Она меня называла Таней, а я ее Галин Бори-и-ис, растягивая отчество, а за глаза коротко, как все в театре, — ГБ. Кстати сказать, ей удивительно шло ее имя. Как-то я прочитала, что означает Галина, и поразилась! Все Гали — папины дочки, любят наряжаться, их не интересуют женские сплетни, в любви они непредсказуемы и могут сами прервать отношения с мужчиной. Очень точно!
На дворе 1986 год. Я только что вернулась в Москву из Сирии, где работала в генконсульстве секретарем-референтом. Как-то в один из зимних вечеров мне позвонил школьный товарищ и позвал в гости. Я даже не знала, в чью квартиру на Поварской он меня привел. Дверь нам открыл очень высокий улыбчивый парень и, пропустив внутрь, представился: «Денис».
Помню, как меня поразила деревянная мебель. Полки стеллажа были доверху забиты бобинами с фильмами. Кровать огромная, как у Гулливера. Даже калошницу пришлось специально заказывать под ботинки Дениса сорок шестого размера. Как потом выяснилось, мебель была сделана в театральной мастерской.
Мы сидели веселой компанией и смотрели какой-то фильм по видику. При прощании Денис задержал мою руку чуть дольше обычного. На этом, собственно, наше знакомство и закончилось. Через полгода меня опять позвали в гости, среди них я увидела Дениса. Именно там и узнала, что он — сын Евстигнеева и Волчек. Когда собралась домой, он вдруг попросил мой номер телефона.
Утром разбудил вопросом: «Можно вам принести цветы?» С тех пор у нас с Денисом начался роман. Мы ходили по гостям, в рестораны, Дом кино. Чаще всего проводили время в его квартире, в той самой на Поварской, где Денис жил с мамой. Он недавно дебютировал в качестве оператора в фильме «Сказки старого волшебника», где главную роль сыграл его друг — Антон Табаков. Помню, как он проявлял дома фотографии для проб, закрывшись в темной комнате.
Предложение Денис сделал довольно оригинально. Просто как-то подъехал ко мне домой и буднично спросил, где мой паспорт. Я даже не задалась вопросом, зачем он ему. Это прозвучало очень обыденно, типа: «А где счета за электричество?» Стала искать паспорт, вспомнила, что оставила его в спортивной сумке, и как только нашла, мы поехали в ЗАГС подавать заявление. Денис предложил никому об этом не говорить: ни друзьям, ни родителям. Конечно, все знали, что мы встречаемся, но что решились на такой серьезный шаг — даже не подозревали.
С Галиной Борисовной на тот момент мы уже были знакомы. Однажды Денис пригласил меня на премьеру фильма «Зимний вечер в Гаграх», где главную роль сыграл Евгений Евстигнеев. В Дом кино мы собирались поехать вместе с его мамой. Я так волновалась перед встречей, что когда Галина Борисовна вошла в комнату Дениса, потеряла дар речи. Это была роскошная, красивая женщина в каком-то фантастическом наряде. Королева! От стеснения я всю дорогу в машине не проронила ни слова.
С Евгением Александровичем было гораздо проще. Евстигнеев сам напросился в гости, чтобы со мной познакомиться. Принес с собой початую бутылку портвейна, вместо пробки из нее торчал кусок газеты. Мы сидели на кухне, пили из граненых стаканов портвейн и закусывали салатом из колбасы и свежего огурца. Через пять минут показалось, что знаю его всю жизнь.
Галина Борисовна для меня была невероятной величиной, но между нами сразу же возникло доверие. Как-то она вернулась из театра рано, предложила выпить чаю, и мы с ней впервые откровенно поговорили. Волчек расспрашивала о моей семье, а у меня накануне умерла любимая бабушка. Рассказывая о ней, я расплакалась. Галина Борисовна обняла меня и стала утешать. Я увидела ее добрые глаза и еще пуще заплакала. Она так искренне меня пожалела, что мое сердце моментально ответило.
Как-то мы с Галиной Борисовной поехали в поселок «Здравница» по Минскому шоссе. «Я очень люблю свою дачу, там такой замечательный воздух!» — именно так она гордо называла крошечный деревянный домик, который стоял на открытом участке без забора. Эту госдачу ей помогла получить Наташа Селезнева. Я была поражена несоответствием статуса Волчек и этого так называемого дома. Но внутри он был очень уютным. Маленькая кухонька, длинный широкий коридор, где в углублении стояла кровать, напротив дверь, ведущая в спальню Галины Борисовны, небольшая застекленная веранда.
Во дворе стоял деревянный стол с двумя лавками, а за домом висела железная бочка, из которой торчал душевой шланг. В этой ржавой бочке нагревалась вода на солнце. ГБ с удовольствием мылась, стоя под душем. Она не обращала на все эти неудобства никакого внимания — ей там было просто очень хорошо.
Мы с Денисом продолжали хранить нашу тайну. Но в один прекрасный день ГБ вызвала сына на кухню на разговор.
— Мне Таня очень нравится, вы давно встречаетесь. Почему бы вам не расписаться?
Он замешкался и ничего не сказал, а я во всем честно призналась:
— Галина Борисовна, мы с Денисом подали заявление в ЗАГС.
Она страшно обрадовалась и тут же принялась уговаривать его устроить свадьбу — как-никак единственный сын впервые женится. Денис отрезал:
— Ни за что! Я так и знал, что сейчас начнется! Марш Мендельсона, крики «Горько!», пупс на машине. Пошлость!
И тогда Галина Борисовна нашла мудрый компромисс: вместо традиционной свадьбы — обед для близких родственников в ресторане. Вот тогда и состоялось знакомство наших родителей. Мои мама с папой пригласили в гости Галину Борисовну и Евгения Александровича, они взяли с собой старого друга семьи Виталия Вульфа. Евстигнеев — человек немногословный, так что Виталий Яковлевич спас положение: говорил тосты, рассказывал театральные байки. Он быстро нашел общий язык с моим отцом.
Как-то, еще до свадьбы, к нам в гости пришла Вера Исааковна, мама Галины Борисовны. Она выглядела очень моложавой, и все ее звали просто Верой. До этого она меня не видела и приехала на смотрины. Я ходила по дому в халатике. Вера Исааковна посмотрела на меня пристально и попросила:
— Тань, сними халатик фигурку посмотреть. — Все засмеялись, а она невозмутимо заметила: — А что тут такого? При царе невесту в баню на смотрины водили.
На что Денис сказал:
— Вера, уже поздно...
А когда Вера увидела меня с сигаретой, чуть в обморок не упала:
— Деточка, ты куришь?!
Галина Борисовна, смеясь, быстро ее образумила:
— Мам, ну ладно тебе! Вспомни, как сама в двадцать лет смолила одну за другой! А я вообще закурила в шестнадцать!
Галина Борисовна по секрету шепнула мне, что Вера готовит нам подарок на свадьбу.
Наступил день бракосочетания. Жених в знак протеста пошел в ЗАГС в старом пиджаке, в руках у него был полиэтиленовый пакет с документами. Я хотела белое платье, фату, но поддержала Дениса и надела свитер и брюки. Не могу описать словами выражение его лица, когда Вера подарила нам пластмассового пупса. Хорошенького такого, в рейтузах, кофте и шапочке голубого цвета. В то время именно такого пупса привязывали на капот свадебной машины. «Надо же! — сказала Галина Борисовна. — Нам с Женей она точно такого же на свадьбу подарила».
Словом, праздновали мы свадьбу узким кругом. Обед проходил в ресторане гостиницы «Белград», где мой папа был замом генерального директора. Евгений Александрович пришел со своей женой Лилей и дочерью Машей, а Галина Борисовна была со своим вторым мужем Марком Абелевым.
Специально для нас на сцене пела Татьяна Конькова, в то время очень известная джазовая певица. Вечером, уже дома, во всех комнатах накрыли столы и принимали поздравления от близких друзей. Кто только нас не поздравил: Татьяна Тарасова, Неля Кобзон, Слава Зайцев, мои подруги, друзья Дениса...
И началась моя новая жизнь на Поварской. Это были две «двушки», соединенные в одну квартиру. Большая из них — Галины Борисовны, поменьше — Дениса. В нашей комнате была дверь, которая вела в коридор Галины Борисовны. Все входили к Денису через квартиру Волчек. Галина Борисовна жила одна, с Марком к тому времени уже разошлась.
Она меня называла Таней, а я ее Галин Бори-и-ис, растягивая отчество, а за глаза коротко, как все в театре, — ГБ. Кстати сказать, ей удивительно шло ее имя. Как-то я прочитала, что означает Галина, и поразилась! Все Гали — папины дочки, любят наряжаться, их не интересуют женские сплетни, в любви они непредсказуемы и могут сами прервать отношения с мужчиной. Очень точно!
Если Галина Борисовна уезжала куда-то надолго, ждала ее возвращения с нетерпением. И дело было не в подарках, которыми она меня осыпала. Я всегда хорошо одевалась, родители мои были обеспеченными, просто так подбирать наряды могла только она. ГБ даже из подарков устраивала целое представление.
Когда мы с Денисом встречали ее на вокзале, поражались, как набит огромный чемодан. Она выгоняла нас из комнаты, а потом, разложив все на старинной кушетке, торжественно приглашала к себе. Увидев эту красоту — к кофточке юбочка, к блузочке заколка, к сапожкам чулочки — я от восторга прыгала до потолка. Она радовалась вместе со мной.
Я старалась во всем ей подражать. Мне было приятно, когда она хвалила мою обновку: «Ой, какая у тебя курточка!» Она и в театре с гордостью говорила: «У моей Таньки знаете какой вкус?!» Помню, незадолго до ее смерти приехала к ней в новом пальто. Галина Борисовна сразу же его оценила: «Ну-ка, отойди к телевизору, повертись. Дай попробую, из какой ткани сшито». И раз ее оно заинтересовало, это значило, что она живая, все будет хорошо...
Жили мы одной семьей. Утром Галина Борисовна приходила на нашу половину и звала нас завтракать. Ей было важно, чтобы все собрались за одним столом. И даже когда Денис был в командировке, я всегда составляла компанию Галине Борисовне. С ней всегда было очень интересно.
Мне нравилась ее уютная большая кухня. Деревянный стол под абажуром. На полках огромное количество гжели, и среди этого бело-голубого царства горделиво сверкал своими серебристыми боками тостер. Его привезли в подарок из-за границы — Галина Борисовна любила поджаривать хлеб к кофе и очень гордилась тем, что научилась тостер включать.
Техника для нее была как топография Луны. Как она умудрялась всю жизнь водить машину, толком не зная правил движения, оставалось загадкой. Иногда забывала включить поворотник, лишь высовывала руку в окно, показывая водителям, куда едет. Помню, сидим с ней в ресторане, вдруг в ее сумке пищит телефон. Она не реагирует.
— Галина Борисовна, вам пришло сообщение.
Махнула рукой:
— Да и хрен с ним, все равно не смогу прочитать.
А вот готовить она обожала и меня учила. Например жарить курицу, обвалянную в крахмале, и поливать ее соевым соусом. Это было необычайно вкусно. Больше всего на свете ГБ любила грузинскую и китайскую кухни. Она всегда говорила: «Мне нравится сложный вкус! Солено-кисло-сладкий». К слову сказать, солила она все нещадно. А еще если в ресторане ей приносили суп или чай теплыми, заставляла официанта разогреть до состояния кипятка.
Кухня Галины Борисовны кого только не видела! Именно там она принимала самых дорогих гостей. Ванесса Редгрейв, английская актриса, была частой гостьей, еще Эдит Марксон, ее американская подруга, Геннадий Хазанов, артисты, режиссеры, художники, поэты, академики...
За этим столом на уютной кухне мы принимали Гарри Каспарова. Марина Неелова с Татьяной Тарасовой заказали к его приходу торт в виде шахмат. Часто из Питера приезжала Алиса Фрейндлих, останавливалась у нас. Алиса Бруновна заразила нас своим рукоделием: она покупала страшные заколки и украшала их разноцветными лентами и пуговками. Галина Борисовна очень увлеклась этим и проявляла чудеса фантазии. В ход шло все, что попадалось под руку: стеклярус, бусы, брошки...
Помню, как ГБ ставила в театре «Звезды на утреннем небе». У нее на кухне собрались девочки, которые были заняты в этом спектакле. Им предстояла нелегкая задача — перевоплотиться в проституток. Одну из главных ролей играла Марина Неелова. ГБ должна была им показать, как ведут себя женщины легкого поведения. «Пошли в «Националь», — сказала она, и мы всей толпой отправились в ресторан. Главный режиссер, увидев стайку путан, пригласила их за наш стол, и те с удовольствием обучали артисток всем тонкостям поведения.
Мне было очень интересно наблюдать за творческим процессом. Впитывала, как губка, каждое произнесенное ею слово, каждый жест. Это была великая школа жизни, которая формировала меня как личность, как женщину. Каждую секунду мне хотелось находиться рядом. Я испытывала от общения с ней невероятный кайф — наверное, в ней нашла то, что мне недодала моя мама. А Галина Борисовна всегда очень хотела дочку, так ко мне и относилась. Денис, по-моему, был рад, что у нас такие отношения.
Мы обе были большими модницами, на этом тоже сошлись. У нее были замечательные портнихи — две Лены, которые к каждой премьере в театре «Современник» шили ей наряды. Например, у нее был сумасшедшей красоты костюм из модной тогда ангоры — черная узкая юбка и широкий блузон, на спине которого одна из Лен вышила за?мок из золотого стекляруса.
Галина Борисовна была человеком удивительным. Равной ей нет. Ни на кого не похожа, и никто на нее не похож. В ней была человеческая простота, несмотря на то что она была необыкновенного таланта человек. Не отличалась от других характером, темами разговоров, но была как ребенок!
Если бы вы видели ее в магазине — это грандиозно! Какой театральный режиссер? Ей надо было в доме моделей работать. В ней таилась профессиональная покупательница. Много лет на Кипре среди огромного количества тканей разных цветов и фактур она всегда безошибочно выбирала то, что надо. Тут же подбирала пуговицы, подкладку — и образ будущего костюма у нее в голове уже сложился. В том магазине висят ее портреты рядом с портретами знаменитых кинозвезд.
У Галины Борисовны не было ни капли звездной болезни. Даже когда мы ходили на рынок и ее узнавали, она страшно смущалась. Поразить ее было очень сложно, но вместе с тем ГБ удивляли очень простые вещи, что и является искусством!
К нам часто приходил в гости ее друг модельер Слава Зайцев. Помню, два года подряд он справлял у нас Новый год. Слава всерьез предлагал Галине Борисовне: «Давай Таньку к нам в манекенщицы». Оказывается, я подходила под все модельные параметры со своим ростом в сто семьдесят пять сантиметров и стройной фигурой. Но это было совсем не мое.
Иногда он делал мне подиумный макияж, ему было интересно со мной экспериментировать. Мы с Галиной Борисовной часто приезжали к нему на проспект Мира в его Дом моды, где он тут же нахлобучивал на меня шляпы, пальто из своей новой коллекции. Каждый раз мы уходили с покупками.
ГБ была очень рассеянной, часто теряла ключи, вещи и страшно переживала по этому поводу. Однажды ей нужно было ехать на встречу. Она опаздывала и не могла найти ключи. Мы втроем бегали по квартире в поисках пропажи, а они оказались в одном из карманов ее многочисленных пальто, висевших в коридоре. После этого случая Денис подарил маме брелок — свистнешь, а он в ответ пищит. Однако дальше картина усложнилась: чтобы найти ключи, нужно было научиться свистеть.
Ей некогда было думать, куда деваются ее вещи, — что-то оставляла в театре, в своем кабинете. Каждый раз она спрашивала у своей секретарши Раи: «Где моя кофта? Куда ты ее задевала?» Рая была уже старенькой, работала еще у Ефремова, потом по наследству досталась ГБ. Она в ужасе звонила мне и умоляла поискать кофту Галины Борисовны дома: «Клянусь, в кабинете ее точно нет».
Каждый раз, возвращаясь поздно ночью из театра, Галина Борисовна, выходя из машины, кричала снизу: «Таня, Таня!» Я накину пальто на ночную рубашку и мчусь с пятого этажа ее встречать. Она боялась поздно ночью входить одна в подъезд.
Часто рассказывала истории из своего детства. Например как в эвакуации в Алма-Ате жила с родителями в одном из двух домов кинематографистов: «Помню, гуляем во дворе, вдруг кто-то из девочек кричит:
— Галя, пойдем посмотрим, как тетя Люся Целиковская в гробу лежит!
Это Эйзенштейн снимал «Ивана Грозного». А я кричу в ответ:
— Ни за что! Лучше с дядей Колей Крючковым на танке покатаюсь!»
А еще рассказывала, как лихо ездила на велосипеде, даже ноги закидывала на руль.
Ее родители были очень интересными людьми. Борис Израилевич Волчек, успешный оператор, все время пропадал в киноэкспедициях, а Вера Исааковна, в прошлом драматург, была занята собой. У нее был очень авторитарный характер, Галя боялась матери. Если отец ее пальцем не трогал, то мама могла и шлепнуть. Вера Исааковна хвалилась соседкам: «Вот вы до своих детей докричаться не можете, а мне стоит сказать лишь раз «Га-ля», и дочь тут же бежит домой со двора. Главное — это интонация!»
В сущности, Галю вырастила няня, простая деревенская женщина. Таня была членом семьи, она принесла из роддома и Галину Борисовну, и Дениса. От Тани ГБ с детства слышала слова «Троица», «Красная горка» и впоследствии приняла обряд крещения. Однажды, уже будучи взрослой, ставя спектакль «Эшелон», спросила Веру: «Мама, как ты могла меня с Таней отпустить под бомбежки в эвакуацию?»
Отношения у родителей Гали были непростыми. Как она говорила: «Они были абсолютно разными людьми. Удивляюсь, что так долго вместе выдержали!» У матери появился мужчина, кинодраматург, а у папы — новая женщина. Кто из них первым начал — неизвестно. Однажды Галя залезла на дерево и увидела в окне, как мама обнимается с этим мужчиной.
Родители посадили тринадцатилетнюю девочку на вертящийся стульчик у пианино и объявили, что расходятся. Галя сразу же сказала, что останется с отцом. Далеко переезжать не пришлось: им с папой дали отдельную двухкомнатную квартиру на седьмом этаже дома кинематографистов на Полянке, а Вере Исааковне оставили комнату в коммуналке в том же подъезде, этажом ниже.
Выйдя из-под контроля матери, Галя из протеста красила губы, глаза и даже один раз выкрасила волосы краской для шерсти. Когда отец увидел ее с сигаретой, то впервые в жизни заплакал. Однажды она выпросила у него маленькое колечко с бриллиантиком на шестнадцатилетие. Как ГБ рассказывала, с этим кольцом в ее жизни начались неприятности и она решила его выбросить с седьмого этажа. Вера перерыла все сугробы под окном, но кольцо так и не нашлось.
Учебе Гали мешали детские романы. «Помню, влюбилась в парня из соседней школы, — рассказывала она. — Андрей ужасно плохо учился. Его маму вызвали на педсовет, а он ничего ей не сказал, боясь наказания. И тогда я решила сходить к директору школы под видом... его тети. Накрутила невообразимую халу на голове, надела мамину шляпу, влезла в ее туфли на высоченном каблуке, намазала губы и попудрилась. Девушкой я всегда была крупной и посчитала, что директриса не заподозрит подвоха.
Я придумала целую историю, что у моего «племянника» проблемы с ухом. Иногда боль становится такой сильной, что ее невыносимо терпеть, и он, бедный, сидит в углу, обхватив голову руками, и поэтому прогуливает уроки. Для наглядности я все это еще и изобразила. Самое удивительное, что мой первый «актерский этюд» удался, от Андрея на время отстали...»
Актерство в ней фонтанировало. Как-то соседка наябедничала отцу, что Галя во дворе уже вовсю крутит с парнями. И тогда она устроила настоящее представление: надела отцовский плащ, засунула под него арбуз и прошлась в таком виде под соседскими окнами, имитируя беременность.
В Школе-студии МХАТ, куда поступила после школы, она собралась замуж за однокурсника. Помню, Галина Борисовна рассказывала, что когда у них на курсе появился Евстигнеев, все смеялись не только над его костюмом лилового цвета на вырост, но и над странными оборотами речи. Суп со сметаной он называл «беленым», а туалетное мыло — «духовым». Но она сумела разглядеть в этом странном парне с деревенскими манерами огромный талант. «Да у него каждый глаз по килограмму», — говорила она, имея в виду их выражение.
Первая ссора Гали с отцом и мачехой случилась, когда она привела Евстигнеева знакомиться. Они были шокированы внешним видом жениха: какой-то бывший рабочий из Сормова, одетый в рубашечку с молнией, которую прикрывал галстук. Ухажер Гали пил чай, шумно прихлебывая и «интеллигентно» оттопырив мизинец с длинным ногтем.
Галин отец ничего не сказал, только смотрел, потеряв дар речи. И его жена Лена тоже приняла Женю в штыки. А Таня была уверена, что ее Галя «выйдет замуж за какого-то самостоятельного». Когда Евстигнеев ушел, она сказала: «И не стыдно ему лысым ходить? Хоть какую-то шапчонку надел бы!»
Одним словом, Галя обиделась на такой прием отца и его жены и гордо хлопнула дверью. У нее была комнатка, похожая на пенал, но они с Евстигнеевым ушли в никуда, даже ночевали на Киевском вокзале. Потом поженились и были счастливы целых девять лет. В 1961 году родился Денис.
ГБ хотелось всем доказать, что Женя может быть другим. Она была «Пигмалионом», а он «Галатеей». Когда Галина Борисовна заработала первые деньги, поставив спектакль, еще учась в Школе-студии МХАТ, первым делом купила мужу французский костюм, галстук, рубашку, плащ и шляпу. И тут проявилась его гениальность: он облачился во все это, словно так и родился. Заставляла его сесть за «Войну и мир»: «Не прочтешь — я от тебя уйду!»
Однажды Евстигнеев заболел дифтеритом и лежал в боксе Боткинской больницы. Общаться можно было через прутья на окне. ГБ отвозила ему калорийную булочку с изюмом и кефир. Оба тогда как молодые актеры получали по шестьдесят девять рублей. В какой-то день у нее не было денег, ГБ заняла рубль, чтобы купить в больницу еду...
Потом они снимали столько комнат! За первую платила, между прочим, Вера Исааковна. Когда мы стали жить одним домом, часто ездили к Вере на Полянку. Иногда поднимались и к Лене, вдове отца, Галя сохранила с ней хорошие отношения. Вера Исааковна жила в очень большой уютной комнате со старинной мебелью. К нашему приходу накрывался роскошный стол. Она очень хорошо готовила, особенно еврейские блюда. Я всегда поражалась, как она, имея такие ухоженные длинные ногти, покрытые лаком, умудрялась мыть посуду и готовить изысканные блюда.
Галина Борисовна устроила маму в театр, где та заведовала всеми билетными кассами. По тем временам это была очень ответственная должность, и несмотря на свои восемьдесят лет, Вера прекрасно справлялась со своими обязанностями. Вот только Галина Борисовна очень от этого комплексовала. Ее мама совершенно не соблюдала субординацию и могла при всех сделать замечание дочери, причем безапелляционным тоном. «Га-ля!» — от этой интонации, до боли знакомой с детства, Волчек по привычке опускала голову. В «Современнике» она была большим начальником, а тут ей, как маленькой, выговаривает мама.
Однажды, чтобы меня занять, Вера Исааковна достала из трюмо коробочку и сказала: «Почитай». В ней под кучей черно-белых фотографий лежали пожелтевшие письма, перевязанные лентой. Кстати, на некоторых фото молодая Вера позировала с Марком Бернесом где-то на юге. Писем было много. И все они были не подписаны. Неизвестный мужчина писал Вере о своей любви. Я не могла от них оторваться. Когда мы уходили, Вера Исааковна вдруг сказала: «Когда меня не станет, пожалуйста, эти письма положите со мной». Мы выполнили ее завещание. Кто был этот мужчина? Неизвестно. Она, по-моему, даже ГБ об этом не рассказывала.
А вот свою сердечную тайну Галина Борисовна мне поведала. В это время она была влюблена в одного генерала. Интересный, высокий мужчина жил на «Войковской», был женат. Они не могли часто встречаться, так как у него в это время очень болела мама. Я не знала его фамилии, только имя — Володя. Позже ГБ этот период своей жизни стала называть «заблуждением». Она злилась, что они редко видятся. Раза два мы с ней ездили к его дому. Я бегала к гаражам и смотрела, стоит ли его машина. Мы прятались в «шестерке» Галины Борисовны и ждали, когда Володя пойдет домой.
Он был типичным Бузыкиным, персонажем из «Осеннего марафона». Когда однажды Володя заболел и попал в больницу, Галина Борисовна все бросила и помчалась к нему. Он обещал, что они будут вместе, клялся уйти к ней, но обещания своего так и не выполнил. Это было еще одно предательство в ее жизни.
Галина Борисовна обманывать и изворачиваться не умела — слишком честна и прямолинейна была для отношений с женатым человеком. Она не смогла ему простить, что он так и не ушел от жены. Максималистка во всем. Как говорил о ней Денис: «У мамы не существует серого цвета — либо черное, либо белое».
С одной стороны, она видела людей насквозь, а с другой — часто ошибалась. Доверялась, а ее предавали. ГБ была ранимым человеком. Часто повторяла: «От обиды, предательства я уже вряд ли заплачу — столько их за всю жизнь съела, могу только от какого-нибудь невероятного добра». Слово «предательство» она всегда произносила очень громко, с придыханием, с особой интонацией. В ее жизни уже было такое, и не раз. Но первое предательство оставило самый глубокий след.
У Евгения Александровича в «Современнике» начался роман с молодой актрисой Лилией Журкиной. Это была очень красивая женщина, большая модница, одевалась экстравагантно. За ней ухаживал Шарль Азнавур. Евстигнеев, разумеется, скрывал эти отношения от Галины Борисовны. Рассказывали, что он мог бежать по двору за каким-нибудь знакомым и просить: «Не говорите Гале, с кем я сидел на скамейке».
Она долго ни о чем не догадывалась. Даже когда две артистки заперли ее в репетиционном зале и стали открывать глаза: «Ты дура! Неужели ничего не видишь?» — продолжала ему верить. Так они продержались еще два мучительных года. Все решилось на гастролях в Саратове.
Вечером после спектакля актеры собрались в их с Евстигнеевым большом номере, только его не было. Кто-то сказал: «Да он, наверное, в бильярд играет». Вернулся Евгений Александрович под утро, для убедительности друга с собой прихватил. Галя учинила допрос. Он отпирался. Но одна ее фраза сшибла его с ног: «Если у тебя было мужество предать меня, почему у тебя нет мужества признать это?» И только тогда он сказал, что они с Лилей гуляли по набережной. ГБ позвонила ей в номер: «Извини, что так рано (было полвосьмого утра), спустись к нам на пять минут». Журкина пришла.
— Ты любишь Женю? — спросила прямо Галина Борисовна.
Та растерялась, а Евстигнеев произнес:
— Я все рассказал.
Галина Борисовна собрала его чемодан и отдала Лиле со словами:
— Теперь вам никого не придется больше обманывать.
Раз — и все отрезала! Когда вернулась в Москву, посадила двухлетнего Дениса на стульчик и сказала: «Теперь мы будем жить одни, без папы».
Евгений Александрович приходил к Денису. ГБ никогда не запрещала им видеться. Более того, когда она вышла замуж за Марка и маленький Денис попытался называть его папой, Галя ему это запретила: «Ни в коем случае! Папа у тебя один!»
Лиля ревновала Евстигнеева к первой жене, и поэтому в их доме не было фотографий маленького Дениса. Когда ГБ об этом рассказывали, она очень обижалась. Евстигнеев общался с сыном тайком от Лили. Однажды раздался звонок. Я подняла трубку. Звонил Евстигнеев, сказал: «Лиля все...» Я даже не поняла, что значит «все», а оказалось, что она трагически умерла. Ей было всего сорок семь лет... Мы с Денисом пошли к ним домой. Маша, их с Лилей дочка, сидела на диване, кусала губы, в глазах плавал ужас.
После смерти Лили Евстигнеев стал нам чаще звонить, и если попадал на меня, спрашивал: «Слушай, как сварить суп из лосося? Главное скажи, что первым бросать — рыбу или картошку?»
В его жизни появилась Ира Цывина. Как-то он решил нас познакомить со своей девушкой и позвал в гости. В большой квартире на Суворовском бульваре собрались только близкие. Ира для поддержки пригласила подругу. Мы не были знакомы, поэтому приняли за невесту Ирину подругу, которая солировала за столом. Я подумала: «Какая активная девушка, надо быть с ней поосторожнее». Когда наконец Евгений Александрович представил Иру, мы с облегчением вздохнули.
Он нередко заходил к нам на ужин, можно сказать, зачастил. И даже скорее не к Денису, а к Галине Борисовне. Делился с ней чем-то, советовался. Они, несмотря ни на что, оставались в хороших отношениях.
— Галя дома? — спрашивал с порога.
— Нет, она в театре.
— Ну, я посижу подожду.
Мог даже вздремнуть. Порой не дожидался и шел домой — мы же совсем рядом жили. Однажды появился у нас.
— Может, чаю выпьем? — предложила я.
— Нет. Мне надо поговорить с Галей наедине...
Мне показалось, что он был какой-то сам не свой. Вернулась ГБ, они уединились на кухне. Прошло время. Я вышла и спросила:
— Ну что, поговорили? Может, уже чаю попьем?
Галина Борисовна, стоя за спиной Евстигнеева с сигаретой, сделала мне большие глаза, мол, сейчас тако-о-ое расскажу! Евстигнеев заторопился:
— Нет-нет, я пойду.
Мы сели за стол под абажуром. ГБ стала объяснять — Евгений Александрович высказал ей все, что у него накопилось:
— Ты со своим максимализмом испортила жизнь себе и мне...
— Перестань, тебе плохо будет! — она испугалась за его больное сердце.
Затем, сделав паузу, продолжила рассказ:
— Представляешь, Женя сделал мне предложение. Он захотел вернуться!
— А вы, а вы?
Мне казалось, это вполне логично. Они оба свободны, почему бы не начать все сначала?
— Ты что, с ума сошла? Конечно нет! Я перевела все в шутку.
Она говорила: «Я не умею быть второй, даже первой не умею. Только единственной...»
Но Галина Борисовна всегда чувствовала свою ответственность за Женю — как Маргарита Павловна за Савву Игнатича в «Покровских воротах». И ей надо было его пристроить. Она понимала, что он не может жить долго вдовцом. ГБ видела, как Ира заботится об Евстигнееве, шьет ему джинсовые куртки, готовит котлетки. Сколько раз мы об этом говорили, она со мной советовалась:
— Ну как она тебе?
— По-моему, Ирка вполне нормальная.
Свой день рождения Волчек всегда отмечала в ЦДЛ, в отдельном банкетном зале, куда приходили гости и поздравляли именинницу. Потом праздник продолжался у нас дома. Все разбредались по комнатам. У ГБ была подруга Люба Любавина, и она вдруг говорит Евстигнееву:
— Зачем ты с этой молодой связался? Она тебе в дочки годится! Бросит тебя, наставив рога!
Евстигнеев задергался, стал кричать на эту Любу:
— Да как ты смеешь! — и побежал на нашу с Денисом половину.
Я уложила его на диван, дала сердечные капли. Он долго бушевал, потом ушел, ни с кем не попрощавшись.
Ира Цывина прекрасно понимала, что ее будущее зависит от Галины Борисовны. Она была для нее недосягаемой звездой. Ира изо всех сил старалась ей угодить, все время приходила в наш дом с подарками, видела, что мы — одна семья. Евстигнеев никогда бы на ней не женился без одобрения Галины Борисовны. Однажды, помню, сидели на кухне, он спрашивал наше мнение об Ире. Мы приводили доводы в ее пользу. Галина Борисовна посоветовала: «Она — девушка, ей хочется замуж. Женись!» Он пришел вечером домой и выложил: «Галя тут сказала, чтобы я на тебе женился. Выходи за меня замуж». Ира расхохоталась.
Евгений Александрович тоже терпеть не мог свадебного переполоха. Они пошли в ЗАГС и тихо расписались без свидетелей и колец. Евгений Александрович жутко переживал, что скажут люди, когда увидят, как знаменитый актер в солидном возрасте вместе с какой-то девочкой примеряет обручальное кольцо. Мы с Денисом и молодоженами отправились в салон для новобрачных. Кольцо мерили на Дениса, а жених в это время в другом зале рассматривал перчатки.
Вскоре многочисленные фотографии Дениса заняли свое место над диваном в квартире на Суворовском бульваре среди фото Жана Габена и Луи Армстронга. ГБ оценила поступок Иры.
Денис был для нее всем! Но иногда в разговоре проскальзывала обида: «Не звонит...» Это могло означать, что он не звонил в течение трех часов, а произнесено было так, словно он ее бросил. Катастрофа! Через полчаса позвонил — и все встало на свои места. Денис был самым главным ее зрителем и критиком. Больше всех она ждала и боялась его оценки. Безумно любила сына.
Галина Борисовна жила театром, «Современник» был ее домом. Она занималась там всем, начиная от работы режиссера до проблем механика сцены. Часто, возвращаясь домой, хваталась от волнения за сигарету:
— У нас ЧП! Не ездит круг!
— Но вы-то какое имеете к этому отношение? Это же технический момент.
Она была очень добрым человеком, и многие этим пользовались. Быть хорошей со всеми невозможно. Как сказал ее любимый драматург Володин: «Как конфетку оближут — ничего не останется».
Тренировала себя на «жесткость». Как-то в театре один человек, к которому она прекрасно относилась, сослужил ей нехорошую службу. Она зашла в кабинет и написала: «Как же я себя корю за то, что не могу его возненавидеть». Я с ума сходила, когда ее кто-то обижал, потому что несмотря на внешнюю сталь, она была по-детски ранима. Помню, однажды застала ее сидящей в кресле и перебирающей на столе какие-то заколочки, которые она любила мастерить. Это ее успокаивало.
Она была сильным человеком, только слабость к маленьким детям выдавала ее сентиментальность. В кабинете висели фотографии детей актеров и друзей: малышня позирует, прижимаясь к ней.
Галина Борисовна любила детей и хотела внуков, но так их и не дождалась. И тогда свою любовь она перенесла на собаку. Как-то Вадим Абдрашитов подарил нам щенка кокер-спаниеля. Микки жил на нашей половине, потому что Галина Борисовна сразу сказала, что она и собака — вещи несовместимые. Однако обрушила на Микки всю свою любовь. Ему прощалось все!
Однажды прихожу и вижу, что дорогие туфли ГБ буквально растерзаны в клочья, с золотых подушек на диване свисают нитки, старинная мебель расцарапана. Я с ужасом ждала ее возвращения с работы, а она собаку пожалела: «Бедный мой! Как у него разрыв сердца не случился от одиночества!»
Баловала его деликатесами, которые привозила из-за границы. Давала пробовать красную рыбу из Финляндии, он дегустировал венгерские сосиски со сладкой горчицей. Летом Микки ел землянику, даже угощался черной икрой. «Ну как мальчик не попробует?» — приговаривала она. Неудивительно, что он часто болел. Однажды, подхватив, несмотря на все прививки, чумку, чуть не сорвал важную репетицию в театре. Галина Борисовна подняла на ноги лучших ветеринаров Москвы. Его долго лечили, и он прожил длинную и счастливую жизнь — четырнадцать лет...
Конечно, у Галины Борисовны были помощницы по дому. При мне приходила убираться Марь Иванна, пожилая женщина. У нее был пьющий муж, и Галина Борисовна очень ее жалела. Частенько от Марь Иванны пахло дорогущими французскими духами. По своей глупости она не могла понять, что пролить их невозможно — там пульверизатор, можно только надушиться специально...
Еще у нас была домработница перуанка. С шапкой кудрявых волос, смуглая. Жуткая неряха. Процесс готовки у нее был своеобразный: пол усыпан очистками и луковой шелухой. Частенько на губах перуанки я замечала помаду Галины Борисовны, а в воздухе витал запах ее сигарет. ГБ домработнице все прощала, так как ей было важно, что в доме человек, которого она знает и кому всецело доверяет.
С ней долгие годы, десять лет, жила помощница Александра Александровна — самый преданный человек на свете. Когда она умерла, ГБ очень переживала. Потом через ее дом прошла вереница странных людей, в это время Галина Борисовна очень нуждалась в помощи.
Мы много путешествовали. ГБ всегда брала меня с собой в поездки. Когда-то, в конце девяностых, мы отдыхали в Ялте, ездили на дачу к Юлиану Семенову в Верхнюю Мухалатку. В свое время он выбрал для дачи довольно скромный участок с разваливающимся домишкой. Улица носила знаковое для Семенова название — Победа!
У него были больные легкие, и врачи рекомендовали дышать целебным крымским воздухом. Семенов снес развалюху и построил на этом месте небольшой двухэтажный дом, очень похожий на тот, в котором жил Штирлиц в «Семнадцати мгновениях весны». Сам он так и звал его в шутку — «Вилла Штирлица». К нашему приезду он приготовил ягненка на гриле, к нему подал «Кончаловку». Рецепт этой водки Юлиан Семенович прекрасно знал, так как был женат на сестре Андрея Кончаловского и Никиты Михалкова — Екатерине Сергеевне. Катя взяла отчество и фамилию Михалкова после того, как Сергей Владимирович удочерил ее.
Так вот, Семенов достал огромную бутыль, поставил ее на стол и разлил в лафитники. К слову сказать, он очень любил и уважал Галину Борисовну. Дом был полон интересных вещей. В углу, например, лежал кусок обшивки американского военного самолета, привезенный Семеновым из Вьетнама, бумеранг из Австралии. На столе портативная пишущая машинка, японский диктофон и карманный цветной телевизор.
Здесь царил какой-то особенный дух, это было знаковое место, видевшее процесс рождения самых популярных романов в СССР. Я сидела не шелохнувшись и впитывала все, о чем говорили эти два интереснейших человека. Разговор затянулся, и мы уезжали обратно в гостиницу уже за полночь...
Как-то летом отдыхали на Кипре, не подозревая, что эта совместная поездка станет последней. Я и забыла, что мне когда-то в день рождения Дениса давняя подруга Галины Борисовны, астролог, сказала: «Вашей семье отпущено семь лет». Я расстроилась, но вспомнила о предсказании, только когда оно сбылось.
Галина Борисовна никогда, кстати, про себя у астролога не расспрашивала. Может, побаивалась... Не знаю. Но для нее была важна магия цифр. Она всегда интересовалась у подруги, на какое число ставить премьеру. Но один раз Наташа ей позвонила и предупредила: «Завтра будьте аккуратнее. Следите за головой». Галина Борисовна поехала в театр на своей «шестерке». По дороге сзади в ее машину кто-то врезался. Она ударилась головой о подголовник, ее спасло то, что он был высоким.
Когда Евгений Александрович Евстигнеев собирался в Лондон, Галина Борисовна позвонила астрологу, чтобы узнать, как пройдет сложная операция на сердце. «Жень, представляешь, Наташа сказала, что операции не будет! Врачи в Англии прекрасные, осмотрят тебя и отпустят домой!» — приободрила она перед отъездом Евстигнеева. Операции действительно не было. Евгений Александрович умер, не дожив до нее два дня...
На Кипре было прекрасно. Мы купались, ходили в рестораны. Однажды на пляже к Галине Борисовне подошел молодой парень и по-английски сказал:
— Я полюбил вашу дочь. И хотел бы просить у вас ее руки.
Шокированная, я ответила ему:
— Это моя свекровь. Я замужем.
Он смешался. Галина Борисовна, разобравшись в чем дело, рассмеялась. Мы подружились, он приглашал нас несколько раз в ресторан. Однажды предложил пройтись вдоль пляжа. «Я устала, пойду в отель. А вы гуляйте», — ответила ГБ. Мне было некомфортно, что Галина Борисовна ушла. Я невольно оглянулась на отель и увидела, что она с балкона наблюдает за нами — всегда за меня по-матерински переживала.
Отдых подошел к концу. Когда мы прилетели в аэропорт, нас встретил Денис. Он был, как обычно, с цветами, но что-то больно кольнуло в сердце. Я сказала Галине Борисовне:
— У Дениса кто-то есть.
Она покрутила пальцем у виска:
— С ума сошла?
Но я твердила свое. Хотя, конечно, ничего не знала. Однако вскоре правда вышла наружу. Первым узнал об этом Евгений Александрович и сразу же примчался к Денису на разговор. Они кричали, а я сидела на кухне, закрыв руками уши.
Галина Борисовна пыталась склеить разбитую чашку. Она много со мной говорила на эту тему: «Не поступай, как когда-то поступила я. Не выясняй ничего, молчи, пройдет...» Как могла, пыталась сохранить нашу семью. И я не задавала вопросов и не получала ответов. Галина Борисовна готовилась поговорить с сыном, но очень боялась этого разговора по душам и оттягивала его. Пока он молчал, была надежда. А потом она уехала на длительные гастроли.
В это время у меня сильно болел папа. Беда не приходит одна: я разрывалась между больницей, где лежал папа, и этой непростой ситуацией. Мы жили одной семьей, одним домом, одними заботами. Семь лет, прожитые рядом с Галиной Борисовной Волчек, были настоящим счастьем. И прощаться с этим было невыносимо больно...
Первый свой день рождения без Дениса я отмечала в ресторане «Пекин». Стоял апрель. Пришли все мои друзья. Пришла и Галина Борисовна. Она поднялась и сказала тост: «Несмотря на то, что в нашей жизни произошло, мы с Таней — два родных человека. Неважно, что мы будем жить в разных квартирах. Все равно мы единое целое... Мы никогда не расстанемся. Она для меня как дочь!» Пока ГБ говорила тост, я сидела и плакала. Не могла представить, что мы сейчас попрощаемся и не вернемся домой, а пойдем в разные стороны.
Больше я не переступала порога этой квартиры. Только раз заехала, чтобы забрать вещи. Спустя время смогла перебороть себя и приходить к ней в гости. Сильнее всего скучала по нашему общению.
Мы с ГБ встречались в сквере у дома. Или я в театр к ней приезжала. О Денисе не говорили. И даже когда я вышла замуж, мы не прерывали с Волчек общения. Она с нетерпением ждала появления на свет моей дочки и специально к ее рождению накупила в Америке целый чемодан вещей — «Современник» был там на гастролях.
Но оказия пришла из театра слишком поздно: моя дочка из-за врачебной ошибки умерла, не прожив и двух недель. Я не проронила ни слезинки, когда везла ее гробик на заднем сиденье своей машины на кладбище. Держалась изо всех сил. А когда перебирала с любовью подобранные ГБ детские вещи, наконец разрыдалась.
После смерти дочери я стала коллекционировать антикварных кукол. Галина Борисовна приезжала ко мне и с большим интересом их разглядывала. Ее лицо буквально светилось при виде новой куклы. Казалось, в этот момент она возвращается в счастливое детство.
ГБ была невероятно трогательной, у нее душа была совершенно маленькой, беззащитной девочки. Марк, ее второй муж, всегда это подчеркивал. Помню, мы с ней сидели в ВТО. Я предложила его пригласить, но она сказала, что он не приедет. Через двадцать минут Марк появился с двумя огромными букетами цветов. Галина Борисовна ожила, ее щеки покрылись румянцем, в ней появились игривость и кокетство. Она как будто вернулась на много лет назад. Словно они только что встретились...
Расставание с Марком было тяжелым для ГБ. Их семейное счастье, по ее словам, омрачалось вспышками ревности и нежеланием каждого из супругов отдавать другому пальму первенства. Марк пронес любовь к ней через всю жизнь. Но два лидера не могли ужиться под одной крышей. Он ревновал жену к театру.
Незадолго до ее смерти мне позвонила Наташа Селезнева и сказала, что Марк плохо себя чувствует. Я предложила ГБ с ним встретиться.
— Да что ты! Он ко мне сюда в «Здравницу» не поедет.
— У вас есть водитель.
И она загорелась этой идеей. Галина Борисовна жила в «Здравнице» уже в новом доме, который ей построили Денис со своей женой Катей. И Марк приехал туда. Они сидели вдвоем очень долго и ворковали как голубки. Девятнадцатого декабря он приехал к ней в последний раз на день рождения в театр. А двадцать шестого ее не стало...
Я считала ГБ первой красавицей мира, без преувеличения. И даже когда она была уже больна, не могла на нее наглядеться: «Боже! Какая она красивая!» На вопрос:
— Как вы с годами сохраняете форму и все хорошеете? — она отвечала:
— Я просто никогда не появляюсь в кадре лахудрой. Причешусь, сделаю грим — вот и все!
Больше всего на свете Галина Борисовна боялась смерти. И как мне кажется, играла с ней в такую игру — молодежно одевалась и как бы транслировала мирозданию: «Посмотрите на меня. Мне еще рано!»
Когда я ездила с ней по врачам, в последнее время довольно часто, показывала жестом за ее спиной, чтобы они не обсуждали вслух ее болячки. Она вслушивалась в слова и боялась узнать, что с ней что-то не так. Когда Галине Борисовне назначали МРТ, я находилась рядом — она просила меня держать ее за руку. Мне выдавали специальный металлический фартук, и я сидела с ней, пока шла процедура.
Мой муж Коля был дружен с Галиной Борисовной. Когда ей нужны были лекарства, он объезжал всю Москву и находил их. Она была очень ему за это благодарна. А когда у меня родился сын Тема, ее радости не было предела. Для Темы ГБ была второй бабушкой. В детстве он ее очень смешно называл — Балина Гарисовна. Она его опекала, помогала ему, следила за его развитием. Хотела устроить на работу — он только что окончил институт международных отношений. Но не успела. Она до последней минуты думала о том, как нам помочь...
Уход из жизни ГБ — это моя персональная трагедия, горе, от которого нет лекарства. Невозможно осознать, что больше никогда не будет в моей жизни этой потрясающей женщины, которая была мне как мама... Она была источником жизни и любви для многих, справедливым, сильным и верным человеком.
Что сказать... Сорок дней без ГБ, моей ГБ, прошли очень быстро. Но... с каждым днем все тяжелее вспоминать и представлять, что уже никогда не заедешь к ней, не наберешь знакомый номер телефона и не услышишь хрипловатый, такой родной голос: «Танюх, привет! Как ты? Как Тема?» Для меня ГБ и слово «смерть» никак не монтируются. Я была уверена: она будет всегда! И так странно, когда понимаешь, что ее нет и не будет. Ее не будет здесь, на земле, но в нашей памяти и сердцах она навсегда и прочно заняла свое самое главное место.
Я люблю Вас, моя ГБ, и буду любить всегда. Вечных аплодисментов Вам, Галина Борисовна! Вам и Вашей небесной труппе, которая уже встретила Вас наверху...
Подпишись на наш канал в Telegram