Я говорила маме: «Неужели ему плевать?» Как можно было отказаться не только от моей любви, но и от дружбы?! Связь разорвана полностью, мосты сожжены...
Я не знала, как дальше жить. Самый близкий и любимый человек отказался от меня в одночасье! Была настолько убита этим известием, что думала: теперь все отвернутся, я останусь совершенно одна. На моем дне рождения в январе прошлого года было двести человек, и тогда мама заметила: «Столько людей рядом с тобой в радости, интересно, сколько бы их осталось, случись беда». В этом году пришли поздравить всего двадцать человек — вот и ответ. Многие из тех, что отвалились, повели себя некрасиво — буквально ножи в спину метали. Я перестала удивляться: переживала уже нечто подобное и в школе, и на проекте «Дом 2», и в профессиональной деятельности. Но когда дело касается личного — больнее всего.
Любовь я всегда ставила на первое место, поэтому развод воспринимала как самое страшное, что может случиться с женщиной. Когда мне было двадцать пять лет, неожиданно разошлись родители, и в один день лопнул как мыльный пузырь уютный мир моего детства, ведь я была уверена, что они счастливы вместе. Тем более что у обоих родители никогда не разводились, мои бабушки были рядом со своими мужьями до их последнего вздоха, прожив вместе по пятьдесят пять лет.
Меня часто сравнивали с бабушкой Аллой по маминой линии: она очень открытый, искренний человек, продолжала верить людям, сколько бы ее ни обманывали. И в этой наивности я точно пошла в нее. А целеустремленность у меня от мамы — Ирины Александровны. Она мечтала стать врачом и после школы поехала из Клайпеды в Ленинград поступать в Первый мед, говорила: «Если не поступлю — это будет конец жизни». На втором курсе к ней сватался сын дипломата одной африканской страны, свободно владеющий пятью языками и прекрасно танцующий в любых стилях. Мама была покорена его образованностью, но не смогла ослушаться отца, который был категорически против брака с иностранцем, так как отъезд дочери за границу приравнивал к измене родине и грозился от нее отречься. Как потом оказалось, мама могла бы жить в Париже, где у молодого человека были бизнес и дом.
Папа, Игорь Дмитриевич, был принят бабушкой и дедушкой благосклонно: высокий, умный, веселый, красивый, да еще играл на гитаре и пел. Ну какая теща устоит?! Родители мои познакомились в стройотряде в Коми, где мама была врачом у студентов авиационного института. Она всегда имела активную жизненную позицию и свято верила в идеалы того времени. Уже в восемнадцать лет ее, работавшую на сорока двух ткацких станках (прямо как Любовь Орлова в фильме «Светлый путь», эта звезда — мамин ориентир), коммунисты фабрики «Возрождение» приняли в свои ряды. В институте мама была комсомольским секретарем на курсе и главным организатором вечеринок в студенческом общежитии. Лидером становилась везде, в том числе и в нашей семье, последнее слово всегда было за ней.
Я появилась на свет в съемной коммунальной квартире в Кронштадте, родители называли меня Бриллиантиком — так я им была дорога. А моя сестра Аня родилась уже в двухкомнатной квартире в Питере, которую папа к тому времени купил. Жили мы скромно. Мама работала с утра до вечера, папа учился в аспирантуре, и мы росли в яслях и детсадах. Потом папа занялся бизнесом, но все равно богачами не стали: у родителей были другие приоритеты. Вечно с сестрой донашивали вещи за детьми их друзей, а все деньги мама тратила на путешествия и наше образование. У меня не было красивого пенала или рюкзачка, зато в пять лет я уже побывала у Эйфелевой башни и в римском Колизее. Честно скажу: в этом возрасте трудно было оценить, как это здорово — поездки выматывали.
После рождения сестры с меня уже был спрос как со старшей. Мама считала, что чем раньше пойду учиться, тем лучше, поэтому отдала меня в пять лет в лучшую на тот момент платную питерскую школу. Чтобы туда поступить, я с трех лет занималась английским, потом к нему добавился немецкий. Одноклассники были старше меня на два года — физически трудно было за ними угнаться. Мама по вечерам стояла над душой, пока не сделаю все уроки. До сих пор помню, как рыдала над тетрадкой, не в силах разобраться, как правильно пишется одно слово, а она требовала: «Оля, давай, что тут непонятного?!» Тогда столько приходилось писать, что у меня на пальце появился бугорок — «трудовая мозоль». Потом мама признала: «Я сократила тебе детство».
Родители были круглыми отличниками, окончили институты с красными дипломами, приходилось соответствовать. И какой же был позор, когда в девятом классе меня пытались выгнать из школы! Ребенком я впервые столкнулась с неконтролируемой ненавистью к себе, причем взрослого и властного человека — директрисы. Открытого конфликта у нас никогда не было, замечала только ее косые взгляды в коридорах. А все потому, что с детства пыталась выделиться, не быть как все. Я всегда высказывала свое мнение на уроках, и однажды меня выгнали с истории за то, что подвергла сомнению нападение на Русь татаро-монголов. Видела накануне интересную передачу, но учительница строго придерживалась того, что написано в учебнике.
И еще я очень ярко одевалась. Пять дней в неделю мы должны были носить пиджак и брюки, а по субботам объявляли «день без формы» и все учителя замирали в ожидании: «В чем придет Оля?» Я надевала пушистые тапочки-зайчики, гелем ставила волосы как на обруче у статуи Свободы и блестками-звездочками оклеивала брови. В двенадцать лет на День святого Валентина пристрочила на брюки в районе ягодиц по красному сердечку! Мама хорошо шила, и я научилась пользоваться ее швейной машинкой — так себя выражала. Может, если бы не те детские эксперименты, мои дизайнерские способности не вылились бы в линию одежды от Ольги Бузовой.
Но директриса не видела здесь творческих задатков — в девятом классе маму вызвали в школу и сообщили, что ее дочь не переводят в десятый. Объективных причин для этого не имелось: у меня была всего одна тройка, училась я хорошо, с ребятами дружила, ходила в походы, с классной руководительницей ладила. Но директор выставила кучу требований в надежде, что мы сдадимся: например настаивала на справке о подтверждении моего психического здоровья!
После такого я сама не хотела оставаться, рыдала и умоляла перевести в другую школу. Но мама была непреклонна: «Если ты сейчас уйдешь — проиграешь, будешь всю жизнь бежать от тех, кто гонит. Это лучшее учебное заведение в городе, мы девять лет оплачивали твое обучение, и аттестат ты получишь здесь!» Пришлось переступить через свою обиду и остаться. Хотя ко мне уже было предвзятое отношение: теперь чтобы получить пятерку, приходилось реально вкалывать. И я доказала, что лучшая, окончив школу с серебряной медалью!
С большинством учителей сохранились хорошие отношения, но когда через три года после окончания я, уже будучи участницей проекта «Дом 2», приехала в школу с камерами, директриса запретила съемку. Только Галина Николаевна, моя учительница английского языка, вышла на улицу и рассказала обо мне.
То, что директору казалось позором для школы, декан лучшего вуза в городе — СПбГУ — посчитал гордостью для института: он дал обо мне интервью и пошел навстречу, когда я совмещала учебу с телепроектом. В универе никого не смущало, как я выражаю свою индивидуальность: на первое занятие появилась в аудитории в джинсах клеш с такой низкой посадкой, что виднелись трусики (тогда это было модно), с оголенным пупком, в ярко-рыжей короткой куртке, а венчала образ огромная ковбойская шляпа! Мои подруги до сих пор вспоминают об этом со смехом.
Кстати, денег на одежду мне никто не давал. Если мама посылала в магазин, всегда требовала сдачу строго по чеку, а вот по папиному поручению я радостно бежала за покупками, потому что он сдачу не спрашивал. Подростком я мечтала о бордовых вельветовых джинсах, которые стоили сто долларов. Мама сказала: «Хочешь джинсы — иди работай». И в пятнадцать лет я устроилась вожатой в пионерлагерь, убиралась у мамы в больнице, подметала листья на улице. На первом курсе подружки-модели сказали, что у меня фактурная внешность. Хотя красавицей себя не считала, поверила им и прошла кастинг. Заработков от показов хватало и на красивые вещи, и на подарки родителям. Очень любила духи — в Питере был бутик, где их продавали на розлив. Поняла, что я очень даже ничего, когда за мной стали наперебой ухаживать мальчики: устраивали драки в школе из-за того, с кем я буду гулять.
Мама же контролировала каждый мой шаг. Никогда в жизни я не ночевала у подружки. «Ты принцесса, а принцессы ночуют дома», — говорила мама. И вот в шестнадцать лет случился подростковый бунт: впервые влюбилась и вырвалась из-под родительского крыла! Артема встретила в метро на эскалаторе, он стоял на ступеньку выше. Просто встретились глазами — и все, молния! Начались свидания, и очень скоро мы поняли, что жить друг без друга не можем. Я знала, что мама к нему не отпустит. До сих пор стыдно перед родителями, что просто сбежала из дома, ничего им не сказав, не оставив даже записки.
Действовала по велению сердца, которому было невдомек, в каких условиях я окажусь! Не представляла, что буду жить в коммуналке с нищим мальчиком, который старше меня на три года, но нигде не работает и не учится. Те несколько месяцев мы существовали на мою стипендию. Но у меня было ощущение, что готова умереть от голода ради этого человека.
Я общалась только с сестрой: она тайно подкармливала нас домашними пельменями и котлетами. Тогда мы с Аней по-настоящему сблизились. До этого всякое бывало: в детстве, в мои тринадцать и ее одиннадцать, почти ежедневно происходили битвы. Если Анечка надевала мою кофточку, я пыталась ее сорвать, а она в ответ кричала и щипала меня. «Я тебя ненавижу!» — доносилось из нашей комнаты. Мама взывала: «Что вы делаете, вы же одной крови?!»
Иногда казалось, что сестренку больше любили и хвалили, а с меня был только спрос. И сейчас еще иногда поучаю ее как старшая, хотя восхищаюсь тем, какой она выросла красивой и самостоятельной. А тогда могла довериться только ей: гордость не позволяла признаться маме, что моя жизнь с возлюбленным далеко не так прекрасна. Напротив, когда мы через полгода встретились и я увидела ее грустное заплаканное лицо, изо всех сил старалась показать, что у нас все хорошо: смеялась, врала, что он меня обеспечивает и мы постоянно путешествуем. А у самой под ложечкой ныло от голода...
Наша любовь вообще оказалась больной и безумной. Артем считал меня своей собственностью, говорил: «Даже если уйдешь, больше никому не достанешься — ты только моя!» Когда сказала ему, что устала от конфликта с родителями, голодной жизни и его ревности, Артем запер меня в квартире. Тогда я позвонила папе (с мамой разговаривать боялась), он приехал и взломал дверь. Той же ночью сожгли его машину...
Артем еще какое-то время меня преследовал. Приехал к дому, встал под нашими окнами и орал на весь квартал: «Оля, я тебя люблю! Выходи!» Готова была вырваться и побежать к нему, но сестра силой удержала меня. На следующий день мама купила билет в Литву, и я отправилась к бабушке — так она меня спрятала от нашей безумной любви. Тяжело было просить прощения у родителей, но я переступила через свою гордость — и они простили.
Когда уже была на проекте и мы гастролировали с концертами, однажды увидела Артема перед сценой ДК на Нарвской. Он смотрел, как я пою, но подойти после концерта не решился. Больше мы не виделись.
В восемнадцать лет на меня свалилась слава, которая казалась незаслуженной. Когда на улицах стали подходить люди, просить автограф или фото на память, думала: постойте, я же еще ничего не сделала, просто оказалась в нужное время в нужном месте, засветилась перед камерами!
О кастинге «Дома 2» мы услышали по ТНТ, и записала меня на него Аня. Она знала, что я мечтала стать актрисой.Мама сама приобщила нас к театру, доставая билеты на разные спектакли, но когда услышала, что собираюсь поступать в театральный, отговорила. Мол, что это за профессия?! Послушалась ее — поступила на геофак СПбГУ. Однако когда узнала, что прошла кастинг на проект, уже сама принимала решение поехать в Москву. Не подозревала, что могу стать ведущей, но возможность появиться на экране приближала к мечте об актерской профессии.
Тогда у нас с мамой впервые состоялся серьезный разговор о том, что я сама в ответе за себя. И она это поняла, настояла только на том, что надо окончить университет. Я была в диком нервном напряжении из-за того, что вся моя жизнь находится под прицелом видеокамер, что нужно выстраивать отношения с другими участниками проекта, а мама все давила: «Ты не сдашь экзамен, учись!» Три года моталась между Питером и Москвой еженедельно и получила-таки свой красный диплом! Сейчас понимаю, что это было действительно важно, тогда же воспринимала мамины назидания в штыки.
Когда стала встречаться на проекте с Романом Третьяковым, мама не одобрила и его. Но я опять шла за своими чувствами. Именно этим и зацепила продюсеров на кастинге: «Вы не сможете меня просчитать, потому что я всегда слушаю только свое сердце». Сначала выносить на суд публики все самое личное было непросто, а потом привыкла к камерам, перестала их замечать...
На первом голосовании семь из восьми парней выступили за то, чтобы я осталась на проекте. А вот девушки невзлюбили сразу — все время пытались выжить. Спасали зрители, отправляя СМС в поддержку. Однажды проснулась на лобном месте: ради шутки меня туда перенесли из кровати. Могли столкнуть в бассейн... Как-то в слезах побежала к воротам, чтобы покинуть проект. Тогда Ксения Собчак поговорила со мной: «Оль, ты личность, и тебя всегда будут гнобить. Учись сдерживать эмоции, шутить над собой и выходить победительницей из всех ситуаций».
Спустя четыре года решила покинуть проект: начались отношения за периметром, и я выбрала любовь. Заранее предупредила об этом продюсеров. Но накануне моего ухода они сообщили: «Оля, с двадцать пятого декабря ты перестаешь быть участницей, а двадцать шестого становишься ведущей проекта». Была так ошарашена, что даже не сразу согласилась.
Но мою реакцию нельзя даже сравнить с тем, какую зависть увидела на лицах бывших соседей по «Дому». А ведь только что некоторые плакали и желали удачи на прощальной вечеринке. И вдруг Ксюша Собчак объявляет, что теперь я буду ведущей! Пришлось завоевывать авторитет у ребят. А мне устраивали бойкоты, не общались, не слушали, огрызались. Рыдала по ночам, но перед участниками не показывала своих переживаний. Невольно вспоминалась моя школьная история — снова и снова приходилось доказывать, чего я стою. Да, «Дом 2» стал для меня настоящей школой жизни.
Понимала, что популярность проходит: пока ты перед камерой, о тебе помнят, а закончится проект — и люди найдут себе новых кумиров. И всегда считала, что славу мне дали авансом — проект был лишь удачным трамплином, возможностью реализовать себя. Поэтому с таким энтузиазмом хваталась за все новое. Хотелось попробовать себя и ведущей, и актрисой, и дизайнером одежды, и диджеем, и певицей... Кто сказал, что можно быть профессионалом в чем-то одном?
И главное, что судьба все-таки привела меня на театральную сцену! Однажды позвонил Виталий Гогунский: «Выручай, Маша Кожевникова застряла в Испании, а у нас все билеты на спектакль «Шикарная свадьба» проданы!» Меня пригласили якобы на репетицию, а когда приехала в театр, оказалось, что спектакль будет через два часа! Климушкин, Гогунский и Гайдулян умоляли заменить Машу. Их не волновало, что я не знаю роли и вообще никогда не играла на сцене. Хотелось убежать, но что-то внутри подсказывало: не упусти свой шанс!
Мы успели отрепетировать мои реплики всего два раза. А дальше началась импровизация: актеры выталкивали меня на сцену, подсказывали слова и так же ненавязчиво уводили за кулисы. Но зрители остались довольны! Сейчас уже могу сравнить, насколько отчаянным был мой поступок: на репетиции пьесы «Черный бриллиант», в которой я сыграла в прошлом году с Дмитрием Исаевым и Игорем Лифановым, ушло полгода. С тех пор появились эпизодические роли в сериале «Универ», фильмах «Бармен» и «Держи удар, детка!». А потом удостоилась и большой роли — Ольги Бузовой в ситкоме «Бедные люди»! Это камео, однако сыграла я не совсем себя, а некий собирательный образ гламурной блондинки, для которой главный герой должен написать биографическую книгу. Вспомнила тогда совет Ксюши Собчак, что надо уметь смеяться над собой!
На «Танцах со звездами» опять столкнулась с интригами... Незадолго до финала нашу пару с Андреем Карповым исключили из проекта, потому что, по мнению жюри, мы не справились. Я отнеслась к этому спокойно, поблагодарила экспертов и партнера. Затем другая участница, Кристина Асмус, сообщила, что вынуждена покинуть проект ради нового спектакля. И поскольку в танцевальных рядах освобождалось место, а шоу должно продолжаться, нас решили оставить. Но мое самолюбие уже было уязвлено — то гонят, то обратно зовут... Решила, что должна сохранить лицо. И Андрей поддержал: мол, молодец, не ожидал, что ты из принципа способна отказаться от эфиров на центральном канале. В общем, рассталась со всеми корректно, без скандала, а потом на телевидении вышел сюжет, где Бузову выставили самой безответственной участницей: якобы пропускала репетиции и мой партнер меня вечно ждал!
Максим Галкин* обратился в прямом эфире: «Ольга, вы все еще участница проекта по решению жюри. У вас есть примерно полтора часа, чтобы поменять решение и все-таки приехать. Ваш партнер Андрей сшил костюмы и уже готов к номеру». Заранее о такой подставе, конечно, никто не предупредил. И Андрей, который до этого во всем поддерживал, торжественно выступил один, «спасая» проект! Я увидела передачу в записи и рыдала от того, как меня позорят на всю страну. И опять вспоминала маму, которая говорила: «Тебя гонят, а ты иди с гордо поднятой головой!» Особенно когда знаешь, что ни в чем не виновата.
В такие моменты всегда поддерживали близкие — мама, сестра... А на папу какое-то время держала обиду. Мои родители развелись незадолго до того, как я встретила своего будущего мужа. Папа ушел от мамы, и за нее было очень больно: искренне не понимала, что нужно мужчине, если у него такая потрясающая женщина, которая прекрасно выглядит, работает, не пилит, отпускает с друзьями в баню...
И мама, и папа говорили со мной по отдельности — я согласилась с тем, что людям лучше не мучить друг друга, если их пути разошлись. Они сделали это цивилизованно, сумев сохранить хорошие отношения. Только папа счастлив в новой семье, а мама до сих пор не встретила своего мужчину... Не покидает мысль, что жизнь несправедлива, ведь я идеалистка. Сейчас понимаю, что, наверное, и наши отношения с Димой были совершенными только в моей голове — такими хотела их видеть, сама придумала эту сказку. А что думал на этот счет второй человек — пока остается для меня загадкой.
В самом начале отношений с будущим супругом меня предупреждали и мама, и подруги: «Подумай, Оля, он же не просто так первый раз развелся, ушел от ребенка. Если мужчина так поступает с одной женщиной, может повторить это и со следующей». Я Диму из семьи не уводила, но сейчас как никто понимаю, каково было его жене. Мы же всегда надеемся, что наша любовь — самая настоящая и сможет все преодолеть. Как обычно, слушала только свое сердце...
Когда Дима сделал предложение, разговоры утихли, все восприняли это как подтверждение того, что человек хочет прожить со мной жизнь. Может, в наше время это звучит наивно, но не понимаю: зачем тогда вообще жениться, если не готов держать слово, данное перед алтарем?
Сейчас бывший муж уже сам донес до сведения прессы, что поставил мне перед свадьбой условие: я должна подписать брачный контракт, по которому в случае развода не претендую на его имущество и доходы. Пошла на это, потому что собиралась быть рядом с ним до конца своих дней, не задумалась даже, с чего вдруг он решил себя обезопасить? Наверное, нельзя было так делать. Какие могут быть условия, если есть любовь? Этот контракт стал унижением, на которое я просто закрыла глаза, потому что слепо любила.
Казалось, что мы с Димой прошли через все трудности, которые выпадают молодой паре: притирку характеров, громкие ссоры, когда я собирала чемоданы и убегала из дома. Но потом научилась просить прощения даже когда не виновата — просто ради мира в доме! Мы выяснили, что с детства наблюдали разные модели семьи: у меня всем заправляла мама, а у мужа главным был отец. И поняли, что должны строить свои отношения независимо от того, как все сложилось у наших родителей.
Я не обделяла мужа вниманием и любовью: говорила о ней в своих письмах, кричала на каждом углу... Может, и правы те, кто считает, что счастье любит тишину, но Дима никогда не ставил это в упрек. Были у нас и трудности. Мы вместе переживали смерть Диминого папы. Потом четыре операции Димы после травм, полученных на футбольном поле. И он поддерживал меня, когда были проблемы на проекте. Думала, мы команда, которая преодолеет любые беды.
Мой бывший муж раздавал комментарии в прессе, что якобы одной из причин нашего расставания является моя увлеченность карьерой и нежелание рожать. А у меня были большие планы на будущее: дом, дети, еще одна собака. Могу сказать, что уже давно была готова родить, хотела от него ребенка и мы его планировали. Даже за день до нашего расставания. Поэтому мой мир рухнул в одночасье!
Это произошло очень резко — в ту октябрьскую ночь я была поставлена перед фактом, что нашей семьи больше нет. При этом мне толком ничего не объяснили, не дали прийти в себя. И сразу потребовали выехать из квартиры. Ничего не понимала: неужели после шести лет совместной жизни я не заслужила, чтобы со мной нормально поговорили?
Я себе самый жесткий критик. И до сих пор задаюсь вопросами: «Что во мне не так? За что? У меня ноги короче или голос не такой приятный?» Мы ведь договаривались с мужем в самом начале: если с чьей-то стороны любовь пройдет, он честно скажет об этом. По-человечески. Оказалось, ни клятвы, ни штамп в паспорте на деле ничего не значат. Произошла глобальная переоценка ценностей — выяснилось, что правила, которым я следовала, можно скомкать и выкинуть в корзину. Видит бог, я сделала все, чтобы сохранить наши отношения с мужем, готова была его простить, закрыть глаза на многое. Но в любви игра в одни ворота невозможна.
Сестра и мама помогали собирать вещи: из нашей квартиры не взяла ничего, кроме чемоданов с одеждой и своих собак. Сначала родные пытались меня веселить, отвлекать, не хотели показывать свои переживания. А когда ушли — спускались по лестнице и плакали. Сестра после этого попала в аварию, потом и подруга после встречи со мной разбила машину: мое горе было словно вирус!
У меня никак не получалось успокоиться, беседы с психологами облегчения не приносили. Не могла говорить — тряслись губы, подбородок... Чтобы прийти в себя, уехала на неделю к подруге в Марбелью, рыдала там дни напролет. А потом посмотрела видео: кто-то заснял меня плачущей на террасе дома и выложил в Интернет. Видимо, люди еще с «Дома 2» привыкли воспринимать события моей жизни как шоу. Им и в голову не приходит, что я могу страдать и умирать от предательства, что в моей душе тоже должно быть место для тайны.
Прошлой осенью меня подстерегали удар за ударом. Моя личная переписка была выложена в Сеть: общение с близкими, с Дмитрием Нагиевым, который поддерживал как друг... Выяснилось, что это было очередное предательство самого близкого человека! Не узнавала мужчину, за которого выходила замуж. Но я не вправе давать оценки — все, что он и его семья сделали по отношению ко мне, останется на их совести.
Не знала, что сердце можно разбить несколько раз. После того как развалилась семья, я месяц не ела, не спала, просто не могла сомкнуть глаз — так колотилось сердце. Стала падать в обмороки. Весь декабрь прошлого года ежедневно лежала под капельницей, чтобы восстановить силы. Когда я умирала, говорила маме: «Неужели ему плевать?» Совершенно непонятно, как можно было отказаться не только от моей любви, но и от дружбы?! Связь разорвана полностью, мосты сожжены...
Помню, я разбирала вещи в съемной квартире и мама сказала с улыбкой: «У тебя начинается новая жизнь». Символично, что официальный развод я получила тридцатого декабря — чтобы все беды прошлого года остались в 2016-м. Как учат французы: «Хочешь изменить судьбу — измени прическу». Я пришла в парикмахерскую и неожиданно для самой себя перекрасилась из блондинки в брюнетку. Если жизнь новая, пусть и образ мой будет новым!
Ради отношений я отказывалась от многих проектов, наверное, если бы этого не делала, добилась бы в тридцать один год гораздо большего. Но, как обычно, выбирала любовь. А теперь буду наверстывать упущенное! Может, всеми этими испытаниями жизнь готовит меня к чему-то?
Летом записала песню «Под звуки поцелуев». Не ожидала, что уже осенью ее слова окажутся пророческими:
Красиво, без обмана
Я буду — я стану
Наивной, но любимой,
Хочу быть самой сильной.
То есть все было хорошо, но я пела о том, что хочу быть сильной.
Сейчас трудно представить, что когда-нибудь снова доверюсь мужчине. Вряд ли смогу быстро оправиться от такого удара. Но если это случится и встречу человека, которого полюблю, хочу, чтобы он меня прятал ото всех. Берег, как редкий цветок. Слишком устала быть на виду — со своей любовью и болью, вывернутыми наизнанку.
Редакция благодарит за помощь в организации съемки Центр дизайна «Театр интерьера».
Подпишись на наш канал в Telegram