«Милочка, — интересуется Синявская, — какие у вас отношения с Муслимом?» Вроде как она не в курсе. Я отвечаю: «Нет никаких отношений, мы разошлись». — «Как?!» — «А вот так! Самые лучшие его годы отданы мне, — и тут я процитировала Зощенко, — но «задние тоже хочут». Пускай задние его и получат!»
Многие женщины не знают, что такое любовь. Проживают жизнь и не имеют о ней представления — вижу по своим подругам. А мне повезло. Я испытала сильные чувства, порой было больно и тяжело с любимым человеком, но и эти моменты сегодня вспоминаю как счастливые. Страсти между нами кипели на таком высоком градусе, что вечно это продолжаться не могло. Нас хватило на десять лет. Такие чувства я испытала еще только раз — когда рожала ребенка. Это было блаженством!
Когда мы с Муслимом расстались, несколько лет мне было очень тяжело. Бежала от него в другую страну, но от себя убежать не удалось. Возвращаясь в прошлое, вспоминаю слова популярной песни: « Я на тебя смотрю, любимый, теперь уже со стороны». Смотрю и думаю: Господи Боже мой, неужели все это случилось со мной? Спасибо тебе, Господи! Еще и еще раз спасибо!
Меня продолжает доставать желтая пресса. Журналисты все высчитывают: так сколько же лет мы прожили с Магомаевым? У некоторых получается шесть. В документальном фильме «Страсти по королю», посвященном Муслиму, прозвучало «десять». Поверим ему! Читала и еще одно утверждение: мол, Магомаев пожил с Людмилой Каревой, а потом бросил ее, потому что влюбился в Фиготину. «Мастер пера» не удосужился узнать, что Фиготина — моя девичья фамилия. Когда в одной публикации моего сына назвали Муслимом-Даниилом, терпение лопнуло и я написала книгу «Мила и Муслим: Музыка для двоих», где все разъяснила. Но и тут от меня не отстали, вот и решила рассказать свою историю еще раз.
Наше знакомство с Магомаевым случилось, когда я работала на радио внештатным музыкальным редактором программы «С добрым утром!». (Позже, когда набралась опыта, перешла в отдел советской песни и эстрады Главной редакции музыкального радиовещания.) Мне исполнилось девятнадцать, к тому моменту я окончила дирижерско-хоровое отделение музыкального училища имени Ипполитова-Иванова. По-другому моя жизнь сложиться не могла, ведь я родилась в семье композитора и певицы — Бориса и Нины Фиготиных.
Родители развелись, когда я была еще маленькой, четырехлетней. Что стало причиной? Могу лишь предполагать, что папины измены. У него много детей от разных жен, до последних дней женщины его очень любили. При этом отец не обладал внешностью кинозвезды, обычный был мужчина. Повзрослев, сталкивалась с некоторыми из них по работе. Узнав, что я дочь Бориса Фиготина, они с восторгом восклицали: «Вы даже не представляете, какой у вас папа!»
Мама после развода уехала работать в Пензу, там жили ее родственники. Хотела и меня забрать, но бабушка Рахиль Борисовна умоляла этого не делать. Иначе пришлось бы бросить Центральную музыкальную школу, где я занималась. Мама послушалась, однако выдержала недолго, в семь лет все же увезла меня из Москвы. Бабушка ложилась костьми: «Нина, что ты творишь?! Рушишь ребенку жизнь!» Я уже принимала участие в отчетных концертах юных музыкантов, играла в Малом зале консерватории. Но мама была непреклонна. Сегодня я об этом не жалею, великой пианистки из меня все равно не получилось бы, я не отличалась усидчивостью — было скучно проигрывать куски пьес десятки раз.
Наши отношения с бабушкой не прервались, приезжала к ней на каникулы. Папа постоянно с кем-то жил, но я не чувствовала себя обделенной, не ощущала, что у нас в доме трагедия. Родители сохраняли хорошие отношения, не слышала от мамы про отца ни одного плохого слова. У нее была увеличена щитовидка, потребовалась операция, после которой мама потеряла голос и осталась без профессии. Я тоже пела, а она говорила: «Не нужно тебе это, видишь, что может случиться». Врачи прописали маме радиоактивный йод. Думаю, у нее начался цирроз печени из-за этого, она никогда не дружила с алкоголем, могла выпить в праздник бокал вина.
Мама ушла накануне моего дня рождения. Ей было всего тридцать пять, мне — шестнадцать... На похоронах папа был рядом, поддерживал, подхватил на руки, когда на кладбище я потеряла сознание. Очнулась и не смогла говорить — пропал голос. Через два месяца он вернулся, но петь как раньше я уже не смогла, мама унесла с собой в могилу мои мечты о певческой карьере.
Однажды бежала мимо проходной Дома звукозаписи и вдруг заметила: вахтер не пропускает молодого человека, в котором я узнала Муслима Магомаева. Поинтересовалась, в чем дело. На него не заказали пропуск. Я сбегала наверх, разыскала редактора, к которому Муслим шел, и решила этот вопрос. Потом мы пересеклись в коридорах ДЗЗ, Магомаев меня узнал и тепло поздоровался. В третий раз увидела его в компании Юрия Гуляева.
— Девушка! — окликнул меня Гуляев с явным намерением пококетничать.
— Слушаю вас. — А он замолчал, не придумал, что говорить дальше. Я ему помогла: — Через какое-то время пойду назад, вы вспоминайте пока, что хотели сказать.
Наши с Магомаевым взгляды пересеклись, пробежала какая-то искра, но я развернулась и уплыла по коридору. Краем уха услышала, как Гуляев говорит: «Вот это бабец!» Муслим потом признавался, что те слова сильно его задели. Как можно так отзываться о красивой женщине?!
Я была хорошим редактором, певцы любили работать со мной. Муслим не стал исключением. Помню, записывали песню Арно Бабаджаняна «Будь со мной», он явился в Дом звукозаписи в компании Ларисы Голубкиной. Со студией произошла накладка, но Магомаев не хотел уходить. Лариса все тянула его: «Нас же ждут!» Но Муслим медлил. Я предложила: «Не волнуйтесь, перенесем запись на другой день». Так в итоге и сделали.
Я часто бывала в доме у Арно Арутюновича и его жены Терезы. И всякий раз заставала у них Муслима. А потом Бабаджаняны позвали меня на съемки новогоднего «Огонька», я сидела с ними и Магомаевым за одним столиком. И Муслим, глядя в мои глаза, спел «Будь со мной». Если честно, чуть не задохнулась от счастья. Через какое-то время он пригласил нас с коллегой Толей Гороховым — певцом, поэтом, написавшим стихи к песне «Королева красоты», в гости. Магомаев снимал четырехкомнатный люкс в «Метрополе», за разговорами засиделись за полночь. Возвращаться домой было поздно, Толя уехал, а я осталась у Муслима ночевать. Но разве можно было заснуть, когда на соседней кровати лежит Магомаев?! Он встал и подошел ко мне, а я почему-то так испугалась, что вскочила и с силой его оттолкнула. «Не больно-то и хотелось!» — обиделся Магомаев. Но ненадолго. Мы продолжали видеться, записывать песни. Он частенько угощал нашу редакцию коньяком в буфете ДЗЗ.
Новый год Муслим собирался встречать в Хабаровске, где у него были гастроли, звал меня, обрывал телефон. Хотелось полететь, но... У меня была непростая личная ситуация. Я официально была замужем за однокурсником Ваней Каревым — прелестным молодым человеком из потрясающей семьи, моя свекровь была актрисой, ученицей самого Евгения Вахтангова. Но ранние браки недолговечны по определению, вот и мы к тому моменту уже не жили вместе. Кроме того, за мной ухаживал крупный чин из горкома партии. Папа радовался: с влиятельным мужем я буду как у Христа за пазухой. А тут вдруг чувства к Магомаеву! Естественно, папу я в известность о них не ставила, только бабушка была в курсе. Ей призналась: лечу в Хабаровск, Магомаев прислал билет на самолет. Рахиль Борисовна напутствовала: «Только никаких близких отношений! Мужчине лучше недодать, чем передать!» Потенциальному жениху я наврала, что у меня тяжело заболела тетя, и улетела.
Всю дорогу до Хабаровска меня страшно колотило. Самолет приземлился, пассажиры вышли, а я все сижу. Стюардесса спрашивает:
— Что-то случилось?
— Меня должны встречать. Не могли бы вы взглянуть — стоит он у трапа?
— Вряд ли кого-то пустят на летное поле. — Но она все же выглянула наружу, смотрю, спешит по проходу с округлившимися глазами: — Там Магомаев стоит!
Муслим поселил меня в отдельном номере, друзьям и коллегам представил, когда мы встречали Новый год в его люксе. Я чувствовала, что в своем алом платье с голой спиной произвела на всех сильное впечатление.
Гуляли от души. Естественно, много курили и распахивали окна, чтобы проветрить, а на улице мороз. Меня свалила жесточайшая ангина, пришел врач, вколол пенициллин. Через пятнадцать минут я посинела и начала задыхаться, теряя сознание слышала, как Муслим кричал: «Господи, забери мой голос, только не дай ей умереть!» Скорая все не ехала, ребята подхватили меня на руки и донесли до больницы — к счастью, успели. Отек Квинке вещь серьезная.
Очнулась в своем номере, Муслим был рядом. Увидев, что я открыла глаза, сказал: «Господи, спасибо тебе!» Из его глаз покатились слезы, мы обнялись, и... бабушкины наставления вылетели из головы!
Я собрала вещи и переехала в номер к Муслиму. А на другой день у Магомаева от пережитого стресса пропал голос. «Дошли до Бога мои молитвы, — шептал он, — но ты жива». Приходили врачи, один предложил вколоть морфин, встряхнуть организм, я чуть его не убила. Магомаева спасла пожилая женщина-врач: принесла успокоительную микстуру, через пару дней голос вернулся. И Муслим пел так, что зал рыдал от восторга.
Гастроли продолжились в Благовещенске, потом в Комсомольске-на-Амуре, Владивостоке... Магомаев не отпустил меня в Москву, да я и не рвалась, совсем потеряла голову. Он был поклонником саги о Джеймсе Бонде, и мы постоянно снимали на любительскую кинокамеру свою версию приключений агента 007, где я исполняла роль Джейн. В Благовещенске привел меня в ювелирный магазин: «Выбирай, что понравится». Бриллианты в витринах слепили глаза, но я выбрала скромное кольцо с аметистом, которое очень подходило к браслету, доставшемуся мне от мамы. Он попросил выгравировать на кольце «Джеймс Бонд Муслим Магомаев».
Однажды Муслим решил искупать меня в ванне с шампанским. Оно было таким холодным, что пришлось позаимствовать у музыкантов кипятильник, чтобы его хоть чуть-чуть согреть. Когда через много лет посмотрела «9 1/2 недель» — Рурк и Бейсингер просто дети по сравнению с нами, мы и не такое вытворяли! Я вообще только с Муслимом ощутила себя настоящей женщиной, он разбудил мою чувственность.
Мы наслаждались счастьем на Дальнем Востоке, а в Москве нервничал несостоявшийся жених. Он уже собрался брать билет на самолет в Хабаровск. Бабушке пришлось сказать: «Мила там не одна, и вообще она вас не стоит, бросьте ее!» На работе тоже занервничали: куда я пропала, почему не появляюсь два месяца? Позвонили папе: «Где Мила?» Тот в свою очередь стал допрашивать бабушку, ей не оставалось ничего иного, как рассказать, что я с Магомаевым. Папа пришел в бешенство.
Отец дружил с композитором Алексеем Экимяном, который писал музыку в свободное от основной работы время, а был он ни много ни мало начальником уголовного розыска Московской области. «Боря, не волнуйся, мы сейчас же вернем твою дочь, не поедет добровольно, этапируем», — заверил Экимян. Этого не случилось лишь потому, что за меня вступилась тогдашняя папина жена Лена.
Вскоре в гостиничном номере Магомаева раздался звонок. Трубку сняла я и услышала, как телефонистка спрашивает:
— Так с кем вы хотите поговорить?
Папин раздраженный голос ответил:
— Позовите Шамиля.
От злости он забыл имя Магомаева. Я тут же протянула трубку: «Муслим Магометович, вас!» Муслим напропалую врал, что меня с ним нет, что я заболела и лежу в больнице. Папа потребовал: «Выпишется и пусть летит первым же рейсом в Москву!»
Пришлось возвращаться. Разговор с папой был тяжелым.
— Ты замуж выходишь?
— Нет.
— Почему?
— Он женат, хотя и расстался с женой.
— И кто ты после этого?! Опозорила меня на всю Москву!
Как врезал мне по щеке — я со стулом въехала в шкаф. Позвонила Магомаеву, телефон не отвечает. Стала представлять картины одна страшнее другой: его убили, он меня забыл. Произошел нервный срыв, температура поднялась, начались галлюцинации, я упала в обморок. Папа перепугался, они с Леной забрали меня к себе, выхаживали. Наконец я дозвонилась до директора Муслима, и выяснилось, что тот просто отключил телефон, не желал ни с кем разговаривать.
Они с отцом познакомились на «Концерте одной песни» в Концертном зале имени Чайковского. Песню Арно Бабаджаняна, естественно, пел Магомаев, папину исполнял Владимир Трошин. На банкете после концерта они с Муслимом разговорились, папа даже показал ему свою новую песню.
Отец Муслима погиб за несколько дней до окончания войны. Его мать была актрисой, дорожила работой в театре и не хотела таскать ребенка по гастролям. В конце концов она перебралась в Вышний Волочек, а Муслима оставила в семье дяди, который работал в аппарате секретаря ЦК Компартии Азербайджана, а позже стал постпредом Азербайджана в Москве. Он и занимался воспитанием племянника. В Баку дядина семья занимала четырехкомнатную квартиру. Но после его переезда в Москву Муслиму достались лишь две комнаты, дядя Джамал Муслимович решил, что будет так, и шикарное жилье превратилось в коммуналку.
Магомаев продолжал жить там, даже когда стал народным. Он никогда ни у кого ничего не просил! Надо было сильно его уговаривать, чтобы что-то взял. А всегда и везде было так: не подружишься, не попросишь, не заведешь приятельских отношений с сильными мира сего — тебе ничего и не дадут. Живи и дальше в двух комнатах. Муслиму отдали квартиру полностью, когда у руля Азербайджана встал Гейдар Алиев. Магомаева он очень любил, относился как к сыну, и Муслим его обожал. Гейдар Алиевич пробил ему квартиру и в Москве. Но в то время мы уже не жили вместе.
Жилищный вопрос интересовал меня меньше всего. Поначалу Муслим снимал номер в «Метрополе», потом пятикомнатный люкс в гостинице «Россия». Мне приходилось как-то оправдывать свое постоянное присутствие в номере мужчины, который не являлся моим мужем. Я завела дружбу со всеми дежурными по этажу, горничными, так что правило советских времен: никаких посторонних после одиннадцати вечера — на меня не распространялось, из гостиницы не выгоняли. Все видели, что у нас серьезные отношения. Позже вопрос решился так: министр внутренних дел Щелоков выдал нам справку, где было написано «Гражданский брак Магомаева Муслима Магометовича и Каревой Людмилы Борисовны считать фактическим». Предъявляли ее — и на гастролях больше не требовалось снимать дополнительный номер.
В Москве у меня имелась четырнадцатиметровая комната в коммуналке с двумя соседями. Был момент, жили и в ней. Удобства общие, когда Муслим направлялся в ванную, он надевал рубашку, повязывал галстук, только в таком виде выходил в коридор, чем страшно меня смешил. Потом мы с соседями — простыми людьми — подружились, вместе выпивали, приглашали их на концерты.
Некоторое время спустя я предложила снять отдельную квартиру. Однокомнатная «убитая» нашлась на Новолесной улице. Я сделала там капитальный ремонт. Хозяин пришел и обомлел. С ужасом подумала, что сейчас скажет: «Выезжайте! Сам тут поживу!» Хорошо, сдержался. В этой квартире мы с Муслимом потом и расстались. Из нее я перебралась в кооперативную, которую построила сама. Забегая вперед, скажу, когда перед отъездом в эмиграцию я сидела в баре с подругой, известной, обеспеченной женщиной, и рыдала по Магомаеву, она успокаивала: «Что ты так страдаешь?! Что он тебе дал?! Где твои бриллианты? Где апартаменты? И вообще, на тебе нейлоновая шуба — красивая, но синтетическая!» Так что никаких материальных выгод мне наши отношения не принесли.
Муслима материальное вообще не заботило. Зарабатывал он много. Но что приобрел? Кабинетный рояль, который отправил в Баку, красивое голубое пальто мне... Вот и все, что могу вспомнить. Деньги у нас были общими, что называется, складывали их в тумбочку. Поскольку компании в нашем доме завтракали, обедали и ужинали, кончались они быстро. Бабушка советовала: «Мила, откладывай хоть по десятке в день». Но я не только ничего не откладывала, но регулярно докладывала и свою зарплату. Однажды обнаружила пустую тумбочку и встревожилась:
— Муслим, я не против гостей, но мы спускаем на них все!
— Как хочу, так и трачу, сам заработал!
Однажды привез с гастролей двадцать тысяч — огромные деньжищи по советским временам. Конферансье Юрий Григорьев подарил ему портмоне, до этого он рассовывал гонорар по карманам. Муслим положил все деньги в это портмоне, на автомате сунул его в карман пальто и заспешил на съемку на телевидение. Там, забыв обо всем, повесил пальто в гардероб, отснялся, мы отправились обедать в столовую. Он вспомнил, что портмоне осталось в пальто, попросил: «Мила, принеси». Я пошла и обнаружила — денег нет. Кто-то предположил: может, Муслим обронил их по дороге? Это казалось маловероятным, деньги, конечно, украли. Думаете, Магомаев расстроился? Наверное, но никак этого не показал. Говорит:
— Позвони в Институт Склифосовского.
— Зачем?
— Может, нашедшего наши деньги привезли туда с инфарктом?
Мы потом продали мое пальто, модные сапоги-ботфорты, и... Муслим позвал друзей в ресторан. Прямо плакать хотелось, когда мы их прогуляли. Только не подумайте, что наша жизнь была сплошным весельем. Работали много. Вот принесли Муслиму музыкальный материал, если казался стоящим, я призывала аранжировщика, приглашала оркестр, заказывала студию. Мой начальник Чермен Касаев шутил: «Еду мимо Дворца съездов и опасаюсь. Скажет Магомаев Милке: разбери его по кирпичику — так ведь за одну ночь сровняет с землей». И это правда, ради него я была способна на подвиги. Муслим очень ценил мое мнение, прислушивался, но делать ему замечания вслух при людях было невозможно. Однажды я допустила такую ошибку, во время записи высказалась в микрофон: «Этот вариант нужно переписать!» Так он попросил меня войти в студию, схватил за грудки и чуть душу не вытряс: «Хочешь сделать мне замечание, делай его лично, а не через микрофон!»
У нас был потрясающе интересный круг общения, ходили в гости не только к Арно Бабаджаняну, но и к Аркадию Островскому, Оскару Фельцману, Роберту Рождественскому и его жене Алле. Часто встречались с Рустамом и Максудом Ибрагимбековыми, Поладом Бюль-Бюль оглы, сотрудником постпредства Зауром Рустам-заде. Выпивали, но в нашей компании никто и никогда не допивался до бесчувствия, все держались прекрасно.
В быту с Муслимом было очень легко. Никакого пафоса: не стану этого делать, потому что я — звезда! Поскольку друзья у нас дневали и ночевали, мне приходилось стоять у плиты, зато Муслим перемывал горы посуды. Мы и квартиру убирали вместе, и окна мыли. Он мог многое делать своими руками: кофемолку починить, прокладку в кране заменить и даже набойки на туфли прибить. В Америке Муслим исправил мне сломавшийся кондиционер. Когда аппарат вышел из строя снова, плюнул и сказал: «Собирайся, едем в магазин, купим тебе новый».
Как-то стояли в «Елисеевском» гастрономе, я — в колбасный отдел, он — в молочный. И вот моя очередь подходит, кричу: «Муслим, сколько колбасы брать?» Наступила тишина, все головы повернулись к нам, а Магомаева и след простыл. Он выскочил на улицу, я — за ним, догнала аж у кинотеатра «Россия»: «Ты с ума сошла?! А если бы меня узнали?» Договорились впредь в таких ситуациях называть его Черменом. В Москве нашлось несколько директоров магазинов — поклонников Магомаева, у которых мы могли отовариваться продуктами, чтобы не проводить время в очередях.
Популярность Муслима росла, поклонницы не давали проходу и были готовы на все. Конечно я ревновала! Не скрою, сильно. И скандалы закатывала, даже с кулаками набрасывалась.
Многие знаменитые женщины были влюблены в Магомаева, одна из них — дочь Брежнева Галина. Во Дворце съездов был концерт, на который я почему-то не пошла. Договорились, что Муслим выступит и быстро вернется домой. И вот смотрю на часы, а его нет и нет. Звоню администратору концерта:
— Не знаешь, где Магомаев?
— Ой, может, где-то задержался...
Чувствую, явно что-то знает, но недоговаривает. В этот момент слышу, как в двери поворачивается ключ, входит Муслим. Я сообщаю ей радостно:
— А вот он пришел!
Та удивленно:
— Да-а-а?
Конечно, я пристала к Муслиму: мол, в чем дело-то? Он рассказывает: «Это был такой кошмар! Галя Брежнева напилась на банкете после концерта, затянула в свою машину, говорила: «Муслим, ты должен проводить меня до дома!» Когда мы подъехали, она потянулась ко мне, хотела схватить за руку, но промахнулась. Я выскочил из машины, перебежал на другую сторону улицы, тормознул такси и домой!»
Я поступила в Ленинградскую консерваторию, периодически моталась в Питер сдавать сессии. Однажды вернулась на день раньше, захотела сделать Магомаеву сюрприз. Позвонила в дверь, не открывает. Он был не один. Когда я все же попала в квартиру, Муслим заявил с вызовом: «Да, тебя нет — я гуляю!» Мне было очень больно, невыносимо находиться в комнате, где он обнимал другую. Переночевала у отца. Но Муслим опомнился: «Малыш, прости!» И на другой день я вернулась. Простила, не могла без него жить. Успешным мужчинам трудно противостоять соблазнам. Они не то что женщины, стойкостью не отличаются. Думаете, я никому не нравилась? Известный пианист Лева Оганезов, с которым мы учились в музыкальном училище, говорил: «Мила, ты красавица, но не знаешь себе цены! Тебе достаточно пару раз хлопнуть ресницами, чтобы мужчина бросил все и пошел за тобой!» Но я не воспринимала его слова всерьез, не пользовалась своими чарами, храня верность любимому.
Когда удивляются:
— Почему вы так и не дошли до ЗАГСа? — отвечаю:
— По глупости!
В основном — моей. Сначала оба были официально женаты. С первой женой Офелией Муслим познакомился в музыкальном училище. Отношения зашли далеко, и он как порядочный человек повел ее в ЗАГС. Муслиму исполнилось восемнадцать, Офелия была старше чуть ли не на восемь лет. Она родила ему дочь Марину, но к отцовству Магомаев готов не был и брак быстро распался. Правда, штамп в паспорте стоял у него еще долго. Алименты платил исправно, причем немаленькие, слышала, в Баку Марину звали «золотым ребенком». А вот общался с дочкой редко, не всегда находил для этого время, даже когда приезжал в Азербайджан. Однажды руководство бакинского оперного театра, гастролировавшего в Сочи, попросило Магомаева выступить, чтобы привлечь в зал публику. После спектакля на банкете к нему подсела Офелия, состоявшая в хоре театра. Муслим рассказывал, как она признавалась ему в любви. Но он пресек поток нежностей: «Перестань, я уже не мальчик, это раньше мог поверить в то, что ты меня любишь, и даже в то, что была девственницей. А сейчас — нет! У меня другая женщина».
Наконец мы оба развелись. Но я не тянула его в ЗАГС. Меня не интересовало ничего, кроме того чтобы быть рядом с ним. Ни-че-го! А потом, даже если бы мы оформили свои отношения юридически, он что, не бросил бы меня? Я же невыносимый человек! Ревновала его к каждому столбу!
Александр Зархи пригласил Муслима сыграть роль Вронского в экранизации «Анны Карениной». Как представила себе, что он будет лежать в постели и целоваться с красавицей Татьяной Самойловой, чуть с ума не сошла. Отсоветовала: «Ты не потянешь, у тебя нет актерского опыта». И Магомаев отказался.
Однажды большой компанией отдыхали в Юрмале. Мы с женой Роберта Рождественского Аллой поехали по магазинам, возвращаемся в Дом творчества, а там застолье. Все гуляют, и на Магомаева буквально повесилась известная актриса, которая, не понижая голоса, приглашает его в свой номер. Алла услышала и говорит: «Кто-нибудь просветит эту, что здесь жена Муслима?» Та потом извинялась: не знала, мол, что мужчина несвободен.
Сегодня многие известные женщины рассказывают, как он их осаждал, а они его отвергали. Смешно такое слушать и читать. Пьеха утверждает, что Магомаев много раз чуть ли не засылал к ней сватов, а Эдита все отбивалась. Кстати, внесу уточнение: она на тот момент была замужем за Александром Броневицким. Но это так, для справки. Не надо легенд! Отказать Магомаеву было невозможно.
Свою лепту внесла и Наталия Кустинская: Муслим, оказывается, и ее звал замуж. Бедный! Они действительно познакомились в Минске, Магомаев был там на гастролях, Кустинская тоже. Это была мимолетная интрижка. Я приехала в Белоруссию. Муслим моему появлению не обрадовался, но хотелось сообщить ему важную новость:
— Я беременна.
— Мил, ну зачем нам дети? Когда ими заниматься?
Вернулась в Москву и сделала аборт, причем неудачно, начались осложнения...
Что держало меня рядом с Муслимом? Любовь, такое всепоглощающее чувство. В первое время он относился ко мне как к хрустальной вазе! Признавался: «Я боялся, чтобы ты не разбилась!» Магомаев умел говорить красивые слова, а женщины, как известно, любят ушами. Вместе мы открывали в жизни что-то невероятное. Какая работа, карьера? Да пропади все пропадом! Друзья предупреждали: так нельзя, вечно это продолжаться не может. Но у меня чувство сохранялось долго, можно сказать всю жизнь.
Я сдавала госэкзамены в консерватории, по истории партии получила пятерку, а по мастерству дирижера — четверку. Муслима это страшно позабавило: «Теперь тебе надо повесить на стенку портрет Карла Маркса и ходить в красных трусах!» Отметили мой диплом, Муслим уезжал на гастроли в Баку. Хотела отправиться с ним, но была такой вымотанной, что осталась дома. Через несколько дней звонит: «Не жди меня, я больше к тебе не вернусь». Кто-то из дам, которые дрались между собой за внимание и благосклонность Магомаева, меня оклеветал, сообщил о моей якобы неверности. Через много лет Муслим признался: «Меня тогда обманули», но так и не сказал кто.
Жить не хотелось, лежала, отвернувшись лицом к стене, пыталась найти способ распрощаться с этим светом безболезненно. С работы уволилась. Меня навестил Иосиф Кобзон, увидел печальную картину и сказал: «Я не намерен возить тебе передачи в «Кащенко» — вставай, поехали!»
Он устроил меня на работу в Росконцерт, отрекомендовал как прекрасного редактора. Я стала понемногу оживать. Магомаев как раз записал песню «Ленточка моя финишная». Позвонил и процитировал из нее: «Все пройдет, и ты примешь меня, нам не жить друг без друга!» Через какое-то время мы оказались одновременно в Питере. Я попросила администратора тихонько провести меня на концерт Муслима, встала в проходе, но он словно почувствовал мое присутствие, нашел глазами, слова «Нам не жить друг без друга» пропел, обращаясь ко мне. Я выскочила из зала и разрыдалась.
Ждала, что он вернется. И Муслим звонил:
— Можно к тебе приехать?
— Приезжай.
Но Магомаев появлялся, и на меня накатывала обида. Я была в курсе, с кем он проводил время. «Доброжелатели» докладывали о каждой новой пассии, с трудом сдерживая радость. Начинала высказывать все, что думаю по этому поводу, и разгорался скандал. Муслим поживет со мной несколько дней и снова уходит. У него тогда закрутилось несколько романов. Один из них был с диктором Центрального телевидения, ведущей концертов Светланой Моргуновой. Муслим мне это сам рассказывал. Он тогда начал выпивать. Я ей однажды сказала: «Света, не надейся, если он трезвый, то в ЗАГС тебя не поведет. А в состоянии опьянения его туда просто не пустят». Я была права, у них ничего не вышло. Уже тогда до меня доходили слухи, что Магомаев начал ухаживать за Тамарой Синявской, которая была замужем. Я сказала ему:
— Каждая мечтает тебя окрутить. И для этого любые средства хороши, вплоть до спаивания. Либо возвращайся ко мне, либо женись на ком-то! Вижу только одну достойную женщину рядом с тобой — это Тамара Синявская.
— Ты так считаешь?
— Да, единственный вариант, слышала о ней только хорошее.
В глубине души я не верила, что между ними случатся серьезные отношения, они казались мне очень разными. Талантливым людям, к тому же двум певцам, обычно трудно жить вместе. Кто-то должен отступить, пожертвовать карьерой ради семьи. Историю о том, как в Баку полетела группа артистов, как на другой день после концерта Гейдар Алиев пригласил всех прогуляться по Каспию на теплоходе, а Магомаев с Синявской не пришли, мне рассказали сразу же. «Доброжелательница» сообщила: «У них роман!» Через какое-то время я вела концерт Синявской и Евгения Нестеренко в Барвихе. После выступления Тамара предложила:
— Поедем в Москву на одной машине?
— Давай.
Тамару я знаю с восемнадцати лет. Не могу сказать, что тесно дружили, но в свое время пели в одном квартете, у меня не было перед ней никакого пиетета. Машина тронулась, водитель включил радио, а там — Магомаев. Я произнесла:
— Вот мы и вместе.
— Милочка, — интересуется Синявская, — какие у вас отношения с Муслимом?
Вроде как она не в курсе. Я отвечаю:
— Нет никаких отношений, мы разошлись.
— Как?!
— А вот так! Самые лучшие его годы отданы мне, — и тут я процитировала Зощенко, — но «задние тоже хочут». Пускай задние его и получат!
Не учла, что Тамара с администратором сидела на заднем сиденье и что она может принять мои слова прямиком на свой счет. Ну не читала Синявская Зощенко! Только переступила порог квартиры, зазвонил телефон. Сняла трубку и услышала раздраженный голос Муслима:
— Как ты могла оскорбить Тамару? Почему села на переднее сиденье?!
— Куда хотела, туда и села! А Тамара у тебя что, инвалид?
— Почему ты сказала, что все лучшие годы достались тебе?
— Потому что это мое глубокое убеждение. Если тебе не нравятся мои слова, можешь пришить мне хвост! Какой хочешь, даже лисий, очень красиво будет! — и бросила трубку.
Клянусь Богом, под «задними» я не имела в виду Синявскую! И в мыслях не было адресовать те слова ей. Но из-за этого случая мы на какое-то время перестали общаться. Уверена, Магомаеву безумно не хватало меня как друга. Никому во всем мире, включая Тамару, он не мог рассказать то, что говорил мне. Я была его жилеткой, готовой выслушивать жалобы на здоровье, на то, как тошно на душе... Тогда умерла жена дяди Муслима, они с Синявской очень поддерживали его и окончательно сблизились. Художник Таир Салахов забрал их паспорта, отнес в ЗАГС и вернул со штампами о заключении брака. Мне было обидно, ведь с Таиром нас связывала близкая дружба, теплые отношения. Свадьбу отгуляли позже в ресторане «Баку». Узнала об этом от «добрых» людей, Муслим все скрывал.
Он был для меня всем: любовником, супругом, ребенком, мэтром... Его женитьба меня не подкосила, а только озлобила. Мы вынуждены были общаться по рабочим вопросам, я от него не скрывалась. Муслим жаловался, что весь его менеджмент не справляется с работой, которую делала для него одна я.
Он очень изменился. Помню, Чермен Касаев пригласил его на день рождения. Муслим сказал: «Не могу прийти, болен, но даже если бы был здоров, все равно не пошел бы, потому что приглашен в этот день к Ростроповичам». Чермен чуть не плакал, рассказывая об этом. Такого Магомаева я не знала. Тамара сделала все, чтобы оторвать его от друзей юности, которые были связаны со мной. Как женщина я ее понимаю, но не оправдываю. Муслим замкнулся в тесном семейном мирке, не уверена, что это делало его счастливым.
Магомаев женился на Тамаре в 1974 году, мой сын Даниил родился в 1978-м... Я и не надеялась, что забеременею. После неудачного аборта это было проблематично. Кстати, Муслим потом изменил свое отношение к детям. Случился еще один момент, когда я думала, что беременна. Он был на седьмом небе от счастья! Но, к сожалению, не получилось. Помню, как плакала, а он меня утешал, шутил: «Не переживай, мы будем стараться, нас же не обременяет эта работа!»
Даня появился на свет, когда мы уже давно не жили вместе. Я никому не говорила, что беременна, кто отец ребенка. Сразу решила, что ребенок будет только моим, и не навязывала его Муслиму. Он вообще ничего не знал. Мне сшили широкое платье, и я из него не вылезала. На шестом месяце беременности случайно пересеклась с Магомаевым. Он оглядел меня, сказал: «Что-то ты сильно поправилась». Я молчала как партизан.
С беременностью было связано много смешных историй. Когда была уже на сносях, мы с подружкой пошли на премьеру в Дом кино, потом поднялись в ресторан, где к нам подсел мой ухажер, грузинский художник Георгий Алекси-Месхишвили, работавший с Робертом Стуруа. Он давно подбивал ко мне клинья, но я никогда на его предложения провести вечер вместе не откликалась.
— Девчонки, поедем догуливать!
— Поедем! — радостно соглашаюсь я.
Он счастлив, оплачивает стол. Когда мы встали, Георгий, увидев мой огромный живот, так и сел!
— А я-то, дурак, думаю: что ты сегодня такая сговорчивая?
Но оказался джентльменом, посадил нас в машину, довез до дома, пожелал мне удачных родов. Муслим был на гастролях, когда за обедом ему сказали, что у Милы родился сын. Друзья передали: у него выпала из рук вилка! Но он даже не поднял головы, постарался сделать вид, что его это не касается. Я пыталась забыть Магомаева, вышла замуж за врача. Тот уехал в командировку, а мне позвонил Муслим:
— Слышал, ты замужем, а я вот развожусь. Хотел к тебе зайти...
— Давай, муж в отъезде.
Помню, он держал Даню на руках, а малыш взял его ладошками за щеки и вдруг отчетливо произнес: «Па-па!» Муслим занервничал, но я его успокоила: «Не волнуйся, пожалуйста, ребенок только мой».
Мужу, когда он позвонил, велела не возвращаться. Он все понял, сказал только: «Если ты не удалишь из сердца эту раковую опухоль, погибнешь». Я понимала, что все так и есть. Решила бежать куда подальше, подала документы на выезд из страны. Муслим об этом узнал и предложил:
— Хочу усыновить Даню.
— Можешь это сделать только при одном условии — ты разводишься и женишься на мне.
— Но я не могу так сразу...
— Значит, просто не хочешь, чтобы я эмигрировала.
Последние недели перед нашим отъездом он такое вытворял! Угрожал:
— Сейчас позвоню Гейдару Алиевичу, и тебя остановят на границе!
— Если хоть немного нас любишь, отпусти!
И он отпустил, мы уехали. Была уверена, что на этом все закончится! Снова выйду замуж, у Дани появится прекрасный отец. У меня случались увлечения, в монастырь я не уходила, но все мои поклонники чувствовали: что-то между нами не то. Теперь знаю что. Между нами была влюбленность, но не любовь. Она случилась со мной один раз и на всю жизнь.
Поселились с сыном в Нью-Йорке, я устроилась на радио «Свобода», работала достаточно успешно, подружилась с Сергеем Довлатовым, Иосифом Бродским, Петром Вайлем, Борисом Сичкиным. Довлатов описал мою историю в повести «Иностранка». Правда, вывел возлюбленного героини Бронислава Разудалова средней руки певцом. По поводу «средней руки» я не согласна, Магомаев был суперзвездой. Из-за этой повести переругался весь Квинс, многие узнали себя в героях. Я позвонила Сергею, тот сказал:
— Наверное, тоже хочешь меня обругать?
— Нет, хочу поинтересоваться: сколько мне причитается за использование моей истории?
— Вот это слова единственного нормального человека!
— Шучу, подари мне книжку с автографом, и если по ней поставят фильм, не забудь выплатить мой гонорар.
Связь с родиной не прервалась, сначала меня разыскал Иосиф Кобзон, приехавший в Америку на гастроли. А позже проявился и Муслим, позвонил среди ночи: «Я здесь, хочу тебя видеть». И все обиды забылись, снова побежала к нему. Я продолжала его любить, у меня вся квартира была уставлена фотографиями Магомаева.
Дане было восемь, когда он пошел на прогулку с Муслимом и вернулся заплаканным. Спрашивает меня:
— Мама, а почему моя фамилия не Магомаев и отчество — не Муслимович?
Я вопросительно посмотрела на Муслима: зачем? А он стоял счастливый и улыбался. Сыну ответила:
— Отчеств в Америке не существует, а фамилию ты носишь замечательную, дедушкину. Он достойный человек, известный композитор.
До сих пор не понимаю, зачем Муслим сказал Дане, что он его отец.
Мы общались, когда Муслим с Тамарой наезжали в Нью-Йорк. В компаниях он представлял меня так:
— Моя вторая жена.
Синявская говорила:
— Я — третья.
А я смеялась:
— Бог любит троицу!
Магомаев пригласил меня на свое пятидесятилетие, летела в Москву как на крыльях. Праздновали в концертном зале «Россия», на другой день состоялся банкет, на котором Муслим собрал за одним столом всех своих родных и близких. Мы с папой тоже были приглашены.
Муслим часто бывал в Америке, когда работал над книгой о Марио Ланца. Я ему, как всегда, помогала, возила, куда надо было, устраивала встречи с нужными людьми. Правда, благодарности в выходных данных так и не дождалась. Но не обиделась, это не страшно!
Через какое-то время дала интервью. Тут же позвонил Муслим:
— Зачем ты рассказала про Даню? Теперь здесь все знают, что я его отец!
— А ты как хотел? Чтобы он называл тебя папой только в Америке? Ты сам ему в этом признался, мог бы оставаться просто другом семьи.
Магомаев дал ответное интервью, где все опровергал, даже по имени меня не называл, говорил: эта женщина сошла с ума. Время прошло, и теперь я думаю, что он сделал это под давлением. Наверное, семья испугалась, что мой сын когда-нибудь начнет претендовать на наследство. Я убрала в ящик все фотографии Муслима и засунула его в дальний угол кладовки. Сын спрашивал, что произошло. Объяснила максимально деликатно, боясь ранить. Больше мы эту тему не поднимали. Муслим продолжал мне звонить, я не хотела с ним разговаривать, бросала трубку. И тут вдруг раздается звонок с Первого канала:
— Мы снимаем фильм про Магомаева, называется «Страсти по королю», не могли бы вы дать нам ваши совместные фотографии?
— Нет-нет-нет! Я от Магомаева уже за все получила. Не понимаю, как вы решились на такое, — он вас разорвет!
— Не разорвет, меня попросил с вами связаться сам Муслим Магометович. Он сказал, что у вас был долгий творческий контакт...
— То, что вы называете контактом, на самом деле много лет было невероятно сильной любовью. Ну что ж, присылайте официальное письмо.
И я дала наши фотографии. Едва фильм вышел, мне позвонила подруга: «Он о тебе там так плохо отозвался!» Разыскала картину в Интернете. Когда Муслим отвечал на вопрос обо мне, начал примерно так: «Милочка, девочка моя...» Потом осекся, но не отрицал, что мы прожили вместе десять лет. Правда, утверждал, что я очень сильно обидела Тамару. Чем я ее обидела?! Понятия не имею! Прямо хоть звони ей и спрашивай! Может, опять «задних» вспомнил?
В 2006 году увидела телеинтервью Магомаева и поразилась, как скверно он выглядит. Тут же позвонила Алле, жене Рождественского: «Ему плохо, надо что-то делать!» Она обратилась к Лене Рошалю, тот сказал: «Магомаев очень больной человек, но не хочет лечиться». Муслиму требовалась операция, шунтирование, но он на это не соглашался, два раза уходил практически с операционного стола. Он панически боялся врачей. Помню, у Муслима разболелся зуб, да так, что щеку раздуло.
— Пойдем к врачу.
— Не надо, само пройдет.
Я соврала:
— Мне тоже надо к стоматологу, — и все же затащила его в кабинет за компанию.
Так вот, зуб Муслиму доктор выдрал за пять минут, а со мной возился часа полтора. Я бы легла вместе с ним на тот операционный стол, и он сделал бы у меня операцию как миленький! И жил бы! Разве шестьдесят шесть лет возраст, чтобы умирать?!
В одной передаче, посвященной Магомаеву, его друг олигарх Арас Агаларов рассказывал, что оплатил бы любых врачей, чтобы помочь Муслиму. Но тот отвечал: «Ты понимаешь, я прожил такую красивую жизнь, что она не может быть долгой. Я тебя очень прошу: не мучай меня, не продлевай мое биологическое существование, оно мне не нужно». Ему стало неинтересно жить. Слышала от общих знакомых, что Магомаев почти не концертирует, редко поет на корпоративах, закрылся в своей студии с компьютерами. Но что это за жизнь для артиста такого масштаба?! Допустим, он не хотел выходить на сцену, петь. Но в жюри музыкальных конкурсов мог посидеть? Говорят, его звали, но он отказывался...
В одну из встреч спросила:
— Что ты сидишь дома? Почему перестал концертировать? — Муслим обреченно махнул рукой. Я пошутила: — Эх, ребята, возьмите меня в свою компанию. Нам надо жить втроем. Вы оба будете у меня загружены работой по самую макушку!
Он заулыбался:
— А кто с кем жить будет?
— Это уже второстепенный вопрос, сам разберешься, — отвечала я.
Общие знакомые говорили, что Магомаев стал сильно выпивать. Все мы когда-то пили и гуляли, но утром просыпались и шли на работу. А тут уж Муслим стал отрываться от мира на несколько дней. Но нет, я бы не хотела подробно обсуждать его жизнь после меня, он бы снова обиделся. Рядом с талантливым человеком должна быть женщина, которая отойдет на второй план и посвятит свою жизнь ему. Не все на такое способны, и нельзя их за это осуждать. Я получала удовольствие от того, что жила Муслимом. Но если бы у меня была дочка, сегодня объяснила бы ей, что следовать моему примеру не надо: люби себя, дорогая.
О том, что Муслим умер, мне сообщил знакомый, позвонил в четыре утра:
— Ты можешь успеть на похороны.
— Не поеду. Там будет его вдова. Это большое горе — зачем устраивать на похоронах цирк? Слетаю позже, схожу на могилу.
И предположить не могла, что эта потеря будет для меня такой тяжелой. Когда Муслим говорил, что долго не протянет, отмахивалась: да ладно! Надеялась, что мы еще встретимся, разберемся, выясним, кто кого обидел. Будем дружить, ведь сейчас делить нам нечего. Не успели...
Я не впала в тяжелую депрессию только потому, что у меня сын. Было для кого жить. А вырос Даня невероятным красавцем и умницей, жаль, что по-русски понимает с трудом. После десятого класса (в Америке дети учатся двенадцать лет) у него обнаружился талант антрепренера, он стал сотрудничать с несколькими клубами, работал арт-директором. Я очень испугалась: не секрет — в клубах торгуют наркотиками. Перевела Даню в военную школу, безумно дорогую. Бесплатно там могли учиться дети, которые профессионально играли в футбол или на музыкальном инструменте в оркестре, но к Дане это не относилось. Так что пахала на трех работах, чтобы школу оплачивать. В итоге сын окончил ее с серебряной медалью, а потом поступил в престижную бизнес-школу. Получив диплом, снова занялся антрепренерством, возил на гастроли в Россию Стиви Уандера, Глорию Гейнор, Рики Мартина. Частные джеты, яхты, поездки в Монте-Карло... Я говорила: «Даня, забудь про артистов, научись зарабатывать большие деньги и покупай билеты на их концерты, но не делай это профессией». В итоге сын меня послушался, сегодня у нас с ним небольшая компания по недвижимости, которая благодаря Даниным стараниям расширяется с каждым годом.
Даня женился на однокашнице Таре, у них роман с шестого класса. Пару раз расходились, на третий решили пожениться. У Тары свой бизнес — два бутика эксклюзивной детской одежды в Нью-Йорке, в престижных районах Челси и Трайбека. Она наполовину француженка, и у нее удивительно хороший вкус. Среди ее клиентов Джей-Зи, Бейонсе, Итан Хоук и многие другие знаменитости.
Внуки учатся в простой, непривилегированной школе. Десятилетний Кай сочиняет сценарии, что-то снимает на камеру. Увлечен этим безумно! А младшей Саше исполнилось шесть лет. Обожает ювелирные украшения. Такая вот растет маленькая женщина.
Знакомые зовут моего сына «солнышком». Он обращается ко всем с улыбкой, с добром. Когда сталкивается с предательством или несправедливостью, искренне не понимает, почему люди это делают. Так и живем. И не хотим меняться.
Подпишись на наш канал в Telegram