Он пытался наладить отношения, за две недели до нашего разрыва спросил: «Что я тебе недодаю?» Все ему вывалила, Виталий сказал, что понял, но я видела — нет. Актеры умеют притворяться, больше не хотела бы связывать жизнь с мужчинами своей профессии. В таких браках есть и конкуренция, и зависть. Я тоже была не всегда права: слишком много требовала, мне часто не хватало уважения к партнеру. С другой стороны, его еще надо заслужить.
На гастроли во Владивосток мы с Денисом Никифоровым привезли спектакль «Билокси блюз», который он возобновил по постановке своего учителя Олега Павловича Табакова. Мой экранный муж по сериалу «Молодежка» собрал в нем девять актеров из этого проекта и таким образом привлек молодых телезрителей в театр. Во Владивостоке мне в социальной сети написала поклонница — очень хотела познакомиться. И вот вижу перед собой девочку Настю лет пятнадцати с цветами.
Оказалось, что она из детдома. И такое счастье было написано на ее лице, будто на край света за нами готова пойти. Собственно, туда вместе с Настей, а также с Ваней Жвакиным и Машей Иващенко мы и отправились: не могли упустить возможность побывать на острове Русский. Вышло настоящее приключение: по пути попали под проливной холодный дождь, промокли насквозь, все были в грязи. Но никто не отступил — воспоминания остались незабываемые!
Я вообще люблю экстрим: Никифоров уже и на прыжок с парашютом подбил — сам очень увлечен этим спортом. Мы с ним на одной волне с самого первого сезона, с тех пор, как начал развиваться наш киношный роман в «Молодежке». За кадром постоянно стебаем друг друга. Даже попами мерились:
— У тебя больше!
— Нет, у тебя!
Нашли сантиметр, приложили — одинаковые! На площадке Денис всегда в центре внимания: травит байки, над коллегами подшучивает, а все свободное время старается проводить с семьей, что редкость для мужчины-актера. Кстати, сына своего он отдал в хоккей — Никифоров сам его очень любит и отлично играет.
В январе на телеканале СТС стартует последний сезон сериала «Молодежка». У моей героини там появилась серьезная конкурентка в лице Кати Климовой, которая играет директора команды и заодно нашу разлучницу... Правда, больше рассказать не могу.
Накануне посмотрела повтор предыдущих сезонов и подумала: «Как же все изменилось за шесть лет!» Мне моя Юлия больше нравилась в начале проекта, когда была женщиной-ребенком. Вечно в каких-то нелепых шапках, джинсах, кроссовках. Ближе к концу второго сезона краситься начала, волосы завивать — можно сказать, обабилась! Но во-первых, в долгоиграющем сериале персонажи должны меняться.
А во-вторых, я теперь больше соответствую своему образу: все-таки у нас с Ваней Мулиным, сыгравшим моего сына, не такая большая разница в возрасте и некоторые зрители поначалу писали, что я слишком молода для роли его мамы. Хотя режиссер Сергей Арланов так и задумывал, чтобы споры Юли с ее взрослеющим ребенком иногда напоминали перепалки супругов.
Моим собственным сыновьям сейчас восемь и двенадцать лет, я тоже воспитываю их одна, и во время съемок было интересно представлять, какими будут наши взаимоотношения в более зрелом возрасте. Что-то я и из своей жизни брала — ну а как иначе? Убеждена, что материнские чувства невозможно сыграть, если сама не знаешь, что это такое.
А к нестандартной семейной ситуации я привыкла с детства: и меня мама растила без отца. В принципе он присутствовал, но у него было еще пятеро детей от разных женщин...
Родители петербуржцы, познакомились в институте. У папы за плечами уже имелся багаж из трех браков, после одного из которых и закончилась его карьера серьезного ученого-физика. Бывшая жена подала жалобу в комсомольскую организацию, и все, что ему оставалось, — пойти в репетиторы. Позже он стал литератором: писал стихи, детские книжки, его всегда разрывало между физикой и лирикой. Папа был большим фантазером — сочинял истории про меня и мою подружку Верочку, соединив нас в одном персонаже. Кстати, назвать меня Серафимой в честь бабушки — его идея. Я стеснялась странного имени: вокруг Маши, Наташи, Лены и только я как дура. Родители говорили: «Успокойся, получишь паспорт — поменяешь». Но позже, к моменту совершеннолетия, уже хотелось быть не такой, как все.
Сначала мы жили в обычной коммуналке у станции метро «Кировский завод» с очень колоритной бабушкой-соседкой. Пока родители были на работе, мы с ней резались в карты, а попутно она учила меня, трехлетнюю, курить «Беломорканал». Видимо, ее это забавляло. Когда старушка умерла, нам отошла ее комната. Мама с папой к тому времени уже разошлись (мне тогда было семь лет). Через какое-то время поменялись квартирами с новой семьей отца, и мы с мамой и ее вторым мужем переехали в «двушку» на «Академической».
Я часто бывала в гостях у папы, общалась с его женой и моей младшей сестренкой Софьей. Однажды сбежала к ним из подросткового протеста. Но мама всегда давала свободу выбора: «Хочешь пожить там — пожалуйста!» Выдержала около месяца, потому что отец оказался даже суровее в отношении учебы. Я же прогуливала, в музыкалке падала в «обмороки», чтобы не отвечать урок.
Родителям очень хотелось вырастить из дочки великую пианистку, но я быстро поняла, что тратить по три-четыре часа в день на репетиции не готова. Меня поощряли пирожными буше, которые продавались в кондитерской неподалеку. Вообще ела плохо, но буше могла слопать штук пять зараз. В результате все-таки дотянула до конца обучения, а потом даже диплом из музыкалки не забрала.
В одиннадцать у меня появился отчим Сергей Давидович, известный в Питере художник-иллюстратор. С ним тоже все складывалось непросто: сначала я его приняла, а в подростковый период стала отталкивать. Бунтовала, искала себя: была готом, хиппи. Проколола шесть дырок в ушах, красила волосы в разные цвета, отрезала челку... Меняла компании — от гопников до творческой интеллигенции, пила пиво в «парадняках» и портвейн на скамейках в Инженерном саду. Короче говоря, пустилась во все тяжкие!
Мама скандалила, пыталась принять меры. Однажды я сбежала к подружке и не приехала ночевать. Она вычислила, где дочь, созвонилась с родителями девочки и успокоилась. «Черт, не получилось!» — подумала я. Хотелось вывести взрослых из себя — требовала внимания! После этого случая моя бесконечно мудрая мама вышибла клин клином: поехала в гости и не вернулась ночевать. Отчим был в курсе диверсии, в три часа ночи позвонил ей и сообщил, что дочь обзванивает все больницы и морги. Я на собственной шкуре прочувствовала, что значит потерять близкого человека даже на несколько часов, и с тех пор так больше не шутила. Мы с мамой всегда на связи.
Влюблялась в то время бесконечно — то в одного, то через три недели в другого... Новая школа была с футбольным уклоном: в классе семнадцать парней и шесть девиц в довесок — для красоты, что ли... Так что с юности свободно себя чувствую в мужском коллективе. Однажды меня семь девчонок из одной компании зажали в подъезде, пытались побить. Им не нравилось, что я такая активная, выделяюсь из толпы. Очень испугалась, но поскольку не стала лезть на рожон — ведь никому дорогу не переходила — отпустили. Потом мы даже подружились с их главной.
Наконец случилась любовная драма. В шестнадцать лет поругалась с очередным молодым человеком, после чего он взял и сошелся с моей лучшей подружкой. Они, кстати, до сих пор вместе, ребенка родили. А я тогда потеряла и парня, и подругу. Как с этим быть, не знала — пришла плакать к маме с отчимом. С того момента мы с родителями наконец-то стали жить дружно.
Со своими многочисленными родственниками я почти не общалась — как-то не получалось. Брата Антона вообще никогда не видела, он живет в Израиле. Кстати, легко запомнить: у отца три старших мальчика и три младшие девочки, все от разных женщин. «Еще двое близнецов под вопросом», — то ли в шутку, то ли всерьез говорил он. Сестра Аня объявилась только в четырнадцать лет — пришла к нему в офис и сказала: «Здравствуй, папа, я твоя дочь». У нас с отцом был разговор по ее поводу. Дело в том, что у всех его детей очень похожи глаза — в них есть какой-то бесенок. А у этой девочки я не увидела нашей чертовщинки. Поэтому спросила папу:
— Тебе не кажется, что ее могли обмануть?
— Мне все равно, это нужно Ане.
Однажды средний сын Кирилл собрал нас всех, кроме Антона, в своей квартире на Разъезжей. Но душевной встречи не вышло — они с младшим братом Сашей все время подкалывали отца. Чувствовалось, что в них еще осталась обида.
Сейчас, с высоты собственного опыта, понимаю: нормально, когда мужчина думает, как обеспечить своих детей, даже если семья не сложилась. Алименты в нашей стране — это смешно, их не хватит на жилье, образование, одежду. Отец же был человеком творческим, в основном занимался собой, особенной ответственности за отпрысков не чувствовал. Как настоящий поэт, он и сам порой жил впроголодь, но всегда был готов поделиться последней копейкой и вообще отличался необыкновенной щедростью. У него была мастерская в знаменитом арт-центре «Пушкинская-10», там собирались питерские поэты, барды, художники. Папа дружил с Курехиным, Шевчуком, БГ... Я любила приходить к нему. Как-то отец задумал сделать со мной совместную фотосессию: привлек к этому художника, известного тем, что снимал питерские канализационные люки. И фотографии получились просто шикарные! Такой подарок у меня остался от отца.
А в следующий раз все его дети собрались уже на похоронах... Мне было двадцать лет. К тому времени младшая сестра Софья со своей мамой переехали в Израиль, папа туда слетал, но остаться не захотел. Нашел себе в Питере какую-то девушку, потому что не мог и не умел жить один. Он умер в пятьдесят пять от второго сердечного приступа, считай, в одиночестве — никого не оказалось рядом. Нас с мамой известие застало в отпуске в Дивноморске...
В актрисы меня определил именно отец. Наблюдая, как я ищу свой образ в переходном возрасте, он решил, что энергия может найти применение на сцене. И отвел в Театр юношеского творчества при Дворце пионеров. Первый год мы обучались в студии актерского мастерства, а со второго уже было распределение в спектакли. Мне дали роль Купавы в «Снегурочке» по Островскому. Я проспала две читки и подумала: «Ни за что не буду актрисой — это дико скучно!»
А вот тусоваться в театре понравилось: в меня влюбился парень лет на восемь старше и с моих двенадцати до четырнадцати буквально растил. Учил кататься на лыжах, петь под гитару, брал в походы. Первые качественные сексуальные отношения были с ним — подарил ощущения, о которых до этого в неловкой подростковой близости даже не подозревала. Однако вскоре я влюбилась в следующего. А с тем парнем дружим до сих пор, раз год встречаемся в Питере выпить пива и поболтать за жизнь.
От актерства потянуло в другую область: в театре можно было освоить еще одну профессию — дети сами обслуживали все спектакли и я года четыре делала грим. При этом абсолютно не представляла, где хочу учиться. Решили за меня мама с отчимом — выбрали экономический факультет Института киноинженеров и оплатили подготовительные курсы. На первом занятии за мной села Оля Медынич, которую родители определили на экономиста таким же образом. Она ничего не понимала и попросила дать списать. Со второй пары мы сбежали и дальше прогуливали все курсы напролет вместе. Совесть за то, что за наше обучение было выложено по миллиону, не грызла. Накануне поступления, на Пасху, пошли с Олей гулять в Александро-Невскую лавру, почитали там друг другу стихи и вдруг решили, что обе пойдем в театральный!
Никому ничего не сказав, подали документы в СПбГАТИ. Я прошла первый и второй туры, после чего надо было решать, к какому мастеру идти. Тот, кого я выбрала, в результате меня не взял, хотя у него был свой театр и актеры оттуда говорили, что я очень хорошо показалась. Папа вступился — ходил ругаться к проректору, только это, конечно, не помогло. Тогда он подключился к подготовке: нашел педагога, но она подобрала слишком замороченную программу — какие-то античные персонажи, сложные стихотворения... Через год я поехала поступать в Москву — всюду провалилась, не попала к Баталову, к Захарову... На консультации в ГИТИСе сказали: «А почему вы на каблуках, у вас комплекс маленького роста?» Я никогда не была мелкой, от такого хамства зажалась и не захотела перед ними читать свою программу. В столице был очень большой конкурс и с абитуриентами не церемонились.
Месяц провела у родственников в Жулебино, в новостройках, на которые смотрела и думала: «Это просто Нью-Йорк!» Москва вообще произвела неизгладимое впечатление, и я еще тогда поняла, что хочу здесь жить. Но вернулась в Питер, где экзамены были чуть позже, и поступила в СПбГАТИ. Меня там помнили, очень удивились новой программе и попросили вернуть прошлогоднюю.
На этот раз я выбрала мастера Геннадия Тростянецкого. Но отношения с ним во время обучения были сложными: я своенравна, не лебезила и не делала из руководителя курса кумира, как это принято в театральных вузах. Несколько раз вызывали на ковер и хотели отчислить. На втором курсе мы должны были показать какую-нибудь профессию, а мне всегда было сложно придумывать этюды. Дома наблюдала, как мама на продажу разрисовывает шкатулки и солдатиков — одно время она этим подрабатывала. В результате приволокла в аудиторию ее стол, краски, шкатулки, взяла лупу — и молча рисовала полтора часа. Профессию освоила, творческий взгляд — нет! В итоге получила двойку.
Педагог по речи Валерий Николаевич меня и вовсе ломал. Он гений. Слушая, например, мальчика-петербуржца, по говору определял, что его воспитывала бабушка из Вологодской области. Из меня же пытался выбить природную «интеллигентность» — хотел, чтобы стала более напористой, что ли... Начинала говорить, а он: «Что? Я вас не слышу!» Два месяца ходила к нему на занятия, но он даже не смотрел в мою сторону. Однокурсники до сих пор не понимают, как я это выдержала. Наконец Валерий Николаевич назвал меня по фамилии, потом предложил: «Почитай». И на выпуске сказал: «Низовской ставлю четыре с плюсом, потому что может больше». В плане речи он своего добился — теперь не могу смотреть телевизор, слышу все оттенки говора, а вот интеллигентность моя так и не ушла — не получается идти по головам.
Наш актерско-режиссерский курс не был дружным — каждый сам по себе. Это у Оли Медынич на кукольном отделении ребята ходили друг к другу в гости, вместе пекли пироги, говорили комплименты, у нас ничего подобного не происходило. Зато на второй год вдруг все хором обрились наголо. Сначала кто-то один пришел лысым, потом другой, и постепенно это приобрело форму флешмоба. Мы проходили «Братьев Карамазовых» и, видимо, под впечатлением от них решили обнулиться. У меня были белые волосы по пояс, четыре парикмахерские в стрижке отказали — лишь в пятой решились оболванить. Когда пришла домой, мама сползла по стеночке, в ужасе повторяя: «Боже, какую ровную голову я родила!» А вообще, лысой быть — космос, не раздумывая готова повторить, если для роли понадобится!
Мы с тремя сокурсниками работали официантами в ресторане. Я сменила их несколько. В одном ночном клубе продержалась три смены, после чего хозяин подошел с предложением: «Хватит подносы таскать, иди на сцену стриптиз танцевать!» В ночь моего увольнения приехал один из посетителей с огромным букетом красных роз — заметил меня и влюбился, но романа не случилось. А вот из другого ресторана в восемнадцать лет я чуть не выскочила замуж в Германию. Туда на первое свидание с русской девушкой пришел немец, но увидел меня и переключился. Вскоре сделал предложение: «Я живу под Мюнхеном в своем доме, вот тебе билет, виза, прилетай!» Всегда была легкой на подъем, но за три дня до выезда в Германию в ресторане играла живая музыка, я увидела бас-гитариста и влюбилась с первого взгляда. Билеты пропали. Вот такой оказалась ненадежной невестой!
А с гитаристом мы прожили два года, представлявших собой постоянные эмоциональные качели. Оба взрывные — я по неопытности, а он хотя и был на тринадцать лет старше, мудрости ему это не добавляло. Так что во время наших ссор кактусы летали в лестничные пролеты. Жили у него, сразу заявила: «Я актриса, готовить и убираться — не мое». Он нанял домработницу, но та готовила невкусно, музыкант был недоволен. Кстати, мне нравилось называть наши отношения гражданским браком — чувствовала себя невестой, очень важной... Но страсти кипели такие, что мы просто измотали друг друга и перегорели. После он изменил свою жизнь — выучился на режиссера оперного театра и, насколько знаю, работает в этой области.
Теперь ничто в Питере не держало, и к окончанию академии я подумывала о переезде в Москву. Проректор как раз договорилась, чтобы наш курс посмотрели в нескольких столичных театрах. Из ныне известных актеров со мной учился Ваня Стебунов — его взяли в «Современник». А меня пригласили одновременно несколько коллективов: «Модерн», «У Никитских ворот», «Школа современной пьесы» и Театр имени Станиславского, который в результате я и выбрала.
Туда как раз пришел Володя Мирзоев, он решил разбавить труппу и взял тринадцать молодых актеров, среди них были Оля Ломоносова, Настя Бегунова, Петя Федоров... Мне сразу дали роль в спектакле «Таланты и поклонники», от которой отказалась Наталья Павленкова, решив, что ей уже хватит играть «молодую девицу». Но я понимала, что как Павленкова воплотить персонаж не смогу — другая органика. В ее героине слишком много слабости. Пришла к Мирзоеву за помощью, а он любит артистов, всегда слушает их и дает рекомендации. Володя произнес фразу, которая очень мне помогла: «Нужно не извлекать корень из своей индивидуальности, а возводить ее в куб». Это был совершенно иной, чем в академии, подход: там нас пытались стереть как личностей, чтобы на освободившемся месте что-то построить. А Володя сказал: «Вы интересная, и этим надо делиться со зрителем». Тогда мы с ним сели и разобрали всю пьесу под меня. В результате играла роль по-новому, и Владимир Борисович Коренев, с которым вместе работали, обратил на это внимание. Один его одобрительный взгляд чего стоил!
Мирзоев подтянул своих актеров и в фильм по повести Платонова «Котлован» — там я сыграла сестру-близнеца героини Тани Лютаевой. Это довольно забавно, но мы действительно нашли у себя внешнее сходство, к тому же режиссер задумывал, что одна близняшка должна выглядеть постарше, другая помоложе. Но вообще попасть в кино было не так просто, этому предшествовала череда неудачных проб.
Москва на поверку оказалась большой, холодной, я чувствовала себя одиноко в трехкомнатной общаге, которую театр предоставил нам, пятерым молодым иногородним артистам. Иногда просто лежала на диване в унынии, не зная, чем заняться. Ко мне даже приезжал питерский друг Миша, чтобы взбодрить: купил нам стол, диван, гитару и устраивал посиделки.
Ходила на какие-то пробы и в 2005 году стала ведущей программы «Спортлото», где на корпоративе в честь Восьмого марта познакомилась со своим первым мужем. Сергей Кешишев продюсировал «Бинго-шоу», был известным тележурналистом, снимал репортажи в Чечне. Когда мы только встретились, подумывал стать кинорежиссером и продюсером, кем сейчас и является.
Наш роман развивался очень быстро — Сергей сразу сказал: «Ты моя». Через пару дней после знакомства встретились, а уже через два месяца поженились. Сообщила о своих намерениях маме с отчимом, они тут же взяли билеты на поезд и примчались знакомиться с моим избранником. Я заметила, что их такая спешка смущает, но кто остановит тебя в двадцать пять, когда гормоны шалят и безумно хочется семью и ребенка?
Свадьбу устроили в Питере: мой брат играл в ЗАГСе на скрипке и договорился, чтобы нас втиснули в расписание майских праздников. Все было, как обычно, неправильно: я в тельняшке, брюках и пиджаке, Сергей в белом льняном костюме, привез нас черный лимузин. Подаренные цветы мы отвезли на кладбище к папе, потом прогулялись по барам и до утра катались на кораблике по Неве. А на рассвете, выйдя на набережную, стали ловить такси — остановили «копейку», за рулем которой сидел негр. Он абсолютно не знал города и отвез нас в другую сторону — на Каменный остров. Есть что вспомнить!
Сергей потом научил меня водить машину. Я была отчаянной, всех обгоняла, подрезала. Он пережил со мной две аварии, все обошлось, а я стала осторожнее.
Продали его квартиру, добавили средства моих родственников и построили двухэтажную — на перспективу, которая тут же наметилась: в июне следующего года у нас родился сын. Когда ждала ребенка, скакало настроение, я пролила много слез. Сейчас понимаю, что это было связано с неуверенностью в завтрашнем дне. У беременных обостряется интуиция — вдруг отчетливо поняла, что мы с мужем недолго будем вместе, и это пугало. Но я гнала от себя тревожные мысли.
Сергей присутствовал при родах — сама его просила, он сразу согласился. Как журналист он снимал роды женщин в канун миллениума, так что примерно знал, чего ожидать. Я считаю, что ребенка производят оба родителя и очень важно, чтобы папа был свидетелем его появления на свет. Это потрясающе, когда малыша сначала кладут тебе на грудь, а потом отдают отцу на час, пока тебя приводят в порядок. Думаю, именно поэтому у старшего сына со «старшим папой», как я называю первого мужа, такой контакт до сих пор! Мужчина вообще должен быть включен и в кормление, и в пеленание. А поскольку в крови сына есть греческая кровь (дедушку Сергея звали Одиссеем), мы дали ему имя Гектор, Гек...
Еще во время беременности меня утвердили в одну из серий сериала «След», но когда уже на площадке узнала, что работать придется по восемнадцать часов без перерыва, призналась, что не выдержу. Пришлось поберечь себя, потому что ситуация была патовой.
Когда же Гектору исполнилось пять месяцев, сгребла его в охапку и поехала сниматься в Киев в сериале «Расплата за грехи». Оля Ломоносова порекомендовала замечательную няню, маму своего одноклассника. Но ребенок выплюнул все соски и мое сцеженное молоко не ел. Пришлось перейти на ночной режим — днем я работала, а по ночам кормила Гека. На площадке скрывала, что у меня с собой малыш, ходила с молокоотсосом в туалет. Месяца через два мне предложили съемки в Одессе в «Вечерней сказке», и там уже сразу призналась, что приехала не одна, чтобы не вести двойную жизнь.
Разрывалась между работой и ребенком, отношения с мужем разладились, мы постепенно отдалились друг от друга и когда Гектору было два года, развелись. Рвали отношения долго, даже вместе ходили на психотренинги, но не сработало.
И хотя инициатором случившегося была я, несколько месяцев вообще не могла прийти в себя. Наверное, поэтому вскоре и появился папа второго ребенка — хотелось склеить свою жизнь, чтобы Гектор рос в полноценной семье. Но как выяснилось, ее вот так, искусственно, не создашь.
С Виталием Кудрявцевым мы познакомились в Театре имени Станиславского, он был приглашенным актером на проекте Миши Козакова. И в этот гражданский брак я вошла так же стремительно, как и в прежний официальный. Кстати, потом поняла, что Виталий вообще по характеру похож на моего бывшего мужа — с тем же успехом могла бы снова выйти замуж за Сергея. Видимо, сразу не до конца усвоила урок, а пока его не пройдешь, будешь наступать на одни и те же грабли.
Хотя не весь сценарий повторился, в частности муж не захотел присутствовать при родах сына. Когда мы говорили об этом, пообещал, а как только привез в роддом, помахал ручкой: «У меня завтра ранние съемки!» — и уехал. Для меня это было полной неожиданностью, в результате зажалась и рожала двадцать три часа. То, что отец не видел, как Савелий появился на свет, считаю большим упущением. Виталий сидел с малышом, когда у меня были репетиции, — и укачивал, и гулял. Отпустил в спортзал уже через месяц, где довольно быстро вернула форму. Но ища во втором браке полноценную семью для обоих детей, я не задумалась, что не каждый мужчина примет чужого ребенка как своего. И это чувствовалось — Виталий воспринимал Гектора всего лишь как пасынка. Какое-то время даже оправдывала то, что он часто его ругает: мол, так проявляется «мужская рука» в воспитании. А сейчас понимаю, что любви за этой «рукой» не было, она приносила не помощь, а травму. Еще и поэтому я ушла от второго мужа так решительно, хотя было очень страшно. Слава богу, уже имелась своя квартира. Когда муж съехал, я вдруг поняла, что Виталий особенно в ней и не гнездился: положил пару футболок и зубную щетку, как в гостях. Забрал — будто и не было никого.
Он пытался наладить отношения, за две недели до нашего разрыва спросил: «Что я тебе недодаю?» Все ему вывалила, Виталий сказал, что понял, но я видела — нет. Актеры умеют притворяться, больше не хотела бы связывать жизнь с мужчинами своей профессии. В таких браках есть и конкуренция, и зависть. Я тоже была не всегда права: слишком много требовала, мне часто не хватало уважения к партнеру. С другой стороны, его еще надо заслужить.
Мое сугубо личное мнение: если мужчина выбирает женщину с ребенком, то с ней он может расстаться, а вот с малышом уже не имеет права. Гектор знал отчима с трех до шести лет, понимал, что он отец его братика. Но после развода общение с пасынком для Виталия закончилось — ему интересен только наш общий сын.
В отношения отцов с детьми не вмешиваюсь. «Старший папа» Сергей в общем-то воспитывает Гека ненавязчиво — в основном развлекает, когда они видятся. А «младший» делает вид, что усиленно воспитывает Савелия, но это сводится к строгости и нравоучениям. Так обычно вели себя родители в советские времена: «Я отец и лучше знаю!» Поскольку у нас дома все строится на доверии, возникает резкий контраст. Сын его даже побаивается, но я не могу запретить им видеться. И Виталию что-то советовать не вправе. Говорю Савелию: «Выстраивай отношения сам. Папа так проявляет свою любовь, и тебе надо научиться принимать ее в таком виде». Это же тоже для него урок. Постоянно слышу от Виталия рекомендации по материнским обязанностям, хотя его самого за три года учебы сына видела в школе только первого сентября. Для меня же воспитание — это уровень включенности в жизнь ребенка.
Я вообще нестандартная мамаша, воспитываю интуитивно: вскармливание по требованию, а не по расписанию, совместный сон, пока ребенок сам не решит отделиться. Всегда даю детям выбор, не навязывая свое мнение: если мальчик устал и уже еле стоит, но хочет скатиться с высокой горки, отворачиваюсь, зажмуриваюсь и делаю вдох-выдох, только бы не подавить его волю. Это же будущий мужчина! Дети чувствуют мое доверие и оправдывают его, ведут себя довольно аккуратно. В результате растут двое взрослых мужчин, которые уже сами принимают многие решения.
Конечно, старший поначалу ревновал к младшему, но я не стала пускать ситуацию на самотек. Научилась уделять сыновьям внимание по очереди: то с одним куда-нибудь съезжу, то с другим. Они два лидера-индивидуалиста. Как все братья, ругаются, но до драк не доходит. Я им при случае проговариваю: «Вот не будет меня, останетесь друг у друга только вы». Считаю, что к этому надо с детства готовить. Мне очень хочется, чтобы Гектор и Савелий стали близкими людьми, когда вырастут.
Сыновья следят за моими работами, любят «Молодежку», но если играю отрицательную роль, могут сказать: «Надо же, мам, какая ты здесь злая!» А я как раз люблю именно таких героинь — чем сложнее, тем лучше. Еще в академии предпочитала роли бабок и сумасшедших, нежели положительных красавиц. И в проекте «Окрыленные» сыграла настоящую тварь — строгую бортпроводницу, которая с невинным лицом делает ужасные вещи. Настолько погружалась в роль, что в перерывах не успевала из нее выйти — огрызалась на партнеров, продюсеров. Потом даже стыдно было, но ведь это не я — это Жанна!
В «Тридцатилетних» была алкоголичкой, которая весь сериал борется с этой проблемой. Я придумала, что моя героиня много «разговаривает руками» — люблю искать пластические решения, чтобы раскрыть характер. Не понимаю, когда режиссеры говорят: «Не морщите лоб!» Если делаю это в жизни, почему я должна надеть маску в кино? В голливудских фильмах у актеров все лицо ходуном ходит, и никого это не смущает, а у нас главное, чтобы все были красивые в кадре.
Сложнее всего оказалось сыграть своего антипода — наивную и трепетную девушку в сериале «Сразу после сотворения мира». Я даже пришла к режиссеру Александру Даруге с вопросом:
— Зачем вы меня взяли? Не видите, что я брутальная бабища?!
— В тебе это есть!
— Нет!
И как-то пришлось доставать из себя грузинскую деревенскую девушку Нелли, в чем мне очень помогла партнерша Ия Нинидзе. Просто немного подмяла под себя на площадке — и я поняла, что моя героиня такая, потому что у нее властная мать.
Дмитрий Нагиев, с которым встретились в первом сезоне «Кухни», подсказал деталь, чтобы войти в образ богатой женщины: «Все, что вокруг тебя, — шелест, все впроброс». Такие дамы интересуются только собой — это было очень тонким наблюдением.
Когда пропадаю в экспедициях, с мальчиками очень помогает моя мама. А недавно мы вчетвером устроили для себя большое автомобильное приключение — поехали на машине в Грузию. Это сближает: то на границе четырнадцать часов стоим, то через дождь продираемся. И в таких поездках особенно чувствуется, что мы друг друга любим, мы — семья.
Я пока вынуждена играть роль и мужчины, и женщины. Многое приходится на себе тащить — начиная от оплаты разных нужд и заканчивая сломанным краном и развозом детей. И нужно на все это зарабатывать. Расслабиться и быть женщиной в таком графике сложно. Только сейчас поняла, что раньше выбирала партнеров, которые не были сильнее меня, и растворялась в мужчине, чего делать нельзя. С годами стала учиться не увлекаться так быстро, сохранять свое «я». И вообще разобралась, чего жду от отношений. Принимаю и гостевой брак — иногда это даже лучше, чем ежедневная рутина.
Мужчин мои дети пока больше не видели — я познакомлю их только с тем человеком, в ком буду уверена на сто процентов. Хотя сейчас в отношениях, но перегружать ответственностью раньше времени тоже никого не хочу. Как говорила героиня фильма «Ирония судьбы...», «Поживем — увидим».
Редакция благодарит за помощь в организации съемки мебельный салон Rosbri The English House.
Подпишись на наш канал в Telegram