Я совсем не игрок в любовных делах, не манипулятор. Например никогда не умела жить в параллельных отношениях. Смешно, но я устроена как приемник: настраиваюсь на кого-то одного и только его слышу. Если объектов два и я между ними, начинается шум и треск — никакой музыки!
— С Сашей Аболицем мы познакомились в 2012 году, и произошло это благодаря собакам. Он возглавлял журнал «Друг». А у меня была голден-ретривер Доня, и однажды на электронную почту пришел вполне логичный запрос: не соглашусь ли я поговорить о своей любимице в интервью? Почему нет? А вскоре, так совпало, у нас появился еще и Ушан. Младший сын Даня давно просил собственного пса. Доне уже исполнилось двенадцать лет, и она не так весело носилась за мячиком, как когда-то, а он хотел компаньона для игр.
В фильме «Король говорит», который мы посмотрели сначала на русском языке, а потом на английском, сын увидел рыженьких корги и попросил такую же собаку. Я начала собирать информацию. И тут на страничке знакомой на «Фейсбуке*» появилась фотография из питомника вельш-корги-кардиганов. Ушан среди своих сестер и братьев сразу бросился в глаза — вся его морда выражала некую тревожную мысль. Мой старший сын Тема называет этот взгляд цинично: «Ой, я забыл выключить утюг!»
Минут пять я смотрела на фотографию и поняла: это наш пес. И сразу позвонила. Получается, в семье стало уже две собаки — отличный повод дать интервью журналу «Друг»! Пришел Саша, мы долго разговаривали, и вдруг он спросил: «Ирина, как вы относитесь к лошадям?» А у меня с ними как раз очень отдельная история!
Классе в пятом-шестом, когда девочки обычно заболевают «конной болезнью», меня накрыло по полной программе. Я писала песни про лошадей.
Мне вчера приснился странный сон:
На траве зеленой белый конь.
Был один он на поляне,
Снежно-белый, неземной.
Был он соткан из тумана
И светился под луной...
Я читала о них все, что попадалось под руку, изрисовывала скакунами все тетради и дневники. Потом протоптала дорожку на Центральный московский ипподром. Моим кумиром была прославленная Елена Петушкова, ее фото, вырезанное с обложки журнала, стояло на полке с любимыми книгами. Я мечтала, что, как она, поступлю в университет, а выездкой буду заниматься параллельно.
На самом деле, думаю, сначала меня не столько манило управление лошадью, сколько элегантность этого спорта в целом — белые бриджи, высокие сапоги, цилиндр и фрак. Кстати, есть теория, что фрак музыканты «подрезали» именно у конников. Так или иначе уже много лет фраки — моя любимая сценическая одежда.
На ипподром мы ездили с подружкой. Это был настоящий ритуал: затемно с утра ехать на Беговую, стоять в очереди в кассу за заветным билетом. Иногда, если повезет, разрешали почистить и собрать лошадь — и тогда твое общение с ней длилось дольше, чем час проката. Я безумно гордилась тем, что уже на втором занятии тренер пересадила меня на сложную лошадь — вредную кобылу с говорящей кличкой Сугубая: я ведь очень старалась держать спину как Петушкова и вообще пыталась выглядеть ужасно опытной. Но опытной из нас двоих, конечно, была Сугубая. Она сразу раскусила «чайника» и тут же притерла мою ногу к бортику — но даже это не умерило моего восторга. И конюшенный запах по сей день вызывает у меня стойкое ощущение счастья, даже трепет.
Рассказала Саше про свой детский опыт и про то, что потом при любой возможности забиралась в седло. В 2011 году мой друг, который живет под Ригой, отмечал свой день рождения и для всех гостей устроил верховую прогулку. Я ехала рысью по широкому, утрамбованному волнами прибалтийскому пляжу, и влажный ветер дул в лицо... Это было так прекрасно, что я вернулась в состоянии невероятной эйфории и с одной-единственной мыслью: если это делает меня такой счастливой, какого черта этим не занимаюсь? И начала потихоньку подыскивать себе клуб.
Вдруг неожиданно Саша предложил: «Приезжайте, когда вам удобно, покататься на мою конюшню». А у меня тогда был очень странный период в жизни. За пару месяцев до этого, летом, мы расстались с моим вторым мужем Леонидом, отцом Дани. Этому предшествовали несколько непростых лет. Мы понимали, что брака, о котором оба мечтали, не получается. Но, к счастью, сохранили уважение и способность открыто говорить друг с другом. Заключили соглашение: будем делать все, что в наших силах, чтобы сын не пострадал и у него была полноценная семья. Мы честно пытались! И очень от этого измучились.
Так сложилось, что пока Данька был маленьким, я проводила на работе очень-очень много времени. У меня за тот период в архиве фотографий с концертов и гастролей чуть ли не больше, чем семейных: я параллельно играла роль Анюты в спектакле «Веселые ребята» с Ириной Апексимовой и Дмитрием Харатьяном и занималась своим сольным проектом. Ездила по всей стране.
Дошло до того, что однажды Данька забаррикадировал нашу входную дверь своими тракторами и мишками, встал перед ней, растопырил руки и сказал: «Ты больше никуда не поедешь!» Для нас с Леней дом стал олицетворением долга и какого-то замкнутого круга, из которого нет выхода. Не раз мы сидели на кухне, разговаривали и признавались друг другу, что чувствуем себя совершенно несчастными. Оба понимали, что нужно что-то решать, но сделать первый шаг ни один из нас не мог.
У каждого за плечами было по разводу и старшие сыновья, которые выросли без отцов. Мысль о том, что то же самое случится с младшим, была для нас обоих нестерпимой. Поэтому мы продолжали выглядеть как обычная нормальная семья, но каждый из нас знал, что на самом деле он одинок. Конечно, всегда хочется совместить совет и любовь в одном флаконе, но если не получается? Значит, остается «совет» — то есть понимание и уважение. А в плане любви мы отпустили друг друга на волю.
И вроде бы открытый брак, и вы такие товарищи по несчастью, и если мужа нет дома вечером, ты, взрослая женщина, примерно понимаешь, где он может быть... Но оказалось, это почти невыносимая история! Я не справлялась — пришлось сесть на антидепрессанты. С одной стороны, они меня спасли. А с другой, это так опасно, когда тебя начинает устраивать абсолютно все в твоей жизни!.. Мой «центр управления полетом» настолько отключился, что я решила завести еще и котенка — зная, что у меня всю жизнь была на кошек аллергия. Теперь это пушистое напоминание о тех событиях так и живет с нами.
Потом я в какой-то момент соскочила с таблеток, и это тоже было тяжело. А вскоре, когда мы с Даней были в Греции, Леня собрал чемоданы и съехал. Сделал этот шаг. И вместо того чтобы разрыдаться, рухнуть на пол без чувств или что там положено в таких случаях, я испытала невероятное облегчение.
В итоге в августе 2012-го мне больше всего хотелось перевести дух, оглядеться и пожить для себя. На самом деле в свободной жизни есть масса плюсов! Я начала работу над альбомом «Куклы», в который, как в корзину, решила сложить все свои самые печальные песни. Думала, соберу все эти страсти-мордасти — и отправлю плыть по реке. Надоело. Мы с моими музыкантами начали репетиции, а потом засели в студии.
И тут мне стали приходить эсэмэски от Саши: «Лошадкам сделали педикюр, они ждут», «Отличная погода для верховой прогулки» и так далее. Каждый раз я отвечала, что работаю в студии и вырваться никак не получится. Продолжалось это довольно долго. Тридцать первого октября мы дописывали последние сессии. Я была совершенно измотана. Потому что как работают нормальные артисты? Есть продюсер, который сидит со звукорежиссером по восемь часов в день на студии, координирует музыкантов и делает готовый мастер-трек. Потом приходит артист, весь красивый, и записывает сверху вокал.
Как поступаю я? Если записываю альбом, это значит — сама арендую студию, выстраиваю график, зову музыкантов, а потом сижу с ними в студии от звонка до звонка... В общем, ко второму ноября, моему дню рождения, я решила сделать себе подарок: поехать на конюшню к Саше и обязательно поскакать там галопом. А то живешь себе, влюбляешься, разводишься, растишь детей и однажды помрешь, так ни разу и не попробовав максимальной лошадиной скорости!
— Вы исполнитель пишущий, признавайтесь, провоцируете драмы, ковыряете душу ножиком?
— Создаю ли я драмы специально, чтобы черпать в них вдохновение? Нет, никогда. Зачем? Жизнь сама мне их подкидывала в изобилии. Я потом много думала об этом и поняла одну простую штуку: каждый из нас словно магнит, который притягивает снаружи то, что у него внутри. Но давайте по порядку.
Росла я в благополучной семье: папа на номенклатурной работе, мама — домохозяйка при любящем обеспеченном муже. Звучит идиллически! Они и были на редкость красивой парой. В силу папиной профессии наш образ жизни был кочевым: мое детство прошло в Багдаде, а школу я оканчивала в Будапеште. Единственным моим постоянным миром стали книги, я очень много читала. Особенно увлекалась поэтами Серебряного века. И годам к четырнадцати решила, что главное дело человека, особенно творческого, — мыслить и страдать. Поэзия Серебряного века насквозь трагедийна.
Позже я поняла, что несмотря на иллюзию бегства в «башню из слоновой кости», в чистое искусство, поэты начала века не могли не ощущать, как лихорадило Россию. Их стихи были пронизаны предчувствием грядущих катастроф, войны и революции, которая в итоге погубила Гумилева и Мандельштама, исковеркала судьбу Ахматовой, сделала беглецом Вертинского...
Когда тебе четырнадцать-пятнадцать, этот надлом очень сильно действует на психику. Панцирь ты еще не отрастил, нервы обнажены... Что я творила в этом возрасте! Мои сыновья по сравнению со мной — оба ангелы! Когда случилась первая любовь и первое расставание, сходила с ума. Сидела свесив ноги на крыше шестнадцатиэтажки и играла на дудочке. Сейчас вспоминаю все это — и мороз по коже.
С одной стороны, я пропитывалась книжными страданиями. А с другой — в идеальной семье моих родителей начался серьезный разлад.
Тут надо сказать, каким человеком была моя мама, это важно и все расставит по местам. Она была очень одаренной. Свободно владела английским, прекрасно танцевала, в юности занималась художественной гимнастикой, играла Шопена на фортепиано... Но главным ее даром была способность любить. Отца она полюбила до безумия — и на всю жизнь. И в двадцать лет выйдя замуж, решила посвятить себя семье.
Я росла домашней девочкой — мама возила меня на развивающие занятия: музыка, движение, английский. Папу всегда ждали ужин и свежевыглаженные рубашки. Она сама клеила обои в новой квартире, шила занавески, готовила, вязала... Мы с папой были ее главным проектом, а семейное благополучие — алтарем, на который она положила как жертву и свою душу, и тело, и свою профессиональную реализацию. Но однажды этот алтарь дал трещину.
Это случилось в Будапеште, куда отца направили работать по профсоюзной линии. Недавно мы с Сашей и Даней ездили в круиз по Дунаю, сутки стояли в Будапеште — это сказочный город! Столько возможностей! Я примерила на себя мамину жизнь: вот у меня муж дипломат, он на работе, дочь в школе, полно свободного времени и есть деньги. Куда бы я пошла?
Там фантастическая культурная жизнь, концерты на любой вкус, термальные бани, шикарные магазины! Подружек можно было бы завести в конце концов, точить с ними лясы!.. Но мама выбрала затворничество. Теперь я понимаю, что папа ей изменял и для нее, однолюба, это стало настоящей катастрофой.
Может быть, в его романах и не было ничего серьезного, никакой угрозы семейной стабильности — потому что возвращался-то он всегда домой. Возможно, другая смогла бы закрыть на это глаза, так живут многие женщины, которые хотят сохранить семью. Но только не моя мама. Она так не могла. И начала заливать свое горе алкоголем.
Скандалы дома были страшными, выносить их на люди запрещалось категорически — чужая страна, советская колония. То есть все это кипело как в пароварке под плотно закрытой крышкой. И еще я со своим переходным возрастом... Сколько раз она кричала, что всем для нас пожертвовала, посвятила нам себя без остатка! И однажды я ей тоже крикнула: «Я тебя об этом не просила! Это был твой выбор, так отвечай за него!» Я перестала быть милой маленькой крошкой и превратилась в какое-то новое, отдельное существо, замкнутое и недоверчивое.
Так рассыпалась ее мечта, ее мир. Отец пропадал на работе, я, понятно, не особо спешила домой из школы. У мамы целыми днями были только пустая квартира и собака. И семья, где каждый стал сам по себе. Сделать так, чтобы мы снова стали одним целым, она не могла. Пустота стала ее засасывать — и засосала.
Тогда, глядя на все это, я поклялась, что никогда и никому не принесу себя в жертву. Нельзя стелиться ковром под ноги другому человеку. «Ни от кого не буду зависеть, сама себя обеспечу», — так я решила. Быть самоходной, автономной, какой угодно, только чтобы вот не это!
— Сказала она и так же рано, как мама, вышла замуж за Алексея Кортнева.
— Да, брак был ранним — мне слегка за двадцать, но с той разницей, что прививка против «отдачи себя без остатка» у меня уже была. Родители как раз вернулись из Будапешта, я приехала раньше них и два года прожила в Москве одна, училась в МГУ. Их скандалы вышли на новый виток, повышая градус, хотя казалось — куда уж еще?! И это был ад. В то время замужество было почти единственным легальным способом удрать из родительского дома. Ну и, конечно, я влюбилась.
Хотя из этого брака, кажется, изначально не могло выйти ничего хорошего. Мы были слишком молоды, талантливы, эгоистичны и амбициозны. Никто не собирался «посвящать себя кому-то», оба строили собственные планы по завоеванию мира. В Леше всегда было очень сильно соревновательное качество, он должен быть круче всех — и точка.
В чем-то мы с ним похожи. Леша тоже вырос в семье, где вокруг него все прыгали, то есть был таким же «светом в окошке», как и я. Кортнев верил в свой талант и подчинил жизнь необходимости ему служить. И это нормально! Просто когда ты завоевываешь мир, не нужно создавать семью с тем, кто тоже планирует его завоевать. Вот и вся правда. Лучше найти того, кто сможет быть твоим тылом.
Я не могла варить ему борщи и подавать тапки, потому что мы работали на одной сцене в Студенческом театре МГУ. Днем я училась, а вечерами оба приходили после спектакля уставшие, и тут начинались вопросы: ну и кто кому сейчас должен подать тапки?..
Потом в 1988 году родился наш Темка — и вот тогда-то я окончательно спустилась с небес на землю. Безусловно желанный и любимый сын забрал все мое время. Я и не думала, что так бывает. С ужасом поняла, что ни учиться, ни играть в театре, ни заниматься творчеством не могу, мне просто некогда.
Год прошел как в тумане. Я не узнавала свою жизнь: прежняя — веселая, суматошная и яркая — куда-то пропала. У меня началась настоящая депрессия. Причем в жизни Леши перемен почти не случилось — он продолжал заниматься своей карьерой где-то в параллельной вселенной. Тогда мне казалось, что это ужасно несправедливо.
Я близко знакома с нынешней женой Алексея Аминой Зариповой, с которой у него сложилась настоящая семья. Она потрясающий человек. При том, что Амина очень крута профессионально — ее ученица Маргарита Мамун выиграла прошлую Олимпиаду! — она еще и очень мудро ведет себя по-женски. И не соревнуется со своим мужчиной, а во всем его поддерживает.
Наш развод был очень болезненным. Леша — Весы по гороскопу и долго колебался. У него возникли отношения на стороне, но и семью он стремился сохранить тоже. Это было тяжело. Мы несколько вечеров все это обсуждали, оба плакали... Был момент, когда полгода не общались совсем. Потом нашли в себе силы встретиться и возобновить отношения — потому что ребенок должен иметь и мать, и отца.
— Сложно было объяснить сыну, что вы разводитесь?
— С Темкой получилось странно. Ему тогда было пять лет, и мы никогда при нем не ругались, но он каким-то немыслимым образом сам обо всем догадался. Однажды утром я пила кофе и плакала на кухне, заходит Тема: «Хочешь воздушный шарик? На! Не плачь!» Перед старшим сыном у меня до сих пор ужасное чувство вины.
Мой первый брак рухнул как раз в тот момент, когда я выиграла Конкурс актерской песни имени Андрея Миронова и сбылась моя мечта запрыгнуть на определенный уровень. До этого я долго страдала от синдрома самозванца. Ведь вместо диплома, к примеру, Щукинского училища у меня был красный диплом философского факультета МГУ. Я играла в студенческом театре, но часто мне казалось, что вот-вот меня за ухо вытащат под всеобщее улюлюканье со сцены — я же не настоящая артистка! Дворняжка.
На самом деле в театре МГУ нам преподавали и сценическое движение, и сценречь, мы делали актерские этюды... Но корочек у меня не было. А на конкурсе в жюри сидели сплошь знаменитые мастера — Николай Караченцов, Елена Камбурова, Евгений Гинзбург, и признание таких людей было для меня очень важным. После конкурса предложили записать альбом! Мечты сбывались одна за другой, но я так переживала свой развод, что каждое утро просыпалась с мыслью, что хочу умереть. Очень опасная история: если космос о чем-то настойчиво просить — тебе дадут.
В мае по поводу победы на конкурсе родной театр МГУ устроил мне большой бенефис. Объединили около двадцати моих песен в единую программу, Евгений Славутин поставил чудесные номера с актерами театра, аккомпанировали музыканты «Несчастного случая» и «Оркестра форс-мажорной музыки». Для меня событие было очень важным и знаковым. Конечно, мы поехали отмечать в Парк культуры, закончили под утро. Домой меня вызвался подвезти чей-то знакомый.
Когда мы уже ехали по набережной через Нескучный сад, до меня дошло, что парень пьян в хлам! Машину заносило на поворотах, мы чуть не вылетели в Москву-реку через парапет, едва не врезались в фонарь... На улице Косыгина я попросила тормознуть — мол, надо за сигаретами. Выскочила из этой машины и пулей домой. Бежала аж до площади Гагарина — на адреналине и с осознанием того, что чудом осталась жива. То есть дорогое мироздание намекнуло: не садись в машину к пьяному водителю! Это страшно, Ира! Но через пару месяцев ситуация повторилась и чуда уже не произошло — я оказалась с тяжелыми травмами в больнице.
Помимо участия в спектаклях и концертах я тогда работала диджеем на Радио-101. И был у нас час по заявкам, когда люди звонили и заказывали песни. Голос того человека завораживал: густой, низкий, с властными интонациями. Он попросил поставить в эфир какую-то композицию Led Zeppelin и с ходу пригласил прокатиться верхом в Битце, где стоял его конь. Может, это и сыграло основную роль в том, что встретиться я согласилась почти сразу? Но до лошадей как-то не дошло. Хотя новый знакомый действительно ими увлекался, равно как и дорогими автомобилями: он был из дипломатической семьи.
Однажды после спектакля я села в его «мерседес», и нас вынесло на встречку. Он был нетрезв. Лобовое столкновение — и он отделался легким испугом, а я очутилась в «Склифе» с переломанными правым плечом и локтем. Правая рука висела плетью и не шевелилась. Боли были адскими, временами казалось, что я этого не перенесу.
Меня будто поставили на самый край и сказали: «Про смерть думала? Ну смотри! Хочешь?» В больнице я провела почти полгода, заботы о Теме взяли на себя мои родители. Когда сын впервые увидел меня всю в бинтах, стало еще больнее — за то, что я это допустила. Ему было всего пять лет.
Прошлой зимой я давала концерт в центре «Преодоление», конечно воспоминания нахлынули. Я смотрела на людей в колясках и знала, что понимаю их как никто. После четырех месяцев в больнице мне тоже дали инвалидность, потому что моя правая рука за четыре месяца лечения не показала положительной динамики и прогнозы были мрачными. Вызвали на экспертную комиссию и дали вторую группу, потому что в дипломе у меня написано «история философии». «Если бы вы были швеей-мотористкой, дали бы первую. А преподавателю философии правая рука не так уж необходима», — сказали мне эти добрые люди.
— Ад следовал за ней?..
— Недавно на «Фейсбуке*» был флешмоб «Мои 90-е», все выкладывали свои смешные и милые фотографии, вспоминали прикольные истории. Но для меня это время — мой персональный ад. Разлад у родителей, мой развод, авария... Только-только восстановилась и чуть приподняла голову — новый удар: мы узнали, что у мамы онкология. Вот тогда у меня возникло чувство, что я попала на минное поле и при каждом новом шаге могу опять взорваться. Я шла по этому полю несколько лет подряд и узнала примерно все про множество самых разных видов страдания. И теперь у меня на них аллергия.
Я люблю притчу про ангела, который стоит за спиной мужика в маршрутке. Мужик едет, смотрит в окно и думает: «Какая все-таки грязь кругом! Дома жена стерва, дети обормоты, на работу сейчас приеду, там начальник козел». Ангел за его плечом записывает: «Жена стерва, дети обормоты, начальник козел... Боже, ну сколько можно заказывать одно и то же?!»
Полгода больницы окончательно выбили из меня все декадентство. Конечно, о жизнерадостном оптимизме речи не шло, но стоик из меня вполне получился. Я очень многое в своей жизни тогда пересмотрела. Депрессия от развода? Ну что сказать... 1-я травма на седьмом этаже Института имени Склифосовского прекрасно лечит от депрессий! Никому этот способ не посоветую, но когда ты упал с обрыва и нужно выкарабкиваться буквально на зубах, включается механизм выживания. И ты просто цепляешься за жизнь — которая еще совсем недавно так тебе не нравилась.
Через полгода мучений я удрала из больницы, вместе с армянской целительницей поехала в Ереван, где мне совершенно сказочным образом починили правую руку. Снова стала работать, прошла в финал конкурса «Ялта-Москва-транзит», сейчас он называется «Новая волна».
Перед финалом уехала позагорать на Кипр. Оттуда позвонила папе, и он сообщил, что маму забрали на скорой в больницу. Предполагали воспаление легких — в них было много жидкости, но оказалось, что это онкология.
Маме дали полгода. А продержалась она восемь месяцев. Все это время расспрашивала меня, как дела на конкурсе, — и я в красках и лицах ей все рассказывала, а потом уходила в другую комнату плакать... Сейчас у онкобольных есть хотя бы надежда, что спасут, а тогда при слове «рак» тебе словно падала на голову бетонная плита. К тому же врачи запрещали сообщать больному его диагноз. Это было какой-то дополнительной пыткой.
Маму положили в больницу, и мы врали, что в этом отделении самое лучшее лечение. Через полгода я не выдержала и сказала: «Знаешь, мама, у тебя рак. Ты имеешь право это знать». И вот тогда мы с ней обнялись, разрыдались и признались, как мы друг друга любим. И все друг другу простили. Я так рада, что мы успели это сделать! Все-таки она была самым родным, самым близким моим человеком. Когда ее не стало, я тоже будто исчезла на какое-то время. Ушла с радио, потому что развлекать людей в эфире больше не могла: было нечем. Вместо меня была воронка от взрыва. Черная дыра.
Вытянули из нее друзья-музыканты: вытащили в студию записывать мой первый альбом «Книга песен». И музыка спасла — хотя это бесконечно грустный альбом. Но жизнь продолжалась. Начался роман с мужчиной, который мог бы стать любовью всей моей жизни, но, увы, не стал. Мы прожили вместе чудеснейший год, уехали отдыхать на море, и там у него случился запой — вернулась давняя проблема. Потом он клялся, что это был последний раз, что полностью себя контролирует...
Я верила, он опять срывался — и еще через пару лет поняла, что все это до ужаса мне знакомо. И что я больше не могу снова проходить все эти круги ада и не хочу, чтобы мой сын рос во всем этом. Мы расстались. От меня как будто оторвали все, что успело вырасти живого. Однажды ночью лежала пластом и думала о том, почему, черт возьми, мне так не везет? Почему жизнь так наказывает за каждую попытку стать счастливой? Как выбраться из этой трясины?
И вдруг словно увидела картинку из недавнего прошлого: я в горном походе в Средней Азии, просыпаюсь на рассвете и вижу, как девушка из нашей группы делает какую-то красивую и сложную гимнастику — плавные движения, похожие на замедленное кунг-фу. Тогда я конечно же спросила у нее, что это такое и где она занимается. И впервые услышала слово «тайцзицюань». А занималась она в клубе «ИНБИ».
Утром я первым делом позвонила туда и услышала, что новичков они так просто не берут, сначала нужно пройти семинар, ближайший — в начале ноября в Орле. А у меня работа, ребенок, собака... На кого все это оставить на три-четыре дня? Пошла к папе на поклон, неожиданно он согласился сделать мне подарок и присмотреть за внуком и собакой. И в свой день рождения, второго ноября 1999 года, я в шесть часов утра вышла из поезда на перрон, одна в незнакомом городе. И подумала: «Боже, что я делаю? Это какое-то безумие».
Но организаторы семинара, записывая мои имя и фамилию, вдруг переспросили: «Вы та самая Ирина Богушевская? Мы вас так любим! Мы занимаемся под вашу музыку!» От неожиданности я чуть не расплакалась. А когда выяснилось, что сегодня еще и мой день рождения, меня тут же обняли и окружили самой нежной заботой. А вечером после занятия пригласили к себе домой вместе с мастерами клуба. Это были люди настолько непохожие на всех, кого я знала! Очень особенные. Наполненные энергией, радостью и спокойствием. С ними было так легко и невероятно хорошо! Получился не день рождения, а день перерождения.
Так в мою жизнь вошли восточные практики. Я начала заниматься по несколько часов в день, и должна признать, меня это реально спасло. Я научилась управлять своим телом, дыханием и потоком энергии. И однажды вдруг подумала: ок, в этом состоянии баланса и гармонии — о чем буду писать свои стихи и песни?
Я и раньше никогда не могла управлять этим процессом: мол, зубы почистила, кофе выпила, пойду расцарапывать раны и писать... Просто переплавляла истории, которые со мной происходили, в песни — и конечно, грустных было больше. Подсознательно используешь эти механизмы. Стоишь, размазывая слезы, дышать не можешь, и вдруг на периферии сознания пробегают образы и строчки. И мысль: «Из этого можно сделать отличную песню». Говорят, блюз — это о том, как хорошему человеку плохо. Я так жила много лет. Смогу ли написать что-то не из трагедии? Или буду вынуждена замолчать?
Дальше в полном соответствии с моей теорией про магниты, которые притягивают снаружи то, что внутри нас самих, моя жизнь развернулась на сто восемьдесят градусов. Видели, как цепочка доминошек падает друг за другом? Вот так посыпались события. У меня почти полностью поменялся круг общения, я встретила своего второго мужа. Леня совершенно замечательный, и наши первые с ним годы стали самыми спокойными в моей жизни.
Он великолепный автожурналист, состоявшийся профессионал — и при этом очень теплый и семейный человек. Леня прекрасно понимал, с кем он связался, и вопросов про борщ не задавал. Когда родился Даня, довольно скоро появились няни, которые взяли на себя хозяйственные заботы, а я поехала по стране с гастролями и вообще могла заниматься своими проектами столько, сколько нужно. При этом у меня было и все остальное необходимое для счастья — дети, любимый муж, теплый дом, собака.
— И ни одного соблазна организовать себе встряску?
— Соблазна не было, встряски были. Отчасти да — я опять сама себе это устроила... 2008 год стал абсолютно безумным по переездам, перелетам, что само по себе выматывает. Ведь обычно люди с дороги идут отдохнуть, а артист — на сцену. В сентябре у меня обострился хронический гайморит, неприятнейшая вещь — но я все равно всю осень выступала, летала на самолетах...
В январе 2009-го мы работали в Италии, оттуда прилетели в Ригу с программой «Шелк». Аншлаг в зале на тысячу двести мест. А у меня температура тридцать восемь и состояние разбитой телеги. Меня свозили к фониатору, сделали горячий укол в вену... Перед выступлением брызнули на связки адреналин — он их приводит в рабочее состояние, но эффект временный.
Первое отделение я отпела. В середине второго мои музыканты начинают играть заглавную песню концерта «Шелк», это очень красивая композиция, я начинаю петь... Но горло мое издает то ли свист, то ли шипение — и больше ничего. Попробовали начать еще раз. Несколько секунд, которые длилось вступление, показались вечностью: неясно — то ли запоешь, то ли надо извиняться и уходить. Никогда больше я не хотела бы переживать такие секунды!
После концерта сказала музыкантам, что прошу прощения, но мне нужна пауза и я не знаю, сколько она продлится. Конечно, и мне это далось непросто, и они испытывали не самые радужные чувства. Единственным человеком, кто в итоге точно остался в выигрыше, стал Данька. Он готовился к школе, мы сидели дома, читали в обнимку, писали, рисовали, и сын был на седьмом небе от счастья.
— А если бы голос не вернулся вообще?
— Я много думала, чем буду заниматься в этом случае. Напоминала себе стрелу, которая долго летела к цели — и вдруг упала на землю. Сначала шок! Потом мысли о разных вариантах. Преподавать философию? Точно нет, там голос тоже нужен. Писать книжку? А это мысль... В целом пришла к неожиданным для себя выводам. Есть поговорка: Бог дал — Бог взял. И вот, к примеру, всемогущий Бог решил забрать у меня голос. Жизнь закончится? Конечно нет! Потому что существует сто и один способ прожить ее, не выходя на сцену. Даже если ты всегда думала, что твоя миссия именно в том, чтобы переплавлять свою жизнь, свой опыт в песни и петь их людям. Если это заберут, значит, начнется что-то другое. Но через полгода голос вернулся, а следом и я сама — туда, где, вероятно, и должна быть.
Я действительно не знаю, как это работает и есть ли сценарий судьбы каждого из нас. Но в очередных смутных обстоятельствах как-то посетила ясновидящую. Я осторожно отношусь к таким людям, побаиваюсь их даже. Но нужно было кое-что понять. Эта женщина с помощью чашки кофе точно описала прошлое и сказала кое-что о будущем. То, что она мне изложила, я записала тезисно в блокнотик и почти забыла о нем. А к 2012 году поняла, что прогнозы ее сбываются. Например она сказала, что видит меня в седле на коне. Тогда я восприняла это образно: на коне — значит, будет карьерный взлет! Еще сказала, что большую роль в моей жизни сыграет мужчина, чье имя начинается на букву «А».
Теперь вернемся к Александру Аболицу, который после того как я рассталась со вторым мужем, записала альбом «Куклы» и укрепилась в мысли, что теперь точно буду жить самостоятельно и автономно, назвал наше интервью «Просто любовь» и начал слать мне эсэмэски с предложениями приехать на его конюшню. Я перезвонила сама, сказала, что наконец могу выбраться в Тульскую область. Саша обрадовался и первого ноября, да-да, накануне моего дня рождения (опять эта дата!), забрал нас с Даней из Москвы.
И вот представьте: окрестности Поленова, Ока, невероятная красота и горький осенний запах. И лошади! И я в седле! А каким получился галоп! Как в «Неуловимых мстителях»! А в ночь с первого на второе ноября Сашина орловская кобыла произвела на свет жеребенка. Именно в день моего рождения! Я никогда не видела новорожденных лошадей и, конечно, была в полном восторге. Они как инопланетяне! Саша спросил, хочу ли я стать хозяйкой этого жеребенка. И мое сердце растаяло.
В детстве на пике «лошадиной болезни» я пачками таскала с ЦМИ программки бегов с кличками лошадей и цифрами их резвости. В школьных тетрадках записывала клички своих воображаемых рысаков, которых «разводила» и «испытывала на бегах». Мне ужасно нравилось придумывать им имена по буквам! Есть правило: обязательно используются первые буквы из кличек отца и матери.
Мои тетрадочные конюшни множились и крепли. Господи, большая ж уже девочка была!.. И вот когда Саша подарил мне крошечную кобылку, я наконец получила возможность придумать имя настоящей лошади! Если ее папу зовут Барклаем, а маму Жемчужиной, мы получаем лошадь, кличка которой должна начинаться на Ж и содержать Б.
Жаба? Жалоба? Жожоба?.. Вариантов немного, а поэтических так и вовсе нет! Я было назвала ее Жильбертой в честь Жуана Жилберту — это мой кумир, бразильский певец и гитарист, один из создателей жанра босановы. Но у папы была собака Жильберта, и ее судьба была не то чтобы счастливой. Так моя лошадь стала Жгучей Брюнеткой, сокращенно Бруней.
Все предсказания начали сбываться — мужчина на «А», седло, собственная лошадь... Дело осложнялось только одним. Когда на следующий день, третьего ноября, Саша вез нас обратно в город, мой сын сидел в машине чернее тучи. Мы с Леней так хорошо играли в своем домашнем театре, что ребенок вообще не догадывался о каких-либо проблемах между нами.
Он знал, что мама часто гастролирует, и это нормально. У папы много командировок. Поэтому когда кто-то из родителей уезжает с чемоданами — обычное дело. Правда в начале лета 2012 года он вдруг загадочно сообщил, что пишет роман под названием «Драмы были, есть и будут». Он вообще постоянно придумывал то космические одиссеи, то сценарий фильма про пиратов («Капитан возвращается на корабль, неся в руках обед и полдник для всей команды»), в которых бушевали недюжинные страсти.
Но при этом жил в коконе нашей любви абсолютно уверенный, что ни мама, ни папа никуда не денутся. Когда мы въехали в город, Даня закатил настоящую истерику. «Мама, ты влюбилась в этого Александра?! Как ты можешь?» — вопил он. Это был кошмар. Но ребенок все видел правильно. Он же не знал, что его отец уже забрал свои вещи из нашей квартиры! Тем более что после того как Леня от нас окончательно съехал, появляться в квартире он стал чаще, чем когда мы официально жили вместе. Стало ясно, что сейчас мальчику придется сказать правду и это будет катастрофой.
Мы уже как раз подъехали к дому — и тут встретили Леню, который нес баранью ногу для праздничной вечеринки с нашими друзьями... Я ему: «Голованов, настал момент истины. Надо Даньке как-то все про нас рассказать».
Саша уехал в жутком смятении. Ошарашенный Леня получил ребенка, трясущегося в рыданиях. А я забралась в горячую ванну и ревела там. Пружина, которая несколько лет находилась в сжатом состоянии, в секунду распрямилась, и меня словно сорвало с резьбы... «Гости уже, наверное, под дверью, надо как-то выходить», — думала я, но не решалась.
Надо заметить, Даня рос довольно избалованным мальчиком, и я ожидала, что он уже вовсю колотит посуду, а Леня пытается укротить этот тайфун. Но когда я вышла, взгляду открылась идиллия — они тихо-мирно сидели на диване и разговаривали. «Мам, папа мне все объяснил. Ты можешь влюбляться в кого хочешь!» — сказал сын. Как Леня это сделал, для меня загадка, но я ему невероятно благодарна.
С тех пор никаких драм у нас больше не было. Напротив, Даниил сделал вывод о том, что двойной комплект родителей — это в два раз больше игрушек и внимания! Хотя, конечно, папа — это папа, а Саша — Саша. Но никаких недосказанностей или неудобств.
Больше скажу, у Саши и Леонида настолько прекрасные отношения, что мне это иногда даже как-то странно. Апофеоз наступил на даче у моей любимой подруги, где по случаю Пасхи все собрались на шашлыки. Был апрель. Я приехала с Сашей. Леня — с Таней, на тот момент своей девушкой, а теперь уже женой. Еще одна моя подруга незадолго до этого тоже вышла замуж и приехала с новым мужем.
Вся наша компания будто удвоилась почкованием! Забавный получился день, эдакий бал дебютантов. Было тепло, мы вытащили на газон шезлонги. Таня помогала Дане делать математику, Леня с Сашей занимались шашлыком... А я с бокалом белого вина в руке смотрела на них и думала: как прекрасна жизнь!
Нужно ли добавить, что из всего обширного спектра девушек, к которому получил доступ Леня, сделавшись свободным человеком, он выбрал именно Таню, у которой в Мневниках стоит собственная лошадь? И то, что у Тани и Саши уже через пять минут после знакомства появилась общая тема — кобыла Вьюга из конного клуба «Аванпост», на которой Таня занималась, а Саша ходил в походы? Что мне, тоже теперь коневладелице, бывший муж на дни рождения дарит вальтрапы? Поневоле подумаешь, что у кого-то наверху точно есть чувство юмора.
— С Александром вы в итоге поженились?
— Саша настоял. Я-то к замужеству не просто не стремилась, была даже против: «Знаешь, мне в браках что-то не везет, давай оставим все как есть». То есть не очень романтичная невеста из меня получалась. И страшно, и действительно кажется, что уже как-то и не нужно... Но Аболиц — мужчина чрезвычайно решительный. Это был не конфетно-букетный период, а подход казачьей конницы с гиканьем и свистом. Может быть, если бы я не упиралась, не было бы такого напора? В мужиках ведь живет жажда охоты, и то, что само просится в руки, их интересует в последнюю очередь.
Я совсем не игрок в любовных делах, не манипулятор. Например никогда не умела жить в параллельных отношениях. В детстве у нас с папой была игра: он крутил шкалу радиолы и нужно было угадать, какая страна вещает. Сам он говорил на пяти языках. Рисочка встает на частоту, ты слышишь чью-то речь или музыку, а потом помехи до следующей волны.
Смешно, но я устроена как приемник: настраиваюсь на кого-то одного и только его слышу. Если объектов два и я между ними, начинается шум и треск — никакой музыки! Поэтому не люблю сложные женские игры. Я действительно не хотела терять свою свободу. Но в какой-то момент Саша просто поставил ультиматум: или поженимся, или расстаемся.
Удивительная все-таки штука жизнь! Мы с Сашей со времен университета были в одних и тех же тусовках на протяжении многих лет — но не пересекались. Как будто ходили по лабиринту: он из него вышел, а я вошла. И так сто тысяч раз! И все эти годы у меня было ощущение, что тот, кого я ищу, где-то совсем рядом. Однажды написала об этом в песне «Тростник»:
Встретиться глазами и, узнав друг друга, улыбнуться.
С первым поцелуем в наших жилах побежит не кровь, но свет.
Столько перекрестков. Так легко на каждом разминуться,
Так легко на каждом потеряться на десятки лет...
Я тростник, растущий возле берегов огромной ночи.
Но в твоих руках должна стать флейтой я по замыслу Творца.
На земле и в небе все полно таинственных пророчеств.
Я уже люблю, еще не зная твоего лица...
Конюшня у Саши появилась в 2009 году, до этого он много времени проводил в клубе у Жени Матузова. А меня в 2004-м прекрасный фотограф Алена Полосухина пригласила в свою студию для съемки календаря. Потом мы еще несколько раз с ней работали. И однажды я увидела на ее студийном мониторе чудесные фотографии — люди в старинных костюмах, восхитительные лошади, борзые.
— Что это? — спросила я.
— Конный клуб, у нас там компания, проводим костюмированные охоты, реконструкции, — пояснила она.
Думаю, Саша точно был на тех фото. Мы могли встретиться в студии у Алены: он к ней тоже приезжал. Мы могли встретиться еще в МГУ: он оканчивал географический факультет, а я занималась в музыкальной студии у Алексея Иващенко и Георгия Васильева, дуэта «Иваси», выпускников того же геофака. Мы могли бы встретиться на днях рождения у общих друзей, случайно столкнуться на концертах, на слетах... Но нет! Наверное, это была бы совсем другая история. Или не родилась бы та музыка, которая родилась.
— Ну и о главном: песни изменились?
— Конечно. Очень. Я зря боялась: эта загадочная программа, которая отвечает за творчество, никуда не исчезает, если ты находишь свое счастье. И ты можешь писать песни изнутри покоя и гармонии так же, как писал изнутри драмы. Просто они будут совсем другими. Мне трудно самой оценить их со стороны, и я попросила сказать об этом своего директора Марину Казанскую, с которой мы работаем уже восемнадцать лет. Вот ее слова: «Песни стали счастливее, в них стало больше воздуха и света. Они не о страданиях, а о том, как воспринимает этот мир сама душа человека».
Петь их гораздо легче: приятно делиться с людьми радостью и силой, а не болью. Это во-первых. Во-вторых, я открыла еще один способ что-то создавать без необходимости расцарапывать душу: детские песни. Летом 2009-го, в разгар моего сезона молчания, мы поехали на дачу к другу в Щелыково, и там я увидела, как двадцать детей смотрят фильм «Отель для собак».
Я сидела на лестнице второго этажа и часа два смотрела сверху, как они смеются и переживают. И внезапно поняла: очень хочу видеть со сцены детские лица, много счастливых детских лиц.
Эта картинка в голове была такой ясной! И она снова притянула в мою жизнь тот самый эффект домино: буквально через пару месяцев мы познакомились с детским поэтом Андреем Усачевым, очень быстро сделали программу «Детская площадка» вместе с моими музыкантами, а уже в 2011-м я спродюсировала нашу первую пластинку. Потом вторую. А теперь сама начала писать для детей. И теперь у нас всех, совсем как у моих любимых «Бременских музыкантов», есть возможность приносить детям и взрослым смех и радость. Я по-прежнему думаю, что мыслить важно. А вот без страданий можно и обойтись.
Редакция благодарит за помощь в организации съемки салон мебели ROSBRI ENGLISH HOUSE.
Подпишись на наш канал в Telegram