Для родителей Юлии Такшиной было неприемлемо то, что они с Григорием Антипенко никак не поженятся. Но актриса стояла на своем: «это мои отношения и я разберусь в них сама!»
Мои родители встретились на танцах у нас в Белгороде. Мама училась на журфаке, папа был тренером по боксу. Когда появилась я, отец уже перешел работать в милицию, где тренировал служебных овчарок. Работу «брал на дом», поэтому сколько себя помню, у нас каждые два месяца появлялась новая собака: милый нежный комочек шерсти, который к концу обучения должен был превратиться в воспитанного пса. Конечно, я прикипала к щенку, потом словно отрывала от сердца. Но у нас была и собственная, всему обученная овчарка по кличке Байкал. Собаке доверяли как члену семьи... Лет с пяти меня с ней спокойно отпускали гулять: родители понимали, что рядом с овчаркой я в безопасности — Байкал чувствовал, кто друг, кто враг.
Второй член семьи, которому меня доверяли после пса — старший брат Владимир. Но тот мог и недосмотреть. Разница у нас большая — восемь лет, и ему тогда было со мной не очень интересно. Как-то мама выглядывает в окно: Вовка с другом лезут на дерево, а детская коляска катится в противоположную сторону, накреняется... Еще секунда — и я выпаду! Мама потом дала брату нагоняй.
И все равно в моих глазах Володя был неоспоримым авторитетом. Когда мне исполнилось пятнадцать, он как-то невзначай заметил: «Что-то ты поправилась». Сказал и забыл. А у меня в голове отложилось. Я села на жесткую диету: в день съедала тарелку фасоли и килограмм яблок — на таких харчах за месяц похудела на пятнадцать килограммов. Остались кожа да кости. Каждую ночь мне снилась еда, просыпалась как после кошмара: «Я ела во сне, теперь снова поправлюсь!» — и тут же кидалась к весам. Родители не могли на меня повлиять — дети в этом возрасте неуправляемы. Я уже весила тридцать девять килограммов и подняться на третий этаж школы стало сравнимо с покорением Эвереста.
А тут я еще и записалась на шейпинг! И во время одного из упражнений ощутила такую острую боль, будто в живот всадили нож. Увозили меня из спортзала на «скорой», в больнице поставили диагноз «дистрофия второй степени». Но на меня это не подействовало, и я продолжала худеть. Ровно через неделю случился второй приступ. Тогда врачи принялись стращать: «Девушка, вы понимаете, что у вас выскочит прыщик и организм с ним не справится?» Очень, замечу, тонкий ход — пугать пятнадцатилетнего подростка прыщиком... Тогда я налегла на еду и месяц не могла насытиться: съедала по три порции и все равно вставала из-за стола с чувством голода. В результате набрала на четыре килограмма больше, чем до диеты.
В общем же и целом Володя влиял на меня положительно: с детства танцевал в местной студии «Современник» — и я туда записалась вслед за ним. Была невероятно счастлива, когда нас поставили в пару. Но из-за большой разницы в возрасте протанцевали мы недолго — Володя поступил в институт и занялся танцами профессионально. А моим партнером стал мальчик по имени Саша Веников, к которому у меня впервые в жизни возникло светлое чувство. Я только по-детски стеснялась его смешной фамилии. А так высокий, красивый парень, старше меня на три года — все как по заказу. Брат подшучивал: «Ну что, как там Веник поживает?» Первый подарок в жизни, который мне преподнес молодой человек — строгий ошейник для собаки. Я давно просила его у родителей, поделилась с Сашей, и на следующий день он мне его уже вручил. Так трогательно...
В нашем коллективе была традиция — каждое лето выезжать с палатками в деревню Огурцово. И там Саша впервые признался, что я ему нравлюсь. Мы начали гулять вдвоем под звездами... Долго, лет пять так платонически друг друга любили. В последнее школьное лето расстались легко, без трагедий: Саша знал, что я собираюсь в Москву поступать на журфак МГУ.
До сих пор для меня загадка: как мама отпустила меня одну, семнадцатилетнюю, в мегаполис? Нет, здесь уже несколько лет жил мой брат, но наш очередной приезд к нему ознаменовался грабежом среди бела дня. В девяностые годы каждый гость столицы непременно направлял свои стопы к главной московской достопримечательности — на рынок в Лужниках! Мама скопила энную сумму, и мы с ней имели все шансы примодниться. Пробираемся среди палаток, завешанных пестрыми тряпками, и вдруг какой-то мужик сует нам лотерейный билет: «Поздравляем, вы выиграли утюг! Пройдемте за призом!» Нас провели к лотку, где на столе уже ждала коробка с новеньким утюгом. Но «счастливчиков» оказалось трое — кроме нас, конечно, все подставные. «Вам нужно побороться за победу — ставьте на кон по пятьдесят рублей, у кого больше денег — тот и выиграл!»
В общем, отдали мы тогда гораздо больше стоимости утюга. А когда деньги закончились, одна из наших «соперниц» сгребла все к себе в сумку и бросилась наутек. С тех пор в плане денег я абсолютно не азартна. Мне кажется, это был урок, который уберег меня от ошибок в дальнейшем.
— Но вы с азартом перепробовали в Москве несколько профессий, прежде чем стать актрисой. Сначала хотели быть журналистом, как мама?
— С ее подачи я еще в Белгороде попала на телевидение, сняла пару сюжетов. Мое первое срочное задание — выезд со съемочной группой в местный совхоз. Вернулась с чувством гордости: во-первых, сделала неплохой сюжет, во-вторых, сельхозработники надавали мне молока, колбасы, мяса — и я поняла, как хорошо быть журналистом! Радостно вручила все это родителям — первый заработок!
Чтобы поступить в МГУ нужно было предоставить несколько печатных работ, мне очень хотелось опубликоваться в центральной прессе. И в Москве я довольно нагло заявилась в известное тогда издание «Я молодой». У меня была визитка их репортера, который приезжал в Белгород освещать рок-концерт и оставил свои рабочие контакты моей подруге-журналистке. А вместо нее в редакцию пришла я и требую:
— Мне нужна публикация для поступления на журфак!
— Ну сделайте с кем-нибудь интервью, — снисходительно говорят редакторы.
Я тогда любила слушать Алексея Кортнева. Как берутся интервью, еще не знала, действовала по наитию. За свой счет наняла фотографа, мы устроили засаду у клуба перед концертом. Говорю: «Подъедет Кортнев — тут же начинай его фотографировать!» Выходит Алексей из машины, а его ослепляют вспышки. Он, правда, не растерялся и стал позировать, потом тихонько у меня поинтересовался: «Что здесь такое, с чего ажиотаж?» Добродушно надо мной посмеявшись, дал интервью. Я поступила на журфак, но через полтора года бросила учебу — прогуливала нещадно из-за того, что начала выступать в балете у Олега Газманова.
Попала я к Олегу благодаря моему брату. В Москве какое-то время пожила у Вовы — точнее, в квартире его девушки, но они то сходились, то расходились. И тогда брат поселил меня со своими друзьями-танцорами — семейной парой. За компанию с ними я и отправилась на кастинг в балет к Газманову.
Гастроли не были постоянными, и когда они заканчивались, заработка я лишалась. Средств не хватало, чтобы снять квартиру даже на месяц, поэтому арендовала комнаты на сутки, как правило, у пенсионеров. Носила с собой рюкзачок, где лежали косметика, зубная щетка... А иногда я оставалась ночевать в ДК, где мы репетировали с Газмановым, договаривалась с вахтершами. Об этом никто не знал, даже друзья и родители: было стыдно такое рассказывать, мама с папой точно забрали бы меня домой. По утрам в ДК я принимала душ, укладывала волосы, красилась и делала вид, будто пришла раньше всех. Трудное было время, но я пережила его без проблем — по юности это воспринималось как приключение.
Брат танцевал у Буйнова, и когда я впервые оказалась за кулисами сборного концерта, была потрясена тем, что вокруг так просто ходят звезды — увидела всех зараз! Там же я познакомилась с Сергеем Зверевым и работала с ним около года в качестве модели. Сережа в жизни совершенно неэпатажный, скромный и приятный человек. Еще Сережа помогает детским домам, о чем я узнала случайно — он это держит в тайне. И своей команде Зверев всегда был готов помочь: когда мне не хватало денег на квартиру, он давал в долг.
На одну из репетиций Зверев пригласил очень известного балетмейстера, которая ставила нам номер для его шоу. После чего мы с ней сидели в кафе, и у нас произошел откровенный разговор. Она сказала: «К сожалению, жизнь танцовщицы в профессии очень коротка. Нужно задуматься о том, что будет дальше». Вроде очевидные вещи, но из уст заслуженного человека они прозвучали по-особенному. Я поняла: мне надо срочно что-то менять в жизни! И приняла судьбоносное решение — стать актрисой, буквально запрыгнула в последний вагон...
На разведку отправилась в «Щуку»: села у входа и жду, пока мимо пройдет какой-нибудь педагог, чтобы попросить его подготовить меня к экзаменам. Вахтерша Мария Петровна так прониклась моей проблемой, что, завидев очередного преподавателя, хватала меня за руку и тащила к нему: «А вот посмотрите, какая хорошая девочка, позанимайтесь с ней!» Педагоги шарахались от нас, что было вполне естественно. После этой неудачи я вспомнила, что моя близкая подруга модельер Люба Сухова когда-то работала костюмером в театре «Современник», и решила обратиться за помощью к ней. «Я поговорю с Владимиром Петровичем Поглазовым, бывшим режиссером нашего театра. Он преподает в «Щуке», — отозвалась Люба. Несколько дней она не могла до него дозвониться, а потом случайно встретила мастера на Арбате. Судьба!
К знакомству с педагогом я подготовилась: навила кудри, нарисовала стрелки — решила сразить красотой (мне казалось, это главное). И предстала перед Владимиром Петровичем разряженная, как новогодняя елка. Он только выдохнул:
— Вы?
— Да! Я!
Ну, просто Фрося Бурлакова — по напору и простоте душевной. Поглазов сказал:
— Юля, я с вами позанимаюсь, но если пойму, что в этом нет смысла, откажусь.
За подготовку не взял ни копейки.
В тот год я стала показываться во все вузы, в том числе на его курс — и Поглазов принял меня к себе. Потом выяснила, что не все члены комиссии были с ним согласны, но Владимир Петрович меня взял. Бесконечно благодарна ему за такое доверие. Теперь просто не имею права на халтуру.
Я начала сниматься в сериале «Не родись красивой» на четвертом курсе, и все его герои тут же стали популярны. После спектаклей в Щукинском училище зрители стали подходить и фотографироваться со мной... И я стала ловить себя на мысли, что это уже для меня норма. Поглазов не мог не заметить происходящего. Однажды подозвал в буфете института и у всех на глазах устроил разбор полетов: разложил мою работу в сериале по полочкам! Было очень стыдно, я ходила по институту, опустив глаза. Но Владимир Петрович задал мне, пусть жестко, нужное направление, дал понять, что в профессии мы не ради автографов. Позже на съемочной площадке я вспоминала его советы и сама стала за собой многое замечать. Вскоре вся моя спесь куда-то улетучилась.
На роль в «Не родись красивой» меня пригласил режиссер и мой педагог Александр Владимирович Назаров. Именно с его подачи в сериале оказались и Нелли Уварова, и Гриша Антипенко, и Маша Машкова. Естественно, пробовались многие актеры, но Александр Владимирович отстоял нашу команду. Хотя продюсеры проекта хотели видеть других артистов.
До этого Назаров работал на сериале «Талисман любви» и также пригласил меня на кастинг. Я была уверена, что очень хорошо показалась, но роль не получила. Потом каждый раз при встрече в училище ему это припоминала. Наконец Назаров не выдержал:
— Юль, я сейчас запускаю новый проект — ищем актрису на роль эдакой дурочки. Мне кажется, ты прекрасно подходишь!
Я возмутилась:
— Какая еще дурочка? Я могу играть только роковых красоток!
— Нет-нет, нам нужна именно такая дурочка, как ты!
— Да, весело, наверное, было на съемочной площадке «Не родись красивой»! Ваша дружная компания до сих пор общается?
— Еще бы — год, считай, жили вместе. Впервые увидев Ольгу Ломоносову, которая потом стала моей лучшей подругой, я подумала: «Какая высокомерная девушка!» Как выяснилось, она в мыслях полностью ответила мне взаимностью. Но уже через месяц мы друг друга распознали и так подружились! Когда сериал стал популярен, у зрителей при виде нас сносило крышу. Помню, в перерыве между съемок мы с Олей зашли пообедать в торговый центр. А на обратном пути за нами шла толпа, поклонники кричали: «Вика, Кира!» — нас знали только по именам героинь. Мы испугались и, чтобы оторваться, убежали какими-то подворотнями. Сейчас Оля — крестная мама моего старшего сына Вани. Мы с Гришей и детьми до сих пор проводим много времени с их семьей — у Оли с мужем Пашей Сафоновым две дочери.
И с Гришей мы сначала друг другу не очень приглянулись. На съемках общались мало, у нас было совсем немного совместных сцен. Но со временем познакомились ближе.
Когда уже ждали ребенка, Гриша устроил нам необычный тур в Венесуэлу: перелетали с острова на остров на маленьких самолетах Cessna. Нисколько не боялись! Говорят, что у беременных обостряется интуиция: я чувствовала, что с нами ничего не случится. Интересно, что в Москве у меня был сильный токсикоз, а в Венесуэле он прошел. После этого я доносила ребенка довольно легко.
И вот Ваня родился — мы так этого ждали! Приехали домой, вдруг Гриша говорит: «Вы оставайтесь, а мне пора на пробы!» Я разрыдалась: теперь это моя жизнь — сидеть дома с ребенком! А пробы, съемки, друзья — ничего этого не увижу, пока ребенку не исполнится восемнадцать! Я позвонила Ломоносовой и всхлипывала в трубку — слова не могла сказать от нахлынувших чувств. Оля мне быстро мозги вправила: «Юлька, какая же ты дура! Это счастье — теперь будешь радоваться первому зубу, первому шажку».
— Насколько я знаю, Григорий каждый год ходит в горы. Как вы его отпускали?
— Если бы я начала ставить ультиматумы, было бы только хуже. Важно дать ему свободу — для Гриши это необходимый отдых. Зато сколько было радости, когда он возвращался!
В первый раз я очень рвалась составить ему компанию, говорила:
— Я с тобой!
Гриша отвечал:
— Это занятие не для слабонервных.
В Москве он с удовольствием брал меня на скалодромы, мы лазили по маленьким горкам в поездках, но покорял вершины он в гордом одиночестве. И к тому первому походу мы начали готовиться за полгода: Гриша надевал рюкзак, брал Федю в руки и бегал в парке. Нарабатывал физическую силу. Потом я готовила ему с собой специальную еду...
Я знаю, что Гриша не полезет на рожон. Несколько лет подряд он покоряет пик Коммунизма — это одна из тяжелейших гор для альпинистов. В прошлом году развернулся недалеко от вершины. Почувствовал, что надо спускаться, — и вскоре именно там сошла лавина. И все же в тот раз вернулся весь разбитый: половина тела — сплошная ссадина. Сорвался.
А в этом году уже брал в горы своего сына от первого брака, пятнадцатилетнего Сашу — покорили они пока небольшую высоту в четыре тысячи метров. И парень с честью это выдержал.
Мы летом отдыхали в Черногории, Гриша часто приезжал. В один из вечеров он засел с нашим старшим Ваней на террасе, стал ему рассказывать про горы. Тут я с беспокойством заметила, как у сына от этих историй загораются глаза: «Когда мы пойдем в горы вместе?» Жду этого с содроганием, но понимаю: Ваня по характеру весь в папу — если что решит, бесполезно отговаривать. Своим одноклассникам сын хвастается не тем, что Гриша — актер, которого можно увидеть по телевизору, а тем, что отец — герой: «Мой папа альпинист!» В Черногории мы всей семьей устраиваем пикники: уплываем на лодке на необитаемый остров. Дети с отцом бесстрашно ловят осьминогов, которые прячутся под камешками, но готовить их я не решаюсь: у морских гадов такие умные глаза, что сразу выпускаем обратно в море. Жарим рыбу на мангале.
Как-то с семьей Оли Ломоносовой катались на машинах по Черногории. Остановились у каньона реки Тары. Через него вел мостик — на огромной высоте. Гриша увидел, что можно прыгнуть с этого моста — тебя привязывают на резинку и просто с него скидывают. Он решительно заявил: «Все, я прыгаю!» Тут как раз подъезжают два автобуса русских туристов, которые узнают известного артиста и выстраиваются по краям каньона, ожидая шоу: «Антипенко будет прыгать!» Олин муж Паша — режиссер спектакля, где играет Гриша, взялся его отговаривать.
Наш водитель крестится: «Прыгать туда? Боже упаси!» Гриша никого не слушает... Так и ухнул в пропасть вниз головой. Когда его вытащили, Гришу еще колотило от адреналина. Едем в машине, и он вдруг говорит: «Что-то у меня болит палец на ноге». В больнице наложили гипс — перелом, Гриша этого в полете даже не почувствовал. А ему спектакль играть! Не мог подвести режиссера, снял гипс и, превозмогая боль, вышел на сцену.
— После расставания с Антипенко через шесть лет совместной жизни вы сохранили теплые отношения ради детей. Сразу ли удалось об этом договориться?
— Мы с Гришей мало обсуждаем сложившуюся ситуацию. В острый момент не переносили на сыновей наши проблемы. Ради детей можно переступить через свою обиду — какие бы ни обуревали тебя эмоции в отношении второго родителя, главное — не срываться. Я Ваню с Федей от этого уберегла — для них вообще ничего не изменилось. Гриша и так постоянно был в разъездах. А все важные события в жизни детей папа и сейчас не пропускает: дни рождения, Новый год... Ваню в первый класс мы отвели вместе с Гришей. И выходные проводим всей семьей.
Мы не стали посвящать сыновей в подробности наших отношений, вырастут — сами все поймут. Поэтому и в прессе не говорим о причинах расставания: не хотим, чтобы дети выросли и прочитали какие-то неприятные подробности про родителей, их это может ранить. У каждого из нас давно отдельная жизнь, но нам хватает мудрости оставаться друзьями.
Если Федя с Ваней резко перестают меня слушаться, звоню Грише: «Поговори с ними как отец!» Уловка смешная, потому что он очень мягкий человек — никогда не повышает голоса. Нас воспитывали ремнем и в угол ставили, а сейчас другие взгляды на воспитание, и дети этим пользуются. Стоит мне, повысив голос, сказать что-нибудь вроде: «Прекратите!» — как Федя начинает отчитывать: «Мама, нельзя кричать на детей!»
Ваня — маленькая копия Гриши. Немногословный, застенчивый, если его обижают — молчит. Ушел в школу с игрушкой, вернулся без нее: «Игорю понравилась, я отдал». Конечно, хорошо, что сын щедрый мальчик, но во всем должна быть мера. Из Вани все тянешь клещами, я прочитала, что таким детям надо не в лоб задавать вопросы, а расспрашивать в игровой форме. А Федя характером пошел в меня: открытый, общительный.
Ожидая рождения младшего сына, мы много читали о детской ревности. И когда в доме появился Федя, девяносто девять процентов внимания отдавали его старшему брату. Ваня понял, что переживать ему нечего, но мы к этому серьезно готовились. Как-то в садике у Феди закрыли группу на карантин, и воспитательница Вани предложила: «Давайте младшего к нам». Потом она рассказала, что Ваню в тот день как подменили: он всюду водил Федю за ручку, кормил с ложечки и всем говорил: «Это мой брат, не обижайте его». Мне было очень приятно, хотя дома братья могут и лупить друг друга, и ябедничать.
Уже лет шесть как в Черногории у Вани есть невеста Саша. Он однолюб и хранит ей верность. В школе сын некоторым девочкам нравится, одна его попыталась поцеловать, он был в шоке: «Мам, у меня же есть Саша!» На танцах его в пару поставили: «Я не хочу с ней танцевать, у меня есть Саша!» Пытаюсь объяснить, что это другое — просто общение. Мне приятно, что он такой верный. В этом году мы разговорились с Сашей, она призналась:
— А у меня в Москве появился мальчик.
Ваня был ошарашен:
— Как мальчик, я же твой жених?
Такое у него было лицо, что Саша тут же по-женски схитрила:
— Я пошутила, ты мой жених.
Вижу, как Ваня пересиливает себя, играя с ней в куклы, которых терпеть не может. Федя недавно заявил: «Раз у Вани есть девочка, у меня будет невеста Варя» — старшая дочка Оли Ломоносовой. Варя, правда, об этом даже не подозревает: когда она у нас появляется, Федя только смущается.
— Как вам удается совмещать работу и двоих детей?
— После первых родов я начала сниматься уже через полгода. Поехала на съемки вместе с Ваней — в результате не чувствовала себя ни мамой, ни актрисой. Разрывалась. С появлением Феди решила, что честно отсижу с ребенком год. И потом спокойно оставила его на время работы дома. Но постоянно моталась между ним и съемочной площадкой: второго сына кормила два года.
Кроме няни с детьми всегда были я, мама, папа или Гриша. Я привередлива: чем няня кормит, как разговаривает, моет ли руки? Всеми этими вопросами заваливала ее, бедную, по телефону, стоило мне отлучиться из дома. Доверия не было, ей тоже это неприятно... Ну не камеры же ставить! В результате от няни решили отказаться. Надо отдать должное моей маме, которая всю себя отдает воспитанию внуков. Я ей благодарна и безумно ее люблю.
Этим летом месяц провела без детей — работала в Питере на новом проекте Саши Кириенко «Убийство на троих», а сыновья с бабушкой отдыхали в Черногории. Скучала страшно: приходишь в номер и сидишь одна. Решила, что осенью обязательно покажу детям Санкт-Петербург, окрестные форты и крепости — мальчикам это должно быть очень интересно. Но на съемочную площадку брать не собираюсь — там могут и крепкое словцо обронить...
Дети очень гордятся моей профессией: в феврале вышел фильм «12 месяцев. Новая сказка», где у меня одна из главных ролей, Ваня на премьеру пригласил весь свой класс. Я вышла на сцену с сыновьями, дала им сказать пару слов в микрофон, после этого одноклассники зауважали Ваню еще больше. Когда я вспоминаю его восторженные глаза, это придает мне сил во время разлук.
— А вы готовы отказываться от ролей, если они не понравятся вашему мужчине?
— Я как любая актриса сталкивалась с тем, что мужчина ревнует к любовным сценам на экране. Но если, даст Бог, появится в моей жизни достойный человек, он должен будет понимать, как для меня важно быть в профессии.
— Вы с Григорием не были официально женаты и во многих интервью утверждали, что для вас это не важно. А сейчас взгляды на брак изменились?
— Понятно, что штамп в паспорте еще никого не уберег от разрыва. Если человек порядочный, он семью в любом случае не оставит. Теперь на будущее я решила, что для меня важнее не бумажка о регистрации, а венчанный союз. Вот это, я считаю, настоящий шаг, подтверждающий истинные чувства. У меня перед глазами замечательный пример родителей, которые прожили в браке сорок пять лет и сейчас планируют обвенчаться.
Подпишись на наш канал в Telegram