то спектакли сняли. Я привыкла, что у меня много работы, а тут осталась ни с чем.
Александр, приступая к съемкам очередного фильма или сериала, непременно меня пробовал, но утверждал не всегда. Конечно, было обидно, хотелось, чтобы он в меня больше верил. Но даже маленькая роль в его проекте была серьезной моральной поддержкой.
Мохов — требовательный режиссер, но при этом очень любит своих артистов, не было случая, чтобы он повысил на кого-то голос. И все равно работать с близким человеком тяжело, это большое испытание — эмоциональное, психологическое.
У Александра был большой проект — «Братаны», и я в нем играла. Этот сериал успешно выдержал несколько сезонов. В нем снимался Дима Дьяконов, талантливый артист и потрясающий человек. Ему было всего двадцать девять лет, когда сердце вдруг остановилось. Он много играл в кино и сегодня уже наверняка стал бы звездой. Саша страшно переживал его смерть.
А наш с Александром брак после десяти лет распался... Конечно, за эти годы случались размолвки и недопонимания. Не бывает все гладко. Но копаться в причинах нашего расставания не хочу. Единственное, что могу сказать: никакой третий человек нашу семью не разрушал. Несмотря на то что «желтая» пресса считает иначе. Пишут, что Мохов бросил жену ради юной украинской певицы. Забавно, что в одной из публикаций журналист гордо заявляет, что первым еще год назад рассекретил мои новые отношения.
Тогда напрашивается вопрос: как меня мог бросить муж, если я сама уже год встречаюсь с другим человеком? Впрочем, искать логику там, где ее не может быть по определению, — дело бессмысленное. Обижают ли меня такие заявления? Нет, скорее — удивляют. Мои друзья, близкие и родные люди знают, что это ложь. Тот период, о котором пишет «желтая» пресса, закончился три года назад. У меня новая жизнь, другой мужчина и огромные планы на будущее! Я счастлива и искренне желаю счастья Александру.
Наедине с собой я пыталась анализировать, что в наших отношениях пошло не так. Что случилось? Ясно, что сама наделала много ошибок. Вступив в брак в двадцать лет, не имея никакого опыта серьезных отношений с мужчиной, я набивала шишки, проявляя максимализм и излишнюю импульсивность, во многих ситуациях мне не хватало мудрости. Перед глазами был пример родителей, хотелось, чтобы и мой семейный союз был таким же. Сегодня понимаю: такие мужчины, как мой папа, встречаются один на миллион. Маме с ним очень повезло.
Я думала, что, вступая в брак, супруги обязаны изменить свою жизнь, пересмотреть приоритеты, во главу угла поставить семью. Все это оказалось теорией. Мужа надо принимать таким, какой он есть, и не пытаться его переделывать. Все равно не получится. Женщины должны гасить свои негативные эмоции, хоть это порой очень трудно, но на нас возлагается большая ответственность в браке. Мужчина — безусловно, глава семьи! Женщина отвечает за атмосферу в доме, и чтобы ее сохранить, чтобы она была гармоничной, нам надо быть мудрее, сдержаннее.
Многие считают, что нельзя разводиться, когда в семье растут дети. А мне кажется, гораздо хуже, если они будут ежедневно видеть несчастных родителей, жить в атмосфере нервозности, а иногда и взаимной ненависти. Нам с Александром хватило ума сохранить цивилизованные отношения.
Я долго не говорила сыну, что мы с его папой расстались, объясняла, что тот в отъезде, снимает кино. Это было правдой: у Александра начался большой проект в Киеве, сериал «Пока станица спит». Я консультировалась с детским психологом, та посоветовала: «Говорите ребенку правду, объясняйте свое решение». Собралась с духом и рассказала сыну, что вместе с папой мы больше жить не можем, но это никак на нем не отразится. Макар будет видеться с отцом в любое время, когда захочет. Мудрость и чуткость моего ребенка меня поразили. Макар, конечно, переживал, но наш разрыв не стал для него трагедией.
Сын — моя гордость. Ему исполнилось восемь, и он большой умница, занимается в английской спецшколе. Когда у ребенка обнаружился абсолютный слух, мои сестренки, серьезно занимающиеся музыкой, посоветовали отвести его к известному педагогу Елене Владимировне Березкиной, вырастившей не одного выдающегося пианиста. Я строгая мама, редко восторгаюсь сыном, но сейчас не могу его не похвалить. Он делает большие успехи. Мне с ним интересно, он мой самый близкий друг. Перед школой я решила сделать сыну подарок, повезла на месяц в Америку. Нью-Йорк, Орландо, Майами, Диснейленд — мы объехали все. Прекрасно отдохнули в компании друг друга.
Что скрывать? Как только стало известно, что мы с Моховым расстались, вокруг меня возникло множество кавалеров. Но я сразу же закрылась, как ракушка. Был необходим тайм-аут, чтобы разобраться в себе.
Сегодня все хорошо, живу в полной гармонии с собой. Есть интересная работа. В Питере я снялась в главной роли в фильме «Мама Люба», это ремейк популярной картины «Однажды двадцать лет спустя». Картина для меня интересна тем, что на экране я проживаю жизнь героини с девятнадцати и до тридцати восьми лет. Моим партнером был потрясающий Сергей Петрович Никоненко. Недавно он пригласил меня в созданный им музей Есенина в Сивцевом Вражке, водил по залам.
А еще прошлым летом я снялась в Крыму в комедии «Курортный роман», история чем-то напоминает любимый зрителями фильм «Три плюс два». Единственное, о чем переживала, что из-за съемок долго не виделась с Макаром. Сказала сыну: «Ты же хочешь мной гордиться? Тогда отпусти». Но сердце, конечно, разрывалось, и я постоянно говорила с ним по скайпу.
А еще занимаюсь благотворительным проектом «Проявление», в котором участвуют известные люди — мои коллеги артисты, спортсмены, политики — и их дети. Ребята берут в руки камеры и пытаются запечатлеть в разных жизненных ситуациях своих знаменитых родственников. Я не только продюсирую проект, но и придумываю сюжеты фотографий, работаю с детьми. Мне, как маме, очень нравится, что главная цель «Проявления» — не просто дать возможность нашим мальчишкам и девчонкам раскрыть свои таланты, но и научить их добру и милосердию. Собранные от продажи фотографий средства мы передадим нуждающимся в помощи ребятам. Заодно хочу научить и сына творить добрые дела, горю этой идеей и верю в проект.
На личном фронте у меня все в порядке. В нашу с сыном жизнь вошел новый человек, который нас любит. А мы любим его. Это Николай Сергеев — продюсер, владелец креативного бюро. Этим пока и ограничусь, поскольку оберегаю наши отношения.
Я ни о чем не жалею! Все, что происходит со мной, делает меня сильнее, мудрее, дает опыт, который так важен в моей актерской профессии.
Подпишись на наш канал в Telegram