Я заставил себя успокоиться, записал в дневнике: «Федя, тут никто с тобой не соревнуется. Все делают общее интересное для всех дело, хотят сделать его хорошо. И никто не собирается тебя потопить, не бойся».
«Ледниковый период» наступил в моей жизни совершенно неожиданно. Это был настоящий снег на голову. Еще в середине лета я и подумать не мог, что осенью мне предстоит на три месяца перебраться в Москву и сменить размеренный питерский ритм на бешеный московский, с которым, честно говоря, не очень-то справляюсь психологически и физически.
Ничего не имею против Москвы, да и странно было бы: столица, настоящий мегаполис, жизнь здесь кипит, и актерской работы гораздо больше, чем в моем родном и обожаемом Питере. Но постоянно жить в Москве мне было бы тяжело. Я бы очень быстро сошел с ума от этих неохватных расстояний, которые надо ежедневно одолевать, от толчеи, шума всего этого общего московского...
А самое главное — я страшно скучал по своим, они же все у меня в Питере: родители, брат, бабушка с дедушкой. Настя, моя жена, несколько раз меня навещала, но потом-то она все равно уезжала, а я оставался один в съемной квартире. Конечно, старался быть на связи, но каждый раз брал в руки телефон и думал: вот сейчас они спросят «Ну как там у тебя?» — а что я отвечу? Про тренировки стану рассказывать? Это процесс рабочий, будничный, совсем не романтичный. А кроме тренировок (ну и выступлений под эфир раз в неделю, конечно) в моей жизни в эти три месяца больше ничего не происходило.
Будни буднями, но с другой стороны — все это стало для меня настоящей сказкой. Ведь правда сказочная история получилась! Я же смотрел «Ледниковый период» по телевизору в детстве, да и студентом тоже им очень интересовался: кто с кем катается, кто побеждает. А теперь сам сижу на диванчике для участников со своей прекрасной партнершей Таней Волосожар, слышу похвалу Татьяны Анатольевны Тарасовой, ее щедрые «шесть-ноль с плюсом», и не верю ни ушам своим, ни глазам. И тем более я даже мечтать не мог, вот честное слово, что мы выйдем победителями.
— Мне всегда казалось со стороны, что самое сложное и страшное в фигурном катании — это поддержки. Действительно так?
— В театральной академии (Федор окончил РГИСИ — Российский государственный институт сценических искусств — в Санкт-Петербурге. — Прим. ред.) у нас были среди прочего занятия акробатикой, и там мне доводилось поднимать однокурсниц. Правда не на коньках, не на льду, а в гимнастическом зале и на полу — на спортивных матах для страховки. Обстоятельства разные, но техника по сути одна и та же. Надо понять эту технику, поймать ее, физически усвоить, закрепить на постоянных тренировках — и тогда поддержка перестанет казаться такой уж сложной задачей. Хотя спина после нее порой побаливала, а времени на массаж и расслабляющие процедуры просто не оставалось.
Физические нагрузки на «Ледниковом периоде» оказались, конечно, колоссальными, но я был к ним готов, потому что с детства серьезно занимался спортом. На тренировках сначала самостоятельно разминался, потом приезжала моя прекрасная олимпийская партнерша — и тогда уже начиналась плотная работа с постановщиками или наша с ней вдвоем. Проходили новый номер раз за разом, что-то меняли, усложняли. И так три месяца — неделя за неделей. Ну и что такого увлекательного я мог рассказывать своим родным? Сам номер они потом все равно видели по телевизору.
— Приезжая на съемки «Ледникового периода» как журналист, я слышала, что некоторые актрисы — участницы проекта ворчали за кулисами, мол, конечно, он спортсмен с опытом на льду, а мы без опыта, нечестное получается соревнование. «Кроме того, — говорили они, — у Федора за плечами проект «Серебряные коньки», где он отточил навыки катания». Что скажете на это?
— Хоккейный опыт у меня был, это правда: я играл в команде «Смена» в Петербурге, даже был капитаном. В «Серебряных коньках» снимался в привычных мне хоккейных коньках, а в некоторых сложных ледовых сценах меня, как это часто бывает в кино, заменял дублер.
Важно понимать, что хоккейные и фигурные коньки совсем не одно и то же, и перейти с одних на другие — это не просто переобуться у бортика. В каком-то смысле переучиваться даже труднее, чем начинать с нуля. Там же совсем разная «физика», и если ты, не подумав, поставишь ногу как привык в хоккее, а не как надо в фигурном катании — сразу полетишь на лед носом вперед. Я и летал поначалу на тренировках, ох как летал...
Кстати, у великого нападающего Алексея Яшина, игрока НХЛ и чемпиона мира, хоккейные навыки куда основательнее, чем у меня, но не думаю, что несколько лет назад, участвуя в «Ледниковом периоде», он оказался на особом положении. Нет, Яшин сражался со всеми на равных. Вот и я тоже.
Спору нет, «Ледниковый период» — это соревнование: пары выступают поочередно, судьи их оценивают, кто-то выбывает, кто-то продолжает. Но для меня, вот честно, с самого начала главным было не «кто кого». Это же не футбол и не хоккей. Мы не в чемпионате участвуем, а исполняем свои маленькие ледовые спектакли — судьи их смотрят, замечают, кто из артистов «забыл свои слова», кто «спутал мизансцену» или вышел сегодня играть не с той ноги... Ну и художественные пристрастия у судей разные, как и у зрителей. То есть я внутренне перевел не очень знакомый мне язык фигурного катания на родной и понятный язык театра. И сам для себя разбирал каждое свое выступление, как делаю это после спектакля: что пропустил, где недобрал, за чем нужно в дальнейшем последить.
— А какая обстановка в целом царила за кулисами проекта?
— В отличие от интернет-страниц, где кипели страсти и шли чуть ли не военные действия, у нас, участников, сложились не просто мирные, а доброжелательные и порой дружеские отношения. Никаких интриг, злорадства, сплетен за спиной. Я, во всяком случае, ничего такого не замечал.
Особенно подружился с Гелой Месхи. Он и артист потрясающий, и человек прекрасный — открытый, способный искренне сопереживать и радоваться за другого. Я смотрел все его выступления, а он смотрел мои, после очередного номера мы звонили друг другу и делились впечатлениями. Как раз Гела впервые встал на коньки — и падал на тренировках так, что я, видя это, порывался бежать и вызывать скорую помощь. Но он всякий раз поднимался со словами «я в порядке» и, сжав зубы, продолжал. Гела мог сколько угодно раз упасть на прогоне, а потом выходил на выступление и делал все блестяще.
С остальными участниками у меня тоже сложились прекрасные отношения.
— Мне показалось, что в «Ледниковый период» вас изначально пригласили благодаря успешной ленте «Серебряные коньки», в которой вы сыграли главную роль. Это действительно так?
— Успех этого фильма заметно повлиял на мою актерскую занятость: предложений стало гораздо больше. Но когда меня пригласили в сериал «Последний аксель» (он вышел в декабре на интернет-платформе MEGOGO), мы с моим агентом Митей Савельевым поначалу сомневались, стоит ли принимать это предложение. Так ведь недолго заработать амплуа «актер на коньках». Потом посовещались и решили, что опасаться нам пока нечего.
В «Последнем акселе» я сыграл фигуриста-одиночника и вот там впервые встал на фигурные коньки. Вернее, пытался на них стоять в кадре. Получалось плохо, и я, тогда еще не понимая разницы между коньками фигурными и хоккейными, о которой уже сказал, искренне недоумевал: как так?! Я же всю жизнь на льду, папа привел меня в секцию, когда мне было три года, даже чуть меньше. И тут вдруг ничего не выходит. Было обидно до слез!
Делать из меня профессионального фигуриста у съемочной группы «Акселя» времени не было, так что опять выручали дублеры. Хореографа в этом сериале играл Алексей Ягудин. Он наблюдал за моими ледовыми потугами, я примерно представлял, что он о них думает, — и поэтому сильно удивился, когда после одной смены он вдруг сказал мне: «Завтра позвоню Илье Авербуху, чтобы он позвал тебя в «Ледниковый период». Видимо, слово сдержал, потому что через неделю раздался звонок из штаба Авербуха: меня пригласили на встречу с ним.
Я прилетел в Москву, пришел на каток. Подошел Илья, предложил мне сделать кружок на коньках. Я прокатился как умел. Он снял это на видео и сказал: «Все понятно. Работаем». Наша установочная встреча уложилась минуты в четыре с половиной, сложности начались потом.
У меня в тот момент было в работе несколько проектов, я не мог отказаться от взятых обязательств, да и не хотел. Мы с агентом трезво прикинули свои возможности и поняли, что графики не разрулить. Митя поделился нашими трудными обстоятельствами с менеджерами «Ледникового периода». На следующий день звонок. Номер неизвестный, но голос я раньше уже слышал: «Федя, привет, это Илья Авербух. Я в курсе твоей ситуации. Не волнуйся, подстроим график тренировок под твою занятость. Хочу, чтобы ты участвовал, ты нам нужен».
Поблагодарив Илью, я успокоился. Он прислал СМС, которое содержало одно слово — «команда», это и его жизненное кредо, и кредо проекта.
Когда я раньше смотрел «Ледниковый период», представить не мог, как много для проекта делает Илья, не понимал, как много лично он значит для проекта. Это стало для меня настоящим открытием. Оказавшись «внутри», убедился, что на тренировочный каток Авербух приходит первым, а уходит с него последним, иногда за полночь, потому что у некоторых пар из-за занятости в театре и на съемках было вечернее расписание. Я никак не предполагал, что продюсер станет уделять столько времени каждому участнику. Даже не уделять, а отдавать по максимуму.
Илья контролирует все, потому что отвечает за все. Он очень требовательный в работе, но замечаний не делает и уж тем более не кричит, коньком не топает. Если видит, что какому-то участнику элемент не дается раз, другой — не станет тратить время, изменит номер. Причем поставит его так, что тот не потеряет в выразительности.
Еще одно мое огромное везение — партнерша. Вообще, кто с кем оказывается в «Ледниковом периоде» в паре, выбирают тренеры, и это всегда ответственное решение. Потому что между двумя людьми на коньках, которые видят друг друга впервые в жизни, «химия» может как случиться, так и нет. Твердо знаю: Таня — лучшее, что могло произойти со мной в «Ледниковом периоде». О такой прекрасной партнерше, о ледовом тандеме с таким высокопрофессиональным, деликатным и чутким человеком я мог только мечтать. Настоящий подарок судьбы.
Мне это стало понятно с самой первой нашей встречи. Увидеться мы должны были сразу на катке. Причем меня ждал сюрприз, потому что поначалу речь шла о том, что я буду выступать с Татьяной Тотьмяниной. Прилетел из Петербурга, отправился на каток. Ко мне подошла менеджер проекта: «Таня будет чуть позже, она летит из Сочи. Но не Тотьмянина, а Волосожар». Я начал разминаться. Наконец появилась Таня, мы улыбнулись друг другу, и по ее улыбке я почувствовал, что в надежных руках. Актерское чутье меня не подвело.
— Думаю, теперь пришло время рассказать о том, как вы стали артистом, почему выбрали именно эту профессию, и конечно о семье, в которой вы выросли и по которой так отчаянно скучаете в разлуке.
— Родился я в 1995 году, но не в Петербурге, а чуть подальше — в Иерусалиме: родители уехали туда в девяностые жить и работать. Но и с тем и с другим они там довольно быстро покончили и вернулись обратно в Петербург. Израиль я совершенно не помню, о своих ранних годах имею представление только благодаря нашему семейному видеоархиву — папа очень много снимал нас с моим младшим братом Петей на любительскую камеру. Так что знаю, как совсем младенцем лежал в кроватке, как делал первые шаги, вставал на ролики...
У членов нашей семьи очень разносторонние интересы. Бабушка Алла Федоровна все наше с братом детство без устали водила нас по музеям. Дедушка Эдуард Абрамович Тропп — не только профессор и доктор физико-математических наук, но и настоящий книгочей, и нас с Петей с самого раннего детства приучал к чтению. Обычно бывало так: дед выбирал какую-нибудь увлекательную детскую книгу, начинал нам ее читать вслух, а потом мы с братом, заинтересованные, читали ее по очереди.
Пытался он учить нас и точным наукам, но тут его успехи были намного скромнее: мне это совсем не давалось. Существует семейная легенда, что заслышав от дедушки о математических или физических формулах, я забирался под стол.
Я все понимаю про пользу математики и очень хотел бы, чтобы мои дети не прятались от точных наук под столом, а хорошо в них разбирались и не брали в этом вопросе пример со своего бестолкового отца, то есть с меня. Не приняв из дедушкиных рук драгоценные научные знания, я перенял у него способность к сочинительству: он пишет стихи и я тоже немного этим грешу.
Мама Евгения Эдуардовна Тропп по роду занятий — театровед, критик, поэтому спектаклями мы с Петей, как вы понимаете, обделены не были. Папа Михаил Васильевич Федотов по профессии врач, и он занимался самым разнообразным нашим воспитанием: спортивным, языковым, художественным... Так что по пути на тренировки мы с Петей читали стихи.
В общем, всей семьей столько было вложено добрых сил в меня и брата, который стал мастером спорта по настольному теннису, что теперь хочется как можно больше им всем — родителям, дедушке, бабушке — отдавать и делать все, чтобы они могли мною гордиться.
В детстве я хотел стать хоккеистом и не расставался с этой мечтой довольно долго, как уже говорил, играл в команде «Смена» на приличном уровне. Но в юниорскую команду СКА — главного питерского хоккейного клуба — не пробился. Причин было несколько. Во-первых, наша семья не могла платить такие деньги, какие нужны, чтобы играть в этой команде, а конкуренция очень большая: одна команда на весь город. Во-вторых, в какой-то момент стало ясно, что по физическим данным я не подхожу: в хоккее средний рост игрока метр восемьдесят — восемьдесят пять, а я на пять сантиметров ниже. Для жизни это вполне, а для ледовых сражений все же маловато.
Так что хоккей остался для меня счастливым юношеским воспоминанием, с которым я тем не менее не расстаюсь и иногда с удовольствием выхожу на лед — с друзьями, с бывшими одноклубниками. Но профессией хоккей не стал — это несбывшаяся мечта. Зато сбылось очень много других.
В актеры я пошел, честно говоря, от безысходности и трусости. Учился-то в школе средне, на первом месте был хоккей, школа — на пятом. Правда окончил ее не так чтобы совсем плохо: на все тройки по точным наукам, некоторые даже натянутые, ответил уверенными пятерками по гуманитарным предметам.
Так как родители на меня принципиально не давили, предоставив свободу выбора, пришлось его делать самому — и в конце одиннадцатого класса я стал думать, куда идти дальше. Надо же какую-то профессию получить, раз со спортом не вышло. Помню, чувствовал себя неуютно, даже немного страшно было: вроде бы начинается взрослая жизнь, а что это будет, совершенно непонятно.
Театральная академия показалась мне самым простым вариантом. Подумал: мама преподает там театроведение — и почему бы мне не поступить, к примеру, на актерский факультет? От страха так решил, на самом деле. Чтобы быть поближе к маме. До этого момента ничто, как говорится, не предвещало моего актерского будущего. Мы с братом записывали какие-то видеоролики лет в десять, но актером становиться я не собирался.
Не знал, как поступают на актерский, что для этого нужно. Не знал и о серьезном конкурсе — не таком, конечно, как в советские годы, не двести человек на место, но и десять тоже немало. Мне объяснили, что надо выучить стихи, басню, прозу. Я подготовил раннего Пушкина, отрывок из Сэлинджера, другой — из «Войны и мира», какие-то классические басни. А моим тайным козырем был Окуджава, песни которого люблю с детства, опять же благодаря папиной к ним любви.
С этим набором я и явился на вступительные экзамены. Не знаю, что разглядела во мне Лариса Вячеславовна Грачева, мой будущий мастер, но, видимо, она поняла про меня что-то такое, чего я и сам тогда про себя не понимал, и взяла на свой курс. Поверила в меня — и я навсегда ей за это благодарен.
Лариса Вячеславовна была удивительным человеком и профессионалом. Ученица самого Георгия Александровича Товстоногова, а потом долгие годы — правая рука легендарного педагога Вениамина Михайловича Фильштинского, из мастерской которого вышли Константин Хабенский, Михаил Пореченков, Ксения Раппопорт и другие прекрасные актеры.
Из нерадивого школьника я немедленно превратился в прилежного студента, выбился в отличники уже на первой сессии. Сказал себе, что обязан получить красный диплом, и получил его. Кому-то он кажется формальностью, и в известном смысле это так: сам по себе диплом тебя артистом не делает. Но все же за ним стоит серьезный труд, и хотя бы об этой твоей способности он говорит: что ты умеешь работать.
— Выпускники театральных действительно рассказывают об очень тяжелом графике учебы — с раннего утра и чуть ли не до полуночи.
— Чистая правда. Бывало, к середине дня мы падали с ног от усталости. Причем падали в буквальном смысле — у себя в мастерской, во время большой перемены, на спортивные маты. Лежать на них приходилось поперек, бочком, по четыре-пять человек на один мат. Поперек он узковат. К тому же матов было мало, а студентов много, и отдохнуть надо было всем. Главное, что тело отдыхает, — а где валяются ноги, уже не так важно. Вырубались моментально. Через полчаса кто-нибудь ответственный осуществлял общую побудку — и мы шли учиться дальше.
Лариса Вячеславовна помимо театра и педагогики занималась серьезной научной деятельностью: в сотрудничестве с Институтом мозга изучала актерский мозг и психический аппарат. Она разработала уникальную, очень результативную методику, приносящую пользу преподавателям не только актерского мастерства.
Наш курс с мастером во главе создал собственный театр. Мы назвали его Социально-художественным, потому что одна из главных его задач — вытаскивать людей из тяжелых жизненных обстоятельств с помощью театрального искусства. К примеру, мы проводили актерские тренинги с теми, кто страдал алкогольной и наркотической зависимостью. Такая терапия часто приводила к полному исцелению. Я знаю многих бывших участников этих тренингов — сегодня их ничего не связывает с прошлой жизнью и тяжелой зависимостью. Они заняты любимым делом, у многих семьи. Некоторые сотрудничают с нашим театром — он существует и поныне.
Своего помещения долго не было, мы играли на разных площадках, но в прошлом году наконец обрели крышу над головой. Увы, работаем уже без Ларисы Вячеславовны, ее не стало в 2019 году. В память о любимом учителе сделали видеокнигу, основанную на ее научных и педагогических трудах. Пытаемся продолжить ее дело и быть достойными ее памяти.
— Социально-художественный театр — это как бы дополнительная нагрузка. Но числитесь вы все-таки артистом Театра юных зрителей.
— Нашу мастерскую в академии набирали при ТЮЗе, меня уже на третьем курсе приняли в его труппу, и по окончании вуза я больше никуда не показывался. ТЮЗ для молодого актера — по- своему счастливое место. Такое количество полезной актерской практики в других театрах почти невозможно получить.
— Еще один любопытный факт вашей биографии — служба в армии, хотя люди творческих профессий довольно часто находят возможность туда не ходить. Для вас это было принципиальным решением — пойти в армию?
— Идти туда мне совсем не хотелось. И моей семье не хотелось, чтобы я туда шел. Но законных вариантов избежать службы не имелось: институт я окончил, призыву подлежал, проблем со здоровьем у меня не оказалось. Была возможность отмазаться — но вместе с семьей я принял принципиальное решение не заключать сделку с совестью.
Сходил накануне призыва в ансамбль песни и пляски — его здание стоит буквально напротив нашего театра, и тюзовские актеры там в разные годы служили, была такая практика. Меня прослушали, пообещали взять, но не сразу: сначала, сказали, надо послужить в обычной части, а уж потом откомандироваться к ним. И я отправился в обычную часть, мотострелковую, чистил там минометы. Все как положено: казарма со скрипучими кроватями, главный армейский деликатес — перловка, все остальное сильно ей уступало. Первое время ужасно скучаешь по домашней еде, но уже через месяц ешь что дают. И даже если есть это почти невозможно, все равно ешь, потому что день впереди длинный.
Прошло три месяца, меня перевели наконец в ансамбль. А еще месяца через четыре его расформировали, и пришлось мне возвращаться откуда пришел и дослуживать артиллеристом. Не скажу, что легко справлялся, — часто охватывала тоска от понимания того, что ежесекундно занят не тем, чем хотелось бы.
Четыре года в академии я жил потрясающе интересной, насыщенной жизнью. Мы с ребятами успевали необычайно много, могли за день спектакль сочинить. А в армии убрал снег — и все, твой день прошел. Или летом идешь по лесу, тащишь бревно. Жара двадцать пять градусов, бревно огромное, тяжелое, тащить его трудно. Но ты должен его донести, а когда дотащишь — пойдешь обратно за новым. Мои сослуживцы были заняты тем же самым.
Жизнь проходит мимо — так мне казалось тогда. Лишь со временем я понял, что это тоже был полезный опыт. Во-первых, проверка себя. Во-вторых, в профессии пригодится. Собственно, уже пригодилось. Меня пригласили на главную роль в короткометражный фильм «Любушка». Он о войне, я играл командира отделения, а ребята-реконструкторы исполняли роли солдат, моих подчиненных. Перед строем командую им: «Равняйсь!» — а они вообще не понимают, о чем я. Тогда попросил режиссера дать мне пару часов, чтобы обучить неопытную молодежь хотя бы основам строевой подготовки. Режиссер меня услышал, время дал. А я понял, что не зря прошел армию. Кино, кстати, получилось хорошее.
Военным песням, которые всегда любил и пел, армейский опыт тоже помогает: по другому их исполняешь, более осознанно.
Брат мой тоже отслужил — правда в спортивной роте, продолжая участвовать в соревнованиях.
И все-таки из армии я вернулся с некоторым ощущением пустоты, упущенного времени. Бросился наверстывать — с головой ушел в репетиции, спектакли. А дальше — тот самый счастливый случай. Неожиданно получаю по электронной почте письмо с предложением записать небольшое видео о себе — шел поиск исполнителя главной роли в историческом фильме. Это и были «Серебряные коньки».
Когда люди, которых я много лет знаю и ценю — к примеру мои педагоги, — говорят мне, что роль в «Коньках» стала для меня не столько удачей и везением, сколько наградой за силы и время, которые я честно отдавал профессии, мне, конечно, приятно такое слышать. Хотя без везения здесь уж точно не обошлось.
Записал, как просили, видео: «Здравствуйте, я Федя Федотов, мне столько-то лет, служу в таком-то театре, люблю спорт». Конкретно про хоккей не упоминал. Когда вызвали на пробы в Москву, ехал туда без надежд, мне так легче: если сначала обнадежишь себя, а потом тебя не возьмут, будет обидно. А так никаких иллюзий не питаешь, поэтому если не попадаешь — ну что делать, особо и не рассчитывал.
Приезжаю на студию, вхожу в указанную комнату. За столом сидит режиссер Михаил Локшин, у него в руках моя фотография, которую он разглядывает без особого интереса, а весь стол завален фото других претендентов на главную роль.
— Здравствуйте, — говорю, — я Федя.
— Очень приятно, — отвечает он устало и грустно.
— Я из Петербурга, служу в ТЮЗе.
— Здорово, — все так же без энтузиазма.
— Я хоккеист.
Эти два слова решили мою судьбу: Михаил поднял наконец на меня глаза и мы с ним проговорили до самого моего вечернего «Сапсана». Потом были еще пробы, и еще. Затем меня утвердили.
Первый проект, этим все сказано. И у моей партнерши Сони Присс он тоже был первым в большом кино. Помню нашу с ней первую съемочную смену — как мы растерянно переглядывались, не вполне понимая, куда попали и как нам быть.
В театре ты репетируешь пьесу последовательно, сцену за сценой. А в кино, все это знают, могут начать сразу с финала, в следующую смену снимать сцены из середины, потом — из самого начала. Во всем этом, да еще когда ты без опыта, очень легко потеряться. И чтобы подобного не произошло, ты как минимум обязан хорошо знать сценарий. Так я начал вести ролевую тетрадь-дневник. Анализировал снятые сцены, обдумывал предстоящие. Мне это очень тогда помогло работать осознанно, и с тех пор такая тетрадь стала для меня необходимостью на любых съемках. В работе над театральными ролями — тоже.
— С более взрослыми партнерами в «Серебряных коньках» сразу сошлись?
— Да, мне кажется. Думаю, всех немного забавляло, как я смотрел на них — с открытым ртом, по щенячьи.
— Они давали советы?
— Советы — да, могли, но главное, что никто из них не указывал с высоты своего положения, как мне играть. Не было такого, чтобы например Тимофей Трибунцев (он играл моего отца) подошел и сказал: «Ты здесь неправильно все делаешь, я тебе сейчас расскажу, как надо».
Когда первый мандраж утих, я заставил себя успокоиться, записал в дневнике: «Федя, тут никто с тобой не соревнуется.Все делают общее интересное для всех дело, каждый хочет сделать его вместе с тобой хорошо. И никто не собирается тебя потопить, не бойся».
У нас, я считаю, получился очень хороший фильм. Большое, с размахом историческое кино, сказочный зимний Петербург, прекрасный актерский ансамбль во главе с режиссером, который, хотя тоже был дебютантом, знал, чего хочет добиться, обладая при этом безукоризненным чувством жанра. И зрители откликнулись. Профессионалам фильм тоже понравился: «Серебряные коньки» удостоились награды престижной кинопремии «Золотой орел» как лучший полнометражный фильм года.
— Где сейчас снимаетесь?
— Недавно сыграл небольшой эпизод — там был всего один съемочный день — в сериале «Анна К», это современная версия романа Толстого «Анна Каренина». В фильме «Туда и обратно» режиссера Олега Асадулина у меня роль побольше и жанр там другой: сказка, что-то среднее между «Синей птицей» и «Новогодними приключениями Маши и Вити». При этом история невеселая, про детей с онкологическим заболеванием. Получилось, что моя жизнь в Социально-художественном театре неожиданно откликнулась в кино.
На Первом канале должен выйти сериал «В парке Чаир» режиссера Сергея Коротаева, там у меня уже совсем большая роль — главная. Это телевизионная сага о сороковых годах, ее герои — молодые люди. Подробности раскрывать не имею права, но сюжет увлекательный. Мой герой — поэт и физик, как мой дедушка. Так что я играл своего деда в молодости.
Еще прошлым летом сняли пилот сериала, в котором я играю угонщика автомобилей, весной вроде бы должны снимать сезон, но об этом заранее говорить не стоит.
— С трудом могу представить вас в отрицательной роли.
— Я рад, что они у меня все же появляются. К примеру, мой Тибальт в спектакле «Ромео и Джульетта» — достаточно мерзкий парень.
Кино ни в коем случае не заслонило театр, он по-прежнему занимает огромную часть моей жизни. Люблю играть «Страдания юного Вертера» — это камерный спектакль на двоих, мы в нем работаем с Анной Слынько. Люблю мюзикл «Алые паруса» в ТЮЗе. А в Городском театре — именно так он называется — мы сделали «Тиля Уленшпигеля», и я сыграл Тиля. Обожаю этот спектакль — убежден, что такой герой сегодня необходим.
— Портрет актера и яркого участника проекта «Ледниковый период» Федора Федотова будет неполным без рассказа о супруге. Вы упомянули о ней, расскажите, пожалуйста, чуть подробнее об Анастасии.
— С Настей Грибовой мы познакомились в 2012 году, когда поступили на один курс академии, и сразу стали лучшими друзьями. Нам было весело, мы делали этюды, вместе ездили домой на метро. Только дружба, никакой романтики: у Насти был тогда молодой человек, у меня — другая девушка. В таком «формате» лучших друзей мы провели четыре года в академии и еще столько же потом. А в 2020-м собрались в дружеской компании бывших однокурсников, и словно глаза открылись: возникла любовь — романтическая, не отменившая дружбы. Оказывается, так бывает.
Дальше я сделал предложение, получил согласие, занялся организацией нашей свадьбы — события развивались стремительно. Я восхищен Настей, она потрясающе талантливый человек — во всем, за что бы ни взялась. Яркая актриса, талантливо рисует. Решив попробовать себя в режиссуре, сняла короткометражный фильм «Дети, которыми мы были». Сама и сценарий написала, и съемки организовала. Занимается педагогикой — вместе с еще одной нашей однокурсницей Машей Зубовой они открыли мастерскую «ВДОХновение», проводят актерские тренинги и мастер-классы, развивая идеи нашего учителя Ларисы Вячеславовны.
Настя поддерживает меня во всем — и я ее, конечно, тоже. Мы тут с ней не разделяем на «твое» и «мое». В том, что у меня получилось, ее огромная заслуга — я становлюсь увереннее и сильнее, зная, что у меня такой тыл, такая жена. У нас и жизненная география рифмуется в самом ее начале: сами мы не местные. Я родился, как уже сказал, в Израиле, а Настя — в Италии, где ее папа, в прошлом знаменитый волейболист и чемпион мира, играл в то время за местную команду. Но мы с ней «израильтянин» и «итальянка» только по месту рождения, а по духу — оба петербуржцы. Обожаем Петроградскую сторону, где я вырос и где живет моя семья. Любим Дворцовую площадь, можем бесконечно бродить по Эрмитажу, а летом — вместе прокатиться по набережным на роликах. Да, все это места достаточно попсовые, открыточные, но поверьте, у нас с ними очень личные взаимоотношения.
— Однако вокруг «Ледникового периода» многие годы кружат слухи о романах на льду между партнерами. Жена не ревнует?
— Даже в шутку — нет.
— Ей не хотелось бы также участвовать в проекте?
— Конечно хотелось бы. Но мы недавно стали молодыми родителями — поэтому Насте сейчас точно не до коньков. Знали, что будет девочка, и не скрывали это от родных и друзей. Некоторые советовали молчать — мол, плохая примета, но я в такое не верю. Дочь мы назвали Ульяной.
— На коньки поставите Федотову Ульяну Федоровну, когда она подрастет?
— Без вариантов!
Подпишись на наш канал в Telegram