Подснежники бутафоры сделали так искусно, что поклонники потом часто задавали вопрос, живые ли в корзинке падчерицы цветы. Я долго хранила букетик, подаренный мне на память после съемок. Жаль, что он потерялся при каком-то из переездов.
Я родилась в Ленинграде в простой рабочей семье. Отец Иван Логинович прошел три войны. Мама Валентина Константиновна — блокадный ребенок. Она пережила эвакуацию, детский дом и только потом смогла вернуться в родной город. Одно из первых воспоминаний детства — бараки на нашем Резвом острове, которые строили пленные немцы. Район был неблагополучным, мрачным, среди этих домов мы играли, и до поры до времени я не знала, как красив Ленинград.
Мне, как и всем детям, не разрешали уходить далеко от дома. Но мы с подружкой все равно потихоньку сбегали и отправлялись на остановку. Нас восхищали автобусы, особенно новые львовские — сверкающие, их тогда только начали выпускать. Сердце замирало, когда открывались двери. Мы стояли, взявшись за руки, и с интересом наблюдали, как о чем-то разговаривали пассажиры, водитель выходил покурить, женщина в форме отрывала билеты... Нам было лет по пять и очень хотелось отправиться в путешествие, но решиться было непросто. «Ну что, пассажирки, поехали?» — улыбалась кондуктор. А мы переглядывались и давали деру.
Но однажды, несмотря на запреты взрослых, все же вошли в автобус и устроились на сиденьях. Это был двадцать второй, он ходил по кольцу практически через весь город. И тогда мы увидели удивительный огромный Ленинград. Его мосты, дворцы, Неву, пеструю толпу прохожих и еще много всего, о чем раньше не имели представления. Это был другой, сказочный мир. Мы проехали полный круг и вернулись на свою остановку. Мама ничего так и не узнала. Что интересно, со многими местами того путешествия связаны важные моменты моей жизни и спектакль, который спустя много лет сыграла в театре «Балтийский дом». Но об этом — чуть позже.
Я не мечтала стать актрисой, хотя в школе участвовала в самодеятельности. Но подруга Галя Евгеньева, с которой мы вместе занимались в драматическом кружке, подала документы в Ленинградский государственный театральный институт. И я пошла с ней за компанию. Курс набирал Зиновий Яковлевич Корогодский, художественный руководитель ТЮЗа. Вторым педагогом был режиссер Лев Абрамович Додин. Считаю ужасной несправедливостью, что Галя не прошла по конкурсу, а я поступила. Она очень талантливый человек, мы до сих пор общаемся. Но я стала артисткой, а подруга пробовать второй раз не захотела.
Еще студенткой вышла на сцену ТЮЗа, а первую большую роль сыграла в спектакле «Шел парнишке тринадцатый год» вместе с Сашей Хочинским. Пьеса посвящалась детям — героям Гражданской войны, она состояла из нескольких частей. Моей новеллой была «Хозяйка», ее героиня — странная девочка, которая ходила по пустому барскому дому и сама с собой играла в театр.
Я только что окончила институт и была зачислена в труппу, когда мне позвонили с «Ленфильма». До сих пор не знаю, как режиссер сказки «Двенадцать месяцев» Анатолий Граник меня нашел. Уверена, что моих фотографий не было в базе киностудии, но меня пригласили познакомиться с Анатолием Михайловичем. Помню, поднимаемся по лестнице в его кабинет, улыбаюсь, а ассистент режиссера тут же комментирует: «Ой, какие зубки хорошие!»
В кабинете висел огромный лист ватмана, на который были наклеены фотографии всех претенденток. На мой взгляд, многие из них были красивее. Анатолий Михайлович повел в гримерный цех и попросил: «Сделайте ей парик». Удивилась, ведь у меня были свои пышные, длинные каштановые волосы. «Нет, это все не то, — махнул рукой режиссер. — Нужны светлые, покороче, и еще бы голубые глазки!» Гримеры рассмеялись — глаза у меня карие, контактных линз тогда не было, изменить цвет было невозможно. Но к моему удивлению, падчерицей стала именно я.
Для картины в павильонах «Ленфильма» построили целый сказочный лес — заснеженный, с большими елями и сугробами. На улице июнь, жара под тридцать градусов, а на площадке белым-бело. Снег был из пенопласта, метель раздували с помощью больших вентиляторов, все выглядело очень достоверно. А подснежники бутафоры сделали так искусно, что поклонники потом часто задавали вопрос, живые ли в корзинке падчерицы цветы. Я долго хранила букетик, подаренный мне на память после съемок. Жаль, что он потерялся при каком-то из переездов.
Первым, с кем я столкнулась на площадке, был Леонид Куравлев. Он тогда уже стал знаменитым и параллельно снимался в картине Леонида Гайдая «Иван Васильевич меняет профессию». У меня до сих пор цела фотография, подаренная Леней, на которой актер в гриме Жоржа Милославского. В нашей же сказке Куравлев играл пожилого солдата, хотя был тогда совсем молодым.
Зная, что это мой дебют в кино, партнер решил меня подбодрить. Подошел и заговорщически прошептал: «Особенно-то не волнуйся. Ты же институт окончила, значит, профессионал и все умеешь. Смотри, я ни капли не нервничаю, хотя вовсе не актер и премудростям этим не учился. На самом деле я бухгалтер, а в кино попал случайно. Просто однажды режиссер на улице увидел и пригласил на «Мосфильм».
Я приняла это за чистую монету, подумала: «Вот повезло-то парню». Уже потом, когда смена закончилась, артист проговорился.
— Нет, все-таки молодец! — похвалил он меня. — Ничего не боишься, лицом работаешь хорошо! А то у нас девчонки на курсе... Улыбнется и тут же к зеркалу бежит: «Ой-ой-ой, у меня морщинки под глазами будут!»
— На каком курсе?! — изумилась я.
— Во ВГИКе.
— Вы же сказали, что вы бухгалтер!
Он хохотал до слез, а вместе с Куравлевым и все остальные.
Если честно, я тогда очень робела. Многие из тех, кто работал в картине, были моими кумирами. Особенный трепет вызывала Татьяна Пельтцер. Она была очень подвижной, живой, демократичной, ко всему относилась с юмором. И вообще атмосфера на площадке царила потрясающая, легкая, я не зажималась перед камерой, потому что играть в сказках в ТЮЗе было привычным делом.
Первую серию сняли летом 1972 года, а ко второй приступили осенью. Тут-то и появились в кадре братья-месяцы. На роль Апреля было два кандидата, режиссер принес их фотографии и спросил: «Кто тебе больше нравится?» На одном снимке был белокурый красавец из Малого оперного театра, настоящий Лель. А на втором — парень попроще, с румянцем во всю щеку, танцовщик Кировского (ныне Мариинского) театра Андрей Босов. Я выбрала Леля. «Эх, ничего ты не понимаешь! — махнул рукой Анатолий Михайлович. — Я думаю, лучше подойдет второй».
Потом у нас всех была большая репетиция, как читка в театре. Сидели кругом, проходили текст. Апрель показался мне забавным. Он смешно произносил звук «с» и немного стеснялся, будто и не был звездой балета. Я постоянно за ним наблюдала, а к концу репетиции поняла, что парень мне нравится.
Видимо, Андрею я тоже приглянулась. В первый же совместный съемочный день Апрель подошел и положил мне руку на талию. Покраснела, возмутилась в душе — не понимала тогда, что балетные артисты куда более раскованные. Для него это было просто знаком симпатии, без всякого «такого» подтекста, а я расстроилась и хотела наговорить ему колкостей. Но вдруг все в голове поплыло... Я закрыла рот и растерялась, поняв, что влюбилась окончательно и бесповоротно. У нас начался роман.
Поначалу почему-то был дикий страх, что Андрей увидит меня без грима, такой, какая есть. А вдруг разочаруется и с темными волосами я ему не понравлюсь? Да и нос мне сделали другой, вздернутый... Он-то весь из себя красавец-танцовщик, звезда с горделивой осанкой, а я — обычная девчонка, простушка, в ТЮЗе играю. Тогда придумала выход: старалась приезжать на площадку как можно раньше, чтобы успеть загримироваться, а уезжать с нее как можно позже, когда Апрель уже ушел.
После того как он почувствовал, что рука на талии была перебором, Андрей перестал делать поползновения. Не предлагал проводить, что меня немного расстраивало. Даже подумала, что вряд ли его увижу после съемок. Последний день работы завершился в три часа ночи, актеров развозил по домам общий автобус. Пришлось-таки разгримироваться и предстать перед Апрелем «о натюрель». Распустила волосы, переоделась и наблюдаю, как он отреагирует. «Ух ты! Так тоже хороша», — сделал комплимент Андрей.
Премьера фильма состоялась на Ленинградском телевидении, а потом его показали и на Центральном. Помню, в честь выхода «Двенадцати месяцев» был банкет в шикарном ресторане у Финляндского вокзала. Именно тогда я поняла, что мои симпатии взаимны. Андрей отвел меня в сторонку, вздохнул и многозначительно посмотрел. А через месяц пришел на спектакль в ТЮЗ. С тех пор прошло сорок семь лет, мы все еще вместе.
Босов как-то сразу все четко обозначил. Познакомил с родителями, сказав перед встречей маме: «Не порть отношения с моей будущей женой». Конечно, я узнала это от свекрови через какое-то время. Мама Андрюши позвонила мне: «Вы там не болтайтесь по улицам, приходите к нам домой. А то будете болеть по очереди». Фильм-то вышел как раз к Новому году, и все наши первые прогулки были на морозе. В общем, семья будущего мужа меня сразу приняла, а «женихались» мы долго — два года.
Поженились девятого июля 1974 года. Свадьба была очень скромной, расписались в ЗАГСе на Английской набережной и даже не стали заказывать фотографа. Отмечали с родственниками, у Андрюши дома. Зато у нас было прекрасное свадебное путешествие. Мы отправились в Прибалтику, жили в потрясающей гостинице, посещали концерты и ресторанчики, наслаждались друг другом. Денег хватило на все: потратили гонорары за «Двенадцать месяцев». Я как главная героиня получила тогда полторы тысячи, Андрей чуть поменьше.
Наш фильм-сказка стал популярным. Но меня, слава богу, не останавливали на улице — не узнавали без грима. А вот письма писали, прямо на адрес ТЮЗа.
Через три года после свадьбы появился на свет Илья. В декрете я не сидела, продолжала играть в театре. Не могу сказать, что при этом сын был обделен вниманием. Нам помогали обе бабушки, а еще Анна Андреевна — бабушка Андрюши.
Однажды, когда сын уже подрос, мы посадили его перед телевизором — показывали «Двенадцать месяцев». Фильм закончился, Илья молчит.
— Ты маму с папой узнал? — спрашивают бабушки.
— Да всех я узнал! — нахмурился он и убежал из комнаты.
А зрители стали узнавать меня после выхода фильма «Врача вызывали?». Появились свои преданные поклонницы, которые ходили и в кино, и на спектакли в театр. Помню, афиши тогда висели по всему городу, а на кинотеатре «Москва» — огромная растяжка с моим лицом. Так странно было проезжать мимо в автобусе и смотреть в окно на свой портрет...
Эта картина режиссера Вадима Гаузнера тоже возникла в моей жизни неожиданно. Честно говоря, если бы не утвердили, это не стало бы трагедией, ведь театр для меня всегда был важнее. Я и на пробы пришла за компанию, вдвоем с сокурсницей Наташей Боровковой. По дороге мы весело болтали и не ощущали никакой конкуренции.
— Девочки, а вы на одну роль? — изумилась ассистент по актерам.
— Да.
— Странно, обычно по двое не приходят... И что, вы дружите?
— Да.
— Тоже странно.
После проб мы с подругой сели на лавочку у метро «Горьковская».
— Наташка, это же твоя роль, — улыбнулась она.
— Почему?
— Сиротка, опять сиротка...
Героиня картины Катя Лузина выросла в детдоме. И меня действительно утвердили.
Повезло поработать с Майей Булгаковой, Ниной Мамаевой, Леонидом Броневым, Олегом Басилашвили. Майя Григорьевна особенно поразила. Тонкая, интеллигентная, начитанная и немного закрытая в жизни, перед камерой она моментально превращалась в «женщину из народа» Глафиру Васильевну. Для меня такое перевоплощение — высший пилотаж.
Броневой тогда уже снялся в фильме «Семнадцать мгновений весны», был большим авторитетом, но я позволила себе дерзость с ним спорить. В сцене, где отказываюсь работать в престижном НИИ, Леонид Сергеевич считал, что я неправильно играю.
— Должна же быть радость, вам предлагают хорошее место и возможность сделать карьеру, — объяснял он. Удивлялся, что я сдержанно на это реагирую, лишь пожимаю плечами. — Ну вот представьте. Вы работаете в обычном театре, а я говорю: «Наташа, вы мне так понравились, я представлю вас Анатолию Эфросу». Как вы отреагируете?
А для меня Корогодский и Додин значили гораздо больше, чем Эфрос.
— Но у нее же могут быть свои ценности, — упорствовала я. Вконец измучившись, Броневой махнул на меня рукой.
Премьера «Врача вызывали?» проходила в Доме кино. Я не собиралась подниматься на сцену. В тот день только выписалась из больницы, никто из съемочной группы об этом не знал. Мы с мужем незаметно проскользнули в зал и сели на обычные зрительские места.
«К сожалению, главной героини нет, она приболела, — развел руками Гаузнер, стоя перед микрофоном. Но вдруг его взгляд случайно упал на меня. — Да вот же она! Наташа, иди сюда!» Мне надарили цветов, долго аплодировали. Я поняла, что фильм получился.
И дело вовсе не в том, как сыграла я. Мне просто всегда везло на партнеров. В других картинах, в которые посчастливилось попасть, тоже были блестящие актерские составы. В фильме «Отцы» Аркадия Сиренко снималась с Олегом Борисовым. Тогда он уже тяжело болел, и был момент, когда актера увезли в реанимацию, где в буквальном смысле вернули к жизни. Через неделю Борисов снова появился на площадке. Помню, как в перерывах вокруг него собирались люди. С ним разговаривали, его спрашивали, советовались. Он постоянно находился с кем-то в диалоге, ни минуты не оставался один.
По сюжету мы с Олегом Ивановичем муж и жена. Наша экранная дочь стала любовницей большого партийного начальника. И вот он пришел к герою Борисова в гости. Отец посчитал, что он хочет жениться, а тот объясняет, что у него жена и двое детей, этот начальник просто пришел познакомиться. Верх цинизма!
В нашей совместной сцене Борисов должен был разразиться гневом из-за открывшейся правды. И вдруг он говорит: «Я не могу. Выходит, я до этого дня ничего не знал? Так не бывает. Я давно уже все понимал. Пусть жена говорит, это она с ее наивными глазами ничего не знала...» Меня тогда поразило, как он легко отдал мне часть своего экранного времени. Творческие люди часто эгоистичны, но мой партнер был совсем не таким.
Мне дорог фильм «Прощай, шпана замоскворецкая...» режиссера Александра Панкратова. Это пронзительная история шестнадцатилетнего парня, живущего на окраине столицы. О первой любви, о взрослении... Запомнилась «Гроза над Русью» Алексея Салтыкова, где играла жену Малюты Скуратова всего-то в двух эпизодах. Но фильм был костюмным, ярким, мы работали в Великом Новгороде и его окрестностях, в настоящих каменных палатах. Очень люблю картину «Прости нас, сад...» режиссера Анатолия Ниточкина. Снимали ее в цветущих садах под Калугой — это невероятная благодать! Но дело не только в потрясающей натуре. Во время работы произошла гомерически смешная история — я впервые посмотрела индийский фильм от начала до конца.
Валерий Баринов, который снимался со мной, должен был на пару дней уехать в Москву на какие-то пробы. Он просил приглядеть за сыном Егором, которого взял в экспедицию. «Не надо его пасти, парень у меня самостоятельный, найдет где пообедать и чем заняться. Просто проследи, чтоб не загуливался допоздна».
На следующий день рано утром в дверь моего гостиничного номера постучал Егор: «Тетя Наташа, пойдемте в кино! Это очень хорошая картина, я уже билеты купил». Мы отправились в местный кинотеатр, и тут я поняла, что попала. Фильм был индийским, да еще двухсерийным. Мой спутник смотрел «Артиста» с большим интересом, а я ерзала на стуле, ожидая, когда все наконец-то закончится, и думала о своем.
Герой по сюжету умирает, но танцует и поет назло судьбе. А я незадолго до экспедиции перенесла сложную операцию, была буквально на волосок от смерти. «Артист» пробудил больничные воспоминания, я вдруг впервые ясно осознала, чем у меня все могло закончиться. К концу второй серии зарыдала, тушь потекла по щекам... Егор смотрел на меня и думал: какая тонкая натура, так растрогалась! Он не понимал, что плачу вовсе не из-за впечатлений от новой картины.
Есть фильмы, которыми по-настоящему горжусь. Мы получили приз «За воплощение религиозной темы» от католического жюри на фестивале в Оберхаузене и в номинации «Лучший фильм» на фестивале в Клермон-Ферране во Франции за дебютную картину режиссера Владимира Тумаева «Поездка к сыну». Немцы в сюжете о простой деревенской женщине, которая сошлась со стариком и забеременела от него, усмотрели параллель с Иосифом и Марией. Мы с режиссером на оба награждения не попали, поехали чиновники из Госкино. Второй приз вручали в Париже, это были деньги на новую картину, и французы их чиновникам не дали. Деньги положили в банк, Тумаев получил их сам. А мне вообще никто не сообщил о поездке.
Не могу сказать, что меня это сильно огорчило, такие истории во времена СССР случались часто. Да и расстраиваться было некогда — много работала в театре. Из ТЮЗа ушла, хотела расти дальше. Узнала, что в Театре имени Ленинского комсомола (ныне «Балтийский дом») репетируют «Чайку», и загорелась. Роль Нины Заречной была моей хрустальной мечтой.
Но сыграла я ее не сразу. Это отдельная долгая история. Когда-то в институте Корогодский поставил с нашим курсом спектакль «Диалоги» по пьесе Александра Володина. Мы подружились с Александром Моисеевичем и бывали у него дома. Узнав о постановке «Чайки», попросила Володина набрать телефон худрука «Ленкома» Геннадия Михайловича Опоркова, с которым он был хорошо знаком.
«Наташенька, тебе не нужно идти в этот театр! Там Нину Заречную играет секретарь комсомольской организации!» — замахал руками Александр Моисеевич. Конечно, это был его максимализм, ведь актриса играла Заречную блистательно. А Опоркова драматург все-таки набрал.
— Не прошусь к вам в труппу, работаю в ТЮЗе, — сказала я. — Но умоляю: разрешите приходить на репетиции «Чайки» и пробоваться на роль Заречной.
— Хорошо, приходите.
В назначенный день не явилась, потому что увидела в ТЮЗе распределение на спектакль «Вей, ветерок!» по пьесе Яниса Райниса. Мне дали прекрасную роль Барбы, я решила остаться. Но через какое-то время все равно поняла, что «Вей, ветерок!» не спасает. Снова пошла в Театр имени Ленинского комсомола, где тогда работал и режиссер Кама Миронович Гинкас. Он устало спросил:
— А вы что можете?
— Абсолютно все, — ответила я.
Наверное, такая уверенность его убедила, меня приняли в труппу. Сыграла в двух спектаклях этого режиссера — «Эй, кто-нибудь!» и «Драма из-за лирики». Это последние его работы, потом Гинкаса вынудили уйти из театра, он позволял себе смелые для того времени высказывания. Кама Миронович фактически сидел дома, мы навещали его когда могли, рассказывали о делах в театре, о коллегах.
Нину Заречную в «Чайке» я получила только через семь лет, во второй редакции спектакля, но было много других интересных работ. До отъезда в Америку сыграла около тридцати главных ролей. Вот лишь несколько любимых постановок: «Фауст», «Гедда Габлер», «Роман и Юлька», «Утиная охота». В ноябре 1983 года мне присудили звание заслуженной артистки Российской Федерации.
А детскую историю про автобус я рассказала в спектакле Андрея Могучего «Пьеса, которой нет». Мы, актеры, играли сами себя, и со сцены звучали реальные истории из жизни. Тексты писали тоже сами, а редактировал их известный сейчас писатель и режиссер Евгений Гришковец.
Был еще один необычный проект — я сыграла Дездемону в «Отелло» на староанглийском языке. Спектакль ставил американский режиссер Чарльз Блэйсдел, премьера состоялась в США, но мы привозили эту пьесу и на фестиваль в Петербург. Подготовка шла целый год, я ведь знала язык в пределах институтской программы, то есть практически никак. Пришлось брать уроки, со мной занималась опытный лингвист Нина Перчивна Перкисьянс. Педагог не только подтянула меня, но и отвела к знакомой англичанке из «Армии спасения». Это была аристократка с идеально правильным произношением. Она прочла староанглийский текст, на этот образец мы и ориентировались. В итоге критики написали, что я говорю по-английски лучше, чем американцы.
Решение уехать в США продиктовала жизненная ситуация. Муж вышел на пенсию в тридцать восемь лет. Грянула перестройка, надо было что-то предпринимать. В 1990 году сын окончил школу и поступил в Фармингтонский университет в штате Мэн. Андрея же пригласили в Америку преподавать балетное мастерство. Я уехала не сразу, поначалу жила на две страны, но в 1997-м воссоединилась с семьей.
Там не работала в театре — занималась домом. Мы с мужем много путешествовали, исколесили все Восточное побережье, увидели океан. Он меня потряс, никакое море с ним не сравнится. Во время отлива вода уходит на много метров и образуется пляжная полоса. Люди курсируют по ней как по Бродвею. Восхитительно, когда идешь за водой, она отходит, отходит... Понимаешь, что ты топчешь дно океана.
Там очень много солнца, но представьте, я его так и не полюбила! Как и яркие чистые цвета, которых нет в Петербурге. Очень скучала по России, по городу на Неве и в конце концов решила вернуться. Когда снова увидела родную серость, гранит, мрамор, наши дома с подтеками, была счастлива.
Спасибо театру «Балтийский дом», который снова меня принял. Я попала на Экспериментальную сцену к Анатолию Праудину. Можно долго перечислять все его регалии, это фантастический режиссер. Наш спектакль «Крокодил» публика очень любила, это было действо для зрителя практически любого возраста: каждый воспринимал идею по-своему.
Параллельно у меня началась жизнь, не относящаяся к кино и театру. Вернувшись, я поступила на заочное отделение в Университет культуры и искусств, стала дипломированным информатиком-переводчиком. Учебу окончила на одни пятерки, экстерном, за четыре года. Еще в Америке задумалась над тем, чего не сделала в своей профессии, и поняла: хочу преподавать. В том же вузе я доцент на кафедре актерского мастерства и режиссуры. В этом году набрала новый актерский курс — тридцать два студента. Горжусь, что недавно мои ученики получили премию театрального фестиваля «Апарт» за спектакль «Скрипач на крыше».
Сниматься практически перестала и не грущу по этому поводу. Предложения были — отказывалась, не видела себя в этих ролях. Считаю, что лучше ничего не делать, чем делать то, что не нравится. Правда, в прошлом году все-таки поработала в сериале «Морские дьяволы», снялась в эпизоде. Но и без кино моя жизнь кипит, у меня практически нет выходных.
По-прежнему играю в театре «Балтийский дом» в спектаклях «Горе уму», «Театральный роман» и «День космонавтики». Я член жюри фестиваля «Монокль», в котором когда-то участвовала с пьесой «Путник» Брюсова. За роль мамаши О’Дугл в спектакле «Калека с острова Инишмаан» болгарского режиссера Борислава Чакринова получила театральную премию «Золотой софит».
Мой муж сегодня преподает балетмейстерское искусство в Санкт-Петербургской государственной консерватории имени Римского-Корсакова и в Российском государственном педагогическом университете имени Герцена. Пять лет назад он вернулся сюда насовсем, а до этого курсировал между Россией и Америкой.
Сын остался в США. Университет он окончил по двум направлениям: arts и веб-дизайн. Сейчас живет в Бостоне, успешно работает по специальности. Илья женился, моей внучке Эвелин-Марии уже девять лет. Жаль, что общаемся мы больше по скайпу, они прилетают в Россию не так часто. А маме недавно исполнилось девяносто, по случаю юбилея мы ходили кутнуть в ее любимый ресторанчик.
Что удивительно, мне до сих пор пишут поклонники. Присылают фото и открытки с портретом, прося автограф, желают счастья, добра, вспоминают «Двенадцать месяцев». Я благодарна этой сказке, ведь снимаясь в ней, нашла свою любовь. С нее начался для меня мир кино, где я встретила удивительных людей и многому научилась.
Подпишись на наш канал в Telegram