Профессия режиссера театра и кино сводила меня со многими людьми, достойными своего тома в популярной книжной серии ЖЗЛ. Они сыграли огромную роль в моей судьбе. Бессмысленно убеждать кого-то в их величии, это и так всем известно. Вспомню несколько связанных с ними забавных историй, которым стал свидетелем или в которых сам принимал участие.
Начну с начала. Окончив ЛГИТМиК, я получил распределение в Свердловский ТЮЗ, успел поставить там три спектакля и получить премию Ленинского комсомола. «Доходное место» пригласили на театральный фестиваль «Дни Островского в Костроме». Зал принимал нас тепло, по окончании публика устроила овацию. Моя мама Сусанна Марковна не могла пропустить такое событие. Как выяснилось позже, ее усадили за спиной заместителя министра культуры и зампреда ВТО. Мама не имела представления, что это за люди, но доложила мне: когда в финале раздались бурные аплодисменты, они были страшно недовольны.
После показа началось обсуждение. Я, наивный, не догадывался, что награды уже были распределены и Свердловский ТЮЗ в числе лауреатов фестиваля не рассматривался — не того калибра театр. Но слово взяла молодой критик Татьяна Москвина, она заявила: «Доходное место» — лучший спектакль фестиваля, он отвечает на вопрос, почему Островский поставлен сегодня». Насколько я знал, Таня училась в аспирантуре и посвятила этому драматургу диссертацию. Тут началось такое! Другой критик обрушился на спектакль и Москвину со словами: «Это не имеет никакого отношения к Островскому!» Его поддержали, я был растоптан. Поразительно! Только что десять минут не отпускали с поклонов восхищенные зрители, а тут мне объяснили, что я поставил провальный спектакль.
В итоге ничего мы не получили, но попали в поле зрения завлита БДТ Дины Морисовны Шварц, к мнению которой прислушивался руководитель театра Георгий Александрович Товстоногов. Она сидела на обсуждении, видела, какие страсти там кипели. Домой возвращались поездом, вместе с завлитом Аликом Лаевским пошли выпивать в вагон, где ехали наши артисты. Когда проходили СВ, в коридоре столкнулись с замом Царева, которому спектакль не понравился. Увидев меня, он неожиданно решил высказаться:
— Не переживай, все обсуждают только твой спектакль! Я тоже тебя поддержу, устрою на стажировку в любой театр.
— Какая стажировка?! Через два месяца мне в армию уходить.
Служил я на Тихом океане, в Советской Гавани базировался театр флота, где поставил пьесу Червинского «Счастье мое». Однажды мама мне сообщила:
— Товстоногов выпустил книжку «Зеркало сцены», он там ругает твое «Доходное место».
— Прекрасно! Есть повод к нему зайти.
Первое, что сделал вернувшись из армии, позвонил знакомой по институту Ире Шимбаревич, которая работала секретарем Георгия Александровича, и записался на прием. Явился худой, как мне казалось, красивый — волосы на голове еще были. Против обыкновения надел болгарский костюм и галстук, захватил подборку рецензий на свои спектакли. Товстоногов выглядел уставшим, ему явно было не до меня. Но я накануне отрепетировал разговор с мамой и поэтому сразу устремился к цели:
— Георгий Александрович, хотел бы пройти у вас стажировку.
— У нас стажировки расписаны на годы вперед.
Я ждал такого ответа и продолжил:
— Ну раз это невозможно, хотел бы поставить у вас спектакль.
От такой наглости Товстоногов проснулся:
— Молодой человек, вы в курсе, что в БДТ ставят спектакли лучшие режиссеры мира?!
— Знаю! Но абсолютно уверен, что справлюсь.
— Я даю постановки только тем, чьи спектакли видел.
Я ждал и этой фразы.
— Значит, я вам подхожу, вы же видели мое «Доходное место», раз написали о нем в своей книжке «Зеркало сцены», — я точно знал, что Товстоногов спектакля не видел, поэтому продолжил: — Вас неправильно информировали. Вы пишете, что Марк Захаров поставил «Доходное место» и поднял вопросы компромиссов на немыслимую высоту, а молодые режиссеры, сосредотачиваясь на бытовых деталях, забывают о замысле. Вы же понимаете, что как ни поставь эту пьесу, хорошо ли, плохо ли, талантливо или бездарно, она все равно будет про компромисс. Про это написал Островский. Тут заслуги Захарова — ноль. А мы в Свердловском ТЮЗе предложили свое прочтение: взяточник, бандит, который все имел, купался в роскоши, в университете начитался книжек, поверил в идеалы добра и справедливости и начал им следовать, вступив в конфликт с дядей. Дядя выгоняет его из дома — поживи, не так заговоришь. И любовная лодка разбилась о быт. Поэтому нам и понадобился тот бедный быт, который ломает главного героя. По сути это история о становлении личности.
Тут Георгий Александрович окончательно проснулся и изрек:
— Если бы я видел ваш спектакль, он бы мне наверняка понравился. Вы очень точно все понимаете.
А Товстоногов считал, что если у режиссера есть замысел, он должен уметь изложить его в одном предложении. Ира предупреждала: «Если он нажмет под столом кнопку и вызовет меня, ты своего добился. Если нет, зря приходил». Товстоногов ей позвонил:
— Ира, нам надо взять молодого человека на стажировку.
— Но нам только что прислали... — и называет фамилию.
— Присылают всяких ... (не буду уточнять, что он сказал). А приходит нормальный парень, и мы не можем его принять. Значит так, позвони в Министерство культуры, скажи: следующая стажировка — Астрахана.
В БДТ я попал только через полтора года. У Товстоногова был тяжелый период, врачи отвели ему пару лет жизни, если не бросит курить. Он пытался отказаться от сигарет, отчего становился раздражительным. В тот момент ставил «На дне». На репетициях рядом с Георгием Александровичем сидела Дина Морисовна Шварц, слышал, как он ей жаловался: «Смотрю на сцену, а вижу сигарету».
До меня в театр пришел стажер, красивый парень, бывший актер, который расположил к себе Георгия Александровича. В БДТ о нем заговорили чуть ли не как о его преемнике. В буфете он сидел всегда в окружении актеров, которые хотели с ним дружить и готовы были смеяться его шуткам. Тот уже по сути был в кресле главного режиссера, его жену взяли в труппу. При этом он еще ничего в Ленинграде не поставил. И вот начал репетировать пьесу Дударева «Свалка». Я еще подумал: «Зачем? Не самое лучшее произведение драматурга». За несколько недель до прогона прозвучал тревожный звоночек — «заболел» исполнитель главной роли Олег Басилашвили.
Мой товарищ, который был в курсе всех интриг, сказал: «Плохой знак. Если Бас соскочил, значит, там все ужасно. Он никогда не выйдет на сцену, если чувствует, что постановка провальная». Товстоногов посмотрел прогон и мрачно вышел. Буквально через час в буфете я наблюдал, как тот несчастный стажер пьет чай в полном одиночестве. Подумал: как же все зыбко в этом мире — сегодня ты наверху, а завтра стремительно падаешь вниз. Товстоногов еще не сказал ни слова о спектакле, а от парня уже все отсели. Несостоявшийся преемник после прогона начал наконец здороваться, хотя до этого держался заносчиво. Театральный мир жесток.
Я ходил в театр, но ставил спектакли в других местах: успел выпустить «Ваську» в Ленинградском ТЮЗе, «Удалой молодец — гордость Запада» в театральном институте, они конкурировали между собой за звание лучших в сезоне. Обо мне заговорили. Рубен Агамирзян позвал в Театр Комиссаржевской, карьера покатилась. Телевидение показало мое интервью, которое увидел Товстоногов. Мне позвонила Шимбаревич: «Дима, Георгий Александрович требует тебя к себе, он спрашивает «Где Астрахан, почему у нас ничего не ставит, а зарплату получает? Срочно вызвать».
И мне предложили поставить спектакль. Провал в БДТ не входил в мои планы. Знал, что Товстоногов всегда приходит на выпуск и влезает в режиссуру, исключение сделал лишь для Льва Додина. Мне Георгий Александрович предложил водевиль молодого автора. Я прочитал и отказался — слабо. Мэтр не сдавался: «Хорошо, вот вам новая пьеса известного драматурга. Имейте в виду, Дима, два раза не отказываются».
Дома прочел ее и понял, что и это ставить не могу, ничего хорошего не выйдет. Продумал, как отказаться и не поссориться с Товстоноговым. Сказал:
— Я не могу гарантировать успех спектакля по этой пьесе.
— А вас никто и не просит гарантировать, Дима! Гарантирую тут я!
— Все понимаю, но должен хотя бы верить в успех!
Товстоногов понял, что я вежливо отползаю, и сделал верный ход:
— Хорошо! Что вы сами хотите поставить?
— «Женитьбу Бальзаминова».
— Отлично, давайте! На малой сцене.
Решили, что Бальзаминова будет играть Андрей Толубеев.
Георгий Александрович дал мне лучших актеров, я видел: он делает все от него зависящее, чтобы спектакль получился. Вывесили распределение. Товстоногов лежал дома с гриппом, я тоже где-то мотался. А в БДТ состоялось партсобрание, на котором Толубеев взял слово: «Воспринимаю происходящее как личное оскорбление. Я так давно ждал главной роли в классике и вот получаю Бальзаминова, которого играл в выпускном спектакле двадцать лет назад. Что же получается, за все эти годы ни до чего другого не дорос?!» Резко высказался и сел.
Мне позвонила Дина Морисовна:
— Что делать?! Пора начинать репетиции.
— Ничего, давайте подождем неделю. Пускай Андрей остынет, наведет про меня справки.
Через неделю Толубеев позвонил сам: «Мы можем встретиться за полчаса до репетиции?» Закрылись в гримерной. Он сказал:
— Дмитрий, поймите, я не против вас. Слышал о вас хорошие слова, не отказываюсь, но я это уже играл, давайте возьмем второго актера в дублирующий состав.
И тут, не знаю почему, я вдруг произнес:
— Андрей, да ради бога! Можем взять Томашевского, Юру Стоянова, они блестящие артисты. Но тогда сразу надо решить вопрос, как вы будете делить загранпоездки.
— В смысле? — растерялся Толубеев.
— Спектакль объедет весь мир, как будете играть его за рубежом, тоже в очередь?
— Почему вы уверены, что ваша постановка объедет весь мир?
— Потому что поставлю убойный спектакль!
Он посмотрел на меня долгим внимательным взглядом. Мое заявление звучало самонадеянно. Я предложил:
— Андрей Юрьевич, давайте сделаем так. Порепетируем неделю, если вы увидите, что моя постановка хоть чем-то напоминает вашу студенческую, возьмем второй состав.
— Согласен.
Мы начали работать, больше Толубеев этот вопрос не поднимал.
В БДТ актеры обычно месяц сидели за столом! А я решил работать так, как работал до этого — поднял их на ноги в репетиционной комнате. Заставить артистов встать очень сложно. Они сделают все, чтобы оттянуть этот момент, подольше посидеть, поразбирать пьесу, позадавать вопросы режиссеру. Но мои втянулись, им понравилось. Звездный состав — Света Крючкова, Оля Волкова, Людмила Иосифовна Макарова, Лена Попова, Мария Александровна Призван-Соколова — репетировал с большим удовольствием.
Беда пришла, откуда не ждал. Я пошел на компромисс, взял местного художника Олю Земцову, а не Толю Шубина или Эмиля Капелюша, с которыми работал раньше. Компромиссы вообще плохо заканчиваются, особенно в искусстве. Стали обсуждать декорацию. Я привык формулировать художнику, что мне точно нужно от декорации для постановки, а тот сам придумывал художественный образ. Поставил задачу Земцовой:
— Мне нужен на сцене круг, по центру — забор, забор поворачивается, а там уже гамак с Белотеловой.
— И что, Толубеев полезет через забор?
— А как он может не полезть? В пьесе есть такая ремарка.
— Ну не знаю, это БДТ... И что, Крючкова ляжет в гамак?
— Ну а почему не ляжет-то?
— Ну не знаю, это БДТ...
Мне бы насторожиться, что фраза «это БДТ» звучала в том разговоре слишком часто, но я вместо этого со спокойной совестью улетел в Болгарию, там параллельно ставил «Утиную охоту». Только вернулся, позвонила Дина Морисовна: «Дима, от вас отказалась Земцова. Вы должны срочно связаться с Кочергиным».
Я был в шоке, сказал маме: «Началось!» Спектакль еще не поставлен, а по моей репутации наносят такой удар! Эдуард Степанович Кочергин, выдающийся мастер (говорю это без иронии), был главным художником БДТ. Я ему набрал, тот сразу стал грубо отчитывать:
— Слушай, тебя чему учили?! Ты что, не мог с художником договориться?! — и продолжает в таком же духе.
В конце концов я сорвался:
— Слушай ты, народный художник, раз ты мне тыкаешь, отвечу тебе тем же. Это ты не объяснил своей ученице этику Станиславского, в соответствии с которой она должна была высказать свои претензии мне, а не жаловаться Товстоногову.
— Да кто ты такой?!
Я был на взводе, не сдержался и послал его по известному адресу. Бросил трубку, маме сказал: «Слава богу, с БДТ все кончилось. В этой ситуации лучше я их пошлю, чем они меня».
Через пять минут позвонила оживленная Шварц: «Дима, что произошло? Товстоногов срочно требует вас к себе!»
В кабинете застал не только Георгия Александровича, но и директора театра Геннадия Ивановича Суханова, его заместителя Анатолия Иксанова, Дину Морисовну. Все сидели явно в предвкушении скандала. Товстоногов спросил:
— Дима, что случилось?
— Может быть, меня как-то неправильно учил мой мастер Александр Александрович Музиль (я знал, что они с Товстоноговым приятельствовали), но он говорил: «Вы ставите задачу художнику, а он ее выполняет». Мне на сцене нужен круг и гамак... Бальзаминов перелезает через забор и попадает в гамак как в паутину Белотеловой и свахи.
— Гамак? Смешно! Эдик, а в чем проблема?
— На малой сцене нет круга, его невозможно установить.
— Дима, это малая сцена, там невозможно установить круг.
— Георгий Александрович, мне нужен круг! Пускай он будет маленьким, чтобы его могли поворачивать два монтировщика.
— Эдик, он согласен на маленький круг.
— Георгий Александрович, но это не в стилистике Островского...
— Да пусть сделают в любой стилистике, хоть жостовского подноса!
— Эдик, ему не важна стилистика. Вы можете сделать, как вам кажется лучше.
— Но Георгий Александрович...
— Эдик, иди! — и послал Кочергина туда же, куда я час назад.
Сразу же вступил в разговор директор театра: «Эдуард, Дмитрий, пройдите в мой кабинет!» Я остался в приемной, Кочергин вошел к директору. Через прикрытую дверь я все же расслышал, как Суханов возмущался: «Ты что творишь? Пришел молодой режиссер, который сумел договориться с нашими актерами. НАШИМИ! Которые только спорят и жалуются Товстоногову, каких бездарных режиссеров приглашают. А тут им нравится, но вы ставите палки в колеса. Ты собрался в Японию? Будешь сидеть здесь и оформлять спектакль. Чтобы сделали декорации такие, какие Астрахану нужно».
И на малой сцене была установлена сложная разборная конструкция с большим кругом. Ее можно было перевозить, так что спектакль игрался на любой площадке. Сдавали мы «Бальзаминова» на малой сцене, но через неделю уже играли на большой. И действительно объехали с ним весь мир, от Сеула до Мехико.
В итоге Толубеев сыграл грандиозно, создал на сцене магическую фигуру, про которую Достоевский говорил: Бальзаминов это активное ничтожество.
Не могу похвастаться тесным общением с Товстоноговым — у нас было немного встреч, но все они для меня важны, я их очень хорошо помню. Георгий Александрович, без преувеличения, сыграл громадную роль в моей карьере, за что я ему бесконечно благодарен.
Сценарий моей дебютной картины «Изыди!» написал Олег Данилов, блестящий сценарист, с которым я снял все свои фильмы. Там поднималась тема еврейских погромов начала прошлого века. Главный герой виделся нам поначалу жуликоватым евреем, комическим персонажем, который в финале встает на защиту своего народа и идет на смерть. На главную роль пробовались многие прекрасные актеры: Александр Калягин, Сергей Газаров... Но картинка, что называется, не складывалась. А по нашей задумке главный герой должен был стать Моисеем, идущим на смерть.
В кино не бывает незначительных профессий, все определяют успех картины. Это ассистент по актерам Вера Новикова привезла из Тбилиси Отара Мегвинетухуцеси.
Я не представлял его актерского масштаба, поскольку сериал «Дата Туташхиа», где Отар сыграл благородного разбойника, защитника простых людей, прошел мимо меня. В нашем доме не было телевизора — папа считал, что мои братья и так мало читают, а при наличии «ящика» вообще забросят книги. Увидел, на что способен Отар, только на пробах: когда он начинал играть, за ним вставала бездна.
Было понятно, что мы нашли главного героя. Показал пробы своему художественному руководителю Алексею Юрьевичу Герману. Они были организованы в атмосфере цейтнота, на скорую руку: актера просто поставили в какой-то комнате и сняли. Всем было известно, насколько скрупулезно Герман относится к деталям, как истязает реквизиторов, чтобы каждая ложечка в кадре соответствовала времени, в котором разворачиваются события. Алексей Юрьевич посмотрел пробы Отара и произнес сакраментальную фразу: «Да, когда в центре большой артист, черт с ним (словцо было более крепким), какой шкаф стоит сзади».
В киноэкспедицию отправились в село Букатинка Винницкой области. Группа позже прозвала это место Бухатинка. В первый же вечер местные жители встретили Отара настолько тепло, что дойти до дома, где его разместили, он не смог — его привезли туда полумертвым на телеге. Больше всех переживала партнерша Мегвинетухуцеси Тамара Схиртладзе, прибежала ко мне в волнении: «Надо что-то делать! Когда Отар проснется, он может просто сбежать! Ему будет стыдно, что он, грузин, так сильно напился». К счастью, этого не произошло.
Актер блистательно сыграл финальную сцену на пробах, а на съемках его заклинило. Снимали на кодак, эта пленка не давала брака. Начинаем работать, Отар останавливается — и так несколько раз. А пленка на вес золота, и ее мало. Дали ему полчаса, за которые он настроился, впрыгнул в состояние героя и выдал все, на что был способен.
Отару нужен был напарник, актер на роль его друга. И вдруг Данилов вспомнил про Рыбникова. Великий артист согласился сыграть эпизод. Приехал, а съемки отложились. Население встретило своего кумира не менее радушно, чем Отара. Николай Николаевич тоже загулял и в этом состоянии, падая, ударился о кровать. Нам ехать на площадку, а у него на пол-лица бланш. Рыбников расстроился:
— Дмитрий, я вас подвел, отправляйте меня домой!
— Николай Николаевич, это все ерунда! Слава богу, Алик Данилов на площадке, обыграем случившееся в сценарии, сделаем вид, что ваш герой вчера подрался!
И Олег сочинил диалог. Отар спрашивал:
— Что с тобой?
— Да вчера разнимал гостей, подрался.
Трактирщик может ходить с фингалом, это даже забавно выглядело.
Позже я наблюдал трогательную сцену. Возвращались в автобусе со съемок, Отар сидел с Рыбниковым и всю дорогу рассказывал, как когда-то был увлечен Аллой Ларионовой. На каком-то фестивале пытался даже влезть к ней на балкон. Николай Николаевич смеялся. Печально, что роль в моем фильме стала для него последней...
Витя Михайлов не должен был сниматься в «Изыди!». Он работал вторым режиссером, занимался организацией съемок, командовал. Успел сыграть в комедии «Праздник Нептуна», но я ее не видел. Знал Витю просто как обаятельного человека. На роль урядника был утвержден Виктор Степанов — знаменитый Ломоносов. Снялся, посмотрели: не то. К счастью, материал оказался в браке. Группа в простое, снимать пока некого, и Витя Михайлов расслабился, ходил выпивший, что-то весело орал. Я это увидел и понял: вот каким должен быть урядник! Вечно пьяный, крикливый, при этом смешной. Позвал Михайлова:
— Витя, ты должен сыграть!
— Я знал, что ты талантлив, но не думал, что настолько! Ты большой режиссер, раз принимаешь подобные решения.
Утром Михайлов протрезвел и перепугался: «Как я буду выглядеть рядом с Отаром?» Попросил день на подготовку. По площадке расставил бабушек с подносиками, на них рюмки. Он оказался приверженцем реалистического метода, предупреждал: «Как только Астрахан скомандует «Мотор!», наливаете водки, я выпиваю — и в кадр, чтобы поры раскрылись, лицо покраснело. Так ни один гример не сделает». Только я объявил начало съемок и Витя хлопнул рюмку, как оператор вдруг огорчил:
— Облачко! Снимать нельзя.
— Твою ж мать, — возмущался Витя, — какое облачко? Из меня выходит весь драйв!
Облачко мешало нам раза три, и Витя прилично «подготовился к роли». Но в итоге сыграл Михайлов великолепно! Жаль, что рано ушел. Блестящим был комиком, уникально одаренным от природы.
Фильм имел счастливую судьбу: объехал множество международных кинофестивалей, был представлен от СССР на премию Американской киноакадемии «Оскар», Мегвинетухуцеси был удостоен приза за лучшую мужскую роль на кинофестивале в Токио.
Первая встреча с Абдуловым случилась в театре. Я ставил спектакль «Все проходит» по пьесе Олега Данилова. По ней уже был снят фильм «Подари мне лунный свет», и возник театральный продюсер, который предложил постановку. Он не ошибся: без преувеличения это был самый коммерчески успешный театральный проект в те времена. Главную роль репетировал Саша Абдулов, в партнерши взяли Ирину Алферову. В тот момент я снимал фильм «Желтый карлик», оттуда в проект перешла прекрасная Лена Проклова. Два состава понадобились, чтобы было проще возить спектакль на гастроли.
Начались репетиции. Саша работал замечательно, но в своей манере: он много импровизировал, но принципиально ничего не запоминал, приходилось каждый день все начинать сначала. Когда одну и ту же сцену мы разбирали по пятому разу, я сказал: «Саш, пора уже как-то фиксировать, учи текст». В итоге репетиции затягивались. Проклову и Сергея Никоненко можно было будить ночью, и они произнесли бы свои реплики. А Саша все делал прекрасно, но текста не знал.
С нами работала директор Галина Алексеевна, которую тоже беспокоила ситуация. Она нервничала:
— Дима, что делать?!
— Назначайте премьеру. Заключайте договор с питерским ДК имени Горького и обязательно пропишите пункт: человек, по вине которого сорвется спектакль, должен выплатить неустойку.
А она исчислялась пятью тысячами долларов, поскольку ДК Горького — престижная театральная площадка на две с лишним тысячи мест. Договор подписали все, в том числе и Абдулов. Спектакль предполагали сыграть через месяц. Саша пообещал: «Все, за это время я текст выучу». Но когда мы вернулись к работе, Абдулов продолжал оставаться, что называется, белым листом.
Почему? Постоянно отвлекался на другие дела, не мог никому сказать нет. Он был поразительно талантливым, доброжелательным человеком, чем пользовались его знакомые. Абдулов все время кому-то звонил, решал чьи-то вопросы, пробивал квартиры, поскольку был вхож к любому начальству. Например это Саша перевез Михаила Пуговкина из Ялты в Москву. У него не хватало времени на все.
Мы ехали в поезде играть премьерный спектакль, а Лена Проклова все помогала Саше учить слова, но полной уверенности, что он не собьется, не было. И Абдулов занервничал.
Тогда я предложил: «Успокойся, выдохни. В одной кулисе будет сидеть моя помреж Алена, в другой — муж Прокловой. У них в руках будет текст. Если забудешь фразу, не импровизируй, сразу иди к тому, кто ближе, тебе подскажут». В итоге Абдулов ходил туда раз семь.
Спектакль имел фантастический успех. Мои знакомые, сидевшие в зале, ничего не заметили, им казалось: так и было задумано. Все окупалось его игрой, эмоциональностью. Прошло два спектакля, успех был грандиозным.
Абдулов был настоящей звездой, при этом человеком демократичным, без фанаберии. В Минске выступали во Дворце Республики, в зале на две тысячи семьсот мест. Я оказался в городе по своим делам, заехал за полчаса до начала поздороваться с артистами и заметил, что декорации установили далеко от авансцены, за пожарным занавесом, а спектакль у нас актерский. Предложил: «Саш, зачем тебе надрываться? Давай перетащим декорации поближе к зрителям». И мы вместе с монтировщиками их переставили. Саша был мегазвездой, но если дело того требовало, забывал об этом. Рабочие его уважали, он общался на равных, не отказывался с ними выпить. Так же относился к гримерам, костюмерам, не держал дистанции.
«Все проходит» — это произведение о супружеской паре на грани развода. Сашин приятель Жора Мартиросян играл небольшую роль любовника жены главного героя. Был главным объектом насмешек Абдулова — тот колол его постоянно, начинал корчить рожи. Жора давился от смеха, но на Сашу не обижался, был доброжелательным человеком.
Лена Проклова отыграла премьеру, пришло время вводить Алферову. Ее дебют должен был состояться в Саратове. Я поехал все проконтролировать. Полетели экономклассом — и мы с Сашей, и монтировщики. Я забеспокоился:
— А где Ира?
— Она летит в бизнес-классе, прошла через ВИП-зону.
Обожаю Алферову, но для нее важно подчеркнуть свой статус. Рисунок спектакля был выстроен, однако Ира принципиально не хотела играть как Проклова. Лена произносила слова «Я тебе изменила» шутливо, Ира заявила: «Нет, я хочу сделать здесь паузу». Показала, как собирается играть. Хорошо, договорились! Вечером спектакль. Я стоял в кулисе, и вот добрались до этой фразы. И Ира ее не произносит! Диалог еще немного движется, а дальше повисает тишина, поскольку Абдулову нечего играть. Громким шепотом подсказываю из кулисы: «Спроси, что было в поезде. Верни ее к разговору».
Абдулов показывает на ухо: не слышу. Я машу руками, мол, подойди ко мне. Пауза затягивается, и тут наконец до Иры доходит, что она не произнесла самое важное. Исправляется: «Да, кстати, в поезде было следующее. Я тебе изменила!» Абдулов с облегчением выдохнул: фу-у-у-х!
Первый акт закончился, и Саша не вышел, а выбежал со сцены. Я видел, что он раздражен. Играли в больших залах, Саше было важно не уронить себя, он дорожил актерской репутацией. А тут такое! Несмотря на то что кипел от возмущения, Ире не сказал ни слова. Никогда не слышал, чтобы он повысил на нее голос, даже если Алферова была неправа. Относился к ней тактично, хотя они были давно разведены. После спектакля устроил вечеринку, и там тоже ни слова Ире о ее промахе.
«Все проходит» Абдулов очень любил. Недоумевал: «Не понимаю, как такое может быть? Мы на сцене вчетвером, почти без декораций, а в конце зал встает и устраивает десятиминутные овации. А на больших постановочных спектаклях такое случается не всегда!» В Ленинграде, как только мы туда приезжали, подавали администратору целый список знакомых, которые просились на представление. Многие смотрели его раз по пять. Думаю, успехом постановка во многом обязана блестящей пьесе Данилова, без ложной скромности прекрасной режиссуре, таланту артистов, занятых в спектакле, и Сашиному обаянию.
Что меня еще в нем поражало? Он всегда очень хорошо отзывался о режиссерах. Работал с разными людьми, прекрасно оценивал их уровень, но я не слышал ни одного плохого слова ни о ком. Думаю, потому что его отец был режиссером. Саша с детства видел и знал всю кухню, изнанку профессии, театральный мир с его конфликтами и интригами. Он вспоминал, как папа в Фергане приходил из театра измочаленным. Став артистом, Саша научился ценить этот труд, испытывал к нему уважение.
В основном мы общались после съемок, обычно шли ужинать. Абдулов предлагал:
— Берем пол-литра.
— Давай триста грамм!
— Дима, лучше пол-литра, мы выпьем и точно остановимся, а если возьмем триста, в итоге уговорим две бутылки.
И оказывался прав. А с утра Абдулов всегда был в прекрасной рабочей форме.
Сашу окружало море поклонниц. Женский пол его обожал, дамы выстраивались за автографом. Но я ничего не знаю про его романы. Саша был человеком тактичным, не выставлял свои отношения напоказ.
Жаль, что ушел так рано... Уверен, актерские способности Абдулова далеко не полностью были раскрыты. Его лирические персонажи хороши, но он обладал и мощным драматическим, трагическим талантом.
Крючкова прекрасная актриса, умнейшая женщина! Впервые увидел ее в спектакле БДТ «Фантазии Фарятьева». Света играла сестру главной героини. Когда кричала: «Моя сестра недостойна вас!», это было пронзительно, зрители в зале не могли сдержать слез.
Позже в БДТ начал репетировать с ней «Бальзаминова», Света должна была играть купчиху Белотелову. У них с Олей Волковой сложился прекрасный дуэт. Крючкова тогда параллельно снималась в «Царской охоте» Виталия Мельникова в роли императрицы Екатерины II. Однажды пришла и пожаловалась:
— У меня вчера был очень тяжелый день! Сначала скакала на лошади, потом танцевала на балу, потом лежала в постели с Колей Еременко.
Волкова слушала-слушала и возмутилась:
— Твою мать, мы что, должны тебе сочувствовать?! В отличие от тебя весь день репетировали в душном зале. А она и на лошади каталась, и с красивым мужиком в постели валялась, и все ей тяжело! Надорвалась прямо!
Все смеялись. Свету любили. К сожалению, Белотелову Крючкова так и не сыграла — к моменту выпуска спектакля оказалась в положении. Очень волновалась за свою беременность, ребенок был долгожданным. Света боялась его потерять, легла на сохранение и выпала из процесса.
С Крючковой у нас сохранились добрые отношения, она не только Актриса с большой буквы, но и умная женщина. Это редкое сочетание. С ней приятно посидеть поболтать, у нее свой взгляд на мир. Когда потребовалось сыграть жуткую фашистку, эсэсовку, которая издевается над заключенными концлагеря в картине «Из ада в ад», подумал о Светлане. Позвонил:
— Выручи, исполни небольшую роль.
— Да, конечно, Дим!
Приехала и сыграла — как всегда, прекрасно!
То обстоятельство, что Света не смогла участвовать в «Бальзаминове», стало поворотным в судьбе Нины Усатовой, которая работала в Молодежном театре. Когда решали с Диной Шварц, кого пригласить вместо Крючковой, не сговариваясь остановились на кандидатуре Усатовой. Так Нина дебютировала на сцене БДТ. Усатова уже была известной актрисой, но в этом театре все непросто. Там или сразу становились признанными, или первая неудачная роль на многие годы усаживала на скамейку запасных.
В основном Нина репетировала с Волковой и Толубеевым — у них были общие сцены, остальные актеры ее не видели. И вот на прогоне заметил, как в зал вошли вдова Ефима Копеляна Людмила Иосифовна Макарова, Мария Александровна Призван-Соколова, жена Кирилла Лаврова Валентина Николаева, Лена Попова, Марина Старых, то есть явились все звезды БДТ. Я, молодой режиссер, не сразу просек, что происходит. Лишь позже догадался, что Нина Усатова, по сути, сдает экзамен на право работать в этом театре.
Без преувеличения скажу: мы с Ниной придумали бенефисный номер. Усатова пихала Волкову и Толубеева так, что те отлетали, ставила рюмку себе на грудь, заразительно смеялась, в общем, играла сочно и ярко! Помню, в какой-то момент Макарова — легендарная Ханума — не выдержала, захохотала и зааплодировала. Дамы тоже захлопали. В тот момент стало понятно, что Усатова вошла в звездную сборную БДТ. Если бы они не зааплодировали, а мрачно досмотрели прогон до конца, неизвестно, как бы сложилась Нинина судьба. Мнение худсовета было уже не столь важно.
Усатова потом снималась у меня в «Зале ожидания». До этого играла героинь из народа, деревенских женщин. А тут Данилов создал образ современной капиталистки. Героиня проделала головокружительный путь от кладовщицы до миллиардерши. С одной стороны, осталась купчихой, халдой, а с другой — показала предпринимательский талант, деловую хватку, которые вынесли ее на гребень успеха. Алчная, решительная, жесткая самодурка проявляет милосердие, становится трагической фигурой, когда по ее вине погибает ребенок. Эта роль дала Нине возможность показать весь масштаб своего дарования.
Во время съемок «Зала ожидания» мы чуть не потеряли Усатову и ее партнеров Михаила Ульянова, Вячеслава Тихонова, Михаила Боярского, Веру Глаголеву... Снимали в Минске проезд по городу. Простой кадр: телега с артистами едет мимо камеры. Вызвали звезд на один день, наняли цыганскую бричку, запряженную тремя лошадьми. На место съемок приехали первыми, оператор Юра Райский установил камеру. Ожидание затягивалось, директор картины Игорь Поршнев предложил: «Пусть пока проедет пустая телега, оператор настроит фокус». Бричка двинулась с места, и тут ее неожиданно понесло.
Мы заметили, что улица имеет наклон, к тому же в тот день на дороге был легкий гололед. Извозчик-цыган изо всех сил пытается удержать лошадей, но это ему не удается — телега бьет их по крупам, бедные животные несутся во весь опор. А улица упиралась в густой парк. И вот мы, застыв от ужаса, смотрим, как лошади на полном скаку проносятся между деревьями, а бричку разносит в щепки и цыган вылетает на обочину. Стоим в шоке, не можем сдвинуться с места. Как вспомнил, кто должен был сидеть в той телеге, чуть не получил инфаркт. Правда, первым пришел в себя: «Отменяйте съемку, актерам ничего не говорите, не нужно их нервировать!»
Ту сцену мы так и не сняли, я решил: если судьба говорит нет, не стоит рисковать. Парень-извозчик, слава богу, отделался легким испугом. Спасибо Игорю Поршневу, что подал идею все заранее прорепетировать.
Юру Стоянова помню еще по БДТ. Я молодой стажер, он мало играющий артист. Пересекались в буфете: здрасте-здрасте. Их с Томашевским приняли в труппу как блестящих выпускников театрального института, а потом усадили на скамейку запасных, давали играть эпизодические роли. Правда удача улыбнулась Юре, когда заболел Демич: он вошел в спектакль «Амадеус» и изумительно исполнил Моцарта. А вскоре появился «Городок», который Стоянов снимал вместе с Ильей Олейниковым. Получалось здорово, дико смешно! «Городок» выходил каждую неделю, Юра был загружен работой, отбирал репризы, режиссировал, играл. Блистал в женских образах.
Когда Олег Данилов написал «Алхимиков», нам показалось, что парочка Олейников — Стоянов могла бы сыграть наших жуликов. Рассказал им историю, она понравилась. Снимались они весело, постоянно что-то придумывали, искали. В картине в основном были заняты питерцы, царила приятная атмосфера: вокруг все свои. Ни с ребятами, ни с группой никаких проблем не возникало.
А вот с Володей Лелётко — постоянно. Все знали, что прекрасный артист Лелётко — человек употребляющий. Володя очень смешно сыграл у меня в фильме «Все будет хорошо». Помните, прибегает командированный, у которого плащ украли? Збруев ему тогда говорил: «Ты руку-то подними». Вся страна знала его по той фразе. Володя был прекрасным драматическим артистом, однокурсником Андрея Урганта и Александра Галибина. Помню, в «Тиле Уленшпигеле» прекрасно исполнил роль палача. Но страдал «недугом».
Лелётко постоянно прятал на площадке выпивку, а мы с ним боролись. Стоянова, конечно же, бесило, что Володя подшофе. Они с Олейниковым участвовали в двух процессах: съемок и борьбы с Лелётко. Ребята находили Володины заначки, перепрятывали бутылки, разбавляли его вино. Лелётко всех замучил, подводил, из-за него срывались и переносились съемки. Стоянов впадал в бешенство, сам он человек четкий и обязательный.
Наконец настал последний Володин съемочный день на картине. В сцене участвовала огромная массовка, действие разворачивалось на площади. По сюжету на героя Лелётко, который произносил монолог борца со злом, в финале выливали ведро помоев. Хорошо помню, как Стоянов с Олейниковым лично контролировали, что туда добавить, чтобы он потом долго не смог отмыться. Знали, что прямо со съемок Володю везли на поезд, у него не было времени заехать в гостиницу и привести себя в порядок. Он пострадал, но честно говоря, было за что. Лелётко их простил, все потом радостно встретились на премьере.
Мне рассказали прекрасную историю про Олейникова. Когда Илья еще работал в Ленконцерте, его папа, пожилой еврей, приехал в Ленинград посмотреть, чем занимается сын. Илья водил его по театрам. В Театре комедии шел спектакль Петра Фоменко «Теркин-Теркин». Олейников обегал всех знакомых, договорился, что папу посадят в режиссерскую ложу, где обычно сидел Фоменко, и он сверху посмотрит постановку. А начиналась она так: на помосте лежали артисты, Фоменко, иногда выходивший на сцену в роли рассказчика, садился и ждал, когда свет потухнет, зал затихнет. Тогда только начинал: «Переправа, переправа...» И вот на том спектакле Фоменко вышел, дождался тишины. А отец Олейникова разомлел в тепле и, как ему казалось, тихо, а на самом деле громко, блаженно вздохнул: «Э-хе-хе!» Зал грохнул со смеху, Фоменко побелел от злости. Такой реакции на свою режиссерскую задумку он совсем не ожидал. Долго потом выяснял у администратора, кто пустил в ложу этого зрителя.
Наше общение с Еременко началось, когда снимался «Контракт со смертью», он должен был сыграть там мерзкого депутата. По роли требовался холеный избранник народа — миллиардер. Небольшой эпизод на три дня работы снимали на Колиной родине, в Минске. В первый день он вышел на площадку в нерабочем состоянии, но мы приняли решение его снимать. На другой день Еременко вообще не появился, пропал. Сорвал нам две смены, пришлось срочно искать замену. Потом мы не пересекались — Коля понимал, что особо теплых чувств я к нему не испытываю, он меня сильно подвел.
Прошло два года. Мы долго выбирали актера на роль главного героя в «Подари мне лунный свет». Искали среди самых красивых, и возникла мысль попробовать Еременко. Случайно увидел Николая на кинофестивале, подсел, он выглядел напряженным. Я пригласил пройти пробы, чем очень его удивил. Сценарий ему понравился. Еременко пришел и играл на пробах, что называется, в полную ногу. Когда стало понятно, что он серьезный претендент, Коля отозвал меня в сторонку и сказал: «Дмитрий, все понимаю. Поражен, что вы не держите на меня зла за ту историю. Даю слово, что такого больше не повторится. Роль мне очень нравится, я такого давно не играл, для меня это тоже шанс». Еременко отнесся к работе серьезно, пошел в спортзал, подкачался. Сыграл прекрасно.
Я был не в курсе его истории с Людой. Колина минская любовь работала у нас хлопушкой на «Зале ожидания». Красивая девушка, естественно, к ней многие пытались подкатывать. Люда мило улыбалась, но держала дистанцию. После съемок увидел ее на кинофестивале в Ленинграде. Вырвалось: «А ты что здесь делаешь?» Вроде как хлопушек на фестивали не возят. И вдруг догадался, что она приехала с Колей. Так я узнал про их чувства.
У нас с Еременко сложились близкие отношения, он бывал у меня в гостях, делился мыслями, советовался. Однажды ехали на машине по Москве, лето, тепло, Коля признался, что объяснился наконец с женой и начинает новую жизнь. Он был полон планов, лицо светилось счастьем, Еременко улыбался. Таким и остался в памяти. Через какое-то время я узнал, что его не стало...
Блестящая актриса Наталья Андрейченко играла жену героя. Она только что вернулась из Америки, работала прекрасно, но звездность накладывала свой отпечаток. Ее интересы представлял агент, закрутилась несвойственная нам ерунда: через представителя нужно было утверждать чуть ли не все Наташины костюмы, грим, договариваться о смысле роли. Коля помогал приводить Андрейченко в чувство, возвращать к российской действительности. Он вообще очень меня поддерживал.
Случались смешные происшествия. У нас работал прекрасный реквизитор Кузьмич, человек в возрасте. В одном кадре потребовалась фотография Андрейченко, Наташа принесла несколько штук из дома. Кузьмич указал на одну: «Актриса хочет, чтобы вы утвердили эту». Карточка была хорошей, но из-за ракурса возникало впечатление, что у Андрейченко косит глаз, хотя в действительности ни малейшего намека на это не было. Я сказал:
— Нет, возьмем другую.
— Хорошо, — согласился реквизитор.
Минут через десять вдруг слышу истошный Наташин крик. Что такое?! Оказалось, Кузьмич пошел к ней и на вопрос, почему взяли другое фото, чистосердечно признался: «У вас тут косоглазие». Пришлось успокаивать, артисты ведь люди эмоциональные. Несмотря на околокиношную суету, сыграла Наташа фантастически.
У меня должен был сниматься Олег Табаков, но буквально за неделю он позвонил и извинился: «Дима, не смогу, ложусь на операцию». Что делать, кого брать? Поменять сроки мы не могли. Требовался артист в возрасте, узнаваемый, популярный, острохарактерный, с шармом. Таким был Игорь Борисович Дмитриев. Мы знали друг друга еще по Театру комедии, где я поставил на него пару спектаклей, когда служил главным режиссером.
Но была одна сложность. Против меня тогда развязала целую кампанию Ольга Антонова. Она воевала со всеми главными режиссерами — и с Голиковым, и с Аксеновым, и даже со своим другом Фоменко. Оля хотела править в театре, не могла без этого. Я не угодил, когда посмел утвердить ее на одну и ту же роль с Ириной Мазуркевич в спектакле «Леди на день». Оля не снесла страшного оскорбления, объявила войну: организовала критические статьи в прессе, письмо артистов с требованием убрать Астрахана с поста. Его подписал и Дмитриев. По большому счету я благодарен Антоновой — если б остался в театре, многого, наверное, не снял бы в кино.
Игорь Борисович понимал, что я не должен испытывать к нему теплых чувств. Но я ни разу не проявил неуважения. Он идеально подходил на роль, а зрителям все равно, что происходило между артистом и режиссером. Я позвонил Дмитриеву, тот приехал и отлично сыграл. Позже встретил Бориса Смолкина, который сказал: «Все помнят, как ты не уволил из театра ни одного пожилого артиста, не выгнал на улицу в тяжелые времена. Не все режиссеры поступают так же. Только ты декларировал неприкосновенность людей, которые принесли театру славу». Мне было приятно это слышать.
Разговоры о том, что актеры люди тяжелые, доносятся до меня всю жизнь! Но сам я так не считаю. Думаю, потому что всегда общался с ними на языке профессии. Если артист понимает, чего ты от него добиваешься, если видит, что сыграв как просит режиссер, он будет выглядеть ярко, легко на все соглашается. У меня никогда не возникало с ними проблем. Проблемы были — как интереснее снять сцену.
Подпишись на наш канал в Telegram