Я жду уже второго ребенка и все равно с трудом представляю себя в роли типичной жены и матери. Не готова меньше работать и «вить гнездо». К тому же по жизни складывалось, что самыми интригующими для меня всегда были отношения на расстоянии...
— Первый бойфренд ездил ко мне на свидания в Питер из Москвы. Я была еще школьницей, он — на десять лет старше. Встречал после уроков с букетом белых роз — вся школа об этом знала. А потом известие дошло и до родителей... И тогда моя первая любовь разрослась до конфликта со всем миром!
У меня строгий папа. И он пытался воспитывать дочку в соответствии с национальными обычаями: как правило, корейские мужчины — тираны, а женщины — послушные хранительницы очага. Но с другой стороны выступала моя мама с ее независимым русским характером. Какие традиции, какое послушание, когда перед глазами такой живой пример?
Насколько знаю, папины родственники с самого начала насели на маму: мол, самая младшая сноха должна обслуживать всю семью. Наше корейское родовое гнездо находится в Кабардино-Балкарии, в городе Прохладный, и на заре семейных отношений родители отправились туда погостить. Мама планировала отдохнуть, однако вместо хлеба с солью хозяева поднесли ей таз с трусами и носками, собранными со всей семьи: «Стирай!» (а у папы было пять сестер и братьев). И молодая жена тут же в сердцах его перевернула! Когда мама собралась что-то сшить, папа заявил: «Иголка в руках — не к добру!» В общем, русско-корейские отношения налаживались долго и терпеливо. А когда стало ясно, что характером я пошла в маму, отец понял: сражаться с двумя строптивыми женщинами бесполезно! Вот такая была необычная семья. Родственники, видимо, тоже с мамой смирились, потому что по праздникам приезжали к нам из Прохладного всем табором. Тут уже мама вынуждена была расстараться — это долг хозяйки дома. Конечно, за много лет совместной жизни она научилась в чем-то уступать.
Меня в детстве постоянно отправляли к родне в Кабардино-Балкарию на каникулы. Бабушка давала много «мудрых» советов: «Будь покладистой, с мужчинами не спорь. Хорошая семья та, где муж побивает супругу». Действительно не раз наблюдала, как дед гонял ее веником по дому — это было для них так естественно... Когда стала постарше, бабуля наставляла: «Выходи замуж только за корейца, — а поскольку она была поклонницей бразильских сериалов, эффектно добавляла: — Иначе лишу наследства!» В ответ я стращала бабушку, что мне нравятся только чернокожие парни, — и она очень переживала. Сейчас я в «родовое гнездо» уже не наведываюсь, но вижу всю родню на семейных торжествах в Москве и в Питере.
Чем больше я узнавала про свои корни, тем яснее понимала, почему так люблю состояние дороги... Видимо, это на генном уровне — вся моя родня поневоле переезжала с места на место. В сталинский период корейцев ссылали в казахские степи, многие из них потом ушли в Кабардино-Балкарию, где и осели. И мои родители приехали в Питер из разных концов СССР — папа из Прохладного, а мама из Латвии (она там выросла в семье военного: дедушка был родом с Урала, бабушка — со Смоленщины). Родители учились вместе в строительном институте, дружили, мечтали строить в этом прекрасном городе новые мосты и тоннели. После учебы, правда, их пути разошлись — мама уехала работать в Нижний Новгород. Но через год вернулась в Питер, снова встретилась с однокурсником, и на этот раз папа ее не упустил. Вскоре у них наметился мой старший брат... На шикарную свадьбу денег не было, поэтому с папиной стороны на торжество приехало всего пятьдесят корейцев. Конечно, маме и это показалось чересчур, но позже она поняла, что отец поступился обычаями, иначе гостей было бы в десять раз больше!
Сначала мы жили в коммуналке у папиного брата, с его семьей. Потом отцу дали комнату в коммуналке на Фонтанке. Да, центр Питера, но какая это была квартира! С полчищами тараканов: открываешь ночью холодильник, а они как побегут! У нас с братом не было даже кровати — спали на раскладном столике. В советское время инженеры зарабатывали немного. Отдельную двухкомнатную квартиру смогли купить только в середине 1990-х, когда папа открыл строительную компанию. Это была роскошь невозможная!
В детстве я была очень послушной девочкой-ботаником, училась на одни пятерки, вкалывала на хореографии и делала все, что говорили родители... А в пятнадцать лет против их желания вдруг пошла в модели. Последовавшего за этим бурного романа вообще никто не мог ожидать. У меня начался пресловутый подростковый бунт. И как сейчас понимаю, возможно, я выбрала модельный бизнес из-за комплексов детства, когда стеснялась своей необычной внешности. Дети обзывали «узкоглазой», было обидно... Я училась правильно себя держать со школьных лет, не показывать, как это меня травмирует. А после того как мной заинтересовались мальчики, девчонки стали устраивать бойкоты. К старшим классам мы все это, конечно, переросли. Хотя школьных подруг я так и не завела. Девочки вообще меня обычно недолюбливали, так что и я с юных лет не фанатка женских компаний. Наверное, и сама не очень-то умею дружить — привыкла быть сама по себе, держать дистанцию.
От карьеры модели папа меня отговаривал: «Ты отличница, учись, у тебя мозги хорошие». Как все родители, он боялся, что вокруг меня начнут крутиться подозрительные взрослые мужчины и я пойду не по той дорожке. На самом деле все было невинно: меня заметили на занятиях по хореографии и пригласили во вполне приличное место — демонстрировать одежду на показах при швейной фабрике. Но потом я начала сниматься на «Ленфильме» в клипах. И обычно по ночам — аренда в это время стоила дешевле. Родителям врала, что ночую у подружки, до студии меня подвозил брат. На одной из таких съемок мне впервые предложили обнажиться: «Раздевайся, замотаем тебя в тряпочку». Всем присутствующим стало немного не по себе — ведь перед ними стояла пятнадцатилетняя девочка из хорошей семьи. На самом деле сцена была не пошлой, а в меру эротичной — в той тряпочке я напоминала какую-то древнегреческую богиню... Однако в этот момент на площадке неожиданно появился папа — брат под его напором все-таки раскололся. Отсмотрел материал и, не увидев в нем криминала, сглотнул все, что хотел сказать. Но дома мне, конечно, задал жару. Однако модельный бизнес я не бросила, на этом уже никто и не настаивал.
Первую любовь я встретила, когда приехала на съемки в Париж. Мама с братом меня сопровождали, мы все вместе встречали во Франции миллениум. И на одной из парижских улочек столкнулись с приятелями, среди них был тот самый парень из Москвы. Познакомились — и он влюбился с первого взгляда. По приезде нашел меня в Питере. И тут началось... Когда ехала в Москву на конкурс моделей, лежала на полке, не спала и думала только об одном: он скоро встретит меня на перроне! Антураж значил для меня даже больше, чем сам Ромео. Брат тайно возил меня на эти свидания. Когда родители узнавали, сажали строптивую дочь под домашний арест на месяц. Я подговаривала брата выпустить меня на волю, потом возвращалась, мы ругались с папой. Он никак не мог на меня повлиять. Конфликт был затяжной, в нем никто не хотел уступать. И в девятнадцать лет я перестала общаться с отцом — просто пропала из его жизни на два года. Уехала в Москву к своему парню...
— А что же было с институтом?
— После школы я поступила на факультет международных отношений СПбГУ и на третьем курсе перевелась в МГИМО. Толком не понимала, кто такие дипломаты, чем хочу заниматься, но направление было модное, диплом престижный. Первое время в Москве мы жили с тем молодым человеком, он показал город, помог приспособиться. Преград на пути у нашего чувства больше не было, и мне вдруг стало неинтересно — пропал драйв. А вскоре мы опять оказались в разных городах: он по работе переехал в Питер, а я осталась в Москве — поменялись местами. Какое-то время продолжали ездить друг к другу, что ненадолго оживляло чувства. Но все мои мысли были заняты карьерой на телевидении. Еще учась в МГИМО, я окончила курсы телеведущих в Институте повышения квалификации работников телевидения и радиовещания — и вдруг заболела новой профессией. Карьера вышла на первый план. Со мной было бесполезно разговаривать на другие темы — какой мужчина это выдержит? Личная жизнь рассыпалась, натолкнувшись на такую мощную целеустремленность.
Мой роман закончился, так что проблема, из-за которой мы поссорились с отцом, стала неактуальна. И, к счастью, мы смогли наладить отношения. Папа к тому времени тоже жил в Москве. Он разошелся с мамой, завел другую семью. Возможно, наша размолвка частично была вызвана и этими переменами — отцу было стыдно перед мамой, он очень переживал за меня и брата и сам был на взводе. Но мы уже выросли и не лезли в жизнь родителей. Тем более что разошлись они цивилизованно и до сих пор сохраняют хорошие отношения. А мы с папой помирились на его пятидесятилетии. Родственники пригласили меня помочь в организации юбилея. Стратегически дождалась, пока папа «напразднуется», и только тогда подошла. Он расплакался, я расплакалась, обнялись... Алкоголь все-таки очень помогает в таких случаях! К тому времени я уже работала на телевидении, сама снимала квартиру в Москве, помощи у отца не просила — в общем, он мог только гордиться своей дочкой.
Хотя на телевидении у меня поначалу все складывалось очень непросто. Полгода ходила на кастинги, и меня вообще никуда не брали: стопки кассет с моими «пробами» пылились на разных студиях. Я категорически не воспринимала отказов, что порой шло даже во вред. Зацикливалась: сказали «нет» — значит, нужно больше усилий. На РБК-ТВ меня уже знали в лицо, и как-то я внаглую подошла к продюсеру: «Вы видели мои записи? Как я вам?» А надо сказать, что в результате постоянной работы перед камерой я уже начала все делать довольно профессионально. И наконец это заметили — в двадцать один год я стала вести программу «Рынки». Через три года пригласили на телеканал «Россия», в программу «Вести» — посадили на эфиры, вещающие на Дальний Восток. То есть работать надо было по ночам. Сидела на федеральном канале, но при этом меня никто не видел — ни телезрители, ни мужчины: неделю пашешь в ночи, неделю отсыпаешься. Жила как монахиня.
Через два года была готова уйти, и тут мне предложили быть ведущей программы «Вести» в двадцать часов в паре с Эрнестом Мацкявичусом. Так в двадцать четыре года я стала самой молодой ведущей на канале в прайм-тайм. И я изо всех сил старалась соответствовать новому статусу, доказать, что справлюсь. Работа захватила меня целиком. Случались такие экстремальные командировки! Представляете, однажды провела неделю на ледоколе. Экипаж — двадцать мужчин, которые по три месяца не сходят на берег, не видят женщин. Меня отправили делать репортаж о том, как на танкер отгружают сырье с выносной нефтяной платформы в Северном Ледовитом океане близ Новой Земли. Ледокол вышел из Мурманска и начал торить путь через льды. Мы с оператором сидели в кабине капитана, я задавала типично женские вопросы:
— А что это за кнопочка? И почему у вас книжки все прикреплены? Трясет вас?
— Бывает, — сказал капитан.
И тут началась такая качка, что не только книжки — я сама летала бы по всей кабине, если бы он вовремя не успел меня схватить в охапку. Оператор еле уберег камеру... А потом танкер просто встал.
— Что теперь делать? — запаниковала я, боясь, конечно, не гибели, а своего опоздания к эфиру.
— Ждать, пока изменится ледовая ситуация, — туманно ответил капитан.
Чтобы не терять времени, мы бегали по судну, и я приставала с вопросами к суровым морякам. Те так устали от московской журналистки, что дружно объявили бойкот: перестали давать интервью. Потом оттаяли, поголовно влюбились и однажды даже устроили специально для меня вечер бардовской песни. Наконец ледокол двинулся дальше... Но когда добрался до платформы, оказалось, что погода нелетная. А добраться до станции можно было только на вертолете. Внизу разгуливали белые медведи, их прикармливали сгущенкой. Из-за глобального потепления они голодают, поэтому спускать на лед человека было бы крайне опасно.
От ледокола до платформы около километра. В результате к танкеру подъехал строительный кран, на крюке которого висела люлька. Ограждение на ней хлипкое — сетка с большими дырками, через которые я легко могла выпасть с тридцатиметровой высоты. Капитан предупредил: «Если хорошая погода, за десять минут тебя перенесут, а если плохая — за день». Часа два я там болталась на ветру, а оператор успел заснять мое необычное отбытие к станции. Потом его тоже переправили на кране к платформе, где возвышалось странное сооружение, похожее на колбу. В нем жили нефтедобытчики, и мы наконец смогли с ними пообщаться. А нам еще предстоял обратный путь на танкер в подвесной люльке...
В общем, впечатлений на работе хватало, и я даже не задумывалась, что на любовном фронте полный штиль. Для меня такого фронта просто не существовало... Это для молодой девушки ненормально! Но меня вымуштровали на канале: «По клубам не ходи, лицом не свети». В эфире застегивали на все пуговицы — ни грудь, ни плечи открывать было нельзя. В моем шкафу висели одни пиджаки. Даже запрещали улыбаться в камеру: «Твоя улыбка отвлекает от новостей». Я была как солдатик, человек в футляре. И в обычной жизни из образа не выходила — всюду появлялась с непроницаемым лицом. Думаю, немногим хотелось с такой девушкой общаться. Конечно, я была телеведущей, в меня «дистанционно» влюблялись какие-то бизнесмены, выходили на связь, звали в рестораны. Но натыкались на ледяную стену.
— И что же растопило этот лед?
— Я очень изменилась после «Танцев со звездами». Впервые за долгое время почувствовала себя женщиной, звездой, «танцуньей»... Хотя мне тяжело было прийти в форму, раскрепоститься. И в этом очень помог мой партнер Саша Литвиненко. Нужны яркие эмоции, чтобы зрители поверили в историю любви, которая творится на паркете. И если ты сам при этом не влюбишься — значит, пора ставить на себе крест. Лично на меня этот опыт произвел эффект разорвавшейся бомбы! Мы круглосуточно были вместе, все танцы — в обнимку. Саша открыл мне глаза: «Марин, ты молодая девочка, не надо все время ходить в пиджаках, сидеть по выходным дома и столько читать». Я вдруг узнала, насколько приятным может быть человеческое общение...
Саша был живой, без маски. Если что-то не получалось, говорил как есть: «Плохо, ты дура!» И я даже не обижалась. На «Танцах со звездами» мы с Сашей прожили свою маленькую жизнь. А после проекта, когда получили серебряную медаль и вернулись к повседневной рутине, стало понятно, что мы очень разные люди. Какое-то время еще встречались, а потом каждый остался в своем мире. Однако во мне этот роман оставил неизгладимый след — вспомнила, что я женщина, а не только журналист! Похудела, подтянулась, накупила нарядов. И начала ходить в них на свидания.
Я стала больше путешествовать — уже для себя: лыжные курорты, Карибские острова, Европа. Пришло время романов, красивых историй. Для меня нет разницы, с иностранцем встречаться или с русским. Все люди разные, и уж точно у всех свои сложности и тараканы в голове. Это зависит от личности, а не от национальности. Хотя нет, не совсем так. Имел место роман с восточным мужчиной, который ревновал меня ко всему, что движется: идем с ним в ресторан, если на меня обращают внимание — сама виновата. Подруга испуганно спрашивала: «Ты хочешь всю жизнь ходить в чадре?» Это был цивилизованный человек, но я чувствовала, что чадра уже где-то рядом... Как всякий восточный принц, он был владельцем дворцов, но я боялась, что меня когда-нибудь запрут там в одной из фигурных башен.
Я слишком люблю свободу, поэтому мне так нравятся отношения на расстоянии. Считаю, что они продлевают чувства, ведь каждая встреча — праздник! Это не ежедневные споры, кто разбросал носки и кто должен выбросить мусор, а возможность в хорошем смысле отдыхать друг от друга. И независимость — никто не вмешивается в твою работу. Наверное, я сама человек нерусской ментальности — это скорее западный подход. Но некоторым просто не подходят традиционные семейные рамки. Из-за профессии, образа жизни... Главное, чтобы люди в этом подходе полностью совпадали. И мне везло на таких же «сумасшедших», как я. Я металась то между Москвой и Питером, то между Россией и Европой, то между Россией и Америкой. Когда от тебя до любимого человека — половина земного шара, понимаешь, ради чего каждый раз проделываешь такой путь. И тут уже не до выяснений, кто же все-таки вынесет мусор.
— Весной вы признались в своем романе с американским режиссером Бреттом Рэтнером. Потом появилась информация, что он якобы ушел от вас к Мэрайе Кэри... В конце прошлого года стало известно, что вы ждете второго ребенка, но, как и в первый раз, не называете имя отца. В чем суть интриги?
— Мэрайя Кэри — лучшая подруга Бретта, и сейчас она выходит замуж за его друга. Я сама с ней хорошо знакома. А не прокомментировала тогда ситуацию, потому что ни один журналист не удосужился позвонить мне и задать вопрос. Все тупо перевели западные газеты, причем неверно. Тогда я пожалела, что раскрылась, и приняла решение больше ничего не рассказывать про свою нынешнюю личную жизнь. Что касается детей, тут примешивается и тема безопасности. Отец — известный человек, и он просил меня быть в интервью осторожнее. Я могу говорить только о себе, своих чувствах.
В моей жизни долго не было места детям. Когда забеременела первый раз, пересмотрела свой график — из новостей ушла на «Доброе утро». Но работала все равно очень много — у меня была авторская программа, которую я выпускала до восьмого месяца беременности, при этом почти не спала, монтировала по ночам. Повезло еще, что хорошо себя чувствовала. Когда летела рожать в Лос-Анджелес, меня на большом сроке уже могли и не пустить в самолет — вдруг счастливое событие произошло бы прямо в воздухе? Пришлось маскировать живот под свободной кофтой.
У меня довольно забавные воспоминания о родах: мой акушер оказался большим юмористом. На каждом приеме он удивленно смотрел на мой живот: «Так ты все еще беременна?» В результате все роды просмеялась и даже не заметила, как дочка появилась на свет. Когда малышку завернули в пеленку, она тут же размоталась — с первых дней демонстрировала свободолюбие. Не зря и назвали ее ирландским именем Бриана, что означает «сильная».
В палате я оказалась самой молодой — в Америке раньше сорока не рожают, сначала «встают на ноги». Что мне было близко и понятно. Готова признать: я не из тех, кто наслаждается материнством, — для меня это борьба с собой. Если два часа уговаривать ребенка лечь спать, потихоньку начинаешь сходить с ума! Поэтому когда мне поступило предложение от Первого канала, сразу приехала в Москву и побежала на работу так, что пятки сверкали! Но с ребенком все равно постоянно идешь на жертвы: разрываюсь между дочкой и работой, уже не говоря о том, чтобы отдохнуть или сходить в салон красоты. На себя не остается времени вообще. А у меня все-таки публичная профессия, и я обязана выглядеть хорошо.
Думала, дочка подрастет, станет с ней легче — не тут-то было! Бриана любит проявить характер: сейчас она все отрицает. Есть, спать, гулять — на все у нее один ответ: «Мама, не надо!» Таскаю ее с собой в поездки — не слушается, шумит, капризничает. Вся в маму — всегда добивается своего. Увидит малину на кусте. «Тебе нельзя», — говорю. Найдет способ отвлечь взрослых и нарвать ягод. Не сюсюкаю с ней, не балую, игрушек много не покупаю. В основном дарю книжки: Бриана быстро запоминает слова, в полтора года уже и говорит, и стихи читает. Может показаться, что я строгая, но это не так. Иначе моя дочка не была бы такой строптивой.
Я оказалась психологически не готова к тому, что ребенок заберет все время и попросит еще. Няня тоже не спасла положение. Для меня это болезненный вопрос: через нас прошло кандидаток тридцать, пока я нашла подходящую женщину. В первую очередь комфортно с ней должно быть мне, все-таки человек постоянно в моем доме, здесь необходимо доверие. А я поначалу все комнаты нашпиговала камерами, уходила на работу и постоянно следила за няней через Интернет. Как многие молодые мамы, не могу в этой ситуации положиться на помощь своих родителей: мама живет в Питере, папа человек занятой. К тому же я у него не единственная дочь и дружу со своей единокровной сестрой. Раз уж взяла с юности самостоятельный курс — не прятаться за спиной у мужчины в отличие от правильной корейской женщины — отступать теперь некуда.
Если вернуться к корейским обычаям, скажу, что у нас не принято посторонним показывать детей до года. Корейцы вообще не отмечают дни рождения — только первый и шестидесятый. Но годик важнее: в этот момент ребенок должен выбрать свою судьбу. Собираются все корейские родственники, перед малышом ставят столик с символическими предметами: деньги — богатство, карандаш — творчество, книжка — интеллектуальность, стакан с бобами — болезни... Пока выбор не сделан, ребенка надо охранять от злых духов. Интересно, что и я в свое время, и дочка выбрали карандаш и деньги. В общем, карьеристки. Конечно, свой праздник я не запомнила, а вот первую годовщину Брианы мне не забыть. Ведь я, как и моя мама когда-то, должна была принять и накормить целую толпу корейских родичей!
— Поскольку вы узнали о том, что снова беременны, во время подготовки к опасному трюковому шоу «Без страховки», понятно, что эта новость была для вас неожиданной. Уже представляете себя мамой двоих детей?
— Моя первая реакция на беременность — сожаление, что потеряю форму, в которую только вошла благодаря изнурительным тренировкам. А вторая — страх: я устроила страшную нагрузку организму и немало травм при этом заработала. То, чему люди учатся по пять лет, мы на шоу осваивали за полторы недели. Каждая тренировка была опасной: начинали с прыжков через коня, когда летишь через снаряд кувырком, потом делаешь сальто. Воздушная гимнастика: забираешься под купол, тебя привязывают за ногу, кидаешься вниз и раскручиваешься в воздухе. Батут — непредсказуемая вещь, отскочить можно куда угодно.
Я получила трещину ребра, когда партнер неудачно кинул через себя. От такой нагрузки все циклы сбиваются. Я много ела, а врач говорил: «У тебя большой расход калорий, это просто здоровый аппетит». Много спала, но ведь и уставала сильно... Так что о беременности узнала лишь на четвертом месяце. Готовилась к шоу как к Олимпиаде и вдруг сошла с дистанции. Теперь о другом надо думать: где рожать? Пока не определилась, полечу ли снова в Лос-Анджелес.
Нет, я себя еще не представляю мамой с двумя малышами — к одному-то не привыкла! Надеюсь, они между собой договорятся и не станут разрывать меня на части. Шучу, конечно. Безусловно, дети — это не только заботы. И сейчас живу ощущением, что скоро у меня появится еще один родной человек. Мы с отцом ребенка этого очень ждем.
Но хоть два ребенка, хоть двенадцать, жизнь свою менять не собираюсь — все равно буду делать то, что мне нравится. Ездить по миру, работать и реализовывать себя. Ведь теперь с полной уверенностью могу сказать, что все у меня сложилось. Я и журналист, и любимая женщина, и мама!
Редакция благодарит за помощь в организации съемки отель Mamaison All-Suites Spa Hotel Покровка.
Подпишись на наш канал в Telegram