По сценарию «Тобола» у моих героинь-близнецов было много мужиков — и каждый либо бьет, либо насилует. Когда случались съемочные дни без драк, я шутила: «Чего-то мне сегодня не хватает».
— Не надо смотреть сериалы, в которых красавиц любят вечно, — это сказки. Какой бы женщина ни была богиней, ей все равно изменят. Особенно если мужчина при этом некрасивый — ему надо все время себе что-то доказывать. А красивые уже переспали с большим числом женщин и если находят свою любовь — успокаиваются.
Я выросла в этом недоверии к мужчинам, потому что никогда не жила с отцом. В Китае редкость, если женщина одна воспитывает ребенка. В отличие от России: просто охренела, когда узнала, что у половины моих однокурсников по ВГИКу не было отцов! Мама в моем районе Пекина, где все друг друга знали, была одна такая. Бабушка стыдилась этого положения, но мама всегда говорила: «Я его выгнала! Или должна была терпеть измены?» В нашем районе все знали, что Ян Титче — очень сильная женщина.
— Наверное, маме приходилось много работать?
— Да, поэтому в два годика мама отправила меня в детский сад с проживанием. Она сама училась на воспитателя, и через бывших однокурсниц удалось меня очень хорошо устроить — в центре города. Там были танцы, даже английский... Работала мама в таксопарке, поэтому в садик меня возили на элитных машинах — водителям было приятно ей помогать. Хотя я была очень болтливой: сяду на заднее сиденье и бла-бла-бла всю дорогу. Выносила им мозг. Забирать меня можно было раз в неделю, но мама приезжала каждые три дня — не выдерживала разлуки, рыдала. А мне в садике было очень весело, я ведь люблю общаться.
У меня было много друзей и в нашем районе. По-китайски он называется «сяоцюй»: двадцать типичных хрущевок, обнесенных забором, вход через ворота, внутри все друг друга знают. Тогда еще не было мобильных телефонов, а домашним пользовались только в случае крайней необходимости — связь в Китае очень дорогая.
Когда я гуляла не в нашем дворе, бабушка выходила на балкон и кричала прохожим с пятого этажа: «Если увидите Сяо Лулу, скажите ей, что пора обедать!» Так меня называли в районе, в переводе — «маленькая утренняя роса». Сообщение проходило четыре-пять ртов, прежде чем добраться до меня. Мои друзья тоже всегда приходили во двор и орали: «Ян Гэ, выходи!» Никому не приходило в голову подняться на пятый этаж. Жили мы в двухкомнатной квартире с бабушкой, маминым старшим братом и его семьей.
Когда я была маленькой, мама работала певицей — выступала в заведениях, где были столики, диванчики и каждый мог заказать песню за наличные. Она была очень красивой, хорошо пела и неплохо зарабатывала. Но потом оставила эту работу и нашла обычную, где еще больше платили, — в таксопарке. Там были непростые водители — возили чиновников или европейцев-бизнесменов. У мамы всегда была куча ухажеров, но она не верила мужчинам: боялась, что выйдет замуж за того, кто не будет любить ее дочь.
Одно время у меня был отчим — после шестого класса. Прожил с нами лет пять или шесть, хорошо ко мне относился. Обычный мужчина, не особо красивый, невысокого роста... В результате тоже начал изменять маме. Я никак не могла понять, почему она выбирает уродов, которые так с ней поступают.
В двенадцать лет впервые увидела отца — он оказался таким некрасивым, что я была в шоке: «Как случилось, что это мой папа?» Мама — красивая, я — прекрасный цветок нашего района, а он... Мама объяснила, что влюбилась не во внешность: «Твой папа был очень интересным, умел красиво говорить, много шутил». Его рот обманул ее глаза. Только рот продвинул его и по службе: в Китае надо много бухать с начальством, чтобы сделать карьеру. Отец умел пить не пьянея и красиво говорить, поэтому стал обеспеченным человеком, а не благодаря таланту!
Домой мы отца не приглашали — встречались на улице. Он увидел меня издалека — зарыдал, а у меня никакого чувства не возникло. Папа так и остался для меня суперчужим человеком, хотя я не ненавижу его за то, что не был рядом. Не знаю, была бы с ним моя жизнь лучше... Может, и нет. В любом случае я благодарна, что отец дал мне жизнь.
Мы пообедали несколько раз с его семьей, но в гости они меня тоже никогда не звали. И вообще мы не подружились. У меня есть сестра, и если честно, она и училась хуже меня, и менее красивая. Я, как и мама, хорошо пела от природы, сестра тоже пыталась, но у нее получалось хуже. Детей ведь всегда сравнивают, и это не очень радовало папину жену. Она вечно прибеднялась: боялась, что попросим у папы денег, но мы с мамой никогда так не унизились бы.
— Эта привычка сравнивать себя с другими людьми — откуда?
— Думаю, из школы. Все образование в Китае построено на сравнении: кто лучше, кто хуже. У нас нет оценок — есть баллы, всего семьсот пятьдесят за ежемесячный тест по всем предметам. Если ты в первой десятке — это круто, а ниже — уже средний уровень. Разница в каждый балл серьезная, поэтому мы не давали друг другу списывать: когда учишься, тратишь свое время и должен это защищать.
Моя мама никогда не требовала, чтобы я обязательно была первой. Но мы чувствовали, что знание — это личная собственность, как деньги. Мы же не делимся зарплатой. Я всегда была в первой десятке, поэтому после школы меня и отправили по обмену — учиться в Тульский педагогический университет. Это была большая удача, потому что в Китае образование очень дорогое.
— Понимала, куда едешь?
— У нас не было никакого представления о России кроме того, что там очень холодно. В чемодан собрали самые теплые вещи, когда прилетела, на мне было двое подштанников — чуть не умерла от жары. С Курского вокзала нас сразу отвезли в Тулу — Москвы я тогда не увидела. Когда добралась до института, была в шоке: куда попала? В Китае я жила в столице, а тут... Как в городе может не быть «Макдоналдса»? И наша девятиэтажная общага оказалась одним из самых высоких зданий в Туле.
Но самым сложным было, что я не говорила по-русски, а преподаватели — на китайском и даже английском. Спасалась электронным словарем, но далеко не все могла с ним понять. Моим однокурсникам из Ирака и Вьетнама было не менее тяжело.
— Но уже через год смогла поступить во ВГИК. Как это тебе удалось?
— Через год я уже заговорила, но все равно не очень хорошо. А ВГИК в Китае очень известен — это главная русская киношкола, про другие институты я даже не слышала. Но поступать не планировала. Решили однажды с подружкой ради прикола: «А давай посмотрим, когда актерские прослушивания!» Оказалось — скоро. И я решила пойти: если не возьмут, никто об этом не узнает.
Выучила и прочитала басню «Зеркало и Обезьяна», после чего Сергей Соловьев оставил присутствовать на прослушивании других студентов. Одна девочка с супердлинными ногтями выступала в шарфике — и рот им прикрывала, и на руки наматывала. Соловьев попросил: «Можно снять этот шарф?» А у нее весь перформанс на нем строится — растерялась, бедная. Хотя она и с шарфом, и без шарфа максимально плохо читала. А во мне мастер, наверное, увидел искренность, обаяние и что не потеряюсь в толпе. Я осознала, что это важнее, чем то, как читаешь.
На том прослушивании я познакомилась с Варварой Шмыковой: она почти дошла до третьего тура, но слетела. Четыре года ходила по театральным, ее уже все знали и когда наконец взяли во МХАТ, друзья пришли поздравить Варю толпой. Я потом тоже хотела поступить к Виктору Рыжакову, но мне на прослушивании сказали: «Ты уже учишься, зачем тебе к нам?» А я на тот момент поняла, что во ВГИКе нет театральной школы... С другой стороны, во МХАТе жестче дисциплина — нельзя сниматься.
— Но это образование уже надо было оплачивать?
— Конечно! Мама прислала деньги на первые полгода обучения, а потом я вдруг выяснила, что она продала квартиру ради этого. Мне не сказала, иначе я не пошла бы во ВГИК. Когда узнала, сразу стала думать, как заработать, и со второго курса уже сама за все платила. Первый год питалась в студенческой столовой ВГИКа бесплатной кашей по утрам, мазала икру мойвы в майонезе на хлебцы. И все равно радовалась жизни!
Полгода жила в Москве на сорок тысяч рублей, как — просто не понимаю! Главный шик — такси по двадцать пять рублей... Все студенты из общаги пешком доходили в институт. Но для меня двадцать минут — целая вечность, в Китае не ходят на такие расстояния! Рядом с общежитием стояли таксисты и довозили четверых студентов за сто рублей.
Только из-за долга перед мамой я пошла на программу «Минута славы», где победителю обещали миллион рублей. Это был мой бизнес-план! Но когда оказалась на шоу, затянул сам процесс — уже не думала о выигрыше, просто получала удовольствие. Когда ты ничего не хочешь, становишься самой сильной, если же очень хочешь, тобой легко манипулировать.
Китайская мудрость — быть спокойным, не потакая своим желаниям. Я дошла до финала, но не выиграла в шоу. А кто помнит победителя? Людям запоминается, если ты классно спел: я выступала в дуэте с Филиппом Киркоровым, Сергеем Мазаевым... И даже не знала, кто они такие! Если бы узнала, какие они звезды, могла засомневаться в себе, а так была абсолютно свободна! И хотя не получила миллион, меня стали узнавать на улицах Москвы.
— Но музыкальная карьера пошла в гору только после «Голоса»?
— На «Голосе» у меня была своя политика: я выбирала песню, чувствуя ее силу и то, что смогу хорошо ее исполнить. Мне говорили:
— Будешь петь то, что скажем!
Но если это отвратительная песня? Тогда договор:
— Окей, я спою эту песню, но так, как сама захочу.
Например песня «Без тебя» группы «Маша и Медведи» мне по мелодии и тембру вообще не подходила — текст у нее разве что трогательный. И я сказала своему наставнику Диме Билану: «Я выйду на сцену босой и буду орать!» — хотела побаловаться, пойти против системы. Актерская профессия тут мне помогала.
Дима сразу разглядел во мне художника, свободную душу. Я подошла к нему, чтобы сфотографироваться, только после четвертого выступления. Видела, что его все дергают, и не хотела беспокоить. Потом мы очень приятно общались, Дима защищал мои сумасшедшие идеи.
Когда обсуждали, какую песню спою в финале, предложила: «Давай я выйду в костюме динозаврика! Я долбанутая, ты же знаешь!» Не стремилась выиграть, хотела повеселить зрителей — все-таки финал был накануне Нового года. Дима расхохотался и одобрил. Сначала нам сказали: «Какой динозавр на Первом канале, вы офигели?» — но все-таки выпустили меня в финал с песней «The show». И я просто вышла в своей смешной пижаме.
После «Голоса» нашелся продюсер, который хотел со мной работать, но мы не совпали во взглядах на творчество: я не хочу просто стать звездой любой ценой. Делаю только то, что мне нравится, и сама решаю, как выгляжу на сцене. Говорят: «Чем проще баба, тем сложнее у нее ногти». У меня, как видишь, они зеленые, и наверное, все думают, что я дура. Ну и пускай думают — я все равно буду любить такие ногти! Не привязываюсь к брендам — могу ходить по красной дорожке в вещах с «Алиэкспресса». Главное, чтобы это круто выглядело! Еще понимаю ценность вещей — тряпки столько не стоят. Дешевая одежда позволяет всегда выглядеть по-новому.
Вещи, на которые я трачу деньги, — это духи, нижнее и постельное белье, хорошая еда. Сколько угодно готова потратить на маму, а на показуху и рубля не дам. Мне не нужно через вещи показывать, какая я классная, поэтому уже счастливее многих звезд. Мне говорят: «Ян Гэ, ты неправильно ведешь «Инстаграм*», тебе надо снимать «Тикток», потому что все звезды так делают». А я не хочу как все — у меня свое мнение, свое творчество, свой путь.
— До сериала «Тобол», который недавно прошел на Первом канале, тебя в основном приглашали на роли массажисток и певиц, хотя и в известные картины. Как тебе такое амплуа?
— Да, в кино меня звали, когда требовалась азиатка, и это неудивительно. Но все съемки для меня — интересный опыт, там я учусь снимать, сниматься, узнаю людей. Ведь я многих русских звезд не знала — например Данилу Козловского. Когда мы встретились на площадке «Матильды», офигела, как он себя вел — постоянно на меня орал. Я была никем тогда, играла маленького персонажа, а он — суперзвездой. И зачем таким противным быть?
Алексей Учитель — суперинтересный режиссер! Он обожал, когда я появлялась на съемочной площадке. Могла даже не сниматься, просто тусовалась с ними, а мне за это еще и платили. Снимает Учитель очень медленно — может себе позволить. Когда начались съемки, все были утверждены, кроме главной героини. Режиссер уже сходил с ума, на площадке шутили: «Может, Ян Гэ по-быстрому сделать пластическую операцию и попробовать на Матильду?» Потом нашлась Михалина Ольшанска.
На съемках «Звоните ДиКаприо!» было очень весело. У Жоры Крыжовникова есть четкое понимание, что должно происходить в кадре. Я играла массажистку, к которой ходит герой Андрея Бурковского. Хотела сделать азиатку с печальной судьбой, но Жора не согласился: «Улыбнись, ты должна радоваться каждому клиенту» — поэтому моя героиня по-детски веселая и непосредственная.
В «Тоболе» режиссер Игорь Зайцев давал мне больше свободы. У меня там самая сложная роль на сегодня — к тому же двойная. Мы изначально проговорили, какие характеры у близнецов-хантыек Айкони и Хомани. Там, где показывали обеих сестер вместе, подключалась дублер моего роста — ее только сзади снимали, а в сцене, когда Айкони околдовала героя Вольфганга Черни, он видит меня в лодке на реке. Режиссер задумал, чтобы я взяла в руки весла, но я не хотела делать бытовое действие в такой страстный момент и предложила: просто буду стоять в ней и смотреть на любимого, а лодка пусть сама крутится. Интересно получилось, с этого момента мы с Игорем обсуждали видение моих сцен.
По сценарию «Тобола» у моих героинь-близнецов было много мужиков — и каждый либо бьет, либо насилует. Когда случались съемочные дни без драк, я шутила: «Чего-то мне сегодня не хватает». Еще дралась с настоящим медведем, стреляла из лука... Медведь был мирный — я спокойно подошла и обняла его. Вообще не боюсь живности — ни змей, ни пауков.
Больше всего меня поразили декорации к сериалу: в Тобольске построили целый древний город! Я ходила по нему и мечтала: «Что за королевство! Я тоже хочу так снимать!» Ведь свои два полнометражных фильма «Ню» и «Троица» я снимала «на коленке». Деньги сама искала, на всем экономила. Я там и режиссер, и сценарист, и продюсер... И получается, что главные роли только в своих фильмах пока сыграла.
— И оба фильма были отмечены на фестивалях. Это был такой выход для актрисы или желание стать режиссером?
— Скорее способ высказать свою боль. Только тогда я поняла, зачем в моей жизни был Сергей Соловьев... Во время учебы во ВГИКе он говорил: «Я вас ничему не научу. Вы уже артисты!» В конце семестра всем ставил пятерки, даже тем, кто прогуливал. После китайской школы я очень злилась на такие моменты!
Когда Соловьев смотрел этюд, говорил либо «Это гениально!», либо «Это фигня!» — только матом. И больше ничего не объяснял. Спустя несколько лет я поняла, что он просто философски подходил к обучению: если ты по-настоящему хочешь стать актрисой — станешь. И только ты решаешь, ходить на занятия или нет. Ему-то это зачем?
Так же и с режиссурой: он рассказывал про друга, тот снимал гениальное кино с очень маленьким бюджетом, которого хватало только на пленку. Кино — это не деньги, а мечта. Она не имеет цены и исполнится, если тебе есть о чем рассказать и молчать ты больше не можешь.
— «Ню» — это ведь автобиографическое кино?
— Не история... Это автобиографические чувства. В фильме моя героиня трахается со всеми, чтобы забыть бывшего, и теперь все думают, что я шлюха и переспала с кучей мужиков. Но я-то сняла кино, чтобы забыть бывшего! Единственное, что есть общего между мной и героиней «Ню», — это боль. Я тоже очень страдала из-за несчастной любви.
Первый парень у меня был довольно поздно — в девятнадцать лет, хотя я всегда была окружена вниманием. Отношения не были главным в жизни — сначала учеба, карьера. Когда училась во ВГИКе, встретила того мужчину и уже не представляла жизни без него. Он привел меня в дом, думала, что поженимся... Но он просто предал. Нет, не изменял — я не жила по сценарию моей мамы. Все мои мужчины были красивыми, и рассталась я с ними не из-за измен. Хотя эту тему исследовала в своем втором фильме «Троица», но это уже была не моя история, а моей подруги...
Мне любимый начал предъявлять глупые претензии: «Ты не отпускаешь меня тусоваться с друзьями». Но я никого не держала — может, он сам чувствовал себя несвободным? А потом возник момент, когда надо было определяться: либо свадьба, либо расставание. Он не готов был жениться, а я — себя унижать и жить так дальше. Объявил:
— Я хочу жить один.
Я закричала:
— Что значит один? Тогда пошел ты!
И ушла. Перестали общаться, но я не перестала его любить. И проклинала, и ненавидела, и лелеяла надежду: ведь он не сказал, что разлюбил меня... Пять лет после этого без отношений жила. Никакой любви, мужского внимания — максимально себя закрыла, а это очень сложно для женщины. Но если бы не прожила эту боль, не стала бы режиссером. И только после того как я вылила свою боль на экран, смогла его отпустить. С благодарностью.
Теперь я научилась любить и уважать себя. И так сложилась судьба, что во время пандемии застряла в Берлине — и встретила новую любовь. Поехала на гастроли со спектаклем «Декамерон» от «Гоголь-центра» в Германию, а сразу после премьеры закрыли границу с Россией. Артисты труппы, у кого был российский паспорт, вернулись, а я со своей рабочей визой осталась в Берлине. Все сочувствовали: мол, как ужасно застрять в чужой стране без семьи и друзей, но я считала это очередным приключением. Теперь понимаю, что и наш роман иначе не случился бы. Всегда будет дорога, если ты сам на себе не поставишь крест.
Познакомились мы в парке, где люди гуляли во время карантина. Развивались отношения постепенно: в Германии если вы встречаетесь и даже переспали, это еще не значит, что вы пара. Это очень свободная страна, и лишь когда двое договариваются на отношения только друг с другом — они вместе. Мой парень почти сразу сказал:
— Хочу, чтобы ты была моей девушкой и ни с кем больше не гуляла.
Я удивилась:
— То есть до этого я не была твоей девушкой?
Этот человек сумел отогреть мое холодное сердце.
Помня проблемы в прошлых отношениях, я своему мужчине даю много свободы, но он никуда не ходит — мы все время вместе. И я не ревную. Хотя знаю, что у него было много женщин, ведь он такой красавчик, но они все в прошлом. Главное, что сейчас он любит меня.
— В «Гоголь-центре» тебя ждут назад в труппу?
— Конечно, я надеюсь вернуться в театр. Страдаю, что сейчас «Мизантроп» идет на сцене в новом сезоне, а меня в нем нет — другой состав ввели. Хочу играть, чувствовать зрителя... В «Гоголь-центр» я попала еще на третьем курсе — для спектакля «Без страха» искали актрису с азиатской внешностью. Его ставил режиссер Влад Наставшев, на репетициях он унижал меня максимально — говорил, что я плохо все делаю: «Ян Гэ, тебе так сложно спеть?»
Влад сам пишет музыку и терпеть не может, когда нечетко поют, а мелодия в спектакле сложная. Кричал: «Ян Гэ, ты бездарная! Пять нот!» Это очень жесткий, но важный опыт для артиста. Кто-то после таких слов уходит из профессии, но меня это не сломало — хорошая встряска пошла на пользу. Я училась играть в театре. И обожаю Влада. Правда спустя несколько лет отомстила: пригласила его сыграть в своем фильме «Троица» и заставила танцевать под мой саундтрек — до шести утра плясал из дубля в дубль.
Еще на спектакле «Без страха» было интересно работать с крутыми опытными артистами. Им за шестьдесят лет, но мы их называли «девочками». Они плохо запоминают слова, забывают, что нельзя стучать в грудь, когда там прицеплен микрофон... Такая старая актерская школа в современной обработке.
Это был первый большой проект, в котором я участвовала. Кириллу Серебренникову понравилась моя работа, и меня взяли в штат «Гоголь-центра». Он открыл для меня мир театра, я просто влюбилась в его творчество. Классический театр люблю меньше — в современной драматургии больше жизни. Я играла в спектаклях «Пробуждение весны», «Мизантроп»... Второй — по Мольеру в стихотворном переводе Дмитрия Быкова*. Смысл некоторых строк вообще не могла понять:
В любимой нам милы и слабость, и порок!
Вы хлорку видите, а любящий — творог.
Объясните: при чем тут хлорка? Если не понимаешь, о чем говоришь, нельзя заучить на слух. Я должна как актриса высказать свое мнение: чего хочу, зачем это говорю? Кирилл меня этому учил.
По труппе театра сейчас скучаю. Со стороны может показаться, что за кулисами мы постоянно орем друг на друга, гадости говорим... А у нас просто такой язык общения в «Гоголь-центре» — мы это все любя.
— А если ситуация затянется, видишь для себя перспективы в Германии?
— Я за десять лет в России не сумела сделать себе вид на жительство. Очень злилась на людей, которые мне его не давали, а сейчас могу только благодарить их. Живу в Европе восемь месяцев, и Германия уже дала мне вид на жительство на три года. Помогли три важные справки, которые для меня сделали: с одного кинофестиваля, где я сидела в жюри, от Немецкого театра в Берлине, где мы были на гастролях, и из «Гоголь-центра» — все написали о том, какая я известная и талантливая актриса и режиссер.
В результате за пандемию сняла тут короткий метр «Ничто не может помешать нам любить» и веб-сериал «Выйти нельзя остаться» для новой платформы Chill. Нашла актерского агента и хочу сниматься в европейском кино. Правда пока могу играть только на английском, немецкий недавно начала учить. Но я не в первый раз начинаю все с нуля в новой стране... Пожелайте мне удачи — я это почувствую и не опозорюсь!
Редакция благодарит за помощь в организации съемки Pentahotel Moscow, Arbat.
Подпишись на наш канал в Telegram