Кажется, еще вчера мы сидели с Абдуловым в его комнатке в общаге, выпивали на последние копейки и делились амурными новостями. Дня не проходит, чтобы я не вспомнил о нем — тридцать два года дружбы! И хотя случались периоды охлаждения, хорошего было все же значительно больше.
Кино для меня началось... с бороды. Я был актером Ростовского театра драмы имени Горького, когда меня стали приглашать на пробы. Однажды приклеили бороду — такую окладистую, русскую, режиссер посмотрел и восхитился: «Ух ты! То, что надо!» И пошло-поехало. Вроде бы и хорошо — приглашают, но я жутко боялся, что на экране лица моего никто так и не увидит и на улице без бороды узнавать не будут. На пробах у Валерия Ускова и Владимира Краснопольского на роль Фрола в картине «Тени исчезают в полдень» я тоже был в бороде.
Меня утвердили, но тут позвонила из Ростова жена: наш сын Митя тяжело заболел. Я все бросил и рванул домой, не успев никого предупредить. Мобильных-то не существовало. Съемочный график горел, и на мою роль срочно пригласили актера Калининского драмтеатра Валерия Гатаева. Так я эту картину и упустил.
Но зато осточертевшей бороде я косвенным образом обязан знакомством с Абдуловым. Она впечатлила режиссера, на сей раз — Вениамина Давыдовича Дормана, который утвердил меня на роль во втором фильме дилогии «Пропавшая экспедиция» — «Золотая речка». На ее съемочной площадке мы с Сашей и составили компанию Жене Симоновой и Александру Кайдановскому, которые в тот момент переживали серьезный роман.
Съемки проходили в Белорецке, до него надо было лететь сорок минут от Уфы на «кукурузнике» региональных авиалиний. Места там дикие, но потрясающе красивые. Сохранились даже заброшенные старообрядческие скиты. По сюжету требовалось спалить несколько домов. А поскольку стоили они в тех местах по двести рублей, директор съемочной группы тут же и прикупил парочку для наших нужд. Экзотика!..
На весь город — одна гостиница, как ни странно, вполне приличная по советским, конечно, меркам. В ней всех и разместили. В ресторане на первом этаже шел капитальный ремонт. Но кухню он не затронул, нам разрешили собираться там по вечерам, готовить еду. Съемочная группа скидывалась, за восемнадцать рублей мы покупали целого барана и мешок картошки. Тушу нам разделывали заранее, а ассистент Дормана замечательный Алик, армянин, сразу заявил: «Я знаю, как правильно готовить баранину». И встал к плите. Естественно, на стол выставлялись водка, вино, мы выпивали, травили актерские байки, атмосфера была удивительной.
Я действительно вспоминаю Сашку каждый день. Так его не хватает. Мы были друзьями всю жизнь и остались ими до последнего. А многим ли такое дается?
Сашка приехал на съемки не один, его сопровождала Марина Кукушкина. Тогда она еще не снялась под новой, по первому мужу, фамилией — Дюжева — в зрительском хите «По семейным обстоятельствам» и числилась подающей надежды артисткой. С Абдуловым ее связывали нежные чувства. Марина выезжала с нами на площадку и весь день восхищенно следила, как снимается любимый мужчина. Когда много лет спустя мы с ней играли в одном спектакле, я вспомнил былые времена, но Марина постаралась сразу же перевести разговор на другую тему. Видно, расставались они с Сашкой тяжело и ей не хотелось его вспоминать.
Параллельно Абдулов снимался еще в одном фильме и, когда в работе выдался небольшой перерыв, полетел в другой город, дав Дорману твердое обещание через два дня с утра обязательно быть на месте. Но съемки вещь непредсказуемая, они затянулись. В итоге Сашка пропустил самолет до Уфы, вынужден был лететь до Стерлитамака, а оттуда всю ночь добираться до Белорецка. Часть пути его подвезли на попутке, но несколько десятков километров он отмахал на своих двоих. Утром появился передо мной полуживой, осунувшийся от усталости.
— Страшно было?
— Не очень, шел по дороге через тайгу, но темень такая, что ни зги не видно.
По сюжету в «Золотой речке» мы с Абдуловым дрались не на жизнь, а на смерть. Я играл старообрядца Тихона, сын которого, Темка, смастерил летательный аппарат, такого огромного воздушного змея. И как только паренек опускался на деревенской площади, мой герой кидался на него с кнутом, начинал стегать, а потом хватал топор и бешено рубил змея. В этот момент Сашкин герой, доктор Рогов, бросался ко мне, чтобы остановить, я замахивался на него топором и кричал: «Зарублю!» Он выбивал его из рук, перекидывал меня через себя, я летел на землю. Снимались, как водится, без дублеров. И лишь на озвучании заметили, что топор встал лезвием вверх. Я падал на него спиной, и лишь за секунду до моего приземления он повалился на бок. А мог вонзиться в спину. Когда Абдулов это увидел, был просто в шоке: «А ведь я мог тебя убить!» Сашка, правда, задним числом очень испугался. После этого случая мы по-настоящему подружились.
Вернувшись в Москву, каждый занялся своими делами. Сашка к тому времени уже окончил ГИТИС, Марк Захаров увидел его в дипломном спектакле и сразу пригласил играть лейтенанта Плужникова в спектакле «В списках не значился» по повести Бориса Васильева. А я продолжал участвовать в кинопробах. Не всегда получал большие роли, иногда всего лишь эпизоды. Тоже неплохо, но могло быть и получше. Артисты так устроены, что им всегда мало, и если тебе несколько дней подряд не звонят, никуда не зовут, поневоле думаешь: значит, все, забыли. И начинается депрессия со всеми вытекающими последствиями...
Еще я тогда работал в Первом московском областном драматическом театре, и, как назло, там тоже не все было гладко. Постоянно спорил с режиссером Михаилом Весниным.
— Играй, как я прошу, — командовал он.
— Меня так не учили.
— А ты попробуй.
— И пробовать не стану.
Такой вот был у нас творческий процесс.
В общем, кончилось дело тем, что я положил заявление об уходе. Сашка узнал об этих проблемах и тут же познакомил меня с заведующей труппой «Ленкома». Я стал ходить на репетиции, сидел в зале, постоянно попадаясь на глаза Захарову. В конце концов тот ввел меня в несколько спектаклей — «Лисички», «Тиль». В последнем вместе с Караченцовым пел «Когда шагают гезы» — яркая сцена, всегда шла под аплодисменты.
В театре дневали и ночевали ассистенты по актерам с разных киностудий, смотрели все спектакли. И пока я перебивался от одного случайного заработка к другому, Абдулова завалили предложениями. Сашка готов был принять каждое:
— Я и тут хочу сниматься, и там.
— Ты только товарищей не забывай, — напоминал на всякий случай.
И Сашка не забывал. Благодаря ему я поработал на нескольких картинах, пусть и в небольших ролях, но мне хотелось сниматься, да и деньги на жизнь нужны были. Никакой звездности в Абдулове в те годы не было и в помине, к режиссерам он относился с пиететом, так, как его научили в институте. Работоспособностью обладал фантастической, мог хвататься за шестнадцать дел одновременно. Я называл его «солнечный» — дальше шло не совсем приличное слово (не мат!). Прозвище ему очень подходило.
Однажды вместе летали на пробы в Одессу, Юра Юнгвальд-Хилькевич искал актеров для картины «Д’Артаньян и три мушкетера». Я пробовался на Портоса, Сашка — на д’Артаньяна. Обоих не утвердили, хотя показались мы, на наш взгляд, отлично. Мне Хил задал неожиданный вопрос:
— Что ты сделал Стелле Ждановой?
— А кто это?
— Как кто, важная персона на телевидении. Она выступила против тебя.
— Ничего я ей не делал, даже не знаком. И я вообще стараюсь не делать людям гадостей.
Потом из любопытства узнал: Стелла эта действительно была первым заместителем председателя Гостелерадио Лапина. Но мы никогда не встречались. И почему она была против того, чтобы мне дали роль в «Мушкетерах», до сих пор не представляю.
С Сашкой случилась другая история. Хил сказал: «Все зависит от Фрейндлих. А ты ей не понравился. Она заявила: «У мальчика влажные руки. Мне это неприятно». Понятное дело, это был предлог. Нормальные у Сашки были руки. Просто у Фрейндлих в то время была история с Мишей Боярским, и она сделала все от нее зависящее, чтобы пролоббировать его кандидатуру. На память о несыгранных ролях осталась фотография, где мы с Сашкой стоим в гриме и костюмах мушкетеров.
Позже и я помог Абдулову. У меня тогда все складывалось более или менее удачно. Играя короля Богемии в фильме «Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона», я предложил сделать этого персонажа смешным, режиссеру Масленникову моя идея понравилась, и все нашло воплощение на экране. Вторым режиссером на картине работал Витя Сергеев, с которым у нас сложились очень хорошие отношения. Как только Витя получил очередную самостоятельную постановку — «Гений», — тут же вызвал меня и предложил роль бандита. Бороду уже не клеили, но лицо все-таки поуродовали — сделали выпученный глаз. Во время нашего первого разговора о будущей картине мы сидели в кабинете Виктора на «Ленфильме», а там на стене висел стенд с фотографиями актеров, уже утвержденных на роли. Я обратил внимание, что место центрального персонажа пусто.
— Вить, кто у тебя на главную роль?
— Пока не решил, думаю про Костолевского.
— Возьми Шуру Абдулова, не пожалеешь.
— Я с ним не знаком.
— Минуточку, — говорю и набираю Москву: — Шура, ты что делаешь?
— Ничего.
— Можешь в Питер приехать?
— Когда?
— Прямо сейчас.
Через три часа Сашку уже встречали в Пулково. Привезли на студию, они с Витей посидели, поговорили, сделали пробы. В результате Сергеев говорит мне: «Все, для меня вопрос решен».
Фильм настолько полюбился зрителям, что Виктор планировал снимать продолжение, да что-то потом не срослось.
Но вернусь назад, в прежние годы. Сашка жил в общежитии «Ленкома» на «Бауманской», я снимал комнату на Петровке, поближе к театру. В то время мы дружили очень тесно и компания у нас была общая. После спектакля обязательно зависали в ресторане ВТО, который старожилы прозвали Бермудским треугольником: там люди реально пропадали с концами. Потом продолжали гулять у Сашки. Его соседями по общежитию были Таня Кравченко, Витя Проскурин, Анатолий Алексеевич Солоницын, с которым мы нашли друг в друге родственные души. Андрей Тарковский тогда поставил в «Ленкоме» «Гамлета», и Толя получил в спектакле главную роль.
Солоницын был замечательным артистом и необычным человеком. В его комнате хранилось несметное количество разделочных деревянных досок, он их расписывал, Анатолий Алексеевич во всем был очень творческим человеком. Но нас, понятное дело, связывали не только высокие материи. Помню, однажды Сашка улетел на съемки, а мы сидели, выпивали. И вот спиртное закончилось, денег нет, вследствие чего Толя смело предложил:
— У меня есть «Шипр».
— Толь, если честно, я одеколон никогда не пробовал.
— Ну, надо ж когда-то начинать.
Развел его водой, протянул стакан, я хлебнул, мылом отдает:
— Нет, не могу это пить.
— А я махну...
Несмотря на то, что мы неплохо зарабатывали, деньги постоянно куда-то уплывали. Однажды, когда в карманах было абсолютно пусто, пошли с Сашкой на «Мосфильм» сниматься в массовке в «Легенде о Тиле», благо с ее участниками расплачиваются на месте. Лица у нас уже были узнаваемыми, и если бы «засветились» в толпе непрофессионалов, получилось бы неловко, разговоры всякие пошли бы, мол, совсем ребята докатились. Поэтому мы нахлобучили на лоб соответствующие эпохе парики и старательно отворачивались от камеры. В конце концов даже нарвались на замечание режиссера: «Вот вы двое, почему все время стоите к нам боком, развернитесь».
Но мы все же ухитрились сняться так, что лиц не было видно. Получили деньги, сразу же купили мяса. А накануне родители прислали Сашке из Ферганы ханский рис, хлопковое масло, и Абдулов приготовил изумительный плов. Естественно, ели его мы не одни, пригласили за стол всех Сашкиных соседей. Ну а где компания, там и бутылочка.
Сашка был щедрым, никогда не подсчитывал, кто больше денег дал на общую вечеринку, кто меньше. Скидывались по мере возможностей и обстоятельств. Я снимался, получал гонорар — и мы на него жили, снимался Сашка — мы тратили его деньги. И одежда у нас одно время была общей, я мог, придя в гости, не спрашивая, надеть его куртку, он — мою рубашку.
Однажды встретили в ВТО Юру Тюрина — он в одни годы с Сашкой учился в ГИТИСе, на театроведческом, и тот предлагает: «Слушайте, у меня есть приятельница — американка Карен Андерсон, она работает здесь представителем крупного банка, а по выходным устраивает у себя приемы. Ребята, давайте поедем к ней, она добрейший человек, любит театр, к тому же Карен необходима языковая практика».
Катя (так мы ее звали) жила на Ленинском проспекте в доме дипломатического корпуса. Поскольку мы проходили через пост милицейской охраны, предъявляли паспорта — и автоматически оказывались в поле зрения компетентных органов. Но всем нам тогда очень хотелось посмотреть на заграничную жизнь, многое было в диковинку. Вот и в тот раз Катя заставила меня подивиться западному прогрессу.
Встретив нас, хозяйка выставила выпивку из валютной «Березки»: джин, виски, баночное пиво.
— Я вам сейчас поджарю вырезку, — говорит она и направляется на балкон.
Я за ней:
— Давайте помогу.
— Не надо.
На балконе стоит мангал для барбекю, Катя засыпает в него уголь, поджигает, насаживает мясо на металлический штырь.
— Давайте я буду крутить вертел. Все какая-то польза от меня будет.
— Не надо.
Она пристраивает к штырю моторчик, и тот начинает его крутить.
— Ну, тогда я хоть за мясом послежу, чтобы не сгорело.
— Не надо, — снова повторяет она.
Втыкает специальный градусник и сообщает:
— Через семь минут будет готово.
Мне оставалось только руками развести.
Сашка и Катя понравились друг другу, вскоре между ними завязался роман, который длился примерно год, а потом плавно сошел на нет. Они остались друзьями. Забегая вперед, скажу, что наши компетентные органы в итоге признали Катю неблагонадежной и даже настояли на ее высылке из страны. Сашку тоже трясли, сделали невыездным, он очень по этому поводу переживал. Но вернусь к своему рассказу. Однажды на вечеринке у Кати появились в гостях Татьяна Лейбель и Владимир Никольский, они были известной танцевальной парой, выступали на эстраде, много гастролировали. Между Таней и Сашкой сразу пробежала искра. Она кокетничала, постреливала в его сторону глазами. Мне Таня тоже сразу понравилась, какое-то время я даже был в нее тайно влюблен, но отношения у нее сложились с Абдуловым, и я ничего не предпринимал. Если она — женщина моего друга, значит, вопрос для меня закрыт. Вскоре Лейбель переехала к Сашке в общежитие.
Любил ли он ее? Думаю, что да, по крайней мере красивые поступки ради нее совершал. Ну, скажем, такой пример. Таня участвовала в концерте в Питере, им с Никольским отдали целое отделение. И вот сидим мы с Шурой у него в комнате, о чем-то вяло болтаем, и вдруг он встрепенулся:
— А слабо нам полететь к Таньке?
— А что? Не слабо, вперед.
Наша приятельница Лена Бартенева работала в «Интуристе» и легко сделала два билета на ближайший рейс. Добрались до Шереметьево, а дождь хлещет стеной, и погода самая что ни на есть нелетная. Приготовившись к долгому ожиданию, устроились в буфете, выпили коньяку. Смотрели в окно и думали, что на концерт мы безнадежно опаздываем. Вдруг слышим, приглашают на посадку. Мы сидели в зоне «Интуриста», и в Питер вместе с нами должны были лететь всего восемь человек — четверо болгарских пилотов и группа немцев. Нас отвели в салон самолета, усадили в кресла. Вдруг прибегает сотрудница аэропорта, она была в курсе, что нам надо срочно улететь, ей Лена сказала об этом. Предлагает: «Только что приземлился другой борт, он отправится первым. Хотите? Давайте я вас пересажу».
Нас отводят в другой самолет, и мы улетаем. Ко второму отделению, в котором как раз и выступала Лейбель, мы все-таки успели, не к началу, правда. Купили большой букет гвоздик, встали в конце прохода. И как только концерт закончился, Шура почесал по прямой к сцене, протянул цветы Татьяне. Что с ней было! Сначала она остолбенела, потом подпрыгнула и завизжала. Поздним вечером все вместе отправились в гостиницу, до утра сидели в номере, выпивали, болтали. А утром улетели назад в Москву. Сашка тут же отправился на кинопробы к Льву Кулиджанову, который собирался снимать картину «Карл Маркс. Молодые годы» (Абдулов рассматривался на роль Энгельса), а я остался дома.
Вдруг звонит взволнованная Лена:
— Жора, это ты?
— Я, а что случилось?
— Самолет, на который вы были зарегистрированы, не долетел до Питера, разбился на взлете. Думала, что вы погибли.
Меня заколотило. Не выдержал, рванул к Шуре на студию Горького.
— Ты знаешь, что мы могли погибнуть? Самолет, из которого нас вывели, упал.
— Как?!
— Ленка позвонила, рассказала.
Вечером надрались в хлам — отмечали свое чудесное спасение. Вот так романтика нас чуть не погубила.
Отношения Тани с Сашкой нельзя было назвать безоблачными. Абдулов был натурой увлекающейся и вовсе не думал скрываться от восторженных девушек. А по мере того как его карьера стремительно набирала обороты, появлялись все новые и новые поклонницы — целое море! Сашкины подружки в те времена не были известными личностями, но его будоражило число покоренных дам, а не их качество. Никаких моральных терзаний по поводу того, что изменяет близкому человеку, он не испытывал. Правда, гулял не на показ.
Однажды звонит в пять утра.
— Жора, выручай!
— Что такое?
— Загулял. Можешь сейчас встать с постели и поехать со мной в общежитие? Только ты меня отмажешь, тебе-то Танька поверит, что мы были вместе.
— Ладно, Шура, дружба — понятие круглосуточное.
Он заехал за мной на такси. Добрались, Таня открыла дверь, протирая глаза.
«Танюлечка, виноват, — начал я проникновенно. — Ко мне приехали друзья, сели выпивать и не заметили, как наступило утро. Клянусь! А чтоб ты не обижалась, вот тебе компенсация», — снял с себя золотой медальон на цепочке и надел ей на шею.
Шура посмотрел с удивлением, только что пальцем у виска не покрутил. Но я же должен был быть убедительным! Мол, ради правого дела ничего не жалко. В тот раз проканало. Но возникали и другие ситуации, и Тане бывало по-настоящему больно, когда кто-нибудь с притворным сочувствием подробно докладывал ей о Сашкиных изменах. Она перестала верить его оправданиям, и в итоге они расстались.
Случались в нашей дружбе, как я говорил, и периоды охлаждения. Когда Рома Балаян начал снимать «Храни меня, мой талисман» и пригласил Сашку, тот, что называется, попал в крутую команду: в картине играли Олег Янковский и Александр Збруев. Конечно, он был хорошо знаком с ними по театру, но во время съемок кино, когда целыми днями живешь и работаешь бок о бок, дистанция с коллегами укорачивается. И в какой-то момент он решил, что теперь будет на дружеской ноге со своими именитыми партнерами. Его тянуло в их компанию, а мы стали отдаляться. У меня не было еще достаточного, на его взгляд, уровня звездности. Ленкомовским мэтрам нравилось, что иной раз Сашка разыгрывает при них шута. Сидят они, скажем, на репетиции, и Абдулов говорит: «Сейчас я вам покажу образец воздействия низшего разума на высший».
Подходит к Захарову и с видом деревенского простачка выдает:
— Марк Анатольевич, смотрите, как вырос за последнее время мой однокурсник Карнаушкин.
А тот в ответ абсолютно серьезно:
— Да, Александр Гаврилович, смотрим на него и сами удивляемся.
Все хохочут.
Но по-настоящему близки ленкомовские мэтры, думаю, с Сашкой так и не стали. А в театре Янковский вообще от всех дистанцировался. Он был человеком сложным, ревностно относился ко всем коллегам, хотя с Абдуловым они и не конкурировали при распределении ролей.
Был период, когда долго не предлагали сниматься, и я согласился участвовать в рекламе, где платили хорошие деньги. Помните: «Шок — это по-нашему»? Загримировали под Ивана Грозного, узнать меня в кадре вообще было трудно, но Олег Иванович разглядел. Остановил в театре и уел:
— Что, совсем плохи дела?
— Нет, просто предложили хорошие условия.
— Ну не знаю, — сказал он с прохладцей, считая себя вправе судить, исходя из собственных представлений об искусстве.
Мне очень хотелось сказать Абдулову: «Саша, не обольщайся, отказываясь от старого друга, новых друзей ты здесь не обретешь. А театр — сложный организм, там в отношениях все просто и однозначно не бывает». Но я молчал, хотя чувство ревности иногда и глодало. Жизнь показала, что я был прав. Того, что называется настоящей мужской дружбой, у Абдулова, мне кажется, ни с Янковским, ни со Збруевым, ни с Колей Караченцовым не получилось.
В «Ленком» взяли Иру Алферову. Сыграв Дашу Булавину в телефильме «Хождение по мукам», она стала настоящей звездой. Сашка сразу же начал за ней ухаживать. Смотрел на Алферову с восторгом: «Ты посмотри, какая она!»
А я в свою очередь закрутил роман с исполнительницей роли Кати Булавиной — Светланой Пенкиной. Но Света в скором времени уехала в Минск и вышла там замуж за Владимира Мулявина, руководителя популярного ансамбля «Песняры».
Предложение Ире руки и сердца Сашка сделал спонтанно на гастролях в Ереване. Я тогда снимался в картине «Конец императора тайги», чудовищно опаздывал на гастроли, чуть не пропустил свои спектакли. Если бы не наш консультант — командующий Сибирским военным округом, — ни за что бы вовремя не добрался из Абакана в Ереван. Он задержал рейсовый самолет до Волгограда, оттуда я перелетел в Тбилиси, а затем уж на такси добрался до столицы Армении. Первым, кого увидел, был сияющий Сашка. Я поинтересовался причиной прекрасного настроения и услышал, что Ира согласилась стать его женой.
После свадьбы они поселились в квартире, которую театр выхлопотал для молодой семьи. И тут настал конец шумным вечеринкам. Ира оказалась человеком закрытым и никого не принимала. Думаю, это была большая ошибка с ее стороны. Сашка — человек общительный, ему необходимо было окружение, на которое он выплескивал бы свою бешеную энергию, друзья всегда стояли у него на первом месте. А Ира лишила его этого.
Моя жизнь тоже изменилась. Я разошелся с первой супругой и женился на Татьяне Васильевой. Что бы в своих интервью Таня сегодня ни говорила, у меня с ней все было по-честному. Я влюбился, когда мы начали вместе репетировать в Театре сатиры. Васильева — великая актриса, она может сыграть абсолютно все. Иной раз смотрел на нее и недоумевал: «Господи, как у нее это получается?!» Я был задействован в «Бешеных деньгах» и «Гнезде глухаря», а Таня тащила на себе тринадцать спектаклей, на ней, без преувеличения, держался репертуар.
Я был в курсе ее романа с главным режиссером Валентином Плучеком, она сама мне об этом рассказала, но не переживал, понимая, что бессмысленно ревновать к прошлому. Позже Татьяна Егорова поведала об этом всему свету в книге воспоминаний об Андрее Миронове. Прочитал ее не без любопытства, но выходило так, что именно Егорова была главной любовью Андрюши. Но мы-то знали и видели, что его связывали определенные отношения и с Ниной Корниенко, и с Люсей Гавриловой. Да и женился он в итоге не на Егоровой, а на Кате Градовой.
Татьяна неслучайно выпустила эту книжку только после смерти Андрюшиной мамы Марии Владимировны. Та просто перекусила бы Егорову пополам — для нее сын оставался человеком идеальным.
Не могу разделить точку зрения Татьяны и на атмосферу в Театре сатиры, которая мне лично не казалась тягостной. Просто от Егоровой все немножко шарахались, поскольку была она человеком, как говорится, с дурным глазом. Васильева даже жаловалась мне: «Приведу в театр маленького Филиппа, Егорова на него только глянет, и у сына поднимается температура».
В тот период мы с Абдуловым не виделись. Однажды случайно пересеклись в ВТО.
— Жора, ты снимаешься?
— Ну да, а еще работаю в Театре сатиры.
— Давай соберемся, посидим по-старому.
Я понял, что полноценной замены старому другу Сашка так и не нашел. Мы снова начали общаться. Абдулова тогда распирало от идей. Ему даже выделили в «Ленкоме» отдельный кабинет: он стал организатором благотворительного фестиваля «Задворки», устраивал концерты, средства от которых шли на восстановление храма Рождества Богородицы в Путинках.
Его отношения с Ирой были далеки от идеальных. Как я уже сказал, она не пускала в дом его друзей и он искал общения на стороне. Мужскими компаниями дело уже не ограничивалось. Женщины по-прежнему готовы были броситься ему на шею, стоило только поманить. Знаю, что в театре он давил свой «охотничий» инстинкт, а со многими партнершами по кино заводил короткие, но яркие интрижки.
Рассказывал мне, что на съемках фильма «Женщина в белом» увлекся партнершей красавицей-литовкой: «Женщина невероятная, в постели это что-то!» Фильм снимали в Сигулде, но слухи о том, что у мужа роман, до Алферовой все же докатились, «доброжелатели» постарались. И это не укрепляло их с Абдуловым семейного союза, и без того уже трещавшего по швам. Еще у Иры не складывалась карьера в «Ленкоме», где Сашка стал премьером. А у Абдулова к тому времени уже все должно было быть лучшим, в том числе и жена. Они расстались, но долго не оформляли развода.
В начале девяностых Иосиф Кобзон сделал подарок артистам — оплатил круиз на теплоходе «Федор Шаляпин». Стартовали из Одессы, за две недели успевали посетить Стамбул, остров Родос, Каир, Хайфу. При посадке нам выдали внутренние банкноты, которые можно было тратить в барах и ресторанах, что мы с радостью и делали. Отрывались по полной программе.
У Анатолия Ромашина была с собой видеокамера. Однажды мы ее стащили. Толя хватился — нет, обошел весь теплоход — не нашел. Тогда мы поднялись в радиорубку и сделали объявление: «Анатолий Владимирович, ваша камера нашлась, она находится в баре на носу судна». Толя, страдавший серьезным плоскостопием, поковылял через всю палубу на нос. Заходит в бар, там говорят: «Никакой камеры нам не передавали». Тогда мы делаем новое объявление: «Извините, перепутали, ваша камера находится в баре «Подкова» на корме». Толя туда с тем же успехом. Наконец до него дошло, что так товарищи развлекаются. Когда он нас вычислил, прятать камеру стало бессмысленно, отдали. Да, поездка была бурной.
Как-то утром Сашка жалуется:
— Не могу понять, кто живет у меня за стенкой?
— А что такое?
— Всю ночь спать не давали: стонали, охали, визжали.
Однажды подходим к его каюте, а в соседней распахивается дверь, выходит Никита Богословский. Оказывается, он проводил ночи с композитором Сивашовой, своей будущей женой. Абдулов тут же запустил шутку: «Богословский по ночам бороздит Сиваш».
В той поездке Сашка познакомился с красавицей Галей Лобановой. Она была моей землячкой, тоже родилась в Ростове. Как только он ее увидел, тут же сделал стойку. Галя должна была отправиться в круиз с молодым человеком, но тот забыл паспорт, пообещал догнать ее в Стамбуле, но так и не появился. Абдулов всегда ухаживал красиво, был верен себе и тут: накрывал роскошные столы, где Галя сидела на самом почетном месте, дарил цветы и украшения. В общем, покорял. В результате с теплохода они сошли вместе и не расставались почти девять лет.
Галю с полным правом можно назвать гражданской женой Абдулова. Она взяла на себя все заботы о нем. Контролировала строительство дачи во Внуково, куда они потом переехали, с радушием встречала гостей и в отличие от Иры с удовольствием общалась с Сашкиными друзьями.
Кстати, с дачными делами некоторым образом связано следующее охлаждение в наших отношениях. Сначала Саша получил кусок земли в Лужках, в сорока трех километрах от Москвы, где создавался кооператив Союза кинематографистов. Но что-то ему там не нравилось, и участок долго пустовал. Как-то он говорит:
— Хочу продать эту землю.
— Шур, давай я ее у тебя куплю.
— А тебе зачем?
— Не понял...
— Ну зачем она тебе?
— Затем же, зачем и всем! Построю дом, буду жить за городом на свежем воздухе.
— Ой, даже не знаю, — тянул он, глядя на меня с каким-то странным сомнением.
— Шура, я что, кажусь тебе прокаженным?! — разозлился в конце концов я, развернулся и уехал.
Мы снова перестали видеться. Правда, быстро помирились. А позже я услышал, что он продал участок кому-то из малознакомых киношников за смешные деньги, что, разумеется, мне было неприятно.
Но вернусь к рассказу о Гале. Знаю, что она пыталась родить Сашке ребенка, было несколько неудачных беременностей. Обсуждать это даже со мной Абдулов не хотел. Через некоторое время в их семье начались проблемы, то и дело возникали ссоры.
— Она замечательная женщина, — пытался вразумить я его. — Где ты еще найдешь себе такую любящую?
— Она пытается меня воспитывать.
— Это по какому же поводу?
— Я, например, считаю, что не должен перед ней отчитываться, почему поздно возвратился домой. Когда хочу, тогда и прихожу.
— Ты не прав, Галя волнуется...
— Все! Хватит об этом! — взрывался Сашка.
Знал: если Абдулов раздражается, приводить ему какие-либо аргументы бесполезно — все равно он тебя не услышит.
Я очень переживал, когда Сашка все же расстался с Лобановой, считал, что он совершает ошибку. Галя перебралась из Внуково в Сашкину двухкомнатную квартиру на Песчаной. Я настаивал, чтобы она там и осталась:
— Все-таки Галя посвятила тебе девять лет жизни, ты просто обязан ее отблагодарить. Перепиши на нее квартиру.
— Пусть живет, сколько захочет. Я ее не гоню.
— Но ты так и не оформил развод с Алферовой. А если с тобой, не дай бог, что-то случится? Не сомневаюсь, что наследники объявятся в ту же секунду и выставят Галю на улицу.
Абдулов говорил мне, что в свое время, чтобы съехать от Алферовой и получить собственную жилплощадь, он представил фиктивную справку о разводе. На самом деле он еще долго оставался по документам мужем Ирины. В итоге Сашка меня послушал, оформил развод и одновременно — дарственную на квартиру на имя Гали.
Следующая Сашкина подруга Лариса Штейнман посвятила ему целую книгу, хотя их отношения длились немногим более года. Он познакомился с ней на «Кинотавре», она представилась Сашке как журналистка. В Москву из Сочи они вернулись вместе. Лариса мне сразу не понравилась: слишком активная, во все влезающая. Но я Абдулову ничего по этому поводу не говорил, понимал, что бесполезно. А вот новые Сашкины приятели — бизнесмен Леша Орлов и милицейский чин Илья Хотюшенко — не скрывали неприязни к новой девушке. Можно сказать, встали на дыбы: «Сашок, она плохо на тебя влияет, ты должен с ней расстаться!» И он, как водится, выбрал друзей.
Кстати, в те времена у меня вызывали улыбку граждане, которые, только-только оказавшись в окружении Абдулова, говорили: «Я дружу с Сашей». По разным поводам он общался с сотнями людей. О какой дружбе могла идти речь? Просто ребят, пути которых пересеклись с абдуловским, грело, что они, так сказать, «приближены ко двору».
Но бывало, что и случайные люди оказывали ему большие услуги. Как-то в Доме кино меня познакомили с человеком по имени Леша Пляс, у него в Архангельске была своя лесопильня. Услышав об этом, я свел его с Абдуловым, который строил дом: мало ли, может, новый приятель будет чем-то полезен Сашке. И Леша действительно за символическую плату в десять тысяч рублей подогнал ему два МАЗа со ста кубометрами древесины. Когда строительство было закончено и гости собрались на новоселье, Сашка, обращаясь ко мне, похвастался:
— Вот, все обошлось в копейки, друг выручил — практически подарил древесину.
— Шура, ты ничего не путаешь? Не я ли тебя с ним познакомил?
Сашка любил похвастаться близостью к властям предержащим и с некоторыми в самом деле был тесно связан. Но многие лишь недоверчиво ухмылялись, когда он, например, говорил: «Сейчас сделаю один звонок Лужкову и решу твой вопрос». Про всех его высокопоставленных знакомых говорить не берусь, но точно знаю, что с бывшим мэром Москвы у него были добрые отношения. Срежиссированный Абдуловым спектакль «Бременские музыканты» часто играли на городских праздниках.
С какого-то момента Саша стал заводить знакомства по большей части с людьми, которые были ему полезны. К тому, что творится в моей жизни, был равнодушен. А я тяжело и крайне болезненно разводился с Таней Васильевой, очень переживал, что теперь не каждый день смогу видеть нашу дочь Лизу. Но Абдулову не приходило в голову меня поддержать, хотя он был в курсе моих дел. Иногда спрашивал:
— У тебя кто-нибудь есть?
— Сейчас нет.
И весь разговор. Кстати, как-то Таня снималась с ним в Израиле в фильме «Кофе с лимоном». Жаловалась, что Абдулов зазвездил. Мог сесть в машину на переднее сиденье, откинуть кресло и даже не поинтересоваться, удобно ли сзади Татьяне, не зажал ли он ее. «Тань, а ты чего молчала? — возмущался я. — Сказала бы: «Саня, алло! Ты здесь не один!»
С полезными людьми он вел себя иначе. Еще бы, они ссужали его деньгами, когда он в пух и прах проигрывался. Знаю, что весь свой гонорар от съемок у итальянцев — тысяч двадцать пять долларов, — Абдулов спустил в казино гостиницы «Ленинградская».
Однажды ехали по Новому Арбату мимо казино «Метелица». «Давай остановимся»,— попросил Сашка. Зашли, он сразу же сел за стол, где играли в блек-джека, удваивал, утраивал ставки. Я стоял рядом. Абдулов в ту ночь был фартовым и к восьми утра выиграл тридцать пять тысяч долларов.
— Шура, поехали домой, хватит, — увещевал я.
— Щас, щас, подожди!
А у самого безумные глаза, мозг, по всей видимости, в отключке. Там ведь еще и бесплатную выпивку постоянно подносили. Потом Саша ринулся к рулетке, за сорок минут спустил весь свой выигрыш, еще и «попал» на три тысячи и только тогда успокоился. Я повез его домой и всю дорогу отчитывал:
— Для чего это тебе? Нервы пощекотать? Выиграл огромные деньги — уходи, потрать их с умом.
— Ладно, обойдусь без твоих советов.
Я тогда нередко задавал Абдулову вопрос: «Что ты творишь со своей жизнью? Почему сжигаешь ее?» А он действительно уничтожал себя. Это был период, когда у Сашки не было постоянной подруги, и он, как мне казалось, пил просто по-черному. Звонит:
— Что делаешь?
— Ничего.
— Приезжай. Посидим, раздавим пару бутылок.
Не мог ему отказать, понимал, что если не приеду, все равно он выпьет. Я-то хоть вовремя тормозну его. Все это было довольно грустно и, конечно, совсем не похоже на наши посиделки в молодости.
Когда Абдулова пригласили сниматься в сериале «Капкан», наладились его отношения с Алферовой. Она играла там пропавшую жену героя. Видно, нанесенные друг другу обиды покрылись слоем пыли, и Сашка стал снова общаться с Ирой, уже по-приятельски. Она потом даже играла в его антрепризе. В свое время Абдулов удочерил Ксюшу — дочь Иры от первого брака. Всегда относился к ней как к родной. Когда Ксюша собралась замуж за Егора Бероева, Сашка принял активное участие в организации свадьбы. Гуляли в ресторане Стаса Намина неподалеку от «Библиотеки имени Ленина». В основном собрались друзья Ксюши и Егора, но я тоже был в числе гостей.
— Папочка, скажи тост! — попросила Ксюша.
— Поздравляю вас, очень люблю, живите дружно.
Вот тебе и все. Сашка не умел говорить красивые тосты, вообще оратором не был никогда. Травить байки он умел и любил, но это были в основном чужие истории, которые он выдавал за свои. Не был Сашка и глубоким интеллектуалом.
Станислав Говорухин любит вспоминать, как Абдулов снимался у него в триллере «Десять негритят» по роману Агаты Кристи. Там по сюжету друг за другом погибают герои и до конца непонятно, кто же их убивает. Сашкин персонаж умирал первым. Он отснялся и уехал. А через какое-то время в Доме кино встретил Говорухина и спрашивает:
— Слав, так кто убийцей оказался?
— А ты что, сценарий не читал?
— Читал, но только свою роль.
Кстати, заучиванием роли Сашка тоже себя не сильно утруждал. Режиссеры это знали и развешивали вокруг съемочной площадки плакаты с его текстом, который он читал. Изначально роль водителя у бандитов в «Месте встречи...» была большая. Но поскольку Сашка слов не выучил, Говорухин его наказал: велел гримерам сделать ему родимое пятно в пол-лица, Абдулова там практически не узнать.
Возвращаясь к Ксюше Алферовой и Егору Бероеву, хочу сказать: я не знал их близко, но был рад поработать вместе в антрепризном спектакле «Серебряная корова». Поначалу Бероев показывал себя очень неплохо, симпатично играл. Но не прошло и года, как с ним что-то случилось. Может, медные трубы славы оказались не по силам? В общем, собираемся мы на гастроли в Израиль. И прямо в аэропорту разворачивается вот такая сцена.
«Гонорар недостаточный!» — заявляют Алферова с Бероевым организаторам гастролей.
А самолет уже прогревает двигатели. И рядом сидят на чемоданах актеры, которые не понимают, то ли им регистрироваться на рейс, то ли возвращаться домой. В конце концов парочку как-то уломали. Прилетаем, смотрю на афишу, а на ней гигантскими буквами написано «Бенефис Егора Бероева и Ксении Алферовой», а остальные исполнители перечислены внизу мелким шрифтом. Я к продюсерам:
— В чем дело?
— Они согласились приехать только на таких условиях.
Играем спектакль, произношу свой текст, вдруг слышу, как Бероев шипит: «Ну хватит уже, заканчивайте». Еле сдержался, чтобы не подойти и не дать ему в лоб прямо на сцене. И как только появилась возможность уйти из этого спектакля, я ею воспользовался.
Нас учили, что театр — коллективное творчество, иной раз требуется положить целую жизнь, чтобы доказать, что ты имеешь право называться артистом. Кстати, определение «звезда» не люблю, по душе, когда меня называют профессионалом. Если я стану наплевательски относиться к профессии, она начнет мстить. А сегодня: снялся в отстойном сериале, сыграл как смог — и ты уже знаменитость. А если у тебя еще и райдер есть, то ты и вовсе дерешь нос перед коллегами. Вот и с Бероевым произошло нечто подобное.
Сашка однажды тоже попытался корчить из себя мэтра. Мы должны были ехать на выступление, отправлялись от его дома на микроавтобусе. Пока я туда добирался, попал в жуткую пробку. Только доехал, Абдулов кричит:
— Кто ты такой, чтобы я тебя ждал?!
— Шура, заткнись! Это не моя вина, что опоздал!
Сопровождавшие нас люди так и присели от неожиданности. Одним ударом я сбил с Сашки всю спесь. А она в нем проявлялась. Ну, наверное, сложно не потерять голову, если ты окружил себя людьми, которые день и ночь поют тебе дифирамбы.
За что можно было уважать Абдулова, так это за отношение к матери и семье. Все, что касалось Людмилы Александровны, было для него свято. Мы в свое время ездили к ней в Иваново на электричке, ночевали на сеновале, тусовались с местными девчонками. Потом Саша построил для мамы отдельный дом на своем участке во Внуково, там она жила со старшим сыном Робертом и его женой Альбиной. Иногда Сашку прорывало, и он крыл родню на чем свет стоит. Это ведь он тащил на себе всю большую семью, обеспечивал не только брата, но и его дочь, и дочь погибшего среднего брата Володи. Робик получал пенсию и не работал, зато всегда ворчал, когда к Сашке наезжали друзья и накрывались столы. Считал, что брат бросает деньги на ветер. Сашку это бесило, и отношения с Робиком были напряженными.
— Почему я должен покупать дубленку его жене? — возмущался он.
— Не спустил бы те тридцать пять тысяч долларов, не возникало бы сейчас такого вопроса, — отвечал я.
— Сколько еще ты будешь об этом напоминать?!
Одинокий период в Сашкиной жизни закончился, когда он познакомился с Юлей Милославской. До сих пор не могу понять, что их привлекало друг в друге... Но Сашкины чувства были пылкими. Кроме того, Юля подарила ему единственного ребенка — дочь Женечку. Поклонницы в тот момент перестали его интересовать. Если раньше, особенно на гастролях кто-то из дам обязательно составлял ему компанию, то теперь приехали, отыграли спектакль, сразу в машину и в гостиницу. А когда поклонницы настигали его, говорил: «Извините, я занят».
Юля, как и Галя раньше, сразу поняла, что разлучать Абдулова с друзьями нельзя. Компании дневали и ночевали в их доме. У меня был момент, когда я продал старую квартиру, а новую еще не купил. Так Юля предложила перекантоваться у них на даче. И я прожил там месяца три. Двадцать девятого мая всегда широко отмечали Сашкин день рождения. Однажды ребята придумали нарядиться пионерами, зачитали ему грамоту, во двор внесли палатку — вроде бы собрались в поход, но там сидела обнаженная девушка. Сашка любил, чтобы вокруг было много народу, этот вечный праздник.
О том, что у него проблемы со здоровьем, Абдулов знал. Друзья отвезли его в Китай, где местный врач сказала: «У вас либо начался, либо скоро начнется онкологический процесс, обратите на это внимание». Но Сашка махнул на предупреждение рукой. Съемки его нового фильма «Гиперболоид инженера Гарина» сначала проходили в Астрахани, я на них присутствовал, играл небольшую роль и в общем не заметил тогда в друге особых перемен.
Потом группа перебралась в Крым, и вот там Абдулову стало плохо. Открылась язва, он много курил и на нервной почве почти ничего не ел. Его отвезли в больницу и прооперировали, во время операции врачи и обнаружили у Саши рак легких в последней стадии. Он таял на глазах, к его лечению подключились все друзья, скинулись, отправили в Израиль, но было поздно.
Я навестил его в больнице под Новый год, вошел в палату и вздрогнул. Абдулов лежал на кровати маленький, ссохшийся, только глаза сверкали по-прежнему. Я тогда понял, что прощаюсь с другом. Еле сдержался, чтобы ничем не выдать своих чувств. Через три дня Саши не стало. Он умер буквально у Юли на руках. Сел пить чай, потом отставил чашку в сторону и обмяк... Так рассказывала Юля.
Не осуждаю Юлю за то, что Сашиной маме пришлось после смерти сына вернуться на родину в Иваново. Слышал, она уговаривала свекровь остаться, только не хотела, чтобы рядом жил Роберт с женой. Друг Абдулова Леша Орлов не оставил Юлю в беде, делал все, чтобы они с дочкой ни в чем не нуждались. В последний раз я видел Сашину вдову как раз на дне рождения Леши, она и сейчас одинока, верна памяти мужа.
Абдулов рассказывал, что как-то приехав в Фергану, где прошли его детские годы, он познакомился с ясновидящей, и та сказала, что у него «двенадцать ангелов-хранителей». Наверное, она была права, именно эти ангелы много раз спасали его от бед. Помню, однажды мы возвращались из Одессы. Самолет начал подниматься, и вдруг раздался жуткий вой. Я увидел, как абсолютно белый бортинженер ринулся в хвост самолета и ногой захлопнул открывшуюся дверь. Так мы в очередной раз спаслись. Позже на Сашку набросился мужик с топором, псих, считавший, что он увел у него Алферову. И снова Абдулов уцелел. И еще увернулся от сумасшедшей поклонницы, плеснувшей в него серной кислотой у служебного входа в «Ленком». Но перед болезнью ангелы оказались бессильны.
Подпишись на наш канал в Telegram