Олег Гаас служит в Московском Художественном театре уже пять лет и играет большие роли в нескольких спектаклях. Принимал его в театр Олег Табаков. Парень с редкой фамилией и фактурной внешностью запомнился зрителю и по кино, в котором он появляется все чаще. Одна из ролей — оперативник Ким Вершинин из полюбившегося миллионам детективного телесериала «Шифр». Мы поговорили с Олегом о том, как он начинал и о ближайших планах на будущее.
— Олег, вот уже пять лет вы актер легендарного МХТ имени Чехова. В 2017 году вас принимал Олег Павлович Табаков. Как вообще вы оказались в этом замечательном столичном театре?
— Да, в МХТ имени Чехова я появился при Олеге Павловиче, но никакого общения, к сожалению, у меня с ним не было. Мы виделись с Табаковым лишь раз, когда, встречаясь с актерами в начале сезона, он по традиции зачитывал список тех, кто принят в труппу. Представляете, какой торжественный момент! И вдруг, объявляя меня, Олег Павлович... зевнул. Прикрывая рот, как это обычно делается во время зевка, он устало произнес: «Олег Га-а-а-а-а-с». Я прямо замер на своем месте...
— Почему, что это было?
— Думаю, Табаков просто-напросто шутил. Те, кто его давно знал, сразу бы это поняли, почти у каждого актера МХТ есть такая история, когда Олег Павлович их разыграл. Озорное поведение было в его ироничном характере. Хотя познакомиться с ним я не успел, зато слышал массу историй про то, каким изумительным Олег Павлович был человеком. Как помогал всегда коллегам: студентам давал деньги на еду, постоянно выручал кого-то, он был для всех таким Большим отцом.
Но в МХТ имени Чехова я оказался не сразу. В первый год после окончания Санкт-Петербургской государственной академии театрального искусства (СПбГАТИ) я много где пробовался. Мотался без конца из Питера в Москву: туда-сюда, туда-сюда. Участвовал в различных съемках, чтобы подзаработать денег на билет из Питера до Москвы, однажды даже раздавал возле метро рекламные проспекты в костюме арбуза!.. В какой-то момент наконец повезло. После просмотра меня решил взять в свой театр Et Cetera Александр Калягин, но, как говорится, не срослось. При собеседовании он спросил меня:
— Что выберешь, если у тебя будут съемки, а в театре как раз начнутся репетиции?
Мне нет чтобы схитрить, а я почему-то решил ему честно ответить:
— Выберу съемки.
Калягин тут же сказал:
— До свидания!
Так я мыкался, мыкался, даже начал подумывать, что, может, мне в театр и вовсе не надо, заказана для меня туда дорога. Но внутри себя чувствовал — нет, надо непременно идти в театр. «Но если театр, — ставил я себе цель, — то самый лучший». И конечно, мечтал о МХТ имени Чехова. Помог случай. Мой товарищ актер Саша Кузнецов на тот момент служил здесь, я ему звонил и спрашивал: «Скажи, когда у вас будет очередной показ?» Он не забыл о моей просьбе и спустя какое-то время, в июне дело было, перезвонил и говорит: «Завтра!» Я остолбенел, потому что совершенно не был готов. Опускать руки, впрочем, не в моих правилах. Молниеносно обзвонил всех сокурсников, мы быстро что-то приготовили — сюжет про собак и людей, показали — комиссии понравилось, потом еще сделали отрывок из «Чайки». И все бы ничего, если бы на «середине пути» не произошла настоящая беда: в какой-то момент жутко разболелась пятка. По какой причине — никто так и не понял. Такого, со мной во всяком случае, никогда не было. Я срочно поехал в Петербург, в поезде началась лихорадка. По приезде оперативно сделали операцию — разрезали ногу, выкачали оттуда гной, сказали неделю лежать, два месяца без физических нагрузок, ходить только на костылях. Это был приговор!
В театре, как узнали, что со мной приключилось, позвонили и сказали:
— Мы не можем нести ответственность за ваше здоровье, поэтому в дальнейших пробах вынуждены отказать.
Я говорю:
— Нет, я завтра же буду в Москве!
Словом, приехал, выступил, все показал, превозмогая адскую боль. Но усилия того стоили: в результате меня приняли в театр моей мечты — в МХТ имени Чехова.
— В этом театре что ни имя, то галактическая звезда, в нем столько народных и заслуженных...
— Но и молодых актеров немало, одного из них даже могу назвать своим другом, это Артем Быстров, потрясающий артист и человек.
— В театре, причем еще даже до официального зачисления в труппу, вы дебютировали в спектакле «Лёха...» режиссера Данила Чащина, а сейчас заняты сразу в семи разных спектаклях. Тут и Уильям Шекспир, и Александр Володин, и Виктор Некрасов... Похоже, художественный руководитель Константин Хабенский вам доверяет?
— Знаете, я чувствую, что в целом он хорошо ко мне относится. Хотя наше общение ограничено, мы взаимодействуем главным образом по каким-то рабочим моментам, но порой ведь достаточно взгляда, достаточно подмигнуть, сказать два-три слова, чтобы понять, что к тебе человек испытывает. Была, например, у меня одна непростая жизненная ситуация, зная о ней, Константин Юрьевич как-то очень заботливо поинтересовался: «Олежка, ну что у тебя?» Поверьте, этого было достаточно, чтобы в очередной раз убедиться, какой он чуткий, небезразличный человек. Кстати, я об этом догадывался, даже когда еще и не думал становиться актером. Сейчас в этом, наверное, не очень ловко признаваться, но Хабенский, которого я знал по многочисленным фильмам, всегда мне нравился, был моим кумиром. Я, например, фанат картины Филиппа Янковского «В движении», где Константин Юрьевич классно сыграл популярного журналиста. Он мне также очень нравится в фильме «Ночной дозор» и в сериале «Убойная сила». Да, такое, надо думать, нечасто встретишь, когда твой кумир становится твоим художественным руководителем, правда? (Улыбается.)
— Вы рассказали, почему Александр Калягин не принял вас в свой театр. А как Константин Хабенский относится к тому, что вы много снимаетесь?
— Скажу так, если бы не Константин Юрьевич, мне в этом смысле вообще туго было бы. Я очень благодарен ему за это понимание. Он именно понимает, а не смотрит на все сквозь пальцы, поскольку сам бывал в такой ситуации. Вообще, художественному руководителю театра нельзя быть мягким, надо каждого держать в строгости. В конце концов, театр — наше главное место работы даже по документам. Неудивительно, что в МХТ имени Чехова закон: два раза по той или иной причине отказался от предложенной тебе роли в готовящемся спектакле — свободен.
— Вам где интереснее играть — на сцене или на съемочной площадке?
— Везде, главное, чтобы был интересный материал, чтобы было, что играть, и классная команда единомышленников. Но на сцене МХТ имени Чехова, конечно, тяжелее во много крат. В нашем театре не играть надо, а жить на сцене. Там иной накал, слишком высокие ставки, другая степень ответственности. На сцене ты работаешь «без страховки». Поэтому у тебя нет права на ошибку. На съемочной же площадке есть дубль, там тебя всегда может подстраховать камера и всякие технические уловки. Плюс на сцене ты один на один с живым зрителем, который купил билет, и ему абсолютно неважно, с какой ноги ты сегодня утром встал, болит ли у тебя целый день голова, крутит ли живот или что за полчаса до начала спектакля ты узнал какую-то страшную новость от родственников. Ты все равно должен появиться перед публикой, несмотря ни на что. Уважительной причины не выйти на сцену, сорвать спектакль — не существует. Только — смерть!
— И это не фигура речи?
— Поверьте, я не строю из себя героя. Но я убежден: выходя на сцену, играть каждый раз надо так, как в последний, отдаваясь роли полностью, без остатка.
— Вам нравится ваша внешность, вы хотели бы что-то в ней изменить?
— Изменить? Нет, но при этом точно могу сказать, что я не влюблен в себя. Вообще, не отношусь к себе слишком серьезно, иначе ведь с ума можно сойти. Кстати, красивым меня считают коллеги. Когда я, еще будучи студентом, начал сниматься, мои сокурсники со злорадством и завистью нередко говорили: «Ну, понятно, почему тебя взяли, ты просто красивый». (Улыбается.) Вообще, злые языки много чего болтали и болтают за моей спиной, но меня это лишь закаляет.
— У вас необычная фамилия — немецкая, фламандская, нидерландская?..
— Немецкая, мой род идет от поволжских немцев, которых Екатерина II привезла в 60-х годах XVIII века на Волгу. Они трудились, занимались земледелием, выращивали различные сельскохозяйственные культуры — рожь, пшеницу, картофель, лен... Тяжко им пришлось накануне Отечественной войны — одних отправили в лагеря, других сослали в Сибирь. Среди репрессированных был и мой прадед. За немецкую фамилию, между прочим, доставалось даже моему отцу, его нередко дразнили, по-всякому подначивали. А вот имя Олег у меня появилось не сразу. Сначала меня решили назвать Артуром. Маме очень нравился телевизионный сериал «Долгая дорога в дюнах», где невероятно привлекательного главного героя так звали. Потом родители хотели назвать меня Андреем, пока не остановились на Олеге.
— Прекрасно, с этим именем вы попали в хорошую компанию. Среди наших выдающихся актеров ведь масса Олегов...
— Точно, Олеги — они вообще классные! (Смеется.) Это и Олег Табаков, которого мы уже вспоминали, и потрясающий Олег Даль, и Олег Янковский, обожаю его в фильме «Тот самый Мюнхгаузен», и Олег Басилашвили, «Осенний марафон» — моя любимая картина, и Олег Стриженов, и, конечно же, Олег Николаевич Ефремов...
— А само немецкое слово «гаас», кстати, что-то означает?
— Да, в переводе с немецкого это заяц. Так что папа у меня Зайцев, а мама Волкова. (Улыбается.)
— Вы шутите?
— Нет, скажу больше: родители мои — папа немец, мама русская — поженились 22 июня.
— Специально?
— Случайно! А зачали меня, по их рассказам, 9 мая — в День Победы! И тоже не специально, так у них просто получилось! Мама, между прочим, родилась в год Крысы, папа — в год Кота. Мама по знаку зодиака принадлежит к стихии Огня, папа — Вода. В общем, несовместимость у них лютая. Наверное неудивительно, что в итоге они развелись. Когда это случилось, мне было десять лет, момент, конечно, тяжелый, но только позже я понял, что их расставание было неизбежно. Двум людям с такими крутыми характерами было сложно ужиться вместе под одной крышей. Папа всегда был очень жестким, но и мама никогда не давала спуску, хотя в жизни она достаточно мягкий человек. Я, к слову, в нее — такой же мягкий и бесконфликтный.
— После развода родителей вы ведь остались с мамой?..
— Да, хотя с отцом, он сейчас живет в Омске, у меня по-прежнему нормальные отношения, мы созваниваемся, общаемся, но я все-таки мамин сын. Мы с мамой, знаете ли, много прошли.
— «Много прошли»? Что вы имеете в виду?
— И развод, и разные тяжелые моменты в жизни. Меня раньше часто закидывало. Мы ведь жили тогда в Нижневартовске, это такой суровый провинциальный сибирский город. В 12 лет мне пришлось начать зарабатывать на жизнь. Чем я ради этого только не занимался: и газеты продавал на холоде в минус 40, и десятки юбилейные находил и «толкал» их коллекционерам за сто рублей... Попадал в милицию, мама плакала, но я, к счастью, быстро понял: что-то не по той дорожке иду. Не поймите меня неправильно. Да, я был хулиганом, но «правильным пацаном». Я всегда стоял за добро, был, скажем так, на стороне Робин Гуда, одного из моих любимых с детства героев! (Смеется.)
Но дури, правда, было много. Одно время, например, с крыш начал прыгать, увлекся паркуром, заработал таким образом четыре грыжи на позвоночнике. Теперь вот вынужден постоянно заниматься в зале восстановительной гимнастикой. В идеале это надо делать каждый день, однако, к сожалению, из-за специфики работы не получается. Но с утра я всегда делаю зарядку, если только не еду в поезде на съемки.
— Сейчас с Нижневартовском вас что-то связывает?
— Нет. Но чувство, что это моя малая родина, меня никогда не оставляет. Я не забываю, откуда я родом. По Москве даже хожу в куртке, на которой крупными буквами написано «Провинция»: мол, знай наших! (Смеется.) Хотя в столице живу не один год, но москвичом так и не стал. Быть может потому, что никогда не стремился к этому.
Когда в прошлом году меня пригласили в Нижневартовск на первый кинофестиваль, где показывали картину с моим участием, мне было очень приятно. Город изменился. Шутка ли, я не был в нем долгих 15 лет! С тех пор как уехал оттуда. Чуть позже ко мне в Питер переехала и мама. Студенческие годы у меня были потрясающие, я находился под ее постоянной заботой: с утра она готовила вкусные завтраки, а вечером — потрясающие ужины. Мама, к слову, в Питере так и осталась, мы там приобрели небольшую квартиру, продав ту, что у нас была в Сибири.
— Вообще странно, как это парня-хулигана, пусть и правильного, из Сибири, занесло в культурную столицу России в театральный вуз?!
— Откровенно — я сам до сих пор этому удивляюсь! Вообще-то в Питере я хотел поступать в инженерно-экономический институт, на факультет коммерции и торгового дела. Выбрал его по одной причине — это реально: у них была сильная команда КВН, которая выступала на Первом канале. Но была, правда, еще одна причина. Мне хотелось стать бизнесменом, вернуться в Нижневартовск и завести там свое дело.
Однако эти мои планы рухнули, все спутал случай. Тогда я впервые поверил в некие высшие силы. В один прекрасный день вместе с тетей, которая сопровождала меня в той поездке, мы проходили мимо СПбГАТИ, где шел прием на вступительные экзамены.
Что тогда нас дернуло остановиться и зайти внутрь? Не знаю. Но что-то повернулось в голове, определенно на уровне подсознания. Дело в том, что, несмотря на бурное хулиганское детство, я не был чужд творчеству. С восьмого класса, например, стал выступать в школьных спектаклях, в пионерском лагере. Расскажу что-то со сцены, а людям смешно... Тогда, полагаю, во мне и закралась мысль, если не об актерстве, то о желании выступать ну хотя бы в Comedy Club, они в то время были чрезвычайно популярны, мне очень нравился Гарик Харламов, или в КВН. Мама, которая всегда интересовалась искусством, даже отдала меня как-то в танцевальную школу. Помню, как смеялся далекий от всяких сантиментов отец: «Ты зачем его на танцы отдаешь? Его на улице бить будут, а он что, скажет: «Ребята, подождите, давайте я вам станцую»?» Танцевать, к слову, я так толком и не научился. Даже в институте танцы мне тяжело давались. Это явно не мое. Мой мастер как-то сказал, что я как еловая скамья.
Как бы то ни было, будучи абсолютно неготовым к поступлению в театральный вуз, я на свой страх и риск мгновенно принял решение подавать туда документы. Хотя страха, по большому счету, ни капли не было. Мною двигало сибирское упрямство, даже упертость: если что-то задумал, разбиться вдрызг, но сделать это! Плюс, как я уже говорил, вмешались некие высшие силы, которые помогали мне даже во время сдачи экзаменов в СПбГАТИ!
— Дайте пример этих высших сил, чтобы не быть голословным!
— Судите сами, после первого тура меня спрашивают:
— Кто ваши любимые писатели?
А я на тот момент вообще книг толком в руках не держал (!) и выпалил, что первое пришло на ум:
— Гончаров, Тургенев.
И что бы вы думали, эти два писателя — любимые авторы Арвида Михайловича Зеланда, моего преподавателя, на чьем курсе, попав в СПбГАТИ, я оказался! Признаюсь, за годы учебы в театральной академии мне не раз хотелось по разным причинам все бросить и уйти из вуза, но тем не менее не только доучился до конца, но и окончил его с красным дипломом. Учиться мне нравилось. Особенно были по душе актерское мастерство, всякие импровизации, зарубежная литература, философия, мне все это было по-настоящему интересно.
— Сейчас читаете много?
— Сейчас больше читаю роли. К своему стыду и к великому сожалению, есть много книг, которые я хочу прочитать, но мне что-то все не с руки: то ли навыка не хватает, то ли времени.
— Какого навыка?
— Навыка читать! Понимаете, я беру книгу и сразу засыпаю. Книга на меня действует... как успокоительное, я сразу вырубаюсь. Расскажу одну историю. У меня есть книга Иваны Чаббак, известного педагога по актерскому мастерству из Голливуда. Я даже как-то попал к ней на тренинг, и она мне расписалась в этой книге. Так вот, я ее с собой десять лет возил повсюду. Но прочитал за все это время лишь страниц пятьдесят! Однако книга эта необычным образом спасала меня на съемках, когда так невыносимо хотелось спать, что даже глаза закрывались. Она была для меня своего рода ширмой. Я клал книгу Чаббак перед собой, закрывал глаза и отдыхал, расслаблялся, а все думали: «Надо же, какой читающий парень!» (Смеется.)
— Любопытно, что вообще вам ближе — комедия или драма?
— Мне нравится веселить людей, дарить им радость, я бы так сказал. Не знаю, что это, комедия — не комедия, но мне по душе заряжать людей позитивными эмоциями. Не хочу показаться высокопарным, но в чем-то подобном я даже чувствую свое предназначение.
— Чему вас научили в театральном институте за пять лет?
— Знаете, на самом деле — не чему-то профессиональному, всяким там творческим штучкам, хотя этому, безусловно, тоже. Но помимо навыков в институте меня научили дисциплине (в этом плане подавал пример наш мастер Арвид Михайлович Зеланд) и честному отношению к профессии.
— Что вы имеете в виду под честным отношением к профессии?
— То, что выбранную работу надо уважать, не относиться к ней абы как. Многие ведь полагают, что актерство — это дуракаваляние, хихоньки да хахоньки, считают: «Ой, чего вы, актеры, так зазнаетесь, разве вы когда-нибудь напрягаетесь?» Никто, разумеется, не знает подводных камней, не знает, что это еще и колоссальная психологическая работа, которая непрерывно в тебе идет... Ведь играя, ты проживаешь другие жизни, и все это не может не сказаться на тебе самом, на твоей психике. Ты становишься другим человеком, немного сумасшедшим. Порой ты даже перестаешь быть собой, ты начинаешь копировать тех, с кем ты общаешься, наблюдаешь за ними, за их повадками, манерой говорить, чтобы потом все это, накопленное, использовать на сцене или съемочной площадке. Эта профессия стопроцентно расшатывает твою нервную систему.
Конечно, шахтерам тяжелее, но наша профессия тоже требует полной отдачи всех моральных, а часто и физических сил. Поэтому необходимо всегда держать себя в руках, соблюдать форму, не злоупотреблять вещами, которые принято считать пагубными, постоянно развиваться, экспериментировать, учиться новому. Ведь конкуренция в нашем деле чрезвычайно жесткая. Актеров в России много, поэтому никогда нельзя останавливаться на достигнутом, день ото дня необходимо становиться лучше. Сегодня ты должен быть лучше, чем вчера, а завтра — лучше, чем сегодня. Это аксиома.
— Вы эту конкуренцию уже ощущаете?
— Да она вроде бы никогда никуда и не девалась... Просто сегодня я понимаю, что уже сам для кого-то стал большим конкурентом. (Улыбается.)
— Безусловно. Например, в кино вы появились в 2014 году, так вот за эти восемь лет уже снялись почти в cорока фильмах!
— Кстати, когда сам недавно узнал об этом, извиняюсь, офигел!
— Это вообще, возможно, кинематографический рекорд современной России для молодого человека вашего возраста...
— Да ну что вы! А Саша Петров?!
— Знакомы с ним?
— Мы работали вместе. Очень высоко ценю его как профессионала. По человеческим качествам сказать сложнее. Мы все-таки люди разных энергий, я более мягкий. Ну а как профи он молодец, я даже в чем-то учился у него. Мне понравилось, что в отличие от многих артистов он честно работает не только в кадре, но и за кадром. То есть когда камеру от него убирают и снимают лишь партнера, он не расслабляется, не отходит в сторону, а по-прежнему в действии, находится тут же, рядом с тобой.
— Вы считаете себя восходящей звездой российского экрана?
— Нет, конечно. Но если кто-то так думает, то я отвечу: восходящей звездой мне стать пришлось. Понимаете, во многих проектах мне приходилось участвовать не потому, что я хотел, а потому, что просто мне надо было работать и содержать семью. На мне мои племянники, я в определенный момент стал кормильцем.
— Но вы сейчас, наверное, много чего можете себе позволить? Купили, допустим, квартиру в хорошем районе Москвы. Хозяйку в дом уже привели?
— Квартира есть, но я сам там практически не бываю! Живу сейчас, по сути, в поездах. Постоянно на съемках, в разъездах. И девушка у меня есть, она тоже актриса, вместе мы уже около двух лет.
— Одна из ваших запоминающихся ролей — оперативник Ким Вершинин из полюбившегося миллионам детективного телесериала «Шифр». А что она для вас?
— Прежде всего, знакомство с потрясающими людьми. Там была отличная команда: классный режиссер Вера Сторожева, великолепный партнер Сергей Пускепалис, царство ему небесное, много было прекрасных актрис — и Катя Вилкова, и Марьяна Спивак, и Яна Дюбуи. Это была хорошая школа, великолепный проект, сама же роль мне не очень нравится. Уж слишком я там правильный. Такой хороший, но несколько примитивный персонаж, чистый исполнитель: что ему скажут, то и делает, без своей инициативы.
Впрочем, фильмы про шпионов — моя страсть. Я с детства мечтал стать детективом. Мне всегда нравилось что-то искать, расследовать. Неудивительно, что с удовольствием, например, снимался недавно в детективном триллере «Тень», где я играю контрразведчика, который спасает страну. При этом он не Джеймс Бонд, не супергерой, а просто честный парень, фанат своей профессии. Глубоко понять роль мне помогла встреча перед началом работы над картиной с генерал-майором ФСБ, который мне рассказал много любопытного о героях невидимого фронта.
Но роль, которая мне по-настоящему понравилась из всех, что довелось до сих пор сыграть, была в фильме «Глубже!», где я играл порноактера. Она хоть и небольшая, но мне не стыдно за себя, да и фильм получился интересный, он даже на Netflix есть. Мне чудесно на этой картине работалось с режиссером Михаилом Сегалом. Он необычный, какой-то киношаман: мог подойти, что-то такое сказать вроде бы и не в тему, а тебе все становится ясно. И что особенно понравилось — процесс, сотворчество, когда ты можешь что-то предложить и тебя слушают. В фильме немало вещей, которые я предложил, это очень приятно и радует.
— Сейчас вы одновременно заняты в нескольких фильмах, где у вас главные или одни из ведущих ролей. Почему вы такой востребованный, как вы это объясняете?
— Мне кажется, что я естественный — такой, какой есть, не пытаюсь из себя никого изображать. Мне на самом деле многие говорят, что я не совсем типичный актер. Я, например, не пользуюсь «гигиеничкой» — это такая мазь, которой актеры смазывают губы, когда они пересыхают во время съемок. Многие коллеги серьезно удивляются: «У тебя что, нет «гигиенички»?» Или вот, чего греха таить, но большинство актеров зациклены на себе и говорят всегда и везде только про себя, о себе: мол, как же они бесподобны. Я же в этом плане достаточно стеснительный человек... Но если уж рассказываю про себя, то откровенно, без прикрас, ведь еще недавно до приезда в Санкт-Петербург, я был... гопником из Сибири! (Смеется.) В интеллигентную сторону, если так можно выразиться, меня поменяли именно годы учебы в Санкт-Петербурге...
— У вас сейчас много предложений сниматься в кино. А есть роли, от которых вы отказываетесь?
— Да, я начал отказываться от ролей, где, на мой взгляд, нет никакого творчества. Где люди, занятые в проекте, заточены на то, чтобы все сделать побыстрее, подешевле и заработать. Мне противно такое равнодушие. Я не понимаю подобных людей. Зачем делать плохо? Если за что-то браться, надо это делать либо хорошо, либо очень хорошо.
— Есть роль, о которой вы мечтаете?
— Да, я бы хотел сыграть князя Мышкина из «Идиота». При этом я отдаю себе отчет, что по своему типажу, быть может, и не подхожу для этой роли. Она сложнейшая. Насколько знаю, Евгений Миронов приложил колоссальные усилия, пережил настоящее потрясение, чтобы так сыграть, как он сыграл эту роль... Еще хочу сыграть моего любимого Робин Гуда. Хотя, знаю, сегодня мода на обаятельных отрицательных героев. Времена Сергея Бодрова, к сожалению, прошли. Но я не хочу зацикливаться только на актерстве. Есть мысли заняться продюсерством или попробовать себя в режиссуре.
— Вы прислушиваетесь к мнению других о себе?
— Слушаю, но не прислушиваюсь. Для меня важно любое мнение относительно того, что я делаю. Поэтому я выслушиваю всех. Собираю, скажем так, букет разных точек зрения. Взвешиваю их. Но окончательное решение за мной. При этом я стараюсь быть честным, никогда не занимаюсь самообманом. Очень часто то, что я делаю, мне не нравится. Но бывают удачи. Вот недавно отыграл спектакль и понял, что это было хорошо.
— Кто это вам сказал?
— Никто не говорил, понял по реакции публики — смех, аплодисменты. Это ведь сразу чувствуется!
— Но классики театра и кино утверждают, что публика — дура!
— Я так не считаю. Уверен, что публику, как и ребенка, нельзя обмануть.
— На вас влияет то, что пишут о вас рецензенты, говорят критики?
— Нет, ни хорошая, ни плохая критика на меня никак не влияет. Думаю, это отличает меня от многих актеров, которые так зависимы от того, «что станет говорить княгиня Марья Алексевна». Потому что я глубоко убежден: никто лучше меня самого не знает мои слабые и сильные стороны. Так что никаким критикам меня не сломать, я им не по зубам!
— Что вам помогает двигаться по жизни?
— Трудности. Знаете, они меня закалили с детства. Благодаря им я привык всего добиваться сам. Если бы я вырос в Москве, в тепличных, благополучных условиях, где меня кормили бы с ложечки, конечно, я был бы другим человеком. Но, слава Богу, я не такой. Я уверенно иду по жизни потому, что знаю: кроме меня, мне не поможет никто.
Подпишись на наш канал в Telegram