Есть счастливые люди, которые горят мечтой попасть на экран. Я же никогда не думала о том, чтобы стать актрисой.
И когда однажды на Пушкинской площади меня догнал незнакомый мужчина и спросил:
— Девушка, а хотите сниматься в кино? — честно ответила:
— Нет, не хочу!
Он не сдавался:
— Послушайте, вы просто героиня моего фильма! Вот, возьмите мою визитку. Разузнайте про меня и обязательно позвоните. Буду ждать.
Карточку с его телефоном положила в карман и забыла о ней. Я в то время — студентка МГИМО, будущий экономист-международник в сфере ТЭК. Какое кино? Про тот случай вспомнила спустя несколько дней в разговоре с мамой:
— Представляешь, меня какой-то странный товарищ на «Мосфильм» позвал!
Мама, человек строгого воспитания, но все же любящая советские фильмы, загорелась:
— Ты что, это же «Мосфильм»! Обязательно сходи. Я знаю, что иногда людей вот так на улице находят! А сниматься в кино — это должно быть очень интересно.
Кабинет того режиссера был в производственном корпусе: небольшая комната, посреди которой стоял стол, заваленный бумагами и фотографиями артистов.
— Посмотри, сколько девушек хотят играть эту роль! А я в ней вижу только тебя!
Странно, думаю, при таком выборе брать первую попавшуюся на улице. Как он вообще себе это представляет? Я же играть не умею совсем.
— А мы сейчас сделаем пробы, — говорит он. — Только будут они не здесь, а вон в том кирпичном доме через дорогу. У нас там студия.
Не наврал. В помещении, куда мы пришли, действительно стояло оборудование — свет, камеры. Все серьезно.
— А как? Что делать-то нужно? — спрашиваю.
Он включает музыку:
— Расслабься. Сначала мы просто потанцуем...
Бежала я оттуда очень быстро. Если бы тогда кто сказал, что через несколько лет настоящие пробы станут частью моей профессии, не поверила бы.
Как я уже говорила, актрисой в детстве стать не мечтала, способностей и стремления никто не замечал. Разве что любила выступать перед пассажирами во время полетов — рассказывала им сказки. А если кто засыпал, могла подойти и постучать по плечу: «Я же сказала: «Слушайте все!» Никаких театральных студий или выступлений на публике у меня не было. И вообще, я всегда хотела быть библиотекарем и читать целыми днями. Лишь в старшей школе это желание сменилось на интерес к профессии дипломата. Кстати, до сих пор библиотеки — место, где чувствую себя счастливой, и книги — важная часть моей жизни. Читать и любить книги научила меня бабушка.
Все, что делала она, всегда было притягательным и интересным. Помню, ее мучила бессонница, и она ночами за столом при уютном свете ночной лампы читала или что-то писала. Я тоже очень хотела так же: встать ночью, включить лампу и писать о том, что узнала, что увидела. Даже будильник заводила, но спать все равно хотелось больше. У нас дома хранится бабушкин дневник — коричневая тетрадь, исписанная аккуратным почерком. В этой тетради можно прочесть о многих семейных историях и тайнах.
Моя прабабушка баронесса фон Кербенген, например, никогда не надевала туфли дважды. Этот факт всегда поражал мое детское воображение. Но не только баронами фон Кербенген славен наш род — кровь во мне намешана немецкая, бельгийская и русская. Один из других моих прадедов был заядлым картежником и в одну ночь проиграл все свое состояние, а наутро застрелился. Только благодаря личным драгоценностям и некоторой собственности его вдова сумела открыть шляпный магазин и разбогатела вновь. Пример женщины-предпринимателя в XIX веке. Еще среди моих бельгийских предков было много мореплавателей. Очень интересно читать письма Жоржа, дяди моей бабушки, где он рассказывает о своем кругосветном путешествии на паруснике. Он был не только смел, но и очень красив, пользовался успехом у женщин, не всегда свободных, и постоянно попадал в курьезные истории. Погиб при невыясненных обстоятельствах.
Родители стремились воспитывать меня в классических традициях: учили языкам, музыке, мы часто ходили в музеи и на выставки, мама очень любит живопись, и у нас дома огромное количество художественных альбомов. В шесть лет я начала учиться игре на фортепиано. И вот пока мои друзья лазили за яблоками по садам, учила ноты и искренне ненавидела пианино. Однажды даже написала родителям заявление, оно до сих пор хранится у них. «Прошу уволить меня из музыкальной школы, потому что я ненавижу музыку и ваш инструмент», — говорилось в той записке. Инструменты в нашем доме менялись часто — сначала было черное пианино, потом белый рояль, красный... Рассказывали, что доходило до того, что я молотком разбивала клавиши — так не любила это занятие. Потом были частные педагоги, потом опять возвращение в музыкальную школу. Когда сдала последний экзамен и мне выдали документ об окончании, я принесла его родителям и с тех пор много лет даже думать о музыке не хотела.
Конечно, в такой семье об актерстве и речи идти не могло: эта профессия в списке серьезных не значилась. А девочку из нашей семьи могло ждать только серьезное и достойное будущее. В старшей школе я решила, что стану дипломатом. Эта профессия почему-то казалась мне не просто важной и интересной, а очень романтичной. Я мечтала, что буду ездить по всему миру: то в Кению, то в Индию, то в Новую Зеландию... И еще обязательно на высоких каблуках и в узкой юбке покорять Вашингтон и почему-то Нью-Йорк. Но в жизни всегда есть место неожиданностям. В моем случае — в виде брака с последующим переездом в далекий от Нью-Йорка и Вашингтона Новосибирск.
О такой же неожиданности очень мечтала наша новосибирская соседка, ставшая моей подругой, Маша. В нашей компании она была единственной, кто еще не нашел вторую половину. И вот как-то мы сидели вечером и размышляли, где же Маше встретить свою любовь. Почти как героиня фильма «Москва слезам не верит», которая утверждала, что «главный вопрос, где найти, но эта проблема разрешима», моя мама дала нам дельный совет: «В местах, где собираются люди по интересам. Надо найти какой-нибудь кружок, студию или школу, где все будут объединены общим занятием. Тогда вам будет о чем пообщаться. Там, милые мои, заключаются браки!»
Мы стали искать в Интернете: горные лыжи, сальса, шахматы... И вдруг выпадает театральная студия. «Маша, это твой шанс! Там точно будет много парней!» — говорю ей я. Записываемся, приходим, а из парней там — шестидесятилетний педагог и еще один мужчина лет пятидесяти с очень сложным характером.
Маша тут же развернулась и пошла домой: мужчин не было, а актерские упражнения были ей неинтересны. Будить в себе ребенка, актер же всегда ребенок, она не собиралась.
С того занятия прошло месяца два или три. И однажды я проснулась ночью с мыслью: «Я хочу вернуться в театральную студию». На этот раз в группе оказались одни парни и только две девушки, одна из которых — я. Люди совершенно разные: кто-то ученый, кто-то бизнесмен, кто-то юрист... В студию актерского мастерства они пришли, чтобы открыть в себе что-то новое, чем-то увлечься. И эта театральная тема всех нас затянула.
Первым спектаклем, который мы поставили, была «Хозяйка гостиницы» по пьесе «Трактирщица» Карло Гольдони. Я играла Мирандолину, это главная роль, одна из прекраснейших в мировой драматургии. Правда, в то время я суть этой роли мало понимала, просто было здорово выйти на сцену, пригласить друзей, получить цветы, услышать восторженные отзывы. «Настасья развлекается, пройдет», — говорили близкие. Но «карьера» моя шла в гору: играла во многих любительских спектаклях, на сцене, на которой зарождался театр Афанасьева, в новосибирском Доме актера — это было большое счастье. Я всерьез считала себя классной актрисой. А когда настоящие актеры, которые всем нам казались какими-то небожителями, не воспринимали нас, артистов любительского театра, серьезно, искренне этому удивлялась. «Непостижимый народ — женщины!» — писал Лион Фейхтвангер.
Вскоре благодаря театру я познакомилась с командой ребят, которые снимали в Новосибирске кино. Это абсолютно по-хорошему сумасшедшие и увлеченные люди, они снимают народное кино без бюджета, на голом энтузиазме и с большой любовью. Режиссер и создатель этих фильмов Олег Захаров по образованию хирург, преподает карате и любит кино.
Второй по счету наш совместный фильм «Цена игры» мы решили снимать в горах Алтая. А так как у моего мужа есть подготовленный внедорожник с огромными колесами — как раз то, что было нужно для экспедиции по горной местности, мы отправились всей большой компанией не куда-нибудь, а к леднику Актру...
Некоторые сцены решено было снять у подножия ледника. Чтобы добраться до базы, откуда начинается восхождение, есть два варианта — либо идти пешком, либо нужна серьезная техника. Часть группы и я вместе с ними пошли пешком, казалось, что так веселее. Время было вечернее. Мой муж поехал наверх с оборудованием и продуктами на машине, чтобы потом вернуться и забрать кого-то из группы на полпути. Шли мы по возвышенности, шутили, фонариками подсвечивали себе тропу. Внезапно начался ливень, и река, которая берет начало у подножия ледника и множеством рукавов разливается по долине, стремительно стала подниматься. Мы видели сверху, что машина едет по долине обратно, при этом река наполнялась все сильнее, и это выглядело уже угрожающе, плюс темнота добавляла паники. В одном из бродов машина увязла в зыбком грунте... Я побежала вниз и несколько человек за мной. Когда мы добрались до машины, она была затоплена уже наполовину. Мужчины поднимали ее специальным домкратом, подкладывали бревна под колеса, цепляли лебедку, чтобы сдвинуть ее с места. Одному парню стало плохо, видимо, от долгого пребывания в ледяной воде. Спустя три часа усилий мы выехали и все благополучно добрались до базы. А наутро узнали, что в соседнем ущелье из-за этого сильного ливня сошел сель из горного озера Маашей. Так что нам повезло.
Несмотря на то что фильмы мы снимали без серьезной сценарной подготовки, без денег, практически без участия профессиональных актеров и всего того, что сопутствует съемкам большого кино, я с большой любовью вспоминаю этот жизненный период. Это очень добрые и светлые картины, близкие по духу к советским подростковым фильмам, в них много наивного юмора и воспитательного смысла. На премьерах зал всегда был полон, зрители смеялись и очень тепло принимали кино, снятое в родных местах.
Вдвойне приятнее было то, что мне посчастливилось исполнить в этих фильмах главные роли. Там же, в Новосибирске, случился у меня фильм «Шкварки» режиссера Филиппа Дмитриева, в нем одну из главных ролей играл Александр Панкратов-Черный. После окончания съемок он подарил мне свою фотографию, а на обратной стороне написал: «Настя, в тебе душа, неси ее людям. Тело бросай на дорогу, пусть она будет гладкой, потому что по ней пойдет душа». Возможно в этот момент и зародилась у меня мысль попробовать идти дальше.
В 2013 году я поехала в Москву на мастер-класс Иваны Чаббак, это довольно известный преподаватель актерского мастерства из Штатов. После занятий попала на вечеринку, где были участники мастер-класса, медийные, востребованные в профессии артисты. И кто-то из них сказал: «Если тебе все это так нравится, почему ты не пойдешь в театральный? Образование получить важно. В ГИТИСе в этом году будет набирать свой курс Белякович. К нему пойти хорошо, у него свой Театр на Юго-Западе. Для быстрого понимания профессии это отличная возможность набраться опыта».
Утром звоню в ГИТИС из гостиницы, и там говорят, что у Валерия Романовича сегодня прослушивание в Театре Станиславского. В этот период времени он был его художественным руководителем.
Надела ярко-синий сарафан, прихожу на служебный вход театра, а там вахтер:
— Абитуриентов сегодня не слушают, только артистов. И то — мужчин.
— Как же так? У меня самолет сегодня, мне обязательно надо с Валерием Романовичем поговорить.
— Не получится... — отвечает вахтер.
Я развернулась вместе со своим чемоданом, чтобы отправиться в аэропорт, в этот момент навстречу мне вышла какая-то женщина.
— Ты кто? — спросила она, поправляя волосы.
— Я на прослушивание пришла, я меня не пускают, — отвечаю.
— Пропустите эту девушку! — говорит она вахтеру.
И вот я уже бегу на третий этаж, громыхая по лестнице своим чемоданом. А там сидят одни парни, анкеты какие-то заполняют. «И мне дайте тоже!» — говорю. С заполненным листком последней захожу в комнату, где Валерий Романович прослушивал ребят, объясняю, что я Настя и пришла поступать на его курс.
— Интересно, и сарафан у тебя красивый, — улыбнулся Валерий Романович. Надо понимать, что программы для поступления у меня нет. Если бы он попросил меня что-нибудь прочитать, возникли бы вопросы. Но он спросил о другом: — А любишь ли ты наш театр?
Честно сказать, столько лет училась в МГИМО, а это одна станция метро от театра, и знать не знала, что он существует. Но вида не подаю:
— Очень люблю. Но ни разу у вас не была.
Валерий Романович, конечно, сразу все понял, рассмеялся и сказал:
— Хорошо, я возьму тебя на курс.
Вот это удача! На радостях я тут же позвонила домой: «Так получилось, что я в ГИТИС поступила. Вылетаю». И в полной уверенности, что так оно все и есть, села в самолет до Новосибирска. А через несколько дней мне позвонили из Москвы:
— Мы приглашаем вас на первый тур.
— Извините, — говорю, — но я уже поступила. Мне Валерий Романович сказал...
— Да, наверное, он вам так и сказал. Но мы все же ждем вас на первом туре. Не забудьте пакет документов.
Пришлось снова лететь в Москву. Программа уже какая-никакая у меня была — отрывок из «Попрыгуньи» Чехова и стихи. Очевидно, уверенность в том, что я же крутая актриса, компенсировала мою маленькую программу, и я прошла на второй тур. Поскольку курс был актерско-режиссерским, на следующем этапе мы работали с поступающими режиссерами. Участвовать в своем этюде меня позвал Миша Тычинин. Через несколько лет он станет номинантом премии «Золотая маска». Мы подружились на поступлении и с тех пор хорошие друзья, всегда на связи, он сейчас служит в Хабаровском ТЮЗе и ставит там спектакли.
Этюды режиссеров на поступлении были разными, в самых загадочных, глядя на ситуацию как бы со стороны, у меня мелькала крамольная для будущего актера мысль: что я здесь делаю? Ради этого, конечно, стоило оканчивать МГИМО и писать диплом на тему «Энергетические аспекты внешней политики Китая». И все же звезды сошлись — я поступила!
Москва и театр — это, конечно, хорошо, но я была замужем. Безусловно, жизнь и учеба в двух разных городах создавала определенные сложности. Приходилось учитывать общие интересы, много летать, я очень уставала. Начинала все больше понимать, что такое профессия актера, сколько в ней труда и борьбы. Валерий Романыч относился ко мне с большой любовью, он в принципе любил артистов. Правда всегда считал, что актер в первую очередь мужчина. «Наш зритель — женщины, поэтому театр должен быть наполнен мужской энергией», — говорил он.
Есть одно воспоминание, которое мне особенно ценно: однажды после показа, где у меня была работа, которую сделал все тот же Миша Тычинин, Белякович поймал меня на лестнице и сказал: «Я не верю в женщин-актрис, но ты меня сегодня удивила».
В Театре на Юго-Западе особая атмосфера, у меня всегда было ощущение, что там своя вселенная, свое время, свои ценности. Это удивительное место, уникальное. И дух моего мастера всегда там. Годы учебы мы жили Его Величеством Театром.
Про кино особенно не думали и не говорили. Однако оно подумало про нас. После одного из экзаменов по актерскому мастерству ко мне подошла девушка и предложила стать моим агентом. Так появились в моей жизни пробы в кино. Вообще, сейчас, глядя назад, понимаю, что самое главное, что стоит осознать начинающему артисту, что эта профессия — путь. Он разный, с успехами и неудачами. Главное просто по нему идти. Наивны представления о каких-то единственных шансах. Я бывала на пробах на замечательных проектах, и в тот период жизни мне казалось, что вот она, главная возможность и это дар небес. И когда ничего не случалось, было ощущение потери и удара. Сейчас понимаю, что это просто дорога. А титры, как часто говорят в кино, пишутся на Небесах.
Чтобы начать сниматься в кино, нужно было научиться этой работе. А это совершенно не то, что ты привык делать на сцене.
В театре действие развивается линейно: от начала — к концу. А в кино ты сегодня снимаешь финал, завтра начало, затем что-то из середины и снова сцену ближе к финалу. То есть ты должен знать, что будет чувствовать твой герой в каждый момент каждой сцены всего сценария и уметь войти в это состояние в любой момент, без подготовки. На съемочной площадке всегда очень много народу. У каждого члена съемочной группы своя задача, каждый отвечает за свой участок. Поэтому перед дублем к тебе подойдет представитель каждого цеха и попросит что-то свое. Звук: «Здесь рукой не проводи, пожалуйста, у меня брак по звуку». Реквизит: «Вот смотри, здесь замочек у сумки не очень работает, но этого в кадре не должно быть видно». Грим просит при движении сохранить прическу. Оператор: «Настя, дальше не поворачивай, а то будешь не в свету». А режиссер говорит: «Значит так, ребята, в этой сцене у нас такая история...»
Можно бесконечно говорить о всевозможных нюансах работы актера кино, факт в том, что это отдельная профессия. И ей мне нужно было научиться.
Я снималась в киноработах студентов, за что им очень благодарна, многие короткометражные фильмы так и не вышли — это часто бывает в студенческих историях, но опыт остался со мной. Потом начались небольшие роли в сериалах: «Оптимисты», «СеняФедя», «ИП Пирогова 3» и так далее.
И вот первый большой проект. На кастинг фильма «Учености плоды» Игоря Станиславовича Угольникова я попала благодаря своей прекрасной подруге, актрисе Юле Беляевой. Это была целая история! У Юли шел проект, в один из съемочных дней она оказалась в актерском вагоне с еще одной актрисой, они вместе ждали своих сцен. Что интересно, в тот день Юля в кадр так и не вошла, словно специально оказалась в нужном месте в нужное время. Второй актрисе позвонила подруга, чтобы пожаловаться, что провалила пробы в шикарный проект. А Юля возьми и спроси: «А что за проект? Кого ищут?» Оказалось, полный метр и нужна актриса-немка. Когда рассказывают, что в нашем деле есть только конкуренты, а нет друзей, лукавят.
— Да ты что! У меня же как раз подруга — немка! — говорит Юля.
— Вообще-то они хотят медийную актрису. Но могу передать контакт твоей знакомой продюсерам. Заинтересуются — позвонят.
Вскоре со мной связались. От той встречи я совершенно ничего не ожидала. Помню, прихожу к ним в студию, снимаю пальто. И тут открывается дверь и выходит Игорь Станиславович с телефоном в руках. Он поднимает на меня глаза, тут же меняется в лице и улыбается. Как потом он рассказывал, в этот момент понял, что вошла его героиня.
В ту встречу мы много говорили, он расспрашивал про Валерия Романовича, ведь сам когда-то работал в театре Беляковича. Следуя моей загадочной логике, после этой встречи нужно было позвонить домой и прокричать: «Меня утвердили на главную роль в фильм «Учености плоды» — однако за плечами был опыт. Мне прислали сцены для проб, и начался долгий путь кастинга длиною в четыре месяца. Знаю, что на роль фрау Шиллер рассматривали очень много актрис, и русских, и европейских. Все это время я не просто ждала, а готовилась, не будучи утвержденной, искала, какой может быть эта героиня. Ездила в Ваймар, где жила настоящая фрау Шиллер. Ходила по улицам города и придумывала всю ее историю: вот тут она родилась, в эту школу ходила, а на том мосту впервые поцеловалась. Даже духи ей купила — Sicily Dolce & Gabbana. Правда запах из более позднего времени, но он по ощущениям — ее.
На майские праздники мы семьей отправились в путешествие на машине по Европе. И тут звонок от Угольникова.
«Останови, пожалуйста, машину, мне Игорь Станиславович звонит! — говорю мужу. Он повернул куда-то в поле. — И выйди, не могу при тебе разговаривать!» — нервничаю я.
«Хочу тебя поздравить, ты утверждена на роль Марии Шиллер, ты оказалась сильнее всех, я доволен», — сказал мне Игорь Станиславович.
«Ты хоть понимаешь, что за эту роль любая немецкая актриса голой дошла бы из Берлина в Москву?!» — потом сказал мне Дирк Мартенс, замечательный немецкий актер, один из моих партнеров в фильме.
Превращения в фрау Шиллер потребовали некоторых изменений: мне удалили родинки, химически выпрямили мои кудрявые волосы, еще я очень сильно похудела — в 1943 году в Берлине уже не все гладко было с продуктами. Каждую примерку костюмеры паниковали: «Фрау Шиллер снова выпадает из костюма, с этим надо что-то делать!» Но больше всего переживали продюсеры. Это серьезная ответственность и риск — доверить главную роль в полнометражном фильме актрисе без большого опыта. Опасались, что Сергей Безруков окажется значительно сильнее и не получится достойного тандема.
Мне вообще все помогали, мы столько часов обсуждали героиню с Женей Айзиковичем, продюсером и сценаристом фильма, столько всего придумали! Игорь Станиславович мог сказать одно слово перед дублем, у него это суперспособность, дар, и все складывалось нужным образом. Сергей Безруков — это реальная удача оказаться в истории с таким партнером: сколько споров, обсуждений о наших героях было у нас! Как человек воспитанный, в мою работу он никогда не вмешивался, лишь раз дал совет: «Вот ты сейчас на крупном плане, кивнула трижды, не надо. Работай только глазами». А муж помогал мне волшебной фразой, работавшей при любой сложной ситуации: «Соберись, тряпка».
Знаю, что зрителя часто интересует, как же снимают сцены, где у героев романтические отношения, поцелуи, секс. На съемочной площадке в работе с такими сценами романтики как раз меньше всего. Представьте, что вокруг вас человек сто пятьдесят съемочной группы, вам нужно все сделать так, чтобы это хорошо выглядело в кадре, так что это просто «танцевальная партитура» и ничего более. Артистам всегда неловко друг перед другом и командой, поэтому все стараются быть максимально деликатными. В нашей сцене любви с Сергеем Витальевичем, где фрау Шиллер пьяна от поэзии Пушкина и коньяка, я действительно выпила вина, так что если бы там были крупные планы — глаза у меня не соврали бы. Но эти кадры в фильм не вошли.
Я так вжилась в роль, что все воспринимали меня как строгую немку. А когда пришла на площадку в свой выходной в обычной одежде и с улыбкой — меня не сразу узнали. Был один курьезный случай в сувенирной лавке — мы снимали в Пушкинских Горах, в Михайловском. Я зашла посмотреть сувениры, а продавец вступила в разговор: «В правильное время вы к нам приехали. У нас же кино снимают. Историческая картина! Здесь столько актеров знаменитых, и еще из Германии фрау приехала — ходит вся такая из себя!»
То, что зрители не разделяют актеров и их роли, я поняла после выхода «Метода Михайлова», где сыграла хирурга. В сериале долгое время снималась без грима, за что и получила потом от зрителей: «Почему нашему Устюгову такой крокодил достался?» Мы хотели быть честными — настоящий хирург из отделения экстренной хирургии на рабочем месте совсем не выглядит актрисой старого Голливуда.
Перед съемками «Метода Михайлова» я и Володя Селезнев ходили на дежурства в больницу, в отделение экстренной хирургии — нас закрепили за врачами как интернов. На прием привезли пациента, а его жена схватила меня за руку: «Спасите его, пожалуйста!» И это не игра, не кино, на тебя смотрит настоящий человек, и у него в глазах — мольба и страх. В этот день были еще две операции, и одна из них закончилась комой пациентки. Врачи сказали: «Это конец». После этого я не могла спать и потом долго ощущала, что занимаюсь глупостями, настоящее дело — вот оно где! Публичные профессии в наше время переоценены во всех смыслах. Актер это профессия — она ничуть не важнее любой другой. Думаю, странно мне как артисту было бы страдать и жаловаться, что моя работа сопряжена с трудностями, усталостью или отсутствием комфорта, никто не заставлял делать такой жизненный выбор.
Прошлой зимой мы снимали сцену казни лидеров Красной капеллы в сериале «Начальник разведки», который недавно вышел на Первом канале. Я играю Милдред Харнак, она и ее муж Арвид Харнак были лидерами движения Сопротивления в нацистской Германии. Милдред — единственная женщина-американка, казненная по личному приказу Гитлера. На улице в тот день был мороз — минус пятнадцать примерно, девочки — в легких платьях и туфельках. А ребята босиком на каменном промерзшем полу — им потом ступни водкой растирали. Смена длится обычно двенадцать часов. Никто не заболел, кстати. В экстремальных условиях организм мобилизуется.
Недавно у меня прошла премьера спектакля, вдохновленного романом «Невыносимая легкость бытия». В нем задействованы всего три артиста, много прекрасной музыки, вокала. Играем мы его в небольшом арт-пространстве Point на Полянке. Это место, где создаются спектакли, подобных которым в Москве не найти, такова особенность площадки, которая позволяет разного рода эксперименты, там рождается живой театр.
Идет работа еще над несколькими спектаклями. Театр дает много эмоций и энергии. Именно сцена дарит ощущение чего-то настоящего, всякий раз, когда возвращаюсь домой после спектакля, чувствую, что это было абсолютно верным решением: когда я в 2013 году в ярко-синем сарафане открыла дверь служебного входа Театра Станиславского на Тверской.
Подпишись на наш канал в Telegram