Когда Тиханович расстался со своей музой из варьете, я решилась признаться, что он мне нравится. Саша обрадовался, говорит: «Значит, будем встречаться, а на гастролях в одном номере жить».
— Два белорусских песенных коллектива в семидесятые, что называется, «гремели» — «Песняры» и «Верасы». Во втором блистали вы.
— «Верасы», кстати, создали как бы в противовес «Песнярам». Последний был сугубо мужским. Они работали при Минской государственной филармонии, исполняя песни советских композиторов, а также белорусские народные в современных аранжировках. «Песняры» очень нравились публике! Руководил коллективом Владимир Мулявин, или, как называли его близкие, Муля. В 1971-м «Песняры» выступали на Международном фестивале песни в Сопоте. Высочайший уровень. Вообще, в семидесятые музыкальное творчество всячески поощрялось и поддерживалось государством. Чудесное было время. Молодость моя!
Создать аналогичную «Песнярам», но девичью группу предложила студентка Минской консерватории Таисия Тлехуч. Ее поддержала Ядя Поплавская, тоже студентка. За помощью обратились к Ядиному отцу Константину Иосифовичу — заслуженному деятелю искусств, дирижеру и одному из основателей Белорусского государственного академического народного хора.
Тогда, в 1971-м, я оканчивала музыкально-педагогическое училище в белорусском Гродно. Играла на аккордеоне и гитаре, в которую буквально влюбилась в юности и обожаю до сих пор. Удивительный инструмент — всего шесть струн, а какие мелодии воспроизводит! Научилась на шестиструнке, освоила и бас-гитару, и барабаны. Мужчина баянист или гитарист во все времена считался «первым парнем на деревне», а представляете, если на гитаре виртуозно играет девушка? Я была очень популярна в своем городе в молодежной, как сейчас бы сказали, тусовке.
Мы создали свой ансамбль при Дворце культуры текстильщиков, играли на городских праздниках, на танцах. Сначала были без названия, а потом придумали — «Чаровницы».
Однажды в Гродно приезжает с концертом заслуженный артист БССР Эдуард Мицуль, «Верасы» работали при Мицуле — аккомпанировали ему, подпевали, а также исполняли сольно несколько песен. Работали Ядя, Таисия Тлехуч и еще две девочки.
После концерта «Верасы» пришли к нам во Дворец культуры текстильщиков. Они присматривали солистку в свой коллектив, так как одна из девочек уходила. Им предложили посмотреть меня. Я играла на бас-гитаре, шестиструнной еще и пела. Три в одном! И «Верасы» направили делегацию ко мне домой. Пришли Ядя Поплавская, Люцина Шеметкова и ведущий концерта Вениамин Тунис — солидный взрослый мужчина. Но я оканчивала третий курс гродненского музыкально-педагогического, впереди предстоял четвертый. Родители мои сказали: пока не окончу училище, никуда меня не отпустят. Весь следующий год жила как на иголках — боялась, что «Верасы» найдут мне замену. Но они меня ждали.
И вот я наконец в Минске — встретила меня Таисия Тлехуч. Остальные участники «Верасов» находились на гастролях на Сахалине. Меня, никуда дальше родного Гродно не выезжавшей, это известие обрадовало: значит, я тоже буду скоро с ними ездить и посмотрю мир!
Мы репетировали, потом поехали с концертами. Со временем коллектив «Верасов» стал смешанным — девушки и парни. До десяти-двенадцати человек на сцене. Состав менялся, артисты приходили и уходили.
Сашу Тихановича помню солдатиком в военной форме, он в армии служил — прибегал подыгрывать на репетициях. Премиленький мальчик с пухленькими губами и озорными глазами. У него девушка была — из варьере, иногда ждала его после репетиций. У меня даже сохранилось совместное фото — я за барабанной установкой сижу, рядом Саша с гитарой... Уже с усами, между прочим. Его девушка снялась с гитарой, а внизу сидит задумчивая Ядя. С Сашей у них еще не было отношений. Когда Тиханович расстался со своей музой из варьете, я решилась признаться, что он мне нравится. Саша обрадовался, говорит: «Значит, будем встречаться, а на гастролях в одном номере жить».
Я немного растерялась: хотя и бойкая хохотушка, но скромница. Потом мы долго целовались под лестницей Минской филармонии.
У нас с Сашей было много общего: и я на бас-гитаре играю — и он. Я веселая, шухарная, всю жизнь с юмором живу — и Тиханович: как начнет что-нибудь рассказывать, все вокруг лежат от смеха. Море анекдотов знал! Я тоже. Бывало, он первую часть анекдота рассказывает, а я подхватываю и продолжаю. На любом банкете только наши голоса и смех слышны — мой и Сашкин. А что, бывало, устраивали на сцене!
Как-то пришел новый солист Володя Сиренко. Красивый веселый парень. Мы с ним сговорились подшутить над Тихановичем. Володька напялил на себя мое платье, я сделала начес у него на голове и грудь из ваты. И вот идет концерт. Саша пел: «Мы вам честно сказать хотим — на девчонок больше не глядим...» — и посреди песни через весь зал с букетом цветов к сцене идет «дама». Высоченного роста. В платье, еле прикрывающем пятую точку, из которой растут волосатые ноги, завершающиеся ботинками сорок пятого размера. Зрелище настолько комичное, что я со своей гитарой села на корточки — хохочу и не могу успокоиться.
Тиханович замер. Не узнал Володьку, подумал, что реально поклонница, но странная. Сиренко подходит, вручает Сашке букет, берет его за уши и целует. Уже на ближнем расстоянии Тиханович его, конечно, признал, смеялся так, что не мог довести до конца песню. Зрители в зале тоже надорвали животы от смеха, пока Володька, так же через весь зал виляющей походкой путаны со своими волосатыми ногами плыл от сцены. Мы все несколько дней потом смеялись, вспоминая это.
В другой раз Сиренко уже по собственной инициативе купил в буфете два вареных куриных яйца. На концерте сел в первом ряду и положил яйца... себе между ног. Вот такие были хулиганистые! Сидит серьезный. Тиханович, выйдя на сцену с первой песней, увидел Володю с яйцами и, давясь от смеха, убежал за кулисы. Сиренко убрал яйца, только после этого концерт начался.
Особенно озорничали и безобразничали мы на «зеленых концертах» — это последний концерт большого тура. Шарик надуешь, прицепишь сзади музыканту — он выскакивает на сцену, а за ним шарик болтается. В зале сразу хохот, а музыкант в недоумении, почему над ним смеются.
При своем потрясающем юморе Саша был холеричным и взрывным. Ревностно и серьезно относился к профессии. Я на репетиции, помню, не ту ноту взяла на бас-гитаре — он давай на меня орать. Из-за одной-единственной ноты скандал, крик. Проорался, а следом нам предстояло исполнять дуэтом песню о любви. Смотрим друг на друга — и куда только делась обида! Когда о любви поешь, совсем другое настроение: плыву и таю.
Когда у «Верасов» появлялась новая песня, Саша каждый раз хотел быть солистом. Если худрук вдруг отдавал предпочтение другому вокалисту, Тихановичу это не нравилось, он мог пойти и на открытый конфликт. Часто добивался своего и песни доставались ему, а не, например, Лене Кошелеву — еще одному замечательному солисту «Верасов» и действительно гениальному вокалисту. Как Леня пел «Молодость моя, Белоруссия...» Пахмутовой и Добронравова! До мурашек!
Мы распевались всюду, буквально каждую свободную минуту. В гостиницах, в поездах... И так уже спелись, до такой степени чисто! Michelle — известную песню The Beatles — а капелла на восемь голосов! Красотища! У Яди абсолютный слух, она не позволяла ни на йоту сфальшивить. С характером сильным и волевым. Могла даже швырнуть чем под руку попадет. Зато эта крошка в коллективе дисциплину держала. Если что не по ней — такой разнос устроит, всем отвесит. «Выстроит» всех, «разнесет» — и снова в коллективе мир да лад.
Как в родном Гродно, так теперь во всей республике у меня появилась куча воздыхателей. Однажды приходит с почты уведомление о посылке из Бреста. Думаю: странно, у меня никого из знакомых там нет. Пошла получать. Открываю — а внутри три фигурки из дерева вырезаны: я, Ядя и Люся. Очень четко угаданы характеры — озорная я, изящная Люся и кокеточка Ядя. Удивительное творение рук! Сделала снимок на память. С того дня стала регулярно получать письма из Бреста на адрес: «Минская филармония, ансамбль «Верасы», Микулич Надежде». Начиналось каждое послание одинаково тепло: «Добрый милый мой человек — Надежда...» На протяжении восьми лет человек писал!
В другой раз какой-то парень на очередном нашем концерте сидел с другом в первом ряду — с меня глаз не сводил! После концерта пришел за кулисы, спросил, где у нас состоится следующее выступление. Мы работали по заводам и по деревенским Домам культуры, которые располагались друг от друга на расстоянии двух-трех десятков километров. На другой концерт он тоже пришел и сидел в зале в первом ряду. После разыскал меня за кулисами и, смущаясь, протянул шоколадку. Спросил, в какой гостинице мы остановились: «Можно мы с другом придем?»
Они приехали на мотоцикле. Я еще выбирала, кто мне больше симпатичен — он сам, Сережей его звали, или друг? Поболтали в холле. Был поздний вечер, и я предложила без всякой задней мысли: «Оставайтесь, у нас как раз две кровати, я с Ядей лягу, а вы вдвоем». Почему-то администраторов, которые выгнали бы гостей, в гостинице не оказалось. И они остались. Просыпаюсь ночью — сидят вдвоем и смотрят на меня.
— Вы хоть поспите! — говорю.
— Потом... — отвечают оба. И опять смотрят.
Сейчас думаю: какой же была дурой! А вдруг бы маньяками оказались, могли покалечить не только меня, но и Ядю?! Впрочем, в советское время мы о маньяках не слышали, привыкли всем доверять и со всеми дружить.
Однажды в коллектив пришел мальчик. Красивый, в белом плаще, аккуратненький, чистенький. Мы репетировали. Наш худрук представил новенького: «Борис Белый, рабочий сцены».
Я удивилась: рабочие сцены выглядят иначе, точно не щеголяют в белоснежных плащах. Еще и фамилия прямо ангельская!
Людка Исупова рядом руки потирает:
— Какой мальчик — мой будет!
Я говорю:
— Почему это сразу твой — мне он тоже понравился!
Да, понравился. Потому что Саша Тиханович в какой-то момент вдруг начал юлить: «Надь, у меня есть брат-близнец. Давай познакомлю?» Никакого близнеца у него, конечно же, не имелось. Просто прикидывал, как наиболее безболезненно дать мне отставку. Наконец честно признался:
— Я... в Ядю влюбился.
Говорю ему:
— Ну, счастья вам! А мне очень нравится наш новый рабочий сцены Боря!
Саша стал встречаться с Ядей, а я с Борисом. Поплавская девочка миниатюрная, ела как птичка. На гастролях Сашу угощала сметаночкой, творожочком. Я сама и покушать люблю, и угостить — на столе у меня всегда колбасочка, картошечка, сальце... Сашка поначалу по старой привычке бегал ко мне: «Надька, у тебя есть что пожрать?»
Ходили в кино вчетвером. Боря меня провожал. Бывало, засидимся на лавочке до полуночи, трамваи уже не ходят, а ему добираться в свое общежитие на другой конец Минска. Вдруг едет поливальная машина. Борька ее останавливает, убалтывает водителя — и за рубль укатывает. Потом на этой поливалке даже на свидания ко мне приезжал — подружился с водителем.
Люда Исупова стала встречаться со звукорежиссером Андреем Медведко. Едем на гастроли. Мы с Борисом просим заселить нас в один номер. Людка намерена проживать со своим Андреем. Администраторы в гостиницах — ни в какую: мол, штампы о браках отсутствуют, вы не муж и жена, не положено! Порядки в гостиницах были строгими.
Кто-то из музыкантов, увидев наши пригорюнившиеся физиономии, дал ценный совет: «Да какие проблемы? Микулич фамилия несклоняемая, Медведко тоже. Объясните администраторам, что Микулич селится с Белым, а Медведко с Исуповой. Андрей говорит, что он — Микулич, а ты, Надя, — Медведко. Кто будет разбираться, что не два мальчика живут вместе и две девочки, а по парам? Никто!»
И вравду не разбирались — и мы жили по парочкам. Но возвращаемся с гастролей, а нас вызывают на собрание профкома филармонии. Почему-то меня и... Ядю. Исупову не вызвали.
Человек десять сидят. Таких трындюлей нам вставили: «Вы же комсомолки, а аморальный образ жизни ведете, девичью честь не бережете! Как такое возможно: с мужчиной в номер селиться? Вы же солистки популярного ансамбля, какой пример подаете молодежи?»
После долгой лекции о моральном облике строителей коммунизма профкомовцы нас отпускают. За дверью уже Борька с Тихановичем ждут и переживают. Вышли мы из кабинета, говорим: «Ну что, айда в ресторан — замочим все это дело!» Совсем несознательными были!
На очередных гастролях после концерта Боря лежит в моем номере, а я в раковине ему носки стираю: ванных не было, условия в тогдашних гостиницах были аховыми — ни ванной, ни душа. Вдруг стук в дверь. Открываю — на пороге Сережа. Тот самый, что с другом приезжал на мотоцикле. Волнуясь, произносит прямо с порога, что долго думал и наконец решился признаться мне в любви, и вот он здесь. Здрасте-приехали! Выхожу к нему за дверь, говорю: «Понимаешь, какое дело? Ты не приезжал, поэтому у меня появился другой и у нас серьезные отношения». Сережа вдруг начинает рыдать! Да так громко!
Боря услышал и выскочил из номера, подумав, что это я плачу, — ринулся спасать. Всхлипывая, Сережа шепнул мне, кивая на Борю: «У него, между прочим, глаза не влюбленные! Не верю, что у вас всерьез и надолго!»
В 1972 году мы были известны только в родной Белоруссии, а в 1974-м стали лауреатами Всесоюзного конкурса артистов эстрады с песней Александры Пахмутовой на стихи Николая Добронравова «В песнях останемся мы». Отмечали с такой широтой, что наш саксофонист и Медведко подрались. Филармония наказала их обоих, и худрука Юрия Рымашевского сняли с должности. Людка ушла в знак солидарности. Новым худруком назначили приятеля Тихановича Васю Раинчика, Саша его порекомендовал и устроил.
«Верасов» стали приглашать в Москву сниматься на Центральном телевидении. Порядки были строгими: не пускали в эфир, например, с растительностью на лице. Тихановичу приходилось сбривать усы. Когда их сбреет, как бы ни злился, ну таким добряком выглядит! Усы хотя бы солидности и суровости придавали, для того, видимо, отпустил. Леньке Кошелеву — он кучерявеньким был — волосы мы собирали в незаметный хвостик, чтобы не срезать кучеряшки. Потом начались послабления — и усы стали разрешать, и кудряшки. Когда «Верасов» по телевизору показали, тут уже пришла всесоюзная слава и народная любовь! По четыре–пять концертов в день давали, и всюду аншлаги!
Мы нечасто пересекались с коллегами из других коллективов, только во время сборных концертов, а после не было времени лясы поточить. Все были востребованы и любимы публикой, все спешили — нас ждали зрители на других площадках. Однако мы с огромным уважением и симпатией относились ко всем. В ту пору гремели «Самоцветы» с солисткой Еленой Пресняковой, Анне Вески, Галина Беседина, Роза Рымбаева, Ренат Ибрагимов, Эдуард Хиль, Муслим Магомаев, Людмила Сенчина, София Ротару. С Эдитой Пьехой мы как-то оказались в одной гримерной. Она спряталась за шкафчик, навела марафет — макияж, парик — и только тогда выплыла королевой. Прекрасная певица и женщина!
В Ялте на наш концерт пришла София Ротару, сидела в ложе с мужем и домработницей. А после концерта пришли к нам в гримерную и очень мило общались. Спустя несколько лет — я уже родила дочку — Ротару приехала в Минск на гастроли. Теперь уже я пришла за кулисы, с трудом преодолев кордон личной охраны Софии Михайловны. Хотела поздороваться, а она прошла мимо, сделав вид, будто не узнала, даже головы не повернула.
— Пишут, что вы — первая исполнительница легендарной «Малиновки». Это так?
— Просто голос выделялся, у меня сопрано. Пели вместе: Тиханович исполняет первый куплет, мы с Ядей второй. Кстати, «Верасы» не очень хотели брать эту песню композитора Эдуарда Ханка на стихи Анатолия Поперечного в свой репертуар. Она показалась похожей на многие другие. Записывали пластинку, и не хватило материала на две минуты. Почти столько звучала «Малиновка». Аранжировочку делали и записывали в студии.
Мне дали детскую свистульку — изобразить пение птицы во время проигрыша. Помните, были такие в советское время, деревянные, в нее воду наливают? Я стала дуть — вода брызнула мне в лицо и в глаза, а мы же тогда все красились ленинградской тушью, страшно разъедавшей глаза при попадании. Караул! Я закричала, принялась тереть глаза, размазала тушь окончательно, и стало еще хуже. Ничего вокруг не вижу, глаза режет. В итоге свистульку Яде отдали — она же в очках. Ядя и свистела. И надо же, именно «Малиновка» полюбилась, став одной из визитных карточек «Верасов».
Мы работали в Дворцах спорта, собирая аншлаги, — «Малиновку» по четыре раза просили исполнять на концертах! Но слава не вскружила нам головы, носы не задирали, оставались простыми. Сашка и с бомжом мог поговорить, и с большим начальником. И я такая же. Мы все были такими. Ну или почти все.
Но вернемся в 1974-й. На гастролях в Брестской области мы с Борей пошли в райисполком просить, чтобы нас расписали. Но оказалось, что расписаться можно только по месту прописки или на родине родителей, а Борины как раз жили неподалеку. Мы поехали к ним в деревню.
По дороге Борис произносит:
— Как будет красиво звучать, если возьмешь мою фамилию: Надежда Белая!
— Не хочу, — говорю, — быть никакой Белой. Я — Микулич на афишах, Микулич и останусь!
На родине родителей Боря договорился, и нас расписали — просто поставив в документах штамп о браке. Сотрудница регистрации актов — видимо торопилась — впопыхах написала: год рождения невесты: «1974-й, январь», жениха — «1974-й, ноябрь». А на дворе только стоял 1974-й, декабрь!
Мы хохотали: «Это нас младенчиками расписали?!»
Свадьбу мы сыграли перед Новым годом. Боря попросил у Саши Тихановича его новый заграничный пиджак. В СССР в магазинах мало было хорошего товара, а «Верасы» выезжали за границу, и Саша там его купил. Пиджак кримпленовый, модный, блейзером назывался. Саша не пожадничал, так что на собственной свадьбе Боря щеголял в блейзере Тихановича.
Исупова вышла за Медведко. Сашка женился на Яде — в этом же блейзере. Через много лет на моем юбилейном концерте мы и «Верасы» (я к тому времени уже ушла из коллектива и выступала сольно) вместе стоим на сцене. Говорю Тихановичу: «Саша, все-таки счастливый у тебя пиджак — и вы прожили с Ядей столько лет, и мы с Борей». Людке с Андреем надо было тоже пиджак этот дать, а то ведь они разбежались.
Родители мои ворчали: «Ты — певица с педагогическим образованием, а замуж вышла за рабочего сцены». Хотя они сами простые люди — папа работал на заводе, мама на фабрике. Но отчего-то не давал им покоя мой, по их мнению, «мезальянс», а меня это не смущало. Боря окончил курсы концертных администраторов, прошел стажировку и стал работать с ВИА «Чаровницы» как их директор.
Я же в «Верасах» осталась. Встречались мы теперь редко — в перерывах между гастролями. Правда я умудрилась забеременеть дважды подряд. Металась: что делать? Взлет карьеры только начался! Выбрала сцену. Потом очень долго лечилась, ставили даже бесплодие... Но я верила, что стану мамой, и не ошиблась. Очень важно — верить.
Письма от поклонников приходили по-прежнему на адрес филармонии. Один даже через Борю пытался со мной познакомиться, не зная, что тот мой законный муж. Выступали «Верасы», я солировала на сцене. Борис сидел в зале. К нему подошел мужчина с цветами, показал на меня и спросил:
— Как бы мне с этой девушкой познакомиться — которая с гитарой и поет?
Муж мой сердито сказал:
— Ну идите и знакомьтесь.
Сердит не потому, что взревновал. Просто мы поругались перед концертом из-за какой-то чепухи. Мужчина с букетом оказался родным братом директора Дома культуры, в котором мы выступали! После концерта на банкете все перезнакомились. Узнав, что Боря мой муж, брат директора отвел меня в сторону и очень серьезно сказал: «Я буду ждать... Вдруг все-таки разведетесь?..»
Выступаем в Бресте. После концерта получаю послание: «Дорогой мой человек — Надежда. Был на вашем выступлении, жаль, пришлось уйти — температура поднялась высокая, плохо себя чувствовал, извините». Через некоторое время пишет: «Я в Минске в такие-то даты, четыре дня подряд буду приходить и ждать вас возле Дома-музея I Съезда РСДРП. Если сочтете уместным, приходите».
Боря мои письма никогда не читал, но однажды прихожу домой — муж злой. Думаю: что случилось? Он кидает на стол письмо от моего брестского поклонника, где тот предлагает мне руку и сердце. Ни с того ни с сего! Даже в любви никогда не признавался. Я ему всего один раз ответила — когда вышла за Бориса: что я замужем и не нужно больше мне писать. Но письма все равно приходили.
— Иди, можешь выходить замуж за него! — кипел супруг.
— Да не собираюсь я ни за кого выходить!
Муж моей подружки — я им рассказывала о письмах из Бреста — меня подначивал:
— Человек тебе несколько лет пишет — неужели неинтересно посмотреть, как он хотя бы выглядит?
— Ага, а потом Боря на развод подаст?..
Я узнала, что родная сестра этого мужчины из Бреста работает на минском телевидении, и однажды на съемках спросила ее о брате.
— Пожалуйста, не отталкивайте его, — попросила она. — Пусть пишет — для него это отдушина. Он хороший у нас, но шибко умный, его никто в этой жизни не понимает.
— Да я не отталкиваю, письма читаю как поэму, — говорю. — Но отвечать, извините, не буду — у меня семья.
Еще через некоторое время она сообщила мне, что брат покончил с собой. Просто устал жить! Половину писем от него Боря выбросил — остальные сохранились, пронзительные и душевные, чувствуется, что написаны очень одиноким человеком. Мне посчастливилось не жить в одиночестве, у меня все-таки есть Боря. Думаю, это очень страшно, врагу не пожелаешь — остаться человеку одному.
Когда мы ругались с Борей, а это в первые годы совместной жизни часто происходило — мирил нас Тиханович. Даже тапками в меня швырял: «Быстро взяла и помирилась — он ждет!»
Дочкой я забеременела в начале восьмидесятого после длительного лечения. Узнав, что в положении, на крыльях летала! Кстати, беременна ходила и Ядя. Тоже дочкой.
Мы продолжали работать. В одном из номеров подходила к микрофону и пела а капелла одна — си-бемоль второй октавы очень высоко. В очередной раз выхожу, рот открываю, а... звука нет. Хлопаю глазами, не понимая, куда делся голос. Ядя перехватила мой испуганный взгляд, села за рояль и проиграла мою акапельную партию — спасла ситуацию. В следующий раз выхожу, и... снова ни звука. Шестой месяц беременности: связки, оказывается, опухают. Да еще и нагрузка сказалась: за четыре дня в Кустанае, например, дали двадцать концертов.
На износ работали, в гостиницу возвращались — падали, а наутро опять концерт. Но чем больше распеваюсь, тем больше давит связки — будто кулак сжимает. И с каждым днем все хуже. Понимаю, что становлюсь профнепригодной и вернется ли голос — неизвестно. Знающие люди посоветовали обратиться в логопедический диспансер. Там поставили диагноз: «несмыкание во всех регистрах». Я лечилась: уколы делали, лекарства принимала горстями — очень сильно располнела.
Наша с Борей Оля появилась на свет двадцать пятого ноября. Сутками раньше родила дочь худрука «Песняров» Владимира Мулявина Марина, или, как мы ее называем, Маша, я с ней дружу. С ее мамой Лидой Кармальской, первой женой Мулявина, мы тоже приятельствовали. Лида артистка, работала в жанре художественного свиста. Я всегда восхищалась ее удивительным даром: как можно высвистать такие мелодии, даже классику? К моменту рождения внука Лида давно рассталась с Мулявиным, хотя жили они долго. У них было двое детей, но Муля ушел, влюбившись. После Лиды у него была актриса Светлана Слизская, с ней мы не были знакомы. Очень быстро появилась и третья — тоже Светлана и также актриса — Пенкина. Зрители помнят ее по роли в многосерийном советском фильме «Хождение по мукам» режиссера Василия Ордынского — она играла Катю Булавину.
В роддоме я первые дни плакала. От счастья! Малышка почти все время спала. Смотрю на нее и не могу налюбоваться, слезы текут, повторяю: «Самая красивая на свете, самая лучшая, долгожданная...» После декретного отпуска в «Верасы» я не вернулась. По разным причинам.
Когда до меня уходила, тоже рожать, Люцина Шеметкова, худрук Раинчик таким счастливым ходил!
Я спросила: «Вася, если буду уходить — так же радоваться будешь и потом обратно меня не примешь?» Не ответил. Он никогда в глаза ничего не говорил, только ехидно улыбался и делал по-своему.
Ко всему прочему, мой голос после лечения из сопрано превратился в альт — а формат «Верасов» предполагал все-таки более высокие голоса. К тому же я набрала вес. И муж подначивал: «Выбирай — семья или ансамбль. Уходи, делай свою программу».
Дочку на время оставила у родителей. Вернулась в Минск и... рыдала: и с ребенком хочу быть, но и работать надо. Оля до садика то у моей мамы жила, то у Бориной. Я навещала ее в выходные. Приезжаю, а она смотрит на меня и лепечет не «мама» — а «тетя»! Я снова реветь.
В 1982-м готовилась к Всесоюзному конкурсу артистов эстрады, теперь уже как сольная исполнительница. Позвонила Мулявину и попросила, чтобы дал мне песню. Он сказал: «Приезжай ко мне домой и заберешь».
Приезжаю. Дверь открывает Пенкина. Страшно недовольная. Объясняю, что я за песней. Она в ответ: «Ноты я вынесу, — а в квартиру не впустила: — И Мулю не позову, нечего, ходят тут всякие».
Я позвонила Лене Борткевичу. Трубку взяла его жена, тогда это была известная спортсменка Ольга Корбут: «Что вам нужно?» Я объяснила, что готовлюсь к конкурсу, Мулявин дал мне песню «Две сестры», которую исполнял Леня, и я хотела бы с ним поговорить, может быть, он мне что-то подсказал бы по этой песне. «Разбирайтесь сами!» — сказала она и повесила трубку.
Я отказалась от песни Мулявина — выбрала другую. В 1983-м стала дипломантом конкурса — там выступали восемьдесят шесть солистов со всего Союза, призовых мест было девять, одно из них досталось мне. Это означало, что можно работать отделением. До этого хоть сольный концерт пой — платили как за номер, очень мало. Теперь работала отделение, выступая с ансамблем современного балета и другими прекрасными артистами.
Иногда брала с собой дочку. Оля насмотрелась, дома пряталась за креслом, выскакивала и объявляла: «Выступает Оля Борисовна Белая!» — и кланялась. «Ну точно, — думали мы, — будет артисткой!»
Я стала делать обработки белорусских народных шуточных песен. Гитара инструмент лирический, чтобы не заскучать, иногда хочется добавить озорства. Работали с одним артистом разговорного жанра, исполняли вместе частушки. Нашу программу даже на телевидении первого апреля показывали. С ней мы ездили выступать. На одном из концертов я взяла да и исполнила несколько частушек... неприличного содержания. На этом концерте присутствовал кто-то из местных чиновников — накатали на меня жалобу на адрес филармонии. Возвращаемся в Минск — меня вызывают в Министерство культуры.
Потупив глаза, сижу в кабинете замминистра. Тот — импозантный мужчина очень строгого вида — интересуется:
— Что же такое вы исполнили?
— Там без мата, — уточняю на всякий случай.
— Ну так спойте!
— Вы уверены, что хотите услышать? — говорю, а саму трясет: понимаю, что скорее всего снимут с работы.
Эх, была не была, терять мне нечего, и я завожу довольно громко: «Шишка старая лежала за околицей села, девка шишку приласкала, шишка встала — и пошла». Еще «За окошком два цветочка — беленький да аленький. Лучше маленький упругий, чем большой да вяленький».
Строгий замминистра вдруг давай хохотать. Да в голос! Махнул рукой:
— Идите, пойте дальше!.
Я свои песни стала писать. Некоторые из них «ушли в народ». На одном из песенных фестивалей как-то присуждали награды лучшим исполнителям. Мне вручили золотую звезду с выгравированной надписью за песню: «Ой, бяда»: «Засыхаю я как травиночка без тебя, моя половиночка». На награде написано: «Песня народная...»
— Да какая народная, — говорю организаторам. — Это же моя музыка! А слова — Евгения Боровского.
— Ой... А мы думали — народная.
Но уже не перегравируешь. Так и осталось.
— В памяти публики лицами и голосами «Верасов» остаются Ядвига Поплавская и Александр Тиханович. Остальных подзабыли. Обидно?
— Вы не совсем правы, в Белоруссии, к примеру, и меня помнят и любят. Просто у Тихановича благодаря его коммуникабельности завязались хорошие связи на телевидении в Москве. И «Верасы» там тусовались. Передачи, концерты — договаривался не худрук Раинчик, а Саша. Раинчик слова лишнего ни скажет, а Тиханович обаятельный и всем нравился, поэтому переговоры всегда проводил он и, как правило, успешно. У меня, к сожалению, не оказалось таких пробивных качеств и не нашлось человека, который бы меня продвинул. Притом что я виртуозно играю на самых разных музыкальных инструментах: гитаре, губной гармошке, дудочке — и к тому же личность интересная. Но... оказывается, одного таланта мало. Как недостаточно оказаться на звездном олимпе — гораздо сложнее там удержаться на долгие годы.
Среди знаменитостей много трагических фигур. Знаете почему? Не оказывается рядом надежного плеча... Например Владимир Мулявин. По молодости я его страшно боялась, он казался глыбой неприступной! Мы его называли на «вы», а в поздние годы подружились и стали называть на «ты». Оказался совершенно нестрашным, однажды был в гостях у нас с Борей дома.
Первая жена его оберегала: несла на себе быт, воспитывала детей — а Муля занимался исключительно «Песнярами». Ему бы и дальше жить с Лидой, но нет, «бес в ребро ударил». И понеслось. Вторая жена, третья... Пенкина пыталась руководить коллективом, будучи совершенно далеким от музыки человеком. К тому же с ней Муля начал пить. «Песняры» умоляли его: «Не надо ездить с нами — сиди дома, мы будем отдавать тебе половину заработков с концертов!»
— До сих пор, кстати, неизвестно, к кому спешил Мулявин в тот роковой для себя день, когда не вписался на своем автомобиле в поворот и получил травму позвоночника.
— Мне об этом рассказывали ребята из «Песняров»: Муля с женой на даче поругались — он прыгнул за руль, поехал. И разбился.
Пенкина после смерти мужа стала хранительницей музея «Песняров». Как-то подошла ко мне и попросила исполнить песню на вечере памяти Мулявина. Я, конечно, исполнила. Светлана была благодарна. Ведь после смерти мужа многие от нее отвернулись и «клевали» за его безвременный уход.
Светлана исчезла в октябре 2016-го. В квартире ее нет. Музей закрыт. Взрослый сын не знает, где мама. Кто-то вспомнил, что она хотела снять квартиру в дальнем районе — побыть одной вдали от всех. Выяснили адрес через агентство недвижимости, взломали дверь и нашли тело — неделю лежала мертвая. Такой грустный финал у двух творческих людей — и у Мули, и у нее. Могло бы сложиться иначе? Как знать...
Леня Борткевич — каким был красавцем! Как пел! Какие девушки за ним бегали! Дети рождались и росли! А уходил из жизни — совсем недавно, в апреле — в одиночестве в своей маленькой минской квартире.
— История не знает сослагательного наклонения, но все-таки: если б вы вышли замуж за Тихановича, ваша творческая судьба иначе бы сложилась?
— Вероятно да. Но я не представляю нас вместе. Ядя — аранжировщик, писала музыку. Потом и Саша стал писать. Творческий союз у них сложился потрясающий — и на сцене, и в жизни они друг друга поддерживали и дополняли.
А вот мой Боря отказался со мной сотрудничать: «С женой быть вместе дома и на работе — врагу не пожелаешь!» У него тяжеловатый характер. Даже мой папа говорил мне: «Только твои нервы могут твоего Борю выдержать!» Он Скорпион по гороскопу — любит «укусить» глубоко и больно. И пойдет спать, а ты мучайся. С годами, правда, я научилась не брать в голову его язвительные реплики, а раньше страшно переживала. Через дорогу от нашего дома находился ЗАГС. Бывало, слово за слово, я вспылю: «Хватит с меня — иду разводиться!»
Это по молодости. Даже не вспомню сейчас причин наших ссор. Приду в ЗАГС, начну изучать документы на стендах, смотрю, что надо собрать для развода. Минут через десять за спиной раздается Борин голос: «Почитала? Теперь пойдем домой!»
Он педантичный, строгий. Не очень принимает мой юмор, чаще всего мне от него достается за легкомыслие. Но муж, к примеру, однолюб. По крайней мере ни разу не попался на измене, хотя работал в женском коллективе. «Чаровницы» — это как «ВИА Гра» с Верой Брежневой. Артистический мир тесен, случись что, давно бы донесли. Общий знакомый рассказывал, как одна из артисток на гастролях к Боре в номер прорывалась. С вином. Посидеть-поговорить, но намекая, что он ей нравится. Выпьют по бокалу, побеседуют о творчестве — пора переходить ко второй стадии. А Борис гостью выпроваживает: «Лапочка, тебе пора, надо выспаться, завтра концерты». Бронебойный мужчина!
Потом и я уже с «чаровницами» познакомилась, и больше Бориса соблазнить они не пытались. Кто ж рискнет, поняв, что у нас хорошая семья? Да и они потом все замуж повыходили...
Не знаю, хорошая ли жена я для своего мужа. В последние пару лет он нет-нет да и предъявит:
— Все-таки ты меня не любишь...
И с чего, непонятно, решил?
— Да люблю! — говорю.
Как бы то ни было, но уже почти пятьдесят лет нашему браку. И пожалуй, другого мужчину рядом с собой даже не представляю.
Как-то была на гастролях, мне звонят в гостиничный номер: «К вам гость, говорит, старый знакомый». Спускаюсь в холл. Стоит мужчина — плотненький, с лысинкой. Спрашивает: «Помните меня? Я — Сережа. На мотоцикле к вам приезжал. Но пока стеснялся в любви признаться, вы уже мужа нашли». Посидели-повспоминали. Он опять плакал. Рассказывал, что дважды был женат, развелся — снова одинок: «Не встретил своего человека!» Важно встретить «своего» — не менее важно не упустить, не потерять. Жаль, в молодости мы этого не понимаем — чего-то стесняемся, боимся быть неправильно понятыми, а потом часто оказывается поздно: ушел твой поезд!
С Ядей Поплавской и другими солистками «Верасов» мы редко встречались после моего ухода из коллектива. Не сложилось дружбы навсегда — у девочек были свои подружки, у меня свои. А вот с Сашей Тихановичем мы продолжали крепко дружить. Он слал по мобильному телефону смеющиеся смайлики почти каждый день, а к праздникам — поздравления. Часто созванивались. Звоню однажды: «Саш, у меня завтра съемки на телевидении. Расскажи новый анекдот, которым могу блеснуть в эфире». Рассказывает — Саша же не жадный. Но такой неприличный, что мои озорные частушки в подметки не годятся! И сам громче меня хохочет. Он оставался прежним — юморным и задорным. Даже несмотря на проблемы со здоровьем, о которых мы старались не говорить.
Несколько лет назад попадаю в больницу. Медсестричка, узнав меня, говорит:
— А в соседней палате у нас лежит, между прочим, Тиханович.
Тут же звоню ему по мобильному:
— Саш, ты правда в больнице? К тебе можно?
— Привет. Конечно приходи.
И тут я вхожу к нему в палату. Он аж поперхнулся:
— Ничего себе скорость!
— Да я лежу через стенку!
...Спустя некоторое время я принимала участие в концертах. С Олегом Жуковым, поэтом-песеником, написавшим «Люди встречаются, люди влюбляются, женятся...» и множество других замечательных хитов, попали в аварию — машину занесло. Привезли меня в больницу, положили в общую палату. Обследовали, обнаружили в легком жидкость и поломанное ребро. Не страшно, прорвемся, главное — живы.
В этой же больнице лечилась Ядина тетя, она сообщила Саше и Яде, что и я здесь. Они приехали, поговорили с главврачом — меня перевели в отдельную палату. Ребята меня навещали. Это было летом 2016-го.
В последний раз мы с Тихановичем увиделись через полгода — в декабре на съемках программы «Золотая коллекция белорусской песни» на минском телевидении. Саша очень похудел. Улыбался, но это была уже не прежняя, не его улыбка...
В январе, узнав, что он находится в той же больнице, где полгода назад лежала я, позвонила главврачу — у меня сохранился телефон. Он подтвердил: «Да, Александр у нас. Но к нему пока нельзя».
Боря смог дозвониться самому Тихановичу:
— Братишка, ты как?
Саша отвечает негромко:
— Меня переводят в реанимацию. Когда привезут обратно в палату, я тебе позвоню.
Наутро узнаем из прессы: Саша ушел. Нет, не так — он с нами, навсегда остался в сердцах друзей и верных зрителей.
Поминки проходили во Дворце Республики. Я рассказывала, каким замечательным был Тиханович — артистом, другом, человеком...
Ядя вставила свои пять копеек:
— А я, между прочим, помню, как вы с Сашей под лестницей филармонии целовались! Я все видела и знаю!
— Это не имеет значения. Важно, что ты, Ядя, стала для него замечательной женой.
На Сашиных похоронах я познакомилась со Светой Агарвал — замечательной артисткой, исполняющей — она единственная такая в Белоруссии! — песни на индийском языке. Как будто Тиханович прислал мне вместо себя доброго друга и хорошего человека. Теперь мы со Светой выступаем вместе. Когда есть концерты — и жить хочется, и творить, и душа поет. Недавно выхожу из магазина рядом с домом — подходит мужчина, вручает красную розу: «Это вам, вы замечательная певица моей юности!» В соцсетях поклонники — не только из Белоруссии, но и из всех уголков бывшего СССР — пишут, признаются в любви: «Мы выросли на ваших песнях!» Это дорогого стоит.
Современный шоу-бизнес, конечно, другой. В наше время на душу ложились слова. Для современной молодежи важнее заводные ритмы.
Судьба моя, считаю, неплохо сложилась. Побывала я не только на Сахалине, как мечталось когда-то, но и на Камчатке, и в Лаосе, и в Сирии, и в Бельгии, Финляндии, Германии, Польше... К сожалению, как мне кажется, не полностью реализовала свой творческий потенциал. Все могу в смысле творчества — но надо быть более пробивной, а не хи-хи да ха-ха. Или рядом должна быть «направляющая рука» — человек с жестким характером.
Наша с Борей дочь Оля занималась танцами и училась в музыкальной школе. Однако «переросла» это увлечение: окончила юридический и экономический, работает бухгалтером. Хотя и на гитаре играет очень неплохо. Вот только внуками нас пока не одарила. Но у меня ведь тоже, как уже рассказывала, долго не получалось родить, так что надеемся: еще понянчим. Важно верить — и сбудется.
Подпишись на наш канал в Telegram