Так и хочется спросить: а судьи кто? Это люди, которые в отличие от меня не имеют ни семьи, ни представления о семье. Мне их искренне жаль.
Я никогда не был послушным ребенком и независимый нрав проявлял с детства. Сама невыразимая идея свободы всегда была для меня важна как воздух. В первую очередь — свобода мысли и самовыражения.
Каждый из нас день за днем пишет книгу своей жизни. Заканчивая главу, мы ставим точку и переворачиваем страницу, чтобы начать новую. С годами повесть превращается в роман. Сейчас мне сорок два года, судьба была ко мне добра и помогла написать важные для каждого мужчины главы: «Встреча c родной душой», «Любовь», «Венчание», «Семья», «Отцовство». Я давно и счастливо женат, у меня двое прекрасных детей. Но почему-то после страшной трагедии, которая случилась с моей первой женой Юлией, многие в шоу-бизнесе попытались уничтожить мою книгу жизни и переписать ее так, чтобы оставить в ней только пару глав, которые удобны им. Не удастся, я не позволю этого делать никому! Не отрекаюсь от своего прошлого, но пора смириться с тем, что я давно уже не тот блондин из бойз-бенда, каким меня представляют на бесконечных ток-шоу, где за спиной обсуждают мою жизнь и выдумывают то, чего никогда не было. Мне надоело читать и слушать вымыслы, чьи-то нелепые фантазии, которые приписывают в мою биографию. Пора рассказать все самому...
В пять лет я влюбился. Вернулся домой из детского сада, назвал имя своей избранницы и объявил о твердом намерении срочно жениться. «Хорошо, — сказала мама. — Женись. Только уточни, пожалуйста: а кто в вашей семье будет стирать, готовить, мыть посуду, убирать в доме?» Возможно, я обсудил бы в песочнице эти моменты со своей избранницей, но мы переехали жить в другой район, и свадьбу пришлось отменить. Мое детство поделено на две точки на карте Москвы: сначала были уютные кирпичные высотки в районе метро «Октябрьское Поле», затем, после развода родителей, мы поселились в районе Речного вокзала. Мое сознательное взросление происходило уже там.
Среда, в которой я рос, была изначально интеллектуально-интеллигентской. Все в семье поколениями занимались наукой. Дедушка по маминой линии — социолог, член-корреспондент Академии наук. Дедушка по папиной линии — физик-ядерщик, человек заслуженный. Мама была востоковедом-этнографом, специалистом по китайской семье. Я оказался единственным, кто тяготел к музыке и планировал заниматься этим профессионально. Хотя такое решение пришло не сразу, были мысли стать художником. По части визуального искусства на всех выставках и конкурсах в школе я всегда был номером один и даже год занимался на подготовительных курсах в Суриковском училище. Но к окончанию школы меня все же осенило, что собираюсь связать свою жизнь только с музыкой. Я поступил в Гнесинку, в училище на Ордынке в класс Натальи Зиновьевны Андриановой, на эстрадно-джазовый вокал.
В тот момент я писал свою судьбу заново, с красной строки. Не потому, что первым из семьи решил изменить науке, здесь на меня никто не давил. Перемены были связаны прежде всего с моим решением взять другую фамилию. Я не был рожден Ланским. В детстве носил фамилию отца, но после развода родителей мы надолго потеряли с ним связь, он снова появился в моей жизни, когда мне было уже четырнадцать. А моим воспитанием с восьмилетнего возраста занимался отчим, достаточно известный человек — Глеб Музруков, президент Федерации ушу, он снимался в кино, работал в индустрии и как режиссер, и как продюсер. Под его влиянием я занимался разными видами восточных единоборств. Не исключаю, что это тоже сыграло роль в становлении моего характера — меня научили рассчитывать только на свои силы.
Итак, я взял фамилию бабушки и стал Ланским. Истоки нашего рода, к сожалению, утеряны. Знаю, что есть громкий однофамилец — генерал Ланской, второй муж Натальи Гончаровой. Но между нами нет родства, и к этой линии мы точно не имеем отношения. Хотя история могла бы быть красивой.
Несмотря на то что у меня не было базового музыкального образования, к поступлению в Гнесинское училище я готовился серьезно и имел в багаже какой-то начальный репертуар. Мне достаточно рано, с четырнадцати лет, привили любовь к джазу и джаз-року, спасибо за это друзьям-музыкантам. Могу ошибиться, уточняя, какие же две песни — на русском и на английском — готовил тогда для прослушивания в Гнесинке, но точно помню, как читал стихотворение Арсения Тарковского.
Мне очень повезло, так как под свое крыло меня взяла Наталья Зиновьевна Андрианова, которую я до сих пор считаю своей творческой мамой. Она — единственный в своем роде педагог в нашей стране, невероятно теплый и душевный человек. У нее учились Мурат Насыров, Полина Гагарина и огромное количество звезд. Ей я обязан своей творческой судьбой и глубоко благодарен. На курсе, кстати, было всего два-три парня, в основном там присутствовали девушки. Меня радует, что большое количество хороших музыкантов прошли через нашу Ордынку и все плюс-минус до сих пор находимся в профессии.
На втором курсе мы образовали небольшую артель и работали по ресторанам. В программе было несколько вокалистов, мы менялись, мой выход стоил двадцать — двадцать пять долларов за пять-шесть песен. Это были не очень большие деньги, но ощутимая прибавка к скромной стипендии. С третьего курса я уже начал участвовать во всех возможных конкурсах и концертных программах, ходил на прослушивания. В 1997 году стал лауреатом конкурса «Хрустальная нота», который проходил в Кремлевском дворце съездов, а председателем жюри был сам Джеймс Браун.
До «Премьер-министра» было два других коллектива, где я пробовал работать. Разные источники в Интернете, кстати, уверяют, что в «Премьер-министр» был некий кастинг, который проходил и я. Это неверная информация. Первый состав «Премьер-министра» собрал поэт-песенник Константин Арсенев, один из главных хитмейкеров российской эстрады, я горжусь нашей с ним дружбой, которую мы сохранили до сих пор. Костя частным образом брал уроки вокала в Гнесинке, мы пересеклись несколько раз, и у него возникла идея создать бойз-бенд, что тогда было реально трендом. Именно Арсенев познакомил меня с певцом Питером Джейсоном, который в свою очередь привел нас в ресторан «Англетер» на Лубянке, и мы впервые услышали там Жана Григорьева-Милимерова, он исполнял Стиви Уандера и еще много прекрасного соула. Помню, как пришлось уговаривать Жаника присоединиться к нашей затее: он был самым молодым из нас и вообще не понимал, зачем ему какой-то шоу-бизнес. Но мы были убедительными, и в итоге Костя Арсенев привел нас троих в компанию «АРС», там еще работал Евгений Фридлянд, хотя у него уже был свой продюсерский центр. Нас познакомили с ним и Кимом Брейтбургом, с этого все и началось. Никаких кастингов не было и в помине, собрались сразу три вокалиста.
У нашей группы был состав, но не было ни трека, ни названия. В студии в ГИТИСе была записана одна песня на пробу, даже не вспомню, как она называлась. Затем все это затихло где-то на месяц. И вот иду я по «Горбушке» по своим делам и у одного из киосков слышу из колонки песню, которую мы записывали. Подхожу, спрашиваю: «А что это у вас там играет?» Мне протягивают диск, сборник «Горячая десятка». Так я впервые — на рынке, случайно — узнал, что наша группа называется «Премьер-министр».
В России на тот момент был бум бойз-бендов. Успешными уже были «Иванушки», «Отпетые мошенники», каждый месяц появлялись десятки похожих коллективов. Большой популярностью, например, пользовалась группа «ИКС-Миссия», где работал папа Влада Соколовского, там все солисты были танцовщиками. Прекрасные мускулистые мужчины, кидающие батманы, но, при всем уважении, это мало имело отношения к музыке. Мы отличались от всех. У нас не было ни одного танцора, но все мы были вокалистами с музыкальным образованием и каждую песню раскладывали на многоголосье. Когда создавался «Премьер-министр», примерами для нас служили соуловые коллективы Take 6, Boyz II Men с достаточно сложным голосоведением. В этом и заключалась основная фишка нашей троицы, к которой позже присоединился Слава Бодолика.
Первый сингл мы записали в начале 1998 года, песню «Горе не беда» где-то в апреле-мае, было принято решение записывать полноценный альбом в Николаеве, на студии Кима Брейтбурга «Диалог». Полтора месяца мы провели на Украине. Вернулись в Москву, и в сентябре бахнул страшный кризис. Если до этого высокооплачиваемым артистом считался, например, Андрей Губин, который стоил десять — пятнадцать тысяч долларов за концерт, то после кризиса никто больше тысячи долларов, максимум полутора, не давал даже за суперзвезд. Не хочу пророчить, но мне кажется, что после эпидемии коронавируса ситуация может быть похожей.
Мы же были молодым коллективом с юношеским задором и соглашались ехать в любую точку практически за копейки. При этом наш заработок мало отличался от того, что я получал, подрабатывая студентом в ресторанах. Если тогда мне платили двадцать пять долларов за несколько песен, то теперь пятьдесят — за полноценный концерт. Но мы не думали о деньгах, нам хотелось выступать. Нашего запала хватило на два-три года, за это время мы по несколько раз проехали СНГ вдоль и поперек. Наш бытовой райдер при этом был минимальным, и все требования касались в основном технического обеспечения на сцене. Мы всегда выступали живьем, в глубинке это казалось диковинкой. Нам напрямую говорили: «А зачем напрягаться и петь по-настоящему, если можно вставить мини-диск и просто открывать рот? Вот перед вами приезжали эти (называли популярную группу), так они пели «под фанеру» и все нормально прошло».
Но мы пели живьем. Всегда. В любых условиях. Однажды самолет Минобороны, достаточно комфортный, где каждое место соответствовало бизнес-классу, доставил нас вместе с «Блестящими» и с Сергеем Минаевым на Чукотку, где отмечали Праздник корюшки. В минус тридцать мы выходили на сцену, установленную прямо на льду. Впечатления незабываемые: бескрайние просторы, холодрыга, чукчи вокруг сцены сверлят лунки и ловят корюшку, а мы для них поем.
С учетом скромных доходов такую роскошь, как перелет бизнес-классом, мы сами себе, конечно же, не могли позволить. Скажу больше: мы не тратились даже на такси, старались экономить. После выступления спешили в метро, чтобы успеть на последний поезд. Была одна смешная история — почти такая же смешная, как деньги, которые мы получали... У группы «Премьер-министр» каким-то образом появилась договоренность с компанией по аренде лимузинов. То ли это был бартер за выступление, то ли наши лица использовались для рекламы, не знаю, но некоторое время после концерта нас развозили на лимузине. Это длилось недолго, но было очень круто. Конец девяностых, а тебя домой привозят на корпоративном лимузине! Мы с парнями тогда шутили, что жизнь прожита не зря.
Повторюсь: мы были молоды, полны сил, нас почти все устраивало, даже приносило удовольствие, пока наверху не было принято решение упрощать репертуар. Вот здесь и начались наши расхождения. Какой смысл исполнять музыку, которая тебе не очень нравится, и за маленькие деньги? У меня был жесткий контракт с продюсером — финансовые обязательства и штрафные санкции, прописанные в договоре. Меня в прямом смысле слова могли оставить без штанов. Но я все же решился первым уйти из группы. Мы с Питом пришли домой к Евгению Фридлянду, чтобы обсудить наши дела, найти компромисс. Я предлагал разные варианты, готов был отработать необходимое время, подготовить себе смену. К сожалению, по разным причинам мой уход растянулся на полтора года, и не получилось сделать его безболезненным для всех сторон.
Я покинул группу «Премьер-министр» незадолго до ее участия в «Евровидении», вместо меня туда поехал Марат Чанышев. Я знал, что группа заявлена на «Евровидение», но этот конкурс никогда не прельщал меня, он мне кажется профанацией, очень далекой от настоящей музыки. И все равно я переживал за своих друзей. Их выступление смотрел уже в записи и, скажу честно, немного расстроился за пацанов. На мой взгляд, они реально могли выступить намного лучше, но конкурс в прямом эфире — всегда очень нервная и непредсказуемая история.
Конечно же, уходя в свободное плавание из популярной на тот момент группы, я не рассчитывал, что у меня в одночасье начнется сногсшибательная сольная карьера, хотя интерес ко мне проявляли разные продюсеры еще во время работы с «Премьер-министром». Длительные переговоры со мной вел Юрий Шмильевич Айзеншпис, перспективы были очень заманчивыми, но мы с ним не сошлись в некоторых взглядах на жизнь.
Практически в параллель велись переговоры со Стасом Наминым, как раз тогда он открывал свой театр, и я даже некоторое время у него репетировал. Готов был перейти к нему, но только после разговора с Фридляндом по поводу моего контракта. Поскольку никто не был готов идти на прямой конфликт, перекупать артиста, который не настолько был ценен, то Намин отпустил ситуацию. Были и другие варианты, но по тем или иным причинам длительное сотрудничество не складывалось.
Я не виню в своих неудачах третьих лиц или какие-то внешние причины. Каждый сам кузнец своего счастья. Никто не пускает на рынок со своими помидорами, это бизнес. Нужно уметь выстраивать политику взаимоотношений, но мудрость и опыт приходят только с возрастом. К тому же я действительно не самый удобный и покладистый персонаж для российского шоу-бизнеса. Я эти игры понимаю, но сам в них не играю, что-то во мне внутри противится. Я не живу по чужим правилам — только по своим, продвигаюсь вперед медленно и маленькими шагами, но для меня важно не плясать под чужую дудку. Это не означает, что я такой из себя супергордый. Просто если что-то делать вопреки себе, то все происходящее теряет для меня смысл. Это всегда касалось не только профессии, но и личных отношений.
Я был уже женат на Юлии Началовой, когда уходил из группы «Премьер-министр», и она полностью поддерживала меня в этом решении. Поэтому, наверное, мне и удалось избежать опустошения, которое неизбежно навалилось бы, будь я одинок. Я не боялся перестать быть известным — достаточно спокойно отношусь к этому понятию, оно преходящее. Тем более что прекрасно понимал: в нашей семье более популярной всегда была Юля, и это заслуженно.
После «Утренней звезды», еще до поступления в Гнесинское училище, она уже была готовой звездой, потрясающей вокалисткой с уникальным голосом, суперпрофессионалом и получала профильное образование скорее номинально. Мы учились на Ордынке в разные годы и виделись нечасто, хотя познакомились именно там. С Юлей пересекались несколько раз в студии, поскольку я для практики интересовался процессом звукозаписи и аранжировки. Затем выступали где-то на сборных концертах, встречались в компаниях. Начали общаться, нашли много общих тем и, конечно же, сошлись на увлечении серьезной музыкой, которую мечтали исполнять со сцены.
Для меня это не были первые отношения. После решения жениться в пятилетнем возрасте я с завидным постоянством влюблялся и в школьные годы, и в студенческие. Были попытки жить вместе, и не единожды. В те годы я был избалован женским вниманием. Не могу сказать, что у меня было невероятное количество женщин, хотя я мог себе это позволить. Все-таки наша внешность — это штамп для социума, и я до сих пор ловлю удивленные взгляды, не соответствуя определенным ожиданиям. Наверное, это вопрос внутреннего баланса, когда мы ищем человека не только приятного нам внешне, но и душевно близкого. Ту женщину, с которой будет в жизни и о чем поговорить, и о чем помолчать.
В Юлии все совпало: внешность, талант, душевная теплота. До свадьбы мы прожили вместе около полутора лет, и наша женитьба не была спонтанной. Решение расписаться официально поначалу вызвало протест со стороны ее родителей. Это можно понять: кроме того что Юля была любимой единственной дочерью, речь шла еще и о семейном бизнесе — в карьеру успешной певицы семья вложила много сил. Нам пришлось столкнуться со множеством нюансов, но после того как мы сознательно пошли на глобальное сближение и моя мама приехала знакомиться с родителями Юлии, особых препятствий для нашей свадьбы уже не было.
На тот момент мы оба были востребованными, зарабатывающими артистами, иногда уезжали на совместные гастроли. Зная о наших отношениях, в других городах часто специально заказывали два состава, чтобы увидеть нас с Юлей на одной сцене. Хедлайнером на тот момент был, пожалуй, все же «Премьер-министр». Сказывался грамотный промоушен Евгения Фридлянда: регулярно выпускались клипы, нами занимались как коммерческим проектом.
Несмотря на то что после нашей свадьбы в 2001 году вышло много публикаций, например все писали, как нас поздравляла Ирина Понаровская, это был праздник, который мы устроили не для прессы, не для коллег и даже не для родных. Мы сделали свадьбу для себя, вдвоем продумали все до мелочей, чтобы запомнить этот день. И женились не для того, чтобы через три года расстаться. Мы мечтали, мы строили планы... Но у нас был один недостаток, на который мы не хотели обращать внимание: мы были слишком молоды — Юле всего девятнадцать, мне двадцать два года. И мы еще не понимали, что через несколько лет оба очень сильно изменимся. Наступит момент, когда перестанем смотреть в одну сторону и понимать друг друга. И в этом не будет ничьей вины, мы просто повзрослеем.
Повторюсь, что мой уход из группы «Премьер-министр» никаким образом не сказался на нашей семейной жизни с Юлей. Дома меня поддержали. На тот момент я уже занимался организацией и администрированием концертов Юлии, мы готовили совместную программу, и поэтому не было простоя или прострации. Наши проблемы, которые привели к разводу, начались позже. В какой-то момент Юля повзрослела именно как человек, как личность, она поняла, чего хочет от будущего. Я всегда ратовал за создание оригинального музыкального материала, за расширение границ, и для этого у Юлии были все возможности. Она уже в четырнадцать лет победила на международном вокальном конкурсе, а Кристина Агилера, которая участвовала в этом конкурсе от США, получила лишь утешительный приз. Но бесконечная череда сборных концертов с ретропеснями для государственных каналов не давала реализовать потенциал в полной мере. Со временем это стало приоритетом и оказалось, что мы заточены по-разному. Решение расстаться было достаточно болезненным для нас обоих, но самым логичным и единственно правильным на тот момент.
Удивительно, что перед этим мы долгое время снимали жилье и на чужой территории находили общий язык. А в своей собственной квартире, куда въехали после ремонта, который сделали своими руками, не смогли жить вместе. Где-то месяца через полтора-два после переезда я встал и ушел, не взяв с собой практически ничего. Стало очевидно, что мы не должны быть вместе. Но мы не стали спешить и подавать заявление на развод, дали друг другу время подумать, успокоиться. Спустя месяц была попытка наладить отношения, увы, неудачная. После чего мы уже совместно пришли к решению, что пора официально оформлять наше расставание.
Очень многие двери для меня закрылись после развода. Шоу-бизнес посчитал, что я подонок, нехороший человек, который бросил бедную девочку. Для всех она оставалась ребенком, выросшим на коленях у многих звезд, естественно, и Лариса Александровна Долина, и многие другие влиятельные артисты приняли ее сторону. Я их в этом нисколько не упрекаю, это их выбор. Очень многие стали играть в женскую солидарность и отказывать мне в каких-то просьбах, хотя до этого проблем не было. Например, мы дружили и общались с организатором мероприятий в казино «Метелица», тогда это была одна из главных площадок в Москве, кусок хлеба для всех артистов. Но эта площадка для меня закрылась в одночасье, как и многие другие, без объяснения причин. Я ощутил, что шоу-бизнес в этот раз отгораживается от меня сильнее, чем после ухода из «Премьер-министра». Мне пришлось спуститься в самый низ, где денег нет вообще, а есть только огромное число промовыступлений из категории «чисто попеть на публику».
Это был тяжелый для меня период. Я переехал обратно к маме, денег на съемное жилье у меня попросту не было. Но то время стало очень важным для моего становления, оно позволило расставить приоритеты и понять, куда двигаться дальше. Чтобы сводить концы с концами, несколько месяцев мне пришлось поработать водителем. Я помогал продюсеру Игорю Синегубову с покупкой «мерседеса» и узнал, что ему требуется шофер. Полгода я работал у него за пятьсот долларов в месяц — столько времени мне понадобилось, чтобы снова встать на ноги.
Так было, я этого не стыжусь... Тем нереальнее мне самому кажется история, которая предшествовала моему безденежью. В начале мая 2004 года мы развелись с Юлией Началовой, в середине месяца мне исполнилось двадцать шесть лет, и я помпезно, с небольшой задержкой, в конце мая отметил свой день рождения в клубе «Сол». Было много друзей, журналистов, пришли Анита Цой, Гриша Константинопольский — не все отвернулись от меня, нужно это признать. Поздравить, как бы парадоксально это кому-то ни показалось, приходила и Юля. Мы общались, шутили, выпивали, кажется, даже фотографировались на память. Несмотря на развод, войны между нами не было никогда. Мне кажется, если люди ненавидят друг друга, как сейчас уверяют разные «эксперты» по нашей с ней жизни, они не приходят к бывшим на дни рождения, тем более сразу после развода.
Тот день рождения был примечателен не только тем, что мы отмечали его с Юлей уже как бывшие супруги. Важнее, что на эту вечеринку пришла моя будущая жена Катя, причем мы с ней до этого не были знакомы. На мой день рождения Катю позвала ее подруга француженка Эльза Аникиноф, которая занималась пиаром. У Эльзы в этот день было запланировано несколько мероприятий в Москве, и они заглянули ко мне. Возвращаясь к книге жизни, скажу, что именно в тот майский день 2004 года я завершил главу, посвященную Юлии, и открыл новую страницу, еще не подозревая о том, как сильно изменится моя судьба благодаря Кате. Но прежде чем начать писать нашу с ней вот уже шестнадцатилетнюю историю, эту страницу мы долгое время оставляли пустой. Мы не сразу стали парой, и началу наших отношений предшествовали драматичные события.
В это же время началась наша дружба с Андреем Звонковым. Это фантастический гитарист-виртуоз, он в свое время играл в группе «Премьер-министр», потом у Земфиры, много лет сотрудничает с «Би-2». Мы с ним сделали общий музыкальный проект, записали несколько совместных треков на студии легендарного Сергея Большакова, откуда вышло все лучшее, что есть в русском роке. Вместе с несколькими артистами и зарождающимся Comedy Club поехали в небольшой гастрольный тур в Турцию. Я попал в здоровую среду, где важнее всего было творчество, это дало возможность отстраниться от мишуры шоу-бизнеса и избежать выяснений, кто виноват и что делать.
С Катей мы продолжили общаться после возвращения из Турции, виделись в разных компаниях, у нас оказалось много общих друзей. Я узнал, что она телевизионный режиссер, много лет проработала в компании «АРС» у Игоря Яковлевича Крутого, что Катя — одна из создателей «Новой волны», снимала программы «Горячая десятка», «Утренняя почта», концерты «Песня года». Когда Крутой приобрел «Муз-ТВ», она стала одним из главных режиссеров и продюсеров на канале. То есть Катя оказалась тоже человеком из шоу-бизнеса, только с обратной его стороны.
А летом мне позвонила наша общая подруга Теона Контридзе и сказала, что Катя попала в аварию, она в тяжелом состоянии. Я был ближе всех к Боткинской больнице, куда ее везли. В палате увидел страшную картину: Катя была без сознания, прикрыта простыней, насквозь пропитанной кровью. Они с подругой ехали на машине по Ленинградке и попали в сильный дождь. Их занесло в колею, скрытую под водой, и они врезались в бетонную конструкцию с рекламным щитом. Обе чудом выжили.
Я стал навещать Катю просто как друг. У меня был не самый радужный период в жизни, но я увидел, что все познается в сравнении. Есть проблемы, как у меня, а есть настоящая беда. Понятно, что навещал не только я. Катю сильно поддерживали коллеги из компании «АРС», приезжали и Игорь Яковлевич Крутой, и многие артисты. Она должна была ехать снимать очередную «Новую волну», но ей предстояла операция: потребовалось вставить штифт в раздробленную руку, и оказалось, что Катя — девушка маленькая, а все бесплатные штифты слишком толстые и ей не подходят. Естественно, предложили установить швейцарский титановый штифт, но он стоил немалых денег. У меня были какие-то средства, но этой суммы было мало. И тогда совершенно бескорыстно просто вытащил деньги из кошелька и заплатил за штифт продюсер группы «Чайф» Дмитрий Гройсман, человек с огромным сердцем, за что ему вечная человеческая благодарность.
Операцию делал фантастический хирург Сергей Донченко, но травма была такой серьезной, что Кате обещали собрать руку, а вот шансов, что задвигаются пальцы, практически не давали. Но чудо произошло. Правда восстановление было долгим и болезненным.
После того как Катю и ее подругу, у которой была еще более сложная травма, выписали из больницы, я стал навещать их и в какой-то момент практически переехал жить к ним, чтобы помогать, возить на физиотерапию, на массаж, решать бытовые проблемы. Потому что Катя ходила с «куриной лапкой» — рукой, которая не двигалась, а ее подруга и вовсе была на костылях. Поступил так не потому, что я такой сердечный человек и всем готов прийти на помощь, просто на тот момент больше было некому. Середина лета в Москве, все в разъездах. Катина мама — хореограф, в это время была на гастролях. А я работал водителем, мог заезжать и оказывать посильную помощь. Все это было без трагедии, с задором, по юности весело и совсем не в тягость. Причем отношений у нас с Катей на тот момент не было, просто дружеское общение и поддержка.
После того как они с подругой восстановились, я перестал приезжать и в нашем общении наступил некоторый перерыв. Мы снова встретились, когда поехали большой компанией в Гоа.
В последующие годы объездили с Катей практически всю Индию. Побывали в северных штатах, в Гималаях, в резиденции далай-ламы, в долине Кулу у Рерихов, путешествовали по южным штатам Керала, Карнатака, Махараштра, объездили с индусским художником-камуфляжистом Кевином Максвеллом все храмы Тамил Наду, добрались даже до Андаманских островов.
Этот архипелаг находится между Индией и Таиландом. Потрясающие места с нетронутой природой, где обитают племена, которые до сих пор думают, что они одни живут на Земле. И когда видят белого человека, воспринимают его как еду. Именно на Андаманах мы узнали, что Катя беременна нашей дочерью Софией. До этого на Шри-Ланке восходили на пик Адама, эта гора признана священной тремя конфессиями. На ее вершине есть отпечаток ноги в камне. Христиане думают, что это первый шаг Адама из рая, индуисты считают, что это след Шивы, а буддисты — что след Будды. После восхождения на пик Адама, по всей видимости, к нам и «пришла» София.
История про штифт в Катиной руке, кстати, имеет продолжение. Через полтора года, когда кость срастается, титановый штифт вынимают. Из него мы сделали свои обручальные кольца. Эту историю с нашего разрешения использовали в сценарии второго сезона сериала «Сладкая жизнь», который я запускал как продюсер в компании Good Story Media, а также работал на нем в качестве музыкального продюсера.
История колец, которые появились у нас только через полтора года, лучше всего описывает то, как долго мы с Катей шли к нашей любви. Перед этим оба пережили не самые простые расставания и поэтому не спешили оформлять новые отношения. Но зато потом мы позволили себе много свадеб. Привычка жениться — это про нас.
Первый раз это произошло в Америке, некоторое время мы с Катей работали там на очень богатых людей, занимались организацией эксклюзивных мероприятий с участием российских и мировых звезд. Жили в Лос-Анджелесе, в одном из самых известных отелей Beverly Hilton, где останавливались Синатра и Монро. У нас была поездка в Лас-Вегас, где мы поняли, что вряд ли будет еще один шанс оказаться здесь на полном «все включено». И мы решили пожениться в Лас-Вегасе. Спустились на ресепшен, спросили, где можно это сделать. Нам сказали: «Если ради прикола — то где угодно, хоть за углом». Но мы хотели по-настоящему. Нам дали адрес Little Church of the West на окраине города, перед этим пришлось заехать в суд и получить разрешение на брак, который признается Женевской конвенцией. Единственным свидетелем на нашей первой свадьбе был Ираклий Пирцхалава.
Это был конец 2006 года. Затем у нас была ведическая свадьба в Индии, в Гоа, на берегу океана, с друзьями и родными. Мы оба побрились наголо. Это был необязательный ритуал, исключительно наше желание — наше обнуление, начало жизни с чистого листа. Потом мы провели свадьбу в Гималаях, но она была больше декоративной.
Наши бабушки, которые не доехали в свое время до Индии, заявили, что им нужна нормальная человеческая свадьба. Мы же не хотели устраивать банальное торжество, но нам пришлось зарегистрировать брак по российским законам, потому что мечтали венчаться. Сама роспись в ЗАГСе была номинальной, а большая свадьба состоялась уже в день венчания, девятого сентября 2007 года. Оно прошло в храме иконы Божией Матери «Нечаянная Радость» на Шереметьевской улице, это одна из немногих церквей, которые не закрывались в советские годы. Потом было празднование во внутреннем дворе Музея современного искусства на Петровке, на него пришло много друзей.
Но эта свадьба, четвертая по счету, не была последней. Мы любим жениться в разных странах, это возможность прикоснуться к местным традициям. Очередная свадьба была полтора-два года назад, по латышским традициям, поскольку лет семь назад мы стали жить на две страны. Она прошла в этнографическом музее в Риге, в национальных костюмах. А в общей сложности у нас было уже семь церемоний. Но мы не собираемся останавливаться!
В Латвию на летние месяцы я приезжал еще маленьким. У моей бабушки был рыбацкий дом на мысе Колка, который она купила в советское время, это практически пограничная зона с Швецией. После развала СССР этот дом у нас отняли, и нашей семье удалось вернуть его только в начале нулевых. Но наше нынешнее место проживания никак не связано с этим наследством. Мы обосновались в «Юрмале для местных», как ее тут называют. С одной стороны море, с другой река. Людей немного, все держат дистанцию и уважительно относятся к личному пространству. В этом смысле нам очень комфортно. Вспоминая свое беззаботное детство на Колке, в окружении нетронутой природы, я понимаю, что мы приняли правильное решение, когда купили дом в Юрмале и позаботились о детях, которые могут спокойно гулять у моря, пока все находятся в вынужденной самоизоляции в городах.
И дочь, и сына Катя рожала дома, за городом. Мы серьезно подошли к появлению детей на свет и сразу же перебрались из Москвы в область, когда узнали о первой беременности. С этим связана одна сумасшедшая история. Вернувшись из Индии, мы сняли деревянный дом недалеко от Архангельского, перевезли туда все вещи, все свадебные подарки, прожили ровно месяц, а затем на Пасху дом сгорел дотла, выгорел весь участок. Судя по всему, замкнуло старую проводку. Я чудом успел вытащить Катю, которая находилась на пятом месяце беременности, и наши документы. На меня завели уголовное дело, ведь я был арендатором и нес ответственность, а дом не был застрахован. ЧП случилось в 2008 году, в очередной кризис. Только благодаря поддержке друзей удалось выйти на мировую с хозяйкой этого дома, и еще год я выплачивал компенсацию, пока не погасил всю сумму.
После пожара мы сняли дом на Николиной Горе, в деревне Палицы. Несмотря на все потрясения, беременность и ребенок были для нас на первом месте, мы оба готовились, ходили на курсы. Был кастинг акушерок и врачей, в систему родовспоможения мы вникли досконально. Потому что с Катей решили так: если оба почувствуем, что сможем родить дома, то никаких больниц. София появилась непосредственно в Палицах, к нам приехали три замечательные женщины, наши ангелы-хранители — Оля, Яся и Катя. Это профессиональные акушерки, которые помогают появиться ребенку дома, в комфортных для матери условиях. Существует множество нюансов, очень важных в этот момент для женщины: запахи, обстановка, знакомый вид за окном, своя постель, свои стены.
Сына Платона также рожали дома. И здесь с нами тоже приключилась история. Сын родился двадцать шестого декабря 2010 года, в тот самый день, когда прошел ледяной дождь и ударили сильнейшие морозы. После того как акушерки приняли Платона, передали его нам и уехали в Москву, провода, облепленные льдом, оборвались, и у нас отключилось электричество. На улице минус двадцать пять, я пытаюсь завести дизельный генератор, но в такой мороз это не так уж просто. Помню, как со второго этажа спускается София, ей два года и два месяца, она не понимает, что происходит: дом остывает медленно, но верно, плюс хнычет какой-то новый ребенок. Нам тогда пришлось пережить небольшой дурдом, но все завершилось благополучно.
Бог наградил нас с женой красивыми и умными детьми. Как шутят друзья, наша семья благодаря Софии и Платону похожа на обложку модного каталога. У детей действительно совершенно модельная внешность. И друзья намекают, что это пора монетизировать, продвигать в соцсетях, заключать рекламные контракты. Но наша задача — дать им возможность получить образование. Искусственно подталкивать в какие-то проекты, тем более зарабатывать на этом деньги, пока они еще не окрепли, не наш метод. При этом дети сами серьезно учатся, у них все в порядке с самоорганизацией и самодисциплиной. Оба ребенка занимаются в престижной рижской музыкальной школе Эмиля Дарзиня, которую окончил Раймонд Паулс, это аналог Центральной музыкальной школы в Москве. София играет на арфе, она лауреат многих международных конкурсов в Чехии, Израиле, Италии и Швеции, победительница конкурса Михаила Казиника. Платон учится по классу ударных и тоже уже показывает первые успехи. Увлечение музыкой логично — у нас киношно-музыкальная семья, вряд ли из них выйдут физики-ядерщики, хотя мы не загадываем. Выбор профессии и призвания — очень тонкий момент, и я думаю, со временем они сами сделают его. Я видел много детей-вундеркиндов, в жизни они потом бывают не слишком счастливыми людьми, потому что у них есть внутреннее ожидание, что всегда все будет как в детстве. Я за то, чтобы люди были скорее счастливыми, чем известными и богатыми.
Так получилось, что мы с детьми не обсуждали мое прошлое, конкретно мой первый брак. Но эта информация пришла к ним без моего участия, в очень агрессивном и неприятном виде. После трагедии, случившейся с Юлией Началовой, грязь полетела не только в меня, но и в мою семью. Обошлось без слишком жестоких гонений, но была реакция и волна негатива в социальных сетях, в интернет-пространстве. Слава богу, София и Платон мудры, они знают, кто их папа, и уже понимают, что из себя представляют посторонние озлобленные люди. Детей трудно обмануть.
Но уровень неадеквата, с которым пришлось столкнуться моей семье, все равно причинил немало неприятностей. Мне все время хотелось спросить: вы серьезно, вы не шутите? Мы расстались пятнадцать лет назад, у Юлии была своя отдельная жизнь, свои личные истории без моего участия. На телевидении и в Интернете стали тиражировать слова Юлиного отца, сказанные им где-то сгоряча. Якобы я был недоволен Юлиной фигурой, из-за этого она начала пить таблетки для похудения, что и стало причиной ее проблем со здоровьем. Люди, ау, вы что? Опомнитесь!
К Виктору Началову у меня нет претензий, он потерял дочь, это колоссальное горе. Теряя близких, мы всегда хотим найти причины, по которым это произошло, и бываем несправедливы в своем отчаянии. Но у меня остаются вопросы к тем, кто раздул эту нелепую историю. Зачем? Кому от этого стало легче?
Мне было неприятно, что всю эту шарманку запустил Андрей Малахов в эфире государственного канала. Днем на одном канале он полощет грязное белье, а вечером на другом читает Евангелие. Я понимаю, что у каждого человека есть свое представление о том, что правильно и неправильно. Но я бы хотел напомнить, что те эксперты, которые давали мне оценки в публичном пространстве, мягко говоря, сами не являются образцом высоких этических ценностей. Так и хочется спросить: а судьи кто? Это люди, которые в отличие от меня не имеют ни семьи, ни представления о семье. Мне их искренне жаль, так как в погоне за дешевым хайпом они окончательно потеряли человеческое лицо.
Удивительно, что стабильность и работа в удовольствие, не только ради денег, пришли ко мне совсем не с той стороны, откуда я ожидал. Мне всегда была интересна работа в студии. Я сотрудничал со многими артистами, полностью продюсировал первый альбом репера T-killah.
В 2007 году наш с Катей близкий друг, чешско-российский режиссер Влад Ланне рекомендовал меня в качестве композитора в новый проект «Универ», который делал Семен Слепаков*. Катя была приглашена туда как телевизионный режиссер. Там я познакомился с Антоном Щукиным, он был одним из креативных продюсеров и авторов сценария и на тот момент правой рукой Слепакова. Проект снимался достаточно долго, мы с Катей тоже прониклись этой историей, присутствовали на кастингах, вместе со всеми выбирали Кузю, Аллочку, остальных героев.
После «Универа» поехали в то самое длительное путешествие по Азии, откуда привезли Софию. А в 2008 году мой друг Антон Щукин вместе с Антоном Зайцевым и Артемом Логиновым образовали компанию Good Story Media. Одним из первых ее проектов были «Воронины», адаптация американского сериала «Все любят Рэймонда». Кстати, «Воронины» внесены в Книгу рекордов Гиннесса как самая длинная адаптация в мире. Меня пригласили туда композитором, и я написал эту навязчивую, зубоскалящую мелодию, что звучит в начале каждой серии и теперь используется в рекламе бытовых средств и гаджетов для кухни.
Потом были уже «Реальные пацаны», для которых написаны несколько вещей, в том числе «Зацени, здесь реальные пацаны» и финальная тема «Колян». Изначально мы планировали сделать из этого проекта музыкальную группу, чтобы «Реальные пацаны» гастролировали с выступлениями, исполняли мои композиции. Но сериал произвел революцию на ТНТ, и стало понятно, что его будут снимать дальше. Первый пилот, если не ошибаюсь, был снят за шестьдесят — семьдесят тысяч рублей, и он же показан в эфире. Уникальный случай для российского телевидения, когда такой недорогой в производстве продукт оказался настолько успешным за счет сценария и идеи. Сейчас снят уже восьмой сезон, который я по-прежнему веду как музыкальный продюсер.
Затем совместно с компанией Good Story Media, в которой работаю как продюсер с 2012 года, были запущены и реализованы всероссийские телевизионные хиты «Восьмидесятые», «Сладкая жизнь», «Ольга», «Физрук», «Звоните ДиКаприо!» и многие другие.
Последние несколько лет я активно работаю и с полнометражными картинами. Написал и спродюсировал музыку к кинофильмам, многие из которых стали лидерами российского проката: «Я худею», «Громкая связь», «Трудности выживания», «На край света», «Год Свиньи», в данный момент занимаюсь еще несколькими проектами.
Не буду скрывать, что как исполнитель время от времени я предпринимал попытки вернуться на сцену. В 2006 году участвовал в конкурсе «Новая волна». В период с 2008 по 2014 год у меня было два коллектива — Private party Neo Jazz band и Dostoevsky inc., с которыми я выступал в основном на клубных сценах Москвы. В третьем сезоне шоу «Голос» дошел до этапа слепых прослушиваний, исполнил композицию группы Creedence Clearwater Revival «Have you ever seen the rain?». Смешно об этом говорить, но хотя всем наставникам понравилось, как я пел, почему-то никто из них не повернулся. По тем или иным причинам этот момент решили не показывать в эфире. Я совершенно без претензий, это вопрос телевизионного продукта. Для меня смысл был в том, что эфир на Первом канале и шоу «Голос» — это достойная площадка. Хотя, на мой взгляд, за все сезоны полноценно этот старт во благо обратил только Антон Беляев — Therr Maitz. Он пришел уже готовым артистом с готовым проектом и наилучшим образом смог использовать телевизионный пиар для того, чтобы построить стабильную карьеру. Не могу сказать, пойду ли я еще раз на какой-нибудь конкурс. Пока не вижу в этом необходимости. Если будут азарт и время, почему нет? Но в целом сейчас у меня хватает текущей работы, это касается и сольного проекта Lanskoy & Co., работы в кино и моей продюсерской деятельности.
Так сложилось, что сольный проект поначалу был создан из саундтреков. Поскольку моя основная профессия — вокалист, многие композиции в сериалах и кино звучат в моем исполнении. В 2016 году я написал финальную песню для третьего сезона «Физрука», это было эпохальное расставание Фомы с Татьяной. Сначала мне сказали, что нужно сделать позитивный трек, планировался хеппи-энд, но уже ближе к концу съемок создатель «Физрука» Антон Щукин принял решение: «Нет, не будем делать попсовый конец, сделаем неожидаемо и драму». Так появилась песня «Падаю», которая была номинирована на премию RU.TV. Затем я написал финальный трек для сериала «Адаптация» и песню для сериала «Филфак», которые исполнил со своим составом. Все это завершилось концертной программой, где большинство композиций — саундтреки, которые знают миллионы зрителей. Музыкальные клипы на песни к моему проекту Lanskoy & Co., как правило, снимает моя жена Екатерина, так что семейный подряд задействован в полном масштабе. А в видеоклипе «Жизнь в рассеянном свете», который в 2019 году получил главный приз на престижном фестивале London International Motion Picture Awards, Екатерина сыграла главную роль, исполнив сложнейшую хореографическую модерн-постановку.
В начале марта прошел мой большой сольный концерт в Аптекарском огороде МГУ, в зале-оранжерее среди пальм и орхидей в сопровождении малого симфонического состава. Был полный зал. Пришло много моих друзей-музыкантов, что было особенно приятно. Это стало своего рода промежуточным итогом и импульсом для нового творчества. В данный момент готовлю свежий материал для релиза. Планирую выпустить летний сингл, а основной музыкальный удар готовлю на осень.
Мне интересно сейчас наблюдать со стороны за шоу-бизнесом, от которого я перестал зависеть напрямую и соприкасаюсь с ним уже по необходимости и по своим правилам. Понимаю, что есть молодое поколение, которое относится ко мне как к ископаемому из категории «легенды ретро». Но с каждым годом все отчетливее понимаю, что очень важно быть равным самому себе. Мне не стыдно ни за один шаг, ни за одно произведение, которые я исполняю в данный момент со сцены.
Стал ли за это время шоу-бизнес чище? Вряд ли. Чистое искусство — это только музыка, а во всем, что касается бизнеса, всегда нужно быть готовым к фиге в кармане. Сейчас я смотрю на все это с другой позиции — как независимый музыкант, как продюсер. Для меня важно, что я устоял, не стал рабом, не переступал через себя, не шел на сделки с совестью. Я стал мудрее и хитрее, условно говоря, раскидал яйца в разные корзины и получаю различные способы дохода, чтобы прокормить свою семью. То есть могу оставаться чуть более свободным, чем если бы занимался только музыкой. Одна из моих целей как продюсера — помогать сейчас именно талантливым людям. Потому что бездарности пробьются сами.
Подпишись на наш канал в Telegram