Меня почти везде снимают по шаблону — героиня быстро говорит, быстро ходит и выглядит определенным образом. Режиссерам кажется, что они пляшут от моей индивидуальности, а на самом деле находятся в плену ролей, которые я когда-то сыграла...
— В ремя сейчас не самое простое. Как вы переживаете эпоху перемен?
— Спокойно. Я оптимистка по натуре. Никогда в жизни не питала иллюзий, что занимаю какое-то особое место в этом мире, и приспосабливаюсь к любой ситуации. Раз не могу ни на что повлиять — ни в хорошем, ни в плохом смысле, — значит, как будет, так и будет. Слава богу, с работой все хорошо. Никакие съемки не отменились, спектакли тоже. Все на месте, по крайней мере пока.
— Никогда не бываете в отчаянии или растерянности?
— Бываю. Просто это проявляется не так, как у других. И я предпочитаю не демонстрировать свои эмоции на публике.
— Что может вывести вас из себя?
— Например какой-нибудь водитель, движущийся рядом в потоке машин и поступающий неправильно. В таких случаях пытаюсь сдерживаться, но иногда срываюсь и реагирую достаточно бурно. Недавно видела потрясающую штуку в машине подвозившей меня знакомой. На пассажирском сиденье рядом с водительским лежал компактный настольный звонок, который обычно используют на ресепшен для вызова персонала. Я удивилась:
— А это зачем?
— Чтобы выпустить пар и не орать матом, — ответила подруга. — Когда бесят участники движения, жму на колокольчик.
Ничего подобного прежде не встречала. Не уверена, что звонок помогает справиться с эмоциями, хотя мысль интересная... Все это пустяки, конечно, дело житейское. Что действительно иногда приводит в отчаяние, так это то, что люди вокруг умирают, родственники уходят, как бы я ни помогала, ни пыталась что-то предпринять. Поэтому считаю, что главное — здоровье, и всегда желаю его своим близким в первую очередь. Чтобы жили долго.
Я родилась в 1978-м, застала пресловутые лихие девяностые, и напугать меня дефицитом каких-то благ или вещей довольно сложно. Да что я! Даже дочь мою шестнадцатилетнюю не пугают такие вещи. Разве это главное? И по соцсетям я не горюю. Из одной популярной сети ушла достаточно давно, еще в январе. Задолго до ее закрытия.
— Отчего же? Надоело? Устали?
— Нет, были причины личного характера, по которым пропало желание туда заходить.
— Может быть, люди будут больше сил и времени посвящать реальной жизни, а не виртуальной, придуманной?
— Что касается меня, то раньше я уделяла ровно столько же внимания реальной жизни, сколько и сейчас, без соцсетей. Так же много. Не было такого, чтобы однажды проснулась и вдруг услышала пение птиц за окном, и подумала: «Вот оно, настоящее!» И раньше слышала птиц и жила полной жизнью.
Конечно, для многих людей соцсети были не просто развлечением, но достаточно прибыльным предприятием, дополнительным заработком. И возможностью следить за жизнью друзей. Бывало, встретишься с кем-нибудь и говоришь: «Можешь ничего не рассказывать! Я все про тебя знаю! Где отдыхал, как учатся дети. Видела в соцсети». В этом смысле было удобно, конечно. Я следила за теми, кто мне интересен.
— Говорят, артистам соцсети и в работе помогали?
— Ни для кого не секрет, что продюсеры отслеживали, сколько у кого подписчиков, и старались снимать артистов с большой аудиторией. Эти цифры влияли на рейтинги и прокат. И рекламодатели за ними следили. Но мне-то с моими достаточно скромными показателями какая была выгода? Да никакой.
— Теперь у вас свой телеграм-канал...
— Это сильно сказано. Ну да, канал появился, но им же нужно заниматься, а у меня к этому нет особого интереса. Новое всегда неудобно и немножко пугает. Раньше все было просто, понятно и привычно, а здесь я еще не освоилась до конца и действую осторожно. Есть и свои ограничения — например нельзя сразу кому-то ответить.
— Да у вас в театре регулярно «прямые эфиры» с публикой — вживую!
— Это правда, обмен энергией и эмоциями происходит на каждом спектакле. И раньше артисты как-то обходились без соцсетей! Зрители писали им открытки, письма. И мне пишут, и многим моим коллегам, причем не только в Интернете.
Обычно люди делятся впечатлением от той или иной работы, как правило положительным. Плохих отзывов я не припомню. Очень часто поклонники присылают мои фотографии, чтобы я оставила автограф и отправила им. Для чего прикладывают конверт с обратным адресом, чтобы оставалось только бросить его в почтовый ящик.
— Я думала, традиция писать бумажные письма канула в Лету...
— Нет, что вы! Люди присылают и стихи, посвященные мне, очень красивые. Я постоянно на связи с моей аудиторией, единственное — не вступаю в переписку. Может, просто время не пришло? Когда-нибудь еще настанет? Но пока нет такой возможности.
— Работа в театре для вас по-прежнему важна и необходима?
— Да, безусловно, только я уже четыре года не репетирую в МХТ...
— Спектаклей, или названий, как принято говорить у артистов, у вас, по-моему, стало меньше...
— Когда нашим худруком стал Сергей Васильевич Женовач, он очень много спектаклей снял с репертуара. В их число попали и мои. Поэтому названий действительно осталось не так много. Недавно еще одну постановку убрали, уже по другой причине. Но все к лучшему, я считаю. На смену старым спектаклям должны прийти новые!
— В октябре прошлого года художественным руководителем Московского Художественного театра назначили Константина Хабенского. Что изменилось в вашей жизни и жизни ваших коллег?
— Об изменениях судить еще рано. После назначения Хабенского прошло чуть больше полугода. Это ничтожно мало. То, что ставилось в этом сезоне, было запланировано еще Сергеем Васильевичем Женовачем. А в следующем мы увидим уже то, что задумано Константином Юрьевичем. Я верю, что перемены в нашем руководстве — к лучшему. По крайней мере, очень на это надеюсь.
— Что же выйдет в сентябре?
— Как и было объявлено ранее, сезон откроется спектаклем Константина Богомолова «Оптимистическая трагедия». Я в нем не занята.
— А жаль, по-моему, вам бы очень подошла роль комиссара!
— Ну, это же театр! От артистов мало что зависит, мы люди подневольные. Все решает режиссер. И вообще, в этом спектакле заняты только мужчины.
Мне грех жаловаться. Я достаточно много снимаюсь в кино, причем с удовольствием. По театру полезно соскучиться, чтобы он не превратился в рутину, привычку. Вот сейчас я уже соскучилась, мне хочется новых спектаклей. Одно время в МХТ было много названий, и их хватало. Сейчас меньше, и это чувствуется, поэтому хочется чего-то еще.
— Помимо МХТ у вас ведь есть спектакли «на стороне»? «Рассказ о счастливой Москве» по Андрею Платонову в Театре Олега Табакова и независимый проект «Онегин»?
— «Рассказ о счастливой Москве» — мой любимый спектакль, безоговорочно лучший из того, что сейчас происходит в моей театральной жизни. И мы его играем уже пятнадцать лет! Миндаугас Карбаускис — потрясающий режиссер. Он создал настолько замечательную постановку, что, слава богу, ни у кого не поднимается рука ее снять.
Конечно, проза Андрея Платонова актуальна во все времена. Наши герои вне возраста, мы можем играть их еще лет пятнадцать, до пенсии. С какой-нибудь Джульеттой так не получится, а с Москвой Честновой вполне возможно. И другие артисты могут продолжать работать. Мы взрослеем, стареем, а спектакль не старится, делается только лучше, «настаивается» как хорошее вино. Не случайно, наверное, «Рассказ о счастливой Москве» идет два раза в месяц, что много по театральным меркам.
— А «Онегин» что за проект?
— Есть такая независимая творческая команда «САМи» — «Содружество Актеров Музыкантов и...», название которой родилось в ходе выпуска спектаклей «Онегин», «Гамлет Story» и спектакля-концерта «Магия Музыки Магия Слова». Создали ее режиссер Наталья Семенова и актер Сергей Шнырев. Кроме них в Содружество входят актеры Даниил Страхов, Сергей Чонишвили, Алексей Кравченко, Алиса Гребенщикова и я. Все постановки мы играем в сопровождении ансамбля Алексея Айги «4’33’’». Музыка — не фон, а полноправный участник наших спектаклей, еще один герой. К «Онегину», например, Алексей написал специальную партитуру.
— Вы, разумеется, играете Татьяну Ларину?
— Кого же еще?! Ольги у нас нет. В спектакле всего четыре персонажа — автор, Онегин, Ленский и Татьяна. Мы сохраняем сюжет романа, но дополняем его комментариями писателей и исследователей творчества Пушкина. И текст, знакомый со школы, начинает звучать совершенно по-другому.
— Вам уже приходилось сталкиваться с этим материалом?
— Конечно. В институте мы делали отрывки по «Евгению Онегину». Я играла няню. Этот спектакль для меня имеет особую ценность. Татьяна ведь не «моя» героиня, как и, например, Соня в «Дяде Ване». Но в свое время я сыграла Соню в «Табакерке», а теперь играю Татьяну.
— Почему же она не «ваша»?
— Ну какая я Татьяна Ларина? Она другого возраста. У нее другая фактура. Помните, что писал о ней Пушкин?
Дика, печальна, молчалива,
Как лань лесная, боязлива,
Она в семье своей родной
Казалась девочкой чужой.
Она ласкаться не умела
К отцу, ни к матери своей;
Дитя сама, в толпе детей
Играть и прыгать не хотела
И часто целый день одна
Сидела молча у окна...
Это все не про меня! Я — ее сестра. И в другой постановке мне бы дали роль Ольги.
Сыграть Татьяну хотелось и в юности, но в дипломных спектаклях мне досталась Параша в «Горячем сердце» Александра Островского, Томасина в «Аркадии» Тома Стоппарда и Фро в одноименной постановке по рассказу Андрея Платонова. «Фро» был, пожалуй, главным для меня спектаклем, на который ходила вся театральная Москва, в том числе Галина Борисовна Волчек и Олег Павлович Табаков. Там они меня и приметили и стали приглашать к себе в театры. В общем, я хара?ктерная артистка. Но лирических героинь можно перевернуть, сделать по-новому!
В «Онегине» мы не просто играем своих героев, но и комментируем, и в каком-то смысле интерпретируем канонический текст, ведь у нас не только Пушкин, но и отрывки из произведений Владимира Набокова и много чего еще. Например специально снятый видеоряд. Литературную композицию создала Наташа Семенова. Мне нравится этот формат. Как зритель обязательно ходила бы на такие спектакли, как «Онегин».
— Где же его можно увидеть?
— Выпускали мы спектакль в Театре Маяковского, потом играли его и в Театре эстрады, еще до ремонта. В Консерватории одно время, но зал там плохо приспособлен для актеров, акустика рассчитана на музыкантов. Сейчас работаем в Московском Доме музыки, причем в двух залах поочередно — Светлановском и Театральном.
— А дочку вы, случайно, назвали не в честь Татьяны Лариной?
— Не-ет! Я конечно странная, но не до такой степени. Это у нас, можно сказать, семейное имя. У меня и сестра старшая Татьяна, и бабушка любимая, и моя бывшая свекровь. А дочка родилась вскоре после Татьяниного дня — двадцать седьмого января. Так все и сошлось.
Обожаю это имя. На сегодняшний день оно редкое. Сейчас Тани среди молодых почти не встречаются, а Ирин вообще нет.
— Шестнадцать — ответственный возраст. Время выбора профессии.
— Я свою выбрала в восемнадцать, так что у Тани еще есть время. Мы, естественно, об этом разговариваем. В школе дочери учиться еще два года, и надо выбрать профильный класс. Она оканчивает девятый.
— Так вы его выбрали?
— Не мы, она выбрала. Я в этом не принимала участия.
— Мама ведь должна подсказать, посоветовать?
— А смысл? Татьяна сначала выбрала одно, а месяц назад захотела совсем другое. И я не хочу в это лезть. Человек должен самостоятельно принимать решения и нести за них ответственность.
Ей хорошо даются математика и физика. У Тани математический склад ума. Но я не понимаю, кем она с таким образованием потом сможет работать. И не могу для себя представить такую жизнь. Для меня математика и физика — нечто очень скучное, рутинное, неинтересное. Да просто ад.
Недавно ходила на студенческий спектакль. Пришла домой в восторге и сказала: «Таня, какое же это счастье — учиться актерскому ремеслу! Студенты театрального вуза, по-моему, самые счастливые люди на земле!» Я же помню, как училась в ГИТИСе, и это были лучшие годы в моей жизни. Особенно первый и второй курсы. А что чувствуют студенты других вузов?
У меня дочка одной знакомой учится в МГИМО, и это просто ужас! Скучно, ответственно, студенты дрожат от страха перед экзаменами, и учиться сложно, огромный объем очень серьезной информации. В общем, постоянно какой-то напряг и непонятно, что потом. Всю жизнь этим заниматься, мне кажется, для женщины не лучший вариант. А студенческая жизнь в театральном вузе просто сказка. И актерское дело — моя область. Я понимаю, как все устроено в нашей профессии, и могу чем-то помочь, что-то подсказать.
Если ты попадаешь в эту профессию по воле Божьей, потому что действительно одарен, у тебя все получается и ты испытываешь неописуемое счастье. Не знаю, как можно заниматься физикой или химией и быть при этом счастливым!
— Не скажите. Когда совершаешь научное открытие или выводишь какую-то формулу, наверное, тоже испытываешь восторг!
— Это единичные случаи. На открытия и формулы, по-моему, уходят годы рутинной работы, а иногда десятки лет. Хотя, конечно, мне трудно об этом судить, я незнакома с этой сферой.
— А дочь тянет к точным наукам?
— Тане они легко даются, она в этом соображает. Сейчас в поиске, рассуждениях, которые не имеют большого значения. Ей ведь еще два года учиться. Десять раз все изменится. Дай бог ей найти правильное направление.
У меня есть знакомая, получившая три высших образования, умная до невозможности. Но где она после этих трех вузов себя нашла? В чем добилась успеха? В маникюре с педикюром. Занимается этим с удовольствием, открывает салоны там и сям, с огромной радостью и облегчением бросив научную деятельность. И не просто не стесняется, что нашла себя в таком бизнесе, а откровенно счастлива. Но сколько сил и времени было потрачено на ненужную учебу!
— Вы же видите, есть у Тани актерские данные или нет?
— Сейчас вижу, что есть. Раньше не видела. Но у меня они тоже проявились достаточно поздно, только когда окончила школу и поступила в Горьковское театральное училище. По сути, только там появилось ощущение, что данные есть. И уже потом, в ГИТИСе, стало понятно, что да, я попала в свою профессию, у меня что-то получается и мне это интересно. Только во время учебы. Аппетит, так сказать, пришел во время еды. Но я вижу, что Таня — безусловно очень крутая характерная артистка. Да-да!
— В чем это проявляется?
— В общении, игре. Таня всех показывает — учителей, друзей. Не просто рассказывает, а пародирует. И еще она очень открытая и не боится быть смешной и нелепой. У нее нет комплексов и зажимов. Во всяком случае со мной. Не знаю, как она себя проявит, если выйдет на публику. Это же совсем другое. Но она очень свободная и интересная, заразительная. Раньше такого не было, не проявлялось.
— Не пробовали отдать ее в какую-то актерскую студию, школу?
— Она ездила в летние лагеря киношколы и даже ходила туда на занятия актерским мастерством в течение года, но потом потеряла интерес. Пошла на операторские курсы там же. Ей нравилась ее компания в киношколе, все ее друзья оттуда.
— Заинтересовала работа оператора?
— Нет. Просто ушел педагог, за которого держались все ребята, и в этот момент открылись операторские курсы, вот многие автоматически туда и перешли. Там интересно, и для артистов полезно позаниматься. Ребят учат ставить свет и много чему еще. Такие знания нигде не получишь.
— Современные подростки очень самостоятельные и раскрепощенные. В шестнадцать у многих уже серьезные отношения с противоположным полом и конфликты с родителями.
— Все зависит от характера ребенка. Мне в этом смысле везет. С Таней — никаких конфликтов и вообще проблем. Она очень разумный и хитрый в хорошем житейском смысле ребенок. У нас все хорошо.
— Дочь смотрит ваши спектакли, фильмы? Как-то их оценивает?
— Специально — нет, если только случайно. В МХТ она с детства бывает и знает закулисную жизнь. Раньше ездила со мной на гастроли. А так, если предлагаю на спектакль со мной сходить, отказывается. Тане больше нравится пойти куда-то с подружками.
— У вас в работе пять кинопроектов. Во-первых, сериал «Деревенская драма» режиссера Юрия Мороза...
— Да, и у меня там очень интересная роль. Я играю председателя колхоза, то есть нахожусь в своей стихии. В детстве много времени проводила в деревне у бабушки и до сих пор часто там бываю. Мне нравилось находиться в этом состоянии. Все вокруг было мое — трактора, уазики, коровы, навоз по колено. Даже играть ничего не надо было — я все про это знаю.
— Председатель колхоза — звучит серьезно. Сразу вспоминается Нонна Мордюкова в «Простой истории».
— Ну, нас нельзя сравнивать. Я и рядом не стояла. Хотелось, чтобы все было всерьез, а что получится — неизвестно. На съемках отметила определенные минусы. Слишком чистенькая я председательница. Будь моя воля, ходила бы в фильме исключительно в сапогах, потому что героиня постоянно на ногах: то в поле побежала, то в правление. Я бы ее «приземлила», а то она слишком нарядная, не по-деревенски.
Кроме «Деревенской драмы» я сыграла в сериале «Шаляпин» — оперную певицу Татьяну Любатович, любовницу Саввы Мамонтова. Современная публика ее не знает, имя не на слуху, а в свое время Татьяна Спиридоновна была очень известной персоной. Именно для нее Мамонтов создал свою Частную оперу, которую рассчитывал сделать лучшим театром России и на которую тратил бешеные деньги. Декорации для спектаклей делали знаменитые художники — Константин Коровин, Михаил Врубель, Исаак Левитан. Коровин, кстати, написал два портрета Любатович. Еще два ее портрета — кисти Врубеля. На одном она изображена с женой художника — Надеждой Забелой.
Для Любатович Мамонтов специально подбирал репертуар, а в партнеры к ней приглашал самых талантливых вокалистов. Например молодого баса Федора Шаляпина. Мамонтов и сделал его настоящей звездой. Он же был посаженым отцом на свадьбе Федора Ивановича с итальянской балериной Иолой Торнаги. Играли свадьбу в имении Любатович.
У меня с ней нет портретного сходства, да продюсеры к нему и не стремились, не пытались приблизить меня к героине. И костюмы у нас в фильме не совсем подлинные, стилизованные. Вообще, изображать известных личностей — дело сложное и неблагодарное. Вот сыграла я в свое время Зою Федорову в сериале «Зоя», и ко мне была масса вопросов и претензий и у зрителей, и у критиков. Хотя создатели сериала и назвали мою героиню Зоей Федотовой, все равно все сравнивали с Федоровой — похожа или непохожа. Все же ее помнят, фильмы с ней до сих пор показывают.
То же самое пережили актрисы, сыгравшие Людмилу Гурченко и Любовь Орлову. Очень сложно, когда тебя бесконечно сравнивают с кумиром, — ты заведомо обречена на провал. В «Шаляпине» мне в этом смысле было проще, чем ребятам, игравшим известных персонажей. В фильме ведь показан не только Федор Иванович, но и все его знаменитое окружение: композиторы, писатели, поэты.
— Вы там не поете? Хотя бы голосом дублерши?
— Нет. Поет Шаляпин и настоящим шаляпинским голосом.
В этом году, надеюсь, выйдет фильм «Синдром отложенного счастья», в котором я сыграла главную роль. Это дебют питерской актрисы Татьяны Колгановой. Она и сценарий написала, и сама сняла картину. Материал был интересным, но что получилось, я еще не видела.
«Далекие близкие» — еще одно полнометражное кино с моим участием. Режиссером его был Иван Соснин, прославившийся талантливыми короткометражками. Я у него в двух снималась, а здесь сыграла главную роль вместе с недавно ушедшим актером МХТ Евгением Сытым.
— Полный метр — это, конечно, прекрасно, но знают и любят артистов все-таки по сериалам! «Акушерка» — один из ваших самых успешных проектов — продолжается?
— Да, скоро мы должны поехать в Минск снимать последнюю часть. После чего, надеюсь, все это закончим. «Акушерка» выходит с 2017 года, а кажется, что ей много лет, — так мы с ней сроднились. Прошлой осенью сняли восемь серий, и сейчас должны еще восемь.
— Вам комфортно в этой долгоиграющей истории? Она не наскучила?
— Конечно, хочется чего-то нового. Вместо этих заключительных серий я могла бы поработать в каком-то другом проекте, но зато возвращаюсь в абсолютно уникальную и родную компанию! Обожаю режиссера Станислава Либина, обожаю Минск, где снимается сериал, всю белорусскую команду и еду на съемки как на праздник. Для меня «Акушерка» — праздник души.
Мы работаем одной и той же командой, объекты у нас одни и те же, и атмосфера на съемках приятная. Стас снимал все сезоны, что в сериальном производстве случается нечасто. Обычно каждый сезон делает другой режиссер и ты не знаешь, что получится, а тут примерно понятно.
— Наверное, тяжело каждый раз пребывать в неведении по поводу конечного результата? Особенно если вкладываешь всю душу?
— Тяжело — слишком сильное слово. Но от артистов действительно мало что зависит. Слишком много факторов влияет на результат: как свет поставили, как сняли, как смонтировали. Что ж, такова актерская жизнь. Если тебя что-то не устраивает — иди в режиссеры или продюсеры. Снимай свое кино.
Наше дело маленькое. Я помогаю, чем могу, — например при необходимости развожу сцены. Делаю на общее благо все зависящее от меня, а там уж как получится.
— Смотрите свои работы?
— Выборочно. Если намечается какая-то кинопремьера и в этот день нет спектакля, хожу. Премьеры смотрю, сериалы обычно нет. «Цыпленка жареного» посмотрела, когда он уже весь вышел, целиком.
— Хороший проект, но, по-моему, немного затянутый.
— Я же смотрю его не как обычный зритель, другими глазами! Там играют мои друзья, любимые артисты. Очень за всех переживала.
— А правда, что роль Дины была написана специально на вас?
— Да, первоначально ее не было в сценарии, но Елена Владиславовна Николаева — уникальный режиссер, режиссер мечты. Она всегда что-то придумывает, если влюбляется в артистку. Мы с ней до этого работали на проекте «Комиссарша». Прочитав сценарий «Цыпленка...», она захотела, чтобы я у нее и там сыграла, так появилась эта роль. По большому счету, моя Дина — абсолютно необязательный персонаж.
— Но как она украшает эту историю! Какие замечательные у вас музыкальные номера!
— С этим я, безусловно, соглашусь. В фильме звучит музыка, написанная потрясающим композитором Юрием Потеенко, и настоящие песни и романсы эпохи нэпа. Все записывалось на «Мосфильме» под живой оркестр. Изначально это не планировалось, но в процессе работы был выделен специальный бюджет. Много было вложено средств и труда в эту работу, и мы достаточно долго ждали, когда она выйдет на экран.
— В прошлую нашу встречу вы рассказывали о своей любви к путешествиям и планах отправиться на Лазурный Берег Франции. А также — взойти на Эверест в компании друзей или поехать на Север смотреть китов. Что сбылось?
— Ничего. На Эверест я не попала, потому что были съемки. А Север надо организовывать заранее, очень задолго, что тоже сорвалось. Я было придумала себе Алтай, но там все тоже нужно бронировать за несколько месяцев. Если действуешь спонтанно, не получишь ни отель, какой хочется, ни машину, ни проводника. В моем же случае немыслимо что-то планировать за несколько месяцев. Обычно все случается неожиданно. Ничего, на пенсии займусь планированием.
— А она будет?
— А как же? Куда от нее денешься? Время летит так быстро...
Я вот общаюсь с замечательной артисткой Людмилой Михайловной Арининой, поддерживаю ее по мере сил. Перед нашей встречей как раз к ней заезжала. Людмила Михайловна в принципе держится неплохо, хотя прошлой осенью ей исполнилось девяносто пять. Из дома она не выходит уже пару лет, но сама себя обслуживает. Недавно схоронила любимого мужа, с которым прожила тридцать с лишним лет, и осталась совсем одна. Конечно, ей нелегко. У Людмилы Михайловны — ни детей, ни родственников. Так вот она говорит, что жизнь пролетела как один миг! Жалуется:
— Не думала, что буду такой несчастной на старости лет...
— Людмила Михайловна, что вы! Слава богу, в здравом уме и передвигаетесь на своих двоих! В девяносто пять помните, кто я такая и откуда мы знакомы!
— И откуда?
— Мы вместе служили когда-то в театре «Мастерская Петра Фоменко». Людмила Михайловна очень интеллигентный и скромный человек. Иногда позвонит и долго не решается о чем-то попросить, стесняется. Спрашиваю, чем помочь. Может, привезти еды? Убрать квартиру? Моя помощница по дому к ней заходит. Как-то попросила купить лекарства:
— Но это не срочно!
— Нет, обязательно сегодня привезу.
— Ну вот, зачем я сказала?! У тебя и без меня столько дел.
— Людмила Михайловна, не переживайте.
К чему это я? О чем мы говорили?
— О пенсии.
— Конечно, никто не знает, до каких лет протянет и будет ли у него пенсия. Но зарекаться нельзя.
— По-моему, Аринина не так давно еще снималась. Я видела какой-то сериал с ее участием...
— Мы с ней вместе играли в кино десять лет назад. Она была моей бабушкой.
— Дай бог здоровья замечательной актрисе. Странно, что ей не помогает какой-нибудь благотворительный фонд!
— Она очень стесняется себя такой, скромничает. Наверное, зря. Восьмого ноября 2021 года была такая дата — девяносто пять лет! И что, кто-нибудь вспомнил о Людмиле Михайловне на каком-нибудь канале? Посвятил ей программу? Что-то не припомню.
— Ира, у вас есть какое-нибудь место силы, где вы подзаряжаете «севшие батарейки»?
— Да повсюду есть такие места — где я сплю! Подзаряжаюсь во сне. Он для меня очень важен.
— А если хочется от всех спрятаться?
— Еду домой к себе в Выксу в Нижегородскую область или в бабушкину деревню на Рязанщине. Это еще плюс сто пятьдесят километров. Если бы существовала прямая трасса, выходило бы одинаково. Но ее нет, и приходится делать большой крюк через Выксу и потом добираться по плохой дороге.
— В нашей фотосессии вы снялись в стиле color block, в одежде ярких цветов. Вам близка такая мода?
— Да. Я всегда ношу яркое...
— ...сказала Ирина Пегова, одетая во все черное...
— Так сегодня получилось. А вообще, я всегда хожу в одежде насыщенных цветов. Красный обожаю. Люблю и желтый, и ярко-синий.
— Если бы сами могли выбрать себе роль в кино, что бы предпочли? Что соответствует вашему нынешнему мироощущению и настроению?
— Не знаю. Конечно, хотелось бы сыграть то, что никогда не играла. Сняться в какой-нибудь неспешной психологической драме в духе «Зеркала» Андрея Тарковского. Пока же меня почти везде снимают по шаблону — моя героиня быстро говорит, быстро ходит и выглядит определенным образом. Режиссерам кажется, что они пляшут от моей индивидуальности, а на самом деле находятся в плену ролей, которые я когда-то сыграла, и теперь зовут только на такие. А мне хочется быть другой — тихой, спокойной, нежной. С удовольствием сыграла бы в каком-нибудь поэтическом фильме в стихотворной форме. Или в картине в стиле Ингмара Бергмана. Но ничего подобного не предлагают.
— Иногда слышишь от ваших коллег, что работа надоела и перестала приносить радость. У тех, кто много снимается и играет в театре, происходит эмоциональное выгорание?
— Естественно, когда играешь пятнадцать спектаклей в месяц, тебе это не может не приесться, особенно если еще параллельно снимаешься в кино. И у меня так бывает, поэтому лучше играть меньше, но то, что любишь. И пусть уходят какие-то старые названия, чтобы на их месте появлялись новые и работа была в кайф!
Хотя... «Рассказ о счастливой Москве» не надоел мне за пятнадцать лет, и чем дальше, тем больше удовольствия и тем больше открывается смыслов. Роль живет вместе со мной, взрослеет, набирается опыта. Самым интересным будет посмотреть, чем мы закончим, если спектакль еще поживет! И сравнить это с тем, с чего мы начали...
Подпишись на наш канал в Telegram