Мне всегда нравились строки Бориса Пастернака «Но пораженья от победы / Ты сам не должен отличать». Они сказаны как будто обо мне, о моей жизни. В ней хватало потерь, но в итоге каждая печальная ситуация становилась трамплином для взлета.
— Родилась я в Ростовской области, росла в деревне. Нас было четверо у мамы, я — самая старшая. Ангелина моложе на полтора года, младшая Ирина — на пятнадцать лет. Это я настояла, чтобы мама назвала братишку, родившегося через восемь лет после меня, Сашей. Вычитала, что Александр означает защитник. В защите мы все очень нуждались. Из детских воспоминаний сохранилась такая сцена. Мы уже легли спать, завтра рано подниматься, идти в школу, где мама работала учительницей начальных классов. Сквозь сон услышали, как хлопнула дверь, — это отец вернулся домой. Через минуту загрохотал посудой на кухне, на пол полетели тарелки, кастрюли. Он был сильно пьян.
Дорн в чеховской «Чайке» говорил, что пьяный человек — это уже не Петр Николаевич, а Петр Николаевич плюс еще кто-то. В трезвом состоянии отец был вменяемым, но он пребывал в нем редко. В пьяном становился агрессивным. По большому счету он был человеком слабым и трусливым, не тем будь помянут. Чтобы показать, кто в доме хозяин, ему требовалось выпить, и тогда в него вселялся злой темный дух, толкавший на неблаговидные поступки.
В тот раз мама вскочила, пыталась его успокоить, в ответ посыпались оскорбления. Пришлось вызывать милицию... Неохота об этом вспоминать, тем более что давно ему все простила.
— Лариса Ивановна, вы спрашивали маму, почему она не бросила мужа, доставлявшего столько бед?
— Родители совсем не подходили друг другу. Не раз говорила: «Мама, зачем ты это терпишь? Его надо бросить, он всех мучает, издевается!» Но в маминой голове прочно засела психология деревенской женщины, убежденность, что муж есть муж, к тому же он отец ее детей, значит, надо все терпеть, сохранять семью. «Как я одна прокормлю вас четверых?» — постоянно волновалась мама. Но ей это как-то удавалось, мы жили на ее мизерную зарплату, отец, водивший троллейбус в Краснодаре, пропивал почти все, что зарабатывал.
Позже, прочитав множество книг по психологии и эзотерике, я твердо усвоила: мы приходим в этот мир не для того, чтобы быть безоглядно счастливыми, а чтобы учиться, чтобы росла душа. Смысл жизни в творчестве. Самое высокое творчество — воспитание детей. Люди, которые встречаются на нашем пути, неслучайны, это наши учителя. Чему же грешная заблудшая душа отца должна была научить маму? Видимо тому, что всякому терпению есть предел, но она этот урок не усвоила, поэтому ушла рано, в сорок три года. А отец в шестьдесят восемь лет попал под троллейбус, когда подшофе перебегал дорогу.
— Профессии ваших родителей были настолько далеки от актерской, что невольно возникает вопрос: как вы решились поступать в театральный институт?
— Никак не решилась, хотя об актерской профессии мечтала с детства. Но родные и друзья внушили, что я некрасивая, неталантливая, что в театральный институт поступают по блату. Я была тощей, в деревне такое тело сложение считалось непривлекательным: «Ты что, какая из тебя артистка?! Худэнька да страшнэнька! Вот Ангелина — другое дело. Аллочку бы в артистки взяли, она справненькая».
Сестра действительно рос ла полненькой. Я смирилась, поверила: сначала надо получить земную профессию, диплом о высшем образовании. Поступила в педагогический, проучилась три года. Но во мне жила мечта стать актрисой, я играла в самодеятельном студенческом театре, меня хвалили. Доставались роли, которые не хотели играть старшекурсницы, они расхватывали героинь, мне оставались забавные старушки. В «Мещанах» я играла смешную кухарку Степаниду и с завистью смотрела на студентку четвертого курса, которая красовалась на сцене в роли Татьяны. К слову, пройдет несколько лет, и я получу роль Татьяны в спектакле легендарного БДТ.
Как понимаю сегодня, высшие силы не дремали, они приставили ко мне строгого ангела-хранителя, который периодически дает мне пинка, чтобы не застаивалась на мес те, а двигалась вперед. Таким пинком стала тройка по зарубежной литературе. Во время сессии выяснилось, что я не прочитала роман Луи Арагона «Коммунисты». Кстати, до сих пор этого не сделала.
Ужас, полное отчаяние! Поскольку отец продолжал пропивать деньги, моя стипендия была большим подспорьем для семьи. К тому же училась я хорошо, так что получала повышенную, а теперь ее лишилась. Что делать? Бросать институт и искать работу, чтобы помогать маме?
С трусами всегда так — смелые поступки совершаются в момент отчаяния, когда кажется, что все рухнуло. Подружки, которые говорили, что стать актрисой мне не светит, собрали деньги, купили билет на поезд, дерматиновый чемоданчик и вручили все со словами: «Поезжай поступай в свой театральный».
Так я оказалась в Ленинграде. Поскольку на актерский принимали до двадцати двух лет, а мне уже исполнился двадцать один, была уверена, что срежут. Выяснила, что на режиссерский берут до тридцати пяти. К тому же там меньше конкурс: на актерском он был двести человек на место, на режиссуру — всего пятнадцать. Так не от ума, а от глупости, не от смелости, а от трусости я поступила на режиссерский факультет ЛГИТМиКа. Поступила, саму себя удивив. Педагоги посмеивались над моей наивностью. Когда другие абитуриенты, не зная ответа на вопрос, начинали лепить что ни попадя, я честно признавалась: этого я не знаю, спросите что-нибудь другое.
Моим мастером стал Александр Александрович Музиль из легендарной династии Малого театра Музиль — Бороздиных. Мастерство актера преподавал Аркадий Иосифович Кацман, которому я по сей день благодарна за то, что снимал с нас стружку. Это очень полезно.
— Во время учебы вы вы шли замуж и родили ребенка.
— Действительно, на втором курсе мы с Геннадием Опорковым поженились. И почти сразу я забеременела. Первая реакция была предсказуемой: кошмар, катастрофа! Несмотря на то что училась на режиссерском, эта профессия увлекала меня меньше, чем актерское мастерство. Кацман был педагогом строгим. Готовила отрывок и шла на занятия как на пытку. Там предстояло разобрать тему, идею, построение выбранного куска.
Первое, что говорил Аркадий Иосифович: «Лариса, что за чушь вы несете? Тут как раз все наоборот!» Я впадала в ступор, теряла дар речи. Начиналась паника: ничего не получается, выгонят, исключат! Потом увидела, что мальчики с ним спорят. Их на курсе было большинство, все — старше меня, опекали нас с Кларой Фатовой, она впоследствии стала телережиссером. Потом и я осмелела, стала возражать Кацману, спорить с ним. Он говорил, что все не так, а я отстаивала свою идею. Иногда успешно.
Когда Аркадий Иосифович узнал, что жду ребенка, перестал со мной спорить. Я приходила со своими мыслями по поводу материала, он вяло, вполуха слушал, потом говорил: «Да, можно сделать и так, правда это не очень интересно». Ужас, Кацман поставил на мне крест! Думала тогда, что ребенок будет стоить мне профессии, но отказываться от него не собиралась.
Однако и от актерства не отказывалась, включила все ресурсы, выдавала иногда такое, чего сама от себя не ожидала, сама про себя не знала. Поставила цель: убедить любимого педагога, что смогу все совмещать, не потеряна для профессии. И у меня это получилось. Окончила институт, заработав режиссерский диплом с отличием.
— Есть актрисы, которые сознательно отказались от материнства, посвятив себя ка рьере. Как вы решились родить?
— В то время не особо умели выгадывать, что лучше для карьеры. Это сейчас все высчитывается: сначала надо получить профессию, потом приобрести жилье, а уж после рожать ребенка. А тогда как случилось, так и случилось. Сын появился на свет, когда училась на третьем курсе. Какое имя дать ребенку не задумывалась. Назвала любимым — Александр.
Мы с Геннадием могли остаться в Ленинграде, меня брали в Театр Комиссаржевской, но соблазнились предложением поработать в Красноярске. Там создавался новый театр. Нам показывали фотографии строящегося здания театра, а также дом, где будем жить. Обманули, все оказалось враньем. Нас раз местили в гостинице, не семейные довольствовались жутким общежитием с тараканами и клопами. Здание театра вообще не собирались строить, позже под него выселили Дворец культуры — переоборудовали помещение.
Саша оставался с родителями мужа — его просто некуда было брать. Привезли сына в Красноярск через год, когда получили однокомнатную квартиру, ему тогда исполнилось три. Труппу поселили в одном доме. Мы таскали детей на репетиции в театр как щенят, по очереди с ними играли — если одна актриса выходила на сцену, ее подменяла другая. Позже за небольшие деньги наняла Саше няню, живущую в нашем же подъезде этажом ниже.
Зарплаты были маленькими, я получала восемьдесят пять рублей, Геннадий — девяносто. Климат не баловал, морозы зимой стояли лютые. Сын рос мальчишкой резвым, рвался гулять, ему было не объяснить, что минус тридцать пять градусов — это холодно. Соседи покупали мебель, картонную упаковку выбрасывали. Мы картон подбирали и катались на нем с горок, купить сыну санки было не на что.
Помню, вдруг в овощной магазин среди зимы завезли зеленый лук. Это же витамины! У меня как раз был выходной день в театре. Срочно собрала сына и рванула бегом за луком. Очередь выстроилась длиннющая, ребенок быстро заскучал, нашел развлечение: то влезет на подоконник, то спрячется под стол, то на него взгромоздится. Маленький, в валеночках, пальтишке, которое сшила ему сама: купила шерстяную ткань, ватин, приладила меховой воротничок.
Стоит какая-то пожилая женщина и ворчит:
— Вот молодежь, понарожают детей, а что с ними делать не знают, воспитывать не умеют! Вот куда он опять полез? Всю пыль собрал!
Очередь молчит, за меня не заступается. Я вяло пробормотала в свое оправдание, что, мол, ничего страшного, это ребенок. Она продолжает ворчать. И вдруг мой Александр — не зря назвала его защитником — слышит это, срывается с места, подбегает к бабке и начинает пинать ее своими маленькими валеночками:
— Нельзя мою мамочку обижать!
Очередь засмеялась, старухе пришлось подыграть:
— Смотрите, как он любит маму.
Мы с сыном в тот раз победили.
В Красноярске проработали три года, потом вернулись в Ленинград. Нас пригласили в Театр Ленсовета. Первый спектакль Геннадия Опоркова «Пассажирка» был замечен, я получила премию СТД (тогда ВТО) «Лучшая работа сезона» в 1968 году. А еще через три года Геннадий стал главным режиссером Театра Ленинского комсомола, я перешла туда вместе с ним, стала получать приглашения в кино.
«Гроссмейстер» снимался в Ленинграде, я все выходные проводила с сыном, но летом предстояла экспедиция в Пярну на месяц. Саша оставался с родителями мужа за городом. Понимала: волноваться не о чем, с ним все будет в порядке. Перед отъездом в Пярну собралась, постирала, погладила и пораньше отправилась в Солнечное, чтобы повидаться с сыном, свекром и свекровью.
Они молодцы, правильно настроили ребенка: «Мама уедет, но ненадолго, ничего, держись, будь мужчиной». Мы хохотали, резвились, читали, но периодически замечала, как сын замыкается, на лицо набегает тучка. Мне идти на электричку, а он держался-держался и разрыдался. Едва различила сквозь всхлипывания: «Ты уезжаешь, я тебя так люблю, а ты меня бросаешь». Это «бросаешь» полоснуло ножом по сердцу. Я в слезы, свекровь подает знаки: что ж ты делаешь? Вместо того чтобы успокоить ребенка, усугубляешь ситуацию! Я называла родителей мужа мамой и папой, меня так в деревне научили. Сказала:
— Все, мама, где его вещи? Возьму Сашу с собой!
— Лариса, ты с ума сошла! Здесь ребенок под присмот ром, а там ты будешь весь день занята. Как ты собираешься жить с ним в гостинице? Чем будешь кормить?
Сын услышал, что решается его судьба, и замер.
— Лучше бы я отказалась от роли! Жаль, теперь не могу, полфильма снято.
— Вот и поезжай! Я как раз собиралась стирать Сашины вещи, он грязнуля, вечно куда-то лезет, штаны порвал.
— Кладите, сама постираю, успею — поезд вечером, время есть.
Собрала узелок, сына в охапку и на электричку. Он задыхался от счастья. Всю дорогу Саша потрясенно молчал, не верил, что это с ним происходит. Вернулись домой, я стирала его одежду, тут же над газом сушила, тут же гладила. Ребенок помогал как мог.
В поезде ехали валетом, но это было счастьем. Правда, на месте сильно озадачила киношников. Достать гостиницу летом в Пярну было невозможно, рассердились на меня ужасно, но поскольку я играла главную роль, сдерживались, хотя могли послать подальше. Я поставила в затруднительное положение всех, в том числе партнершу Тамару Совчи, с которой нас поселили в одном номере. Первые двое суток ей пришлось терпеть еще и Сашу.
Съемки проходили на берегу моря, сын болтался рядом, играл с эстонскими мальчиками. Все оказалось не так страшно, ассистентки помогали за ним приглядывать, подменяли в нужный момент. Я не волновалась, знала, что он не брошен. В какой-то момент сын решил, что тоже хочет сниматься, его тут же загримировали и отправили в кадр. Так что в сцене сеанса одновременной игры снялись мы с Михаилом Козаковым, Андрей Мягков, исполнявший главную роль, и мой Саша.
Однако на гастроли во Владивосток его было никак не взять. Он очень по мне тосковал. Мы переписывались, по сей день сохранила его письмо: «Мамочка, приезжай скорее. А лучше прилетай на самом быстром самолете». И на конверте нарисованы самолетики.
— По вашим стопам Александр не пошел?
— Даже мыслей о театральном не было, и меня это радовало. Когда сын оканчивал десятый класс, заболел ангиной, а меня позвали на интересную роль в экранизации повести Валентина Распутина «Василий и Василиса». В итоге ее сыграла прекрасная акт риса Ольга Остроумова. Передо мной встал выбор — сниматься или остаться с сыном. Я выбрала сына. Потом поняла, что он моего поступка не оценил, и это нормально. Если женщина рожает ребенка, должна проводить с ним время, заниматься.
Александр стал программистом. Пошел в мою свекровь, которая говорила про себя: «У меня математические мозги и полное отсутствие слуха, я не спела сыну ни одной колыбельной». У Саши мозги технаря, но слух хороший, по молодости они с женой Оксаной даже пели под гитару.
— В отличие от вас, родившей единственного сына, у Александра трое детей. Как складывается их судьба?
— Старшая внучка Светлана попробовала себя в разных сферах, но нашла счастье в замужестве. Она очень одаренная, прекрасно поет, рисует. Кстати, мою книжечку «Азбука» оформила художник Светлана Катеринина, это она.
Средний внук Миша — программист, как папа. Когда он год назад нашел новое место работы и вскоре получил премию «Новичок года», нам всем было приятно, что его оценили. Миша рано женился, они с Аней родили двоих деток — Лизу и Игорька, но Игорек не прожил и года, у него обнаружилось неизлечимое иммунное заболевание. Его не стало семь лет назад, произошло это в день, когда я сама лежала на операционном столе, мне был поставлен страшный диагноз. Может, Игорек меня спас, отдал свою жизнь? Я много об этом думала, обращалась к ясновидящей. Она сказала: «У Игорька была другая программа, он пришел в этот мир не для того, чтобы стать счастливым, а чтобы научить своих родителей любви».
Ничему он их не научил. Миша с Аней родили еще одного ребенка, Сережу, но все равно расстались. Миша съехал на съемную квартиру. Правда, детей не бросил, заезжает за ними каждое утро, возит в школу и детский сад, в кружки и секции. Когда жили все вместе, дети были нервными, ссорились, скандалили, сейчас изменились, повеселели. Они частенько приходят ко мне в выходные, кормлю их обедом. Миша заботится и обо мне, помогает, эдакая палочка-выручалочка.
Младший внук Стас знает множество иностранных языков, какие-то изучил самостоятельно. Он учился в университете на восточном факультете, но ушел с четвертого курса, сказал: «Это не мое». Когда я ему пеняю, внук припоминает, что я тоже ушла с четвертого курса пединститута. Стас дает уроки английского. Когда в наш «Зенит» при ехал итальянский тренер, для изучения английского языка ему порекомендовали Стаса, поскольку он знает и итальянский тоже.
Еще внук увлекается музыкой, окончил курсы журналистов. Кстати, очень помог мне в работе над ролями в сериале «Апостол», где нужно было знание немецкого языка, и в американском фильме «До скорой встречи», где пришлось говорить на английском, который я никогда не изучала. Стас поднатаскал!
Обычно зимой я читаю книги, которые не осиливаю весной и летом. Когда тянутся тоскливые долгие вечера, пораньше забираюсь в постель и читаю. Прошлой зимой мучила «Улисса» Джойса. Этой просматривала «Тайную доктрину» Блаватской. Если что-то непонятно, пытаюсь обсудить с сыном, нередко тот отвечает: «Спроси Стаса, я этого не знаю». Уже летом на даче решила: спрошу-ка я Стаса про Блаватскую, наверняка о такой не слышал, сейчас блесну.
— Стас, ты читал «Тайную доктрину»?
— Сказать, что читал, не могу. Скорее листал.
Как же я обрадовалась! Не поверила бы, если б сказал, что читал. Чтобы это читать, нужно быть таким же образованным человеком, как Блаватская, и обладать ее даром ясновидения, хотя Стас очень образован и родным языком владеет тоже прекрасно.
— Что касается родного языка, то я была поражена, когда держала в руках написанную вами детскую книжку «Азбука». В ней каждую букву алфавита иллюстрирует акростих. И если в советском букваре букву «з», к примеру, представлял зайчик, то у вас это стихотворение «Забота».
— Это не первая моя книга, но дорожу ею особенно. «Азбуку» сочиняла для правнуков и их ровесников, которые учатся читать и писать.
Забота каждому нужна.
А означает что она?
Беречь, любить, кормить, лечить,
Одеть и в школу проводить.
Так я заботой окружен?
А где мой кот?
Да вот же он!
(Начну лечить, кормить, гулять,
Любить и в школу отправлять).
Правнучка Лиза помогала подбирать слова, сама сочинила акростих «Тигр». Слово «рыба» на букву «р» тоже она предложила. Но как же сочинить строчку, чтобы начиналась на «ы»? Тогда внук Михаил напомнил, что Сережа не выговаривает «р». Вот и получилось:
Рыба — трудно для Сергея,
Ыба — мальчик говорит.
Братик мой растет, взрослеет,
А на Р слова твердит.
Я рисковала, привлекая внучку Свету к работе над иллюстрациями, ведь она этим профессионально не занималась, но все у нас получилось, а сканировать их помогал сын Саша — вот такое семейное творчество. Кстати, моя предыдущая книжечка «Дачные посиделки» о семье и тоже во многом семейное творчество. Там есть рассказы о животных, которыми поделились со мной родные и друзья, мне оставалось их просто записать. Рада, что книжки расходятся, что многим людям интересен наш опыт семейного творчества.
Я могла бы умереть семь лет назад. Раз высшие силы не отпустили, значит, чего-то от меня ждали. Может, чтобы «Азбука» еще раз напомнила, что все мы родные люди, объединила нас. Наверное, идею книжки подсказал и комплекс вины перед сыном, он есть у многих актрис: я не уделяла Саше столько времени, сколько ему требовалось и сколько мне хотелось. В противном случае надо было выбирать другую профессию, но я посвятила себя актерской. Внуками занималась больше, в основном летом на даче, а правнукам могу дарить все свое время.
Любовь к детям и собакам сопровождает меня по жизни. Когда-то нянчила брата Александра и почти не ходила в первый класс. Потом младшую сестренку. Сегодня в Интернете натыкаюсь на истории детей — такие ужасы встречаются! Читала, как в Одессе прохожие ранним утром встретили мальчика лет четырех, он был весь в гематомах, ссадинах, на голове рана с запекшейся кровью. Его отвезли в больницу, рану зашили, две недели мальчик молчал, потом заговорил.
— Кто ж тебя так избивал?
— Это меня мама наказывала за плохое поведение.
Что же за зверь эта мама?! Не меньшие звери ставили ребенка голыми коленками на гречку. А как назвать мо лодых мам, которые рожают детей и выбрасывают в мусорные контейнеры?! Такие истории повергают в ужас. Мне рассказывали, что в доме моей бабушки по материнской линии в 1932—1933 годах жили двадцать два чело века. В стране был голод, бабушка и ее муж, мамин отчим, собрали всех родных, выживали вместе, сберегли детей, никто не умер. И никому не пришло в голову поставить им памятник, это было нормально, по-человечески.
Не обольщаюсь: матери, которые выбрасывают детей на мусорные свалки, не станут читать мою «Азбуку». Но может, кому-то эта книжка прибавит желания уделять больше внимания детям, а не любимой работе и личному досугу. Ведь детям от нас больше всего нужно то драгоценное, в чем мы им постоянно отказываем, — наше свободное время. Именно время, проведенное в совместном творчестве, в играх и шалостях с детьми, создает благоприятную среду для укрепления семьи, формирования личности ребенка. Убеждена в этом.
— Лариса Ивановна, в вашей жизни случилось два брака и два развода. Почему?
— Мне как-то гадали по руке и напророчили двух мужей. Я сказала: «В нашей деревне замуж второй раз вы ходили только тогда, когда мужья погибали на войне, и то не всегда, иногда доживали в одиночестве. У меня будет один муж на всю жизнь». Высшие силы услышали это и преподали урок: чтобы сбить самоуверенность, спесь, организовали мне второе замужество. Ничего хорошего из него тоже не вышло. Думаю, это мне за маму, я обвиняла ее: зачем ты терпишь пьяницу? Но не судите, да не судимы будете. Не мое это было дело.
Насмотревшись на мамины мучения, поклялась, что в моей семье такого не случится. Случилось. Если бы в свое время мне встретился мужчина талантливый — неважно, в каком роде деятельности, умный, непьющий, негулящий, который не врал бы и не был трусом, у меня не было бы сейчас времени на интервью. Я родила бы пятерых детей, было бы много внуков и правнуков. И занималась бы я самым прекрасным видом творчества — растила детей, сочиняла для них сказки, писала книжки и была бы абсолютно счастлива. Ни за что не полезла бы в актерскую профессию. Мои ясновидящие подруги того же мнения: если бы у меня все сложилось в личной жизни, я не стала бы актрисой.
— Вас окружали достойнейшие мужчины, с которыми вы снимались в кино и выходили на сцену. Неужели ни один не тронул сердце?
— Еще как трогали! Когда актеры играют влюбленных, между ними естественно возникает что-то, напоминающее эти чувства в жизни. Я была влюблена почти во всех своих партнеров, но дальше площадки это не распространялось, отстригалось: съемки заканчивались, чувства уходили. Мне сказала одна женщина: мужчины вас боятся, вы категоричная и колючая как кактус.
Я боготворила Олега Ивановича Борисова. Многому у него научилась. Мы играли в одних спектаклях, снимались в кино, но в книжке, которую составили в память о нем жена и сын, нет даже упоминания моей фамилии. Может, «доброжелатели» наплели им что-нибудь про наш роман, которого не было и не могло быть? Олег просто хорошо ко мне относился. Помню, вместе летели на кинофестиваль в Анапу. Встретились на пересадке в Краснодаре, смотрю — Олег с сыном Юрой, пошла к ним. Он тоже меня увидел, обрадовался: «Ларочка, я когда услышал, что вы летите, подпрыгнул в самолете до потолка!»
Про мои «романы» слагались легенды! Об отношениях с одним известным дирижером рассказывали в таких подробностях, что сама поверила: было! Правда, до сих пор незнакома с предметом своей страсти, по одному коридору даже не ходили мимо друг друга. Велик и могуч русский народ — раздует дым там, где не было огня.
Однажды пришла на «Ленфильм» и увидела, как от гримерши уходила ее коллега, которая посмотрела на меня диким взглядом.
— Я вам явно помешала. Про что такое интересное вы говорили?
— Про вас. Моя коллега спросила: «Кто у вас снимается в главной женской роли? — Когда узнала, что вы, страшно удивилась: — Как?! Разве она на свободе? — Я поинтересовалась, где же вы должны быть. — В тюрьме. Малеванная зарезала любовника и сидит».
Я умоляла гримершу:
— Повторяйте историю как можно чаще, это так романтично, сразу приносит артистке бешеную популярность!
Или звонит женщина, рыдает в трубку, требует вернуть мужа.
— Дорогая, успокойтесь, я бы вам вернула, но у меня его нет. Есть собственный муж, вот рядом сидит.
— Ну как же, я своего приперла к стенке, и он сознался. Нашла у него билеты на поезд на юг и обратно. Стала допытываться: с кем ездил? Он признался: с Ларисой Малеванной.
— Как его фамилия?
Она сказала мне, как зовут этого подлеца.
— Отродясь с такой фамилией близко никто не проходил. Ищите в других водах, где оно плавает.
— Вам приходилось сталкиваться с недоброжелательностью коллег?
— Небольшие интрижки случались еще в Красноярском ТЮЗе. Актриса, которая уже была искушена в закулисной жизни, могла испортить настроение. Играли вдвоем одну и ту же роль, готовлюсь к выходу на сцену, подходит она и говорит вроде как озабоченно: «Что-то ты сегодня ужасно выглядишь!» Выхожу на сцену как мокрая курица — противоядие еще не выработала. Кончилось тем, что я отказалась от роли, она играла ее одна.
— Правильно ли это?
— Неправильно. Но меня тогда перевели на главную роль. Вроде бы поражение, но все к лучшему, я победила. А с этой актрисой мы потом жили мирно.
Первое, что сказал Игорь Владимиров, когда пришла в Театр Ленсовета:
— Лариса, поздравляю, вас очень высоко оценили в труппе.
— Как? Я еще ничего не сыграла.
— Я получил анонимную записку: «Зачем вы взяли в театр такую бездарную и некрасивую артистку?»
В Театре Ленсовета ориентиром для меня была Алиса Фрейндлих. Мы не стали подругами, я относилась к ней как к существу высшего порядка. Как же достойно она — жена главного режиссера — держалась в труппе, как была проста и демократична, никогда не заносилась, не зарывалась, могла осадить интригана, пошутив так, что тому становилось не по себе. Мы сидели в одной гримерной, в БДТ тоже. Правда, в БДТ не играли в одних спектаклях.
— Слышала, что Товстоногов приглашал вас в БДТ дважды.
— Однажды заметила в зрительном зале очки и нос, в темноте человек показался похожим на Товстоногова. Мы с Ледогоровым играли «Сорок первый» по Лавреневу. Потом спросила у администратора, оказалось — да, на спектакле побывали Товстоногов и Олег Ефремов.
— Что ж ты ничего не сказал? Мы бы постарались!
— Вот поэтому и не сказал.
Спектакль прошел очень хорошо. Если бы знали, кто сидит в зале, могли от волнения перестараться. После этого Георгий Александрович позвонил. Сейчас, когда приглашают сниматься, звонит ассистент или кастинг-директор. Тогда было проще: великий Товстоногов снял трубку и позвонил сам. Так же как Петр Ефимович Тодоровский, пригласивший в «Интердевочку». Такие вещи не унижали великих людей, не умаляли их значимость.
Никого не могу вспомнить недобрым словом, всем благодарна. Великая плеяда первого товстоноговского созыва — мои учителя. Я многому научилась в БДТ. Это был театр высокой культуры, там невозможно было ходить в кепке, в уличной обуви, выйти на сцену тем более — все сразу переобувались.
В молодости, как и многие, я всюду опаздывала, потому что всегда опаздывал Геннадий. В БДТ прибегала в последнюю минуту, но меня быстро от этого отучили. Туда актеры приходили заранее, чтобы успеть переобуться, выкурить сигаретку, выпить чашечку кофе, переодеться в длинную игровую юбку, если это необходимо.
Однажды сам Товстоногов опоздал на репетицию на десять минут, и все поняли, что случилось что-то невозможное. Георгий Александрович вошел в зал и долго оправдывался, хотя причина была уважительной: он сговаривался с английским режиссером о постановке, тот позвонил ему из Лондона без пяти одиннадцать. Пока поговорили, пока Товстоногов дошел до зала... Он считал, что худший вид воровства — воровство чужого времени.
— Как Товстоногов относился к актерам?
— Георгий Александрович бывал жестким, иногда мог сказать такую правду, которая буквально припечатывала, но никогда не был груб. Придя в театр, я ввелась в «Дачников». Роль Натальи из «Тихого Дона» репетировала уже вместе со всеми. Помню, Георгий Александрович всем делает замечания, а мне нет. Радуюсь: значит, хорошо получается. Премьера приближалась, однажды после репетиции Товстоногов всех отпустил, а меня позвал:
— Подойдите. В общем спектакль выстраивается, единственный человек, у которого не получается ничего, это вы.
— Как, почему?! Вы же не делали мне никаких замечаний!
— А как я могу делать вам замечания, если вы ничего не приносите?
Я-то раскрыв рот ждала, что мне все в него положат, а он так работать не умел. Нужно было все продумать дома, прийти на репетицию и что-то предъявить.
— Если я портной, — продолжал Георгий Александрович, — и мне предстоит сшить для вас костюмчик, вы должны принести мне ткань, из которой буду его кроить. У вас же ничего нет.
— Ждала ваших советов и замечаний, — пролепетала я.
С тех пор стала думать, какую «тряпочку» принести, чтобы мастер сшил «костюмчик». Товстоногов не работал с артистами-иждивенцами. Он ценил заинтересованность в процессе, сотворчество.
Неоднократно слышала, как якобы сжирали друг друга женщины БДТ. Не знаю, что они говорили обо мне за кулисами, но на сцене я видела только заинтересованное партнерство и от Людмилы Иосифовны Макаровой, и от Эммочки Поповой, и от Нины Алексеевны Ольхиной, и от Зинаиды Максимовны Шарко, которая позже согласилась играть в моем спектакле «Шутка Мецената».
Правда, один мой поклонник по еще красноярским временам — совсем не из тех, кто собирает автографы, — сказал:
— Вообще-то вы совершили ошибку, вам не надо было переходить в БДТ.
— Почему?
— Вам нужен другой театр, вас здесь будут ломать.
Часто потом вспоминала его слова. Когда Георгия Александровича не стало, БДТ возглавил Темур Чхеидзе. За семнадцать лет я не сыграла у него ни одной роли, хотя в глаза он говорил, что очень меня ценит. Видимо, просто была не его актрисой. Он человек «лунный», его спектакли — хорошие спектакли, но это сплошные трагедии и безысходность. Я же по своей актерской и человеческой природе другая, меня всегда тянуло к «солнцу».
Чувствовала, что пропадаю. Вспомнила, как Кацман заставил меня шевелиться. Придумала спектакль по пушкинским «Графу Нулину» и «Братьям разбойникам», который было невозможно провалить, но я умудрилась. Когда в перерыве съемок рассказала про замысел Гафту, он одобрил: «Замечательная затея, дай бог, чтобы у тебя все получилось». Но с самого начала все как-то не шло — то не было помещения для репетиций, то еще что-то...
Спектакль замучили, его не принял худсовет, котенок сдох. Уверена — это мудрый дух БДТ обволакивал и выталкивал меня из театра, говорил: уходи, тебе здесь нет места, ищи себя. Ну как же! Боялась нестабильности, мы же все держимся за привычное, а эзотерики считают, что стабильность губительна для души, ничто не должно стоять на месте, жизнь — в движении, развитии. В театре есть медкабинет, массажный кабинет, хорошая зарплата. Ну как уйти оттуда, где чисто, тепло, хороший буфет? Все есть, кроме ролей. Слава богу, у меня оставалось кино.
— До сих пор помню вас в первой картине «В день свадьбы». Слезы наворачивались на глаза, когда ваша героиня говорила жениху: «Отпускаю!»
— А мне именно этот эпизод не нравится. Не так бы сейчас сыграла. Смотрю старые фильмы не как актриса, которая умиляется: мол, вот что было в прошлом! Оцениваю с холодным сердцем, трезвым глазом и вижу, как эта талантливая женщина в руках в одном случае неопытного, в другом — не очень талантливого режиссера, который не нашел к ней ключика, делает в кадре не то. Знаю, как это можно исправить, но поезд ушел. Смотрю глазами режиссера: мне бы в руки эту артистку.
— Неужели так же относитесь к ролям в картинах Петра Тодоровского?
— С Тодоровским все иначе. До него меня звал сниматься в «Двадцать дней без войны» Алексей Герман. Нужно было на месяц ехать в Ташкент на съемки, а меня не отпустили из театра, роль сыграла Людмила Гурченко. С одной стороны, очень жаль, с другой — испытала чувство облегчения, знала, что Герман на съемках кричит, распекает группу, я бы этого не выдержала.
Оказывается, можно снимать замечательные фильмы и не кричать, не топать ногами. Петр Ефимович создавал на площадке такую атмосферу любви, что сыграть плохо было невозможно. В этом мире все рождается от любви, ненависть не родила еще ничего путного ни в искусстве, ни в жизни.
Меня беспокоило, что роль матери в «Интердевочке» однобокая, моя героиня — хорошая, но страдающая, одинокая, несчастная. И умница Тодоровский придумал для меня сцену с милиционерами, которой не было в сценарии Кунина. Мать, доведенная до отчаяния, становилась злой, агрессивной, проявляла еще одну грань своего характера, и роль сделалась объемной.
— С Яковлевой сразу сложилось партнерство?
— С первого мгновения. Правда, Лена рассказывает, что я была утверждена, а она пришла подыграть мне, ни на что не рассчитывая. Все было не так. Я пробовалась в первый день, как и она. Знающие люди говорили, что это плохо, после попробуются другие и режиссер тебя забудет, возьмет того, кто придет попозже. Помню, ждали Лену, она по явилась утомленной после репетиции в «Современнике». Как только ее увидела, почему-то мелькнула мысль: если бы у меня была дочь, я хотела бы, чтобы она была такой же мягкой, спокойной, без амбиций и самолюбования. Мы сыграли сцену. Тодоровский подошел, обнял нас и сказал: «Знаете что, девчонки? Я больше никого не стану искать, вы и будете у меня играть».
— А позже пригласил вас в «Анкор, еще анкор!».
— Здесь я увидела историю своего дяди Михаила. Он приехал с войны в мамину деревню с новой женой — крупной, дородной женщиной, в чем-то похожей на Ирину Розанову. Военные чины упрекали Тодоровского: возвел-де поклеп на нашу страну, армию, все было не так. Я не жила в военном городке, но жила в послевоенной деревне и знаю, что все было еще страшнее.
Подростки подрывались на минах, мужья, которые на войне били врага, растерялись перед нищетой, неустроенностью жен и детей, пили по-черному. Один сосед бросил в жену утюг и убил ее. Другой тихо спивался и умер. На похоронах выяснилось, что он герой, моряком прошел всю войну, сутки продержался в холодном Балтийском море, сам спасся и еще людей спас. Рядом жил герой, а мы воспринимали его как пьянчужку.
Так в чем же неправ Петр Ефимович? В кино войну иногда романтизируют. Драматург Александр Володин, в пьесах которого я играла и общалась с ним, никогда не рассказывал о том, что пережил на войне. Только когда выпивал, признавался: война — это грязь, гнусность, война из хорошего человека делает убийцу, а потом он оказывается ни к чему не способен в мирной жизни. Война разрушает не только города и села, она разрушает души и судьбы. Этот протест против войны выражен в фильме Тодоровского «Анкор, еще анкор!».
— Вы снимались и у Тодоровского-младшего в «Оттепели».
— Валерий многое взял от своего отца. Когда работали с Петром Ефимовичем, все же было немного легче, тогда съемочный день не продолжался бесконечно. Валерий был поставлен в более жесткие условия, недосыпал, иногда приходил утомленным, но никогда не срывался на группе, бережно относился к актерам.
Самое лучшее впечатление оставила Аня Чиповская, игравшая мою внучку. Нам отвели комнату для отдыха. Я поснималась и уехала в Питер. Меня до этого лечили от сердечных проблем, ничего не помогало. Тогда я сама попросила врача проверить легкие. Оказалось, не зря — прозвучал страшный диагноз. С этим знанием вернулась в группу, никому ничего не говорила. Было холодно, но я распахивала окно, поскольку задыхалась. Совсем заморозила Аню, и та сбежала от меня в комнату к мужчинам. У меня осталось перед ней чувство вины. Она не знала, что воздух для меня — жизнь.
— Мне запомнились ваши работы в экранизациях Достоевского.
— Картину «Подросток» снимал Ташков. С Евгением Ивановичем работать было трудновато. Не покидало ощущение, что режиссер меня не любит, никогда не похвалит. Он не кричал, не унижал, но я чувствовала себя как ученица перед строгим учителем. Почему выбрал — не знаю. У Тодоровского не требовалось сидеть в скорлупе и защищаться. Петр Ефимович — человек-солнце — всех любил, от всех приходил в восторг. Здесь все было не так.
Очень непросто работалось и с хорошим режиссером Владимиром Владимировичем Бортко на «Идиоте». Однажды на съемке у меня даже разболелось сердце. «Ну что же вы? Это плохо! Только что нормально репетировали...» — комментировал он. Оказалось — это его стиль. Невозможно было, как у Товстоногова, принести «тряпочку», чтобы из нее сшили «костюмчик», он все диктовал. Но благодарна ему за многое, прежде всего за то, что позвал на такой материал. В то время, когда другие снимали пустые сериалы, он не боялся, рисковал, экранизировал классику. Преклоняюсь перед его смелостью.
И с партнерами повезло, добрым словом вспоминаю замечательного интеллигентного Сашу Лазарева-младшего. О Жене Миронове уж и не говорю. С Алексеем Петренко мы были знакомы по Театру Ленсовета: в «Хождении по мукам» я играла Катю, он — Красильникова. Долго сидел у Владимирова без ролей, скучал, а потом мощно заявил о себе в кино. Ужасно, что его имя сегодня звучит в основном в связи со скандалом по поводу наследства. Ужасно, что этим занимается телевидение, хотя должны заниматься суды.
— Как сложилась ваша творческая жизнь, когда ушли из БДТ?
— После поражения со спектаклем в БДТ состоялись сразу три победы подряд в Краснодарском молодежном театре. Мой бывший однокурсник по Краснодарскому пединституту Вячеслав Пинчук, ставший директором театра, позвал туда еще десять лет назад. Отказалась, хотя сидела без ролей. Страшно из стабильного отправляться в неизвестное. Когда ушла из БДТ в 2007-м, он опять позвонил:
— Может, ты наконец приедешь?
— Нет, только что провалила спектакль на малой сцене, боюсь.
— Я тоже боюсь. Приезжай, будем бояться вместе.
И я рискнула. В 2010 году поставила «Куколку» по роману Аверченко, и спектакль получил премию на фестивале «Кубань театральная». Сразу позвали на постановку «Вечного мужа» по Достоевскому. Мне говорили, что Краснодарский СТД рекомендовал выдвинуть спектакль на «Золотую маску», но Пинчук уходил, новые люди проморгали момент, вовремя не отправили видео, документы. На «Кубани театральной» премию за него получили артисты и петербургский композитор Игорь Рогалев, а мне предложили поставить третий спектакль.
Выбрала рассказы Шукшина, спектаклю дали название «Чудики». «Куколка» шла девять лет на аншлагах, «Вечный муж» и «Чудики» в репертуаре театра по сей день. Коллектив там удивительный, мне хорошо было бы работать с ними всю жизнь — мой театр. Они не едят друг друга, могут лишь немного приревновать к успеху. Куда же без этого? Это стимул к творчеству.
Я человек верующий, но не религиозный, просто понимаю: есть нечто, что нами руководит из высших сфер, убеждалась в этом многократно. Когда Лариса Абисаловна Гергиева пригласила преподавать актерское мастерство в Академии молодых оперных певцов Мариинского театра, сразу же засомневалась: нет-нет, не справлюсь. Она сказала: «А вы подумайте». Что же тут думать, если я плохо знаю этот жанр? Да и не очень люблю оперу за то, что там часто не поют, а кричат.
В итоге согласилась попробовать идти на ощупь, потом увлеклась. Одна мудрая женщина как-то советовала мне: «Вам надо отключать мозги и включать интуицию, она у вас богатейшая». Поначалу не поверила, считала, что интуиции у меня нет вообще, я ведь привыкла все обдумывать, писать план на день, ставить галочку — сделано или не сделано.
Тем не менее попробовала отключать мозги, и стали происходить чудеса. В момент озарения ловила себя на мысли: это не я, а другое существо, человек, которого я играю. Со мной случалось что-то такое, от чего зал замирал, а в конце разражался аплодисментами. Наверное, это и называется вдохновением — когда в творчество вторгаются высшие силы.
Так было и с оперой. Приходят певицы и певцы на индивидуальные занятия, приносят арию: помогите сделать так, чтобы я не просто пела, а все было бы выразительно актерски. Понятия не имела, что это за опера, поют они на чужом языке, сами не всегда знают, как точно перевести текст. Конечно, вначале надо все осмыслить, разобраться, в чем тут дело, чего хочет персонаж...
Так, разобрались, стоп! А что теперь? Что мне советовали? Отключить мозги, включить интуицию. Так и поступала: расслаблялась и просто слушала музыку. Девушка допевала арию до конца, у меня возникало ощущение, что в пустую коробочку упала горошина — тук! И я уже знала, что посоветовать. Знаю, что была полезна молодым певцам, да и я у них многому научилась.
Тринадцать лет лежит у Константина Худякова мой сценарий «Василий и Норочка». Пытаемся найти деньги на постановку. Мечтаю, чтобы другой мой сценарий «Мышка» о ясновидящей в сталинском лагере — это подлинный случай, нашла в одной книжке — стал фильмом. Планов много, осталось только воплотить их в жизнь.
Подпишись на наш канал в Telegram