Сначала я научилась мечтать, а потом попала на большую сцену. Сколько себя помню, постоянно торопила время, мне побыстрее хотелось вырасти и стать независимой. Оканчивая школу, устроилась работать в компанию сетевого маркетинга, специализировалась она на продаже бадов.
— Не заработала ни копейки, но именно там научилась мечтать. Мы по два часа сидели в офисе и составляли «карты желаний». Ты должен сформулировать, загадать и визуализировать свои мечты. Записываешь, сколько это будет стоить, место и дату, когда все должно случиться.
Свое желание — попасть на телевидение — я обозначила датой тридцать первое мая 2006 года. В Беларуси как раз в это время проходил отбор на конкурс молодых исполнителей «Звездный дилижанс», куда по результатам голосования, которые были озвучены тридцатого мая, я не попала. Но ровно в полночь мне позвонил Александр Тиханович, который позже стал для меня вторым отцом, и сообщил, что одной из конкурсанток родители запретили участие в проекте, поэтому ее место займу я. Это мистика, но как я и загадывала, моя мечта исполнилась тридцать первого мая.
Чудеса случаются, когда ты этого действительно хочешь. Тогда же я впервые почувствовала, что такое слава. Моя семья жила в небольшом городе Чаусы Могилевской области. Денег ни у кого не хватало, сколько себя помню, соседи друг другу переодалживали до зарплаты, это нас тоже объединяло. Соседи знали, что у нас один ключ на всю семью, и он всегда под ковриком (ключи все теряли, кроме мамы, а сделать новый было неслыханной расточительностью), да и мы не переживали, что кто-то чужой откроет, потому что брать там было нечего. Для того чтобы проголосовать за участников «Звездного дилижанса», нужно было заплатить за каждое эсэмэс, а это было недешево. Потом я узнала, что за меня голосовал весь город, причем по несколько раз. Ко мне на улицах подходили люди и говорили: «Я за тебя ползарплаты отдал, но не жалею. Потому что ты наша девочка, а для своих нам ничего не жалко!» Вот тогда я и поняла, что такое настоящая слава, любовь и поддержка. Именно поэтому Чаусы навсегда останутся моим городом с моими людьми. А главное, я поняла, что сцена — это мое место.
— Катя, когда вы впервые попали на сцену и кто занимался вашим творческим воспитанием?
— На сцену я попала еще до рождения. Мама работала в детском саду. Не знаю, как сейчас, но раньше воспитатели должны были участвовать в различных концертах, устраивать творческие соревнования. Я постоянно слышала о том, что нужно отстоять честь детского садика. Мне это нравилось! Так вот, наша мама принимала участие во всех подобных мероприятиях, даже во время беременности. Накануне родов выходила танцевать с хороводом, живот прикрывал широкий сарафан.
Когда мне было девять месяцев, она обратила внимание, что я танцую в такт музыке из программы «Спокойной ночи, малыши!», и поняла, что у дочери есть слух и чувство ритма. В пять я подошла к телевизору, показывали «Песню года», повернулась и сказала: «Мам, а как я буду с ними стоять на сцене, они же такие красивые?» То есть у меня с раннего детства было четкое ощущение, что буду стоять на сцене с артистами. Я всегда была очень странной, но с веселым нравом, поэтому избегала наказания за любой свой проступок, все переводила в шутку. За что наказывать, если вокруг все ржут?! Ну что с меня взять, артистка!
В пять лет попросила маму отвести меня на танцы. Потом уже сама пошла обучаться игре на фортепьяно и в художественную школу. Четыре года отучилась в музыкалке, а потом началось академическое пение. Меня готовил потрясающий преподаватель Анатолий Михайлович Остафийчук. Он остался жить в нашем городе, так как встретил там свою любовь и женился. Но это человек, рожденный для больших городов, — творец, писал сложные партитуры для оркестров.
Во мне он нашел отдушину, а я в нем. Не могу сказать, что пела как Нетребко, но Анатолий Михайлович надеялся, что буду поступать в филармонию. Он очень расширил мой диапазон, вытащил наружу вокальные резервы и показал, сколько во мне потенциала. Потом начались конкурсы, где пела поп-песни, и я ушла от классического звучания. На конкурсы отправляли преподаватели, потому что мама работала на четырех работах, а бабушка жила в деревне и отвечала за то, чтобы у нас не было перебоев с поставками молока, яиц и овощей.
Мы каждые выходные приезжали к ней и чесали пешком пять километров через лес, зимой это еще то было испытаньице. Помню, когда мне было лет шесть, танцевала для бабушки, а она только что пришла с поля, лежит уставшая и аплодирует одной рукой, похлопывая себя по бедру. Я закончила, выхожу на поклон, тут бабушка поднимает голову и дает мне очень важный совет: «Никогда не выступай бесплатно!» Думаю, и она понимала, что я буду артисткой. Это удивительное чувство, когда женщины твоего рода верят в тебя и поддерживают.
— Я так понимаю, мама растила вас с сестрой одна. А как же папа?
— Мама много работала: воспитателем в детском саду, преподавала ритмику в школе, занималась калланетикой — соединила дыхательные техники и помогала людям похудеть. При этом у нас никогда не было денег. Город маленький, платили просто копейки. Папа уезжал на вахту, возвращался спустя несколько месяцев и привозил, например, две пары кроссовок, ананас, нарезку колбасы и цветы. Романтик! Мама рыдала над этим букетом, понимая, сколько можно было купить нормальных продуктов. Так как денег катастрофически не хватало, питались мы едой, которую она приносила из детского садика.
Наш сосед, возвращаясь с вахты, привозил компьютер, видик, фотоаппарат, а папа... собаку! Собака, ананас, цветы, колбаса на два дня... Конечно, никто таких широких жестов оценить не мог, и он обиделся. Раньше я злилась, осуждала отца за холодность, за то, что не участвовал в моей жизни. Он никогда не знал, сколько мне лет, в каком классе учусь, у нас не было ни одного разговора по душам. Мы не делились чем-то важным и сокровенным друг с другом. Однако в какой-то момент я поняла, что мы часто обесцениваем своих мужчин.
Танго танцуют двое, а отец возвращался туда, где его не уважали. Он пытался выколачивать любовь своеобразно — кулаками в стену. Изо всех сил пытался обратить на себя внимание, хотел, чтобы им восхищались, но при этом ничего не делал. Родители никогда не разговаривали, поэтому в моей семье есть правило — все обсуждать и ничего в себе не копить. Они же накапливали обиды и претензии, пока те не превращались в неразрешимую проблему, и тогда уже происходили схватки...
Есть истории, которые отпечатываются в нашей памяти. Например мне из детства запомнился такой эпизод: сижу на полу, делаю уроки. Вдруг слышу крики и не понимаю, что происходит. Два взрослых человека бегут через всю квартиру друг за другом, распахивается дверь, папа заглядывает в комнату, а у него лицо в крови, как будто кошка напала, — следы от когтей с одной стороны и с другой. Мама бежит к двери, там закрыто, и я вижу, как она быстро сползает вниз и группируется, сжимаясь в клубок. Я бегу к ним! Вряд ли папа ее ударил, я такого не помню. Но думаю, у него и не получилось бы. Мама всегда была физически сильнее, он бы не справился.
Еще помню, как мама много лет стояла в очереди за возможностью подключить домашний телефон. Она сама купила телефон, зеленый такой, я еще с ним играла, представляла, что он звонит, а я аллокаю туда, и наконец он зазвонил! Папа знал, как маме тяжело дались эти подключение и возня с бумажками и ожиданием. Он, когда выпивал и требовал внимания, пытался перерезать телефонный провод ножом. Мама превращалась в ниндзю и всегда отбивала телефон. В буквальном смысле. Моя спортсменка-комсомолка просто вынуждена была быть такой сильной, смотрю на нее и не представляю, откуда в ней оказывалось столько сил.
Говорят, что отсутствие ссор и конфликтов в семье — это ненормально, так как дети должны учиться справляться со стрессовыми ситуациями. Буквально на днях обсуждали это с Леней: мол, нам придется учиться ссориться, как-то искусственно создавать конфликт. Дело в том, что мы всегда разговариваем спокойно и даже голоса друг на друга не повышаем. Удивительно, что моего мужа зовут Леня, как и моего отца, он тоже Скорпион и родился в год Собаки, но это два совершенно разных человека.
В начале наших отношений я повысила на него голос, а он очень сильно понизил свой и почти шепотом сказал: «Больше никогда так не делай, хорошо?» — так по-доброму, но я почувствовала волевой характер. Это было в первый и последний раз. Я поняла, что крик унижает человека, можно сказать все что угодно, но тихо, вас лучше услышат. Каждый раз, когда на Леню повышают голос, он свой понижает настолько, что все замолкают, чтобы его услышать. При этом у него сильнейший внутренний стержень. Его всегда все слушают, его хотят слышать. Люди подстраиваются под энергию этого человека. Например в его окружении никто никогда не ругается матом, потому что он этого не делает.
— Как расставание родителей повлияло на вашу жизнь?
— Сейчас, спустя время, я только учусь признавать заслуги мужчины, не обесценивать его. На самом деле у нас в роду все женщины были слишком сильными: бабушка, прабабушка, мама не надеялись на мужчин! Они всегда рассчитывали только на себя. Моя прабабушка управляла большим хозяйством в своем доме, там собирались женщины: ткали из льна, шили, мастерили корзины, а мужчины все это отвозили и продавали на рынке. Когда умер ее муж, она наняла помощника, а потом взяла его в мужья, парень был младше нее на тридцать лет. Представьте, как это выглядело в те времена! Но она была настолько самодостаточной, что не боялась осуждения.
В деревне еще два поколения вспоминали ее как харизматичную талантливую женщину с красивым голосом. К ним приходили послушать, как она поет.
Моя бабуля потеряла единственную любовь на войне и вышла замуж за мужчину, который помог отстроить ей дом. Для таких женщин любовь — зависимость, без которой можно прожить, самой со всем справиться. Бабушка выбрала одиночество, чтобы не терпеть измен, ведь тогда было сложное время, послевоенное, мужчин мало. Я перегрузила в себе это ощущение и считаю, что мужчина должен быть твоим партнером, равным! Если ты считаешь себя сильной, мечтаешь о полетах, просто нужно найти человека, равного тебе по духу, у которого есть крылья.
Сердце подскажет, конечно, если ты сама себя любишь, работаешь над собой, изучаешь и слушаешь свое тело. Моя мама настолько разочаровалась в мужчинах, что так и не смогла больше выйти замуж, она мужчин ненавидела. То есть отец причинил ей такую боль, что она не верила в то, что может быть по-другому, и посвятила свою жизнь детям и внукам. Мы десять лет прожили вместе: Леня, я и мама. Путешествовали, открывали новые места, возили ее в Таиланд, Париж, в Италию, на Бали, на Тенерифе. Только спустя время она начала потихонечку доверять Леониду, увидев и убедившись, что это мой человек, что между нами действительно есть любовь. Это первый мужчина, которому удалось растопить ее сердце и душу.
Мои родители по сути никогда и не были вместе. Папа приезжал нечасто, и нам с сестрой не хватало его внимания. Я очень тосковала, спала в обнимку с его носками. Когда были маленькими и отец возвращался с вахты, мы прыгали на него, обнимались. Этих эмоций от встречи хватало до следующего приезда. Хотя пока он находился дома, мы не очень-то и общались. Во время одной из командировок умерла его мама, приехать на похороны отец не успел, вернулся только через месяц. Мы как обычно бросились к нему на шею, а он нас сбрасывает, показывая, что ему сейчас не до нас. Я вроде бы понимала, насколько ему тяжело, но в моей детской голове навсегда отпечаталось, что прыгать и обнимать отца нельзя, папа нас больше не любит...
После школы поступила в Минский БГПУ имени Максима Танка, получала образование журналиста, филолога белорусского языка и белорусской литературы, параллельно участвовала в проекте «Звездный дилижанс». Это был самый жесткий период в моей жизни. Мама давала деньги на институт и на то, чтобы я сняла комнату. Иногда у меня это получалось, иногда комната оказывалась занята, другие были не по карману. Иногда я тратила выделенные деньги на джинсы или какую-нибудь тушь для ресниц.
Кстати, Вселенная меня не оставляла — я могла на улице найти двадцать тысяч белорусских рублей. Этого хватало на овсяные хлопья, морковный сок и три кубика бульона — мой рацион на неделю. Ночевать часто приходилось на улице. В это же время мой папа жил в Минске с другой женщиной. Было стыдно к нему обратиться, но я пару раз позвонила и сказала, что мне негде ночевать, на что он ответил: «И что? Я тебя должен к себе привести?» Для меня этого было достаточно, чтобы почувствовать себя преданной.
Какое-то время я жила у участницы «Звездного дилижанса», пока у нее были гастроли — она после конкурса заключила контракт с продюсером. Мне казалось, что жизнь просто катится под откос. Потом снова была неделя, когда нужно было заканчивать сессию и сдавать экзамены, а я на улице и денег нет. У мамы просить совестно, она и так отдавала мне почти все! Я очень доверяла людям, мне казалось: ну я-то точно не пропаду.
Помню, что могла познакомиться с ребятами на улице, они звали меня к себе переночевать, там большая компания, а я сидела в углу и готовилась к экзамену. Правда не всегда это заканчивалось хорошо. Однажды познакомилась с таксистом, «классным» дядькой лет сорока. Общались несколько дней, он катал меня рядом с институтом, каким-то своим казался. Рассказала ему, что мне негде ночевать, он предложил поехать к нему: мол, вечером друзья придут, молодая пара, можно вместе посидеть. В квартире действительно были парень с девушкой, они казались такими счастливыми, сидели за столом, пока я на коленках писала реферат.
Потом пришло время ложиться спать, хозяин ушел в свою комнату, а нам постелил на полу на кухне. Мы еще болтали, смеялись... Думаю, таксист рассчитывал на нечто большее, чем просто посиделки за столом, а потом почувствовал, что из-за разницы в возрасте наша компания отделилась от него, и начал злиться. Когда мы уже укладывались, а все это сопровождалось смехом, он зашел на кухню, включил свет и со злостью начал кричать: «Выметайтесь все отсюда! — Смотрит на меня и продолжает: — А тебе я сейчас оторву голову и буду играть ею в футбол!»
Он так орал, что я ни секунды не сомневалась в его намерениях воплотить угрозу в жизнь. Просто киваю головой, давая понять, что я его очень хорошо понимаю, а глазами пытаюсь найти чемодан и обувь. Не знаю, каким чудом нам с девушкой удалось оттуда сбежать, в итоге в четыре утра мы оказались вдвоем на улице, потому что друг девушки решил остаться ночевать в той квартире. Вот и вся любовь. Пам-пам-па-а-ам! Я тогда схватилась за голову и сказала себе: «Ну какая же я дура! Больше никогда в жизни!»
Спустя некоторое время Валентина, папина женщина, узнав о моих скитаниях, позвонила и сказала, что у них есть свободная комната, пригласила к себе. Женщина оказалась очень хорошей и доброй, я приняла ее предложение. Валентина работала на стройке маляром. Там встретила отца: он заболел и валялся на каком-то жалком матрасе с температурой сорок. Забрала к себе, выходила. К сожалению, она умерла. Когда я останавливалась у них, с отцом мы особо и не общались, было ощущение, что он вообще ничего не решает, но кажется, у них были теплые отношения.
Сейчас папа живет в нашей квартире в Чаусах. Три года назад я приезжала в Могилев, позвонила предупредить, что завтра приеду навестить его. Как обычно, он меня не узнал, только после того как представилась Айовой, наконец понял, кто звонит. Он не идентифицирует меня как свою дочь Катю Иванчикову. Зато уважает Айову, она для него много значит. Узнав, чей он отец, ему дают работу, прощают какие-то ошибки и слабости. Он как человек бесхитростный честно признался, что я незримо давала ему шансы, моя слава помогает.
Так вот, выяснив, кто звонит, папа пообещал встретить меня, пораньше уйти с работы... Приезжаю — дверь закрыта, в квартире темно. В городе у меня никого нет, я же специально к отцу приехала, а он забыл! Забыл! Оказалось, с соседом пиво пьет. Приходит домой, видит меня и удивленно восклицает: «О! Айова! А где Наташа, которая мне вчера звонила?» То есть он и накануне не понял, что это я. Был уверен, что сестра приехала. Всегда был рассеянным... В принципе, чувствует себя хорошо. Вернулся в родной город, к своим близким друзьям и кумовьям. Я уже прошла все стадии принятия, поняла, что родители — это просто люди и они не должны быть идеальными. Мой папа обычный нереализовавшийся мужчина, у которого были свои мечты — он пел в хоре, пока не начал ломаться голос.
У меня есть правило: если кто-то лучше меня в чем-то разбирается, я делегирую ему эти обязанности. Например вам же необязательно разбираться в медицине, потому что есть люди, которые умеют лечить. Если бы папа зарабатывал деньги, купил квартиру, обеспечивал всем необходимым, я бы никогда не научилась зарабатывать сама, ни в чем бы не разбиралась, не вела свой бизнес. Всего добивалась сама, поэтому знаю, как нужно работать, продвигать проекты, продюсировать и создавать песни...
Я ходила к психотерапевту и выяснила, что у папы есть некоторые черты, присущие женщинам, и они передались мне. Если бы не его смягчающие качества, я была бы суперсильной женщиной, тираном, которая подавляла бы всех мужчин вокруг. Мы же знаем много сильных женщин, которые состоялись, но они одиноки. Им сложно найти человека, который был бы сильнее. На самом деле это неумение позволять себе быть слабой. Не доверяя мужчине, ты мешаешь себе быть счастливой. Если еще, как и меня, девочку отверг отец, она ищет мужчину, но всегда сомневается, нужна ли ему.
Мне пришлось долго сражаться с этим чувством. Леня терпеливо ждал, пока я расслаблюсь. Все время казалось, что я должна заслужить любовь, быть хорошей девочкой, угождать и ни в чем не отказывать. Потом поняла, что для каждого из нас самый главный человек — он сам. Если мы будем счастливыми, излучать энергию спокойствия, людям будет хорошо с нами и не нужно будет никого удерживать. Если тебе интересно с собой наедине, ты слышишь себя, свои «хотелки» воплощаешь в жизнь и кайфуешь, люди захотят быть рядом с тобой и так же заразительно гореть.
— Вы были свободным подростком, тусовки не затягивали?
— Я много работала. Тусовки меня скорее разочаровали. Появляется компания в твои четырнадцать-пятнадцать лет, и кажется, что тебя окружают только друзья. Но я очень быстро поняла, что за спиной ребята, как правило, надо мной смеются. У нас не было денег на хорошую одежду, я носила попеременно две пары джинсов, которые со временем протерлись между ног. Но голь на выдумки хитра, пришлось решать эту проблему подручными средствами. Сшила себе юбку из старых штанов, которую носила поверх джинсов. Кто-то говорил «Вау!», а кто-то осуждал.
Да и я была так себе другом, жила на своей волне, вечно куда-то опаздывала. После школы мчалась на танцы, на музыку, в художку, потом нужно было делать уроки и спать. Зато мне можно было все! С двенадцати лет свободно ходила на дискотеки. Всех остальных сверстников забирала полиция, сообщали родителям, что дети после двадцати двух часов на улице, а меня вообще не замечали. Я тихонько ликовала — мечтала об этой свободе. Как бы говорила своим поведением: «Доверяйте мне, и я плохого не сделаю». Когда мне было лет шестнадцать, сверстники только начали интересоваться танцами, а мне это все уже надоело.
С пятнадцати лет я самостоятельно начала ездить в Могилев на попутках. Мама каждый раз переживала и молилась, чтобы со мной ничего не случилось. Недавно я у нее спросила, как же она не боялась отпускать меня. Мама ответила: «Я видела, что ты адекватная. Все, что делала, ты делала для чего-то, у тебя были мотивы. Ты все понимала и просчитывала ходы наперед». Я сама ездила на конкурсы, подавала заявки. При этом подрабатывала — разрисовывала вещи. У меня была цель зарабатывать деньги, быть независимой, а еще хотела, чтобы мама к пятидесяти годам перестала работать. Я этого добилась.
— Разве после появления на телевидении в «Звездном дилижансе» не пришла слава, а вместе с ней и возможность зарабатывать?
— Многие конкурсанты идут на такие проекты с уверенностью, что это их последний шанс, который станет толчком в будущее. Но важно понимать, что это всего лишь ступенька. Все эти проекты выполняют свои задачи, организаторам нужны рейтинги, и, соответственно, тебе говорят, как ты должен себя вести и что петь. Я стала популярной на своем уровне — в Могилеве, иногда меня узнавали в Минске. Хотя ощущение, что узнают, было всегда, мне этого хотелось. У всех бывает по-разному.
Иногда на артиста падает популярность, к которой он не готов, люди от этого страдают, условно меняют внешность, надевают кепки, очки, прячутся от любопытных взглядов. Я так никогда не делала. У меня есть способность: если я энергетически открыта, ко мне подходят люди, с удовольствием фотографируюсь с ними. На отдыхе, напротив, закрываюсь, сливаюсь с толпой, хожу в грязных шортах с грязными от песка коленками и даже не думаю о том, что меня кто-то может узнать. Такое ощущение, что во мне живет несколько личностей.
После «Дилижанса» я не «бомбанула», а тех, кто смог это сделать, разобрали продюсеры. Они на своем уровне понимают, как продвигать артистов, меня минула сия прекрасная чаша. Мой первый продюсер — мой муж. Он подавал свои идеи и поддерживал мои. Плюс он очень талантлив, мне даже пришлось прокачиваться до его уровня, но чему-то и я его учила.
В тот момент я училась, работала и искала своих музыкантов, чтобы создать группу. Когда трудилась в сетевом маркетинге, ко мне подошел сотрудник фирмы и спросил: «Ты же поешь? Можешь мне записать бэки?» Он сразу понял, что я пою, это понимали все в фирме. Знаете, есть такие люди, которые постоянно поют: вот идет человек по коридору и внезапно начинает что-то напевать — это про меня.
Парню я не отказала, благодаря чему познакомилась со своим первым аранжировщиком, который жил в Могилеве. Мы записывались у него в квартире, а там постоянно толклась толпа музыкантов. Неизбежно познакомилась с группой «Тритон», которая играла тяжелый рок. Они сказали: «Какая ты Катя? Ты IOWA» Тогда как раз вышел альбом метал-группы Slipknot — IOWA. Вообще, эта аббревиатура расшифровывается как «правду не скроешь», но мне нравится дословный перевод «идиоты ходят по кругу» — Idiots Out Walk Around. Это о том, что люди постоянно повторяют свои ошибки. С тех пор прозвище плотно за мной закрепилось.
Началась тусовка по-настоящему моих людей, иногда я даже не знала, кто мне в демку прописал гитару или клавиши. Я записывала демоверсии будущих песен на синтезаторе, кто-то слил их в Интернет, а местное «Наше радио» ставило их в эфир, объявив меня как молодую певицу Айову. Кстати, когда я создавала свою «карту желаний», загадала: хочу, чтобы меня называли белорусской Земфирой. Исполнилось! Первые интервью выходили с заголовками: «Белорусская Земфира живет в Чаусах». Но спустя время это начало меня сильно напрягать, я поняла, что хочу быть собой, найти свой стиль.
Не переставала писать песни, а в 2008 году попала в мюзикл Ильи Олейникова «Пророк». Он искал артистов в Беларуси. Тогда случился переломный момент: пришла я туда одним человеком, а пройдя испытания, стала совершенно другим. На кастинг приехали около восьми тысяч человек, в итоге остались сто лучших. Кастинги продолжались несколько дней, я появилась там в последний момент, причем выглядела очень странно: в каком-то полупрозрачном наряде, на плече лисий мех. Подсела к компании восьми ребят, прошедших в этот день отбор, закинула ногу на ногу. Слабоумие и отвага! Там же были профессиональные артисты — кто-то поет, кто-то танцует, а я просто приплелась в конце дня и уселась с победителями.
Режиссер-постановщик Януш Юзефович был в шоке от такой наглости. Подходит и спрашивает:
— Ты цо, девочка? Кто такая?
Отвечаю:
— Пришла вот в мюзикле участвовать, хочу петь у вас.
Он приглашает меня к фортепьяно, прошелся по клавишам, а я повторяю все ноты и получаю приглашение назавтра приехать в Минск. Думаю, мне просто повезло встретить Януша в тот момент, когда он устал от просмотренного числа людей, а тут пришла какая-то наглая девица с лисой на плече!
Так началась моя первая серьезная работа. Этапов было много, и большая часть артистов отсеивалась. Меня сразу невзлюбила хореограф, потому что я танцевала и с профессионалами, и с непрофессионалами. Я многому училась, но не посвящала этому жизнь. Например чувствую тело, но не чувствую ось. Профессионалы сразу видят, что ты задницу отставляешь. Но я никогда не боялась быть смешной, кривой и косой. Танцую и чувствую, как раздражаю педагога. Зато работала по двенадцать часов в сутки — за себя и за того парня, потому что если ты вдруг что-то не можешь усвоить, тебя сразу отсеют.
У меня мышцы выросли как у Шварценеггера, на ногах и руках «банки», а на животе восемь кубиков. Мы ели в одно и то же время, пили, пели и танцевали. Работали на износ, у некоторых просто вылетали голоса. В этот момент нам могли сказать: «Научитесь за две недели танцевать степ? Кто научится, тот останется». По ночам после репетиции я изучала степ — уж очень хотелось остаться. В итоге получила одну из главных ролей и три раза в месяц летала в Питер на выступления. Это изменило меня. Я же привыкла быть индивидуальностью, а здесь училась работать в команде, с коллективом. Важно быть уникальным, но еще важнее иногда уметь вливаться в общий хор, быть частью большого проекта. Мюзикл научил меня не высовываться — в хорошем смысле. Играть свою партию в компании талантливых артистов и быть частью одного большого процесса.
— При такой активности когда вы успели встретить Леонида и наладить личную жизнь?
— У него была группа Carpen Diaz. Кстати, их альбом продавался в Америке, собственно, за счет отчислений от продажи потом и жили. Мы вместе выступали на одном из рок-концертов. Нас познакомил общий друг, я просто сказала «Привет» и отвернулась. Он был очень красивым, похожим на сиамского кота. Выглядел необычно, делал себе прическу огнем — поджигал волосы и ставил ирокез, то есть абсолютный псих! Мне казалось, что ему должны нравиться высокие длинноногие блондинки, поэтому даже не подумала, что может заинтересоваться мной. Он в свою очередь подумал: «Вот это наглость! Вот это самомнение!»
Через некоторое время, когда я была на гастролях мюзикла, мне звонит аранжировщик и сообщает, что нашел гитариста. Это был Леня. Приезжаю в Могилев, звоню ему — не отвечает. Оказывается, у него на тот момент была депрессия из-за распада Carpen Diaz. Раз на двадцатый мне все-таки удалось с ним связаться и договориться о встрече. Приехала в репетиционный зал со своим парнем Сергеем. Заходим, и в голове четко слышу свой голос: «Он меня отсюда увезет». Леня берет гитару и начинает играть ту музыку, которая нравится мне. Я четыре года искала музыкантов, а тут в одно мгновение произошло что-то невероятное. Он играет музыку, я на ходу сочиняю песни и пою. За несколько секунд мой парень, с которым мы были вместе три года, стал мне чужим человеком, а абсолютно чужой — самым близким.
Когда возвращались с Сергеем домой, он устроил скандал: «Как ты себя вела?! Что ты себе позволяешь?!» На самом деле сложно передать словами, как я себя вела. Чтобы понять, нужно было там находиться. Это было похоже на столкновение двух планет. Если бы рядом была электростанция, она бы взорвалась. Мы просто смотрели друг на друга не отрываясь, для меня в помещении был только один человек. Эта энергия окутала все вокруг, и все всё поняли. Мы были вместе с первой секунды, но еще полгода не признавались в этом даже друг другу. Не встречались, даже за руки не держались. Я оставалась ночевать у Лени дома, его родные говорили: «Все понятно». Мы же считали себя просто приятелями, коллегами.
Даже спустя несколько месяцев я не подпускала его к себе, и это был правильный ход. Дело в том, что до меня у него было много девушек и друзья были уверены, что я одна из... Никто не верил, что это надолго, поэтому они не воспринимали меня всерьез и не впускали в свой круг, а я не понимала почему. У Лени в окружении много верующих людей. Он долго занимался благотворительностью, помогал церкви и малообеспеченным семьям. Кстати, он тоже переживал, что у него много девушек, но не может найти свою. За время, что я не подпускала его к себе, успел многое обдумать и понять.
Практически сразу после нашей встречи я рассталась с Сергеем. Это была настоящая трагедия, потому что мы и до этого пытались расходиться, но он рассказал, что ему когда-то цыганка нагадала три любви и если он потеряет последнюю, счастлив уже не будет. Я была последней, поэтому он очень долго пытался удержать то, чего давно не было. Самый страшный момент, когда я приехала к нему забирать вещи. Глядя на меня, Сергей поднимает кулак и со всей силы бьет в зеркало. Я от страха выбегаю на улицу, он несется за мной босой по снегу, падает на колени и просит остаться. В такие моменты ты не понимаешь, как поступить, тебе страшно. Но я знала, что ничего склеить уже нельзя. Вот впервые за много лет вспомнила Сережу, надеюсь, у него все сложилось хорошо и он вопреки предсказаниям встретил свою настоящую любовь.
— Вы создали с Леней группу. Как складывалась ваша карьера в Беларуси?
— Выступлений у нас не было. Мы создавали свою музыку, репетировали каждую неделю. Нам предлагали уехать в Дубай работать, но не сложилось. Потом Лене предложили отправиться на гастроли с одной известной группой, но несмотря на то что у нас совсем не было денег, он отказался. У этого человека есть понимание, куда нужно двигаться, даже если это не будет приносить доход. Плюс к этому он был уверен, что мы обязательно выстрелим, а я всегда верила его уверенности. Мы просто шли каждое утро на репетицию, а ночью возвращались домой. Наш басист, который был хранителем местного Дома культуры, имел ключи от репетиционной точки, поэтому была возможность ежедневно до поздней ночи репетировать бесплатно.
Жили мы в комнате общежития, которая принадлежала Лениной маме. Конечно, были моменты, когда засыпали голодными, зато веселыми. Подкармливал нас его друг, которому мы потом помогли окончить духовную семинарию. Удивительный человек, он служит священником и делает большую благотворительную работу. Сам выбрал этот путь — трудиться в дальних деревнях, где хоронит бесплатно бабушек, оставшихся в одиночестве, помогает им завершать земной путь. Тогда он еще был просто классным компьютерным мастером и служителем в церкви, очень нам помогал, потому что работы у нас не было, концертов тоже. Дело в том, что в Беларуси существуют только государственные концерты и чтобы в них участвовать, нужно петь их песни, а нам хотелось исполнять свою музыку, которую не принимали ни на телевидение, ни на радио.
Периодически я летала в Питер для участия в мюзикле. Мне безумно нравился этот город, и однажды зимой я предложила своей группе:
— Ребята, а давайте переедем в Питер?!
Те ответили:
— Да-а-а! Давай.
При этом ни у кого не было ни копейки. Еще у меня появилась жуткая проблема: на третий день пребывания в Питере начиналась мигрень, которую невозможно пережить. Такие ощущения, как будто цепь из головы достают. Нормальный человек поймет, что этот климат ему не подходит, а я решаю переехать. И конечно, у меня начались страдания, особенно летом — я превращалась в старушку. Мы могли идти по городу, заглянуть в ближайшее кафе, где я ложилась к Лене на колени и бездыханная спала часа два. Невозможно было пошевелиться. Но я никогда не сетовала на Питер, просто пережидала. Этот город меня не принимал и в то же время принимал. Он всегда давал нам шанс.
Когда мы приехали на первый концерт, ко мне подошли девочки, которые случайно забежали туда и влюбились в нас. Спросили, где живем, а когда узнали, что нигде, предложили остановиться у них. Мы еще в Могилеве записали песню «Весна», вывесили ее в популярной соцсети и стали ждать. Нам написал организатор концертов, не знаю, на что он надеялся, потому что ему пришлось потратить больше денег, чем заработать. Он оплатил нашу дорогу. Сам жил чуть ли не в Карелии, и нам из Питера нужно было каждый день по четыре часа ездить к нему, он устраивал нам концерты в чайных домиках.
Туда приходили интересные люди, некоторые из них нам помогали: один знакомый вначале оплатил квартиру на пару месяцев (мы ему безумно благодарны), другой человек репетиционную точку предоставил бесплатно. Точнее мы выступили на этой точке, а он заплатил. Мы устроили там кастинг и отыскали басиста. Тот работал на складе музыкальных инструментов, и так как Леня приехал покорять Северную столицу без инструмента, басист нашел ему списанную гитару и на два года дал поиграть.
Мы стали ходить на конкурсы, знакомились с разными людьми. Однажды попали на рок-фестиваль и параллельно на отборочный тур «Алых парусов» — праздника выпускников, победители получали право там выступить. Жюри сидело на балконе в абсолютной темноте. Вдруг со сцены я вижу темную фигуру. Не понимаю, кто это, но чувствую, что петь хочу для него. Весь концерт отдавала энергию этой тени, которой оказался аранжировщик Олег Баранов. После выступления он подошел к нам:
— Я работаю только с профессионалами.
Спросила:
— То есть с нами вы работать не будете?
Он просто протянул визитку со словами: «Созвон-списон». Переписывались мы целый год. Потом выиграли очередной конкурс с треком «Простая песня» и получили право записать ее на студии бесплатно. Это сделал Олег. Через полгода мы прислали ему вторую песню — «Мама», Баранов предложил ее записать. Все это развивалось очень медленно, потому что у нас не всегда появлялась возможность приехать к нему. Денег на дорогу не было, а признаться в этом стыдно. Придумывали разные отговорки: проспали, забыли, не успели... Он был уверен, что мы просто раздолбаи.
Еще иногда нас останавливала полиция и штрафовала за отсутствие регистрации. На это уходили последние деньги. Мы с Леней работали тогда на свечном заводике, раскрашивали свечки. Там было ужасно холодно, но интересно. Часть работы брали на дом, пока не случился казус. Мы забрали из Могилева кошку, а она родила котенка. Он разнес нам всю квартиру, опрокинул на себя краску. Так как мы уже нашли ему хозяйку и она должна была за ним приехать, пришлось спасать ситуацию радикальными мерами — выдергиванием окрашенных волосков из хвоста. В финале сверху это был красивейший котенок, но с плешивым низом. Посадили его в варежку, и когда пришла девушка, честно ей во всем признались. Она его все-таки забрала, но на дом мы работу брать перестали.
Денег нам хватало, чтобы оплачивать квартиру, даже зимнюю одежду смогли себе позволить. Параллельно Леня взял учеников — преподавал игру на гитаре. Я занималась с двумя девочками вокалом, еще работала в магазине игрушек. Первую половину дня трудились в одном месте, вторую — в другом, а вечером дома. Спустя некоторое время мы перевезли в Питер и мою маму. До пенсии ей оставалось года три, но я предложила уйти раньше. В большом городе можно работать нянечкой. Вообще, она сначала приехала только с зубной щеткой и маленькой сумочкой, была уверена, что вернется обратно, а когда увидела, что у нас все плохо, решила остаться.
Чтобы купить еды, сдала в ломбард все свои украшения, в том числе цепочку — единственную память о сестре. К счастью, я успела все это золото забрать до того, как вещи вывезли из ломбарда. Сначала мама работала с нами на свечном заводике, потом нашла женщину, которая помогает подбирать персонал. Та устроила ее в несколько семей нянечкой, и у детей случился нереальный прогресс. Один ребенок не разговаривал вообще, после прихода мамы уже через месяц читал стихи. Так она проработала пять лет, ей очень хорошо платили, но я сказала: «Хватит».
Мы, белорусы, умеем терпеть. Вот и мы, проходя все эти испытания, были уверены, что так и нужно. Сложно, когда у тебя все было и вдруг ничего не стало. У нас же по сути ничего и не было: ни славы, ни денег. Как будто ты очень медленно едешь в лифте и на каждом этаже тебе встречаются люди нового уровня со своими предложениями и проектами...
— Помните свои первые большие деньги? На что потратили?
— Первый концерт в Тюмени стоил семьдесят тысяч рублей. В 2012 году мы приняли участие в конкурсе «Новая волна». Вот тогда нас подкинуло! Я, кстати, и не знала, что будем там участвовать, заявку на конкурс подал Олег Баранов. Мы не подготовили даже фонограмму. Я вышла на отборочном туре и очень низко спела песню Носкова «Снег». Тут же слышу: «Следующий». Начинаю просить, мол, ошиблась, дайте возможность спеть свою песню. Снова: «Следующий».
Потом режиссер Александр Ревзин сжалился, уговорил дать мне второй шанс. Начинаю исполнять уже своим голосом «Маму». Меня останавливают и говорят: «Ты нормальная?! Ты зачем начала с чужой песни, чужим голосом? Тебя бы никогда в жизни никуда не взяли с этой песней. У тебя вообще есть какой-то опыт?» В итоге я попала на конкурс. После «Новой волны» начался отчет новой жизни. Первый гонорар мы потратили на еду. Знаете, какое это счастье, когда идешь в магазин и покупаешь столько продуктов, сколько хочешь, а не один сникерс, который делится на всех и распределяется на четыре дня? Я до сих пор самое большое удовольствие получаю от того, что могу покупать в магазине любую еду в неограниченных количествах.
Шмотки так не радуют, но однажды в Тольятти я купила себе платье McQueen, наряд стоил огромных денег! Оно было из натуральной шерсти, в форме колокольчика и доходило до щиколоток. Но мама его постирала, и платье уменьшилось до детского размера, племянница ходила в нем в детский сад, а после второй стирки превратилось в костюм для кота. В 2015 году мы смогли купить первую свою квартиру, сделали там ремонт и были счастливы. У нас наконец-то был свой дом в семьдесят восемь квадратов. Сейчас уже купили квартиру побольше — сто пятьдесят метров. В ближайшее время собираемся приобрести квартиру для мамы, пора разъезжаться. Нас стало слишком много, сейчас еще сестра переехала с детьми.
— Ваша мама и сама сейчас строит карьеру модели. Каким образом ее жизнь так резко изменилась?
— К ней часто подходили незнакомые люди на улице и просили попозировать для фотографии. Мама убегала от таких предложений, для нее это было странным. Она же из тех женщин, которые всю жизнь работали, а из косметики имели лишь тушь-плевалку и тональный крем «Балет». Много лет назад кто-то из родственников подарил ей набор теней, так я их съела. Кстати, мама родилась в деревне, когда бабушке уже было сорок лет. Это было чудо — в семье темноволосых людей родилась девочка с золотыми кудряшками.
Когда-то она прочитала роман Гюго «Собор Парижской Богоматери», и с тех пор Париж стал ее мечтой, которую мы исполнили на мамин день рождения. Это было мощное зрелище! Она подходит к собору, и в этот момент восходит ярко-оранжевое солнце, озаряя все вокруг. На следующий год мы собирались повторить поездку, но не успели из-за съемок клипа. Отложили, а через десять дней собор загорелся.
Взамен подарили маме поход к стилисту, после которого отправились на выставку. Там проходило большое мероприятие с участием художников и прессы. Заходит мама — и все начинают на нее оборачиваться. Журналисты подбегают, чтобы взять интервью. Она очень эффектно выглядела, плюс у нее замечательная фигура — мама всю жизнь занимается спортом. Ей сейчас шестьдесят два года, но она в прекрасной форме, легко делает шпагат и сальто. В тот день у нее полностью поменялось мышление. Она встретилась с представителями агентства, заключила контракт, ну а я являюсь сейчас ее агентом.
— Катя, у вас с Леней было две свадьбы, причем между ними большой промежуток времени. Как так получилось?
— В 2012 году мы расписались, а в 2016-м обвенчались. Мы вместе с 2008 года, но сначала было не до свадьбы: переезжали, делали какие-то масштабные шаги в своей жизни, пытались встать на ноги. В 2012-м все изменилось. Однажды на улице остановились у огромного билборда с рекламой ювелирного магазина. Я говорю: «Леня, давай зайдем посмотрим, какие у нас размеры колец. Вот ты знаешь свой размер? Я свой нет». Зашли, оказалось, что кольца стоят супердешево, рублей пятьсот. Потом пошли в торговый центр, Леня в этот момент исчезает. Я, естественно, не спрашиваю куда, и так знаю... Ему два раза повторять не надо. Через полчаса появляется с огромным букетом роз, падает на колени и предлагает выйти за него замуж. Вроде бы я его подтолкнула к этому шагу, но он же сам сделал предложение.
Расписывались в Чаусах, я зашла домой и сказала:
— Мама, мы идем жениться.
— Когда?
— Сейчас!
Вопросов больше не было, она знает, что я всегда принимаю решения быстро и неожиданно. Так было с ранней юности. Например прибегаю:
— У меня выступление!
— Когда?
— Сейчас.
Мама мгновенно собиралась, хватала мое платье, начинала его стирать, выбегала на улицу, чтобы быстрее просушить... Она к этому привыкла, поэтому сразу начала готовиться к свадьбе, то есть краситься. В нашем городке не нужно заранее подавать заявление, вас зарегистрируют в день обращения. Мы с Леней пришли в ЗАГС с одинаковыми прическами — ярко-рыжими волнами. Два рыжих счастливых идиота. Тетенька спрашивает: «Мендельсона ставить? Это будет стоить две тысячи восемьсот рублей». Мы, естественно, отказались.
Она уходит оформлять документы, возвращается и шепотом нам говорит: «Я вам подарю его». Включает на магнитофоне «Беларусь» кассету с мелодией, ту зажевывает. Тетенька начинает стучать по магнитоле. К тому времени в ЗАГС прибежали родные, сестра, обалдевшая мама, успевшая накрасить один глаз... Мы действительно ничего не планировали, просто купили бутылку шампанского и нарвали цветов на какой-то клумбе.
В 2016 году решили наконец обвенчаться. Сделали это в Карелии, в старой церкви Лумиваара, которая была построена в 1935 году. Она полуразрушена, но до сих пор очень красива. На венчании присутствовали только священник, фотограф и наш с Леней друг. Это было самое лучшее решение. Мы просто священно молчали, и я вам скажу, что там было стопроцентное присутствие Бога. На второй день уже собрались все наши друзья и родные. Накануне я разбила вазу и порезала ногу. Шрам оказался в форме буквы L. Это знак: Леня, Любовь, Лумиваара! Правда пришлось накладывать шесть швов, врачи запретили двигаться. Но куда там, танцевала на столе!
— Вы были категорически против переезда в Москву, а сейчас изменили свое мнение? Какие планы на будущее?
— Да, мы готовимся к переезду. Знаете, когда-то по приколу написали песню «Маршрутка» и никак не рассчитывали, что та станет популярной. Два года просто играли ее на концертах, она рокерская, заводная. Потом был хит «Улыбайся», этот сингл уже гораздо тяжелее по звучанию и по смыслу, и если честно, он уж никак не про «улыбайся». Питер научил меня писать песни, которые я никогда не создала бы в Могилеве. Сейчас чувствую, что нам нужно переехать в Москву, потому что мне уже хочется писать другие песни. Новый город — это новая информация, новый стиль. То, что меняет тебя! Нужно другое наполнение, концентрация событий, больше коллабов и взаимодействия, и я к этому готова.
Когда человек не сформировал свой запрос, каких людей он должен притянуть, главную цель не определил или просто был вынужден переехать в большой город, его несет в этом потоке совершенно разных энергий. Он не успевает понять, куда летит, и зачастую человеку безумно сложно освоиться, не найдя свое и своих. Я уже точно знаю, чего хочу и какие люди меня вдохновляют, и они нас ждут там. У нас много планов на будущее. Например планируем осенний тур по России с новыми проектами. Я впервые написала песню на английском языке Money Race. Это история про денежную гонку, о том, что если человек однажды узнал вкус больших денег, он уже не может остановиться и зачастую сворачивает с дороги, которая ведет его к счастью.
— Не каждый поэт-песенник может похвастаться таким количеством хитов, а многие ваши песни стали саундтреками к фильмам и сериалам. Как у вас это получается?
— Если честно, я бы хотела отдельно писать песни для фильмов, участвовать в интересных музыкальных проектах, в общем ускориться и делать больше музыки. Мы сейчас набираем команду сонграйтеров и битмейкеров. Это люди, которые доводят твою песню до совершенства или создают ее для тебя с нуля, но их очень мало в России, я пока своих не нашла (все эти годы пишу для себя сама, сейчас захотелось сделать с кем-то в команде). Мне нравится опыт мировых артистов, Рианна, например, работала в команде сонграйтеров. Те весь день создают кусочки-хуки, садясь парами друг напротив друга. Рианна пропевает мелодии каждой пары и говорит, что стоит оставить, что нет, а что можно доработать, потом кусочки складывают в одну песню.
Отыскать таких профессионалов так же сложно, как любимого человека. Я сейчас нашла одну девочку, она сама преподает сонграйтинг в Москве. Причем ей поступают предложения уехать в Америку, чтобы заниматься этим там, но она отказывается. Мечтает создать движение в России. Я тоже очень люблю и Россию, и Беларусь. Хочу быть полезна здесь и не представляю себя в другой стране. Возможно, могу поехать куда-то поучиться, но только для того, чтобы вернуться и повысить уровень нашей музыкальной индустрии. Мне хочется постоянно учиться. Многие артисты считают, что если их песня выстрелила, значит, уже не нужно дальше развиваться, не нужно подтягивать вокал... Они популярны, а значит, их будут растаскивать все вокруг.
У меня так было. Первые пять лет у нас был такой график, что иногда приходилось врача с капельницей вызывать, чтобы смогла подняться и выйти на сцену. Так произошло во Владивостоке. Прилетаешь на один день. Перелет в сумме туда-обратно занимает двадцать четыре часа, организм уставший, просто отказывается идти на сцену и бабахает тебя температурой тридцать девять, а впереди два концерта... На тридцать дней в месяце у нас было по двадцать восемь перелетов. Сейчас настало время, когда мы спокойно можем отказывать и контролировать свой рабочий график, оставив место для творчества в студии. К тому же появляются новые имена, их так же растаскивают, и это нормально, это их время. Я, кстати, к спадам популярности отношусь спокойно. Некоторые так расстраиваются, что начинают соглашаться на все подряд, делая много некачественного, фастфудного материала. Это влияет на общий вкус, а на нас, артистах, огромная ответственность за вкус, который мы прививаем нашим поклонникам. Лучше потратить больше сил и времени, но создать что-то качественное. В то же время я понимаю, что сейчас все ускорилось, поэтому мы и набираем команду, переезжаем в Москву, хотим писать музыку к кино, театральным постановкам.
Сейчас создаем что-то новое, утяжеляемся, становимся драйвовее, но остаемся «Айовой». Надеюсь, что в октябре и ноябре состоится запланированный тур по России.
Кстати, это последнее интервью, которое даю как Катя Иванчикова. Я решила взять фамилию мужа...
Подпишись на наш канал в Telegram