Прошлым летом народный артист Российской Федерации, председатель комиссии Мосгордумы по культуре и массовым коммуникациям стал художественным руководителем «Театра Луны на Малой Ордынке». Евгений Владимирович открыл 30-й юбилейный сезон, поделился с журналом «Коллекция Каравана историй» своими амбициозными творческими планами, а также вспомнил людей, с которыми сводила его актерская и режиссерская судьба.
— Евгений Владимирович, от кого поступило предложение возглавить «Театр Луны»? Почему вы на него согласились?
— Ко мне и до этого поступало немало предложений вернуться на работу в театр. В свое время обращались актеры Театра на Таганке, Театра Моссовета, среди которых были известные люди, достаточно вспомнить Валентину Талызину. Предложения возникали постоянно, с тех пор как я ушел из Театра Маяковского. Тогда Александр Анатольевич Ширвиндт сразу позвал сыграть в спектакле Театра сатиры. Но у меня не было времени репетировать, я много работал в кино, снимал фильмы как режиссер. А когда был избран депутатом Московской городской думы, полностью погрузился и в эту деятельность.
В театр вернулся лишь через 35 лет, сыграв главную роль в спектакле «Ленкома» «Маленький принц» по Сент-Экзюпери. Когда позвали, обрадовался, сказал: «Это мое любимое произведение». Почитал инсценировку, ход автора показался интересным. По задумке режиссера Сергея Дьячковского предстояло сыграть сразу двух персонажей: и Пилота, и Маленького принца. Я загорелся идеей и быстро, буквально за три-четыре репетиции вошел в спектакль, который живет по сей день. Репетировал серьезно, случалось, весь день не уходил со сцены. Выучил 60 страниц текста. Поскольку долгое время не работал в театре, на премьере сильно волновался. Но ушел за кулисы под аплодисменты, там стоял Марк Анатольевич Захаров, который встретил меня словами: «Мастер, это было прекрасно!» Услышать такое дорогого стоило.
На основной своей работе в Думе я уже достаточно хорошо освоился, у меня сегодня появились замечательные помощники, поэтому могу находить время на творчество. И когда два моих давних приятеля Сергей Проханов и Игорь Краснопольский пришли с предложением стать художественным руководителем «Театра Луны», не смог им отказать. Проханов основал этот театр, руководил им много лет, Краснопольский тоже давно работал заместителем художественного руководителя. Начинался театр в подвальном помещении, его постановки собирали аншлаги. В спектаклях играли известные актеры Анатолий Ромашин, Дмитрий Певцов, Андрей Соколов. Казалось бы, когда театру выделили большое помещение, он должен был пережить второе рождение. Поначалу так и случилось, но с годами «Луна», что называется, подугасла. Самый лучший спектакль «Дориан Грей», визитная карточка театра, стал набирать максимум 40 процентов зрителей, притом что в зале всего 340 мест. И это еще хорошо. На других постановках зал, бывает, заполнен всего на 14 процентов. Актеры нередко приглашали в театр близких друзей. Но это не спасает, по существу, зрителей в зале нет. Театр реально по сей день находится в тяжелом положении, ведь размер актерских зарплат и премий напрямую зависит от того, что они заработали.
В «Театр Луны» планировалось пригласить целый ряд режиссеров, но однажды Сергей приехал ко мне со словами: «Я устал, хотел бы просить тебя прийти и исправить ситуацию. А я бы, если не возражаешь, остался в театре в качестве президента, как Ширвиндт». Так и случилось. Департамент культуры поддержал мою кандидатуру, за что я им благодарен. Для меня возглавить такой театр — вызов, безумно интересная работа. Когда стал в нее погружаться, неожиданно обнаружил, что в «Театр Луны» почти никто не ходит, потому что мало кто знает, где он находится. Про него не слышали даже мои друзья, которые не так далеко живут. Поэтому первое, что сделал, добавил в название адрес. Теперь оно звучит так — «Театр Луны на Малой Ордынке».
— Чем собираетесь привлекать публику?
— Понимаю, театр нуждается в том, чтобы о нем заговорили. Но я не собираюсь добиваться этого любым способом, делать ставку на скандальность новых постановок. В труппе немало хороших сильных актеров, но они немного расслабились, подустали, иной раз делают свою работу с ленцой. Поэтому решил их взбодрить, влить в труппу свежую кровь, которая заставит всех встрепенуться. Много лет идет спектакль по Фрэнсису Скотту Фицджеральду «Ночь нежна». Для «Театра Луны» он такой же знаковый, как «Принцесса Турандот» для Театра Вахтангова. Чтобы придать постановке новый импульс, я пригласил актрису, которая состоялась в кино, но давно мечтала прийти в театр. Янина Студилина снималась в «Сталинграде» у Федора Бондарчука, популярных сериалах «Город соблазнов», «Красная королева», «Седьмая симфония». Результат не заставил себя долго ждать. С первого же спектакля появилась стопроцентная окупаемость зала. Стопроцентная! Сыграли четыре — и только подтвердили правильность моего решения. В зале не хватало приставных стульев, чтобы разместить всех желающих. Янина продолжает много сниматься. Ее узнаваемость теперь работает и на театр. Непременно буду занимать Студилину в новых постановках. Она замечательная актриса, великолепно выглядит.
Помимо того что театр подугас творчески, его техническое состояние плачевно. Начали ставить новый спектакль, и тут же выяснилось, что наш кинопроектор не только слабенький, но еще и не работает. Поэтому пришлось обновлять и звук, и свет, и всю театральную машинерию.
В ноябре с успехом прошла премьера новой постановки «Эдит Пиаф. Гимн Любви». Начинать такой проект было бы бессмысленно, не имея талантливой артистки на главную роль. К счастью, в нашей труппе звезда, которой по силам сыграть гениальную певицу, нашлась. Я верил, что получится интересный спектакль, потому что главную роль играет блистательная Ирина Зайцева, которая к тому же великолепно поет. Режиссер Игорь Афанасьев принес пьесу, где рассказывалась история удивительной женщины, потрясающей актрисы Эдит Пиаф. Там говорилось не только о ее многочисленных романах, но в первую очередь о ее гражданской позиции во время немецкой оккупации Парижа, о ее антифашистской деятельности. Режиссер намеревался поставить скромный спектакль с песнями. Но я увидел в пьесе большой потенциал, мне захотелось сделать мощное яркое шоу. Думаю, нам это удалось. Я пригласил поучаствовать в постановке замечательного хореографа Сергея Грицая, который соединил движения с голосом героини. Получилось очень эффектно! Этого я и добивался. Надеюсь, о спектакле заговорит театральная Москва и к нам пойдет зритель.
Павел Сафонов ставит у нас «Месяц в деревне», играть главную роль будет Ольга Ломоносова. Очень этому рад, в свое время Ольга снималась в фильме «Смерть Таирова», который я продюсировал и где заглавную роль сыграл Михаил Козаков. Так что в короткий срок театр выпустит две премьеры.
Мне позвонил модный молодой режиссер Глеб Черепанов. На сцене МХТ имени Чехова не первый год идет его блистательная постановка «Контрабас» по пьесе Патрика Зюскинда. И насколько я понимаю, спектакль постоянно собирает аншлаги. Черепанов снял фильм «23.59», который участвовал в кинофестивалях, он прекрасно разбирается в музыке. Так вот, Глеб мне позвонил и говорит: «Хотел бы поставить у вас «Человека-амфибию». Видел актрис вашей труппы, которые великолепно движутся и хорошо поют». Мы с ним встретились, наметили актерский состав. В ближайшее время он начнет репетировать. Решили объявить всероссийский кастинг на роль Ихтиандра. Выяснилось, что желающих сыграть в этом спектакле без преувеличения толпа. У меня уже появилось несколько удивительных предложений. Пока не стану называть имен, поверьте, они звездные.
Следующим в плане идет «Чужой ребенок» в постановке режиссера Романа Самгина. Роман — ученик Марка Захарова, в «Ленкоме» только что выпустил «Старомодную комедию» с Олесей Железняк и Игорем Бочкиным. «Чужой ребенок» тоже комедия. Василий Шкваркин написал пьесу в 30-х годах прошлого века, там по сюжету невеста решила проверить на прочность чувства трех своих женихов, распустив слух о своей мнимой беременности. Но мы надеемся, история понравится и сегодняшним зрителям.
С Маратом Гацаловым собирались ставить «Иванова», но он предложил: «Жень, я вдруг подумал, как здорово сегодня прозвучат «Шесть персонажей в поисках автора» Луиджи Пиранделло». Я не стал спорить, вскоре он начнет репетиции.
В этом году исполнится 130 лет со дня рождения Владимира Маяковского. Юбилею будет посвящен красивый спектакль с элементами балета, который поставит Гедиминас Таранда. Никита Гриншпун начинает работу над постановкой «Горячего сердца» Островского. Хотел пригласить его на «Волки и овцы», но он придумал интересный ход, рассказал, как можно сделать так, чтобы «Горячее сердце» прозвучало современно, и полностью меня убедил. Так что будем ждать премьеры.
Конечно, мы не забываем и о детях. Ирина Линдт, в свое время блиставшая в спектаклях Юрия Любимова в Театре на Таганке, поставит «Питера Пэна». Хотим сделать спектакль зрелищным, красивым, со всеми возможными театральными трюками.
В театре работает много молодежи, им есть где развернуться — у нас три сцены. Есть «Маленькая Луна» с залом на 70 человек, там с успехом идет «Наш 9 «Б», он неизменно собирает зрителей. Есть малая сцена с залом на 100 кресел. Там пойдет спектакль «А зори здесь тихие», который ставит наша молодежь. Идет спектакль для совсем маленьких «Ваня в сарафане», который поставила Линдт. На большой сцене идет замечательная «Мэри Поппинс — NEXT». Но им тоже не хватает рекламы.
«Ленком Марка Захарова», узнав, что прихожу в «Театр Луны на Малой Ордынке», подарил мне «Маленького принца». Мы с режиссером немного подогнали его под новое театральное пространство и выпускаем к школьным новогодним каникулам.
Сейчас в нашем репертуаре девять названий, которые собирают зрителей, к ним в скором времени прибавятся еще девять. Хотим привлечь разную публику, предоставить зрителям выбор.
— Худрук Театра на Бронной Константин Богомолов как-то назвал бессрочные контракты артистов своим кошмаром. Актер давно ничего не играет, но попробуй его уволить.
— В «Театре Луны» у актеров тоже в большинстве своем бессрочные контракты. Но я не спешу с кем-то расставаться. Пока продолжаю знакомиться с труппой и каждому предоставлю возможность максимально себя проявить.
— Прочитала в интернете, что в театре собираются реализовывать свои проекты и Александр Олешко, и Максим Аверин, и Андрей Соколов.
— Мои друзья, узнав, что пришел туда работать, тут же оживились: «Давай попробуем что-то сделать вместе». Мы рассматриваем любые предложения. На открытии 30-го сезона у нас побывал самый крутой композитор с говорящей фамилией Игорь Крутой, который, возможно, тоже проявит здесь свой талант.
— Театр занимает большое здание, где есть возможность открыть ресторан, как в Театре Наций, или фитнес-клуб, как в «Ленкоме». Рассматриваете такие опции?
— Конечно. Раньше театральный буфет работал коротко, только по определенным часам: закончился спектакль — все закрыто. А артистам и их гостям иногда хочется задержаться, где-то посидеть, продолжить вечер. Сейчас буфет работает с утра, во время репетиций, на спектаклях и после тоже. Но я хочу пойти дальше и переформатировать работу малой сцены. Есть в репертуаре спектакль «Баба Шанель», который натолкнул меня на мысль поставить в малом зале столики, за которые усядется публика и будет смотреть постановки в жанре кабаре. Учитывая музыкальные способности наших артистов, таких спектаклей может идти немало. Я уже дал задание специалистам рассмотреть новые возможности.
— Вы получили высшее актерское образование в Щукинском училище. В Мосгордуму пришли абсолютной кинозвездой. Тем не менее сделали большой перерыв в актерской карьере. Как сегодня видите свое актерское будущее в «Театре Луны на Малой Ордынке»? Ограничитесь «Маленьким принцем»?
— Действительно, прошел огромную школу лучших педагогов Щукинского училища: Владимира Абрамовича Этуша, Михаила Александровича Ульянова, моего дорогого и любимого Владимира Георгиевича Шлезингера. Мне ставили отрывки Цецилия Львовна Мансурова, Леонид Моисеевич Шихматов, Анна Алексеевна Орочко.
Их уроки не прошли даром, когда работал в театре и активно снимался в кино. На сегодняшний день я профессиональный депутат, это моя самая главная профессия. Творчество — это хобби. Но я человек ответственный, всегда раньше всех прихожу на работу. И в Думе стал самым эффективным депутатом. На мои запросы поступает самое большое количество положительных ответов и решений.
Я научился распределять себя, выстроил правильную политику и в одном, и в другом месте. У меня замечательные помощники в Думе, многое я решаю по телефону. Сегодня заседания комиссий часто проходят по интернету, так что все успеваю. В принципе, я счастливый человек, потому что живу тем, что люблю. Сегодня отдаю все силы «Театру Луны». Хочу, чтобы его по-настоящему полюбили москвичи, чтобы на наши спектакли стремились попасть гости столицы. И я этого добьюсь во что бы то ни стало.
Режиссеры, которые к нам приходят, неизменно интересуются:
— Евгений Владимирович, можем мы рассчитывать на то, что вы сыграете в спектакле?
Отвечаю:
— Можете, но я буду играть во втором составе, потому что не могу подолгу репетировать.
Я не тороплюсь выходить на сцену, сначала мне нужно выстроить репертуарную политику. Многое нужно успеть сделать, чтобы привести театр в порядок и технически, и творчески.
— Наверное, с детства мечтали стать актером?
— Нет, мои родители не имели ни малейшего отношения к театру или кино. У меня было счастливое детство во многом благодаря атмосфере в семье. Отец Владимир Владимирович прожил крайне непростую жизнь. Моего деда в 1937-м репрессировали. Много лет спустя я читал в архиве его дело, он имел неосторожность в компании положительно высказаться о Троцком, за что и поплатился. Бабушка отправилась в тюрьму следом за ним и тоже не вернулась... Отец никогда не касался в разговорах этой темы. Деда позже реабилитировали, посмертно... Отец был прекрасным талантливым художником, но путь в институт сыну врага народа был закрыт. Пошел работать на завод. Потом Великая Отечественная, отец отправился добровольцем на фронт, воевал, потерял ногу. Когда возвратился, стал искать работу поближе к дому. Как раз напротив на Плющихе располагалось ателье. Поскольку отец был талантлив во всем, быстро стал одним из ведущих закройщиков Москвы. Если кто-то хоть раз заказывал у него костюм, непременно приходил за вторым. К отцу ездили клиенты из других городов. Мама Раиса Михайловна работала в том же ателье. Она была красавицей, за ней ухаживали многие, но выбрала она отца. Они обожали друг друга, отец уважал маму бесконечно.
В нашей коммунальной квартире размещалось восемь семей. Жили и русские, и татары, и евреи, и украинцы, и все дружили. Я пел в школьном хоре, причем был солистом, поскольку когда учительница спрашивала, кто выучил слова песни, первым тянул руку. Меня ставили перед хором, и я, как теперь выясняется, не пел, а скорее орал песню. Когда родители определялись, в музыку меня отдать или в спорт, позвали соседку тетю Броню, игравшую на пианино. Та пришла, попросила: «Ну, спой». Я как заорал, она говорит: «Нет, лучше пусть идет в спорт».
Я учился на отлично, играл в волейбол, занимался в гимнастической секции. Мне легко давались и конь, и кольца, на которых мог держать крест Азаряна. Тренер хотел, чтобы я, ученик четвертого класса, выступал за сборную Москвы. Но тут я хватанул пару по арифметике. Отец велел сидеть дома, заниматься. Я пропустил несколько важных тренировок, во время которых должен был готовиться к чемпионату Москвы по гимнастике. Тренер звонил, разговаривал с отцом, рассказывал, какой я перспективный. В конце концов тот сдался. Но я заявил: «Не пойду. Подготовиться как следует к соревнованиям не успеваю, а позориться не хочу!» Так и ушел из гимнастики.
Отца я уважал и очень ему сочувствовал. На работу он отправлялся, пристегнув протез, который нещадно натирал ногу. Но папа терпел, не жаловался. Он вообще старался вести себя как здоровый человек. Таскал тяжеленные сетки с продуктами.
— Пап, давай помогу.
— Не надо.
Никогда не пытался пролезть куда-то без очереди, размахивая инвалидной книжкой. Когда он получил от государства «запорожец», мы исколесили всю страну, ездили в Молдавию, на Украину, в Крым, Выборг... По дороге где-то останавливались, ставили палатку, разжигали костер, ничего вкуснее картошки с тушенкой из котелка я не ел. То, как отец заботился о семье, стало для меня уроком на всю жизнь.
Когда я стал старшеклассником, мою школу расформировали, так что пришлось доучиваться в физико-математической, ближайшей к дому. Учился я и в ней на отлично, еще и начертательной геометрией занимался.
— Все это не приближает к актерской профессии. С чего она началась?
— Попал в кино совершенно случайно. Стояли с ребятами на улице, о чем-то громко спорили, и вдруг подходит женщина: «Хватит хулиганить, идите лучше в кино сниматься, я — ассистент режиссера». В кино? Классно! Разыграли перед ней сценку: кто-то выступил в роли партизана, кто-то — предателя. Дама записала, где учимся, дала адрес студии. На следующий день пришли в школу, а уроков не выучили. Одного из нас вызвали к доске, а он заявляет:
— Мы теперь артисты, нам учиться ни к чему.
— И кто ж еще у нас артист? — интересуется учительница.
Он всех и сдал, мы в тот день получили по двояку. Учительница сказала: «Какая это ассистентка? Это аферистка, не верьте ей. Какая студия? Вас там разденут, ограбят». И мы никуда не поехали.
Правда, спустя какое-то время та дама дозвонилась до родителей, и мы все-таки добрались до «Мосфильма». Кто-то из режиссеров в тот момент снимал сказку, там Царевна Лебедь плавала по озеру. Пошли по коридору, а навстречу сам Алексей Баталов! Нас привели в комнату, посадили, дали текст: «Учите слова». В комнате стояла страшная жарища, я отпросился в туалет, а сам пошел бродить по студии. Тут навстречу другая ассистентка, узнала, зачем пришел, и предложила: «А давай мы тоже тебя сфотографируем». И ведь позже утвердили в картину великого Бориса Барнета «Полустанок». Вопрос решался долго, родители успели отправить меня на лето в деревню, так что роль прошла мимо. Но мое фото в картотеке актерского отдела осталось. И вскоре меня пригласили сниматься в фильме «Они не пройдут» немецкого режиссера Зигфрида Кюна, выпускника ВГИКа. Это история про войну в Испании, снимался вместе с Сергеем Столяровым и Инной Макаровой. Приезжал после съемок домой, друзья приносили домашнее задание из школы, родители засыпали, а я садился, включал настольную лампу и полночи решал задачки. По сей день люблю одиночество, когда появляется время вникнуть в какую-то проблему и подумать, что предпринять. Обожаю читальные залы библиотек, их особую атмосферу, когда абсолютно неважно, что происходит вокруг.
Позже Юлий Карасик позвал меня на главную роль в картину «Человек, которого я люблю», она и определила мою судьбу. В киноэкспедицию в Таганрог и Ростов-на-Дону меня сопровождала двоюродная сестра. Так положено, если снимается несовершеннолетний. Неделю снимался, по субботам ходил в школу. И все равно страшно отстал, надо было серьезно наверстывать упущенное, а это непросто, если речь идет о физике и математике. Я тогда собирался поступать в Бауманку, ходил туда заниматься с институтским педагогом. Он выделил небольшую группу тех, кого считал одаренными, и я в нее попал. Мы решали огромное количество уравнений, я принимал участие в математических олимпиадах, несколько раз входил в тройку призеров.
В тот момент Станислав Ростоцкий приступал к съемкам «Доживем до понедельника» и пригласил меня на главную роль Генки Шестопала, которую в итоге сыграл Валерий Зубарев. Даже на пробы не пошел, потому что твердо решил заниматься математикой. Актерская профессия казалась непредсказуемой, оценки таланта — очень субъективными. Я видел красивых, с моей точки зрения, одаренных молодых ребят, которые снимались рядом со мной в массовке, в крошечных эпизодах. Про себя думал: если сделаю актерство профессией, вдруг окажусь на их месте? Может, это просто счастливый случай, что снялся сейчас в главной роли, смогу ли так же успешно продолжить?
Но «Человека...» посмотрел главный режиссер Театра Вахтангова Рубен Николаевич Симонов, и он ему настолько приглянулся, что Симонов назначил встречу Юлию Карасику и сценаристу Леониду Завальнюку, уговаривал поставить пьесу на современную тему в своем театре. Симонов говорил: «Какой замечательный мальчик у вас снимался, не собирается ли он поступать в театральный? Если соберется, пусть приходит в Щукинское училище. В перспективе я взял бы его в Театр Вахтангова». Карасик мне об этом рассказал, и я решил рискнуть. Специально не готовился, просто пошел на прослушивание и читал там стихи, прозу, басню, которые знал. В Щукинском прошел на третий тур, пошел в Щепкинское, там тоже прошел на третий. И в ГИТИСе не подкачал. Тут уж мои сомнения поуменьшились. Значит, что-то во мне есть. Остановил свой выбор на Щукинском, стал учеником Анатолия Ивановича Борисова. Родители не обрадовались:
— У артистов такая разгульная жизнь.
— Ну, все же зависит от человека, от того, как он себя поведет.
Я был убедителен, они смирились.
— Как вспоминаете студенческие годы?
— Как прекрасное время. Среди моих однокурсников были Оля Науменко, сыгравшая в «Иронии судьбы...» невесту главного героя, Оля Барнет, актриса МХТ, народная артистка, Женя Паперный, народный артист Украины, игравший в Театре имени Леси Украинки и в спектаклях Романа Виктюка. Мы все мечтали состояться, занимались круглыми сутками, репетировали до ночи. Став актером театрального вуза, решил, что должен научиться скакать на лошади и крутить руль. Я кандидат в мастера по авторалли и конному спорту.
Я обожал творческо-студийную атмосферу Щукинского училища, мне нравилось все. Играл и героев, и комические роли, мастер называл меня лирическим комиком. Занимался художественным словом, самостоятельно ставил отрывки. Мы дружили с ребятами со старших курсов — Володей Качаном, Леней Филатовым, Ваней Дыховичным, Ниной Руслановой, Ирой Купченко. В моих отрывках играла Наташа Варлей, подолгу беседовал с Сашей Кайдановским, набирался жизненного опыта. Позже мастер попросил стать старостой курса.
Сниматься в кино нам не разрешали, но я во время каникул все же снимался. За это нас с Сашей Вдовиным чуть не выгнали. Сейчас уже не помню, как все было: то ли наш ректор Захава пошел в кино и увидел меня на экране, то ли кто-то ему настучал, что Герасимов нарушает порядок. Он нас вызвал и распекал по первое число: «Что вы себе позволяете?!» Но до отчисления дело не дошло, мне просто влепили четверку по актерскому мастерству.
Педагогов понимаю, но как можно было отказаться от таких фильмов, как «Обвиняются в убийстве»? На съемки картины «В лазоревой степи» я отправился в Ростов-на-Дону. Потрясающая компания собралась на «Летних снах», работал с Натальей Фатеевой, Людмилой Гурченко, Виталием Шаповаловым, сестры Зайцевы исполняли песню.
— Как правило, наиболее одаренных выпускников приглашают в труппу Вахтанговского театра.
— К моменту, когда я окончил Щукинское училище, Рубена Николаевича Симонова не было в живых. Главным режиссером стал его сын Евгений Рубенович, который хорошо знал наш курс, ставил отрывки и хотел вместе с нами возобновить знаковый для театра спектакль «Принцесса Турандот». Но у него случился конфликт с директором театра, в котором труппа приняла не его сторону, так что тем планам не суждено было сбыться. Как мне потом рассказали, один народный артист высказался на худсовете: «Зачем нам нужны молодые актеры? Мы еще и сами можем играть любые роли». Его поддержали коллеги. Я тогда пошел показываться в Театр сатиры. Помимо Валентина Плучека меня прослушивал Марк Захаров. После показа ко мне подошла завтруппой, шепнула: «Марк Анатольевич уходит в «Ленком», хочет, чтобы вы пришли работать к нему». Но я посмотрел два потрясающих спектакля в Театре Маяковского «Человек из Ламанчи» и «Дети Ванюшина» и с тех пор мечтал попасть к Андрею Александровичу Гончарову. Показался этому мощнейшему художнику, был принят и ни разу об этом не пожалел.
— О тяжелом характере этого театрального мэтра слагали легенды.
— Гончаров относился ко мне хорошо, но ревновал к кино. Я продолжал много сниматься, в одной-двух картинах одновременно, о чем всегда ставил в известность его и завтруппой. Но злые языки науськивали Андрея Александровича: «Герасимов снимается не в двух, а в пяти картинах! Вы назначаете репетиции, а он куда-то улетел!» Для справки, я не сорвал ни одной репетиции, ни разу не опоздал ни на них, ни на спектакли. Тем не менее Гончаров был накручен моими «доброжелателями», не раз слышал: «Ну, где этот вахтанговец?» К слову, он произносил это не только с раздражением, но в отдельных случаях и с любовью.
Гончаров поставил на малой сцене спектакль «Характеры» по рассказам Шукшина. Поскольку Андрей Александрович преподавал в ГИТИСе, в спектакле был задействован весь его курс, ну и мне нашлась роль. На премьеру пришел Василий Макарович с Лидой и дочками. По окончании встретился с артистами. Гончаров поинтересовался:
— Какая новелла вам понравилась больше всего?
— Та, в которой играл этот паренек, — Шукшин указал прямо на меня. То есть выделил не учеников Гончарова, а «этого вахтанговца». Это придало мне сил.
Спектакль посмотрел Андрон Кончаловский и тоже среди всех выделил меня, пригласил на пробы в «Романс о влюбленных». Пробовался вместе с Ларисой Удовиченко. Вообще, Андрон — грандиозный режиссер, создающий неповторимую атмосферу для артистов. У меня сохранились замечательные воспоминания о тех пробах, хотя роль и ушла к Евгению Киндинову. Режиссеру потребовался более грубый герой, он проживает в фильме два возраста. Да и Ларису в итоге заменила Елена Коренева. Как мне объяснили, Кончаловский избегал прямого совпадения с Ромео и Джульеттой. А какая же из Кореневой Джульетта?
Мне случалось спасать родной театр. В тот вечер давали «Детей Ванюшина», спектакль был моим любимым со студенческих времен, я видел в главной роли еще Евгения Леонова. Когда он ушел из театра, главную роль поручили Юрию Васильевичу Горобцу. Гончаров знал, насколько сильно я хотел сыграть Алексея, но не вводил меня в спектакль, все тянул время. Алексея играл тогда Витя Вишняк в единственном составе. Так вот в тот вечер я выходил на малую сцену в «Человеке на своем месте» по пьесе Валентина Черных. Приехал в театр заранее, пришел мой приятель из Театра на Малой Бронной Саша Котов, которого я пригласил. Сидим в гримерной, разговариваем, вдруг переполох в театре. Что такое? Нет Вити Вишняка. Ему оборвали телефон, но не нашли. Нет актера! А «Ванюшиных» отменять нельзя. Это уже было сделано на предыдущем спектакле, потому что Горобцу стало плохо. До антракта он кое-как дотянул, а потом к зрителям вышел администратор и извинился: «Юрию Васильевичу вызвали скорую. Вы можете сдать билеты, вернуть деньги или прийти на спектакль такого-то числа. Ваши билеты будут действительны». Конечно, никто билеты не сдал, вот все и пришли.
Мне принесли в гримерную костюм, спрашиваю помрежа:
— Что там случилось?
— Вишняка нет. А спектакль отменять нельзя!
— Ну, правильно, давно следовало меня ввести, — бросаю я в пространство фразу.
— А ты что, можешь сыграть?
— Да, конечно могу.
Помреж ушла, а Саша Котов интересуется:
— Ты правда можешь?
— Ну, не сейчас же! У меня премьера на малой сцене.
«Человека на своем месте» в постановке Ремеза я играл во втором составе. Так что замена мне в том спектакле была. Помреж снова просунула голову в дверь гримерной:
— Ты серьезно говорил, что можешь сыграть Алексея?
— В принципе, да, — тут я немного занервничал.
— Сейчас! — и убежала.
Через минуту в гримерную входит Гончаров:
— Сыграешь?
— Сыграю, несите пьесу, — отвечаю, не моргнув глазом.
А там сплошные монологи! Память у меня была хорошая, на телевидении с листа по 30 минут читал Хемингуэя, Толстого, Тургенева. Пригодилась и киношная закалка, когда надо все быстро выучить. Ну и дух авантюризма присутствовал. Мне дают текст, приносят одежду. И тут понимаю: я несколько раз видел спектакль — и все! Но отступать было поздно. Конечно, мне помогали актеры, незаметно подсказывали, куда идти. По сей день благодарен Вите Павлову, Нине Тер-Осипян, Горобцу, Лазареву, Немоляевой... Выскакивал со сцены и учил свои монологи, чтобы тут же их произнести. Самые эффектные диалоги были у меня с Горобцом, на премьерных спектаклях Вишняк всегда уходил после них со сцены под аплодисменты. Когда сыграл я, зал разразился овацией. Сцена сама по себе нервная, а тут еще добавился мой нерв. Дальше уже стало проще. Миша Филиппов смотрел спектакль и не понял, что я играю в первый раз. Спросил Гончарова: «Когда вы успели ввести Герасимова?» А я просто взял и вышел на сцену. Говорят, подобный случай произошел с Яблочкиной. Думаете, после этого я получил роль? Нет, ее продолжил играть Вишняк. Через какое-то время Андрей Александрович попытался ввести в «Ванюшиных» Соловьева, но у Сашки роль не пошла. И уж только потом настала моя очередь.
Некоторых коллег раздражало, что я востребован в кино, они накручивали Гончарова, а он стал задействовать меня в спектаклях, которые планировал выпускать через несколько лет, добро бы в главных ролях. Гончаров хотел, чтобы я постоянно находился в театре. Но работы в кино прибавлялось. Так что пришлось уйти. Несмотря ни на что, я благодарен Андрею Александровичу, он большой потрясающий мастер, многому меня научил, закалил характер.
— Помогает ли сегодня полученный у Гончарова опыт?
— Этот опыт неоценим, он помогал мне не только в кино, когда как режиссер снимал фильмы, но и в целом в жизни. Благодарен своим педагогам из Щукинского училища, но у Гончарова я научился еще чему-то такому, чего, как вижу, многие актеры не умеют. И это мой секрет.
— Не поделитесь?
— Когда после 35-летнего перерыва я выхожу на сцену, не поверите, не волнуюсь. Хотя в «Маленьком принце» произношу огромное количество текста. Я выхожу и испытываю внутренний азарт. Мне так нравится мой герой, то, что я делаю! Но я не только проживаю свою роль, я проживаю ее вместе со зрителями, я их слышу, чувствую, ловлю от этого кайф. Андрей Александрович заложил в меня умение быть личностью на сцене, все слышать, видеть и целиком отдавать себя зрителям.
Я продолжаю играть в «Ленкоме Марка Захарова» спектакль «Tout paye?, или Все оплачено», роль, в которой раньше выходил на сцену Олег Янковский. Сегодня она досталась Дмитрию Певцову, Андрею Соколову и мне. Продюсер постановки Валерий Павлович Янклович попросил, чтобы я их не бросал. Так что играю с огромным удовольствием, так же как в спектакле «Доходное место». Мне это безумно интересно.
— По телевидению постоянно показывают фильмы с вашим участием.
— Кино никогда меня не подводило. Роль робота Вертера в «Гостье из будущего» была значительно меньше по объему и не так уж подробно прописана в сценарии. Но я согласился, поскольку мечтал сняться в сказке с того момента, как переступил порог «Мосфильма». Обрадовался: моя мечта сбывается! Режиссер Павел Арсенов, с которым мы работали в одном объединении на Киностудии имени Горького, дружили, всегда создавал для артистов такую атмосферу, что все начинали фантазировать, творить. Вот и Вертера мы придумали вместе. Решили, что он должен быть похож на человека, придумали, как он движется, как разговаривает, его манеру смеяться я нашел сам, и роль выросла. Играл на одном дыхании. Правда, возникла серьезная проблема. Художники по костюмам напрочь забыли, что я все-таки не робот, а человек, не подумали, что мне захочется в перерывах между съемками «руки помыть». С утра меня облачали в костюм, который было крайне сложно снимать. Перед съемочной сменой я не пил, не ел, на обед с группой не ходил. Но по большому счету вспоминаю картину с любовью.
Я люблю все свои фильмы. В «Обвиняются в убийстве» играл реального парня. Сценарий обращался к шумному уголовному делу в Москве, мы были знакомы с погибшим, учились вместе: хороший был парень, сын священнослужителя... Его убийцам дали минимальные сроки, это всех возмущало. В «Облаках» снимался с Машей Соломиной, Женей Меньшовым, познакомились с Львом Дуровым. Дружили, хохмили, чего только не было!
Конечно же, благодарен Борису Григорьеву за «Петровку, 38» и «Огарева, 6». Мы подружились с оператором Игорем Клебановым. Осуществил мечту, сам исполнял трюки, а побегать пришлось немало. В «Петровке...» один из эпизодов снимали на Пушкинской площади скрытой камерой, чтобы добиться максимальной достоверности. Весь мой пробег отслеживали кинокамеры, одна была установлена в машине, двигалась параллельно, другая — в подворотне, третья — на балконе. Толпа шла по площади, я гнался за «преступником». Оператор с документальной точностью отслеживал реакцию людей, а бог его знает, какой она будет. Мой партнер бежит, я — за ним. Люди шарахаются в стороны, в кадре пусто. Снимаем еще один дубль, снова в корзину. Мой партнер стал провоцировать толпу, кричит: «Убивают!» Люди врассыпную, в кадре опять ничего не происходит. На третьем дубле меня схватила за руку какая-то бабулька, она уронила авоську с апельсинами, возмутилась: «Что творите средь бела дня?!» Я избежал с ней столкновения, догнал партнера, отобрал у него пистолет, сделал все как полагается. И только на четвертом дубле, когда я сбил партнера с ног, кто-то сзади крепко схватил меня за руки. Удивился: что такое? Этого не было в сценарии. Поворачиваюсь, смотрю: милиционер стоит. Второй уже заломил руки моему партнеру, а его голова уже где-то в районе асфальта. Говорю ему: «Я из милиции!» И, видимо, достоверно сыграл, смотрю, милиционер меня отпустил. Продолжаю, указывая на партнера: «Я сам!» Беру его и веду в сторону машины, где сидит оператор. Слышу: «Стоп, снято!» Мой партнер возмущается: «Так нельзя!» Ему тогда реально браслет сломали и сухожилие потянули. Милиционеры в абсолютном замешательстве. «Вы бы, — говорят, — предупредили, что тут кино снимается». Они просто проходили мимо. С тех пор на встречах с людьми, рассказывая тот случай, подчеркиваю: «Мы иной раз ругаем милицию, теперь полицию, за равнодушие. А тогда только они и вмешались». Вообще, во всех фильмах, где я снимался, герои поднимали тему неравнодушия. Считаю, предназначение искусства и заключается в том, чтобы пробуждать «чувства добрые».
Зрители по сей день любят мелодраму «Вам и не снилось...», где играл с Леней Филатовым, Лидой Федосеевой-Шукшиной. Умница и красавица Ира Мирошниченко снималась после серьезной аварии, ей было сложно повернуть голову, я старался ее поддерживать, встать в кадре так, чтобы она не испытывала боли. Я тогда чуть не испортил отношения с любимым режиссером Ильей Фрэзом, талантливейшим, удивительным человеком! Снимали сцену с грудным младенцем, кроху привезли из детдома. Фрэзу хотелось, чтобы ребенок у меня на руках плакал. Но когда я беру детей на руки, они не плачут. Только младенец расплачется, начинаем снимать, стоит мне взять его, моментально успокаивается. Я говорю режиссеру:
— Ладно, пусть не плачет.
— Нет, надо, чтобы он плакал! А ты его ущипни!
— Я этого делать не буду!
Только я отвлекся, Фрэз сам заставил ребенка разрыдаться. Я еле сдержался. Малыш и так несчастный, его бросили родители. Нельзя его обижать, даже ради искусства.
Трудился я много, мой день был расписан по минутам. С восьми утра стоял в дубляжном цехе Киностудии Горького и озвучивал зарубежные фильмы, после этого ехал на репетицию в театр или на радио, потом снимался, вечером играл спектакль. Или вообще отправлялся в другой город, давал концерты. Среди моих ровесников я первый сделал сольный концерт с афишей, читал стихи, прозу, немножко пел, аккомпанируя себе на гитаре, рассказывал о съемках, показывал ролики, которые сам же и смонтировал. Среди сверстников я первым стал заслуженным, а потом и народным артистом. Специально этого не добивался, просто, когда ты работаешь, успех приходит сам собой.
— Опасные трюки тоже не боялись исполнять?
— Конечно. Я снимался в Белоруссии в фильме «Время выбрало нас», играл партизана, который вместе с товарищами выполняет особо важное задание в тылу врага. Естественно, все трюки вызвался выполнять самостоятельно. Никаких сомнений в том, что справлюсь, не возникало. Я, мастер спорта по легкой атлетике, был хорошо подготовлен физически.
Так что десантный тренажер высотой с трехэтажный дом меня не напугал. Требовалось ухватиться за перекладину и съехать вниз в течение каких-то пятнадцати секунд. Ерунда, справлюсь! И отказался цеплять страховку-лонжу, она была бы заметна в кадре. Поднялся наверх, повис, поехал и... Тренажер застопорился на самой середине пути. Пока решали, как меня оттуда снять, прошло время. Держался из последних сил, но... Пальцы разжались, рухнул вниз, меня пытались поймать, но все же ударился о землю. Слава богу, позвоночник уцелел, но правая нога была сильно покалечена. Самостоятельно встать уже не смог. Больницы, операции, по молодости вроде бы все зажило. С возрастом дошел до того, что вообще не мог опираться на правую ногу, это причиняло жуткую боль. И снова больницы, операции. Спасибо врачам, что сохранили ногу. В обычной жизни она функционирует нормально, а вот от любимых единоборств — карате, тайского бокса — пришлось отказаться, несмотря на то что имею черный пояс и в свое время подтвердил третий дан. В спортзале с грустью смотрю на тех, кто бьет боксерскую грушу ногами. Я колочу ее в основном руками, чтобы не вернулась старая травма.
— В какой момент решили заняться режиссурой?
— Когда еще мальчишкой начал сниматься в кино, влюбился в эту профессию. Юлий Карасик стал для меня ее лицом. Видел, какое это счастье создавать в кино свой мир, делиться со зрителями мыслями о жизни. Мне нравилось, что на режиссера работают все: от оператора до артиста. Когда получил школьный аттестат, отдавал себе отчет, что в режиссуре мне пока делать нечего, не хватает жизненного опыта. Но мечту испытать себя и на этом поприще не оставил. Поэтому со временем пошел учиться на Высшие курсы сценаристов и режиссеров. Моими мастерами стали Эльдар Александрович Рязанов и Георгий Николаевич Данелия. Я люблю жанр трагикомедии, а они как раз те художники, которые знали, как это снимать. Учился по ускоренной программе, так как дорожил временем. К примеру, легко мог сдать экзамен по актерскому мастерству, которому научили меня великие вахтанговцы, и не посещая лекций. Когда мне дали снять дебют, пошел к двум самым популярным в те времена сценаристам Эдуарду Володарскому и Виктору Мережко. С Володарским мы долго разговаривали, человеком он был интересным, в конце предложил: «Ничего готового у меня нет, давай я тебе напишу». А когда пообщался с Витей Мережко, стало понятно: это мой сценарист. Он отдал мне свой рассказ, по которому я и снял первый фильм «Визит». Защитился, получил диплом, поучаствовал в фестивалях, где фильм завоевал призы, а главное, я получил право снимать кино. Чтобы утвердиться в ранге режиссера-постановщика, пришел в штат Киностудии имени Горького.
Сценарий картины «Забавы молодых» Мережко написал в своем духе, там было много юмора. По сюжету ученики мстили строгому учителю. Одна из старшеклассниц притворялась, что влюблена в него. Но в итоге получилась драма о неприятии молодыми старшего поколения. Произошло это во многом благодаря Станиславу Любшину, он наполнил главную роль глубокими внутренними переживаниями. Любшин очень требовательный человек, никогда не войдет в кадр, если не прояснит все до конца, не найдет нужную интонацию, не поймает настроение. Работать с ним было сложно, но интересно. Там все артисты играли замечательно: и Марина Зудина, и Нина Русланова, и Леша Серебряков.
Работая на радио с Баталовым, сошлись на любви к тургеневским «Вешним водам», вскоре Алексей Владимирович написал сценарий по этой повести. Поскольку действие происходит в Италии, попросили Госкино найти нам итальянских сопродюсеров. И итальянцы откликнулись. Правда, решили снимать фильм в двух частях. Вторая вытекала из одной-единственной фразы: «Он волочился за ней по всей Европе». Итальянские авторы ее развили, прописали массу откровенных сцен, от Тургенева там не осталось и следа. Продюсеры поставили условие, что вместе со мной фильм станет снимать итальянский режиссер. Я попадал в жесткие рамки, последнее слово оставалось за ними. Понимал, что от моего замысла остаются рожки да ножки. Мне предлагались и хороший гонорар, и возможность «волочиться» со съемочной группой по всей Европе. А я отказался, в чем меня горячо поддержал Алексей Владимирович. Так что «Поездку в Висбаден» снимал, довольствуясь скромным бюджетом. Мне хотелось начать фильм с грандиозной сцены, когда камера парит над площадью перед Большим театром мимо огромного количества людей, возниц, костров, влетает в театр и останавливается в ложе, где сидят и слушают оперу герои. Сегодня с подобной задачей легко справилась бы компьютерная графика, а тогда пришлось от идеи отказаться. Слишком дорого она обходилась. Нашел вариант поскромнее. Площадь сняли в Словакии, а потрясающий художник Сергей Бочаров «оживил» ее, пририсовывая к фото площади все новые и новые детали. Работал долго, но результат того стоил.
Через некоторое время показывал свою картину в Риме на Неделе российского кино. Российская делегация была приглашена на прием к Сильвио Берлускони. Пришли и застали там всех звезд итальянского кино, представителей посольств, Ватикана. Я лично подошел к каждому и пригласил на свою премьеру. Самое удивительное, что все пришли. Зал был битком. Экран погас, Франческо Рози встал и сказал: «Я всегда считал, что русское искусство — лучшее в мире!» А потом ко мне подошла Джульетта Мазина и расцеловала. После этого я проехал с картиной по всей Италии, показы завершились снова в Риме, в самом центре на площади Венеции натянули громадный экран, поставили лавки, когда стемнело, их заполнили зрители. И вот на экране Санин скачет на лошади, догоняет Марью Николаевну и кричит: «Я люблю вас!», и все это под несмолкающие звуки автомобильных сирен и клаксонов. Такого восторга я не испытывал больше никогда.
На следующий день я получил приглашение на прием к папе Иоанну Павлу II. Пришел в его резиденцию, поднялся по ступенькам на третий этаж, прошел мимо фресок Микеланджело. Папа принял меня в библиотеке, поговорили о русской истории, культуре. Он рассуждал о значении поэзии Маяковского для мировой литературы, вообще был прекрасно образованным человеком, знал более двадцати языков. Когда я от него вышел, мне сообщили: «Папа разговаривал с вами на минуту дольше, чем с вашим президентом Михаилом Горбачевым».
— Много лет вы отдали работе в Московской городской думе.
— Всегда занимался общественной деятельностью, старался помогать людям, поэтому откликнулся на предложение баллотироваться в депутаты Московской городской думы. Это не пожизненная индульгенция, нас серьезно проверяют: сколько приемов мы ведем, сколько вопросов помогаем решить? Очень рад, что удалось помочь многим людям и организациям, за что меня признали самым эффективным депутатом.
— Вы всегда заботились о благосостоянии коллег по актерскому цеху. Сегодня заслуженные и народные артисты, проживающие в столице, получают существенную прибавку к пенсиям. Как удалось такого добиться?
— История сама по себе очень давняя. Помню, когда еще в 1972 году только пришел в труппу Театра Маяковского, стал случайным свидетелем того, как за кулисами не обделенный ролями народный артист Армен Джигарханян сетовал: «Ну что же это такое! Ну почему актерские пенсии такие маленькие? Хоть бы что-то прибавили за звание». Проблема крайне обострилась в девяностых. Звезды советского театра и кино, известные, популярные, с именами которых связана слава отечественного искусства, оказались в бедственном положении. Многие по состоянию здоровья не могли сниматься, играть спектакли или участвовать в концертах. Помнится, речь шла о Зинаиде Славиной, Виталии Шаповалове... Можно долго перечислять знакомые фамилии. Директора театров их поддерживали, рисковали, но изыскивали возможность заплатить хоть что-то, хотя артист уже не выходил на сцену. Не стихали разговоры: если бы актеры получали деньги за показ их фильмов по телевидению, это стало бы для многих существенным подспорьем к пенсии в восемь тысяч рублей. Но ничего в этом направлении не сделано до сих пор по разным причинам, тут отдельный разговор. Ко мне много раз обращалась Гильдия актеров кино, и я писал письма тогдашнему мэру, просил найти возможность поддержать тех, кто приносил славу нашему государству.
Но глобально вопрос решился лишь при Сергее Семеновиче Собянине. На очередном совещании, где присутствовала элита нашего театрального сообщества, вновь подняли тему бедственного положения возрастных актеров. Николай Губенко попросил:
— Надо хоть немножко увеличить пенсии заслуженных и народных, ко мне и Герасимову постоянно поступают просьбы о помощи.
— На сколько? — спросил Собянин.
Коля предложил:
— Ну, хотя бы на десять тысяч.
Тут вмешался я:
— Сергей Семенович, давайте увеличим их пенсии тысяч на тридцать.
Хотел попросить пятьдесят, потом понял: может не пройти. Собянин согласился:
— Давайте.
Бумага была давно подготовлена, заслуженных и народных у нас не так много. Посчитали, что городской бюджет это потянет. Речь шла о той части актеров, которые внесли огромный вклад в нашу культуру, но оказались в нищенском положении, когда узнаваемому человеку ни есть, ни надеть нечего. И это бросается в глаза. Решение было принято.
Тут же оживились композиторы и художники: а мы? Среди нас тоже есть заслуженные деятели. Приходилось объяснять: вы получаете авторские отчисления за свою музыку или можете продать свою картину. А актеру нечего продавать, кроме самого себя. Но с возрастом он даже этого не может, потому что не в состоянии выходить на сцену или сниматься в кино.
Питерские актеры такой прибавки не получают, хотя там немало выдающихся личностей. Это исключительно заслуга Сергея Семеновича, это он сделал все, чтобы поддержать артистов-москвичей. А мы его хорошо попросили.
— Как вы, актер с внешностью секс-символа, киногероя, приняли момент, когда стали дедушкой?
— Легко. Думаю, сыграли роль те внутренние человеческие качества, которые во мне есть. Кстати, большинство женщин говорит, что с возрастом я стал еще интереснее. В «Доходном месте» я играю Аристарха Владимирыча Вышневского, про которого в ремарках Островский написал — «одряхлевший старик с признаками подагры». На спектакле недавно побывал Игорь Клебанов со своей супругой, которая удивлялась:
— Женя, ты же молодой еще, как тебе удается играть такого старика?
— Не поверишь, сам себя играю.
— Наверняка вы не были обделены вниманием поклонниц. Как при вашей популярности удалось сохранить семью?
— Мне хотелось жениться раз и навсегда, перед глазами был пример родителей, которые прожили всю жизнь в любви и уважении друг к другу. Ждал ту единственную, с которой создам семью. Для меня это было важно, а еще то, что дети будут воспитаны так, как я хочу, что у меня появится крепкий тыл, и тогда я смогу спокойно работать. Все решил случай. Однажды сидели в компании, отмечали какой-то праздник, я нагулялся, решил отправиться домой. Выхожу из подъезда, а навстречу мне симпатичная девушка. И так она мне понравилась, что решил посмотреть, куда же красотка направляется. Оказалось, ровно в ту квартиру, которую я пять минут назад покинул. Тут уж мне не оставалось ничего другого, как вернуться, продолжить вечер и познакомиться с той, которая сразила с первого взгляда. Маша была студенткой, будущей переводчицей.
Вспыхнувшие чувства оказались взаимными, очень скоро мы поженились. Наш брак подвергался серьезным испытаниям. Популярный артист с приятной внешностью, да еще играющий в основном положительных героев, непременно становится объектом обожания поклонниц. Не избежал подобной участи и я. Девицы обрывали телефон, иной раз кто-то докладывал жене: «Ваш муж сейчас находится у меня, приезжайте, проверьте!» Самые отчаянные прорывались в дом, звонили в дверь. Но Маша на это не велась, она большая умница. Актерская профессия связана с искушениями, особенно когда надо достоверно сыграть любовь. Романы между партнерами по фильму, приводящие к разводу, не редкость. Но я всегда дорожил своей семьей и очень уважал Машу. Мы вместе уже более сорока лет.
Нашему сыну мы дали имя в честь моего отца, его к тому моменту уже не было в живых. В отцовской семье многих из поколения в поколение называли Владимирами, я стал Евгением по желанию мамы. Наш Володя окончил МГИМО. В данный момент работает начальником отдела в «Лукойле». У него четверо детей. Дочку мы назвали в честь Машиной бабушки, которая ее растила. Оля окончила иняз, работает в «Россотрудничестве». Наша внучка Машенька учится в институте, станет тележурналистом. У меня прекрасные внуки, я их обожаю.
— Жизнь удалась. Остались еще какие-то несбывшиеся мечты?
— Конечно, у меня много идей и мыслей, вот бы все их реализовать. Многие спрашивают: «Где у тебя кнопка, от которой ты подзаряжаешься?» А я просто не люблю праздное времяпрепровождение, так воспитали родители. И еще во мне не иссякает желание жить и быть нужным людям.
Подпишись на наш канал в Telegram