Пришлось отказаться от одного большого кинопроекта, хотя предлагали главную роль и я так соскучилась по работе. За пять дней до старта дала обратный ход: «Ребята, простите, но нет...» Некрасиво поступила, подвела. Что делать, поняла, что не смогу!
— Обычно актеры не в курсе, когда на экраны выйдет тот или иной фильм, в котором они снимались. Бесполезно нас спрашивать: а когда продолжение? В моем «листе ожидания» нового года три картины. На первом месте успешные и любимые зрителями «Ивановы-Ивановы». Я присоединилась к команде уже в пятом сезоне. Характерная роль, смешная, при этом отрицательная — было что играть. Надеюсь, получилось достойно. Еще один проект — «Мур-Мур» — выйдет на канале «Россия». Съемки затянулись из-за особенностей 2020-го, но все же мы досняли. История детективная, захватывающая. И третья работа, которая меня порадовала, — это жесткая психологическая драма для одной популярной платформы. По телевизору такое точно не покажут. Одним словом, все три роли — разноплановые.
— Карина, интересно, выход на съемочную площадку и вообще работа после длительного периода карантина показались особенными?
— До карантина я находилась в декрете, работала только в театре, от съемок отказывалась, думая вернуться к ним весной. Но случилось то, что случилось, и на площадку я попала на несколько месяцев позже запланированного. Конечно, радость была. И волнение. Без него актера нет. Но в этот раз мандраж ощутила особенный. Хотя я не сомневалась в том, что профессионализм за год никуда не делся, но все равно приходилось себя контролировать, четче концентрироваться на технических моментах. Например чтобы случайно «не вывалиться» из кадра, остаться в операторском фокусе, пока твоя героиня заливается слезами и заходится в истерике.
— Шесть лет назад, в декабре 2014-го, на экраны вышел «Мажор», который принес популярность всему актерскому составу. Все три сезона прошли с высоким зрительским рейтингом. Но в конце ваша героиня погибает. Жаль, что четвертый сезон будет уже без вас.
— Я благодарна «Мажору» за то, что он был в моей жизни. Думаю, что и он должен быть мне, да и всем актерам признателен, все у нас удачно сложилось. Первый сезон оказался самым важным для меня, захватывающим, интересным по всем параметрам. Остальные два принесли меньше творческого удовольствия. Речь ни в коем случае не о любимых ребятах и всей нашей команде. Актеру интересен поиск, а все уже было придумано еще в первом сезоне: характеры, действия... Оставалось существовать в выбранном векторе, а это не очень захватывает. Удивительно, что у «Мажора» оказалась настолько долгая судьба. Мы даже не ожидали, что будет второй сезон. Не говоря о четвертом! У продюсеров были, разумеется, планы, но в их реализации сомневались. Все решил зрительский интерес.
— Какого рода популярность принесла вам Виктория Сергеевна? Признаюсь, Родионова меня как зрителя иногда подбешивала! Смотреть было интересно. Спасибо вам за это!
— И меня она бесила, в этом и состоит актерская задача: наделить персонаж характером. Были причины, почему она вела себя так или иначе, мы оправдывали ее поведение. Моя героиня сдержанная, все эмоции внутри. Люди даже стали думать, что и Карина Разумовская такая же. Это раздражало, скажу честно. Нет, я совершенно не Виктория Сергеевна!
Самое смешное, что некоторые додумались до того, что я еще и полицейский! Нередко на полном серьезе задают вопрос: как вы совмещаете работу в полиции и в театре, кино? Смешно? Значит, люди верят в существование моего персонажа. Ролью, безусловно, горжусь.
— Убить Родионову не вы, случайно, попросили?
— Я! Хотелось поставить точку. Тем более что это большая редкость в нашем кинематографе — смерть главных персонажей. Помните «Профессионала» с Бельмондо? Какой финал! Публика рыдает. Непривычно — но ведь здорово. И нас тоже обвиняли, ругали за гибель Родионовой: «Как вы могли?!» А мне кажется, это правильно. В конце концов жизнь — не сплошная карамель. Выстрел в спину в последнем кадре третьего сезона — хорошая точка. Родионова красиво умерла, а Паша Прилучный, вернее Игорь Соколовский, вроде выжил.
— «Мажор» принес популярность не только вам, но и всем вашим коллегам — теперь Обласов, Шевченко, Шведов нарасхват у режиссеров. Знаю, что вы все дружили в самом начале работы. А теперь?
— До сих пор дружны. Осталась традиция смотреть премьеру «Мажора» вместе. И в этот раз, когда вышла третья часть, мы собрались в Москве, в одном ресторанчике, нам повесили экран. Вместе поплакали над смертью Виктории Сергеевны. Это было трогательно. Крайний раз мы виделись, когда я была на девятом месяце беременности. Ребята не знали, что я в положении, поэтому страшно удивились. Причем не сразу, а лишь когда мы все стали обниматься. Живот был небольшой, и широкое платье его хорошо скрывало. Я не афишировала беременность, практически никто о ней не знал. Хотя выходила на сцену Большого драматического театра до шестого месяца.
Вы правы, нам «Мажор» дал серьезный старт. При этом никто из нас не хочет стать заложником одной роли. Именно поэтому мы сопротивлялись продолжению. При всем уважении к нашей большой и прекрасной команде не хотелось стать нескончаемой версией «Разбитых фонарей». Понимаю, что избавиться от клише невероятно трудно. Вспомните судьбу «Шурика» — мощного драматического актера Александра Демьяненко. Это оборотная сторона медали...
— Во время фотосессии вы сказали, что совсем не любите позировать и вообще не радуетесь вниманию к себе. Парадоксально, ведь в актерскую профессию идут как раз те, кто хочет о себе заявить.
— Меня начали узнавать на улице пятнадцать лет назад, после «Адъютантов любви». Популярность для меня точно не самоцель. Мы знаем тысячи примеров, когда с человеком фотографируются на каждом шагу, потому что его часто показывают по телевизору. И что? И все... Я, конечно, тоже фотографируюсь, когда просят, потому что это часть моей профессии. Иногда через силу, если замученная, невыспавшаяся. Очень не нравится, когда исподтишка снимают на детской площадке. Мы копаемся с Платошей в песке, а кто-то целится телефоном. Другое дело, если люди подходят, чтобы сказать что-то приятное: «Карина, мы смотрели то-то и то-то, интересная роль, спасибо».
Конечно, актеры — тщеславные люди. Никому не хочется потихоньку играть в уголочке. «Пусть меня услышат!» — вот чего хочет каждый из нас. А еще больше хочется задевать души зрителей, теребить, пробуждать эмоции, не оставлять равнодушными. Конечно, в большей степени это происходит в театре, но и кинематограф скажет еще веское слово.
Ехала недавно из Петербурга на «Сапсане», фотографировалась с проводницами. Мимо шел какой-то мужчина, в задумчивости постоял и изрек:
— А ты че, звезда, что ли?!
Ровно в таком развязном тоне. Хотелось ответить: «Мужчина, а вы че? Бухгалтер? Электрик?» Сказала просто:
— Нет, человек.
Он почему-то растерялся и ушел.
Вот таких встреч хочется поменьше.
— Ваш сын Платон — ему почти полтора года — уже видел маму на экране?
— Нет конечно! Дома нет телевизора, мы не смотрим фильмы с моим участием. В театре он тоже пока не был, не знает, где пропадает его мама. Надеялась перед Новым годом отвести его на нашу знаменитую «домашнюю» елку в БДТ — праздник для актерских детей, но обстоятельства 2020-го не позволили... Платон еще не знает, откуда и почему я возвращаюсь домой с букетами. «Папа!» — говорит, потому что много раз видел, как муж дарит мне цветы.
— Карина, вам можно только позавидовать: вы служите в одном из самых лучших театров страны, на площадке снимаетесь с прекрасными актерами. Вне работы общаетесь с коллегами? Или сейчас время настолько стремительное, что все бегом? Отработали — и домой?
— Театр — это моя семья, совершенно точно! Мы ссоримся, миримся, как и положено родственникам. Такого, чтобы прибежать на репетицию или спектакль и отыграв, убежать — нет. Всем до всех есть дело, в хорошем смысле слова. Например с днем рождения Платона меня поздравил буквально каждый в театре.
Когда мы возили «Пьяных» на гастроли в Таллин, эстонцы удивлялись: «Надо же! Обычно молодежь и старшее поколение после спектаклей расходятся, а вы единственные, кто вместе...» Да, такой у нас волшебный театр! И когда шестнадцать лет назад меня и еще нескольких молодых актеров приняли в труппу, буквально все «старшие» были настроены дружелюбно.
Бесконечные разговоры, споры, шутки, обмен новостями — вот что происходит за кулисами БДТ. Из гримерок не выгнать! Андрей Анатольевич Могучий, наш художественный руководитель, говорит так: «У нас у всех одна группа крови». Очень точное определение. Во время карантина БДТ проявлял сумасшедшую активность: мы выходили онлайн, пели, читали стихи, проводили концерты, записывали аудиосказки — все это не выходя из дома. Причем для того чтобы что-то записать, приходилось залезать в платяной шкаф для качественного звука. Зато представилось много уникальных возможностей. К примеру, мы с несколькими артистками БДТ пели песни Таривердиева под «минусовку». В театре проходила Неделя этого прекрасного композитора. Мне достались его «Сосны». Когда еще такое будет возможно...
На съемках тоже нередко складывается чудесное общение, особенно когда собираются актеры разных театров и начинается: «А этот спектакль ты посмотрела? А тот? Нет?! В обязательном порядке!» Радуюсь, что БДТ и «Современник» стали побратимами. Скоро московские зрители смогут посмотреть наш репертуар не приезжая в Петербург, а мы насладимся постановками «Современника» и сможем от души наговориться с коллегами.
Что касается кино, то съемочный процесс ассоциируется у меня с пионерским лагерем. Ощущение, что началась смена, на которую собралась веселая команда хулиганов. Знаете, я в профессии уже много лет. Если считать с самого первого фильма, в котором снималась ребенком, то тридцать с хвостиком из моих тридцати семи. Работа любимая и точно непростая. Тяжесть сложно измерить, потому что мы оперируем чувствами. Наши герои дружат, любят, страдают, ненавидят. Просто так, по щелчку пальцев и команде «Мотор!» не выдать нужный градус. Нас, актеров, должно что-то связывать как людей.
Поэтому когда «смена» заканчивается, грустим. В крайний съемочный день иногда даже плачем. Так в кино говорят — крайний... Хотя осенью, когда по понятным причинам бесконечно что-то отменялось и переносилось, мы говорили: «Завтра точно ПОСЛЕДНИЙ съемочный день? Никто не заболеет? Давайте уже закончим!» Но говоря о том, что актерская профессия нелегкая, имею в виду еще и вот что: мы находимся в постоянном ожидании. То когда позовут на кастинг, то ждешь решения режиссера — утвердили или нет... В театре — распределение, которое от тебя лично не зависит.
— Карина, насколько вы в себе уверены? Что дает убежденность, что вы состоялись в профессии?
— Театр конечно. Бывает, выходишь на сцену и еще слова не сказал, а уже чувствуешь — стена! Зрители не виноваты, просто у каждого свои проблемы и с последним звонком не удается их отключить, как мобильный телефон. Тогда и понимаешь, чего стоишь как артист, пытаясь разбудить зал, растормошить. Я человек мнительный, сомневающийся, меня легко обидеть. Во мне вообще много неуверенности, как в любом артисте.
Мне необходима любовь — на площадке, в театре. Если роль получается, то хорошо бы, чтобы об этом сказали режиссер, партнеры. Доброе слово — это стимул и возможность понять, что не зря бьешься головой о стену. Но получается не всегда — тогда наступает время сомнений. С возрастом их становится меньше, а по молодости казалось: я бездарь, просто никто этого не видит. Сейчас понимаю, что роль может непросто даваться, это нормально, и в этом даже определенное удовольствие — через преодоление.
— Кому не стоит заниматься вашей профессией?
— Тем, кто идет за славой и популярностью. Тем, кто может заниматься чем-то еще и получать от этого удовольствие. Кто не трудолюбив, потому что это качество не менее важное, чем талант. Здесь надо пахать. Фотосессии в красивых платьях и волшебных образах — это прилагается, но потом, в последнюю очередь.
— Что значит «пахать»?
— Когда мы смотрим на балетных, то понимаем, что за легкими па — титанический физический труд, работа с телом. А что делают актеры? Сложно объяснить... Наверное, то же самое, но только упражняются они со своей нервной системой, c психикой. Кажется, какая ерунда — эмоции! А вы попробуйте долгое время находиться в одном состоянии — страдания или радости. «Стать другим, оставаясь самим собой», как говорил Станиславский. Но нервы-то и сердце твои! И когда что-то не получается, идешь с расшатанной психикой домой и силишься не слить на домашних раздражение, досаду. Они-то не виноваты.
— А еще в творческой среде не обходится без зависти к успеху или везению другого.
— И я завидую, а как же?! Потому что живой человек, способный на разные чувства и эмоции. «Ишь ты, Шведов! Висишь на всех афишах в городе! Премьера за премьерой! Бесишь!» — написала буквально вчера Денису. Мы дружны с ним и Сашей Розовской, его женой. Думаю, что зависть моя здоровая, мотивирующая, из серии «Я тоже могу!». Другое дело: приоритеты сегодня расставлены так, что на первом месте ребенок. Платоша родился в августе, через два месяца я вернулась на сцену. А до этого, в начале осени, мне пришлось отказаться от одного большого кинопроекта, хотя предлагали главную роль и я так соскучилась по работе. За пять дней до старта дала обратный ход: «Ребята, простите, но нет...» Некрасиво поступила, подвела. Что делать, поняла, что не смогу! Сын еще крошечный, эмоционально я полностью к нему привязана, а тут смены по двенадцать часов и с собой в павильон новорожденного не возьмешь.
— В итоге хорошая получилась работа?
— А я не смотрю, чтобы не расстроиться. Шучу. Даже если сняли что-то волшебное, лишь порадуюсь за коллег. Но самое счастливое для меня время при всей любви к профессии — то, которое мы проводим с сыном вместе.
Больше чем на два дня из дома не уезжаю, несмотря на то что с июня до декабря постоянно куда-то бежала: утром репетиции в театре, днем или ночью съемки. В перерывах — домой, к сыну. Я очень боялась пропустить первое «мама», первый шаг, первое — все. Слава богу, все застала, кроме переворачивания со спинки на живот и обратно. Это случилось без меня. В тот вечер я играла спектакль и в антракте увидела сообщение от мужа с видео: «Что?! Я же уехала всего на четыре часа!»
— Что вам, артисткам, дома-то не сидится?
— Самореализация дурацкая... Выплеск энергии... Счастливая мама — счастливый ребенок, иначе никак. Профессия занимает огромную часть моей жизни, я ее люблю, вижу в ней большой смысл для себя. В начале зимы в театре состоялась премьера «В поисках утраченного времени», и следующий месяц я была дома, никуда не спешила. Уходила только иногда, на редкие нынче вечерние спектакли. Мы засыпали и просыпались вместе с Платоном. Он открывал глаза: «Мама-мама, на месте!» Это высшее наслаждение...
— Муж поддерживает то, что карьера жены не на пятом месте или десятом, а на втором, после сына?
— Конечно поддерживает. И понимает, что если посадить меня дома, для всех наступит... караул! Не то что я начну крушить все вокруг, но переизбыток творческой энергии скажется. Ее невозможно сублимировать во что-то другое.
— Как вам кажется, почему многие артистки отказываются от материнства в принципе? Зачем такая жертва?
— Это выбор, у каждого он свой. Мое позднее материнство совершенно не связано с профессией. Я ждала, пока созрею. Что-то такое внутри должно было поменяться, чтобы желание иметь ребенка стало осознанным, явным, четким. Было необходимо понять, что вот теперь я могу дать что-то важное маленькому человеку. Наверное, если такое понимание не приходит и женщина рожает несмотря на внутреннее сопротивление, может случиться страшное.
Могу говорить лишь о себе и своих ощущениях. Став мамой, я совершенно иначе увидела мир. В эмоционально новых, свежих красках. Наши взрослые актрисы говорят: «Твои Маши в «Трех сестрах» до Платона и теперь — разные люди!» Это здорово! Хотя малыш помимо радости еще и нескончаемая тревога. Я сумасшедшая мать... Не ожидала такого от себя. Думала, что буду гораздо спокойнее. Тысячу раз звоню домой, чтобы узнать, как ребенок поел, поспал, чем занимается. Если вдруг звонит муж, первая мысль: «А-а-а! Что-то случилось!» — и сердце выпрыгивает из груди.
Егор говорит:
— Успокойся! Нам весело!
— А он хотя бы спрашивает про маму?
Перед тем как уехать на работу, пишу подробное расписание домашним. Хотя муж и бабушки наверняка и без меня разберутся, что делать с ребенком. Полное погружение в жизнь сына важно скорее для меня самой. Для чего? Хочу, чтобы он не чувствовал себя лишенным матери хотя бы на минуту. Готова не спать, не есть, только бы он не плакал «Ма-ма-ма», когда я ухожу. Конечно, Платоша быстро переключается, успокаивается, но его слезы — это разрыв моего сердца.
Муж меня пытается образумить: «Сыну почти полтора года, он уже все может объяснить, чего ты волнуешься? Захочет поесть или ему станет холодно, сообщит». Так и есть. Платон еще не говорит развернутыми сложными предложениями, но абсолютно все может объяснить, по большей части жестами. На днях к нам пришла бабушка и Платоша рассказал ей последние новости: папа сломал проектор, на прогулке мы кормим голубей, а гулять любим вот там.
Когда мама позвонила:
— Карин, как включить кофемашину? — говорю:
— Спроси Платона.
Она решила, что это шутка. Но нет. Сын все объяснил: вот кнопка, огонек, перестал мигать — жми. Поражаюсь, насколько развиты современные дети.
— Когда вы остаетесь дома, как выглядит ваш день?
— Играем с Платошей, рисуем, собираем пирамидки, лепим из пластилина, из теста, перебираем крупы и кухонные кастрюльки, разные баночки. Мы вместе готовим, ему нравится смешивать, взбалтывать. Счастье, что сейчас материнство в бытовом плане куда беззаботнее, чем тридцать лет назад, когда я была маленькой. Стиральные и посудомоечные машинки, пылесосы... А как прекрасен робот! Уходим на улицу валяться в снегу, а он сам убирается. В пору моего детства мама не радовалась, когда я хотела ползать на животе по грязной траве. И это понятно... Как и чем отстирывать, где покупать новое? А я сохраняю полное спокойствие: да пусть носится по лужам, валяется в грязи — он же познает мир.
— И телефон в этот день убран? Или все же выходите в Сеть?
— Да что вы?! Обычно я даже не знаю, где мобильный вообще, что расстраивает моего мужа, он не может дозвониться. Вспоминаю, только когда сын просит позвонить папе по фейстайму. Это единственная причина, чтобы я взяла трубку.
— С Егором вы — бывшие одноклассники, но связали свои судьбы всего несколько лет назад. Не обидно, что сразу не рассмотрели парня?
— Я рассмотрела, мы ведь встречались. А потом расстались. Так сложилось... Ни о чем не жалею, потому что если бы мы попытались создать семью тогда, еще в юности, то возможно, не пришли бы к сегодняшнему дню. Оба были совершенно другими. Конечно, судьба существует. Ведь мы не виделись с Егором несколько лет, случайно списались в соцсети и — все.
— Многие женщины уверены, что их мужчины должны зарабатывать в разы больше. Ни в коем случае не вровень и тем более не меньше. А вы?
— Нет, для меня это не имеет значения. У кого есть возможность заработать, тот пусть это и делает. Мы — семья, вот и все. И муж — глава семьи. Потому что я ощущаю себя — за мужем. При этом мне все-таки важно быть финансово независимой. Я знаю, что и сама могу заработать. При этом ради хорошей роли готова сниматься за три копейки. А за плохую не возьмусь даже за большие деньги. Это мое давнее убеждение.
— Муж далек от искусства?
— Он человек творческий, но занимается бизнесом. Мой муж самый прекрасный мужчина на свете. Это правда! Он может все! Егор рациональнее меня, мудрее. Иногда эмоционально взорвусь: «Нет, не хочу, как ты предлагаешь». А потом сяду, успокоюсь, обдумаю: а ведь прав муж... Прав!
Он мой домашний психолог. Когда эмоции зашкаливают, Егор быстро все раскладывает по полочкам и я успокаиваюсь.
У мужа великолепное чувство юмора и бесконечная доброта. А еще в нем есть уважение к семье, женщине, надежность, преданность. Очень хочу, чтобы эти качества перенял наш сын.
— Карина, о чем попросили Деда Мороза?
— Кажется, будто хочется чего-то особенного, чтобы стало легче, проще, счастливее. А потом задумаешься: а в чем конкретно? И понимаешь, что в общем-то все и так хорошо. Пусть так и остается. Но с другой стороны, мечтать умею, желаний у меня много — пусть исполняются!
Редакция благодарит за помощь в организации съемки Центр океанографии и морской биологии «МОСКВАРИУМ» на ВДНХ.
Подпишись на наш канал в Telegram