Диму Нагиева я первым делом спросил: «Зачем тебе, брат, это надо? Я Чикатило не согласился бы играть ни за какие деньги!» — «Вот поэтому я Нагиев, а ты по-прежнему Мужикян», — улыбнулся в ответ друг. Это он очень точно сказал — нельзя отказываться от ролей, надо искать ключ к герою.
— Я родился в Армении, в маленьком городке Красносельске, при царской власти именовавшемся Михайловка. Половина населения здесь были ссыльные, половина — староверы. У меня три старших брата — Артур, Ашот и Саркис. Все они в итоге получили высшее образование, но творческий вуз выбрал я один.
Родители не мечтали о сыне-актере, поэтому сначала я поступил в Финэк, ушел со второго курса в армию и назад уже не вернулся. Будучи солдатом, сбежал в самоволку и поступил в театральный институт. Родители не пришли от такого кульбита в восторг, и сегодня я отчасти с ними согласен. Актер — профессия очень зависимая, но тогда этого не понимал, а следовал за своей мечтой.
Я с детства знал, что Питер мой город, и уверен в этом до сих пор. Другое дело, что сам театральный институт долго обходил стороной. Мне казалось, там учатся какие-то удивительные люди, была боязнь, что мне в этот храм дороги нет.
Но поступил почему-то легко. Готовил и Чехова, и Крылова, и Зощенко, и Пушкина. Первыми моими слушателями оказались сослуживцы, мы собирались по ночам в сортире — другого места не было. Каждый, даже самый далекий от театра солдат делал мне замечание и объяснял, как надо играть.
Служил я сначала в Сертолово. Из учебки нас должны были послать либо в Афган, либо на Кубу, либо в Анголу. В Афган не взяли, ведь черненьких там убивали первыми, чтобы не путать со своими. И отправился бы я в другие горячие точки, однако случилась драка с сержантом. Из-за нее мне светил дисбат. Но, к счастью, мой дядя, служивший в Питере, в то же время случайно оказался с инспекцией в нашей части. Слава богу, что это произошло! Меня буквально «украли» с документами и перевели в Пушкин. Повезло, дослуживал я свой срок уже в духовом оркестре.
Самое смешное, что спустя годы, будучи артистом, встретил того сержанта. Оказалось, он заместитель редактора одного из популярных изданий Петербурга. На презентации радостно бросился мне навстречу, будто ничего и не было. Я не выдержал и в разгар вечера вспылил:
— Что ж ты натворил?! Я из-за тебя в тюрьму чуть не попал!
— Ну, дело прошлое, Самвел, что вспоминать...
Но вернемся к учебе. Поступил я летом, а демобилизовался поздней осенью. Повезло, что сокурсники долго были на картошке, поэтому прошли не так много, и я их догнал. Курс у нас был потрясающим: Игорь Лифанов, Алексей Климушкин, Дмитрий Нагиев, Дмитрий Хоронько, Анатолий Журавлев, Борис Хвошнянский, Ян Цапник, а педагог — профессор Владимир Петров.
На четвертом курсе сам Игорь Петрович Владимиров пригласил меня к себе в Театр Ленсовета. Я мог попасть и в БДТ, и в «Балтдом», но нравилось мне работать именно с Владимировым. Другой момент, что из-за одного известного артиста через год из театра пришлось уйти. Зато вскоре Владислав Пази пригласил меня на спектакль «Дама с камелиями», который сделал из меня артиста.
— То есть из Театра Ленсовета вас подвинул известный артист?
— Его подвинули, а я заступился. Это мое дурацкое благородство не раз выходило мне боком. Дело в том, что Семена Стругачева из-за конфликта с режиссером сняли с роли, а на его место назначили меня. Я подошел к нему:
— Семен Михайлович, вам будет обидно, если начну играть вместо вас?
— Конечно!
Тогда я пошел к Владимирову и сказал: «Не могу сыграть эту роль, считаю это неправильным...» В итоге Стругачев ушел из театра —через восемь месяцев, правда, вернулся, а я ушел насовсем. То же самое потом произошло у меня в Театре Комиссаржевской и Театре комедии. В этом отношении я дурной — жизнь не учит.
— Как работалось с Владиславом Пази в Театре Комиссаржевской?
— «Даму с камелиями» мы репетировали долго. Должны были выпустить перед новым, 1994 годом. Но режиссер поехал в Москву, и у него там случился инфаркт. Пази лежал в клинике в столице, к нему никого не пускали, а мы решили мотивировать любимого мэтра к выздоровлению и навестить. Я и моя партнерша Татьяна Кузнецова собрались и поехали в Москву. Тогда билеты продавали без паспортов, достаточно было назвать фамилию и имя. Я назвался Арманом Дювалем, а Таня — Маргаритой Готье, так зовут наших героев. С этими билетами мы заявились в больницу.
— Да вы что, с ума сошли, — замахал руками врач, — я не пущу вас в палату!
Рассказали ему, что это режиссер, а мы актеры и скоро состоится премьера спектакля «Дама с камелиями».
— Но так сразу нельзя, вы войдете — для него это будет шоком.
— Правильно, вот поэтому вы сначала дадите ему билеты, а потом скажете о посетителях.
Мы стоим за дверью и слышим громогласный хохот Владислава Борисовича: «Впустите их сюда!» Заходим и видим улыбающегося и счастливого Пази. Это было здорово. Я еще раз повторюсь: Пази сделал меня актером, после этого спектакля меня широко узнали.
— Я слышала, в том театре у вас было много завистников?
— Представьте, мне двадцать пять лет, я получаю главную роль в спектакле и уверен, что он прогремит в обеих столицах. Режиссер — Владислав Пази, художник по костюмам Алла Коженкова, она делала спектакли Виктюка. В общем, все дорого-богато.
И вот премьера, через пять минут мне выходить на сцену, переполненный зал, это первый мой выход в главной роли. И вдруг помреж приносит письмо: мол, передали, а кто — непонятно. На бумаге, как в заграничных детективах, наклеены вырезанные буквы. Читаю: «Гроб для тебя уже заказан». Я просто остолбенел. Подбегает режиссер, показываю ему письмо. «Не обращай внимания, сынок, это все завистники», — потемнел Пази и порвал бумагу на мелкие кусочки. А у меня такой протест внутри! «Сейчас я вам дам», — думаю. Играл я с большим воодушевлением.
И таких моментов у меня было много: «добрые» коллеги не только пугали, но и пытались споить перед спектаклем. Да много чего еще было...
У меня зависть, конечно, тоже есть. Но проявляется она по-другому. Вижу у человека хорошую черту — стараюсь ее перенять. Ищу какие-то истоки этого состояния у себя и начинаю его взращивать. Это помогает мне становиться немножечко лучше. Потом качества рано или поздно в тебя проникают и начинают работать самостоятельно. Это касается и спорта, и диеты, и общения с людьми... Как человек говорит, двигается, смотрит, болтает руками, как может необидно отказать.
— Вы поэтому сейчас не работаете в репертуарном театре?
— Пока просто не хочу. Есть кино и антрепризы, этого мне хватает. В Петербурге (скажу честно) сейчас нет такого театра, куда бы я рвался. Нет того режиссера, к которому попросился бы. Нет Владимирова, Товстоногова, Акимова, у Додина слишком специфический театр. Признаю его заслуги, но это не мое. А у Григория Козлова все ориентировано на его студентов.
— Вы же и в столице пробовали играть?
— Когда Роман Виктюк пригласил меня на «Саломею», я посещал репетиции и случайно пересекся с Джигарханяном, армянской хитростью заманившим меня в свой театр: «Сы?ночка, давай приходи, начнем репетировать «Моцарта и Сальери»...» Начали, и стало уже не до Виктюка. Один известный продюсер собирался делать с Джигарханяном спектакль с тем же сюжетом, что в фильме «Блеф» с Челентано. Мне была предложена вторая главная роль. А я, мальчик наивный, поверил. В итоге не получилось.
Были еще приглашения, но с Галиной Борисовной Волчек тоже не срослось. На «Даме с камелиями» была Саша Захарова. Оказывается, она потом в очень хвалебном тоне рассказала обо мне отцу. Как-то стою в дверях, чтоб получить контрамарку на спектакль в «Ленком», и мимо пробегает Саша. Она берет меня за руку и тащит в кабинет к Марку Захарову: «Это тот парень, про которого я говорила». А у меня как раз было безвременье. «Ты не хочешь к нам в театр? — спросил режиссер. — Годик у меня протанцуешь в кордебалете, а потом начну давать тебе роли». Я отказался. Этот год мог продлиться и десять лет... В ту пору у него были Дима Певцов, Саша Лазарев и другие ребята моего типажа.
Особое удовольствие я испытываю сейчас от работы в Московском Губернском театре у Сергея Безрукова. В спектакле «Пушкин» он предложил мне роль Бенкендорфа. Поначалу я удивился, потому что мой герой — обрусевший немец. Но когда мне сделали грим — поразился, насколько четким получился образ. Я начал копаться в биографии Александра Христофоровича и зацепился за одну фразу, помогшую сделать роль.
— А кем я буду, Ваше Величество? — спросил Бенкендорф, когда его сделали начальником Третьего отделения.
— Будь платком. Чем больше слез отрешь, тем вернее будешь служить моим целям.
То есть моя функция — не допустить боли, слез, расстройства. Мой герой — пес на стреме. Это я взял за основу.
— Когда для вас началось кино?
— Гораздо позднее, чем театр. Еще в институте к нам приходили ассистенты по актерам с разных студий, они смотрели наши отрывки, учебные и выпускные работы. Проходя мимо меня, часто говорили: «Ой, какой хорошенький...» и шли к следующему. Я был как ребенок в детдоме, который ждет приемных родителей. Все мое окружение разбирали, а меня нет. На этой почве у меня вырос огромный комплекс, что я не такой, как все.
Были, конечно, небольшие роли еще с института. С Димой Нагиевым играли наркоманов в фильме Эрнеста Ясана «Рэкет», а Анна Самохина там исполняла главную героиню. Но для кино меня открыл Стас Мареев, когда пригласил на «Спецназ по-русски 2», там же снимались Дима Нагиев и Игорь Лифанов.
Стас пришел к нам на спектакль «Кыся», и я слышал, как он громче всех хохочет на моих сценах. Потом нас за кулисами познакомили, и вскоре поступило предложение сыграть главаря боевиков. Я отказался — не хотел брать отрицательные роли. Об этом узнали Дима с Игорем. «Сэм, ты дурак? — распекал меня Дима. — Есть возможность, помимо спектакля, нам всем вместе подурачиться и в кино посниматься! Это же весело. Ну и что, что отрицательный герой, у меня тоже отрицательный». Так я попал в кадр, и пошло-поехало...
Очень признателен Стасу, за ним все остальные режиссеры увидели, что я могу быть интересным, забавным, боевым... Каким угодно.
— Ваша специфическая внешность играет роль в приглашении на те или иные фильмы?
— Понимаю, на Ивана я мало похож. А вот Максимов, Эдуардов, Русланов мне доверяют. Я играл и играю французов, итальянцев, англичан, татар, турок, в сериале «Светлана» сыграл индийца — любимого мужчину Светланы Аллилуевой. Проводили эксперимент: меня одевали в форму СС. Ну вылитый Шлоссер из «Варианта «Омега»! Внешность это и моя беда, и фишка.
— Расскажите о «Светлане» про дочь Сталина. Фильм прозвучал!
— Меня пригласила на пробы кастинг-директор Ирина Ворон. Честно говоря, не знал, кого буду играть. Сказали, что иностранца, а оказалось — это про любовь. Почитал сценарий, поехал на кастинг. Познакомился с режиссером, фамилию его не скажу, ведь в итоге снимал фильм не он. Пробы мне не понравились. Как показалось, сцена должна быть не о том, насколько мой герой любит Светлану, а о том, как она его любит. Я настоял, чтобы сняли и мою версию сцены, а потом подошел к Ворон и говорю: «Ирочка, даже если меня утвердят, не хочу с этим режиссером работать».
Прошло четыре месяца — опять звонит Ира: «Самвел, там другой режиссер, твой вариант проб ему очень понравился». Евгений Звездаков назначил мне встречу на «Ленфильме». Я пришел с твердым убеждением сказать нет.
— А почему ты отказываешься? — спросил Женя.
— А потому, что прежний режиссер просил то-то и то-то, с чем я не согласен, — и перечислил все пункты, по которым были разногласия.
— Ты прав, — сказал Женя, — прав по всем пунктам.
И у меня уже не осталось аргументов для отказа.
Сложность была только в том, чтобы найти правильный акцент для моего героя-индийца. Вот это была скрупулезная работа! Я общался с двадцатью индийцами, и все говорили по-разному. Заводил знакомства в индийских кафе и ресторанах. В итоге вывел средний акцент, чтоб было слышно — русский для героя неродной.
Мы еще сделали эксперимент — по ходу фильма я физически таял, потому что мой индиец умирает. За время съемок сбросил семь килограммов. И постепенно-постепенно стал чуть ли не прозрачным. В кадре это ощутимо. Снимали мы эти серии в санатории в Сестрорецке.
— Недавно вышел «Чикатило» с Нагиевым в главной роли. Вы сыграли директора школы, в которой работал маньяк. Дима на съемки подтянул?
— Скажем, не без участия Нагиева. Но с режиссером мы уже работали. У Сарика Андреасяна я снимался в «Непрощенном», где играл Юрия, старшего брата героя. Как он потом сказал: «Дима меня задолбал вопросом, когда приедет Самвел».
Диму Нагиева я первым делом спросил:
— Зачем тебе, брат, это надо? Я Чикатило не согласился бы играть ни за какие деньги!
— Вот поэтому я Нагиев, а ты по-прежнему Мужикян, — улыбнулся в ответ друг. Это он очень точно сказал — нельзя отказываться от ролей, надо искать ключ к герою.
Я же не знал, что Сарик снимает это как фильм-назидание, рассказ о том, как выглядит зло. Оно не всегда урод с рогами и копытами. Зло может выглядеть как безобидный, обаятельный и далеко не сильный на первый взгляд человек. Дима справился блестяще, после премьеры я ему позвонил и это сказал.
— То есть вам неинтересно было бы сыграть маньяка и покопаться у него в голове?
— Они мне вообще неинтересны. Конечно, одно дело Чикатило сыграть, другое — Гитлера. Вот здесь я бы согласился. Недавно интервью Невзорова прочитал, где он про Гитлера рассказывал Дудю. Не упоминая имени, Александр спросил:
— Как вы отнесетесь к человеку, который пошел на фронт добровольцем, был тяжело ранен, получил высокие награды, был пламенным и страстным патриотом, а когда понял, что его родина кончается, покончил с собой? Кто он — подонок или нет?
Дудь ответил:
— Конечно нет!
— А это я говорю о Гитлере.
У человека был свой путь, и мне интересно было бы пройти его в персонаже. И Сталин далеко от Гитлера не ушел. Сыграть таких личностей мне было бы гораздо интереснее, чем головорезов.
— Как вы думаете, что сказал прототип главного героя Виталий Калоев, когда увидел фильм «Непрощенный»?
— Думаю, что он ни с кем не разговаривал на эту тему. Зачем? Узнав историю Калоева, я его понял. Человек ждет ответов на вопросы «Почему? За что? Как так получилось?» Ему их не дают, а вместо этого предлагают деньги. В фильме есть пронзительная сцена, где главный герой отказывается от компенсации.
Солидная сумма не вернет родных и близких. Скажу банальную вещь: самое дорогое за деньги не купишь — ни мать, ни отца, ни брата, ни сестру, ни любимую, ни детей. Это бесценно и не определяется финансами. Но есть люди, которые считают по-другому. Для них все продается и покупается. Кто сказал, что человеческая жизнь стоит три миллиона рублей? Из каких побуждений? Жене, потерявшей мужа, дают миллион. Почему не десять? Кто это определяет?.. Думаю, что во время просмотра картины Калоев почувствовал опустошение.
— Расскажите о ваших новых проектах.
— «Игра на выживание 2» — это просто судьба! Я смотрел первый сезон сериала взахлеб, за две ночи проглотил все двенадцать серий. Был в восторге, сказал об этом своему директору. Не думал, что будет второй сезон и что меня в Москве зазовут на кастинг, а потом утвердят на одну из главных ролей. Мы снимали пару дней в Москве, а потом на месяц уехали в Узбекистан.
Мой герой — высокопоставленный чиновник военного ведомства, отец одного из персонажей, который мстит за своего ребенка. Его задача — найти и наказать убийц. Так что и мотивы, и эмоции мне ясны. Жаль, что в итоге он погибает. Под его опекой правоохранительные федеральные службы, с большими полномочиями человек. Фильм еще и о том, насколько это зло имеет мощную структуру внутри себя. Оно позволяет срубать головы даже таким персонажам, как мой.
Снимали мы все в Узбекистане. Жаль, что распался Союз. Узбекистан я все равно до сих пор воспринимаю как родной, не чувствую его заграницей. Там актеры знают русский, многие обучались в России, поэтому и школа у нас одна. Тем более что мы все воспитанники советской школьной системы, и это роднит. Мы все правильно говорим и грамотно пишем. Удовольствие доставляло то, что материал добротный, мы часто меняли локации, снимали в разных городах. Получится настоящий триллер.
— Ваша институтская дружба с Нагиевым и Лифановым продолжается?
— Наверное, сейчас реже видимся, у каждого свои проблемы, но дружба не умерла. Наш мотор — Дима Нагиев. Это он собрал всех спустя несколько лет после института и предложил: «Давайте все вместе работать». Так появился «Кыся» по Кунину, а за ним «Эротикон» по Боккаччо.
Если считать дружбой то, что люди каждый день звонят друг другу, у нас этого нет. Но когда ты знаешь, что человеку плохо (или хорошо) и надо позвонить или подъехать и что-то сказать, это у нас есть. Двери моего дома для друзей всегда открыты. Они это знают и часто используют в ущерб мне. Ребята уехали в Москву, а я не хочу. Мне комфортно там работать, но не жить.
— Зато в Москве больше проектов, больше гонорары...
— Это вопрос качества. Я имел «счастье» видеть Ольгу Бузову на сцене в спектакле «Черный бриллиант». Более ужасного зрелища в своей жизни не помню. Это было поразительно, когда битком набитый зал через пятнадцать минут стал пустеть. Осталось буквально сто человек, прочие пошли в кассу требовать свои деньги назад. А теперь Бузова, у которой двадцать три миллиона подписчиков, продолжает играть и получает за спектакль больший гонорар, чем Инна Чурикова.
Однажды я обидел родителей, сказав: «Жалею, что вы воспитали меня порядочным человеком». Сейчас быть таким очень-очень сложно. У лжи множество инструментов, у правды — один-два. Жить и вести себя честно-благородно сложно. Надо быть гаденышем, чтобы иметь успех, надо быть циником, не надо быть умным и талантливым, надо быть чем-то другим. Сегодня не надо обучаться, чтобы быть артистом, не надо оканчивать консерваторию, чтобы быть музыкантом или певцом, настало время дельцов и непрофессионалов. От этого грустно.
Сегодня Леонид Филатов из Туркмении и Василий Шукшин с Алтая не смогли бы поступить ни в одно театральное заведение. Система обучения платная, имеешь деньги — поступишь. И не важен талант, важны блат и дружба, связи. А люди типа Шукшина, Филатова, Панкратова-Черного, Джигарханяна сегодня обречены. Носители известных фамилий ходят по проторенной дорожке.
— Тем не менее ваша дочь поступила в театральный вуз. Расскажите о ней.
— Мою дочку зовут Катерина, я назвал ее в честь бабушки, которая, по большому счету, меня и вырастила. Катюшка учится в театральном, поступила туда сама, не по блату. Это дело ее жизни, я уверен. Дочь целенаправленно и талантливо развивается. Я горжусь ее победами. По тем вопросам, которые мы обсуждаем, вижу, что в ней сидит личность и у нее есть свои взгляды на мир. Мне это нравится. Она с детства смотрит мои работы, ходит на спектакли.
— Катя, а ты ведь актрисой будешь, как папа? — спрашивали дочку в детском саду.
— Ну васета, актелство у меня в клови...
— Как провели период самоизоляции? Сложно было психологически?
— Психологически — убийственно! В один момент прекратились все съемки, репетиции. Отменились спектакли — даже тот, что должен был состояться в МГТ, куда я пригласил известных продюсеров, с которыми намеревался сотрудничать. Но карантин обрубил все планы. Я лишился работы и пришел в недоумение — не знал, чем заняться. Вместе с моим другом — директором Ириной Романовой стал волонтером. Мы были в числе пятисот человек, которые покупали продукты и развозили их бесплатно пенсионерам, не имеющим права покидать свои дома, — минимум по пять заказов в день, а иногда и по двенадцать-тринадцать. Мы с Ириной сделали более трехсот заказов, а все вместе свыше трех тысяч. Некоторые бабушки узнавали меня и в знак благодарности дарили маленькие флакончики духов, бутылочки коньяка, несмотря на то что знали — наш поступок абсолютно бескорыстный. Карантин почти отменился, а отношения нет, я и сейчас помогаю, например, косить траву.
— У вас есть смелые, нереальные мечты — Гамлет, Отелло, король Лир?
— Я довольно приземленный человек. Сейчас у меня есть пара хороших антрепризных предложений, думаю, что осенью приступлю к репетициям. И конечно, весь в ожидании кинопроектов, в которые не я себя предлагаю, а меня выбирают. По поводу Гамлета... Я его сыграл не раз — но в спектаклях с другими названиями. Как сыграл и Отелло, и Сирано. В этом плане у меня все состоялось.
Подпишись на наш канал в Telegram