После выхода дисков Василий Семенович всегда звонил преисполненный благодарности: «Слава, я сейчас слушаю наш с тобой диск и рыдаю...» Вот таким он мог быть сентиментальным. И таким его мало кто знал.
— Как вы познакомились с Василием Семеновичем?
— Это случилось в 1991 году в Доме звукозаписи на улице Качалова. Несмотря на то что Советский Союз уже распался, в студиях все еще велась работа над фондовыми записями и Василия Семеновича приглашали в качестве чтеца. В одной из студий записывался Лановой, а я в эти же дни в соседней репетировал с эстрадно-симфоническим оркестром телевидения и радио свой сольный концерт «Мелодии моей души» для Колонного зала Дома союзов. В Доме звукозаписи был огромный холл, в который артисты в перерывы выходили передохнуть — там мы и познакомились с Василием Семеновичем. Прогуливались взад-вперед по этому холлу и обсуждали реалии нашей жизни — весьма суровые на тот момент. Страна стояла на пороге перемен, но какими будут эти перемены, никто не представлял...
Я уже несколько лет горел идеей создания международного культурного центра. И именно переход страны к капитализму сделал осуществление этого проекта возможным. Центр я предложил возглавить Юрию Владимировичу Никулину. Его авторитет был огромным — лучшей кандидатуры мне было не найти. Конечно, он сперва сомневался, говорил: «Я очень занят, у меня уже есть свой фонд, кроме того, на мне лежит огромная ответственность за цирк — надо делать капитальный ремонт, доставать бананы для животных...» Видимо, с легкой руки Юрия Никулина с тех пор бананы в нашей стране остаются самым доступным фруктом. Результатом наших переговоров стало то, что Юрий Владимирович все-таки согласился стать председателем правления, а меня назначили президентом Центра — и вот уже скоро тридцать лет как я занимаюсь общественной деятельностью. Мы зарегистрировали МКЦ «Слава» в Минюсте в 1992 году. В правление нашего центра вошли Николай Крючков, Клара Лучко, Юрий Яковлев, Олег Лундстрем, Людмила Хитяева, Наталья Дурова, Татьяна Шмыга, Лидия Смирнова, Вячеслав Тихонов и многие другие знаменитые деятели культуры. Я предложил стать членом правления и Василию Семеновичу Лановому. Узнав, какие замечательные люди уже входят в совет Центра, он охотно согласился. С этого и началась наша совместная работа, ну а позднее и дружба.
Постоянно «в одной упряжке» мы стали работать с 1999 года — с тех пор как провели в мэрии концерт, посвященный двухсотлетию Пушкина. В тот вечер мы оба со сцены читали стихи Александра Сергеевича. Лановой остался доволен совместной работой, и я предложил ему записать стихи на мою музыку. Василий Семенович откликнулся сразу — ему нравилось то, что я пишу как композитор. Человек ответственный и дисциплинированный, Василий Лановой задумывался о своем творческом наследии. Его заботил вопрос: «А что останется после меня?» Ведь и спектакли, и концерты, какими бы успешными они ни были, — в видеоверсии теряют свою силу. Именно поэтому работу над фондовыми записями, над дисками он считал очень важной. Такого же мнения придерживался и я. Записи с песнями и стихами русских классиков, пропетые и прочитанные голосом Василия Семеновича, считаю одним из важнейших достижений своей жизни. За двадцать лет мы записали семь таких дисков — некоторые выдержали по несколько переизданий.
— Как обычно проходила работа над записями?
— Когда появлялась интересная тема для диска, я начинал подбирать соответствующий музыкальный материал, песни, стихи. Давал их на рассмотрение Лановому, а затем мы обсуждали и утверждали репертуар. Василий Семенович все песни обязательно пропевал мне по телефону, а я уже подбирал тональность для оркестра. Если же песня не ложилась на душу или на его голос, он мог отказаться ее исполнять. Правда Василий Семенович никогда не делал этого в категоричной форме. Старался подбирать мягкие формулировки. Говорил со смехом: «Ну, если ты настаиваешь, я еще подумаю, еще раз попробую...» То же и со стихами — он прочитывал их все мне по телефону по несколько раз, советовался как с режиссером. Поэтому наши разговоры чаще всего продолжались далеко за полночь. Иногда что-то отбрасывал я. Например когда песня или стихотворение не укладывались в общую тональность или концепцию диска. И Василий Семенович почти всегда со мной соглашался.
И знаете, что было самым дорогим в нашей работе? То, что после выхода дисков Василий Семенович всегда звонил преисполненный благодарности: «Слава, я сейчас слушаю наш с тобой диск и рыдаю...» Вот таким он мог быть сентиментальным. И таким его мало кто знал. Бывало, даже в студии во время записи у него начинал дрожать голос:
— Стоп. Дальше не могу... Мы делали перерыв. Я предлагал:
— Пойдемте в буфет — перекусим.
— Нет. Есть тоже не могу. Сейчас успокоюсь, и продолжим...
После записи, когда Василий Семенович в студии слушал прочитанный материал, он снова в том же месте мог начать плакать: «Как же мне это нравится! — и добавлял как бы шутя: — Пусть эту запись включат на моих похоронах». Чаще всего такие слова он говорил про произведения о войне. Некоторые песни и стихи с наших дисков он обязательно включал в свой постоянный репертуар — исполнял в концертах на протяжении многих лет. А когда Ланового не стало, все три часа, что шла церемония прощания в театре, звучали стихи, прочитанные Василием Семеновичем под мою музыку, и песни в его исполнении, которые мы записали. Получается, что его пожелание относительно похорон исполнилось.
Сколько мероприятий, фестивалей и концертов мы с Василием Семеновичем организовали и провели за эти годы — не перечесть! Например в 2009 году в Большом зале консерватории провели очень серьезный по своей подготовке концерт, посвященный стопятидесятилетию Русского музыкального общества. Через десять лет снова организовали концерт — теперь уже в честь стошестидесятилетия. В 2012 году там же, в БКЗ, мощным концертом отметили двухсотлетие Бородинского сражения. Очень ярким событием стало и празднование семидесятипятилетия Василия Ланового. Так как он обожал Пушкина, я предложил провести торжество в атриуме Государственного музея Пушкина. (Помните уютный зал со стеклянной крышей, в котором раньше снималась программа «Романтика романса»?) Идея ему очень понравилась.
— Кого из коллег он пригласил на свой юбилей?
— Александру Пахмутову, Николая Добронравова, Александра Ширвиндта, Тамару Гвердцители, ансамбль Александрова и, конечно, коллег по Театру Вахтангова. Ведущим попросил пригласить Святослава Бэлзу. Поздравить Василия Семеновича приехал и маршал Советского Союза Дмитрий Тимофеевич Язов — для Ланового это стало очень приятным сюрпризом. Среди приглашенных наверное самой «давней» (если так вообще можно выразиться о красивой даме) подругой Василия Семеновича была Татьяна Ивановна Шмыга. Они познакомились в театральной студии Дворца культуры ЗИЛа. Однажды школьник Вася Лановой, гуляя с другом Володей Земляникиным, впоследствии тоже ставшим актером, увидели афишу постановки «Друзья из Питтсбурга» по мотивам рассказов Марка Твена. Спектакль произвел на ребят такое сильное впечатление, что они пришли за кулисы и стали просить руководителя студии Сергея Львовича Штейна принять их в коллектив. Ну как им можно было отказать? В студии помимо актерского мастерства преподавали сцендвижение, сценречь, музыку, живопись, историю театра. Неудивительно, что с такой хорошей подготовкой Василий Лановой после школы без особого труда поступил в Щукинское училище.
По окончании училища Лановой связал свою жизнь с драматической сценой — был принят в труппу Театра Вахтангова. А Татьяна Шмыга чуть раньше стала артисткой музыкального театра — Театра оперетты, где и прослужила всю жизнь в статусе примы. В свои восемьдесят лет Шмыга выглядела великолепно, юбилей в 2009 году отметила огромным концертом на сцене театра. А в 2011-м ее не стало... «Надо Танечке достойный памятник поставить», — сказал мне Василий Семенович. Мы нашли деньги. На открытие памятника на Новодевичье кладбище пришли представители театра. Директор Театра оперетты надвинул кепку пониже на глаза — видимо ему стало неловко от того, что театр не принял практически никакого участия в установке памятника своей главной артистке.
Когда прощались с Татьяной Шмыгой, мы с Василием Семеновичем решили пойти поклониться Вячеславу Тихонову. Но едва нашли его могилу — ее не было видно из-под снега. Тогда мы записались на прием к Вячеславу Володину, в то время заместителю председателя правительства — просить средства на памятник Вячеславу Тихонову. Володин организовал Василию Лановому встречу с председателем правительства Владимиром Путиным, и на памятник выделили деньги. На открытие собралось много официальных лиц, но никто не сказал спасибо Лановому. А мы с Василием Семеновичем никогда и не кичились — делали то, что считали своим долгом.
— Ланового и Тихонова связывала дружба?
— Думаю, что ни один из них не был расположен к дружбе в широком понимании этого слова. Оба были достаточно закрытыми людьми, жили своей обособленной жизнью и в свой личный мир мало кого впускали. Но безусловно, этих артистов связывало некое чувство локтя. Во-первых, они практически одного поколения. Во-вторых, вместе снимались в таких бессмертных фильмах, как «Война и мир» и «Семнадцать мгновений весны».
Василий Семенович признавался, что с режиссером «Семнадцати мгновений весны» Татьяной Михайловной Лиозновой ему было тяжело работать. Но все же он был счастлив, что принял участие в этом кино. Попасть к Лиозновой было ой как непросто, потому что пробам Татьяна Михайловна уделяла огромное внимание. Но Лановому повезло, его утвердили на роль Карла Вольфа. Он говорил, что режиссер всегда точно знала, чего хочет от артиста в кадре, задачу ставила конкретно и была убеждена, что предлагает единственно верный вариант. А чудо в том — что она всегда была права. Василию Семеновичу Татьяна Михайловна говорила: «Надо играть не врага, а противника!» Впервые в отечественном кино она ушла от карикатурного образа фашиста — показала интеллектуального, сильного противника, у которого своя правда.
Ланового и Тихонова объединяли не только общие взгляды, работа, соседство (оба жили в районе Старого Арбата), но и отношение к детям. Они познали радость отцовства зрелыми людьми. Вячеслав Васильевич боготворил свою дочку Аню от второго брака — со старшим сыном Владимиром от первой жены Нонны Мордюковой у него близости не было. А Василий Семенович обожал своих пацанов, баловал их. Ничего для детей не жалел и поддерживал, даже когда они стали взрослыми. Особенно младшего. Знаю, что Василий Семенович не отказывал Сергуне, как он ласково называл сына, ни в одной его просьбе.
Когда после смерти Вячеслава Васильевича мы с Василием Семеновичем приступили к работе над очередным диском, Лановой настоял, чтобы мы включили в этот диск блок песен, когда-то исполненных Тихоновым. Вячеслав Васильевич неоднократно записывал песни, в том числе и для кино, но широкой аудитории они не были известны. Эти записи хранились у нас в Центре, потому что Вячеслав Тихонов был членом нашего правления. И как выражался Василий Семенович, он «втащил» Тихонова в этот диск. Однако дочь Вячеслава Васильевича Анна не оценила этот поступок и стала выражать недовольство тем, что Василий Лановой вставил в свой диск песни Вячеслава Тихонова без ее ведома. Василий Семенович не стушевался, дал понять Анне, что поступать он будет исключительно по своему усмотрению — так как Вячеслав Тихонов его друг.
— Василий Семенович в некоторых интервью утверждает, что поначалу отказывался от роли Анатоля Курагина в фильме «Война и мир», так как хотел сыграть Андрея Болконского. Согласился сниматься, лишь когда Сергей Бондарчук включил в сценарий сцену в лазарете, где Курагину ампутируют ногу...
— Я до сих пор не понимаю, почему Василий Семенович в последние годы стал так говорить. Ирина Константиновна Скобцева рассказывала совсем другие истории. И в данном случае ее воспоминания выглядят более убедительными — так как им есть масса подтверждений. Как известно, Бондарчук изначально видел в роли князя Болконского Олега Стриженова. Но тот в силу своего строптивого характера категорически отказался работать с Сергеем Федоровичем. Начался мучительный процесс проб и утверждений Вячеслава Тихонова на роль князя. Очевиден и тот факт, что все артисты (получается, кроме Стриженова) мечтали сниматься у Бондарчука — участие в его картине, даже в самой незначительной роли, почитали за большую удачу. Бондарчук — это величина! И конечно, никто из актеров не мог «быть ему указом» или советчиком. Поэтому представить себе, что молодой артист Василий Лановой осмелился бы вносить правки в сценарий народного артиста СССР или отказаться от хорошей роли, очень сложно. Более того, Скобцева говорила, что Василий Семенович сам очень хотел принять участие в «Войне и мире» — просил об этом Сергея Федоровича. Бондарчук нашел для него роль, но не положительную, героическую, в которых Ланового привыкли видеть зрители, а отрицательную! Хотя сам Василий Семенович таковой эту роль не считал. Он говорил так: «Анатоль, конечно, эгоист, светский повеса, хлыщ, но не зверюга же!»
Василий Лановой со съемочной группой фильма «Война и мир» побывал на многих зарубежных фестивалях. Но конечно, все награды присуждались режиссеру картины и исполнителям главных ролей: Вячеславу Тихонову и Людмиле Савельевой. Однажды Василий Семенович даже сказал мне с некоторой досадой: «На одном фестивале чествовали только Вячеслава Тихонова, а мы с Ирой Скобцевой стояли на сцене будто мебель». Каждый артист так устроен — ждет положительной оценки именно своей работы... И надо сказать, наградами Василий Семенович не был обделен, пусть он и получил их не за «Войну и мир». Зато с фильмом Бондарчука поездил по заграницам — что в годы железного занавеса тоже было большим благом.
К Сергею Бондарчуку Василий Семенович относился уважительно, но считал, что тот сделал ошибку, когда ушел к Ирине Скобцевой от Инны Макаровой. Мне довелось поработать с Ириной Константиновной, ведь Центр «Слава» выпустил памятный альбом «Сергей Бондарчук. Фотолетопись» к его девяностолетию. Что характерно, мы сделали это без финансового участия каких-либо государственных или коммерческих структур. Как, кстати, и большинство наших дисков. Поиски средств на их издание были мучительными и всякий раз ложились на мои плечи... Много дней я провел на легендарной даче Бондарчука и Скобцевой, разбирая с Ириной Константиновной и архивариусом семьи Николаем Лариным бесчисленные папки с фотографиями. Скажу честно: работа над этим альбомом далась мне очень тяжело — Ирина Константиновна попортила мне нервы как никто.
— Конечно, я не могу не спросить о картине «Офицеры». Как складывались отношения Василия Ланового и Георгия Юматова?
— Очень интересные факты про работу над этим фильмом рассказал мне второй режиссер картины Владимир Златоустовский. Несколько раз мы встречались с ним и вдвоем, и втроем — вместе с Василием Семеновичем. Например я узнал, что песню к фильму «От героев былых времен...» («Вечный огонь») записал именно Владимир Златоустовский. Помню, Василий Семенович с наигранной обидой в голосе сказал:
— А должен был петь я!
На что Златоустовский лишь подкинул дров:
— Да ладно, Вася, перестань! А то еще расскажу Моцардо, как я пришел в Щукинское училище и рассказал тебе, что начинаю снимать с режиссером Роговым фильм про офицеров, а ты попросил: «Попробуйте меня!»
Лановой и Златоустовский были знакомы со времен учебы в Щукинском училище. Когда запускалась картина «Офицеры», Василий Семенович в училище уже преподавал сценречь. Так что именно Златоустовский рекомендовал Ланового режиссеру картины Роговому. А ведь на роль Ивана Вараввы было пятьдесят претендентов! Но в пару к Юматову взяли именно Ланового, потому что по сценарию нужны были два разных человека — полярные личности. Георгий Юматов по темпераменту сдержанный и спокойный, а Лановой в своем актерском амплуа — яркий, взрывной, энергичный. Еще Златоустовский рассказал, что вся роль Василия Семеновича в этом фильме уложилась всего в пять съемочных дней. Это уже потом, при монтаже, отснятый с Лановым материал разбросали по всей картине... В то время как у Алины Покровской было двадцать шесть съемочных дней, а у Георгия Юматова — более шестидесяти!
Несмотря на то что в «Офицерах» Юматов и Лановой сыграли разных по темпераменту героев, когда-то они пробовались на одну и ту же роль! А именно — Павки Корчагина. Говорят, уже утвержденного в картину Юматова подвела дисциплина — и в итоге роль перешла к Лановому. Конечно, Георгий Александрович был обижен. А как могло быть по-другому? Не мог настоящий актер смириться, что такая масштабная роль ушла из рук, но и винить ему кроме себя было некого. Время, конечно, залечило раны и расставило все на свои места. Жизнь сама свела Ланового и Юматова на съемках «Офицеров», где они примирились и даже подружились. Потом вместе с удовольствием снимались в картинах Бориса Григорьева про будни сотрудников уголовного розыска: «Петровка, 38», «Огарева, 6» и «Приступить к ликвидации».
Василий Семенович сочувствовал товарищу. Георгий Юматов, несмотря на успех в кино и популярность, жизнь прожил очень трудную. Настоящий фронтовик, юношей прошедший Великую Отечественную войну — Юматов и в пожилые годы пережил «свою войну»... Георгий Александрович очень любил собак. Для него собака была дороже иного человека. Дело в том, что во время войны Юматов служил юнгой на катере, и почему-то на их судне оказалась собака. Однажды этот пес с палубы бросился в воду и Жора прыгнул за ним, чтобы спасти. В тот момент, когда он оказался в воде, в катер попала торпеда... Судно и команда погибли, а Юматов остался жив — вот и считал, что своим спасением обязан собаке. До конца дней относился к собакам как к священным животным. Например когда его спрашивали: «Какой породы ваш пес?» — никогда не говорил, а лишь называл имя собаки, потому что это полноценный член семьи. Кроме того, собаки заменяли Юматову и детей, которых у них с женой актрисой Музой Крепкогорской не было. Кстати, Василий Семенович тоже обожал собак и когда остался без своей собачки, с огромной нежностью «общался» с моими чихуа-хуа Элвисом и Фросей. Всегда радовался, когда я брал собачек с собой, разговаривал с ними, гладил, всячески ласкал.
Ну а у Юматова в пожилые годы случилась вот какая трагедия: ушел из жизни его пес — его верный друг. Георгий Александрович попросил дворника помочь собаку похоронить, а после решили помянуть. Они крепко выпили, и в каком-то застольном споре под градусом дворник сказал что-то крайне неуважительное о войне, о фронтовиках. Юматов в состоянии аффекта сорвал ружье, висевшее на стене, и выстрелил. Человек погиб. Конечно, кинематографисты вступились за коллегу, уже немолодого артиста, героя войны Георгия Юматова. И Василий Семенович не остался в стороне. Подписывал все письма и ходатайства в защиту товарища. Он очень его жалел, понимал, что произошла чудовищная роковая ошибка. И надеялся, что суд так к этому и отнесется — как к несчастному случаю, ошибке. Общими усилиями Георгий Александрович остался на свободе, но не прожил и трех лет — актера не стало в 1997 году.
Память о Юматове Лановой свято чтил. В декабре 2013 года вместе с Василием Семеновичем я присутствовал на открытии скульптурной композиции на Фрунзенской набережной, которая увековечила сцену из фильма «Офицеры». Василий Семенович всплакнул и на этом мероприятии. Все-таки не каждому выпадает честь удостоиться памятника при жизни — пусть это памятник и не артисту, а лишь образу, созданному им в кино. «Но тем и ценнее, что потомки так высоко оценили труд всей съемочной группы», — считал Василий Семенович. Для него это была радость со слезами на глазах — не столько за себя, сколько за ушедших коллег. Этим памятником, полагал он, увековечили память и Георгия Юматова, и сценаристов фильма Бориса Васильева и Кирилла Рапопорта, и Владимира Златоустовского, и, конечно, режиссера Владимира Рогового.
— Какую роль Василий Семенович считал любимой?
— Для него роль Павки Корчагина, которую упустил Юматов, стала судьбоносной — может быть, даже ролью жизни. Наверное, все сложилось именно так, как и должно было сложиться. Ведь образ Павки стал эталонным для Ланового еще в школьные годы, когда в Одессе во время немецкой оккупации учитель закрывал дверь в класс и говорил по-украински: «Сейчас я вам буду читать «Як гартувалася сталь». Но не дай бог, узнают, что я вам это читал, — головы мне не сносить». О Корчагине сам Василий Семенович говорил так: «Павка был для меня не героем из книги, а вполне живым парнем, которого я полюбил, с которым подружился, которого научился понимать как близкого человека, к которому стремился приблизиться духовно, нравственно. Не только я создавал этот характер, но и Павка формировал меня как личность. В нем виделся мне образец стойкости, мужества, веры, решимости. Таким и сыграл его. Режиссеры Алов и Наумов своеобразно понимали Корчагина. Они все время твердили фразу Андре Жида, который в 1934 году навестил автора книги «Как закалялась сталь» Николая Островского и выйдя от него, произнес: «Это ваш коммунистический Иисус Христос». «Вася, вот и играй Христа», — говорили мне режиссеры. После выхода картины многие критиковали меня за «святость» Павки, а меня это радовало — значит, все получилось».
— Василий Семенович считал себя коммунистом?
— Да. В то время когда все сдавали партбилеты, Лановой не вышел из коммунистической партии. При этом никакого участия в ее общественной жизни он не принимал. Просто остался верен своим взглядам, в очередной раз проявив принципиальность. А вот Геннадий Зюганов не раз подчеркивал, что Василий Лановой «наш человек — коммунист», но реально нам помогал Сергей Михайлович Миронов.
— Как Василий Семенович определял для себя понятие «Родина»?
— Это понятие для него имело самый прямой смысл. Родину он пошел бы лично защищать, за нее отдал бы жизнь. Лановой дорожил своей Родиной и ее наградами, особенно советскими. Например Ленинской премией, которую он получил, озвучив документальный фильм «Великая Отечественная», званием «Народный артист СССР». Он считал очень важным не изменять своим принципам в любой стране, при любом строе!
Небольшой штрих к портрету. В девяностые годы был случай, когда Василий Семенович, чтобы защитить какую-то девицу на Старом Арбате, вступил в драку. Он возвращался после спектакля или репетиции домой пешком и заметил, что возле кафешки подвыпившие бугаи пристают к девушке. Не прошел мимо. Мужиков было двое, и разговаривать с Лановым на языке Пушкина они, конечно, не собирались. За свое замечание «капитан Грей» сразу получил по лицу (в отношении Василия Семеновича язык не поворачивается сказать «по морде»). «По морда?м» как раз получили хулиганы — Лановой «сражался» как умел, и они ретировались. Забавно только, что ни эти мужики, ни «принцесса» не признали в «рыцаре» народного артиста.
— А как Василий Семенович, ставший кумиром, эталоном мужской красоты не для одного поколения, относился к своему отражению — к своей внешности?
— Он очень нравился себе молодым. Стройный, с атлетической фигурой, проникновенным взглядом и аристократическими чертами лица. Не без удовольствия пересматривал свои фотографии в молодости, особенно ему нравилась одна, на которой он запечатлен с открытым торсом. Василий Семенович настаивал, чтобы мы обязательно включили это фото в его юбилейный фотоальбом. Часто Лановой говорил, что очень любит свой эпизод в «Полосатом рейсе», — называл его чуть ли не любимой ролью наравне с Павкой Корчагиным. В интервью подобное признание обычно звучало как шутка. Но была в этой шутке и большая правда: Василию Семеновичу действительно очень нравилось, как оператор снял его в сцене на пляже — запечатлел во всей красе!
Конечно, расставаться с молодостью и красотой Василию Семеновичу, как и любому актеру, было нелегко. Правда подобными переживаниями он ни с кем не делился. Но за собой по возможности следил — и за лицом, и за одеждой, и за душой, и за мыслями — все как завещал доктор Чехов.
И смех и грех: однажды подошли к Лановому две пожилые женщины, одна говорит:
— Василий Семенович, это моя мама, ей девяносто три года, она вас очень любит!
И тут эта мамаша выдает:
— Да, Василий Семенович, я вас помню с детства!
Он отнесся к этому заявлению с иронией:
— Дорогие мои, это ж сколько мне, по-вашему, лет?!
Ему тогда было лет восемьдесят — восемьдесят пять. К Лановому, независимо от его возраста, подходили всегда и везде: признавались в любви, просили сфотографироваться. А уж сколько было признаний от мужчин, что именно Василий Семенович, точнее его герой, вдохновил их связать жизнь с вооруженными силами! Таким историям нет числа.
— Какой характер у артиста был в жизни?
— Василий Семенович был разным. В считаные минуты его настроение и образ могли меняться. Казалось бы, только что был суровым и молчаливым, но вот уже прямо на твоих глазах становится теплым и веселым — и наоборот. Ой, а как Лановой умел смеяться! Он так красиво хохотал. Наивысшим счастьем для него было, если спектакль или концерт прошел успешно, если вышел новый диск, если пришла хорошая новость. Люди со стороны его, конечно, побаивались. Сам Лановой! Но Василий Семенович менялся, когда узнавал человека поближе — раскрывался, начинал шутить, улыбаться. Хотя так было не со всеми. Если человек интересен Василию Семеновичу, он будет с ним общаться, если неинтересен — не станет тратить время.
В этой связи запомнился мне один эпизод с Валентином Распутиным. Вот кто Лановому был действительно интересен, вот чьим творчеством он интересовался, вот с кем он чувствовал себя на равных — с выдающимся писателем земли русской. Когда у Распутина умерла жена, Василий Семенович сказал: «Я должен к нему съездить, навестить его, мало ли что может случиться...» В Иркутске Ланового встретил мой знакомый и отвез к Распутину. Если бы вы знали, как Валентин Григорьевич был счастлив, что к нему приехал Василий Семенович! Я, к сожалению, тогда не мог полететь — как раз занимался выпуском нового диска Ланового. Но зато мне посчастливилось встретиться с писателем в Москве. Василий Семенович позвонил: «Валентин приехал, встреться, пожалуйста, с ним — у меня не получается. Он для меня письмо передаст». Мы увиделись на Гоголевском бульваре, очень тепло поговорили, и Валентин Григорьевич передал для Василия Семеновича письмо и коробку конфет — прямо как для ребенка. Для меня это тоже стало ярким штрихом к портрету этого выдающегося писателя.
— Вы сопровождали Василия Семеновича на прощании с его первой супругой Татьяной Самойловой. Как это было?
— Когда умерла Татьяна Евгеньевна, я позвонил Лановому:
— Василий Семенович, завтра будут похороны, надо поехать на прощание, вам обязательно нужно присутствовать.
Он не стал отказываться, не выразил никаких сомнений — видимо еще до моего звонка принял для себя решение быть на гражданской панихиде. Спросил лишь:
— Ты заедешь за мной?
Он, как и любой нормальный человек, испытывал растерянность и трепет перед предстоящей церемонией, да и смерть близкого когда-то человека невозможно принять равнодушно. С утра я купил цветы, и мы с Василием Семеновичем поехали в Дом кино. Там все ждали приезда Ланового, но никто не был уверен, появится ли он. Конечно, все СМИ сразу стали его снимать. Василий Семенович прошел мимо камер, возложил к гробу цветы, поклонился своей первой супруге... Выступать на гражданской панихиде и раздавать комментарии не стал. Мы уехали. В этот день у нас было запланировано мероприятие для Следственного комитета, которое отменять не стали. Из Дома кино нас забрала служебная машина Следственного комитета. А в Интернете появилась статья: «Лановой на прощание с Самойловой приехал под конвоем».
— Когда Татьяна Евгеньевна болела, он как-то ей помогал?
— Нет, не помогал. Знаю, что Самойлова пыталась ему звонить, обращалась к бывшему мужу через телевидение, призывая к диалогу. Конечно, все это специально устраивалось телевизионщиками ради шоу и рейтингов. Но Василий Семенович держал дистанцию. Рядом была Ирина Петровна, чувства которой он ранить не хотел. Она могла отнестись к подобному общению с ревностью.
— А свою вторую жену актрису Тамару Зяблову, которая погибла в автокатастрофе, Василий Семенович вспоминал?
— Лишь однажды, когда мы готовили к его юбилею альбом «Василий Лановой. Фотолетопись», он мне сказал: «Обязательно поставь фотографию Тамары». А когда увидел ее портрет в уже готовом альбоме, нежно погладил страницу с фотографией и прослезился.
— Какими были отношения Василия Ланового и Ирины Купченко?
— Несмотря на продолжительный брак и большое взаимное уважение, Лановой и Купченко, как мне виделось, жили каждый своими жизнью и интересами. У каждого была своя собственная территория. На одном этаже у них две одинаковые трехкомнатные квартиры с отдельными входами. Правда изнутри квартиры объединяет смежная дверь — так что Василий Семенович и Ирина Петровна могли свободно ходить друг к другу.
— Кто занимался бытом?
— Пока сыновья были маленькими, помогали родители Ирины Петровны. Ну а когда старших членов семьи не стало, хозяйственные заботы всецело легли на нее. Надо отдать должное Василию Семеновичу — он до конца жизни оставался самостоятельным, независимым и не требовал к себе повышенного внимания даже со стороны жены. Завтракал Василий Семенович дома — тем, что приготовит жена, а обедал или дома, или в театре — благо жил Лановой рядом с Театром Вахтангова. Василий Семенович к еде был равнодушен и никогда не переедал — всегда был чуть голодным, поэтому, наверное, и сохранил удивительную стройность.
К юбилею Ирины Купченко Василий Семенович попросил: «Давай сделаем Иришке книгу-фотоальбом, как у меня». И мы приступили к работе. Ирина Петровна поначалу пыталась отказываться от собственного альбома, хотела свести на нет нашу инициативу, но потом все же доверила мне свой личный фотоархив. Вместе с ней мы часами просматривали и отбирали фотографии. Я, конечно, очень дорожу тем, что такой закрытый человек, как Ирина Купченко, допустила меня к своему сокровенному, личному. Познакомила с историей семьи, рассказала о родителях, детстве... Процесс работы над фотолетописью ее увлек, она доставала и приносила какие-то тексты, рецензии на свои работы, вырезки из журналов и газет. Иногда даже советовалась: брать ту или иную рецензию или нет — она очень критично относится к напечатанному. Закончив с личным архивом Купченко, я приступил к поиску фотографий из фильмов, в которых она снималась. Но так как кинокадры в фотобанках и на киностудиях стоят дорого, я скупил диски со всеми фильмами Ирины Петровны, и потом со специалистами на профессиональной технике мы сделали стоп-кадры хорошего качества. В результате получился шедевральный фотоальбом. И Василий Семенович, и Ирина Петровна остались очень довольны.
— Как Василий Семенович пережил потерю сына? Вы были рядом с ним в эти дни?
— Да, эта драма разворачивалась на моих глазах. С сыновьями Василия Семеновича я познакомился на праздновании его семидесятипятилетия в музее Пушкина, организатором которого выступил МКЦ «Слава». Александр и Сергей — удивительные ребята, достойные своих родителей. С Сережей мы, наверное, и пообщались единственный раз именно на том вечере. Очень приятный, симпатичный, открытый парень. Он сердечно поблагодарил меня за организацию отцовского юбилея. Волей судьбы Сергей оказался в Санкт-Петербурге. Там и жил последние годы со своей гражданской женой Ольгой. Василию Семеновичу Оля нравилась, он мне говорил, что она человек надежный.
В тот трагический октябрьский день 2013 года мы с Василием Семеновичем и Михаилом Сердюковым были в Краснодаре. Не могу не сказать о Михаиле — изумительный человек, учредитель проекта «Аллея Российской Славы». Василий Семенович был председателем Попечительского совета этого проекта. Михаила он обожал, потому что Сердюков занимается настоящей патриотической, я бы даже сказал, подвижнической деятельностью. Сколько героев-воинов, исторических и культурных деятелей России он увековечил в бронзе! Василий Семенович часто ездил с Михаилом Сердюковым в командировки, старался лично присутствовать на всех выставках и церемониях открытия новых памятников... В тот день в Краснодаре по окончании мероприятия мы втроем вышли на улицу. Был поздний вечер теплого осеннего дня, и мы решили прогуляться до гостиницы. В это время у Василия Семеновича зазвонил мобильный телефон. «Оля, здравствуй. Что случилось?.. Да?! А в квартире включен свет? — взволнованно расспрашивал Василий Семенович. — А может, ты какую-нибудь бумажку под дверь просунешь? Вдруг он ее увидит?..»
— Василий Семенович, что случилось? — спросил я, когда он закончил разговор.
— Да с Сергуней что-то непонятное. Дверь не открывает...
Вскоре телефон стал звонить чуть ли не каждую минуту. Звонили то Оля, то Ирина Петровна, то Василий Семенович сам набирал им — и так по кругу, пока не взломали дверь в квартиру. Боюсь ошибиться, но мне кажется, было около половины первого ночи... После последнего звонка Василий Семенович стих, побледнел, вмиг осунулся и сник. На наш немой вопрос ответил, что Сергея нашли мертвым. Идти дальше не было сил, и мы завернули в первое попавшееся кафе. Оно уже не работало, но персонал еще не разошелся, и нас согласились обслужить. Мы заказали ужин, но никому кусок в горло не лез. Что-то поклевали, выпили... Василий Семенович очень плакал. Очень! «Ну как? Как это может быть?!» — только и повторял он. Действительно, все случилось очень неожиданно — никаких предпосылок не было. Просто у молодого, тридцатисемилетнего человека отказало сердце.
Утром Миша Сердюков отправил нас в аэропорт. Мы уже прошли паспортный контроль и присели в ожидании самолета, как вдруг Василий Семенович спросил: «Что мне делать? Как быть? — и не дожидаясь моего ответа, продолжил: — Бери мой кофр с концертным костюмом и лети в Москву один. А я поеду в Санкт-Петербург». Я пошел к менеджерам аэропорта, спросил: «Как нам поменять билет? Василию Лановому нужно сесть на другой рейс». Конечно нам помогли. Но тут позвонила Оля и сказала: «Василий Семенович, не надо лететь в Питер, я уже договорилась — нашла машину, которая перевезет тело Сергея в Москву». И снова я пошел менять билет... В самолете мы сидели вместе, но почти не разговаривали. На Василия Семеновича было больно смотреть — всю дорогу у него были влажные, уже красные, опухшие от слез глаза. В Москве в аэропорту нас встретили мои друзья. Василий Семенович попросил: «Только никому ничего не говори, даже в театре! Пусть меня никто не беспокоит». И я, как и обещал, ни с кем ничего не обсуждал. Ольга — молодец, она так смогла все организовать, что СМИ ничего не узнали. Сама договорилась с моргом в Санкт-Петербурге, заказала специальную машину и сопровождала тело Сергея в Москву. Похоронили Сергея Ланового на Хованском кладбище. Прощание было закрытым — присутствовали лишь члены семьи.
День похорон совпал со спектаклем «Пристань» в Театре Вахтангова, где были заняты все актеры старшего поколения, и Василий Лановой в том числе. В театре, конечно, все уже знали о трагедии в семье актеров. И если бы Василий Семенович отказался играть в этот вечер, отнеслись бы к его решению с пониманием. Но он сказал, что на сцену выйдет. Ему нужно было высказаться, а сделать это он мог только на сцене. Оставаться наедине со своим горем было невыносимо. В этом спектакле Василий Лановой читал стихи Пушкина. В тот вечер помимо стихотворений, согласованных с режиссером, он прочитал еще несколько, отвечающих его текущему эмоциональному состоянию! Зрители, конечно, не догадывались об экспромте. А вот капельдинеры, которые смотрели спектакль из зала, и актеры в кулисах плакали — они все поняли!
Уход Сережи стал незаживающей раной в душе Василия Семеновича. Он никогда не пускался в воспоминания и просил близких не касаться этой болезненной темы. Своих мальчиков Василий Семенович очень любил — они были такими долгожданными для него! Ведь попытки заиметь детей в предыдущих браках заканчивались трагически. Сыновей назвали Александром и Сергеем в честь любимых поэтов Ланового — Пушкина и Есенина. Парни выросли красивыми, высокими, эрудированными, получили хорошее образование — такими сыновьями можно гордиться. Младший, Сергей, окончил экономический факультет МГУ, кроме того владел иностранными языками — занимался переводами. Старший, Александр, стал историком, окончив истфак МГУ. И если Сергея можно в какой-то степени назвать «ловеласом» — он всегда был окружен женским вниманием и имел многочисленные романы, то старший сын, может быть, в силу своей природной застенчивости, не был открыт для знакомств и долго выбирал себе вторую половинку.
С будущей супругой Ириной Александр познакомился в Библиотеке имени Ленина, где они оба работают. Ирина родом из Барнаула — очень хорошая, приятная, хозяйственная, симпатичная девушка. Родители были довольны выбором сына, благословили молодых. Но решили провести свадьбу тихо — без прессы и посторонних «свидетелей». А меня попросили принять участие в организации праздника. Как же Василий Семенович волновался в ЗАГСе! Он был таким торжественным, в красивом светлом костюме, и в то же время растерянным — все-таки впервые женил ребенка. Но счастлив он был по-настоящему — наконец-то у его Саши появился надежный тыл.
Застолье заказали в ресторане Дома актера. Накануне мы пришли туда с Ириной Петровной, невестой и ее подружкой и сами украсили зал к предстоящему торжеству. Развесили гирлянды из лампочек, укрепили растяжку со словами «Ира + Саша». Ирина Петровна лично украсила цветами стол молодоженов. Все это было так трогательно, так по-семейному уютно.
— Василий Семенович помогал вам по жизни?
— Я ведь тоже человек принципиальный, поэтому никогда ничего у него не просил. Когда освобождались какие-то руководящие должности, лишь советовался с ним:
— Василий Семенович, а что если мне пойти туда работать?..
Конечно, обладая этой информацией, Лановой мог бы составить мне протекцию, но он всегда отвечал в одном ключе:
— Зачем тебе это надо?! Это такие нервы, такая ответственность...
Мне кажется, Василий Семенович просто хотел, чтобы я был при нем, боялся меня потерять. В одиночку Лановой наши проекты никогда не поднял бы — и он это прекрасно понимал.
Справедливости ради надо сказать, что иногда он интересовался:
— Может, тебе чем-то помочь?
— Нет, спасибо, я все сам решу, — неизменно отвечал я.
Во-первых, посвятив себя общественной деятельности, я сам привык всем помогать. Во-вторых, никакой острой необходимости в помощи Ланового в моей жизни не возникало. А в-третьих, я не хотел, чтобы кто-то потом меня упрекнул, что пользуюсь авторитетом великого артиста в корыстных целях. Как будто предчувствовал, что после ухода Василия Семеновича в мой адрес посыплются несправедливые упреки.
— Ссоры у вас с Василием Семеновичем случались?
— Однажды Лановой меня предал. При одном высокопоставленном чиновнике по настоянию одной дамы сказал, что не знает меня... Представляете мое состояние?! Думаю, можно не описывать. Конечно, Василий Семенович прекрасно понимал, что совершил. Но была у него слабость — он терпеть не мог, когда на него давят. Грубо осадить человека был не в состоянии, поэтому иной раз, чтобы от него отстали, он предпочитал с чем-то согласиться, отмахнуться и тем самым прекратить препирательства. Это был его способ защиты. Я его не оправдываю, а лишь констатирую, что такая особенность у него была. Естественно, после произошедшего Василий Семенович начал мне звонить на следующий же день, но мне категорически не хотелось с ним больше общаться. Удар был слишком болезненным. Три недели я «держал оборону», но звонки не прекращались. И я наконец ответил. «Слава, нам надо встретиться, это не телефонный разговор...» — услышал я его голос в трубке. Договорились увидеться в буфете театра. Я пришел. Молчу. Василий Семенович предложил: «Давай чайку возьмем?» Я равнодушно кивнул. Сели. Я молчу. Тогда он спросил:
— Слава, ну неужели ты не простишь старика?! Неужели мы не будем продолжать наши дела?!
Я ответил:
— Конечно будем! Просто мне очень жаль, что вы меня не знаете...
А он уже как ни в чем не бывало продолжает:
— Ну ладно тебе дуться! Какие у нас планы?
С появлением Антонины Журавлевой в окружении Василия Семеновича многое в жизни Ланового изменилось... Она создала автономную некоммерческую организацию, в которую втянула (именно это слово он употребил, комментируя однажды свое участие) Ланового соучредителем. Конечно и меня, и наш МКЦ «Слава», председателем правления которого Василий Семенович стал в 2013 году, Журавлева рассматривала как конкурентов. Хотя наш Центр всегда занимался лишь благотворительной общественной деятельностью и никогда не ставил перед собой цели получения прибыли. Лановой с возмущением жаловался мне, что Журавлева запрещает ему со мной общаться. Говорил мне и даже писал: «Несмотря ни на что, мы все равно с тобой вместе». Но и от Журавлевой не отказывался — сотрудничество с ней приносило ему деньги. Однако разрушить мою дружбу с Василием Семеновичем ей не удалось. Напротив, наши отношения лишь укрепились и стали нежнее. Он прекрасно видел разницу между мной и своим «концертным директором» и все больше ценил то, что мы вместе сделали за тридцать лет.
Несмотря на преклонный возраст и связанные с этим недуги, Василий Семенович много работал. К сожалению, в период ограничений не все его выступления и гастроли были отменены.
— Когда вы виделись с Василием Семеновичем в последний раз?
— Последний раз мы виделись двадцать пятого декабря в театре. Накануне он играл спектакль, и я знаю, что далось ему это тяжело. Лановой был очень уставшим. Подкашливал. Я ему прямо говорил:
— Василий Семенович, ты же кашляешь! Тебе надо отдохнуть, а не на выступления ездить!
Он соглашался:
— Ну да. Ну да, кашляю...
Но почему-то кроме меня никто на его кашель и усталость внимания не обращал.
Новый год он встретил с Ириной Петровной, сыном и невесткой на даче. Первого января Ира с Сашей уехали, а второго января супруги, Купченко и Лановой, оказались в больнице, в красной зоне... Интересно, что дети не заболели, зато коронавирусом заболела «директор» Журавлева.
Последний раз я с Василием Семеновичем разговаривал шестого января. При нем еще был телефон.
— Он бодрился в больнице?
— Он продолжал кашлять и уже не бодрился. Хотя никогда не жаловался и никому не говорил открыто о своем состояни, но на этот раз даже по телефону было заметно, что настроение у него пасмурное... Василию Семеновичу хотелось, чтобы его пожалели, ободрили, развеяли грустные мысли и помогли увериться в выздоровлении. Он не терял надежды. Да и состояние его нельзя было назвать тяжелым. Как известно, поражение легких у Василия Семеновича было совсем небольшим — всего пять процентов. В первые дни он даже порывался уехать из больницы, так как чувствовал себя более-менее хорошо. Но ему сказали, что надо пить таблетки и делать капельницы под присмотром врачей. И он остался. По телефону шестого января мне сказал: «Я рад тому, что моим здоровьем наконец-то занялись. И это безусловно пойдет на пользу». В палате продолжал ежедневно делать зарядку.
Свой день рождения шестнадцатого января Василий Лановой встретил в больнице. В этот день он был уже отрезан от связи. Видимо, таким образом его оградили от назойливых журналистов. И в день рождения, и накануне мне звонили наши общие знакомые:
— Как можно Василию Семеновичу передать цветы, корзину фруктов, подарок?
Я отвечал:
— Отвезите в 15-ю больницу, там все примут и отнесут ему в палату.
Но в основном все подарки и поздравления приходили в театр. Так Василий Семенович их и не распаковал, и не увидел...
Лечение шло вроде бы хорошо, и в двадцатых числах его должны были выписать. Однако организм неожиданно дал сбой, и общее состояние Василия Семеновича ухудшилось. Двадцать восьмого января стало известно, что народного артиста СССР Василия Ланового перевели в реанимацию. Это было в шесть часов вечера, а между девятью и десятью сообщили, что его не стало...
— Как проходило прощание? Вы первым приехали на гражданскую панихиду?
— Нет, когда я приехал в театр, там уже было очень много людей. Все расходы и организацию взял на себя Театр Вахтангова, которому Василий Семенович посвятил всю жизнь — почти шестьдесят пять лет. Ирина Петровна сидела на сцене, рядом — Саша, Ира, Оля, Михаил Сердюков. И к ним все время подсаживалась Журавлева...
Мне прикрепили траурную повязку и поставили в почетный караул у изголовья гроба. Я оказался с Василием Семеновичем лицом к лицу. Это стало тяжелым испытанием — я так рыдал! Разговаривал с ним: «Василий Семенович, ну что же ты лежишь!..» Глаз не мог от него отвести. Все остальное для меня растворилось в темноте зала — никого не видел, кто подходил к гробу прощаться. Не знаю, как вообще устоял. Помню, зазвучала органная музыка, а следом наши стихи и песни... Передо мной стали одна за другой проноситься сцены, как мы с Василием Семеновичем все это записывали, как обсуждали каждую строчку. Это был последний концерт Василия Ланового — его бенефис! Мои эмоции словами не передать, до сих пор слезы текут, когда вспоминаю. Все думал и не мог осознать: «Как же это могло произойти?» Вспомнил, что тем же вопросом задавался и Василий Семенович после смерти сына.
Когда вышел из зала, представители СМИ попросили:
— Скажите что-нибудь...
И я сказал:
— В зале находятся виновники этого...
Считаю, что Василия Семеновича просто загнали работой, выжали из него все силы. Любая болезнь не появляется в одночасье — она входит в ослабленный, уставший организм. Нельзя было в такое время ездить с выступлениями, участвовать в концертах. А он ездил. Посещал массовые мероприятия. Общался с людьми! Как это вообще допустили надзорные органы?
Сейчас кажется очень символичным, что последним нашим проектом с Василием Семеновичем, последней его заботой стала мемориальная доска с барельефом Георгия Юматова. В этом году исполняется пятьдесят лет фильму «Офицеры» и девяносто пять лет со дня рождения Юматова. С Василием Семеновичем мы мечтали установить на доме Георгия Александровича эту доску в день его рождения. «Не надо устраивать никаких юбилейных концертов, снимать программы, — говорил Лановой. — О фильме уже все сказано! Надо увековечить память прекрасного артиста Георгия Юматова!» Проект получился замечательным, Василий Семенович его лично утвердил, но нам не хватало денег на его реализацию. Мысль о том, что нужно успеть открыть доску Жоре, не покидала его. Этим он живо интересовался и в наш последний телефонный разговор. Реализация этого проекта для меня — как исполнение последней воли Василия Семеновича. Доска уже готова. Недостающие средства выделили руководители и члены правления МКЦ «Слава». В то время как шестьдесят организаций, в которые мы обращались, официально отказались помочь. Доска будет торжественно открыта в марте, в день юбилея Георгия Юматова, на доме по улице Черняховского, где он жил со своей супругой Музой Крепкогорской. Все будет так, как мы и планировали с Василием Семеновичем.
Василий Лановой любил записывать аудиосообщения. Ему нравилась такая форма — быстро и конкретно: не надо тратить время на долгие телефонные разговоры и в то же время остается твое живое слово, твоя интонация. А любое слово из уст Василия Семеновича звучало как слово аристократа, которое надежнее любой расписки, крепче любой печати. Много его записей и поздравлений хранится в моем телефоне, но одно я хотел бы процитировать: «Дорогой мой дружок Славочка Моцардо, тридцать лет тому назад в Доме звукозаписи на Качалова в студии мы с тобой познакомились. Я услышал твою очаровательную музыку, и она навсегда осталась у меня в душе. Я рад, что мы с тобой проводили замечательные творческие мероприятия, связанные с памятью моих выдающихся партнеров, устанавливали им памятники, мемориальные доски, работали над фотоальбомами, музыкально-поэтическими дисками, концертами, вечерами. Это были самые лучшие и незабываемые проекты в моей и, надеюсь, твоей жизни». Мне хочется ответить Василию Семеновичу: «Не сомневайся, мой дорогой любимый Друг, — все так и есть! Совместно сделанное и прожитое за эти годы было лучшим и в моей жизни!» Но я точно знаю — Василий Семенович в этом никогда и не сомневался.
Подпишись на наш канал в Telegram