В Иордании Раед отвез меня знакомиться с родственниками на загородную виллу. У него очень большая, добрая и веселая семья. Мне не забыть, как вокруг бегала тетя Птисан и с восхищением восклицала: «Господи! В моем доме настоящая блондинка!»
Свою сознательную жизнь я помню лет с пяти. Тогда мы с родителями и сестрой переехали в якутский городок Нерюнгри. До этого жили в Мирном, где семья ютилась в одной комнате деревянного барака, из всех благ цивилизации у нас был только свет. Кстати, в мае этого года я навестила малую родину и ужаснулась. Дом, который лет семьдесят назад строился как временное жилье, существует до сих пор. Те же обветшалые подъезды и старые лестницы... Разве что воду провели и сделали канализацию, раньше все отходы сливались прямо на улицу. И люди там живут те же, у них элементарно нет возможности выбраться.
Нам в свое время повезло: папина сестра настоятельно советовала переехать поближе к ним. В Нерюнгри был хоть какой-то шанс получить приличную квартиру. Сказать, что после этого наша жизнь в корне изменилась, нельзя, просто мы перебрались из одного маленького города в другой, но здесь уже имелась железная дорога! Все эти поселки населяли комсомольцы, приехавшие строить светлое будущее и осевшие там навсегда. В советское время считали, что развивать северные районы — дело благородное, а потом у большинства местных жителей элементарно не хватало денег, чтобы переехать в крупные города. Моя бабушка была директором школы в Мирном, а дедушка редактором в самой известной мирнинской газете — уважаемые люди! Деду предлагали работу и квартиру в Москве, но он отказался, честный человек — комсомолец.
После переезда в Нерюнгри мама пошла в институт «Якутгражданпроект» инженером-электриком, папа — на ремонтно-механический завод инженером-слесарем. После перестройки они потеряли все свои северные надбавки и проведя больше тридцати лет на Севере, смогли заработать только на трехкомнатную квартиру в Нерюнгри, которую потом умудрились обменять на двухкомнатную в Подмосковье.
Несмотря на то что жили мы небогато, родители не унывали. Они создали небольшое фермерское хозяйство на дачном участке, так что у нас дома всегда были овощи с собственного огорода. Собрать двадцать мешков картошки на Севере — это невероятно. Однажды у нас уродился небывалый урожай редиса и морковки — куда все это девать, никто не представлял. Тогда папа, а у него было отличное чувство юмора, предложил: «Надь, иди продавай овощи. Все, что заработаешь, потратишь на себя».
Для двенадцатилетнего ребенка перспектива получить собственные деньги очень привлекательна, естественно, я согласилась! К делу подошла ответственно: намыла редис и морковь, обрезала ботву, связала все в пучки, нарядилась в красивое платье — в общем, выглядела как настоящая бизнесвумен. Отправилась к местному универмагу, где обычно бабушки торговали семечками. Весь товар разобрали за пятнадцать минут, потом покупатели спрашивали, когда ждать нового завоза. Папа все это время стоял в стороне и с улыбкой наблюдал, как его дочь делает первые шаги в предпринимательстве.
Мне настолько понравилось зарабатывать, что на торговле я не остановилась. Следующим этапом стало «выбивание» денег у должников. Это были девяностые годы, соседи постоянно выручали друг друга «до зарплаты». Если я подходила к папе с просьбой дать денег, он отвечал: «Сходи вон к дяде Саше, он мне должен». Мама, понятно, ругала отца за такие поручения. А я, девочка крепкая, без комплексов, уверенно шла к соседу и просила вернуть долг, мол, не хватает на школьные нужды. Кто же откажет ребенку?
Кстати, до переезда в Нерюнгри даже не задумывалась о своей полноте. Я росла счастливой и беззаботной. В детском саду Мирного попала в очень дружную группу. Меня никто не обзывал, напротив, узнав, что я уезжаю, дети дарили на прощание игрушки, плакали. А в новом городе попала в совсем иную историю... Здесь впервые узнала, что отличаюсь от других ребят, потому что «жирная» и «толстая». Отчасти в этом были виноваты и педагоги.
Из-за комплекции меня из младшей группы перевели в подготовительную. Да, размерами я выделялась, но умственное развитие оставалось на уровне моего реального возраста, а это огромная разница со старшими детьми. Я была сознательной, в драку не лезла, не оскорбляла других детей, не била. Могла разве что постоять за себя. Часто подходила к воспитателю и жаловалась, что меня обзывают, но та отмахивалась, за что позже и поплатилась.
Однажды после очередного конфликта решила: раз никто не реагирует на мои жалобы, буду протестовать. И во время прогулки сбежала. Пришла к маме на работу, куда позже прибежали дядя с тетей, у которых мы жили первое время. Оказывается, к нам домой пришла уже в предынфарктном состоянии воспитательница и сообщила, что Надя пропала.
Спустя две недели я вдруг перестала разговаривать. Мама прибежала в садик, чтобы понять, что происходит с ее дочкой. Заведующая начала жаловаться: «Ребенок у вас ужасный, конфликтный и невоспитанный. Пришлось перевести ее в группу для глухонемых». Мама тут же забрала меня из детского сада. Хотя честно говоря, с этими детьми я чувствовала себя комфортно. Сначала для меня было потрясением, что они не разговаривают, смотрела и не могла понять, почему дерутся молча! Но сама группа мне понравилась: очень чисто, стены украшены яркими картинками. Мы быстро сдружились, я помогала воспитателям ухаживать за малышами (здесь находились дети разного возраста), мыла посуду, кормила, одевала их.
Чтобы решить проблему лишнего веса, надумала заняться спортом. Но в 1989 году в Нерюнгри произошла вспышка гепатита А, возбудитель которого попал в воду. Заболел чуть ли не весь город. Я в числе первых загремела в больницу. У меня оказалась легкая форма, но она все равно дала осложнение на печень. После этого дорога в большой, да и в маленький спорт была закрыта. Я записывалась на баскетбол, волейбол, но как только приходила медсестра, меня тут же посылали домой. Хотя я считаю, что ребенка с ожирением следовало направить хотя бы на плавание. Сейчас же никто не говорит о том, что спорт мне противопоказан.
Тем не менее я постоянно находила себе какое-то дело. Записалась в кружок вязания и не пропустила ни одного занятия. Учительница всегда удивлялась: на улице минус сорок, все сидят по домам, а девочка бежит в секцию кофту вязать. При этом я была очень активной, обожала детские лагеря, в одном из них провела все лето, оставшись на три сезона, настолько там было круто: домики на деревьях, соревнования, дискотеки, пионерский костер и походы в горные леса.
А вот со школой, несмотря на то что училась хорошо, складывалось не всегда. Наверное потому, что мне все время хотелось чего-то новенького. Я начала прогуливать, однажды месяц не ходила. Сейчас эта история звучит смешно, но вот в тот момент так не казалось. Папа только что продал свою машину и по старинке положил деньги в обычную банку. Так я периодически вытаскивала оттуда по десять тысяч рублей, сейчас это, наверное, как пара тысяч. Блоками покупала жвачку, шоколадки, конфеты и все это раздавала друзьям, с которыми мы каждый будний день тусовались на улице. Катались на санках, снегокатах, а грелись в теплотрассе. Однажды совершенно случайно меня увидела мама. Пришлось наплести ей, что собираем коробки для строителей, — мы иногда это делали, но, естественно, организованно. Бдительная мама засомневалась и пошла в школу. Там ей сообщили, что дочь пропускает уроки целый месяц, думали, ребенок болеет. Прихожу я домой после своих гуляний, папа в командировке, а мама в тишине сидит на кухне, со мной даже не здоровается.
На следующий день как миленькая отправилась в школу. Схлопотала тройку, потом исправила все оценки. Залетаю домой радостная:
— Мама, я пятерку по литературе получила!
Тут выходит папа, которому, естественно, доложили о моем поведении:
— Интересно, за что?
Честно говоря, думала, что он мне всыплет, но обошлось строгим выговором.
Вообще, мне повезло с родителями — они всегда были на моей стороне. Никогда не говорили, что отличаюсь от других, при том что в девять лет я выглядела на пятнадцать. Плюс сегодняшнего дня: если ты выделяешься из толпы, будь хоть косой, кривой, лопоухой, ноги кривые, — это классно! Никто не станет тебя дразнить. Я ведь только потом начала понимать, что комплексы у человека появляются, когда ему указывают на недостатки, особенно близкие люди. Родители не акцентировали внимание на моих нестандартных размерах. А случается, мама говорит своему ребенку: «Ты посмотри на себя! Хватит жрать!» — тут уж точно вырастет психически неуравновешенный, закомплексованный, неуверенный в себе человек. Я такие семьи видела.
Моя мама всегда стремилась внушить мне веру в собственные силы. Узнав, что дочь не взяли в хор, она сказала: «Ничего-ничего, о тебе еще вся Россия будет говорить. Тогда и посмотрим, как они запоют!» Потом призналась, что говорила это, а сама думала: «Господи, что я несу?!» А в хор меня все-таки приняли. Мы объездили всю Европу, выступали в Париже, Барселоне, Австрии, Германии, Чехии.
Вокальные таланты поспособствовали тому, что я попала в КВН. В восьмом классе у нас проходил отбор в школьную команду, тогда эта игра была очень модной, и я решила пройти прослушивание. Со сцены ответила на несколько вопросов, что-то напела, получила какие-то звездочки и ушла. А через пару дней мне сообщили, что я вошла в состав школьной команды. Началась активная жизнь: школа, КВН, музыкалка — и так каждый день с восьми утра и до десяти вечера. Перед выходом из дома брала ноты, форму, сменную обувь. Приходила домой поздно вечером и буквально валилась с ног от усталости, но было интересно. Я многое узнала, увидела, поняла, что такое работать и преодолевать себя, не бояться сцены. Наверное, этот опыт помог мне и не дал опустить руки в моменты отчаяния, которых в моей жизни было немало. И пусть обзывали толстой, не унывала. Тем более что окружали меня друзья-мальчишки. Я даже влюбиться нормально не могла, потому что была слишком своей для парней. Хотя мне нравились Андрюха Радионов и Сашка Смирнов, сейчас почитают — пусть посмеются.
Конечно, любовь моя была всегда безответной, ну не родилась я красоткой с длинными ногами. Для влюбленностей у нас были другие девочки, популярные. Правда, я не знаю, где они сейчас. Многие вышли замуж еще в десятом классе, нарожали детей и давно развелись. Но слава богу, есть истории крепких семей, которые существуют до сих пор. Я же за такой популярностью не гналась, хотя, наверное, круто, когда тебе тридцать, а ребенку пятнадцать. Особенно если ребенок не имеет такого трудного характера, как у меня в детстве.
Оглядываюсь на свое прошлое и переживаю за сына: он очень активный — в меня. Помню, как пятилетней требовала у мамы купить булочку, колотила ее от злости. Она стояла непробиваемая, а люди в очереди настолько уже устали от моих воплей, что готовы были сами купить мне эту несчастную булку, так я всех достала. А однажды вынесла из магазина килограмм конфет «Ласточка», никто и не заметил! Пришла домой — мама за сердце схватилась, побежала возвращать награбленное. Папа смеялся: «Ребенок-добытчик».
В десятом классе я решила взяться за себя и начала худеть. К концу школы, на последнем звонке, выглядела очень хорошо. Правда на выпускной не попала: улетела с хором в Финляндию. Я с наивными мыслями — когда еще там побываю? — решила отказаться от праздника. А посмотрев видео с выпускного, поняла, что ни о чем не жалею. Все были пьяненькими, встретили рассвет на водохранилище и разъехались, а тех, кто остался, собирали по кустам.
После гастролей я забежала в школу за аттестатом и поехала в Москву поступать в театральный институт. Первое впечатление от столицы — отвращение: жарко, суетливо и многолюдно. Прошла один тур в ГИТИСе, отбор и прослушивание во ВГИКе, но больше ни в тот, ни в этот институт не явилась. Купила билет и вернулась домой, к родителям. Интуитивно понимала, что не мое все это.
В Нерюнгри к тому времени практически все вступительные экзамены закончились, остались только факультеты прикладной математики, информатики и каких-то горных разработок. Подумала: «Ну какой из меня открыватель горных пород? Наверное, я системный программист!» Поступила. Это было ужасно! На каждой лекции у меня буквально взрывался мозг, хотя с математикой, химией и физикой дружила. Но уже на первом курсе поняла, что программист из меня так себе. Зато у нас имелась своя команда КВН, а это главный стимул учиться дальше.
Параллельно устроилась на работу — пела в ресторане. Папа был категорически против, а мама говорила: «Пути Господни неисповедимы. Нам даны таланты, когда мы их зарываем, кто-то сверху может это не одобрить. Если ты что-то умеешь делать хорошо, развивай в себе способности. Так или иначе жизнь подарит тебе шанс».
Мама меня поддерживала, хотела, чтобы я была самой красивой, и все для этого делала. Например, как найти на девочку пятнадцати лет красивое платье, при том что у нее пятьдесят четвертый размер одежды? Мама шила мне наряды на заказ, и я становилась королевой любой вечеринки.
Потом смирился и папа. Однажды мы поехали с ним получать мою зарплату, и я вынесла из ресторана десять тысяч рублей. Тогда для Нерюнгри это были огромные деньги. Приехав домой, он воскликнул: «Мать, ты знаешь, сколько наша дочь получает?!» В тот момент папа понял, что ресторан — это не праздная жизнь, там я не гуляла, а действительно работала. Гуляла я со своими подружками, причем каждый понедельник — в мой единственный выходной. Утром намывала квартиру, потом пекла печеночный торт, какие-то пироги. То есть утром — уборка, вечером — готовка, а ночью — гулянка. Как тут не потолстеть?!
Учась в институте, мы с командой впервые поехали играть в КВН в Хабаровск и после этого еще шесть лет мытарствовали по межрегиональным играм, только потом попали в центральную лигу. В один прекрасный момент на финале центральной лиги «КВН-Сибирь» смогли занять второе место, буквально через пару дней отправились в Нижний Новгород на Кубок чемпионов и выиграли.
Мне рассказывали, что однажды шахтеры в Нерюнгри ехали в автобусе на вахту и водитель сделал объявление: «Доброе утро, уважаемые рабочие! Нашу команду взяли в высшую лигу КВН!» Говорят, такой ор стоял от радости! Это было очень приятно. Город небольшой, нас начали узнавать. Но мы были слишком скромными, боялись попросить у руководства денег, которых катастрофически не хватало.
Однажды мне позвонили из Москвы и предложили стать участницей проекта Comedy Woman — пришлось отказаться. Есть негласный закон: пока ты играешь в КВН, не должен появляться на других каналах. Один раз засветился, и вся твоя команда автоматически вылетает из игры. Только спустя некоторое время я сообщила своим ребятам, что ухожу. Они потом отлично выступили и взяли высшую лигу без меня, но проиграли первую игру в третьем сезоне. На этом, в принципе, кавээновская история нашего города закончилась.
Я продолжала работать в ресторане Нерюнгри, купила собственную квартиру и сделала в ней ремонт. Устроилась преподавать в колледж. Мне предложили вести вокальный кружок и читать информатику, но пока играла в КВН, дети в информационных технологиях в пять раз лучше меня стали разбираться.
Давала сольные концерты: первый был провальным, второй немного лучше, а на третий собрался полный зал. В итоге успела дать пять сольников. Это были не просто концерты, я приглашала танцоров, музыкантов. Придумывала целое представление, которое делилось на блоки с разными названиями: «Девичник», «Свадьба», «Война»... Было круто!
Как раз в это время мне вновь позвонили из Comedy Woman и предложили стать резидентом. Подумала: «Ну буду я здесь жить, иногда давать концерты, ездить в лес за голубикой и париться в баньке. А дальше что?» В общем, дала согласие и отправилась покорять столицу, тем более что родители и сестра уже давно жили в Подмосковье. Резидентам снимали квартиры, меня поселили с Катей Скулкиной.
Я люблю выходить из зоны комфорта, но приехав в Москву, попала в очень жесткую ситуацию. Это был 2010 год, горели торфяники. Вокруг смог, жара невыносимая, а у нас тут же начались съемки. Четвертого августа сняли последний блок, а пятого позвонила сестра и сказала, чтобы я немедленно ехала к ним — папе совсем плохо. Он сильно болел, но родители скрывали это, чтобы не отвлекать меня от работы. Да и сам папа никому ничего долго не говорил. Пил обезболивающие и как настоящий мужчина терпел до последнего. Седьмого августа папы не стало.
Потом начались проблемы на работе. Это вообще был странный период — концертов не проводили, а «корпоративить» категорически запрещалось. Я не понимала, что происходит. Постоянно возмущалась, на что слышала один ответ: «Не нравится — возвращайся обратно». А как я могу вернуться?! С работы уволилась, из ресторана ушла, устроив на свое место других людей, квартиру сдала. Естественно, никуда не поехала, мы просто сидели и ждали девять месяцев.
В один момент у нас сменилось руководство, все закрутилось... На Новый год дали премию, я столько денег в руках не держала! Потратила все на машину. У меня тогда впервые расправились крылья. На десятом небе от счастья мчалась по городу под песню Лепса «Самый лучший день», непередаваемые ощущения! Потом купила квартиру, правда в ипотеку, но выплатила ее за год. Жила одна, лишней копейки не тратила, да и некуда было. Устроилась подрабатывать в школу, занималась с детишками пением, мы на концертах выступали.
В Нерюнгри я тоже была одна, личная жизнь особо не складывалась. В Москве оказалось еще сложнее — работа, съемки, гастроли... Тут уж не до кавалеров. Вот и получилось, что со своим будущим мужем познакомилась в Интернете! Четырнадцатого февраля смотрела сообщения в социальной сети и почему-то обратила внимание на одно послание. Молодой человек — Раед из Иордании — сделал комплимент по поводу моего вокала. Он признался, что и сам сочиняет музыку и хотел бы записать со мной песню. Я посмотрела его профиль, парень показался симпатичным, но честно говоря, после всех историй про «турецких жен» отвечать ему побаивалась. Раздумывала недели две и все-таки решилась. Завязалась переписка, в основном о музыке, он рассказывал о своей стране и семье. Месяца через полтора поделилась с ним планами, что хочу полететь на море в Египет. Раед запротестовал, мол, зачем туда, в Иордании гораздо лучше! Я опять долго сомневалась: лететь в незнакомую страну, одной, к чужому человеку — неимоверный риск. В итоге преодолела свои страхи и купила билет.
Приключения начались еще в полете. В кресле рядом со мной сидела девушка. По ее лицу и совершенно пустым глазам сразу поняла: что-то случилось. Оказалось, Марина летит отдыхать на Мертвое море, но забыла все деньги дома! Я сама предложила ей необходимую сумму. Все-таки я рисковая! Правда, пока мы летели, брат перечислил соседке деньги и вопрос с долгом был закрыт.
Раед встречал меня в аэропорту. Я очень хорошо помню, как увидела его. Он выделялся из толпы: все встречающие почему-то были в черном, а мой будущий муж — в белой рубашке и светлых шортах. Процесс общения проходил с истерикой: он не знает русского, я не особо говорю на английском, тем более на арабском. Пришлось брать аудиопереводчик.
Сначала мы заехали к нему домой выпить кофе, а потом помчались на Мертвое море. Там меня долго не пускали в отель из-за того, что принесла с собой две бутылки вина из дьюти-фри, мол, в пятизвездочном отеле так не принято. Раеду каким-то чудом удалось со всеми договориться.
В остальном законы я не нарушала. Хотя страна у них с привычными нам порядками, особого шариата не наблюдается и девчонки ходят в шортах, с оголенными пупками, я старалась относиться с уважением к местной культуре и на улице всегда прикрывала плечи. Да и не хотелось слишком большого мужского внимания: представьте — идет по Иордании большая белая женщина...
Через пару дней Раед отвез меня знакомиться с родственниками на загородную виллу. У него очень большая, добрая и веселая семья. Мне не забыть, как вокруг бегала тетя Птисан и с восхищением восклицала: «Господи! В моем доме настоящая блондинка!» На вилле всегда тусовалось много народу, и каждый пытался меня накормить. Когда возвращалась через шесть дней в Москву, на еду смотреть не могла.
Прощание с Раедом вышло очень грустным, мы даже немного поплакали. В следующий раз я прилетела в Иорданию спустя четыре месяца. Испекла в Москве торт, упаковала его в коробку, привезла и угощала им родственников. К тому времени мой любимый уже сообщил родным, что собирается на мне жениться. Кстати, Раед с детства говорил, что женится на русской, так как у этой семьи есть славянские корни — в Иорданию их предки эмигрировали из Российской империи. Бабушка моего мужа — голубоглазая блондинка, она вышла замуж за сирийца и родила ему девять детей.
В один прекрасный день Раед повез меня на экскурсию на карьеры. Там нам предложили ехать на верблюдах или ослах. С верблюда падать слишком высоко, так что я выбрала осла. В какой-то момент попросила у своего мужчины воды, он ответил: «Только если выйдешь за меня замуж».
Пришлось согласиться — пить очень хотелось. Правда, я не была уверена в серьезности этого предложения. Он еще учился в институте, к тому же в Иордании у них большой бизнес. Семье принадлежит много земель в Аммане, они строят на ней дома, а потом продают участки уже с недвижимостью. Еще два года назад в стране отсутствовал налог на имущество: ты мог купить квартиру, закрыть ее и вернуться хоть через сто лет — там нет платы за воду, коммуналку и свет. Плюс у отца Раеда большая плантация оливковых деревьев, они производят масло. Дела шли хорошо до тех пор, пока в Сирии не началась война. Сейчас в Иордании много беженцев, и это уже совсем другая страна, не та, которую я увидела, приехав туда впервые.
Поженились мы в Москве, но пышной свадьбы не играли. У нас выйти замуж за иностранца значит преодолеть миллион испытаний со сбором документов и гонкой за сроками. После поспешной регистрации в ЗАГСе, пока у мужа виза не закончилась, мы выпили шампанского с бутербродами, съели торт, сделали несколько фото и поехали домой за чемоданами. Потом — на вокзал и в Санкт-Петербург, где у нас с девчонками были гастроли. А дальше вновь волокита с бумагами...
Раед окончил в Иордании институт, получив специальность «управляющий персоналом». Но во-первых, у нас в России любой может управлять персоналом, а во-вторых, он еще не настолько хорошо владеет языком, чтобы устроиться на подобную должность. Пришлось получать новое образование: он стал барбером — по-нашему мужским парикмахером — и у него это отлично получается.
Незадолго до свадьбы мне поставили диагноз «бесплодие» из-за проблем с поджелудочной железой (у нас в семье это наследственное заболевание). Это была трагедия, и ничего скрывать от будущего мужа я не стала. Он отнесся к новости спокойно: как решит Всевышний, так и будет. Со временем мы оба успокоились и смирились, хотя некоторые врачи говорили, что шансы увеличатся, если я возьмусь за себя и похудею. Это, конечно, был стимул, ну и на свадьбе хотелось выглядеть хорошо.
Перестала есть мясо, жирные продукты, питалась в основном салатами. Занялась спортом, ходила на плавание. За первые полгода мне довольно легко удалось сбросить двадцать пять килограммов, правда без проблем не обошлось: появились растяжки, начали выпадать волосы из-за отсутствия железа в организме. Но зато выровнялась ситуация с поджелудочной.
Спустя полтора года я вдруг почувствовала себя очень странно. По дороге в спортивный зал решила купить тест на беременность. Результат оказался положительным. Наверняка от меня исходили какие-то флюиды: помню, как шла к бассейну, плавала, и на меня оборачивались все, кто там был в этот момент. На обратном пути купила еще два теста, а уже на следующий день побежала на УЗИ, и тут мне девочка-врач говорит: «Трубы давно проверяли?» Я была в шоке, неужели что-то не так?! Но уже через секунду она воскликнула: «А-а-а! Нашла. Просто плод еще совсем маленький! Вы беременны. Носите, рожайте!»
К сожалению, на этом мои злоключения не закончились. На первом же скрининге доктор сообщила, что я жду ребенка с синдромом Дауна. Вернулась домой в ужасном состоянии, рассказала печальную новость Раеду и впервые увидела, что такое настоящее мужское горе. Когда сообщила мужу о беременности, он плакал от счастья. А узнав, что с ребенком беда, перестал со мной разговаривать, замкнулся в себе. Я прорыдала сутки, но решила перепроверить диагноз. Другой врач с возмущением его опроверг: «Кто вам сказал такую глупость?!»
Несмотря на то что все обошлось, каждое посещение больницы и обычное УЗИ давалось нам с мужем, который всегда был рядом, с огромным трудом. Напряжение не спадало до самых родов. До сих пор думаю о том, что из-за грубой ошибки врача могла потерять ребенка на нервной почве или вообще отправиться на аборт... К счастью, хватило ума сходить к другому специалисту.
Давид родился седьмого октября 2015 года абсолютно здоровым. Единственная проблема, с которой мы столкнулись, — ребенок появился на свет с «истинным узлом» на пуповине, наверное сильно кувыркался. В больницу мы поехали вместе с мужем, заранее договорились, что он будет присутствовать на родах. Процесс наш папа выдержал стойко, сам перерезал пуповину.
Раед оказался прекрасным отцом. Мне не нужно просить его о помощи, он сам с удовольствием занимается ребенком — гуляет, купает, общается. Для меня это ощутимая поддержка, все-таки я не могла надолго оставить работу. В нашей профессии простой — значит отбой! Только на седьмом месяце ушла в декрет, в октябре родила, а в ноябре уже улетела на концерт.
Я, конечно, стараюсь все свободное время проводить с сыном, порой вожу его с собой на съемки. А сейчас еще запустила свое авторское музыкально-комедийное шоу Stories. Давид часто проводит время со мной на репетициях, приобщается к музыке. Если дела пойдут в таком темпе, скоро выйдет на сцену.
В декабре планирую впервые взять его на гастроли в Санкт-Петербург. На самом деле времени на все катастрофически не хватает, но я стараюсь быть не только артисткой, но и хорошей матерью и женой.
Подпишись на наш канал в Telegram