История этой любви достойна поэмы. В кино жестокий басмач Абдулла содержал целый гарем, а в жизни Кахи Кавсадзе хранил верность своей единственной жене. Они прожили душа в душу двадцать шесть лет, из них двадцать Белла провела в инвалидном кресле. Кахи буквально носил жену на руках. А после ее ухода больше не женился...
П о грузинским понятиям у нас с Кахи очень близкое родство. Мой отец Вахтанг и его мать Тамара — родные брат и сестра. И хотя у меня русская мама, внешне я пошла в свою грузинскую родню. С детства особенно поразительно была похожа на маму Кахи Тамару Емельяновну. Все мои тетушки были счастливы, что я, живя в России, не поменяла в паспорте отцовскую фамилию и записалась грузинкой: Нина Вахтанговна Цагарели.
У моего отца было четыре сестры. Тамара Цагареишвили всю жизнь работала врачом туберкулезного диспансера. Она вышла замуж за известного в Грузии человека — Давида Кавсадзе, он руководил народным ансамблем песни и танца. Кахи совсем не помнил отца. Ему было всего шесть лет, когда тот ушел на фронт.
Тамаре Емельяновне очень тяжело пришлось, она одна воспитывала двоих сыновей. В начале войны Давид воевал в Керчи, был ранен и попал в плен. Его приняли за политрука и повели на расстрел. Офицер в его документах нашел фотографию.
— Кто это?
— Жена и дети.
Тот долго ее разглядывал, а потом вернул, сказав:
— У коммуниста не может быть такой семьи.
Это фото спасло отцу Кахи жизнь. В лагере ему предложили создать хор из военнопленных, в нем пели армяне, грузины, русские, азербайджанцы. Так он спас многих от верной смерти. Семья ничего об этом не знала. Давид Кавсадзе считался пропавшим без вести, но Тамара Емельяновна продолжала его ждать.
Когда в 1945-м пленных освободили, многие боялись вернуться на родину, а отец Кахи решился. Однажды он позвонил жене и сказал, что приезжает.
Тамара Емельяновна на последние деньги накрыла стол. Вся родня с друзьями пришли на вокзал встречать Давида Кавсадзе, но он так и не доехал до Тбилиси. Соседи по купе рассказали, что в Сочи какие-то люди ссадили его с вещами с поезда. Маленького Кахи это так потрясло, что он шел по перрону, держась за мамину руку, и повторял: «Почему? Почему его арестовали?» Потом он сочинил стихотворение, которое так и называлось «Почему?», и написал письмо дедушке Сталину, в котором просил спасти его отца. Естественно, письмо не дошло до адресата...
Наступили тяжелые времена. После обыска Тамару Емельяновну с детьми выгнали из квартиры. Кахи и его брата Имери исключили из музыкальной школы, поскольку сыновьям «врага народа» было не место среди одаренных детей. Их матери стали урезать и так небольшую зарплату, семья жила впроголодь. Тамара Емельяновна пыталась узнать о судьбе мужа, ходила по всем инстанциям, ездила в Москву. Но единственное, чего ей удалось добиться, это вернуть квартиру. Кахи хорошо запомнил свидание с отцом в КГБ. Мама взяла его с братом с собой. Отец попросил принести ноты, чтобы дети показали, что они разучивают. Это была первая и последняя их встреча. Вскоре отца Кахи сослали в лагерь, где он умер в 1952 году. Люди, сидевшие с ним, привезли его жене письма и фотографии, которые она посылала ему в лагерь...
Тетя больше так и не вышла замуж, посвятив себя детям. Она показала им пример абсолютной преданности и верности. Эти благородные черты Кахи, безусловно, унаследовал от матери...
Детство брата прошло в доме, где жили звезды сцены и кино. Я бывала в этой большой семейной квартире Кавсадзе: гостиная и две отдельные комнаты. В этом доме жил брат Верико Анджапаридзе. К нему часто приходила его племянница — Софико Чиаурели. Они с Кахи были почти ровесниками, очень быстро подружились, часто играли во дворе. Софико была большим сорванцом. И потом, став актерами, они встречались на съемках фильмов.
Кахи унаследовал артистичность от матери, а музыкальность — от отца. Его дед Сандро Кавсадзе был основателем самого большого хора грузинской песни, отец дирижировал в этом хоре и сочинял музыку. В детстве Кахи мечтал стать оперным певцом. Младший брат Имери им стал. Оканчивая школу с техническим уклоном, Кахи решил идти в Политехнический институт, но тут его с одноклассниками неожиданно пригласили сниматься в массовке картины «Они спустились с гор». Он так понравился режиссеру, что ему даже предложили сыграть роль. В один из съемочных дней Кахи должен был прыгнуть в реку. Дубль оказался первым и последним: начинающий актер сломал шесть ребер. От полученной травмы у него начался плеврит. Врач предупредил Кахи, что в постели придется пролежать около года. Вместо него снялся другой актер.
Если б Кахи снялся в фильме, на следующий день забыл бы об этом и пошел в Политехнический. Однако обида подстегнула, и он отправился поступать в театральный вуз. В приемной комиссии театрального института имени Руставели сидели все его соседи по дому. Яркая фактурная фигура, орлиный взгляд, чеканный профиль, громовой голос сделали свое дело, и он был зачислен...
Кахи был намного меня старше. Приезжая в Москву, он всегда останавливался у нас в коммуналке. Брат — студент, я училась в школе. Пока родители были на работе, Кахи принимал дома девушек. Соблюдая конспирацию, старался выпроводить очередную пассию до моего прихода. Иногда я возвращалась после уроков раньше и наблюдала, как из комнаты в прихожую тихой уточкой, пряча личико, уплывает девушка. Одну я узнала. По всей Москве висели афиши с ее портретами. Это была красавица актриса Татьяна К.
Так странно, но до шестнадцати лет я ни разу не была на родине отца. Папа ездил туда каждый год в отпуск, но мама меня с ним не отпускала. Когда он серьезно заболел, мои грузинские тетушки приезжали в Москву, чтобы ухаживать за ним. Они уговорили брата отпустить меня с ними в Грузию, и я поехала туда впервые.
Это были прекрасные каникулы. Кахи, его брат, я и остальные двоюродные сестры и братья отправились на море. Кахи уже служил актером Театра Руставели. Он всегда был тамадой на наших семейных застольях, очень артистично говорил красивые тосты. За завтраком толкал какие-то виртуозные тирады. Все время актерствовал, словно был на сцене. Все вокруг им восхищались.
Когда мой папа умер, мне было всего шестнадцать. Тамара Емельяновна тоже ушла рано. Я очень любила маму Кахи, а она меня. Полетела в Тбилиси на ее похороны, несмотря на то что была кормящей матерью своей двухмесячной Ксюши.
Наверное, с того момента как ушел из жизни папа, мы с Кахи стали очень близки. Он заменил мне отца. Считал своим долгом меня патронировать. Следил, например, за моей нравственностью. Он часто прилетал на съемки в Москву, и не было случая, чтобы мы с ним не увиделись. Каждый раз при встрече он дотошно «допрашивал» меня и по-отцовски наставлял. Помню, у нас с ним случился смешной эпизод. У моего профессора писал диссертацию один грузин. Он слыл в Тбилиси невероятным мачо, лучше всех катался на горных лыжах, за ним бегали толпы девушек. Однажды профессор попросил меня как свою лучшую ученицу написать отзыв на его диссертацию. Мы встретились, и у нас с этим мачо закрутился одноразовый роман. Мне было страшно любопытно, почему в Тбилиси по нему сохли все. Однако меня постигло разочарование, и под разными предлогами я стала уклоняться от встреч. Тут мне звонит Кахи и громко матерится:
— Как ты могла?! Тебе что, мало мужиков в Москве?! Он теперь всем тут рассказывает, что был с сестрой Кахи Кавсадзе!
В ответ я только рассмеялась:
— Можешь всем передать, что он никакой не секс-символ!
Каково было слышать это моему брату, который блюл мою нравственность! Но что он мог сказать? Я была уже взрослой девочкой, в разводе.
Я знала его секретики, он — все о моей личной жизни. Ему не понравился мой первый муж, и от второго он был не в восторге. А я не могла понять, почему брат не женится. Часто наблюдала, как магнетически он действовал на женщин. Кахи был страшно привлекательным мужчиной — шикарный экземпляр, поклонниц море. В Москве он нравился всем блондинкам, в Тбилиси очень котировался как жених. В Грузии все ждали, на ком женится Кахи Кавсадзе, гадали, кого же выберет этот невероятно харизматичный красавец. И были обескуражены, когда он в тридцать три года выбрал дважды разведенную женщину, да еще и с ребенком...
Однажды Кахи приехал с Театром Руставели на гастроли в Москву. Он позвонил и сказал, что хочет познакомить меня с Беллой. При первой нашей встрече в гостинице «Россия» я была поражена, увидев его жену. Честно говоря, ожидала какую-то примадонну, невероятной красоты модель с километровыми ногами. А рядом с Кахи стояла миниатюрная, худенькая, с челочкой и хвостиком барышня. Она еле доставала до плеча крупного, широкоплечего великана, а он смотрел на нее сверху вниз нежно и преданно. И так все двадцать шесть лет, что они прожили вместе...
Кахи и Белла Мирианашвили познакомились, когда учились в Тбилисском театральном. Ему было двадцать два, а Белле восемнадцать лет. Кахи уже оканчивал училище, когда Белла поступила на актерский. Увидев ее, он был сражен наповал. Девушка говорила о чем-то с подругой у входа в институт и задорно смеялась. Это была любовь с первого взгляда. «Впервые увидев ее, я пропал! Буквально с ума сошел!» — сказал как-то мне Кахи. Он ждал Беллу после занятий, провожал домой, но робел признаться в любви. Пока собирался с силами, она успела два раза выйти замуж. Он не успевал даже вклиниться, стеснялся объясниться ей в любви.
В восемнадцать лет Белла выскочила замуж за красавца, с которым вместе училась. Первый муж Беллы был из одной компании с Кахи. Он и думать не смел отбивать жену у друга. Но у них там что-то не заладилось, и они быстро разошлись. Во второй раз она вышла за искусствоведа, родила от него дочку.
Двенадцать лет Кахи обожал Беллу на расстоянии. Он боготворил ее настолько, что никого не представлял рядом с ней, даже самого себя. Невест у него точно не было, да и в «связях, порочащих его» замечен не был. Вся личная жизнь Беллы разворачивалась на его глазах, они же работали в одном Театре Руставели. Самое удивительное — он считал, что недостоин этой красавицы. Как-то его двоюродная сестра, с которой он жил в последние годы, рассказала мне одну историю: «Однажды я пришла в гости, когда у Кахи была какая-то женщина. Это было еще до их женитьбы. И он ни под каким видом не допустил ситуации, чтобы мы с ней встретились». Кахи запер сестру в комнате и не дал ей подойти к окну, чтобы посмотреть, кто же вышел из подъезда. Кто была эта дама? Белла или нет — никто не знает. Я у Кахи спрашивала, был ли у них роман во время ее замужества. Он гневно это отрицал. Думаю, что у них ничего не было и быть не могло. Мой брат очень щепетилен в таких вопросах. Потом Белла разошлась со своим искусствоведом, они объявили себя мужем и женой, и вопрос закрылся...
Я так и не поняла: ушла Белла от второго мужа из-за Кахи или нет? Она сама объясняла так: «У нас с мужем просто разладились отношения». Хотя Кахи, наверное, все время маячил у нее на горизонте.
Он долго ухаживал, они ходили друг к другу в гости, пока мама Кахи не сказала: «Хватит! Кончайте это дело». Он не делал Белле официального предложения руки и сердца, но однажды привел ее в гости к друзьям и все удивились, увидев их вместе. «Познакомьтесь, это моя жена», — представил Кахи свою спутницу.
Белла была из приличной семьи, окончила русскую школу с золотой медалью, училась в балетной школе и музыкальном училище. Когда они решили соединиться, она была уже звездой, а он играл лишь небольшие роли, снимался в эпизодах. Белла Мирианашвили стала известной в двадцать один год, сыграв главную роль в фильме «День последний, день первый». Ее партнером был великий Серго Закариадзе. Этот фильм имел большой успех. Всего Белла снялась в пяти фильмах. В театре она тоже играла главные роли.
Кахи привел жену в квартиру, где жил с мамой. Младший брат к тому времени освободил их общую комнату. Маленькая дочь Беллы осталась у бабушки, ей оттуда было ближе ходить в школу. На выходные она приезжала к маме с Кахи. Он ее принял как родную дочь.
Кахи и Белла были молодыми актерами, зарплаты нищенские. Шиковать и снимать квартиру они не могли. Да и потом, в Грузии не принято жить на съемной квартире, жена шла жить к мужу. Материально их поддерживала мама Кахи. Она была отличным врачом-фтизиатром!
Все одноклассники Кахи, окончив Политехнический, стали большими начальниками с квартирами, должностями, машинами, а он играл крошечные роли. Когда друзья встречались, ему каждый раз говорили: «Да оставь ты это! Неужели тебе не надоело играть в эпизодах?» Денег не было, своей квартиры тоже. Приятели однажды даже устроили консилиум «как спасти Кахи».
Но тут у него самого возникло сильное увлечение, которое могло изменить всю его жизнь. Он захотел стать врачом, хирургом. Так получилось, что Кахи устроился в больницу санитаром из-за дяди, которого положили на восемь месяцев в урологическое отделение. Кахи выдали халат, он ухаживал не только за дядей, но и за другими больными. Попал на одну операцию, потом на другую.
Помогал нянечкам переносить больных с операционного стола на каталку. Он был очень сильным и поднимал их как перышко. Кахи стал задавать вопросы профессору, который делал операции. Тот дал ему специальную литературу по урологии. Брат всерьез задумался о новой профессии.
Однажды Кахи с Беллой пригласили профессора в театр. После окончания спектакля «Пепо» Кахи в гримерную принесли букет с запиской: «Дорогой, пусть каждый занимается своим делом». На этом его увлечение медициной закончилось...
А в 1969 году ему предложили сыграть Черного Абдуллу. Вся его слава началась после фильма «Белое солнце пустыни». И хотя он сыграл бандита, по популярности не уступал товарищу Сухову. Его роль пришлось урезать, потому что на худсовете решили, что отрицательный герой очень положительно смотрится: «Надо сделать все, чтобы такого не было!» И режиссер взялся за ножницы. У Кахи как у малоизвестного актера была самая низкая ставка — шестнадцать рублей пятьдесят копеек. Потом, правда, ему ее повысили до двадцати двух рублей. А всего за картину он получил семьсот семьдесят семь рублей. Не такие уж большие деньги по тем временам. Кахи смеялся, что после этой картины ему легче всего было общаться с таможенниками. Они никогда не досматривали его багаж, с улыбкой говорили: «Таможня дает добро!»
Кахи рассказывал, что когда они снимались в Махачкале, стояла невыносимая жара. Чтобы скрыться от палящего солнца, ему приходилось прятаться под лошадью. Арабский скакун стоял смирно, пока Кахи сидел под ним. Кстати, скакать он совсем не умел, хотя смотрелся верхом на лошади как настоящий джигит.
Фильм вышел в прокат и пользовался невероятным успехом. В кишлаках Афганистана, где показывали картину, зрители палили из ружей по экрану, чтобы помочь Абдулле в борьбе с неверными.
Кахи уже было тридцать четыре года. Вот тогда и пошли роли, приглашения, поездки. Ему мешками стали приходить письма со всего Советского Союза с признаниями в любви. Но он боготворил Беллу. Как-то брат рассказал случай, который произошел на съемочной площадке картины «Белое солнце пустыни». Белла неожиданно приехала к мужу в Ленинград, желая сделать ему сюрприз. В этот день снимали откровенную сцену в гареме в одном из павильонов «Ленфильма». Этот эпизод, кстати, так и не вошел в фильм.
Для Кахи это была очень трудная сцена. Он попросил всех посторонних удалиться со съемочной площадки, затем улегся под покрывало в брюках, на него усадили обнаженную актрису. И вот картина: Абдулла лежит на брачном ложе, на нем сидит одна из его «жен» и нежно кормит виноградом. «Мотор! Камера!» — раздалась команда режиссера Владимира Мотыля. Вдруг двери павильона распахиваются и на пороге в лучах солнца появляется Белла. Мотыль закричал:
— Почему посторонние на площадке?
— Я не посторонняя. Я жена Кахи Кавсадзе, — ответила Белла, но тут увидела, что делает ее муж, и смутилась: — Продолжайте-продолжайте, я не буду вам мешать.
Кахи, рассказывая эту историю, вскипал на этом месте: «Если бы я вошел в павильон, где Белла лежала с кем-то в постели, набил бы всем морду!»
Когда закончилась съемка, он побежал искать Беллу. Боялся, что она в растерзанных чувствах где-то плачет. И застал следующую картину: вокруг Беллы сидят все «жены» Абдуллы и слушают ее рассказы открыв рты, а она, как Шахерезада, им что-то вещает. Белла была невероятно обаятельной. Она не только познакомилась со всеми «женами» Абдуллы, но и влюбила их в себя. Одна из них потом сказала: «Теперь я понимаю, почему наш хозяин не обращает на нас внимания». Конечно, многие с ним заигрывали...
Белла была слишком мудра, чтобы его ревновать. И потом, она видела, с кем имеет дело. Кахи никогда не давал повода для ревности. Такой концентрации мужской харизмы, как у Кахи, я больше не встречала. На женщин он действовал совершенно неотразимо, особенно после «Белого солнца пустыни». Бабы за ним табуном бегали, а он всем отказывал ради Беллы. Кахи был однолюбом. Ей в этом плане очень повезло.
Они жили душа в душу. Он часто отказывался от ролей, чтобы только не расставаться с женой. Она умела с ним обращаться. «Мы никогда не повышали друг на друга голоса. Я люблю громко говорить, орать на кого-нибудь в силу своего темперамента, но между собой — нет», — говорил Кахи. Думаю, в этом большая заслуга Беллы.
Однажды в гостях Кахи с кем-то сцепился, поспорил, одним словом, выпив, включил темперамент. На обратной дороге супруги сидели молча в машине. Кахи ждал, когда жена заговорит, начнет его упрекать: мол, как тебе не стыдно! У него на это был заготовлен ответ: «А почему мне должно быть стыдно?!» Но она промолчала. Только через три дня, когда Кахи забыл об этом инциденте, сказала: «Такой большой мужчина, а напал на какого-то маленького человечка». И тогда ему стало стыдно...
Мой брат был поразительно честным человеком. У него была высокая нравственная планка. Но тут возникает вопрос, как сочетается его высокая нравственность с тем, что его жена была до него дважды замужем? На это только один ответ: «За всю свою жизнь я был влюблен один раз. Первый и последний. В свою жену». Всего, что было раньше, просто не существовало...
Им было отмерено всего три года безоблачного счастья. А потом случилась беда. Белла на пятом месяце беременности заразилась гонконгским гриппом. Вышла на сцену с температурой сорок и отыграла спектакль в полуобморочном состоянии. У нее началось осложнение: заболела воспалением легких и лечилась без лекарств, боясь навредить ребенку. Кахи всегда говорил, что у него двое детей, хотя родным ему был только сын. У Нануки был свой отец, вполне приличный человек.
Белла родила Ираклия, а потом вдруг спустя какое-то время стала жаловаться, что ей трудно спускаться по лестнице. Пошли к врачам — к одному, другому. Никто серьезно к этому не отнесся: «После родов это бывает». Даже невропатолог сказал: «Да это ерунда. Попейте витаминчики». Все думали, что обойдется. Но не обошлось. Через два года врачи поставили страшный диагноз: «инфекционное заболевание нервных окончаний». Коварная болезнь развивалась постепенно. Кахи не сдавался: искал для жены лекарства по всей стране, за рубежом, возил ее по врачам-светилам. Помню, как устроил ее в Москве в институт неврологии. Врачи сказали, что ничего сделать нельзя.
Белла слегла: вначале отнялись ноги, потом руки. Она не могла ни умыться, ни причесаться. Кахи погрузился в заботу о жене. Он делал ей макияж, укладывал волосы, считал своим долгом поддерживать уверенность жены в своей красоте. Ей не было и сорока, когда она оказалась прикована к инвалидной коляске.
Белла сама не перемещалась, Кахи нес ее на руках до машины, усаживал рядом с собой и вечерами почти каждый день возил по Тбилиси. Ей было интересно наблюдать, как меняется город. Однажды в витрине магазина она заметила старинное зеркало, которое произвело на нее впечатление. На следующий день зеркало висело у нее в спальне...
Но чем больше Белла теряла позиции, тем сильнее она становилась. Не сдалась, не сломалась. Все в доме держалось на ней. Несмотря на свою физическую немощь, Белла вела домашнее хозяйство. Всеми мудро руководила. Она жила полной жизнью: общалась с людьми, принимала гостей. В доме так ухитрялась все организовать, что семья жила в идеальном порядке, каждая вещь знала свое место. Она умела быть дипломатичной, сыпала комплиментами, восторгалась, располагала к себе. Их дом был полон тетушек, подружек, помощниц. Кто-то готовил, кто-то убирал. А у нее хватало ума доказывать каждый день, что Кахи в доме главный. Он воспитывал детей, ухаживал за женой. После перестройки брат стал хорошо зарабатывать, они стали неплохо жить. Государство дало Кахи роскошную квартиру: с арочными окнами, с видом на Куру. Одна гостиная сорок пять метров. Белла успела в ней пожить года три. Я была у них в гостях. Меня поразила картина: она не смогла взять в руку стакан воды...
Мой брат очень трепетно к ней относился. Старался не показывать виду, что переживает. Однажды признался мне: «Знаешь, может, в этом и моя вина есть. Я очень хотел второго ребенка...»
Он возил Беллу в Театр Руставели на все премьеры. Задолго до спектакля, держа ее на руках, поднимал в ложу, сажал на стул, пока зал был пуст. Естественно, ей не хотелось появляться в родном театре немощной. Все и так знали о ее болезни. Несмотря на то что двадцать три года Белла не снималась в кино, внимание прессы и телевидения всегда было к ней приковано. Более того, специально для Беллы поставили два спектакля: в «Стеклянном зверинце» она играла девушку-инвалида и еще в каком-то — старуху, которая не могла передвигаться.
Во всей этой истории я больше всего жалела Кахи. Переживала за него. Помню, однажды сказала:
— Ты такой шикарный мэн, а такая печальная судьба...
Он возмутился, ответил, что Белла для него желанна и любима даже в таком положении:
— Я хочу, чтобы она продолжала себя чувствовать женщиной, что для меня она не инвалид, а любимая и единственная.
Он был так убедителен, что Белла в это свято уверовала. Они жили совершенно полноценной жизнью...
Редкий мужчина способен на такой подвиг. Это высокий пример самопожертвования. Но самое главное — он себя не чувствовал жертвой. Был счастлив с ней, она была счастлива с ним. Просыпаясь, Белла видела глаза влюбленного в нее мужчины, а Кахи всегда смотрел на нее с обожанием.
Нельзя хотеть все и иметь все. Надо радоваться тому, что есть. «Я никогда не говорил слов любви, я действовал так, что она это понимала. Я мог умереть за нее и знаю, что она могла сделать то же самое...» — говорил Кахи. Наверное, это и есть любовь.
Это был брак, заключенный на небесах. Им и в голову не пришло оформлять свои отношения в ЗАГСе. Кахи так сказал: «Не понимаю, зачем эти штампы, когда достаточно моего слова». Какая разница? Он считал ее своей женой, и этого было достаточно, каждый день доказывал свои чувства поступками. Расписались, когда дети были уже большими. Они смеялись: «Мама выходит замуж!» Штамп в паспорте стал нужен, когда Кахи собрался везти Беллу на лечение в Польшу.
Врачи считали, что ей отмерено всего несколько лет с таким заболеванием, а Белла прожила двадцать три года только благодаря любви Кахи. До свадьбы сына она дожила, но, к сожалению, не дождалась рождения внучки, которая появилась на свет буквально через месяц-другой после ее кончины.
На свадьбе Ираклия было много гостей. Сначала свой танец станцевали молодожены, потом по традиции должны танцевать родители жениха и невесты. Кахи сказал: «Чтобы моя жена не танцевала на свадьбе своего сына? Не бывать этому!» — подхватил ее на руки и закружился под музыку.
Он взрывался, когда в прессе ситуацию в его семье называли трагической. Белла тоже не любила, когда говорили:
— Ой, какая ты несчастная!
Отвечала так:
— Почему несчастная? У меня прекрасный муж, знаменитый, сильный, дети, внук...
Они всегда поддерживали друг друга. Когда Кахи предложили сыграть Дон Кихота, он собирался отказаться от роли. Надо было надолго уехать на съемки, но Белла уговорила, сказав: «Мне будет очень трудно без тебя, но я себе никогда не прощу, что ты отказался от такой роли». И он, как всегда, ее послушался.
Однажды Толя Кузнецов, с которым они очень подружились на съемках «Белого солнца пустыни», ему посоветовал: «Кахи, тебе нужно переехать в Москву. У тебя всегда будет работа». Но он об этом и не думал. Дома его ждали Белла и дети. А потом пошли и любимые внуки. У них с дедом были очень трогательные отношения. Они его звали Бабушко или коротко Ба, потому что по-грузински дедушка — это бабуа...
Белла, предчувствуя свой конец, предложила мужу найти другую:
— Все рано или поздно закончится, и ты останешься один. Тебе надо об этом подумать.
— И что? Твое место в моей жизни никто не займет!
Так и случилось. Не нашлось женщины, которая после Беллы стала бы называться женой Кахи Кавсадзе...
Кахи был рядом с Беллой до самого последнего дня ее жизни. Двадцать шестого августа он был в Москве на съемках. Ему позвонила Белла и тихо сказала: «Мне очень плохо... При-ез-жай...» Это был единственный раз в жизни, когда она пожаловалась, что ей плохо. Он тут же сорвался к ней. Она ушла двадцать восьмого августа 1992-го, в День Успения Богородицы. Кахи о чем-то ее спросил, она ответила: «Оставь меня в покое, не лишай блаженства». Закрыла глаза и уснула.
На похороны Беллы я поехать не смогла. В Грузии шла война, было очень непростое время.
Кахи было пятьдесят семь, когда умерла Белла. Он вполне мог вновь обрести семью. Но двадцать восемь лет после ее ухода прожил вдовцом.
Жаждущих женить на себе Кавсадзе была масса, но он сразу же отметал такую перспективу. Все время повторял, что Белла остается его единственной женой. И если в Москве он позволял себе вольности, то в Тбилиси ни с кем не встречался.
Ну что тут поделать... Он сам принял такую схиму. Не исполнил ее завещания, говорил: «Такой другой я не найду. Зачем мне размениваться?»
Женщины у него, конечно, были. Но он никогда ничего не выносил на публику. У него незапятнанная в этом смысле репутация. Ни в каком адюльтере ни до жены, ни при ней, ни даже после ее смерти его не уличили...
Я-то знаю, что у него после смерти Беллы был роман с одной московской дамой. Его давняя поклонница, малоизвестная актриса, проникла к нему в гостиницу при посольстве Грузии в качестве журналистки. Каждый раз, когда Кахи приезжал в Москву, она заселялась к нему, гремя кастрюльками. Конечно, мечтала женить его на себе. То, что он в категоричной форме отказал ей в этом, знаю точно.
Секрет его верности был прост: «Встретив Беллу, я понял, что именно с ней мне будет хорошо. Это счастье нужно оберегать. Как умел охранял его и берег. И всегда, каждое мгновение был рядом с ней. Как в радости, так и в беде. Я не считал это подвигом. Просто очень любил жену...»
У него были любимый театр, любимые дети и внуки. А еще — любовь тбилисцев. Его машину полицейские встречали, взяв под козырек. Его приглашали работать в парламенте. Он был поистине народным артистом и у себя на родине, и в России. Его любили все: и зрители, и коллеги. Он никогда не болел звездной болезнью при всех своих регалиях и наградах. Все на съемочной площадке хохотали, когда он с неповторимым грузинским акцентом рассказывал анекдоты и при этом матерился.
Кахи приезжал в Москву, хотя уже реже. Мой последний — третий муж понравился Кахи больше всех. Он был почти такого же роста, они быстро нашли общий язык. Брат часто бывал на нашей даче, мы ездили в гости к Славе Зайцеву. Они очень подружились.
К нему переехала наша двоюродная сестра Цира Хоштария — прекрасный архитектор. И прожила с Кахи рядом пятнадцать долгих лет, до последнего дня. Ей было тяжело, но она волокла все на себе. Самопожертвование — это фамильная черта. Надо отметить, что жизнь Кахи она скрасила. Цира очень умный, образованный человек, они много говорили на любые темы. Это был интеллектуальный союз. Они жили друг с другом в комфорте. Кахи до последних дней ходил плавать в бассейн, ездил на машине...
Однажды в одном из телефонных разговоров брат сказал: «Мне стало гораздо труднее, когда она ушла...» Он часто засветло или на закате приходил на кладбище с желтыми цветами, чтобы никто не мешал ему побыть с Беллой наедине. Открою вам секрет — мой брат общался с ней и после ее ухода. Он рассказывал жене обо всем: о детях, внуках, съемках... Так было всегда.
Кахи никогда не жалел о прошлом. Вот что он говорил: «Есть люди, которым вообще не удается встретить свою любовь. А я встретил. Есть люди, которые и дня не были счастливы. А мне грех жаловаться. Я очень счастливый человек».
В одном телевизионном фильме журналисты спросили Кахи:
— А что вы скажете ей, когда встретитесь?
— Скажу: «Хорошо выглядишь». А она меня спросит: «Как там наши?» Я отвечу: «Прекрасно». — «Ну что ж... пошли». — «Куда?» — «Я тебе покажу». Она возьмет меня за руку. И это будет самым прекрасным моментом в моей жизни....
Кахи умер в апреле. Он завещал, что хочет быть похороненным не в Пантеоне, а рядом с Беллой. На общей могиле поставлен скромный камень с их факсимильными автографами. В Кахином характере всегда были простота и скромность. Брат терпеть не мог пышных почестей. Он сказал: «Тихо меня похороните». И на девять дней на поминки собиралась только семья.
Его просьбу исполнили. Теперь они уже никогда не разлучатся. На их могиле лежат желтые цветы. Их так любила его Белла.
Еще они оба очень любили свой театр, сцену. Может быть, там тоже есть театр?..
Подпишись на наш канал в Telegram