Мария Порошина всегда точно знала, кто у нее родится. «Без УЗИ. Мне во сне говорили. С Полиной вообще интересно получилось. Приснился один известный актер, наш знакомый. Он и сказал: «У тебя будет девочка, — выдержал паузу и добавил: — Хорошая...»
— У вас три дочери — Полина, Серафима и Аграфена. Наверное, непросто с ними?
— Да уж, приходишь с работы уставшая, вот бы рухнуть в кровать! Но расслабиться не получается — вечерний обход. Надо «пройти по палатам» — пообщаться со всеми девочками. С пятилетней Груней поцеловаться, послушать, как у нее день прошел, почитать книжку. Она и сама сочиняет истории. Начинается все со слов: «А вот был один случай...» Я говорю: «Подожди, сейчас выключу телефон, возьму стаканчик воды и сяду с тобой». Знаю, что это надолго. Груня рассказывает о том, что произошло с ней и подружками, меняет «имена, пароли и явки», но все равно понятно, что ее интересует и беспокоит. Очень часто фантазирует на библейские мотивы — с интересными интонациями, жестами: «И Бог создал землю! Ну, и из ребрышка он сделал Еву. Вот так вот — взял ребрышко у Адама и сделал жену, потому что скучно ему было одному».
Выходит очень смешно и мило. У Груни целый шкаф книжек, и мы постоянно с ней читаем — я или няня. Десятилетняя Сима делает это сама, мы ее даже ограничиваем в чтении, чтобы зрение не испортила. С ней опять же долгая история. Надо не только пообщаться, но и уроки проверить, узнать, как вела себя в школе. Поведение у Серафимы, случалось, хромало — у нее море энергии! Все время хохочет, скачет, всех заводит. И старшая читать любит. Полине девятнадцать, учится на третьем курсе Театрального института имени Щукина, с ней тоже приходится посидеть. Полинкины рассказы — это просто поток сознания. Я очень быстро теряю нить повествования, куда-то уплываю, а она еще начинает разыгрывать разные ситуации, делать паузы. Прошу:
— Ты не разыгрывай, говори как есть...
— Да нет, понимаешь, дело в том, что... — и снова следует лирическое отступление минут на пятнадцать.
Я не выдерживаю:
— Поль, больше не могу! Либо рассказываешь все по-быстрому, либо иду спать.
— Иди, мам, иди, спокойной ночи!
Но все равно, даже если валюсь с ног от усталости, каждый раз очень жду этого вечернего общения с детьми, потому что узнаю о них что-то новое и могу помочь. Своевременно, по горячим следам.
Я всегда хотела детей. Много. Как минимум — пятерых! В детстве говорила об этом маме и бабушке. Они смеялись, думали, шучу. И напрасно. До пяти я, правда, не дотянула, родила троих. Полина появилась на третьем курсе «Щуки». Мне очень повезло с педагогом — Мариной Александровной Пантелеевой. Тогда в театральных вузах считали неправильным заниматься и ребенком и профессией одновременно, надо было выбирать что-то одно. Она отнеслась с пониманием, за что я ей очень благодарна. И ребята наши меня оберегали. Я Полину кормила грудью. Сколько раз приходилось сцеживаться в училище — и в аудитории, и даже за кулисами перед экзаменом. Однокурсники прикрывали.
В воспитании моей дочки принимали участие буквально все — и Наташа Антонова, и Катя Решетникова, и Максим Аверин, и Илья Бледный. Мы с Гошей Куценко, отцом Полины, жили у моей мамы, и нас постоянно кто-нибудь навещал. Ребята нянчились с малышкой, гуляли. Всем хотелось на нее посмотреть, все-таки первый ребенок на курсе, интересно. В семье тоже помогали: и моя мама, и Гошины родители. И няня у нас была. Поэтому я смогла окончить училище и выпустить три дипломных спектакля. Полинка была смешная, всех веселила, очень рано заговорила и тут же стала юморить. Однажды приехали на дачу к Гошиным родителям, Георгию Павловичу и Светлане Васильевне. Поле было года четыре. Бабушка с дедушкой воспитывали ее по определенной системе — правильное питание, режим, закаливание. В какой-то момент девочка заупрямилась. Георгий Павлович проявил строгость, повысил голос, и она вдруг сказала:
— Дедушка, ты здесь не хозяин!
Тот опешил:
— А кто же у нас хозяин?
— Владимир Путин!
Все попадали.
Гошиных родителей мы очень любили и часто вспоминаем — их любовь и доброе сердце. Они ушли из жизни несколько лет назад, один за другим. Светлана Васильевна — врач по образованию, но занималась семьей и домом. Георгий Павлович в советское время занимал пост заместителя министра радиопромышленности. Он был настоящим начальником — солидным, авторитетным, принципиальным. Если говорил тост, то минут на сорок. В самом начале нашей с Гошей совместной жизни Георгий Павлович еще работал, а потом его сняли, отправили на пенсию, и это стало настоящей драмой. Он занялся дачей, чтобы найти какое-то приложение своей энергии. Свекор был еще полон сил. В то время многие руководители слетели с постов. Столько судеб было поломано!
Отец, кстати, был уверен, что Гоша окончит радиотехнический, как и он сам, и у него был шок, когда тот поступил в Школу-студию МХАТ. Георгий Павлович считал, что артист — это не профессия, и не разговаривал с Гошей больше полугода. Потом все постепенно нормализовалось. Он признал выбор сына и гордился его успехами. Мать Гошу просто обожала.
Они и ко мне относились очень тепло. Я достаточно юной вошла в их семью, и первое время меня опекали, как ребенка, помогали, подсказывали. Полина каждое лето проводила на даче у бабушки с дедушкой, даже когда мы с Гошей расстались и в моей жизни появился другой мужчина — Илья Древнов. Я тоже к ним ездила. Нас принимали так же радушно, как раньше. Поили, кормили, развлекали. Никогда не забуду, как пели все вместе под пластинки. В единственной внучке Гошины родители души не чаяли. Светлана Васильевна говорила: «Ой, Полинка, ну красавица! Вся в меня!» Они с Георгием Павловичем мечтали, что внучка станет врачом. Мы с Ильей были бы только рады, но Полинкина душа запросила совсем другого.
В старших классах дочь заинтересовалась театром, и мы перевели ее из общеобразовательной школы в «Класс-центр» Сергея Казарновского. Помимо обычных предметов ребята там занимаются изобразительным искусством, музыкой, ставят спектакли. До этого у Поли была «французская» школа, но в ней достаточно много внимания уделялось математике. А нам было понятно, что она — гуманитарий и точные науки ей не интересны. Чтобы не мучить ни девочку, ни педагогов, мы и перевели ее к Казарновскому. Школа у него замечательная. Она дает колоссальное развитие, раскрывает таланты ребенка и раскрепощает его, даже если он не собирается в театральный вуз. В одиннадцатом классе Полина посещала подготовительные курсы Школы-студии МХАТ и сама ходила на разные прослушивания. В результате поступила в «Щуку».
— Отец принимал участие в воспитании Полины?
— Гоша никогда не пропадал из жизни дочери. Полина с ним постоянно общается. Они с отцом вообще схожи по психофизике и своему нутру и друг другу очень близки и интересны. Не скажу, что одинаковые, нет, конечно, но все равно, когда Полина с Гошей встречаются, эта близость очень заметна. Им вдвоем необыкновенно комфортно. Они одной группы крови, если можно так выразиться. Оба импульсивные, яркие, я гораздо спокойнее.
Мы с ним все время советуемся и выясняем, правильно ли поступили в той или иной ситуации. Постоянно на связи — Гоша, я и Илья. У нас такой тройственный родительский союз. Порой Гоша может высказать какие-то замечания по поводу воспитания Полины, но очень тактично. Мы вообще никогда не повышаем голоса друг на друга, даже если наши позиции расходятся по каким-то вопросам. Ищем консенсус.
Если же говорить о помощи, то в детстве с Полиной не было особых проблем, она достаточно послушная. А лет в тринадцать-четырнадцать, конечно, началось... Дети в переходном возрасте становятся колкими, ершистыми. Тут важно не пережать, но сориентировать ребенка в нужном направлении. В этом мне помог Илья. Он воспитывал Полину с пяти лет, и без него я бы, наверное, не вырастила такую замечательную дочь. В трудной ситуации Илья мог сказать Полине: «Делаешь так и так». И она слушалась. Он для нее авторитет.
Полина слишком добрая, отзывчивая. Одно время я боялась, что этим будут пользоваться не очень порядочные люди. Она была совершенно не приспособлена к жизни — цинизму, обману, предательству. В детстве без конца стремилась кому-то помочь, приводила к нам детей, пыталась отдать им свои вещи. Думала, тогда они станут с ней дружить. Я объясняла, что дружба основывается вовсе не на подарках, но она не слушала, была слишком восприимчивой и ранимой. Сейчас уже борец, может постоять за себя, дать отпор, но прежде чем сформировался характер, Полину кидало в разные стороны. Илюша постоянно с ней беседовал, и философствовал, и приводил примеры из жизни. Я больше ориентировалась на эмоции, а он копал глубоко.
Как важна поддержка мужчины, отца или отчима, я знаю по себе. Родители разошлись, когда была еще маленькой. Папа переехал, и в нашей семье остались одни женщины — прабабушка Маня, бабушка Люся, мама и я. Обо мне заботились, любили, но мужского плеча все равно не хватало. Когда мама второй раз вышла замуж (у меня есть отчим — Дмитрий Назаров), стало легче, появилась защита. И за маму можно было не бояться. Я очень волновалась, если она поздно возвращалась с работы, не спала, пока не приходила. А теперь ее встречал Дима.
Папа помогал по мере сил, но все равно мы жили довольно скромно. Мама пахала на трех работах, чтобы обеспечить семью: режиссером в Большом театре, педагогом в ГИТИСе и артисткой в театре «Сфера». Начинала она как певица, училась на факультете музыкального театра ГИТИСа (где и познакомилась с моим отцом Михаилом Порошиным, он тоже был вокалистом), но из-за проблем с голосом поменяла профессию, переключилась на режиссуру. Параллельно участвовала в театральных постановках как актриса и снималась в кино. Одно время вместе с Димой Назаровым и Виталием Соломиным — втроем играли замечательный антрепризный спектакль «Клетка». Большая часть маминых и Диминых коллег бывала у нас дома, зачастую целыми семьями — Дворжецкие, Соломины, Клюевы, Дубровские... Мама и сейчас дружит с вдовой Виталия Соломина Машей.
Мама часто брала меня с собой в театр. В Большом я даже «выступила» в двух спектаклях, когда потребовалось срочно заменить отсутствовавших артисток. В опере «Ифигения в Авлиде» изображала ребенка, в балете «Дон Кихот» танцевала марионетку. Крошечный эпизодик. Мне было лет восемь.
И у Люси в оперетте я бывала. (Прабабушку и бабушку мы звали просто по имени — Маня, Люся. Так уж повелось.) Она много лет прожила с семьей в Киеве и была солисткой музкомедии. Когда ее дочь, моя мама, поступила в ГИТИС, они перебрались в столицу. Люся устроилась в Московский театр оперетты, но уже не артисткой, а суфлером. Я спрашивала:
— Как же так?! У тебя такой голос! Почему ты не пошла к режиссеру, не показалась?
— Скромная была, неудобным считала показываться в сорок пять лет. Сейчас очень жалею! — отвечала бабушка.
Дело было, конечно, не только в возрасте. После переезда в Москву карьера для Люси отошла на задний план, пришлось помогать дочке и пожилым родителям. Она была необыкновенным суфлером: не просто подсказывала текст, а подпевала, потому что знала все оперетты, и артисты ее очень любили. Дома бабушка пела на всех посиделках, была душой компании — веселая, жизнерадостная. Гости уговаривали:
— Людмила Павловна, спойте, просим!
— Я не в голосе! — кокетничала она. — И что же вам спеть? Ну, пожалуй, вот это...
Даже в старости Люся оставалась настоящей артисткой, прекрасно выглядела — всегда причесанная, подкрашенная. Помада цикламенового цвета, светлые волосы она накручивала на бигуди и потом красиво укладывала.
Бабушка обожала всех своих девчонок — и мою маму, и меня, и моих дочек. Она прожила долгую жизнь и успела понянчить Груню. Той было девять месяцев, когда умерла ее прабабушка. Малышка любила Люсю и, когда они играли, все время норовила схватить за нос. Почему-то он ее особенно привлекал. Вскоре после смерти Люси Груняшка начала ходить. Как-то подошла к ее портрету, стоявшему на столике, потянулась, чтобы по привычке схватить за нос, не смогла и замерла в недоумении. Даже заглянула за фотографию — в чем дело? Она ждала, что Люся сейчас улыбнется и будет с ней играть...
Я часто вспоминаю и прабабушку, и бабушку и жалею, что не уделяла им того внимания, которое они заслуживали. Бывало, чмокну Люсю на ходу, а она просит:
— Маш, подожди, расскажи хоть, как там в институте?!
— Некогда! Вечером приду, расскажу! — и бежать, вся в делах, заботах.
А в жизни ничего нельзя откладывать «на потом». Теперь уже некого расспросить про наших предков — Машковых. Когда-то они жили в Москве, а потом перебрались в Сибирь. Занимались пушниной. У прабабушки Мани было восемь сестер и очень набожная мать, не расстававшаяся с молитвословом. Родив девятую дочку, прапрабабушка решила уехать из столицы от греха подальше: «Москвички слишком наглые! Того и гляди, уведут мужа!» Девочек воспитывали строго. У родителей была специальная деревянная ложка — по лбу бить!
Меня часто спрашивают журналисты:
— А как детей наказываете? Бывало, что лупили?
— Ну, могу иногда напугать ремешком — пару раз в пять лет, — отвечаю я.
Сейчас детей бить не принято. А наши предки с ними не церемонились: и розгами пороли, и ставили на горох — а те не обижались и вырастали просто шелковыми.
Помню, папа шлепнул один раз — и я была в таком недоумении! Он ведь добрый, веселый, всегда улыбается! Мама ворчала: «Мише все как с гуся вода!» Она более строгая, серьезная. С юмором, но таким колким, ироничным. Отец гораздо мягче.
Родился и вырос он на Урале, в маленьком городке под Свердловском. В семье учителей. Мама его преподавала русский язык и литературу и была завучем школы. Отец — учителем физики и математики и заведовал гороно. А папа не продолжил педагогическую династию, запел. У него был очень красивый тенор, и он достаточно долго работал в ансамбле «Березка». Я в детстве ходила на концерты и не могла им налюбоваться. Отец пел в русском народном костюме, высокий, светловолосый, голубоглазый — вылитый Лель из «Снегурочки». Аккомпанировал ему баянист, а рядом приплясывал «медведь». Его изображал артист в медвежьей шкуре, но очень похоже.
Потом на сцену выплывали девицы-красавицы в сарафанах и кокошниках, и мне тоже хотелось так танцевать! Сначала занималась художественной гимнастикой, а в двенадцать поступила в детский ансамбль «Спутник «Березки» и протанцевала там несколько лет. В третьем классе ходила с мамой на просмотр в Московское академическое хореографическое училище. Была уверена, что меня возьмут, я ведь умела делать шпагат! А там оценивали не только растяжку, но и подъем, пропорции, рост. В общем, меня забраковали. Может, и к лучшему — жизнь сложилась бы совсем по-другому и я бы не стала актрисой.
В детстве любила посмешить народ. В школе, к примеру, надо было прочитать стихотворение, а я его не знала и устраивала настоящий «концерт», если кто-то пытался подсказать. Возмущалась: «Зачем вы это делаете?! Я выучила стих и могла бы его очень красиво сейчас прочитать, а вы мне мешаете своими подсказками с первой парты, четвертой! К чему это?» С пафосом, со слезой. Возможно, так проявлялась тяга к актерству, но мои монологи были чистейшей импровизацией, причем с перепугу. Я боялась учителей и страшилась сказать что-то не то. Только в старших классах начала как-то выражать свое мнение, а до этого казалось, что не имею права, что я хуже всех. То ли дело вот эта девочка! Или эта! Они прекрасны. А во мне нет ничего особенного. Хотя и рисовала неплохо, и на фортепиано играла, и была симпатичной. Наверное, просто стеснялась, не умела общаться.
В переходном возрасте были, конечно, со мной проблемы. Дима, мой отчим, общался очень мягко, сдерживал себя, но я все равно сопротивлялась. Фыркала:
— Нечего указывать!
А он уговаривал:
— Маша, ты должна читать, заниматься музыкой, а не сидеть во дворе с этой сомнительной компанией!
— Я обязательно почитаю, позанимаюсь, но сначала пойду во двор.
— Зачем? Ну, скажи мне, что ты этим хочешь доказать?
— Я хочу, чтобы они стали лучше! При мне ребята меньше курят, меньше плюются. А вам надо, чтобы я общалась с каким-нибудь заумным приглаженным «ботаном»?! Это же скука смертная!
Настаивала, что все люди прекрасны и любого при желании можно перевоспитать. Далеко не сразу поняла, что Дима ничего плохого не желает, что любит нас с мамой. И то, что он меня воспитывает, только во благо.
— А с отцом вы поддерживали связь?
— Конечно! И сейчас видимся достаточно часто. Папа приезжает к нам со своей гражданской женой Катей, приходит на спектакли. И мы к ним ездим. В этом году, может быть, выберемся все вместе на море. Мама с отцом тоже в хороших отношениях.
Я общаюсь и со своей сестрой Настей — дочерью папы от второго брака. Она моложе на одиннадцать лет и работает в Московском театре оперетты. Сейчас, правда, в декрете, но, я надеюсь, вернется на сцену. У Насти шикарный голос, в отца. После ансамбля «Березка» он ушел в «свободное плавание», работал в Европе. Когда перестал петь, переквалифицировался в менеджеры, возглавил строительную компанию. Он очень энергичный, коммуникабельный, жизнерадостный. Его все любят.
Если же вернуться к разговору о роли мужчины в воспитании детей, то я считаю, что он видит все под другим углом зрения и зачастую дает более ценные советы, чем женщина. Илья очень помогал мне с Полиной. Когда не могла найти нужных слов, он убеждал. У него хватало аргументов, чтобы привлечь ее на свою сторону, доказать, что надо поступать по-другому. Я часто не находила для этого времени и сил и вообще считала, что все очевидно — зачем объяснять? А он понимал, что нельзя задевать самолюбие ребенка и его стремление к свободе, можно только слегка подталкивать в нужном направлении.
Илья в чем-то терпеливее меня, а в чем-то, наоборот, более категоричен, тверд. И я в нем это уважаю и ценю. Рядом с таким мужчиной не страшно, он знает, что нужно делать, и всегда защитит. Я его слушаюсь, потому что Илья практически всегда оказывается прав. Могу поворчать, попыхтеть, но в следующий раз сделаю, как скажет Илья.
— Вы вместе играете в антрепризе. Каково это — работать с мужем?
— С удовольствием работаю с Ильей. Он замечательный партнер, у него прекрасная школа, ему надо как можно больше играть в театре и кино. Илья очень тонкий артист. Нервный. У него амплуа так называемого героя-неврастеника, которое сейчас актуально как никогда. Героем нашего времени опять становится интеллигент, интеллектуал. Раньше мы вместе играли в трех спектаклях. Сейчас осталась только комедия «Идеальная жена», очень легкая, веселая. У нас там много общих сцен. И партнеры прекрасные — Андрей Кайков и Сергей Дорогов из шоу «6 кадров», Люба Тихомирова, Таня Абрамова, Наташа Антонова. С Ильей я постоянно советуюсь, мы обсуждаем какие-то сцены, что-то улучшаем, подправляем. Не просто делаем замечания друг другу, а вместе ищем решения.
Ну и на гастроли с мужем приятно ездить! Для нас это большая радость — выкроить несколько лишних дней для общения. У обоих достаточно плотные графики. Я не работаю в репертуарном театре, но Илья еще служит в «Современнике». Гастроли — невероятно тяжелый труд, зато после спектакля есть возможность пообщаться с друзьями, узнать, где кто снимается, о чем мечтает. Все разговоры в актерских компаниях все равно о профессии. Мы фанаты своего дела.
— В этом спектакле вы играете идеальную жену. А в жизни близки к идеалу?
— Об этом лучше спросить Илью! Но он меня иногда поругивает, и правильно. Где-то я слишком сердобольная, а где-то — чересчур упрямая. Хотя по хозяйству все умею. Очень люблю готовить, на это, правда, не всегда хватает времени. Наверное, Илье хотелось бы, чтобы жена чаще находилась дома. Хотя тут тоже нужен баланс. Я как-то не снималась девять месяцев, и оказалось, что это не очень хорошо. Помимо домашнего хозяйства женщина должна еще чем-то заниматься.
— Вы вместе уже четырнадцать лет, а свадьбы так и не было?
— Зарегистрировались, но свадьбу сыграть пока не удалось. Мы же хотели друзей собрать где-нибудь на море, чтобы получился настоящий праздник с интересной программой, а не скучная церемония. Но закрутились — съемки, спектакли, дети. Сначала родилась одна дочка, потом вторая. Так и не можем до сих пор найти время и силы, чтобы все организовать. До дома бы доползти! А там свои заботы и проблемы.
— Какие они, ваши девочки? На кого больше похожи?
— Сима похожа на Илью. Как говорит Римма Андреевна, моя свекровь: «Ну, эта татарочка — наша!» У Ильи есть татарская кровь. В семье чтут национальные традиции. Готовят самсу, беляши. Меня пытались учить татарской кухне, но я пока не очень ее освоила. Вот пельменей запросто налеплю! Я ведь уралочка по папе и сибирячка по прабабушке и бабушке. Илья, конечно, любит бывать у своих. У мамы все вкуснее! В детстве он каждое лето проводил в деревне у родственников под Казанью. Родители его живут в Москве. Они уже на пенсии и много времени проводят на даче. И у нас бывают довольно часто — вдвоем и вместе с дочерью Галей. У Ильи есть младшая сестра. Римма Андреевна может приехать, чтобы просто встретить Симу из школы и поговорить о жизни. Они с бабушкой неразлейвода. Свекровь у меня деятельная, энергичная и очень нам помогает.
Серафима достаточно серьезно занимается музыкой — фортепиано, сольфеджио, музлитературой. Четыре раза в неделю ходит в музыкальную школу. У нее хорошие руки, она очень романтичная и эмоциональная. Может заплакать, увидев что-то печальное, или наоборот — хохотать без удержу в смешной ситуации. Сима — это такое обнаженное нутро, оголенные нервы. Однажды она спросила бабушку Римму:
— А на кого я похожа?
— На папу скорее всего. Такая же взрывная, нервная.
На что сидевшая рядом Груня заметила:
— А разве папа нервный? Он же нас на горох не ставит все-таки!
Какой горох! Илья девчонок обожает. Они на нем виснут, а он расплывается в счастливой улыбке.
В крайнем случае может в угол поставить, мультика лишить. Компьютера у младших нет, он исключен из их жизни. Если бы можно было, я бы и телевизор исключила. Однажды у нас в семье его не было полгода. Не помню, то ли переезжали, то ли ремонт делали. И мы прекрасно проводили время — общались, читали, играли в настольные игры. Раньше любили «Монополию», теперь — «Имаджинариум» и разные «Колонизаторы».
Моя мама, если выдается свободное время, сразу едет к нам, хотя живем далековато друг от друга и она достаточно занятой человек, до сих пор работает. Иногда все вместе выбираемся в парк, но чаще туда отправляется бабушка с младшими. Она же водит их на спектакли, выставки, в музеи. Пока я маленьких никуда не отпускаю одних, но думаю, в следующем году можно будет Симу отправить в лагерь. Мама, правда, шутит:
— Не боишься, что она вернется уже замужем?
— Ой, боюсь!
Сима у нас яркая «восточная» девушка. Ранняя. Как бы скоро не начались романы!
Бабушка в этом году все время кочует с внучками туда-сюда. Думала, воспитает Полину и отдохнет, но не тут-то было! Сначала Сима появилась, потом и Груняшка подоспела. Но они такие замечательные! Кем будут младшие, мы пока не думаем. Это сложно угадать. У Симы помимо музыкального таланта есть голос. Мама говорит, из нее может получиться певица. Груняшка прекрасно двигается, танцует и уже год занимается художественной гимнастикой в одной из школ Ирины Винер. Пока мы очень довольны, Груня делает успехи. Она гибкая и артистичная, хотя, конечно, иногда трудно приходится. В гимнастике детей довольно жестко растягивают, они там плачут. Но ее педагоги знают меру, никого не мучают.
Маленькая у нас особенная, у нее даже цвет волос необычный, палевый, хотя мы оба темненькие, и Илюша, и я — от природы. Правда, редко хожу в своем натуральном цвете. Режиссеры не дают. Мне самой комфортно со светлыми волосами. Не скажу, что в душе я блондинка, но во многих ролях это помогает.
Несмотря на юный возраст, Груня очень серьезная и ответственная. Следит за порядком в доме, выключает свет, помогает по хозяйству. Мясо прокручивает вместе со мной, лепит котлетки. Просит, чтобы разрешила поучаствовать. Если кто-то из взрослых набезобразничал, делает замечание:
— Папочка! Ты почему в ботинках ходишь? Тут полы помыли! Это труд, его надо уважать! Если бы ты помыл полы, тебе бы, наверное, не казалось, что это так легко, и ты бы не стал в ботинках ходить!
Папа в ответ ее целует:
— Ладно, моя хорошая, я больше не буду.
У нашей младшей в семье прозвище Груня-мозг. Она очень интересно мыслит и говорит. Я за ней записываю. Могу привести мой любимый перл:
— Грушенька, что ты там делаешь?
— Сварила суп!
— И что в нем?
— Тыква, рис, перец, звериная нога, яйцо и змея! Вам чай с линомом?
Может, писательница у нас растет?..
Груня и Полина родились в феврале совсем с небольшой разницей. Если бы младшая не была «кесаренком», то могла бы появиться на свет в день рождения сестры. Полина этого очень не хотела. Когда я была беременной, говорила: «Мамочка, если это случится, я не знаю, что сделаю!» Я учла ее пожелания. Хотя Поля ждала сестренку, придумывала ей имена, и одноклассников к этому подключала. Помню, прислала мне в роддом сразу семь вариантов и была возмущена тем, что я выбрала другое имя: «Мы всем классом придумывали, а ты как ребенка назвала? Что это такое? Груня! Груша!» Скандал устроила — не буду, мол, свою сестру фруктом называть.
Одно время я подумывала о том, чтобы назвать дочку не Груней, а Граней. Как Агриппину Стеклову. Мы с ней встретились на дне рождения Максима Аверина, моего однокурсника, когда я уже ходила с достаточно большим животом. Обнялись, и она сказала:
— Маша, какая ты молодец, что решила родить третьего. Как назовешь, если девочка будет?
— Еще не знаю, — призналась я и подумала: «А ведь можно Граней, хорошее имя!»
Но мы с Ильей остановились на Груне. Сестре пришлось с этим смириться... Полина у нас очень эмоциональная, порывистая, увлекающаяся. Все время «выходит из берегов», как река, ее надо немного ограничивать, то с одной стороны, то с другой. Постоянно хватается за самые разные дела, то поет, то режиссирует, то придумывает короткометражку. Но параллельно — всегда идут стихи. Моя мама даже советовала ей поступать в литературный институт. Стихи у Полины гениальные, на мой взгляд. Как-то зашла на ее страничку в «Фейсбуке*», прочитала и удивилась: какая любопытная вещь, а я ее не знаю. Бродский, наверное? А она: «Нет, это мое». Пишет давно, и все стихи у нее интересные. Как цветы. Законченные: ни убавить ни прибавить.
Полина всегда была какой-то нетипичной девочкой. И в куклы не играла в отличие от Симы, которая постоянно придумывает про них всякие истории. Груня тоже любит куколок, домики, пупсиков, животных. Все мелкое. Сядет и часами разгребает свой ящик. Расставляет игрушки, устраивает какие-то парады, шествия. А Полина была увлечена поэзией, театром.
— Она ведь уже взрослая. Наверняка есть личная жизнь. Не высказывала желания отделиться?
— Поступив в институт, Полина заявила, что ей нужна свобода. Какое-то время снимала квартиру с подружкой, а потом мы решили, что жить отдельно ей все-таки рановато и нужно сосредоточиться на учебе. Мы с Ильей сами окончили театральный вуз и знаем, как важны два первых курса, когда педагоги вкладывают в студентов основной запас знаний. Это время нельзя упустить, в чем мы и убеждали Полину, и она в какой-то момент согласилась. Молодым, конечно, надо развлекаться, но в меру, и дочь это понимает.
В ее личные дела мы не вмешиваемся. Мама считает, что Поля вообще девочка позднего развития: «У нее в прошлой жизни с мужчинами было связано что-то не очень хорошее. Полина и маленькая плохо на них реагировала. Как будто боялась». Мама верит в реинкарнацию, в то, что есть душа опытная, а есть еще новичок в этом мире. Я мистикой не увлекаюсь, хотя бывает интересно что-то такое почитать. Но всякий раз, когда была беременна, точно знала, кто родится. Без УЗИ. Мне во сне говорили. С Полиной вообще интересно получилось.
Приснился один известный актер, наш знакомый. Он и сказал: «У тебя будет девочка, — выдержал паузу и добавил: — Хорошая...» А сейчас Полина по своим профессиональным делам некоторым образом связана с этим человеком. Они общаются. С Симой тоже снилось, что будет девочка. «Не может быть, — засомневалась я. — Мы мальчика ждем!» — «Да нет, девочка, девочка». Илюша считал, что будет мальчик, вычислил по каким-то признакам, и я решила про сон ему не рассказывать. И в третий раз, с Груней, тоже все знала.
Возможно, это мое подсознание говорило: будет девочка. Потому что я не понимаю, как воспитывать мальчика. Кажется, мальчики — это вообще особый мир, я ведь росла среди женщин. Смотрю на сыновей подруг и испытываю панику. Не знаю, как к ним подойти, заговорить. Начинаю сюсюкать, а они смотрят изумленно: «Тетя Маша, вы чего?» У женщины должна быть какая-то внутренняя «пристройка» к мальчику, и Бог не дает мне сына, наверное потому, что у меня такой пристройки нет. А как без этого? Но если бы родился мальчик, Илюша, конечно, помог бы.
Муж у меня замечательный. Именно он принимает решения и всех организует, без него ни одно дело у нас не обходится. Последнее слово всегда за Ильей. Конечно, ему сложно чем-то заниматься, кроме работы и семьи, имея троих детей. Столько дел, обязательств! Нужно организовать учебу, быт, отдых, распределить финансовые и физические ресурсы. Правда, с некоторых пор Илюша, по-моему, почувствовал вкус к деревенской жизни. Этим летом, ожидая меня с девочками в наших «угодьях» в Костромской области, построил новую баню, качели и площадку для тенниса. Как-то спросил:
— А если бы я стал егерем, ты бы со мной уехала из Москвы?
Я немного удивилась, но ответила:
—Да!
— Значит, Илья у вас главный?
— Главного у нас нет, у каждого из супругов своя важная роль. У Ильи — более требовательного родителя, и он ей не рад, периодически ворчит:
— Ну почему именно я должен это делать? Почему я у вас — кнут, а ты — пряник?
— Подожди, это я — кнут, а ты — пряник! Просто они тебя слушаются.
Он со мной соглашается:
— Ну да! Они меня слушаются.
Дочки наши это, конечно, нечто! Цирк с оркестром! Между собой ладят, но Полине частенько приходится утихомиривать младших. Сима и Груня носятся как сумасшедшие, дерутся, кричат! Мы им даем выпустить пар. Они друг друга любят и быстро мирятся, обнимаются, целуются. Иногда Сима смотрит на Груню и говорит: «Фу, бешеная какая-то!» С высоты своего возраста.
Возраст — отдельная тема. Дети так быстро растут! Смотришь — четырехлетней крохи уже нет, потом — семилетней, девятилетней. Вот поэтому женщины и рожают еще и еще! Им не хватает малыша. Он каждый день радует и удивляет взрослых. Вырастая — теряет свою прелесть. Самый удивительный возраст — до пяти лет. Самый созидательный и наблюдательный, когда ты черпаешь от ребенка божественную энергию, она льется на тебя потоком. Маленький ребенок в доме — это радость и умиление. Подарок судьбы. Я бы с удовольствием родила еще одного. Уже чувствую, что не хватает малыша...
Подпишись на наш канал в Telegram