Недавно Бари Алибасов попал в больницу, якобы выпив по ошибке жидкость для очистки труб. А после выписки дал десятки интервью, подогрев интерес. «Пил или не пил?», «Случайно или нарочно?» — гадали поклонники и противники. Он снова заставил всех говорить о себе. Бывшая жена Бари Каримовича Виктория Алибасова и солист группы «На-На» Вячеслав Жеребкин рассказывают о таком Алибасове, которого не знает публика.
Звонок раздался поздним вечером. Журналист произнес страшные слова: «Умер Бари Алибасов, подтвердите информацию». Как будто по голове ударили, перед глазами все поплыло. Смогла только выдавить, что ничего еще об этом не знаю: «И... почему вы звоните мне, а не Лидии Николаевне Федосеевой-Шукшиной — ведь уже она его законная супруга, а не я?» Не успела положить трубку — снова звонок, уже с другого телеканала. Сообщили, что Бари все-таки жив, но якобы впал в кому. Спросили:
— Что вы знаете об этом?
— Ничего не знаю, в последний раз мы виделись несколько дней назад на похоронах его пресс-атташе Людмилы Сергеевны. Он был очень подавлен из-за ее неожиданной смерти, но говорил, что надо продолжать жить.
В первые две ночи были еще десятки звонков. Волновались ребята из «На-На», друзья Алибасова из шоу-бизнеса. Неизвестность и противоречивые статьи в Интернете сводили с ума. Никто не знал, что произошло, а телефон самого Бари был выключен. Было страшно — вдруг никогда больше не увидимся, не поговорим?
Мы знакомы более шестнадцати лет — с 2003-го. В тот год я переехала в Москву из Воронежа. В родном городе все складывалось неплохо. Я девочка активная, это у меня от мамы — Александры Ивановны. Я была солисткой школьного ансамбля, с тринадцати лет писала песни и занималась в студии юных журналистов, в семнадцать уже работала на местном телевидении — вела утреннюю программу «День забот» и «Метеокартину». Но мечтала о Москве.
Почти сразу после выпускного купила билет на поезд. Сообщила маме с папой, что намерена поступать в театральный в столице: мол, хочу стать актрисой. Кстати, мои родители когда-то играли в народном театре, там их и свела судьба. Папа Виктор Михайлович билет порвал. Отрезал: «Никуда не поедешь!»
Отец — доктор геолого-минералогических наук, профессор, солист Воронежской академической капеллы имени Ижогина. В Москву не хотел отпускать из любви и беспокойства: чужой большой город полон опасностей. Но я упрямая, легла на пол посреди комнаты и заявила: «Или отпустите, или умру!» Наконец папа сдался.
Думаю, и он, и мама втайне надеялись, что столкнусь с трудностями и вернусь. В театральный тем летом не поступила, но в Воронеж решила не возвращаться. Начала сниматься в кино в массовке. На съемки одной из картин приехал Бари Алибасов, он играл продюсера. Я поймала его заинтересованный взгляд. Вскоре подошел помощник Бари Каримовича, спросил, как меня зовут. Сказал, что тот запускает интернет-проект и ему нужна ведущая.
Представилась Лилианой. По паспорту я Виктория, но давно хотела двойное имя. С детства увлекаюсь эзотерикой, мистикой и нумерологией. Я изучала влияние имени на судьбу. Виктории, хотя имя с греческого и переводится как победа, долго и трудно добиваются жизненного успеха. И тогда я решила добавить второе имя. Если не по документам (в ЗАГСе Воронежа мне отказали), то хотя бы в жизни взять псевдоним Лилиана-Виктория. Считается, что у Лилиан более легкая судьба. И Бари зовет меня Лилианой.
О мистике в нашей с Алибасовым жизни я еще расскажу, пока же вернусь к знакомству. Через несколько дней впервые оказалась в его офисе в районе Арбата, это самый центр Москвы. Меня встретил директор и велел пройти в кабинет босса. Продюсер сидел в своем кожаном кресле спиной ко мне. Я поздоровалась — в ответ тишина. Пауза затянулась. Мне было интересно: первая встреча один на один с таким известным человеком, собеседование о приеме на работу. Для девочки из провинции момент волнующий.
Кресло скрипнуло — Бари резко развернулся:
— Ты хочешь стать звездой?!
— Да, — кивнула я.
К сожалению, его интернет-проект так и не запустился — уже не помню почему. Так что ведущей не стала, а оформилась младшим пресс-атташе «На-На». Моим наставником стала Людмила Сергеевна Николаева — ближайшая помощница Алибасова и его давняя подруга. Мы ее звали МилаНика, а она называла себя в шутку «серым кардиналом «На-На». Бари советовался с ней по многим вопросам.
По возрасту Людмила Сергеевна годилась мне в мамы. И как мама относилась: переживала, поддерживала, советовала, помогала — и когда я работала с «На-На», и когда уже стала студенткой Театрального института имени Бориса Щукина и снималась в кино. Она делала со мной интервью, знакомила со своими друзьями — интересными людьми, приглашала на разные мероприятия. Мягкая, ранимая и в то же время сильная, волевая, жизнерадостная, для Алибасова она была правой рукой.
Обязанности мои были самыми простыми — отвечать на телефонные звонки в офисе, иногда сопровождать «На-На» на телевизионные съемки, писать пресс-релизы, организовывать встречи.
Бари меня хвалил: «Лилиана, ты молодец!» — и часто приговаривал «Все слушайте Лилиану». От его похвал расцветала, чувствовала себя королевой, у меня вырастали крылья. Было ощущение, что рядом мужчина, с которым как за каменной стеной. Но полного понимания, что это моя судьба, конкретных надежд и предположений тогда еще не возникало.
Довольно быстро подружилась с ребятами из группы — они, если не на гастролях, бывают в офисе почти каждый день, репетируют. Я люблю пошутить, томным голосом отвечала на звонки Алибасова: «Да-а-а...» Мальчишки каждый раз хохотали. Но субординация существовала, каждый занимался своим делом.
Выезжала и на гастроли — нечасто, но случалось. Как-то с «На-На» побывала в родном Воронеже, навестила родителей. Они были рады, что у меня неплохо складывается в Москве.
Потом всякое случалось. Когда стала своей в группе, босс, прежде расточавший комплименты, мог и прикрикнуть, и отругать. Я каждый раз впадала в ступор — ничего не понимаю и в голове все обнуляется, когда на меня повышают голос.
Людмила Сергеевна успокаивала, говорила: «Просто такой день, у Бари плохое настроение, не принимай близко к сердцу». Она-то привыкла к бурным проявлениям его темперамента. А я и обижалась, и плакала, и злилась. И увольнялась — первый раз ушла примерно через год, устроилась редактором в программу «Москва. Инструкция по применению» на федеральном телеканале.
Алибасов названивал, говорил ласково: «Я каждую минуту думаю о тебе. Ты мое солнышко. Как сделать, чтоб ты засияла ярче? Может, вернешься?» Когда он в хорошем расположении духа, это его привычная вкрадчивая манера общения с близким кругом. Той же Людмиле Сергеевне говорил: «Любимая, солнышко, сделай мне чаю, пожалуйста». Или, к примеру, как-то в моем присутствии писал СМС Алле Пугачевой — то ли поздравлял, то ли за что-то благодарил: «Дорогая, любимая, ты тоже всегда можешь на меня положиться». Это всего лишь доброе отношение в данный момент. Так что в моем случае звонки не означали, что босс проявляет ко мне личный интерес. Это я сейчас понимаю, а тогда купилась на лесть и где-то через полгода вернулась.
Второй мой уход из офиса группы случился, когда поступила в Щукинское. А наши отношения с Бари постепенно переходили из плоскости «начальник — подчиненный» в более дружеские.
Ребята стали звать на вечеринки. Помню, отмечали день рождения Славы Жеребкина в ресторане, день рождения Алибасова в яхт-клубе. Я часто их приглашала на свои тусовки, где иногда пела — у меня есть «Ола», музыкальный проект в стиле брилл-поп, Бари нравится моя песня «Свежий ветер». Часто с ребятами после тусовок приезжали к нему домой и зависали до утра.
Помню, как сидели с Алибасовым на кухне. Он мне рассказывал о своей семье, показывал черно-белые фотографии: братья, сестры, а вот родители. С такой теплотой о них говорил! И был все больше мне симпатичен — не шоумен или босс, а живой человек. Бари очень добрый на самом деле. Хоть и глубоко это скрывает, видимо, боясь показаться слабым. В общем, стала я для него совсем своей, а он стал близок мне.
Еще когда работала в «На-На», познакомил меня с сыном — Бари-младшим. Тот учился в Лондоне, потом приехал в Москву. Встречался с моделью Надей — она замечательная девушка, мы с ней подружились и даже какое-то время снимали вместе двухкомнатную квартиру на Большой Бронной. В одной комнате жила я, во второй Барик с женой: они с Надей расписались. Алибасов, конечно, имел возможность купить сыну квартиру, но не делал этого в воспитательных целях: считал, что мужчина должен научиться зарабатывать сам. Бари-младшему нравилось быть самостоятельным и независимым. Он, считаю, достиг высот в карьере — ведет бизнес-тренинги в России и за границей, стал мощным оратором и психологом.
Как-то в концертном зале «Космос» проходил большой концерт «На-На». Ребята выступали, а мы с Бари ждали в гримерной, сидели почему-то не на диванчике, а на гримерном столике, прямо возле зеркала. Говорили о том, какой хороший концерт, радовались громким аплодисментам зрителей... Самый обычный разговор. И вдруг Алибасов произнес «Хочу, чтобы ты жила со мной, была со мной... — и зачем-то добавил: — Даже если ты когда-то уйдешь на день к другому мужику, готов это тебе простить».
Я потеряла дар речи и промолчала. В этот момент зашли ребята из «На-На» — концерт закончился. И я сделала вид, будто пропустила предложение Бари мимо ушей. Он мне очень нравился, рядом с ним было хорошо. Но и представить не могла, что отношения могут стать больше чем дружескими.
Может быть, ему стало обидно, что я проигнорировала его слова? Года два он подобных разговоров не заводил. Даже стала думать, наверное, история у зеркала причудилась? И подружкам не расскажешь, что сам Алибасов мне сделал предложение, ведь ни за что не поверят!
А потом был злополучный для него сентябрь 2011 года. Тем утром Бари позвонил сыну и мне (напоминаю — мы жили в одной квартире) и прокричал: «У меня пожар!» То ли снова шутил, то ли нет, не поймешь — он такой.
Увы, все оказалось правдой. Когда мы примчались, на месте уже работали пожарные. Бари, рыдая как ребенок, сообщил, что сгорел его обожаемый кот. Огонь уничтожил хранившиеся дома деньги и документы, но Алибасову это казалось ерундой по сравнению с потерей кота.
Сердце разрывалось от жалости. Мы с Бариком решили, что его отец какое-то время поживет у нас. На него было страшно смотреть: похудел, осунулся, перестал улыбаться.
Так хотелось, чтобы он стал прежним Бари, даже пусть наорет, обругает! Но Алибасов ходил будто тень. Как умела, старалась поднять ему настроение. Вставала в пять утра и готовила завтрак: овсянку, тарталетки, горячие бутерброды. Он неприхотлив. Ровно в шесть каждое утро уходил в офис — хоть и главный босс, но работает больше всех.
Договорилась о ремонте в его квартире. Когда сообщила ему, что нашла строительную компанию, он выглядел таким счастливым!
По вечерам устраивала дома на кухне тихие семейные ужины. Бари был таким уютным, домашним. В один из таких вечеров Барик сказал мне: «Спасибо, что стала собирать нас вместе, я увидел отца настоящим, стал его лучше понимать...» Приятно было это слышать. Алибасов-старший трудоголик, и ему вечно некогда. Бари прокомментировал: «А я Барика всегда понимал и любил, для меня ничего не поменялось».
Если бы посторонние люди увидели Алибасова в домашних условиях, думаю, удивились бы. Помню, на какое-то торжество он подарил барана хоккеисту Павлу Буре, а в другой раз Анастасии Волочковой презентовал козленка. Животные по несколько дней жили в душевой его квартиры. Бари их кормил, убирал за ними, намывал под душем собственными руками, гладил, чесал за ушком. И повторял, что на самом деле животные гораздо лучше людей — честнее и преданнее. Чем больше узнавала Алибасова, тем больше он мне нравился. Однажды услышала, как он сказал ребятам из группы: «У меня еще больше на Лилиану открылись глаза, увидел, какая она хорошая, заботливая». А мне как-то заявил: «Все-таки я на тебе женюсь!» И ведь теперь точно не шутил! Через несколько дней сообщил, что уже обо всем договорился в Тверском ЗАГСе Москвы и в такой-то день нас там ждут.
Расписались в полной тайне: только мы вдвоем и сотрудники ЗАГСа. Наверное, для известного продюсера пышное торжество было бы более логичным, это возможность собрать вместе коллег и партнеров — за столом в неформальной обстановке некоторые деловые вопросы решаются быстрее. Плюс это пиар-повод. Однако Бари очень серьезно сказал мне, что не хочет огласки, ведь счастье любит тишину.
Я не позаботилась о белом платье, о чем позже пожалела. Барик-младший и Надя, когда женились, были в неформальной одежде: выглядело это небанально, круто. И я по их примеру на собственную свадьбу надела яркие лосины, модную косуху, высокие каблуки... Думала, Алибасову это понравится, да и внимание не хотелось привлекать белым платьем.
С женихом встретились в ЗАГСе. Бари был в подобающем случаю новом костюме с галстуком-бабочкой. Сразу спросил: «А где твое платье?» Поймала его грустный взгляд и поняла, что ошиблась с нарядом.
Но от волнения опять наломала дров — несколько раз потихоньку спросила у него как бы в шутку:
— Может, все-таки передумаем?
Он сначала делал вид, что не слышит, улыбался сотрудницам ЗАГСа. Но в какой-то момент, видимо, я его достала, и он раздраженным шепотом сказал:
— Ну, не хочешь за меня замуж — поехали домой!
— Что ты, я пошутила!
Когда спросили, какую фамилию хотела бы взять после регистрации, ответила:
— Алибасова.
Бари обрадовался, сказал:
— Спасибо. Для меня это важно.
Поселились мы в его квартире.
Барик к нашим отношениям отнесся с ревностью, и прежняя непринужденность в общении исчезла. Если раньше представлял меня своим друзьям и знакомым так: «Лилиана — близкий друг нашей семьи и очень хороший человек», то теперь сквозь зубы произносил «Это новая жена моего отца, — и еще зачем-то говорил: — На самом деле у них отношения для пиара». Было обидно.
Я безмерно уважала и уважаю Бари, восхищаюсь им. Хочу заботиться о нем, он мне приятен. Но конечно, вряд ли по молодости понимала, что такое настоящая любовь между женщиной и мужчиной. Да и каждая ли в двадцать лет с небольшим может поклясться, что все знает об этом чувстве?
Да, я была молода, у меня не было жизненного опыта. Но наши отношения точно не были ни пиаром, ни корыстью! А ведь казалось бы, мне было выгодно объявить себя женой Алибасова — для молодой актрисы не придумаешь лучшей рекламы! Но мы ничего не афишировали. Я думала, что так хочет Бари. Ведь это он устроил свадьбу по принципу «счастье любит тишину», и я полагала, что и дальше намерен все держать в тайне.
Как-то меня пригласили в Воронеж на День кино, где я была главной гостьей. После окончания пресс-конференции, на которой передо мной стояла табличка с надписью «Виктория Максимова» (во избежание ненужных разговоров по моей просьбе указали мою девичью фамилию), я не успела выйти из зала, как раздался звонок на мобильный. Это был Бари. Он как бы между прочим спросил:
— Почему ты не говоришь, что я твой муж?!
Кто-то уже донес — надо же, как быстро работает сарафанное радио!
— Думала, это наша тайна, — ответила я.
Родителям о бракосочетании рассказала сама. Извинилась, что не позвали на свадьбу, объяснила, что решение было спонтанным и внезапным. Их реакция оказалась на удивление спокойной — возможно потому, что папа сам старше моей мамы на четырнадцать лет. В пору их молодости такая разница считалась громадной. Папа сказал мне так: «Тебе хорошо с мужем — это главное, вот и будьте вместе. Никогда не слушай недоброжелателей и цени, что имеешь».
Бари общался с моей мамой — она несколько раз приезжала к нам в Москву, ласково и немного в шутку называла его сыночком. У него большой привязанности к моим родителям я не замечала, муж говорил, что живет со мной, и это главное.
Позже, когда на тусовках представлялась по привычке не Алибасовой, а Максимовой, Бари много раз как бы между прочим спрашивал: «Стесняешься того, что ты моя жена?» А у меня почему-то не находилось слов объяснить, что стесняюсь не его, а разговоров — ясно же, начнут болтать, будто замуж выскочила по расчету.
Про своих бывших жен Алибасов никогда мне не рассказывал. Довольно часто звонили из Саратова мама Барика и бабушка. Беспокоились, просили приглядывать за ним по-родственному.
С Бари мы совсем не ссорились. А вот недопонимание, недоговоренность были. Например, в октябре 2013 года — я уже работала в театре, снималась в кино — выдалось несколько свободных дней. Предложила мужу улететь в отпуск. Он отказался: много работы. Сказал, мол, отдохни одна. И я взяла билет.
Тут выяснилось, что Бари пригласили в Петербург принять участие в эстафете олимпийского огня. Он хотел, чтобы я вместе с ним несла факел. Правда забегался и забыл мне об этом сообщить. Его помощница, координировавшая расписание, тоже ни словом не обмолвилась — то ли нарочно, чтобы нас поссорить (она фанатка «На-На» и, мне кажется, влюблена в Алибасова), то ли случайно так вышло.
Он спросил буквально накануне моего отлета, как само собой разумеющееся:
— Ты же со мной летишь?
— Бари, у меня билет в Таиланд — я тебе об этом говорила.
Алибасов мягко улыбнулся:
— Хорошо.
И я улетела в Таиланд, а он в Питер.
Если вы спросите, чего мне не хватало в этих отношениях, отвечу: хотелось, чтобы муж стукнул кулаком, гаркнул «Ты поедешь со мной в Петербург!» Да хоть бы к стулу привязал! Не хватало волевой мужской руки, «злой продюсер Алибасов» в семейной жизни оказался удивительно мягким, уступчивым.
Он очень много работал — гастроли, планы, идеи, встречи... Бари не раз мне повторял, что группа «На-На» — его главный ребенок. Творческая жизнь кипела, а вот на семью времени уже не оставалось.
Я даже нарочно его провоцировала разными женскими штучками, например пыталась вызвать ревность. Он поддавался, но редко. Наверное, думал, что раз нам хорошо, куда я от него денусь?
А потом произошла беда, которая перекрыла все: я потеряла папу. Об этом говорить не готова — рана еще не зажила, но тогда я закрылась и начала отдаляться от Бари.
В СМИ писали, будто муж выгнал меня, узнав, что сын, которого я родила, не от него. Это не так. Мы оставались вместе, и отношение Алибасова ко мне было прежним. Но, повторюсь, «номером один» для него являлась работа — «На-На».
Как-то я вдруг возьми да и скажи:
— Послушай, может быть, давай все-таки разведемся? — совершенно без повода, просто усталость накопилась.
Он посмотрел на меня и после паузы произнес:
— Да, прямо завтра пойдем и разведемся.
Но никуда мы назавтра не пошли, оба сделали вид, будто этого разговора не было.
Через некоторое время я снова произнесла эту фразу, и Бари снова эхом ответил: «Да, давай». И опять как будто ничего не случилось. Чувствовала, что он тянет время и разводиться не хочет. А однажды просто взяла и съехала с его квартиры, к тому времени уже купила свое жилье.
Алибасов часто звонил, мы разговаривали по душам. Но это личное, поделиться не могу. О многом сожалели, часто звучало: «Вот если бы...» Каждый в разрыве считал виноватым именно себя. А потом все-таки настал день, когда мы подали заявление на развод.
В машине по дороге в ЗАГС Бари раз сто спросил меня: «Зачем мы это делаем?!» И взгляд у него был таким потерянным, виноватым!
На сам развод я не приехала — была на гастролях — и до сих пор не поставила печать в своем паспорте. А еще оставила его фамилию.
И вот напоследок еще немного мистики. Почему-то так вышло, что я с детства видела очень яркие сны — два бесконечно повторяющихся сюжета. Первый — свадебная церемония в Японии. Я невеста, у меня два платья — красное и золотое. Рядом жених значительно старше меня, во сне знаю, что богатый и влиятельный. Он ведет меня в свой дом, дает красное покрывало — это традиция его семьи. Вижу и ощущаю все в деталях, вплоть до мельчайших подробностей.
Второй сон — я убегаю от взрослого мужчины, а он меня преследует, сердце трепещет от ужаса, и целую вечность, кажется, длятся эти кошки-мышки. Он меня загоняет в угол, я сжимаюсь в страхе и вдруг понимаю, что очень люблю его — моего преследователя. И вот мы уже вместе, я ложусь щекой на его сильные ладони, прижимаюсь к ним крепко-крепко.
Как-то даже проходила регрессивный гипноз. Знаете, что это такое? Когда тебя погружают в твои прошлые жизни. Во время сеанса снова увидела обе эти истории. Отчетливо осознала, что женщина в них — я сама, а мужчина рядом — Алибасов.
У нас с Бари кармическая связь, она тянется уже не одну земную жизнь. И опять мы оба, похоже, не прошли важные уроки. Встретимся в следующий раз или еще в этой жизни будет шанс все исправить? Алибасов в это все не верит и говорит, что кроме здесь и сейчас ничего больше нет.
В мае наша любимая Людмила Сергеевна, пресс-атташе «На-На», отправилась отдыхать в Крым. Прислала мне оттуда свою фотографию в царских одеждах, так часто снимают туристов на экскурсиях в исторических местах. И приписала в шутку: «Короновали. Наверное, придется во дворец переехать». Такое же фото выложила в соцсети: «Переезжаю во дворец». Будто предчувствовала что-то... Через несколько дней получаю известие о ее скоропостижной смерти. Такое горе!
Бари организовал прощание и похороны. Я не могла не приехать. Алибасов, столкнувшись со мной на поминках, удивился:
— Мне сказали, ты не в Москве.
— В Москве, как видишь.
Он пошутил:
— Собственную жену не узнал!
Потом спросил меня:
— Как могло получиться, что ты сейчас выглядишь лучше, чем когда была со мной?
Ответила:
— Жду, когда вернешься.
Он улыбнулся.
Ну а потом случилась эта нашумевшая история с его отравлением. Были долгие дни надежд и мучительного ожидания. Он вышел из медикаментозного сна, начал узнавать близких. Я с каждым днем все сильнее понимала, как он мне нужен, что просто хочу знать, что Алибасов есть, что он живой... Потом наконец-то откликнулся его помощник, позвонил и сказал: «Лилиана, ты не убивайся так, ему уже намного лучше». Я поняла, что он передает это по просьбе самого Бари, и почувствовала его заботу. Наконец смогла выдохнуть.
Потом были и продолжаются множество телешоу о самочувствии Алибасова. Как только ситуацию не вывернули! В одной из программ всех переплюнули — журналисты приехали, Бари их спрашивает: «Что вы за канал, я забыл?» Вполне логичный, кстати, вопрос — у него в этот день брала интервью то ли пятая съемочная группа, то ли десятая... Но телевидению нужен треш: в эфире представили так, будто у продюсера уже чуть ли не болезнь Альцгеймера.
На другие съемки пригласили близких, в том числе меня. В студии столкнулась с Бариком. Он мне был рад, обнял. Я поняла, что все былые обиды забыты, он близкий и родной для меня человек. В его глазах стояли слезы. Что бы ни болтали об их отношениях с отцом, он любит Бари и очень за него волновался. Слава Богу, страшное позади.
Встретилась на съемках и с самим Алибасовым. Он мне сказал:
— Привыкай!
— К чему?
— К моим смертям.
Потом взял за руку и очень искренне произнес:
— Как хорошо, что мы вместе!
У нас уже была история, когда Бари решил пошутить на всю страну: устроил репетицию собственных похорон. Гроб посреди зала (правда, пустой), рядом солисты «На-На» со скорбными лицами, в трауре, положенные случаю горестно-пафосные речи... Вот только главный виновник мероприятия сидел среди гостей и наблюдал. Многие потом спрашивали, зачем он устроил этот спектакль. Но Алибасов мастер эпатажа, чего вы хотите?
Тем же вечером, после церемонии «похорон», мы приехали к нему на квартиру. Бари сел в свое любимое кресло, и вдруг ножка — вот такой толщины, стальная! — с грохотом раскололась аккурат посередине. Алибасов слетел на пол, вскочил с перепуганным видом. Хоть и уверял, будто в приметы не верит, видно было, что здорово струхнул. Мне кажется, он тогда навсегда зарекся шутить с тем, с чем не надо бы. И такого уже никогда бы не повторил, уверена на все сто процентов!
Все-таки наша близость душ никуда не делась. Мне ничего не нужно от него, я просто хочу знать, что он жив и дышит. Иногда до сих пор кажется, что мы идеальная пара.
Недавно искала дома одну нужную вещь. Обнаружила коробку в гардеробной — в ней искусственные цветы-заколки, шляпки, шпильки — съехав от Бари, забрала ее с собой, но давно не открывала. Среди шпилек вдруг нашла странную вещь, похожую на половину невидимки с отломанным концом с одной стороны и искореженным крестиком с другой. Вдруг стало необъяснимо жутко, страшно! Позвонила знакомому экстрасенсу. Он сказал, что это колдовство, а порчу навела женщина, мечтавшая развести нас с Алибасовым. Похоже на правду. В наш дом были вхожи многие, поэтому вычислить разлучницу нереально. Экстрасенс велел выбросить страшную находку в речку — пусть, мол, колдовство обернется против той, что его наводила. Так и поступила. А Бари я желаю здоровья, благополучия и достойных людей рядом.
— За тридцать лет работы в «На-На», проводя порой вместе на гастролях чуть ли не двадцать четыре часа в сутки неделями и месяцами, мы с ребятами и нашим продюсером разговаривали о многом. Чаще — о работе, о том, что нового можно привнести в концерт. Всегда любили и любим импровизировать, из этого рождаются интересные идеи. Мы этим живем. А про личное практически не говорили. Но обо всем по порядку.
В этом году группе «На-На» стукнет тридцать. Я там работаю чуть меньше — двадцать семь лет, с февраля 1992 года. Пришли туда вместе с ближайшим другом Володей Асимовым. К тому времени мы уже несколько лет пытались продвигать собственную музыку, даже успели поработать в Театре Льва Лещенко. Наши тогдашние песни были далеки от поп-музыки, ближе, пожалуй, к софт-року.
Дома моего увлечения не разделяли, мама говорила: «Устраивайся уже на завод, как все нормальные люди. А по вечерам, если захочешь, играй в ресторане». Кстати, я и играл, у нас был большой и разнообразный репертуар.
Конечно, у меня были кумиры: «Машина времени», «Кино», Led Zeppelin, Deep Purple, Pink Floyd — их музыку я знал, многое исполнял из их репертуара. Но мне очень хотелось играть в группе и петь свои песни. Как-то совершенно случайно мы с Вовкой услышали, что в «На-На» идет набор музыкантов и певцов. И решили прийти. На тот момент я знал несколько их песен. Не могу сказать, что был поклонником творчества группы, но мысль о том, что, возможно, буду работать на сцене и в профессиональном коллективе, очень радовала.
Приехали к Бари домой с Вовкой Асимовым. У нас на тот момент был записан свой альбом, показали его Алибасову. Ему очень понравился голос Вовы. Потом мы смотрели видеозапись концерта группы «Интеграл» (я был в восторге!) и только что отснятый «На-На» клип «Фаина». От последнего я покраснел — хотя сама песня мне понравилась, клип был довольно провокационным.
Беседовали почти весь день. Соседка Бари баба Фая кормила нас вкуснейшими беляшами, пловом и мантами. В общем, душевно пообщались. Мы рассказывали о своей жизни, увлечениях и хобби. Я хвалился, что играл в футбол, в школьном пионерском отряде был барабанщиком, потом горнистом, играл в духовом оркестре на трубе. Окончив школу, отслужил в армии — в танковых войсках.
Алибасов показывал нам много разных видео с концертов группы «Интеграл», мы смотрели открыв рот. Это был настоящий рок-н-ролл! Все эти постановки, шоу, костюмы. Все идеи были Бари Алибасова, как и другие фишки: летающие люди на сцене, огромные экраны, потрясающий свет.
Позже коллеги из шоу-бизнеса слизали многие его придумки, выдав за собственные. Он вообще любит создавать атмосферу в зале и всегда наблюдает за реакцией зрителей. Этому и нас учил и учит.
Но вернусь к нашей первой встрече. Вовке Асимову Бари, помню, сказал:
— Ты подходишь и по вокалу, и внешне. А вот Слава мне не нужен.
Но Вова заявил:
— Я без друга не пойду, мы же команда.
Бари смилостивился:
— Ладно, так и быть, возьму и Славу, будет бас-гитаристом.
С уже действующими солистами — Володей Политовым и Володей Лёвкиным — мы сдружились очень быстро. И началась работа в группе «На-На».
Жизнь наша состояла из практически бесконечных гастролей. Разучивали песни — исполняли живьем: Бари не признает фонограмм. Самым трудным для меня стали танцы. Двигаться с балетом, одновременно играть на инструменте и петь — это ж надо быть Юлием Цезарем. Но Алибасов сказал: «Надо». Пришлось доказывать свою профессиональную пригодность.
На пике популярности группы мы работали по три, четыре, пять концертов в день. Были полные залы, стадионы — зрители сидели даже на крышах окрестных домов. А сколько раз бывало, что когда мы отъезжали на машине после концерта, людское море прорывало милицейские кордоны и наше авто подхватывали на руки. Или переворачивали в эйфории. И страшновато — еще растерзают, и смешно, ржали до истерики. Видимо, нервное.
Например, в Барнауле мы сыграли двадцать восемь концертов за неделю на одной площадке. Каждый день переаншлаги. Мы как творческие люди любили импровизировать, и были у нас так называемые зеленые концерты — это когда артисты сами над собой подшучивают.
К примеру, программа начиналась в кромешной темноте. Выходит клавишник, начинает играть — а инструмент вдруг издает набор непонятных звуков. Это мы перед концертом взяли и заклеили скотчем клавиши. Обнаружив, в чем дело, клавишник, матерясь, принимался тут же на сцене разматывать скотч под довольные визги зрительного зала. Народу на самом деле нравится, когда шоу идет не по сценарию. Мы истерично ржали за кулисами.
Самим нам доставалось от танцоров. Как-то, помню, выходим в темноте на сцену — включается свет и мы видим, что стойки микрофонов опущены до пояса или чуть ниже. Мы, все четверо, не сговариваясь упали на колени и начали петь, а иначе сорвали бы номер. В зале хохот!
В другой раз, во время исполнения нами «Эскимоса и папуаса», девчонки из балета танцевали в шубках — повернулись к нам, шубки распахнули... А лифчиков-то нет. Нарочно не надели! Мы еле допели. Весело было. Бари, конечно, очень ругал нас за эти зеленые концерты.
Не раз ездил с нами на гастроли и Барик, сын Алибасова. На наших глазах, можно сказать, рос. Любопытный, всюду лез. Мы его гоняли:
— Иди спать — мы в клуб!
А он ни в какую:
— И я с вами.
Но мы его не брали.
— А Бари вас разыгрывал?
— Такого не помню. Наоборот, ему ужасно не нравились наши шуточки. Зато мы над ним стебались от души.
Как-то во время гастролей в Америке заселились в номера гостиницы, разместившись, зашли к Бари. Он открыл голый и в мыле. Матерясь, сказал, что решил принять душ, намылился — только тут увидел, что краны есть, а ручки с горячей и холодной водой почему-то отсутствуют. Там была какая-то хитрая система подачи воды. Алибасов выглядел растерянным и раздраженным.
Мы давай ржать: «А вон краники, под раковиной!» Ушлый и матерый продюсер в бытовых вопросах наивен как ребенок — поверил, полез искать, с голой и мыльной пятой точкой. А мы все хохочем. Потом позвали горничную, она помогла решить проблему. Бари наконец удалось домыться.
— О «На-На» в девяностые ходили самые невероятные слухи! Якобы продюсер запрещал вам жениться и вообще третировал. А что на самом деле?
— Бари действительно строгий, кому-то казался деспотичным. Мне доставалось от него особенно часто, в основном за медлительность. Даем автографы, фотографируемся — заканчиваю всегда последним: пока каждому распишусь и делаю это небыстро. Это Политов у нас живчик и мотор, а я другой. Концерт заканчивался, все «нанайцы» убегают за кулисы — а я все еще торчу на сцене. Бари потом орал мне: «Ты тормозяра!» Ну да, я вот такой.
Бари, конечно, строгий и жесткий режиссер и часто не сдерживает свои эмоции. Иногда нам удавалось его смягчить. Но однажды так достал своим ором, что мы все четверо сказали ему: «Знаешь что — еще будешь орать на нас, мы встанем и уйдем!» Репетиция продолжалась уже без его мата и ора.
Позже Бари говорил, что подумал с восхищением о нас — какие все-таки молодцы ребята, сохранить самоуважение для них важнее, чем сохранить работу. Умеют за себя постоять и друг за друга горой!
Что же касается запретов в коллективе, они действительно имели место. Например на алкоголь: перед репетицией и концертом чтобы ни грамма. Никаких ночных гуляний с девочками, потому что не выспавшийся артист — не артист. Орал, если опаздывали. Наказывал рублем: вычитал из гонораров, и суммы были немаленькими. Но на женитьбу запретов не было. Запрещалось рассказывать, что ты женат. Это совсем другое.
Я-то в «На-На» пришел уже несвободным человеком, а женился почти сразу после армии. Как-то супруга приехала провожать меня на поезд — «На-На» отправлялись на очередные гастроли. Бари отвел меня в сторону и сказал довольно строго:
— Знаешь что, пусть твоя жена будет женой дома. А на людях не надо демонстрировать, что ты в браке.
— Без проблем, — говорю, — сейчас отправлю ее домой.
Алибасов прав с коммерческой точки зрения: у свободного кумира больше поклонниц, ведь каждая из них в глубине души мечтает стать для него единственной. Больше фанаток — больше проданных билетов на концерты. И мы, все четверо, всюду говорили, будто еще не встретили любовь, что в поиске. А в 1997-м журналисты провели расследование, выяснили, что артисты «На-На», оказывается, водят всех за нос, а на самом деле все несвободны. Прямо сенсация была на обложке! У меня к тому времени уже подрастали дочка и сын.
Вскрывшийся факт наших «женатостей», по большому счету, ничего не изменил. Как были поклонницы, так и остались. У нас огромный френд-клуб, кстати — международный, мы часто проводим встречи, это всегда весело и интересно.
Я каждый раз удивлялся умению наших поклонниц проползать в любые щели. Помню, был концерт в Кремле, кордоны охраны — как у Мавзолея, мышь не проскочит. Со служебного входа пускали только артистов и музыкантов, после тщательной проверки документов. Заходим — в зале наш френд-клуб. Спрашиваем:
— Вы-то как сюда прошли?
— А вот, свои секреты.
Случалось, провоцировали: девочка обнимет, прижмется — ее подружка фотоаппаратом щелк, и на следующий день снимок уже в бульварной газете. И пойди докажи, что это ты с поклонницей, которую видел впервые в жизни. После некоторых таких снимков приходилось объясняться с женой:
— Такая профессия, что делать, привыкай.
Она понимала, говорила:
— Мне неважно, какой ты на сцене, — важно, какой дома.
— После ухода из группы некоторые экс-участники в интервью отзывались о Бари не всегда лестно.
— Это обиды, эмоции. Но, к примеру, когда Володя Лёвкин уходил, Бари подарил ему дорогую иномарку и квартиру. Я тогда еще прикалывался: «Может, тоже уйти — и мне подарит? Потом вернусь».
Тогда же Лёвкин в запале сказал: мол, не нужна мне «На-На»! При этом как ни в чем не бывало через некоторое время продолжал исполнять песни группы уже сольно. Потому что понял: зрители хотят слышать именно эти хиты.
Ну а ругать или хвалить Бари — личное дело каждого. Например Марина Хлебникова и Сергей Челобанов (исполнитель от бога — поет, как никто в нашей стране!), работавшие с Алибасовым, ему благодарны.
Наш продюсер убежден: артист в первую очередь должен быть раскрепощен в жизни и на сцене. Ведь мы выступали даже голыми! Точнее, в чулках в сеточку. Бари объяснял нам: «Это же шоу! Ничего постыдного». Алибасов — экспериментатор, ему интересно, как люди отреагируют на художественную провокацию.
В декабре 1999 года мы выпустили новое шоу «На-На» над землей». И нас заметили даже в Америке — причем сам Дик Кларк, мегаизвестный музыкальный продюсер. Голливудские звезды мечтают с ним работать, а нам просто повезло — его помощник показал запись, Дик заинтересовался: «В Америке ничего подобного нет!» И мы по его приглашению отправились в Нью Йорк. Даже побывали на American Music Awards — одном из самых статусных ежегодных мероприятий шоу-бизнеса, где вручают награды лучшим исполнителям. Своего рода «Оскар» в сфере поп-музыки.
Представьте себе: в зале сидят группа Kiss, Оззи Осборн, Мэрайя Кэри, куча других мировых звезд. И мы среди них — а пригласил нас сам Дик Кларк, на которого все эти небожители буквально молятся!
Американские музыканты говорили нам: «Если уж сам Кларк вами заинтересовался, считайте, вы в шоколаде». А сам он заявлял, цитирую почти дословно: «Я хочу вставить группой «На-На» Америке, даже у нас такого нет!»
Уже была назначена дата подписания нами контракта с крупнейшей звукозаписывающей компанией США — в октябре 2001-го. Мы учили язык. Самая главная проблема — избавиться от акцента. Записали четыре песни на английском в нью-йоркской студии. Кларк лично приехал, послушал, остался доволен: «Ребята, супер!»
А потом... случилось одиннадцатое сентября. Мы приехали в Нью-Йорк, в городе по колено пепла... И американским звукозаписывающим компаниям стало как-то не до контрактов.
Вернулись в Москву, Бари собрал нас в студии и безучастно сказал: «Хотите — работайте или разбегайтесь. Как хотите». На него было страшно смотреть. Он ведь вложил в этот проект и душу, и почти все сбережения. Говорил, что ему жить не хочется. Вслух рассуждал, какой вариант ухода из жизни лучше.
С 2001 по 2006 год мы не записали практически ни одной новой песни. Бари даже не заходил в студию, вытащить его из этого состояния — жесточайшей депрессии — казалось невозможным. Говоришь:
— Бари, надо костюмы сделать.
— Ну, делайте. А мне все равно.
Через некоторое время из группы ушел Володя Асимов — занялся сольной карьерой: записал альбом, планировал собственные гастроли. А я, Володя Политов, Паша Соколов (наш танцор, который стал солистом после ухода Лёвкина) — решили остаться. Правда, все эти пять лет тупо работали на корпоративах. Без Бари не рождалось шоу.
— С его женами вы знакомы?
— Бари был женат пять или шесть раз, и конечно, всех я не знаю. По-моему, самой любимой его женой стала Лидия Николаевна Федосеева-Шукшина, перед тем как пожениться, они дружили более двадцати пяти лет.
Еще был друг — кот. Завел его, потому что, видимо, часто разочаровывался в людях: многие предавали, уходили. Бари, помню, как-то рассказывал, как давно, в юности, ему изменила первая любовь — девушка переспала с его ближайшим другом. Когда она в этом созналась, Алибасов поинтересовался:
— Ну и кто лучше — он или я?
Она ответила:
— Ты.
Он не обиделся.
Бари говорит: «Вот когда сердцем предают, это действительно страшно. А кот не предаст». Огромная квартира Бари была как кошкин дом — всюду когтеточки, миски... Алибасов его гладил, разговаривал с ним. И всем говорил: «Я у кота прислуга, он мой начальник». Всюду грелки, чтобы кот не замерз. Одна из таких грелок и стала причиной пожара. Квартира сгорела, кот погиб. Бари рыдал — не наигранно, не перед камерами, а по-настоящему, уходил и плакал. Мы все его поддерживали, особенно Лилиана — пресс-атташе группы и его помощница. Она поселила Бари у себя, окружила заботой и теплом.
Рядом с этой девочкой, годившейся ему даже не в дочери, а во внучки, он, по-моему, начал оттаивать, полюбил. Однажды на собрании «На-На» сообщил нам, что женился на ней! Я был, с одной стороны, в шоке — из-за разницы в возрасте. А с другой, счастлив за них. На свадьбу они «На-На» не пригласили, вообще особенно не распространялись о событии. Может, испугались осуждения, сплетен. Уверен: это была любовь, видел, как трепетно они относятся друг к другу, ходили взявшись за руки, будто влюбленные школьники. Но потом что-то расклеилось.
— По-вашему, Бари изменился за тридцать лет?
— Стал помягче. Хотя нет-нет да и вскипит — такой нелегкий характер. И привычка устраивать шоу из событий собственной жизни. А может быть, на самом деле он одинокий, ранимый и все это — лишь защита, маска? Или наоборот, для него удовольствие — эпатаж?
Точно знаю, что Бари привык работать чуть ли не круглосуточно. «На-На», конечно, главное его детище. В этом году, как уже сказано, группе тридцать. Начинаем готовить юбилейное шоу по этому случаю.
Сейчас, я считаю, у нас лучший состав за все существование группы «На-На»: я с Политовым, Леонид Семидьянов и Миша Игонин. Суперкоманда! Отношения у нас в коллективе сложились идеальные, такого взаимопонимания не было даже в «золотом» составе. Пусть не обижаются те, кто ушел. Мы все очень близки друг другу по духу.
Миша талантливейший вокалист, отличный барабанщик и музыкант. Леня пишет музыку и песни, написал эротический мюзикл в стихах «Сколько стоит любовь?», спектакль идет в столичных театрах. Говорю ему: «Почему нигде не рассказываешь, что автор ты?» Отвечает, что неловко хвастаться. Он у нас скромный.
Себя чувствую все тем же отвязным пацаном, как и тридцать лет назад. Задор еще остался, это главное. Но пришло более зрелое понимание сцены.
Где только не побывали за эти тридцать лет!
Когда выступали в Славутиче — это город километрах в пятидесяти от места Чернобыльской катастрофы — прилетели на вертолете, приземлились на центральной площади — местная детвора визжала от радости. А взрослые после концерта угощали нас клубникой, редиской с собственных огородов.
Мы им говорим:
— Неужели вы не боитесь радиации?
Они смеются:
— Надо выпить вина в качестве дезинфекции!
Такие милые, классные люди.
Подходит ко мне женщина, говорит: «Вы очень похожи на моего сына. Он погиб. Но я представляю, что вы — это он, и хочется жить». Я ее обнял.
В девяностые выступали в Чечне. Ездили в Югославию: концерт группы «На-На» проходил на центральной площади Белграда, мы надели символичные майки с мишенями — в знак солидарности с народом Югославии. На площади собрались более ста человек — хотя была опасность бомбежки. Но обошлось. А зрители остались довольны нашим концертом. Были в прямом эфире на югославском телевидении, когда объявили воздушную тревогу. Но мы продолжили эфир.
Переезжали в автобусе из одного населенного пункта в другой — остановились на перекур, потом отправились дальше. Вдруг взрыв. Огонь, клубы дыма. Это перед нами мост взорвался. Могли погибнуть.
Как-то перед одним из концертов солдат подошел, сказал с обидой:
— Вот вы приехали, пляшете, радуетесь — а у меня вчера друг подорвался на мине.
Говорю ему:
— Понимаю, конечно, что тебя не взбодрю и не развеселю — но приехал поддержать. Чтобы ты знал: ты не один.
— Раз так — спасибо, — помолчав, ответил он.
Сейчас мы заканчиваем работу над новым альбомом, думаю, для многих наших поклонников он станет открытием. Это будет новое звучание группы «На-На». Так что жизнь и шоу продолжаются. Ждем вас на наших концертах!
Подпишись на наш канал в Telegram