Есть актеры, которые, если их ругают, начинают сворачивать горы. Со мной все наоборот: я скисаю, у меня перестает получаться даже то, что выходило раньше, но если меня подбодрить, есть шанс, что все будет хорошо.
— Вы родились в семье звезды советского кино Жанны Прохоренко, кинорежиссера Евгения Васильева, ваши родители, Екатерина Васильева и Тимофей Спивак, тоже известные актеры. Другого пути, кроме как в кино и на сцену, для себя не видели?
— Варианты есть всегда. Если бы я не хотела заниматься актерской профессией, выбрала бы что-то другое, никто не заставлял меня идти в театральный. Наоборот, папа даже отговаривал. В гимназии я учила французский и английский языки, занималась на языковых курсах при Дипломатической академии. Папа мечтал, чтобы поступила в иняз или на журналистику, в одиннадцатом классе я неплохо писала стихи.
Родители не понаслышке знали, как непредсказуема эта профессия. Оба в юности очень много снимались, а в девяностые, когда кинопроизводство переживало кризис, выпали из обоймы. Мама вынуждена была переводить фильмы, благо хорошо знала английский. Причем никто не давал ей монтажных листов, она по многу раз гоняла кассету на видеомагнитофоне, чтобы от руки записать подстрочник.
И папа, и мама много работали в дубляже, с мамой мне пришлось расстаться почти на полгода, когда она уехала в Болгарию озвучивать сериалы «Дикая роза» и «Просто Мария». И все равно в кризис денег было впритык. Однажды на День города пошли в парк культуры имени Горького, предварительно разбив все копилки. Денег на аттракционы не хватило, но мама купила мне берестяной ободок — я была счастлива, он до сих пор у меня хранится. Деньги вообще не были в нашей семье мерилом успешности, если терялся кошелек, мама говорила: «Спасибо, Господи, что взял деньгами, что не случилось ничего более страшного».
Папа в голодные девяностые помимо актерства занялся режиссурой, потом с головой ушел в педагогику, набрал актерский курс в Институте современного искусства. Он открывал институты искусств в Мексике, Уругвае, несколько лет работал над проектом института искусств во Вьетнаме, но правительство не пошло навстречу. Сегодня папа продолжает преподавать, у него свой актерский курс в МИТУ-МАСИ, это актерский факультет при архитектурном институте. Среди его выпускников есть прекрасные востребованные артисты.
Сейчас, слава богу, родители вернулись в профессию, оба активно снимаются, папу часто задействуют в дубляже зарубежных фильмов, его голосом говорят Шон Бин, Венсан Кассель. В эту компанию попасть сложно, скажу не стесняясь, что в дубляж меня привел отец. Он познакомил с режиссерами Ярославой Георгиевной Турылевой и Всеволодом Борисовичем Кузнецовым. Начинала озвучивать эпизодические персонажи, а позже мне стали доверять и главные роли, например в нескольких фильмах Ева Грин и Энн Хэтэуэй говорят моим голосом. Помимо кино озвучиваю компьютерные игры, аудиокниги. Очень люблю эту работу и стараюсь не выпадать из обоймы.
Между тем в детстве страшно сопротивлялась, когда кто-то произносил:
— Ну, с тобой все ясно, пойдешь в артистки.
Решительно возражала:
— Не пойду!
В итоге, когда пошла на подготовительные курсы при Школе-студии МХАТ, быстро осознала: актерство — это мое, мне оно очень нравится, в этой профессии чувствую себя круто.
— Программу для творческого конкурса помогали готовить родители?
— Нет! Программу помогала готовить Марина Голуб. Я росла колючим подростком и на тот момент не принимала ни поддержку, ни советы, ни помощь от родных. Хотела всего добиться сама, чтобы ни один человек не имел права упрекнуть: «А, ну с ней все понятно, с такой-то родней и не поступить». Самым страшным было бы услышать, что меня приняли по блату. Замечания родных научилась адекватно воспринимать только через несколько лет после окончания института.
Поступала во все творческие вузы, до конкурса все складывалось легко: тут прошла, там прошла. Когда настало время сделать выбор, остановилась на Школе-студии. И тут занервничала, накатил страх, что могу слететь: а вдруг не примут?! К счастью, поступила с первого раза.
— В каких ролях вас видели мастера?
— В театральных институтах идут в первую очередь от внешнего, а у меня внешность героини. Я же всеми силами пыталась вытащить из себя характерное. Училась как все, пропадала в институте до ночи, выходных практически не было, воскресенье посвящала тому, чтобы подготовиться к занятиям на следующей неделе, придумать этюды, что-то прочитать.
Сегодняшним студентам не составляет труда залезть в Интернет и найти все, что требуется. Нам приходилось попотеть, чтобы добыть нужную информацию. Надо было успеть ухватить на музыкальном канале какой-то клип, чтобы потом спародировать его, или приехать в зоопарк, чтобы потом показать этюд о поведении животных. На первом курсе показывала рысь, которая гоняется за лазерной указкой. Мне ее до сих пор мастера припоминают.
Потом началась какая-то личная жизнь и с этюдами стало сложнее, все мысли были о другом. Педагоги, помню, грозно намекали: возьмись за голову, а то «расстанемся, только и всего!» Ну я и взялась... сделала выбор в пользу учебы. В итоге участвовала почти во всех дипломных спектаклях, играла Наташу в «Трех сестрах», Катю в «С любимыми не расставайтесь», Гертруду в «Гамлете», Ганну в «Майской ночи, или Утопленнице», Мону в «Безымянной звезде».
Когда окончила Школу-студию, мастера пригласили поработать ассистентом на их новом курсе. Но в ассистентах я продержалась недолго, у меня не хватало нервов — слишком сильно переживала за ребят. Помогала им готовить отрывки, но когда они выдавали на занятиях не то, что делали на репетиции, хотелось биться головой об стенку. Чуть ли не кричала критиковавшим их мастерам: «Нет, они могут лучше, честно, я это сама видела!»
Папа и сегодня пытается затащить меня в педагогику: «Давай приходи, проведешь занятия, ты можешь». Я могу, но ты же привязываешься к своим ученикам, и если способен огромную часть сердца подарить чужим людям — это твое. Меня пока на такое не хватает. Ни от чего не зарекаюсь, может быть, когда будет мало работы, все же рискну попробовать... Между тем любимый мастер Игорь Яковлевич Золотовицкий уже стал ректором Школы-студии, люблю его нежно, так же как и Сергея Ивановича Земцова.
— Почему вас позвали преподавать, но не приняли в труппу МХТ имени Чехова?
— В конце четвертого курса Олег Павлович Табаков пригласил на разговор и предложил роль в спектакле «Табакерки». Я начала репетировать «Под небом голубым», но не подходила на ту роль по возрасту, мне не хватало жизненного опыта. Слишком зеленой была, не справилась. Алексей Владимирович Бородин звал в РАМТ, предупредил: «Могу тебя взять, но пока конкретной работы нет». И в тот момент прозвучало предложение Константина Аркадьевича Райкина. Он позвал меня сразу на несколько ролей, сказав: «Решай, буду тебя ждать, приходи». К «Сатирикону» относилась, как и все в то время, с некоторым предубеждением: «Это там, где поют и танцуют», а я в общем-то лентяйка, не люблю много двигаться. С танцем и движением у меня вечная борьба.
Никогда не рассматривала этот театр как возможное место моей работы, поэтому для начала пошла посмотреть репертуар, до того видела лишь «Страну любви» по пьесе Островского «Снегурочка». Прекрасный спектакль играли студенты Райкина, которые выпустились год назад и в полном составе были приняты в «Сатирикон». Мне казалось, что Райкин не собирался больше никого брать. Тем не менее я пришла, влюбилась в «Макбетт» и другие шедшие тогда в репертуаре спектакли, позвонила Константину Аркадьевичу: «Если не передумали, я к вам иду». «Табакерка» отпала сама собой, им было не резон брать на разовые роли артистку другого театра.
— Райкин славится непростым характером. Вам приходилось сталкиваться с его проявлениями?
— В том, что касается работы, Константин Аркадьевич действительно требователен. Но мне этот подход очень близок, по-другому добиться таких высот, которых добился он, невозможно. Райкин — трудяга, гениальный артист, прекрасный режиссер, замечательный педагог. Я очень люблю Константина Аркадьевича, для меня его человеческие качества основополагающие. Когда пришла в театр, сразу ощутила, что там моя атмосфера. Труппа не встретила в штыки, коллеги относились ко мне без зависти, не держали нож в кармане. И это заслуга худрука.
С кем-то я была знакома по Школе-студии, с кем-то из взрослых артистов встретилась в работе. Все мы влюблены в профессию, так же как Константин Аркадьевич, все одной крови — сатириконовской. В наших спектаклях нет неглавных ролей, каждый актер важен, театр — дело общее, спектакль не может состояться только благодаря исполнителям главных ролей, поэтому между актерами «Сатирикона» нет бодания.
— Олег Табаков пробил для молодых артистов своей труппы квартиры в Москве по ценам специальной программы мэра. Рассказывают, что любил раздавать продуктовые заказы к праздникам. Как заботится о своих актерах ваш худрук?
— В материальном смысле «Сатирикон» проигрывает многим театрам, но это не самое главное. Случалось, я играла по двадцать пять спектаклей в месяц, получала скромную зарплату, а подработать, снявшись в кино, не было физической возможности, да и желания. Я была настолько увлечена театром и предана ему, что меня все устраивало.
Константин Аркадьевич оставался не только моим худруком, но и потрясающим партнером: репетируя, мы общались на равных, я бесконечно доверяла ему и могла положиться на него во всем. То, что жила на небольшую зарплату и у меня не хватало времени на подработки, не имело значения. Правда когда в семье появляется ребенок, возникает куча проблем, понимаешь: надо крутиться, куда-то двигаться.
— Райкин отпускал сниматься?
— Было время — отпускал с трудом. Артист «Сатирикона» должен был сделать выбор: либо театр, либо кино. Сейчас Константин Аркадьевич спокойнее относится к съемкам, понимает, что артистам надо на что-то жить в условиях, когда у театра нет своего дома, ведь многим не хватает работы в том количестве, чтобы поддерживать себя в форме.
Когда у театра нет своего пространства, это идет в ущерб труппе. Райкин любит репетировать подробно, а аренда зала стоит дорого, времени не хватает, обстановка нервная. Еще эта пандемия... Тем не менее театр выпустил недавно новый спектакль «Плутни Скапена». Мы играем на разных площадках и с нетерпением ждем, когда достроят новое здание и прекратится наше бездомное пятилетнее существование. К счастью, стройка идет семимильными шагами.
— Легко ли вам давались театральные роли?
— Было бы подозрительно, если бы все роли давались просто. Каждая постановка — это история преодоления себя, без пота и крови не рождаются дети, так же и спектакли. Если ты слишком уверен в себе и кажется, что у тебя все получается, значит, что-то пошло не так. Мне было нелегко выйти на сцену «Сатирикона», она считалась самой сложной среди театральных площадок города — театр занял здание бывшего кинотеатра со своей особенной, нетеатральной акустикой.
Многие спектакли мы работали без микрофонов, к подвесным микрофонам, развешенным по периметру сцены, нужно было привыкать. Долгое время я постоянно срывала голос. К счастью, у нас работала замечательный педагог Марина Валентиновна Чаплина, которая перед каждым спектаклем ставила нам голоса, разминала.
Впервые вышла на сцену «Сатирикона» в «Бальзаминове», играла Матрену. Поначалу Райкин предлагал другую роль — Антрыгину, но актриса, утвержденная на Матрену, ушла в декрет. Антрыгину сыграла Глаша Тарханова, а мне досталась Матрена. Наконец-то я дорвалась до характерной роли, но тогда еще не доросла до нее. Сегодня понимаю: можно было сыграть лучше. В спектакле я категорически не понравилась моей бабушке.
В свое время Жанетик сыграла в фильме «Женитьба Бальзаминова», вошедшем в золотой фонд советского кино, купеческую дочку Капочку, а в роли кухарки Матрены там снялась Екатерина Савинова. Жанетик высказала мне после премьеры кучу замечаний: «Зачем ты сутулишься? Зачем прячешься за волосами? Тебя не видно, не слышно».
Есть актеры, которые, если их ругают, начинают сворачивать горы. Со мной все наоборот: я скисаю, у меня перестает получаться даже то, что выходило раньше, но если меня подбодрить, есть шанс, что все будет хорошо. Мне везло на режиссеров-психологов, я сыграла множество спектаклей-преодолений. Люблю театр за то, что можно уйти от себя. Правда нужно найти другого, к кому приходишь. Сложно было зажить жизнью Елены из «Оглянись во гневе» — она совсем не мой персонаж, не сразу получилось сыграть ее убедительно. Спектакль родился из домашней самостоятельной работы, репетировали в свободное время на малой сцене.
«Ричард III» и «Король Лир» были вводами — нужно было впрыгнуть в чужой рисунок роли, долго ощущала себя не в своей шкуре. Играла Корделию десять лет, но перед одной сценой всегда проговаривала текст, паниковала, боялась его забыть. Моя Катарина в «Укрощении» была решена как готический панк. С одной стороны, мне это было близко, но как выразить ее эмоции на сцене, как сыграть в финале лиричность без лирических «соплей»? Бывали и физические трудности. На выпуске спектакля «Чайка» заработала сотрясение мозга, «Маленькие трагедии» сдавала с травмированной ногой. Каждая работа давалась сложно, но в этом и интерес.
— В кино вы впервые снялись в шестилетнем возрасте.
— Играла в фильме деда Евгения Васильева «Пока гром не грянет» дочь своей мамы. Помню, была жутко влюблена в Сергея Паршина, который снимался в главной роли. У него такой бархатный голос, которым он озвучивал позже одного из героев «Просто Марии» вместе с моей мамой.
В фильме отца «Горе-злосчастье» снималась, когда еще училась в школе и по-прежнему отвечала на вопрос, буду ли артисткой: «Нет, не буду!» Для меня съемки стали приятным приключением, в актерской профессии я ничего не соображала. Вообще была не из числа талантливых детей-артистов. Вот моя юная партнерша по сериалу «Шифр» Вита Корниенко к десяти годам имеет в фильмографии семьдесят четыре фильма. Она еще совсем маленькая, но как собака органичная, способна сыграть все что угодно, и это получается талантливо и круто.
Я не была такой в детстве, я скорее из тех, кого надо натаскивать. Но папа не проявлял требовательности, хотя со мной нужно было работать построже, потщательнее. Папа был не только режиссером, но и директором картины, на него обрушивалось огромное количество организационных проблем. Видимо, он настолько в меня верил, что утвердил на роль. Сегодня не могу на себя в этом фильме смотреть без смеха — такая зеленая. Правда одноклассники все равно завидовали: я какое-то время не ходила в школу, уехала на съемки в Бухару, потом на кинофестиваль в Артек. Вернулась, конечно, вся из себя крутая, звезда...
Это потом в институте нам мастера говорили: на первом курсе все студенты «народные», на втором — «заслуженные», на третьем понимают, что они просто «так себе, артисты без звания», а к четвертому курсу спесь окончательно слетает и ты осознаешь, что до настоящего артиста тебе еще работать и работать. В детстве, конечно, все казалось гораздо проще. А фильм так и не пошел в кинотеатрах — не сложилось.
Полноценно мы с папой работали, когда не так давно выпускали антрепризный спектакль «Соседки», который играли вместе с партнершей по сериалу «Напарницы» Катей Кузнецовой. Существовали в диалоге, что-то предлагали мы, что-то он. Публика оценила.
— «Напарниц» часто повторяют по разным телеканалам, сериал производит впечатление на зрителей не только детективным сюжетом, но и актерским ансамблем.
— С Максимом Авериным, сыгравшим роль возлюбленного моей героини, мы много лет работали в «Сатириконе» и стали практически родными людьми. Максим — замечательный человек и партнер, мне грустно, что он ушел из нашего театра, нам его очень не хватает. Снималась с ним еще в «Глухаре», у меня там небольшая роль. Вообще, я по природе своей «поедун», не могу смотреть на себя на экране, слава богу, увидеть себя со стороны в театре невозможно. Переосмысление в профессии случилось у меня с рождением ребенка, я как-то быстро повзрослела, став матерью, и наконец обрела уверенность в себе. Раз смогла родить, значит, смогу все!
— Как вообще решились рожать? Многие актрисы откладывают это надолго, боясь упустить интересные проекты.
— Время, видимо, пришло. Встретила человека, с которым поверила в то, что все возможно. С мужем Антоном Кузнецовым роман завязался на выпуске «Чайки» Бутусова. Юрий Николаевич одним из первых заметил, что между мной и Антоном что-то происходит, даже пожаловался Гране Стекловой: «Ну вот, они все испортили, влюбились. Теперь ничего не работает».
Антон играет Медведенко, я — Машу, по сюжету он меня добивается, я не поддаюсь. А в жизни вот поддалась. Может быть, сотрясение мозга тому виной? Тем не менее играем «Чайку» много лет и от премьеры ведем отсчет нашей семейной жизни. В день, когда идет «Чайка», приходим в театр с утра и весь день готовимся к выходу на сцену. Бутусов посвящает свой спектакль театру — чудовищу, которое пожирает тебя целиком, давая взамен знание того, что не знает никто другой. Не зря режиссер сделал такой эпиграф. Это отчаянный спектакль-жизнь, где мы себя не щадим. Его «Чайка» — наш наркотик, каждый раз настраиваемся на спектакль как будто идем на войну, но и жить без него не можем. Давно его не играли, иной раз чувствую, как накатывает ломка.
Все наши спектакли физически достаточно сложные: в какой-то момент повредила ногу, вместо меня стали вводить вторые составы, некоторые спектакли стали уходить из репертуара, и я поняла, что незаменимых нет. И тогда пришло осознание, что пора рожать. Не так уж всем будет плохо, если я уйду на пару месяцев в декрет. До шестого месяца играла спектакли, потом родила и вернулась, когда сыну исполнился месяц, не сильно подвела родной театр.
В тот момент предложили главную роль в «Напарницах». Няни у нас не было, посоветовалась с мужем:
— Как поступить?
— Не отказывайся, справимся, я буду с Гришей.
Съемки проходили осенью и зимой в Ярославле. Гриша был грудным, муж приносил его мне на площадку в перерывах, я кормила и снова бежала в кадр. Этот проект стал моей школой выживания, было адски сложно. После ночных смен мы мотались в Москву играть спектакли: Антон за рулем, мы с сыном на заднем сиденье, там я его кормила, а потом отрубалась.
— Почему не потребовали у продюсеров создать вам комфортные условия, нанять няню?
— А кто я такая, чтобы что-то требовать? У сериала был ограниченный бюджет, единственное, что попросила, — предоставить отдельный вагончик, где могла бы кормить ребенка. Но в итоге Катька перебралась ко мне, потому что мы подружились, а в ее вагончик селили других артистов. Единственный плюс: сняли нам с мужем в гостинице семейный номер.
Проверка на прочность продолжалась четыре месяца. К концу съемок я поняла, что больше не хочу быть артисткой, никакого кино мне в жизни не надо, я устала, хочу просто побыть матерью... Именно в тот момент мне позвонила Элина Терняева — кастинг-директор Звягинцева и пригласила на пробы в картину «Нелюбовь». Ну как было не пойти? Это же Звягинцев! Пошла. Видимо то, что довела себя до такого состояния, и сработало мне на пользу. Я была выжжена, опустошена — как раз то, что надо было для этой роли. Звягинцев заинтересовался, дальше пошли долгие пробы.
— Правда ли, что вы положили на лопатки множество звездных соперниц?
— К счастью, я не знаю никого, кто пробовался на Женю кроме меня. Группа правильно сделала, что оставила это в тайне. Иной раз приходишь на проект, видишь список ролей и замечаешь стопку фотографий артисток у кастинг-директора на столе. Внутренне сдаешься: «О, с ней я бороться не буду!» А тут не покидало ощущение, что я — единственная и неповторимая. Ходила на пробы как на работу в течение нескольких месяцев. Пробовалась то одна, то с партнерами, мы практически отрепетировали весь фильм. Боялась даже мечтать, что утвердят. Никто в театре до последнего момента не знал, что я снялась у Звягинцева, пока не объявили, что фильм едет в Канны.
Коллеги увидели меня по телевизору на Лазурном Берегу: ой, правда, что ли? Сама не верила, что это происходит со мной. Константин Аркадьевич тоже узнал не от меня. Поздравил, попросил пригласить на премьеру. Но мы оба на нее не попали — в тот вечер играли «Короля Лира».
— История тяжелая: услышав, что мать, разводящаяся с отцом, хочет сдать его в детский дом, ребенок уходит и пропадает. Что вам помогало не впасть в отчаяние?
— Меня вытягивали муж и сын. Я играла историю про нелюбимого ребенка, при этом в моей жизни любовь никуда не девалась, все было кардинально иначе. Я безумно люблю своего сына, только он заставил меня сниматься в этом проекте. Прочитала сценарий, и не осталось сомнений: фильм должен состояться, он о том, как не должно быть ни в коем случае.
Воспринимали картину по-разному. Нелюбовь распространена очень широко. Мы много встречались со зрителями, кто-то вставал зареванный и говорил: «Спасибо вам, мы мечтали с вами пообщаться, но посмотрев картину, хотим поскорее вернуться домой к детям». Другие возмущались: «Вы показали полную ерунду, таких людей не существует. Мы не знаем ни одной матери, которая так относилась бы к ребенку». Наверное, больше всего люди боятся узнать в героях фильма себя, посмотреться в зеркало.
— На меня произвел впечатление эпизод в финале, где муж героини в раздражении бросает в манеж младенца, рожденного ему другой женщиной.
— Эта роль досталась моему сыну. На нее были утверждены другие дети, но один ребенок заснул, другой не смог еще по каким-то причинам. И тогда предложили: «А давай попробуем снять твоего». Гриша приезжал со мной на площадку, он был младше требуемого возраста, но крупный, внешне подошел. Его запустили в декорацию, выдали игрушки, он спокойно и органично с ними играл. Группа спряталась, оператор снимал исподтишка, чтобы не отвлекать «большого артиста» маячащей камерой.
Мой партнер Алексей Розин смотрел телевизор, в какой-то момент хватал Гришу и ставил в манеж. Гриша начинал возмущаться, потому что его оторвали от игрушек. Никакого принуждения к слезам не было. Он успокаивался тут же по команде «Стоп!». Ни один ребенок на съемках не пострадал: ни старший мальчик Матвей Новиков, ни мой сын, хотя оба плачут в кадре. Для обоих это было безболезненно.
Гриша уже звезда, до этого играл в «Напарницах» моего сына во флешбэках, был тогда совсем червячком — ему исполнилось всего четыре месяца. На репетициях все было нормально, но когда во время съемки над его головой зависали мохнатые пушки-микрофоны, он залипал на них взглядом, мотал головой вместе с ними — «палил контору».
— Грише и гонорар заплатили?
— Ну какой-то детский заплатили, да.
— Как работает Звягинцев, как ведет себя на площадке?
— Никогда не повышает голоса, всего добивается путем проб и ошибок, действует вдумчиво, потому что четко знает, чего хочет. Поскольку Андрей Петрович по первой профессии актер, он всегда нам помогает. Я больше всего боялась сцены в морге: как это сыграть? Но на площадке была создана такая атмосфера, что играть ничего не пришлось. Бывает, что тебе идти в кадр, плакать над гробом, а вокруг все курят, смеются, пряники жуют. У Звягинцева все подключены к процессу. Обычно он снимает по тридцать пять дублей, но истерику героини мы сняли с первого дубля, второй был техническим.
Мне оказалось сложно перешагнуть через себя в постельной сцене, раздеться в кадре было для меня табу. Я безумно благодарна группе за то, как шла подготовка: на площадке остались избранные люди. Не слышалось пошлых шуток, ничего, что могло бы смутить и помешать. Я согласилась полностью обнажиться, потому что это было важно для замысла фильма. Можно, как в сериале, укрыться простынкой и лежать с накрашенными ресницами, но режиссер хотел показать реальную жизнь, когда ты обнажаешь душу.
Не согласна, когда говорят, что в фильме нет любви. Моя героиня ждет ее, ищет, надеется, что та вот-вот случится. Новый мужчина оказывает ей поддержку, а она ее отвергает, не доверяет мужчинам, потому что муж обрюхатил другую девицу. Убеждена: Женя никогда не сдала бы ребенка в детдом, ее едкие слова, которые услышал сын, были обращены к ненавистному предавшему мужу. Так я ее оправдывала.
— Еще одно незабываемое впечатление — эпизод в доме матери героини, после которого понимаешь, какую травму нанесла ей в детстве эта жуткая женщина.
— Мою мать сыграла папина однокурсница, прекрасная Наталья Потапова. Эпизод снимали долго: по дому бродила хозяйская кошка, которая залезла ко мне на колени, пригрелась и ни за что не хотела уходить, пролежала так все дубли, урчала, а мне тут играть. Когда закончили снимать, ушла, недовольно мяукая.
— Какие впечатления остались от Каннского фестиваля?
— Меня, как Золушку, перенесли в сказку. Стресс был жутким. Требовалось найти вечернее платье, а я вообще ненаряжающийся человек. Ресницы крашу, только когда иду на пробы. Жанетик когда-то пыталась надеть на меня юбку, но мне удобнее в спортивных штанах и кроссовках, а Каннам надо было соответствовать. Мне пришла на помощь и даже стала близкой подругой стилист Наталья Токарь, она меня просвещала, поскольку в брендах я полный ноль. К тому же не обладаю модельной внешностью, на меня трудно найти платье в шоурумах.
Когда в последний момент купила «Ланван», вздохнула с облегчением. На красной дорожке чувствовала себя в нем комфортно. Мне выдали кольцо и серьги «Шопар» с крупными бриллиантами, к моим ушам был приставлен охранник. Идя по красной дорожке, вспоминала Жанетика. Бабушка представляла в Каннах «Балладу о солдате» почти шестьдесят лет назад. Жаль, что не дожила до этого момента, она бы за меня порадовалась.
— Родители оценили вашу работу?
— Мама получала мой приз на кинофестивале «Созвездие», я не смогла — играла спектакль. Коллеги засняли этот момент. Когда мама произнесла: «Достижениями своего ребенка гордишься больше, чем своими собственными», я прослезилась. В полной мере осознаю это сегодня, когда у меня появился сын. Умиляюсь и плачу, видя его достижения. Какая бы роль ни досталась, если встанет выбор — семья или работа, выберу семью.
— Недавно с успехом прошел второй сезон «Шифра», где вы играете математика-аналитика, бывшую разведчицу, распутывающую сложные преступления. Как уживались на площадке четыре главные героини?
— «Шифр» случился в тот момент, когда стала задумываться, не пора ли рожать второго ребенка. Сценарий прислали во время моего отпуска в деревне.
Есть у нас в Псковской области дом, который когда-то построила Жанетик и где она проводила по многу месяцев, разводя сады и огороды. Я очень не хотела ехать на пробы, просила: «Пожалуйста, я только что сбежала из города, дайте пару денечков», но прочитала сценарий и сразу позвонила: «Куда ехать?» Все актеры уже были утверждены, я впрыгнула в уходящий вагон. Съемки начались через две недели.
Мы — четыре героини — прекрасно существуем вместе. Я и Катя Вилкова к тому же однокурсницы. На площадке царит чудесная атмосфера, режиссер Вера Михайловна Сторожева держит всех в кулаке своими красивыми женскими ручками. Никто не позволяет себе повысить голос или залениться, все работают слаженно, с удовольствием, возвращаться туда сплошное счастье. Мы много репетировали, Вера Михайловна обратила внимание, что я левша, а такого в советские времена не допускалось, тем более что моя героиня школьная учительница. Так что срочно пришлось переучиваться.
Помню, снимали агрессивно-драматическую сцену со слезами в питерской подворотне. Холодно, ночь, мы орем, и каждый раз выходит кошка и начинает жалобно мяукать: мол, что вы делаете? Прекратите! Она жалела меня после каждого дубля, терлась о ноги. Я ее уговаривала: со мной все нормально. Кошка уходила, но после очередного дубля опять возвращалась, очень переживала. Я даже подумала: «Может, это родственница той кошки из «Нелюбви»?»
Мы сняли восемь серий второго сезона «Шифра», и случилась пандемия, пришлось остановиться, сейчас работаем над третьим сезоном, ну или можно сказать — второй частью второго сезона.
Очень рада, что наконец-то играю положительную роль, а то после «Нелюбви» и «Эпидемии» стали предлагать исключительно одиноких стерв с детьми. В паре чатов я уже значусь как заслуженная стерва Российской Федерации. Еще скоро выходит «Цой», где моя героиня, бывшая жена рок-кумира, тоже показана жесткой барышней в отличие от мягкой и интеллигентной учительницы в «Шифре».
Самый большой актерский страх — что тебя будут использовать в одном амплуа. Мои мастера считали, что соглашаться надо на проект, который сам потом захочешь смотреть. Я так и делаю.
— «Эпидемия» тоже продемонстрировала высокие телерейтинги. Сложно было сниматься?
— Грех жаловаться, несмотря на то что работали снежной зимой, в холода, свободное время проводили в обнимку с грелками. Костюмеры наполняли их горячей водой, между дублями мы в них буквально вцеплялись, поскольку машины, на которых герои по сюжету бежали от эпидемии, не обогревались, печки выключали, чтобы шум не мешал писать чистый звук.
В «Цое» пришлось все переозвучивать, потому что в автобусе, на котором близкие везут гроб с телом кумира, работал генератор, он заглушал актеров. Чайки тоже напортачили, хотя орали красиво, но получился брак по звуку. У Звягинцева в эпизоде, где герои едут к матери, вышло так, что щебенка стучит о дно машины. Сцена была под озвучание, бились два дня, пытались в точности повторить так, как было, но Андрей Петрович остался недоволен, и тогда наш гениальный звукорежиссер вычистил черновую фонограмму, причем скрупулезно убирал каждый камушек.
Но вернусь к «Эпидемии». Роман «Вонгозеро», на котором основан сценарий, посоветовала прочитать мама, он мне тоже понравился. Жаль только, что из фильма пропала собака, которая украшала действие, но ввести этого персонажа в и так закрученный сюжет было нереально. Экстремальные условия помогали нам ярче донести основной посыл картины: надо сделать все от нас зависящее, чтобы в жутких условиях оставаться человеком.
— В вашей фильмографии два зарубежных проекта. Как они появились?
— «Нелюбовь» прошла по всему миру, после чего меня пригласили на фестиваль в Килкенни, где артисты встречаются с кастинг-директорами со всего мира. Потом позвали во французский сериал «Бюро легенд». Героиня была русской, но разговаривала по-английски, репетиции проходили в Париже, снимали на Украине.
Оскаровский лауреат Дэнни Бойл проводил пробы в Москве, а снималась я в Yesterday четыре дня в Ливерпуле. Роль малюсенькая, ее еще и порезали, но уже побывать на площадке легендарного режиссера, посмотреть, как он работает, круто. Тем более что Бойл оказался непафосным, интересным, веселым человеком.
— Как вы относитесь к тому, что сын Виктора Цоя обратился к властям с требованием запретить показ фильма Алексея Учителя?
— Прежде чем о чем-то судить и что-то запрещать, нужно увидеть сам фильм. Несправедливо выносить вердикт, не видя картины. Многие считают, что скандал — лучшая реклама, что он специально срежиссирован. Склонна думать, что это не так. Фильм «Цой» получил прокатное удостоверение, сценарий утверждался в Министерстве культуры, с ним ознакомили родственников музыканта. В тот момент у них не возникло желания запретить съемки. Если бы они добились судебного запрета тогда — это одно дело, и совсем другое — дождавшись, когда фильм будет готов, внезапно требовать его запретить.
Режиссеру и артистам совершенно нечего стыдиться, мы не порочим ничью честь, наоборот, отдаем должное памяти о легендарном артисте, музыканте, звезде.
Сын Виктора Цоя, насколько я знаю, фильм не смотрел. В какой-то степени я его понимаю. Я бы тоже заволновалась, если бы о моей бабушке собрались снять кино и сказали: все имена вымышлены, события тоже. Все равно было бы понятно, о ком идет речь, и зрители часто принимают вымысел за чистую монету. Но в картине Алексея Учителя не перемывается грязное белье, нет гнусных намеков, порочащих честь Виктора Цоя. Я согласилась сниматься, потому что это кино не про сложную личную жизнь кумира, а про великого человека, который после смерти оставил след в истории.
Он до сих пор близок огромному числу людей, его музыку обожает поколение молодых. Мой пятилетний сын слушал песни Цоя в машине. Дома играл в лего, вдруг слышу, поет: «Перемен, мы ждем перемен!» Конечно же, он всего не понимает, но песня его цепляет.
Фильм получился светлым, про любовь. Любовь не конкретного Цоя или водителя, из-за которого случилось смертельное ДТП, к конкретным людям, а про любовь, что живет после смерти.
Снимали долго — в Питере, Кулдиге, Калининграде, окрестностях Пскова. Постоянные переезды выматывали. Случалось, невозможно было собрать нас всех в кадре, тогда на общих планах артистов заменяли дублеры. Но если мы присутствовали на площадке, всегда сидели в автобусе, даже когда снимался крупный план одного из героев, а остальные были за кадром. У нас сложилась прекрасная компания путешествующих единомышленников, мы практически жили в том автобусе.
Замечательный оператор Юрий Викторович Клименко, немолодой человек, героически преодолевал все трудности. В автобус встроили специальную конструкцию, чтобы оператор не падал вместе с камерой, когда ехали по неровной дороге. Как же они оба — режиссер и оператор — горели, чтобы все сделать хорошо и круто! Это вызывало большое уважение, восхищение и желание соответствовать.
Юного сына Цоя играла шестилетняя Маша Пересильд. Маруська — прекрасный интересный взрослый человек, ее нельзя назвать ребенком, она полноценный партнер, переживала с нами все сложности процесса, все многочасовые смены без перерыва, отдыха, поблажек, не давала воспринимать себя как малыша, работала профессионально. Каждый день играли в игру: кто у нее на первом месте? И приходилось воевать за ее любовь, я ее обожаю, она прекрасная талантливая девчонка.
— Чем нагружаете Гришу?
— Пока ничем. В сад он ходит редко, нерегулярно, учимся дома считать, практически научились читать, потихоньку осваиваем английский. Гриша обожает танцы, музыку. Собирались отвести его в кружки, на спорт, но повременим до окончания пандемии. Няни у нас по-прежнему нет, наши палочки-выручалочки — дедушки и бабушки, Гриша их обожает.
У нас сейчас много работы, после карантина запустилось сразу несколько проектов, Антон помимо съемок играет спектакли не только в «Сатириконе», но и в Театре Наций, в «Практике». Я же стараюсь сниматься в проектах, после которых мои близкие могли бы сказать: «Мы тобой гордимся!»
Подпишись на наш канал в Telegram