Я была первой артисткой, покинувшей продюсерский центр. До сегодняшнего дня никто не знал правды и не понимал, что же на самом деле между нами произошло. Спустя месяцы переживаний я готова рассказать все.
— Хочу начать с самого начала и предупредить: что бы ни случилось, я никогда не перестану называть Максима Фадеева вторым отцом. Мне было три года, когда он появился в моей жизни, Макс утверждает, что гораздо раньше, но я этого не могу помнить. В любом случае, точно знаю, что он из себя представляет как человек, музыкант и личность.
В девяностые годы наша семья жила более чем скромно, настолько, что нам с родителями приходилось торговать вещами в переходах. Но при этом у меня всегда была возможность заниматься любимым делом — бальными танцами, а удовольствие это недешевое. Именно Макс оплачивал мои занятия, красивые наряды и поездки на конкурсы.
Когда я была еще совсем маленькой девочкой, он впервые вывел меня на сцену, а в шестнадцать дал шанс заявить о себе как о певице. Однажды сказал: «На Первом канале стартует новый проект «Фабрика звезд». Я буду продюсером. Предлагаю тебе прийти на кастинг, но чем это закончится, не знаю. Если сможешь пройти — буду рад, не сможешь — значит, не судьба». Не было никакого блата, подтасовок в голосовании или влияния на членов жюри. Он помог мне только в одном — поддержал морально. И это справедливо!
Более того, Макс относился ко мне гораздо строже и требовательнее, чем к другим ребятам, попавшим на проект. Я, например, очень переживала, что для меня не было написано ни одной песни. Уже когда подходило время номинации, наконец появился будущий хит «Высоко». Когда впервые вышла с ним на сцену — произошел настоящий взрыв. Думаю, поклонники «Фабрики» помнят мои эмоции и слезы. Здесь соединилось все: принятие меня как артистки, певицы и человека. Я раскрылась на все сто процентов, и вся страна тогда узнала, кто такая Юлия Савичева, на что она способна, какая у нее душа, о чем она думает и что хочет донести. Наверное, в этом была главная заслуга Макса. Много ребят участвовало в «Фабрике», но таких песен у них не было.
Когда началась наша профессиональная работа, я понимала, что все серьезно, и была к этому готова. Если честно, у меня синдром отличницы, поэтому я и без помощи продюсера была довольно требовательна к себе. Для меня заключение контракта с компанией Фадеева было большим шагом и огромной ответственностью, но я полностью доверилась ему, понимая, что иду к нему как к своему «музыкальному отцу», который всегда поймет, поддержит и поможет. Не ошиблась. Все так и было — до определенного момента...
Я могла позвонить Максу в любое время, чтобы поделиться впечатлениями, планами и переживаниями, он знал о моей жизни все. Тем неожиданнее стали для меня изменения в наших отношениях. Это произошло давно, лет за семь до моего ухода из продюсерского центра. В какой-то момент почувствовала, что Макс начал отдаляться. Я уже не могла позвонить ему и поговорить по душам, рассказать о своей жизни, а порой и о работе.
Долго пыталась понять, что происходит, но пробиться сквозь толпу окружающих его людей уже не могла. Я говорю не только об артистах, но и обо всей огромной команде сотрудников компании. Конечно, я понимала, что он талантливый, влиятельный человек и рядом всегда будут люди, которые сделают все, чтобы получить от него хоть что-то полезное, будь то песня, деньги или слава.
Говорили, что Фадеев человек жесткий, много критикующий и страшный, но это всего лишь пустые слухи. Напротив, он слишком добрый, ранимый и доверчивый. Я с детства наблюдала, как близко он может подпустить к себе человека, с которым работает. Ведь в эти моменты он начинает гореть, восхищаться и боготворить новый проект. Заканчивалось все разочарованием. И если в юности я еще не совсем понимала, что происходит, то став свидетелем творившегося в продюсерском центре, узнала, что такое потребительское отношение. А к Максу именно так часто и относились.
Я вдруг увидела, как приближенные к нему люди стали обступать его так плотно, что в финале просто закрыли доступ к «телу». А ведь я была в этой компании одним из самых близких для него людей, по крайней мере, знала его дольше и лучше остальных. Все чаще стала замечать, сколько вокруг него лжи, и даже пыталась открыть ему глаза на то, что творится. Но он все больше отдалялся, все реже отвечал на звонки и не соглашался на встречи. Я довольно стеснительный человек и не люблю навязываться, поэтому просто подумала, что ему гораздо интереснее общаться с другими людьми: сотрудниками и некоторыми артистами, с которыми он проводил огромное количество времени.
Отношение ко мне изменилось кардинально: сначала это было отдаление, потом холодок, сменившийся раздражительностью. Каждая наша беседа для меня заканчивалась чувством вины, со временем оно меня уже не покидало. Миллион раз думала о том, что я могла сделать такого ужасного, что вызывало в нем все эти эмоции.
Только спустя время поняла, что происходит. Меня буквально выдавливали люди, которые его окружали, и делали это всеми возможными и невозможными способами, а самый удобный и простой — оболгать. Это были мелкие моменты, которых скопилось сотни. Например в компании установилось правило, что контакты с прессой должны проходить через согласование с продюсерским центром, поэтому всех журналистов я отправляла в офис к работникам, которые занимаются данной деятельностью. Максу же говорили, что я самовольно решаю все вопросы.
Или, например, я очень ответственный человек и все мои сценические костюмы сохранены в идеальном состоянии. Но Фадееву рассказывали, насколько Савичева небережлива и якобы постоянно требует для себя новые наряды. Хотя я всегда была очень скромным человеком в этом отношении, сидела тише воды ниже травы. Единственное, о чем просила, — работа и гастроли, я обожала эти поездки и сейчас из-за пандемии очень скучаю по такому ритму жизни. Я видела, что у Макса растут ко мне претензии, но причины не знала, а когда поняла, попыталась объяснить несправедливость обвинений. Была уверена в себе и в глаза говорила, что ему лгут. Более того, рассказывала о ситуациях, которые меня не касались, но происходили за его спиной. На что получила ответ: «Юля, ты врешь. Я тебе не верю!»
— Юля, а когда ситуация усугубилась настолько, что вы ушли?
— Я не принимала решения уходить... В 2017 году мы с Сашей вернулись из Португалии после моего декрета. С Максом удалось встретиться один-единственный раз. И это была очень теплая встреча. Он рассказывал, что очень ждал моего возвращения. Мы с оптимизмом обсуждали будущее, новые песни, концерты и гастроли. Я была уверена, что все изменилось. Но как только вышла из кабинета, вдруг оказалась в абсолютном вакууме. Теперь я вообще никак не могла до него достучаться, дозвониться, была отрезана от любой деятельности.
Ко мне напрямую обращались с предложениями, звали на гастроли, на концерты, на различные мероприятия. Естественно, я всех отправляла в офис, но все словно проваливалось в черную дыру. За четыре месяца мы только один раз смогли съездить на гастроли. Причем после длительного перерыва я и мои музыканты готовились к возвращению на сцену очень ответственно. Помогать должны были люди из компании, но происходило что-то немыслимое. Я встречаюсь с сотрудниками, рассказываю им свою идею: «Хочу, чтобы у меня на сцене был экран с трансляцией того или иного видео. Мы его даже сами смонтировали. Это моменты из детства, мои первые шаги на сцене...»
Мы обсуждали каждую мелочь нового шоу, и ребята говорили: «Идеи прекрасные, мы вам поможем все это воплотить, начинаем подготовку». Но они пропадали, то есть увольнялись. За месяц на одной должности могли смениться два человека, и каждый раз я вынуждена была обсуждать все с нуля, пока не пришло время вылетать на гастроли, а вместе с ним и понимание, что никакого шоу не будет. Информация просто не успевала доходить до адресата. В итоге отправилась в тур налегке, с музыкантами и тем, что успели сделать своими силами. Я быстро сориентировалась, записала какой-то стих на аудио, который звучал в зале перед тем как мне выйти на сцену. В результате даже в такой ситуации гастроли прошли успешно, зрители были довольны, как всегда, пели и танцевали под любимые песни. Когда я видела, что зал стоит, — была счастлива и благодарна Богу, что мы справились.
А дальше — тишина, ситуация становилась невыносимо жуткой. Я пыталась бить тревогу, стучалась во все двери, но изменить ничего не могла. В какой-то момент начала думать, что на Макса воздействуют не только психологически. Было четкое ощущение, что там замешана магия. Я в этом отношении человек очень чувствительный. Мне иногда снятся вещие сны, ушедшие родственники, предупреждающие об опасности. Меня преследовали ужасные сновидения, и чем сильнее ухудшалась ситуация, тем больше было этой чертовщины. Снились какие-то черные силы, которые творили надо мной ужасные вещи и пытались засосать в бездну... С этим я могла бороться только молитвами, во сне и наяву. Наш офис находился в подвальном помещении, и когда я спускалась туда, казалось, что захожу в адское логово.
Редкие звонки Максу не давали никакого результата, помню, как рыдала и кричала в трубку, чтобы он открыл глаза на то, что вокруг него творится. Все, что ему говорят, — ложь. Однажды в порыве эмоций сказала: «Я рядом с тобой всю жизнь и никогда не давала повода сомневаться во мне. Ты должен выбрать — я или люди, которым ты веришь!» Пыталась рассказывать ему о тех случаях, когда ловила сотрудников центра на лжи, аргументировала каждое свое слово, но доверия мне не было...
Знаете, есть люди, которым всегда мало: денег, внимания, власти. И вот именно такие «друзья» окружали Фадеева. Я видела, что они его поглотили, буквально сожрали, но он ничего не замечал. Было полное ощущение, что человека подменили. Это был не тот Макс, которого я знала всю жизнь, он говорил чужими словами, на мои попытки что-то прояснить приводил какие-то нелепые доводы. Потом я начала замечать, что он стал очень мало писать и заниматься музыкой.
Редкие песни доставались другим артистам. Это не сильно расстраивало, больше сокрушений было от того, что мы не общаемся. У меня достаточно хитов от Фадеева, но грустно, что даже с тем материалом, который есть, я не могла работать в принципе. Меня не существовало в его жизни — ни как артиста, ни как человека. Я вернулась в Россию, но пропала со всех радаров, зрители меня не видели. Поклонники задавали вопросы, на которые у меня не было ответов. Поддерживал муж, он тоже не мог понять, что же произошло. Аршинов спрашивал: «Ты же ему всегда была как ребенок. Неужели не можешь ничего сделать?»
Спустя полгода я приняла решение и начала делать все, чтобы Фадеев обратил на меня внимание, и не имело значения, каким образом смогу до него достучаться. Если про меня и так придумывают и говорят гадости, терять было нечего. Значит, мне нужно сделать что-то такое, чтобы он сам захотел со мной поговорить. Я добилась своего. Это оказалось легко, потому что для людей, которые с ним работали, достаточно было малейшего намека на непослушание, и огонь запылал. Однажды на очередную просьбу поставить пост в социальной сети я просто ответила отказом. Чтобы вы понимали: даже такие мелочи их выбешивали. Я сознавала, что там начнется буря, но таким образом смогла спровоцировать Макса на разговор. Попросила сотрудников офиса организовать мне встречу с ним.
Прекрасно помню этот прием, потому что передо мной сидел не тот Макс Фадеев, которого знаю с самого детства, а какой-то совершенно другой человек. Это были другие глаза, он говорил по-другому. Я не могла его узнать. Смотрела на него и не понимала — вроде это Макс, но в то же время как бы и не совсем он, и мне по-настоящему стало страшно. Когда более или менее пришла в себя, попыталась поговорить с ним, чем вызвала еще большее раздражение. Он повторял снова и снова: «Ты сама во всем виновата! Не выполняешь правила и требования офиса. Мне все про тебя рассказывают».
Тот, кого называла вторым отцом, видел во мне врага. Все обвинения, все гадости, которые ему говорили обо мне в течение многих лет, свалились в одну кучу. Я много раз пыталась переубедить его, но в какой-то момент он вышел из себя и не сказав ни слова, покинул кабинет, объявив всем, что центр больше не работает с Савичевой.
Люди, которые его окружали, справились — они выдавили меня. Выйдя на воздух, думала только об одном: как жить дальше. Я ведь уже почти полгода была без работы, а у меня семья, маленький ребенок. Так как мы с мужем трудились в одном коллективе, его работа также зависела от меня. Помню, как прорыдала всю ночь, понимала, что назад дороги нет.
Но это был не последний удар, который я получила. Меня вновь пригласили в офис, чтобы оформить документы о расторжении контракта. Ну а уже после того как я все подписала, на стол лег еще один документ — запрет на исполнение всех моих песен, в том числе тех, что мы написали с Аршиновым: «Goodbye, любовь», «Привет, любовь моя», «Послезавтра», «Седьмое небо». Теперь все принадлежало компании кроме альбома «Личное...». Но это некоммерческий материал, я не могла поехать на гастроли с песнями под рояль. Это был исключительно экспериментальный альбом, который Макс выпустил перед нашей свадьбой, за что мы ему очень благодарны.
В итоге я осталась практически без средств для того, чтобы сделать новый материал, выступать на концертах, содержать семью... Мы, конечно, понимали, что проживем, сможем поднять ребенка, с голоду не умрем, но сделать что-то новое в творчестве, которое мне было жизненно необходимо, чтобы держаться на плаву, возможности не было. Помню, как шла по улице на встречу с музыкантами, смотрела в небо глазами, полными слез, и говорила: «Господи, если ты дал мне эти испытания, значит, дал и сил. Значит, мне это нужно для чего-то. И значит, я должна выстоять и буду делать все, что в моих силах, чтобы пройти эти трудности, как бы тяжело мне ни было».
— Как вам удалось взять себя в руки и выбраться?
— Поддержка пришла в лице Сашиного крестного, который предложил нам финансовую помощь, для того чтобы встать на ноги и сделать что-то свое. Слава богу, мы все, в том числе музыканты, очень быстро собрались и начали работать. С материалом помог музыкант Олег Шаумаров, великолепную песню «Однажды» подарила Ева Польна, естественно, мы записывали песни Аршинова. Тут же делали аранжировки, можно сказать, на коленке. Результат вы можете услышать в альбоме «CLV».
Кстати, позже наша юрист выяснила, что песни «Юлия» и «Если в сердце живет любовь» я все-таки имела право исполнять. И вот с двумя этими треками, правда переработанными, я отпела все новогодние огоньки и мероприятия. С ними же ездила на гастроли, остальные девяносто пять процентов репертуара — новые треки. Они еще не были выпущены, а мы уже выступали на Днях городов, концертах, летали в Турцию.
Начались гастроли. Это было удивительно! Люди, не зная слов, запоминали песни на лету, по ходу исполнения, и начинали подпевать. Я-то была уверена, что выйду на сцену и никто ничего не поймет, но видя в глазах публики восторг, была счастлива. Они фанатели от песен, которые еще нигде не выпускались! Это был замечательный стимул, и я благодарна всем, кто нас поддержал в тот момент, даже не зная, что нам пришлось пережить.
— Как вы реагировали на просьбы исполнить уже известные хиты?
— Я отказывалась. Один очень известный бизнесмен уже много лет приглашает меня участвовать в новогодних корпоративах. Позвал и после моего ухода из компании, пришлось отказаться. Я человек, который практически никогда не нарушает правил. Да, требовали, просили, обещали, что никто не узнает. Но нет, если запрещено — значит нельзя. В конце концов мы вырулили в этой неприятной ситуации. Кстати, запрет стал хорошим пинком для того, чтобы начать творить самостоятельно.
Уже после того как мы встали на ноги и ситуация нормализовалась, я вдруг вижу, что вокруг Фадеева начинает твориться какая-то жуть. Бесконечно появляются артисты, которые со всех экранов и в соцсетях поливают его грязью и рассказывают страшные вещи. Не хочу никого осуждать, это выбор людей, и он останется на их совести. Я же считаю, что даже после всего что произошло, Макс остался человеком, который очень много сделал и для меня, и для моей семьи. Поэтому молчала так долго, старалась абстрагироваться, чтобы, не дай бог, не сделать хуже.
Если честно, я понимала, в какой ситуации он находится, мне было больно все это видеть и слышать. Ну не заслужил он такого отношения. То, что Макс сделал для меня и для других артистов, перекрывает все самое плохое. Сейчас, как и тогда, я прекрасно понимаю, из-за чего, точнее из-за кого все это произошло. Люди, которые были рядом, высосали из него все, что могли. И даже в этой ситуации, когда весь ужас схлынул и компания была распущена, Фадеев вернул всем права на песни.
— Сейчас вы с Максом вновь общаетесь. Как произошло примирение?
— Впервые после случившегося конфликта мы увидели друг друга весной прошлого года. Первый канал делал передачу про «Фабрику звезд». Со мной связались по видеосвязи, потому что это было время карантина и я с семьей находилась в Португалии. Макс сидел в студии, так что наша встреча после долгого молчания произошла в онлайне. Он видел, что я не затаила обиду, позитивно настроена и рада его видеть.
После эфира мы начали обмениваться эсэмэсками, а спустя несколько дней созвонились и проговорили часа три. Мы просто общались по душам, как раньше, без упреков и обвинений. Я сказала, что соскучилась, безумно рада его слышать и прекрасно понимаю, как непросто ему было. Когда у тебя такое число артистов и каждому нужно написать песню, огромная команда, за которую ты несешь ответственность, — это непосильная ноша.
Жизнь сама все расставила по местам и показала всех, кто врал, предавал и так долго брал у него все, что было можно. Самое ужасное — до определенного момента он не видел и не осознавал, что происходит вокруг. Я знаю, что даже сотрудники начали разговаривать с ним пренебрежительно, иногда в приказном тоне: «Ты должен написать... Ты должен сделать... Ты должен встретиться... Ну ты понял?!»
Я рассказала ему о своих жутких снах и ощущениях, и мы сошлись на том, что все это было неспроста. Мне кажется, на него достаточно долго воздействовали способами, из-за которых я и моя семья старались держаться подальше от офиса. Это были люди, которые с ним работали много лет. Я уверена, что как бы человек ни был богат, знаменит и влиятелен, защититься от таких темных сил, от такого воздействия очень сложно. Под такое влияние может попасть кто угодно. Как человек верующий, я никогда не смогу понять тех, кто занимается колдовством.
Иногда мне кажется, что наша семья тоже попала в водоворот этой бесовщины. Когда мы с вами встречались в прошлый раз, я рассказывала про сложности с рождением ребенка. Все наладилось только после того, как я уехала как можно дальше. Так же и Макс писал в «Инстаграме*», что чем больше он избавляется от людей, которые его окружают, тем легче ему становится.
Мне рассказывали о том, как он пригласил весь свой коллектив отмечать Новый год у него дома. В какой-то момент ему вдруг стало плохо. Приехали врачи. Все, кто был на празднике, продолжали веселиться, танцевать и прыгать. Лишь один гость мимоходом спросил, как он себя чувствует, правда ответа не стал дожидаться. Мне кажется, вот тогда-то наконец Макс понял, в какой ситуации он оказался и насколько всем на него наплевать.
— Если бы Макс сейчас предложил новое сотрудничество, вы бы согласились?
— Нет. Сейчас я хочу с ним просто дружить и никогда не прекращать наше общение. Он навсегда останется для меня отцом в музыке. Конечно, иногда я предлагаю ему оценить мою работу и он честно отвечает, что ему «зашло», а что не очень. Я с удовольствием прислушиваюсь к его мнению. Но это не работа, а дружба. Я больше никогда не хочу терять его, хочу всегда быть рядом. Ну а в работе наступил следующий этап, у меня новая творческая жизнь. Мы выпустили в 2020 году альбом «CLV», сняли клип на песню «Больше не терять», а совсем недавно вышел новый сингл «Доктор Хаус», который написала для меня Настя Максимова. Я продолжаю записывать новый материал, мы работаем вместе с мужем, Аршинов — неотъемлемая часть нашей команды. Зачем что-то менять?
— Аня живет с бабушкой и дедушкой в Португалии. Как часто видитесь и как переживаете разлуку с дочерью?
— Мы летали к ней каждые месяц-два, но последний раз виделись больше трех месяцев назад. Конечно, нам очень грустно и угнетает то, что из-за сложившейся ситуации с пандемией и нестабильностью открытия и закрытия границ не можем сейчас туда отправиться. Рискуем не вернуться, а я прекрасно понимаю, что на мне огромная ответственность за коллектив, за людей, с которыми работаю.
Нам очень повезло перед началом прошлогоднего карантина. Я все время откладывала поездку, потому что работа шла, впереди было много планов... На отъезде настоял Аршинов, он сказал: «Дела подождут. Все можно решить потом. Надо лететь к дочери». Через несколько дней после нашего отлета из-за мирового карантина закрылись все границы. Так что муж был прав, дела действительно откладывались на неопределенное будущее. В Португалии мы провели прекрасные пять месяцев.
— Как после этих месяцев смогли улететь от дочери?
— Самое сложное решение я приняла, когда она только появилась на свет и мне в первый раз нужно было ее оставить. Потом, когда уже постоянно стали летать из страны в страну, все к этому привыкли. Опять же повезло в периоды ее взросления: когда она впервые пошла, села на горшок, заговорила — мы были рядом. И соответственно, ни у кого ни на секунду не возникает ощущения, что мы что-то пропустили или недодали. Тут же очень важно слышать ребенка, и не имеет значения, насколько далеко вы находитесь.
Ежедневно мы общаемся по видеосвязи и не просто разговариваем, а занимаемся какими-то делами. Например она просит меня что-то нарисовать — я рисую, пересылаем рисунок, который там распечатывают, и уже Аня его разукрашивает. Так же в онлайне мы разучиваем песни, танцы. Пока она играет, строит замки, мы подсказываем ей, даем советы. Она даже кормит нас через экран. Дочка чувствует любовь и заинтересованность родителей ее жизнью — вот что самое главное.
Мы уже настроили этот способ существования и привыкли к такому режиму. И чем старше Аня становится, тем больше понимает, что это нормально. Я всегда осознавала и была готова к тому, что с такой профессией, как у меня, сложно будет совмещать личную жизнь и работу. Но нам так повезло с бабушкой и дедушкой! Это понимающие люди, жаждущие помочь, облегчить нам жизнь и направить все в нужное русло. Свекровь, конечно, умеет сделать так, чтобы ребенок и мы не ощущали физического отсутствия друг друга, благодаря ее стараниям у меня есть полное ощущение, что дочь всегда рядом и мы связаны одной ниточкой, которую невозможно разорвать. Сашина мама в девяностые годы и сама подобное пережила — отпустила мужа на заработки в другую страну. Это был один из немногих способов выжить в те времена. Она воспитывала детей одна, но Аршинов рассказывал, что он никогда не чувствовал отсутствия отца в его жизни и не думал, что тот где-то далеко. В доме, в семье всегда ощущалось его присутствие — а ведь это самое главное.
— Вы говорили, что разучиваете с Аней песни. Она уже проявляет таланты?
— В ней объединились все таланты нашей семьи, а у нас и с моей стороны, и со стороны Аршинова в родне много интересных и разносторонне развитых личностей. Если говорить о внешности, то она, конечно, на папу похожа, а вот если о характере — он на сто процентов мой. Эмоциональная, иногда даже слишком. Бывает очень вредной, но после того как ей все объяснишь, понимает, соглашается и ведет себя хорошо, хотя до этого Аня будет долго и упорно отстаивать свою точку зрения. Любовь к книгам и любознательность — в Аршинова. Ей важно все конкретно изучить, распознать. Она уже пазлы на девяносто девять деталей собирает сама минут за двадцать — а ей всего три года! Обожает, когда ей читают, я это делаю онлайн каждый вечер перед сном, если, конечно, не на концерте и есть такая возможность.
В прошлом году она уже пошла в садик, и мы увидели, как дочь стартанула в португальском. Свободно разговаривает и объясняется, раньше такого не было. Любовь к танцам, понятно, — это мое. Я с ней занимаюсь, показываю новые движения по видеосвязи, а если мы рядом, то танцуем вместе. Аня очень быстро запоминает мелодию, достаточно один раз показать, и она с легкостью повторит любой ритмический рисунок. Идеальный слух и ритмика ей передались от меня, от Саши и от моего папы.
— Аня в свои три года никогда не была в России, планируете привезти ее на родину?
— Как только разрешится ситуация с ковидом, мы обязательно привезем ее. Покажем, как здесь устроена жизнь, какие есть школы и детские сады. Если она скажет, что хочет жить в России, — без проблем. Мы не будем решать за нее, это позиция нашей семьи. У Ани уже есть свое мнение, свой характер и видение мира, так что выбирать страну, где она захочет жить, будет сама. Мы со своей стороны можем обеспечить ей комфортные условия в любом месте.
По сути, наша семья сейчас живет на две страны. Но в ближайшее время вряд ли получится приехать с Аней в Москву. Слишком большой риск. С ней все-таки бабушка с дедушкой, а они уже в возрасте, и нам важно уберечь их от любой угрозы. Мы-то уже переболели этим вирусом, когда о нем еще не было известно. В тот момент находились в Португалии, у меня началось недомогание, небольшая температура. Каждый вечер пила аспирин. Была уверена, что это обычная простуда. Но за три дня до вылета в Москву я свалилась окончательно, следом у Саши началась ангина, немного приболела и Аня. Но она очень легко это перенесла.
Мы не понимали, что происходит, но я никогда так не болела, думала, что уже не встану. Вылетели в Москву. Шесть дней у меня держалась температура сорок, у Саши тридцать девять. Когда поняли, что жаропонижающие перестали помогать, побежали в больницу. Врач рассказала, что сейчас ходит какая-то странная эпидемия, мол, люди приходят с осложнениями на легкие, некоторых уже по два раза в больницу отправляли. Тогда еще никто не знал про вирус. Нам повезло, врач назначила правильное лечение, сейчас людей спасают тем же способом. Так что прекрасно понимаем опасность этой болезни, и как только в мире все нормализуется и мы сможем без лишнего риска путешествовать, конечно, привезем дочь в Россию.
Подпишись на наш канал в Telegram