Станица, которая фигурирует на экране в «Тихом Доне», была построена художниками специально. А жили мы все в избах в настоящей станице по соседству. Я делила комнату с Зиной Кириенко. Работа была очень интересной. Я обожала Сергея Аполлинариевича, он ко мне тоже относился по-доброму. По опыту первых съемочных дней Герасимов сделал обо мне вывод: «Наташа, ты артистка первого дубля, давай, не тяни время, сразу выкладывайся по полной». И я старалась изо всех сил, чтобы не разочаровать мэтра.
— Наталья Сергеевна, как вы пришли в профессию, как решили поступать в театральный институт?
— Еще когда училась в школе, знала, что буду артисткой. Моя школьная подруга, с которой поддерживаем отношения по сей день, вспоминает, как нам исполнилось лет по четырнадцать, и на каком-то собрании учительница дала мне слово:
— Наташа, мы тебя слушаем, говори.
Я поднялась и высказалась:
— Слушайте, брать на себя обязательства учиться на отлично по всем предметам я не буду. Я решила стать артисткой, оставьте меня в покое!
Ни минуты не сомневалась, что все сбудется, и, как только получила аттестат, сразу подала документы во все творческие вузы, где был актерский факультет. Читала отрывок из Достоевского, патриотическое стихотворение, где были слова «Россия, Сталин, Сталинград...» Произвела впечатление во ВГИКе: худенькая, две тонюсенькие косички и пафосные патриотические стихи. А в ГИТИСе меня отправили сразу на третий тур. Поэтому и решила учиться там, больше никуда не показывалась, знала, что я практически принята.
— Как эту новость встретили ваши родители?
— История моей семьи трагическая. Мамин отец был царским генералом, его расстреляли. Мой отец, руководивший строительством столичных высоток, подвергся репрессиям и тоже был расстрелян. Мама чудом не отправилась в лагерь вместе с женами так называемых изменников родины. Она прекрасно шила, но с такой биографией не могла никуда официально устроиться. Хотя с театрами сотрудничала, создавала костюмы для спектаклей. А актрисы, выходившие в них на сцену, становились мамиными клиентками. Она их потом одевала, так же как многих модных московских дам.
Мне тогда было мало лет, память сохранила не все, да и мама ограждала меня от лишней информации. Позже она познакомилась с генералом от медицины, который ее полюбил. Они поженились, отчим меня удочерил, когда мне исполнилось семь. Меня не брали ни в одну школу как дочь врага народа. А после того, как я сменила фамилию, сразу приняли в 175-ю, которая находилась на Тверской улице, там учились дети советской элиты. Комната в коммуналке, где мы жили с мамой, располагалась в переулке напротив. Мама не боялась отпускать меня одну, это было удобно. А потом генерал получил квартиру, куда мы перебрались. У него было две дочери от предыдущего брака, почти мои ровесницы, которых мама растила и воспитывала. Так и жили все вместе. Когда я поступила в театральный институт, в основном отсутствовала дома, занятия затягивались допоздна, а потом начались съемки. Фамилия, под которой меня знают в кино и театре, мамина девичья. Решила взять ее, когда стала складываться моя актерская карьера.
— Вы сразу же начали сниматься у Сергея Герасимова в «Тихом Доне» — фильме, который не сходит с телеэкрана по сей день. Как вас утвердили на одну из главных ролей?
— О том, что Сергей Аполлинариевич проводит актерские пробы в «Тихий Дон», стало известно еще на прослушиваниях. Проходили они во ВГИКе. Я приехала, обнаружила очередь из юных актрис. В комнату, где сидел Герасимов, запускали по несколько человек. Как сейчас помню, мы вошли, нас усадили на стулья. И находившаяся рядом с Герасимовым жена, актриса Тамара Федоровна Макарова, наклонилась к нему и сказала, указывая на меня: «Посмотри, твоя Дуняша пришла». Я перестала нервничать, поняла, что, наверное, они меня возьмут. И действительно, Герасимов с Макаровой оставили только двух претенденток: меня и еще одну девочку, фамилию которой память не сохранила.
Позже мне устроили кинопробы с актером Геннадием Карякиным, который, видимо, уже был утвержден на роль Михаила Кошевого. Хороший актер. Таким образом получилось, что я и в ГИТИС поступила, и сниматься у знаменитого режиссера начала. Все это совпало, и до третьего курса я снималась.
— Обычно в театральных институтах не любят, когда первокурсники снимаются в кино. Считается, что это их портит. Как вас отпустили ваши педагоги?
— Курс, на котором я училась, набирал Иосиф Моисеевич Раевский, профессор, заведующий кафедрой актерского мастерства. И он, и его ассистенты служили во МХАТе. Помню, как появлялись на занятиях в белых накрахмаленных сорочках. Мои педагоги всегда выглядели аристократами. Помимо этого, они были замечательными людьми. Это была та самая великая мхатовская школа. На съемки они отпускали меня легко. Все понимали, что получила роль не просто в каком-то проходном фильме, а в «Тихом Доне» у самого Сергея Герасимова, который воспитал и дал путевку в актерскую жизнь большому количеству молодых талантов. Это было очень престижно. Поэтому никаких проблем с педагогами у меня не возникало. Снималась, училась, играла в студенческих спектаклях.
Сниматься я закончила к третьему курсу.
— Так долго длились съемки?
— Они продолжались около трех лет. Павильоны снимали в Москве, всю натуру — на хуторе Диченском, неподалеку от Каменска-Шахтинского. Было бы логично снимать такую картину на Дону, но у Герасимова в «роли» великой реки выступает Северский Донец.
— Где вас разместили в киноэкспедиции, как к вам относились местные жители? Как вам работалось с Герасимовым?
— Станица, которая фигурирует на экране, была построена художниками специально. А жили мы все в избах в настоящей станице по соседству. Кто-то жил один, я делила комнату с Зиной Кириенко. Вообще, экспедиция в кино — замечательная штука, иногда там возникает дружба, которая потом длится всю жизнь, складывается теплая компания.
Работа была очень интересной. Я обожала Сергея Аполлинариевича, он ко мне тоже относился по-доброму. По опыту первых съемочных дней Герасимов сделал обо мне вывод: «Наташа, ты артистка первого дубля, давай, не тяни время, сразу выкладывайся по полной». И я старалась изо всех сил, чтобы не разочаровать мэтра.
Местные жители относились к нам прекрасно, многие снимались в картине в массовых сценах. Бабушки постоянно нас подкармливали. Иногда после напряженного рабочего дня группа собиралась на посиделки. Как правило, Герасимов разводил костер и варил в котле кулеш, очень любил это дело. Блюдо было его фирменным, съедалось до последней ложки. Бабульки засиживались с нами допоздна, пели песни вместе со съемочной группой.
Помню постоянное ощущение безудержного счастья, когда радость переполняет тебя с утра до вечера. Я — сопливая девчонка, вокруг меня такие люди — красавицы Элина Быстрицкая и Людмила Хитяева. Но тогда я еще не в полной мере осознавала, что они — большие звезды. Они были совсем не намного меня старше, одна на девять, другая — на семь лет. Держались просто, в общем, все со всеми очень дружили. Я более тесно общалась с Элиной Быстрицкой, она меня опекала, а Зина — с Людой Хитяевой.
— С Зинаидой Михайловной мы в свое время пересекались на дне рождения Евгения Жарикова. Помню, как она могла зажечь, как пела, становилась душой компании.
— Да, Зина была настоящей казачкой, что она, что Люся Хитяева. Эти актрисы обладали такой невероятной органикой! Им даже ничего не надо было играть, особенно Элине. Конечно, оказаться на одной площадке с такими артистками было большим везением. Вообще, мы потом всю жизнь не то чтобы близко дружили, но не расставались, не выпускали друг друга из вида, всегда поздравляли с праздниками, днями рождения. Теплые отношения сохранились на всю жизнь, но моя судьба сложилась по-другому.
— Случались в работе сложности, которые приходилось преодолевать? Может, не давалась какая-то сцена?
— Наверное, случались. Но Герасимов был настолько гениальным режиссером, настолько неординарным человеком, обладал огромным интеллектом, неподражаемым искрометным чувством юмора, что все у него получалось. Даже в сложных сценах он заставлял актрис играть то, что требовалось, что он задумал, добивался этого всегда. Может быть, тогда я не до конца понимала, в какой картине принимаю участие, осознала позже, с каким гением столкнула меня судьба.
На «Тихом Доне» мне все давалось легко. Но у меня и роль была не столь сложная, как у девчонок. Может быть, за исключением одной драматической сцены, когда прошусь замуж за Кошевого. Повторюсь, во мне бурлило постоянное ощущение радости, счастья, все меня восхищало.
У партнерш было иначе, множество тяжелых сцен пришлось сыграть Зине, да и Люсе с Элиной тоже. Но они замечательно справились. С Элиной Герасимов иногда бывал строг, потому что она не сразу могла сыграть так, как он хотел. Ей было сложно, тогда Сергей Аполлинариевич начинал показывать, и Элина ухватывала суть.
— Показывал, как играть, несмотря на то что роль женская?
— Да. Говорю же, он был гениальным режиссером.
— Мне даже странно, что в «Тихом Доне» не нашлось роли для Макаровой.
— А кого могла там сыграть Тамара Федоровна? Для Аксиньи она уже была возрастной актрисой.
Позже я не так много снималась, зато у выдающихся мастеров. Герасимов, что называется, задал камертон.
— У Андрея Тарковского вы сыграли в дипломной работе «Каток и скрипка». Как вы познакомились?
— Тогда надо начинать с того, как я пришла в театр «Современник». Когда училась на четвертом курсе ГИТИСа, Олег Ефремов пригласил меня в «Современник», тогда еще совсем молодой театр. Из труппы уволилась Светлана Мизери, которая играла главную роль с мужем Игорем Квашой в спектакле «Два цвета». Олег видел меня в постановках ГИТИСа, наверное, я произвела на него впечатление.
В труппе приняли замечательно, я играла с Олегом в спектакле «Никто». Неожиданно заболела Лиля Толмачева, и меня срочно ввели в постановку, практически за одну ночь. Я должна была выходить на сцену с Ефремовым, дико волновалась, у меня был только один день, чтобы выучить весь текст. И Олег мне очень помог.
Я призналась:
— Олег, очень волнуюсь, вдруг текст выпадет из памяти.
— Запомни раз и навсегда: никогда не думай о тексте. Ты должна смотреть на меня, думать, чего ты от меня хочешь, и ждать ответа. Тогда у тебя все уляжется. Ну, произнесешь ты слова не совсем точно по тексту пьесы, и что? Главное — донести смысл.
Запомнила это на всю жизнь, все-таки школа «Современника» многое мне дала, там все на сцене выглядели живыми, в плане актерского мастерства я очень много там получила.
Однажды в театр приехал Андрей Тарковский. А что тогда для нас значило это имя? Ну Тарковский, ну молодой режиссер. Он подошел ко мне, сказал: «Хотел бы вас попробовать в «Каток и скрипку» в паре с Владимиром Заманским, если вы не против». Конечно, я не возражала. Пробы оказались удачными, Андрей меня утвердил. И хоть это была его студенческая работа, мне не потребовалось много времени, чтобы понять: рядом грандиозно талантливый человек.
Съемки начались в Москве, но столицу накрыла дождливая погода. И тогда группа переместилась в Ереван, где сняли почти всю натуру. Помню, моталась туда на «кукурузнике». Андрей всегда встречал нас в аэропорту, устраивал какой-то ужин, посиделки. Человеком он был сложным, резким, людям с ним приходилось нелегко. Особенно тем, кто работал в съемочной группе. Андрей требовал, чтобы все его задумки воплощались на экране на сто процентов. Когда это по каким-то причинам не выходило, становился резким. Но это никогда не касалось актеров. Распекал он в основном группу. Я тогда не могла в полной мере оценить масштаб его таланта, но работала с большой радостью.
— Как вам работалось с Заманским?
— Он вообще святой человек. Мы очень подружились. Владик всегда предпочитал тишину, углубленность в себя, его актерские процессы проходили внутри. Позже он стал глубоко верующим человеком, храм, вера — это его жизнь. Он женился на актрисе, которая также была воцерковлена. Когда мы снимались у Тарковского, Владик был только в начале пути, но все равно казался не от мира сего. Мы играли с ним и в «Современнике».
Никаких проблем с партнерами у меня никогда не возникало. А после «Тихого Дона» мне поступало множество предложений сниматься. Но вмешались обстоятельства, не имевшие ни малейшего отношения к искусству.
— Какие же?
— Дело в том, что до этого я вышла замуж за актера и режиссера Якова Сегеля. Зрители помнят его по роли Роберта в фильме «Дети капитана Гранта» и хиту Дунаевского «А ну-ка песню нам пропой, веселый ветер». Он был учеником Сергея Герасимова, на «Тихом Доне» мы и познакомились. Яков был на 14 лет меня старше, окончил артиллерийское училище, прошел войну, где получил несколько серьезных ранений.
Снявшись в «Тихом Доне», я сразу стала популярной актрисой, хорошо там сыграла, была красива. Конечно, моя карьера могла бы сложиться удачнее, но Сегель мне ее подпортил. Ну и мое легкомыслие тоже сыграло роль. Он был замечательным человеком, но я совершенно не была в него влюблена. Он за мной ухаживал, звал замуж, все советовали: «Выходи, у тебя сложится карьера в кино». Мама уговаривала: «Он хороший. Чего тебе еще надо?» И уговорили. А я потом по-настоящему, без памяти влюбилась в другого человека и сбежала от мужа, не прожив вместе и полугода. Как мне потом стало известно, Сегель запретил приглашать меня в картины, снимавшиеся на Киностудии Горького, где он работал и имел вес в худсовете. Он, и когда мы были вместе, сильно ревновал меня к кино, партнерам, хотя никакого повода я не давала. В общем, многое сделал для того, чтобы меня не брали сниматься. Ущемленное мужское самолюбие — страшная вещь. Но разве я об этом задумывалась? Я влюбилась!
— Кто же стал вашим избранником?
— Саша Фадеев. Зрители помнят этого красавца-актера по фильму «Вертикаль». Он учился в Школе-студии МХАТ, но у него там что-то не сложилось. К нам в ГИТИС он пришел на третий курс. Помню, как 1 сентября ехала на занятия в троллейбусе, и когда уже подъезжала к институту, вдруг сильно заволновалась. Открыла дверь и увидела Сашу. С первого взгляда влюбилась в человека, с которым даже не была знакома. Это продолжалось, пока мы не окончили институт. Роман развивался стремительно. Саша Фадеев тоже был против, чтобы я снималась, потому что в тот момент мы то ехали отдыхать, то строили еще какие-то совместные планы.
— Он знакомил вас с мамой — народной артисткой, звездой мхатовской сцены Ангелиной Степановой? С отчимом — известным советским писателем, автором «Молодой гвардии» Александром Фадеевым?
— Нет. Девочек к Саше ходило много, Ангелина Иосифовна ни на кого из нас вообще не обращала внимания. К Саше в гости мы приходили в основном, когда ее не было дома, собирались компанией в их квартире в Москве или на писательской даче в Переделкине. Я почему-то боялась Сашиной мамы.
У нас был невероятный роман. Сначала Саша вообще не обращал на меня внимания. А я полюбила его с первого взгляда и потом столько из-за него страдала, переживала. В итоге он меня бросил. Все-таки нельзя любить красивых мужчин. Я это себе потом запрещала всю жизнь: видишь красавца, сразу его забудь, иначе каждый раз будешь сталкиваться с изменами и переживаниями. Саша был необыкновенным красавцем, но абсолютно холодным. Тем не менее я бросила мужа, ушла, как только его увидела. Случилась страсть, химия. По большому счету, я и за Владимира Андреева вышла замуж, только чтобы отомстить Саше. Когда Володя прочел это в одном моем интервью, сильно обиделся, до самой смерти не мог меня простить.
— Соавтором сценария фильма «Каток и скрипка» был Андрей Кончаловский. С ним жизнь сводила?
— Я больше дружила с его братом Никитой Михалковым. Какое-то время мы жили в одном доме на Садовом кольце. Кооператив называли «Тишина», что звучало издевательски. Грохот с улицы там доносился с утра до вечера, лифт круглосуточно сновал вниз-вверх, дом населяли в основном актеры, все были друг с другом знакомы, все тусовались вместе, было очень весело.
Никита хотел меня снимать в «Неоконченной пьесе для механического пианино» в роли генеральши. Он даже устроил мне кинопробы. Но потом сказал: «Наташ, я тебя очень люблю как актрису, но у тебя широкое лицо, я не снимаю актрис с такими лицами». А я тогда была кругленькой.
Не могу сказать, что сильно жалею, что мало снималась. Я — актриса театральная, всегда хотела играть в первую очередь в театре. Почему и пошла в ГИТИС, а не во ВГИК, я мечтала выходить на сцену. Поэтому рада, что так случилось, на сцене у меня действительно что-то получилось.
— Когда вы окончили институт, вас, помимо «Современника», звали в другие театры?
— Нет, да я бы и не рассматривала другие предложения. Когда молодую актрису приглашает сам Ефремов, это что-то да значит. Тем более что в «Современнике» было немало талантливых актрис. Театр мне очень нравился, он был у всех на слуху, зрители устраивали аншлаги на всех спектаклях.
— Как к вам относился Игорь Кваша, ваш партнер по спектаклю «Два цвета»?
— Ко мне все относились по-доброму. С Квашой мы играли любовь в одном из первых, как говорили в «Современнике», гражданских спектаклей. В зале всегда было полно народу. Помню, когда повезли «Два цвета» на гастроли в Питер, нас охраняла конная милиция, зрители буквально штурмовали вход в театр. Вот каким успехом пользовался спектакль. Поэтому, конечно, оказавшись в такой труппе, да еще после съемок в кино, я чувствовала себя замечательно. И на сцене играла много, и продолжала сниматься, и компания рядом была достойная.
Справедливости ради скажу, что в «Современнике» собрались люди сложные, это неотъемлемая черта таланта. Олег тоже был достаточно тяжелым человеком. Если ему кто-то нравился, то он окутывал этого человека теплом, но если кто-то не вызывал у него симпатии, этому артисту приходилось в театре крайне сложно. Ко мне он точно относился хорошо, иначе не играл бы со мной в спектакле «Никто». И когда я решала вопрос, оставаться мне в «Современнике» или уходить, пошла советоваться к Олегу.
— Что за ситуация тогда сложилась?
— Могу рассказать. В «Современнике» время от времени устраивали некие плебисциты, когда собирался весь коллектив, каждый получал список актеров и имел право вычеркнуть коллегу, который, по его мнению, недостоин оставаться в театре. Изначально это была идея Олега. Конечно же, талант в таких случаях в расчет не принимался. Артисты начинали вычеркивать друг друга в основном из личной неприязни. Меня недолюбливала Галя Волчек. Она меня даже заранее предупредила: «Наташа, я тебя вычеркну, потому что считаю: так будет лучше для всех». И если бы так сделала только она... Олег Табаков позже признался, что они заранее договаривались, кого вычеркивать из списков.
Я же никогда никого не вычеркивала, всегда подавала пустые бумажки. У меня свой жизненный принцип — никогда никого не судить. Мне подобная практика претила на генетическом уровне.
— У меня такая практика вообще вызывает большое удивление, труппа и так сложный, конкурентный организм, а эти вещи только ухудшают атмосферу.
— Так в итоге и случилось, Олег ушел во МХАТ. Когда узнала, что большинством голосов вычеркнута из списков, страшно расстроилась: я была ведущей артисткой, играла главные роли в нескольких спектаклях. А тут такое!
Пришла к Олегу:
— Что мне делать?
— Хочешь мой совет? Я знаю, какая ты артистка, я с тобой играю. Наташа, ты очень хорошая актриса, иди в обычный театр, сразу станешь там примой, а здесь житья тебе не дадут.
— Почему же Ефремов не забрал вас с собой, когда ушел во МХАТ?
— Я не знаю, скорее всего, потому, что там было много молодых талантливых актрис. В любом случае я по сей день благодарна ему за совет. Он стал для меня судьбоносным. В тот момент за мной усиленно ухаживал Владимир Андреев, который настоятельно звал в Театр Ермоловой: «Раз они так к тебе относятся, иди к нам». Он в это время активно строил карьеру, хотел быть главным режиссером. Я даже не показывалась в театр. Андреев попросил главного режиссера, и меня взяли в труппу, где служу по сей день.
С Олегом мы продолжали общаться, большой компанией ездили отдыхать. Я никогда не таила обид, всегда как-то легко шла по жизни с полной уверенностью: у меня все будет. Поэтому никакой трагедии не случилось, хотя, не стану скрывать, было немножко грустно, потому что Театру Ермоловой в тот момент было далеко до «Современника».
— Как вы познакомились с Андреевым?
— На кинопробах. Он стал за мной ухаживать. А поскольку я страдала по своему Саше Фадееву, решила: почему бы мне с ним не начать встречаться? Отношения развивались, вскоре стали вместе жить. Сначала у моих родителей, с которыми у Володи сложились прекраснейшие отношения. Расписываться не торопились, зачем? И так играли вместе, вместе ездили на гастроли, в том числе за границу, помню, успешно играли спектакли для Западной группы войск. Когда муж с женой артисты, это очень удобно: вы почти не расстаетесь, вас связывают общие интересы. Мне этого было достаточно.
Не могу сказать, что испытывала к Володе безумную любовь, но мы прожили вместе семь счастливых лет. По крайней мере, мне они запомнились такими. Время от времени у Андреева случались романы с другими дамами, иногда он к ним отлучался, но всегда возвращался домой. Звонил по телефону:
— Можно вернуться?
— Конечно, приезжай.
Вот такие высокие отношения!
— У вас прекрасный характер. Другая бы убила.
— Это действительно так, я очень контактный и неконфликтный человек. Когда у Андреева случилась история с Наташей Селезневой и я о ней узнала, спросила мужа:
— Признайся честно, ты ее любишь?
— Да.
— Ну так и иди к ней, между нами все давно перегорело.
Расстались легко. Андреев женился на Селезневой, они переехали в нашу двухкомнатную квартиру, а мне Володя купил однокомнатную в том же доме.
Я не обостряла отношений, потому что мы работали в одном театре, где он в скором времени должен был стать главным режиссером. В тот момент мы с ним репетировали «Бешеные деньги», я — Лиду, он — Василькова. Правда, мне вскоре пришлось убедиться, что даже после того, как я его легко отпустила, Андреев не смог нормально себя вести. Какое-то время я была лишена новых ролей: «Нет, это она играть не будет, и это тоже». Ситуация длилась довольно долго.
А началась, когда мы еще репетировали «Бешеные деньги». Андреева вот-вот должны были назначить главным режиссером. До премьеры оставалось несколько дней, когда я вдруг услышала, как наша костюмерша звонила кому-то с проходной: «Наташ, ты почему на примерку не приходишь? Скоро премьера, мы должны успеть дошить тебе платье». Я была в недоумении: какая Наташа, какая премьера, кому должны платье дошить? Выяснилось, что Андреев вводил в спектакль Наташу Малявину. Я репетировала днем, она — вечером. Побежала к Виктору Комиссаржевскому, который был в тот момент главным, разрыдалась:
— Кто так поступает, что вы делаете, почему мне ничего не сказали?!
— Да, Наташа, она должна играть.
Нес какую-то ерунду. Выскочила оттуда как ошпаренная. Но ничего, я это пережила, играли потом в очередь. Вот что такое театр, какие неприятные сюрпризы он нам иногда преподносит. Конечно, мне было больно. Тем не менее выхожу на эту сцену 50 лет.
— Как все-таки Андреев стал главным режиссером?
— Театр Ермоловой славился поеданием главных. При мне сменились Леонид Викторович Варпаховский, Александр Борисович Шатрин, Виктор Григорьевич Комиссаржевский. Я это все наблюдала, можно сказать, с близкого расстояния. Поскольку была женой Андреева, ложась спать в соседней комнате, слышала, как собиравшаяся у нас за столом компания разрабатывала планы смещения с поста очередного главного. Режиссеры больше года-двух в Ермоловском театре не держались. Андреев проработал дольше всех.
— Есть ли у вас любимые спектакли?
— Многие из них записаны, их можно посмотреть в интернете. В спектакле «Суббота, воскресенье, понедельник» я сыграла свою первую роль в Ермоловском театре, справилась достаточно удачно. После чего Иван Соловьев и Леонид Галлис взялись ставить пьесу Джона Пристли «Время и семья Конвей» и назначили на главные роли молодых актеров, которые только пришли в труппу. В постановке блистали Женя Уралова, Саша Назарова, Наташа Малявина, Владимир Мащенко, Виктор Павлов... Репетировали во время гастролей, постоянно варились в одном котле, работали долго, серьезно, упорно. Иван Иванович Соловьев проявлял требовательность, репетировал, пока не добивался нужной эмоции, интонации. С Галлисом было попроще, хотя оба они большие актеры.
За роль суховатой дамы-учительницы Мэдж меня наградили премией Станиславского, что придало мне уверенности в собственных силах.
Тем не менее после этого я вообще перестала получать новые роли, Андреев мне ничего не давал. Все пролетало мимо.
— Как вы это пережили?
— Руки на себя накладывать не собиралась. Судьба все решила за меня, подарила мне встречу с шефом московского бюро агентства Франс Пресс Владом Вишневски. Я не сильно переживала по поводу своей ситуации с театром, поскольку вышла за Влада замуж, у меня появились другие развлечения. Я ездила в Париж, бесконечно ходила с мужем на приемы, светские мероприятия и собиралась вообще увольняться из театра. Все в моей жизни складывалось прекрасно.
— Где вы познакомились?
— В ресторане в Архангельском. У моей подруги был день рождения, собралось много французов, потому что она замужем за французом. И пришел Влад с какой-то дамой. Я посмотрела на него, и в голове пронеслось: это мой будущий муж. Так оно и случилось. Позже, когда все разъезжались, я стояла и не могла понять, в какую машину мне сесть. Я тоже была со своим приятелем. И в тот момент кто-то взял меня за руку. Смотрю, это мужчина, который мне понравился. Говорю же: судьба! Вскоре мы стали встречаться, а через несколько лет расписались.
Он уговаривал:
— Давай уедем, мне предлагают прекрасную работу в Югославии, дают целое бюро.
Я сказала:
— Не могу, здесь моя Родина, театр, без которого не мыслю жизни.
И он остался, позже работал в Бельгии. Другой бы меня бросил: «Ну и сиди ты в своем театре!» Но Влад меня обожал, и я его любила, прожили вместе 30 лет. Сегодня иногда жалею о том своем решении: жила бы сейчас спокойно у моря где-нибудь на Лазурном Берегу.
— Что удержало вас в театре?
— К нашей завлит Елене Якушкиной приехал иркутский автор Александр Вампилов, которого до этого никто не знал, и привез пьесу «Прошлым летом в Чулимске». На роль следователя Шаманова Андреев пригласил Станислава Любшина. Влюбленную в Шаманова аптекаршу Кашкину начала репетировать другая актриса. Я, как водится, пролетела — ну что поделать? И у той актрисы роль не пошла, Андреев стал пробовать других. Таня Говорова была замечательной артисткой, но не нравилась Любшину, ему было тяжело с ней играть. Кажется, Андреев перебрал всех, пока наконец Любшин не настоял: «Володя, сколько можно? Позови Архангельскую». И Володя сдался.
Это одна из лучших моих театральных работ. Когда я сыграла Кашкину, вжилась в роль, погрузилась в переживания героини, моментально забыла про Париж, выкинула из головы глупые мысли об уходе из профессии. Только сыграв в пьесе Вампилова, поняла, сколько счастья может принести театр.
Мне так и не удалось познакомиться с Вампиловым, он рано ушел. Но в Театре Ермоловой шли его пьесы «Утиная охота», «Старший сын», где я играла. В «Чулимск» я ввелась за две недели. Нащупала правильную интонацию роли своей органикой, нутром, сама что-то учуяла, Андреев сидел на репетициях довольный, сидел и молчал.
Должна сказать, что я обожаю Станислава Любшина. Володя позже ставил с ним «Дядю Ваню». В смысле школы Станислав Андреевич — актер «Современника», поэтому нам было очень легко. Мы как-то сразу нашли тон большой сцены завтрака, когда Кашкина сгорает от ревности. Иногда мы просто импровизировали, каждый раз предлагали что-то новое, что-то придумывали, если Володе нравилось, он оставлял это в спектакле. Понимаете, мы с Любшиным творили. Познакомиться с таким актером, как Слава, большое счастье. Горжусь и люблю наш «Чулимск».
Любшин — человек тихий и скромный. Он не из тех, кто задерживался после спектакля, предлагая: «Давай выпьем», этого близко не было. Ведь как случалось раньше? Кончается спектакль, бутылка уже стоит и ждет в гримерной. Почему артисты и спивались так часто. Сейчас наши молодые актеры после спектакля прыгают в машины, торопятся на съемки в сериалы. И слава Богу! А раньше водку пили, особенно на гастролях, откажешься — значит, не уважаешь.
— Яркий период Театра Ермоловой связан с именем Валерия Фокина.
— Для меня это очень своеобразный большой режиссер, который поставил в Ермоловском театре прекрасные спектакли. «Спортивные сцены 1981 года» выходили с Татьяной Дорониной. Татьяна Васильевна славилась тяжелым характером, с ней намучились гримеры и костюмеры, из которых она вынимала душу. Мне рассказывали, что с партнером Виктором Павловым у них на репетициях чуть до драки не доходило. У Виктора характер тоже будь здоров. Она ему замечание, он: «Заткнись!» Куда там! Она ему еще одно замечание.
Спектакль должен был отправиться на гастроли в Мюнхен и Варшаву. Доронина заявила:
— В Мюнхен поеду, а в Варшаву нет.
Фокин был категоричен:
— Никуда вы не поедете! В труппе есть артистка, которая прекрасно справится с вашей ролью.
Так я пришла в «Спортивные сцены...».
Там прекрасно проявила себя Таня Догилева. Так же как в «Нашем Декамероне» в постановке Романа Виктюка, где мы с ней играли. Нам было безумно интересно, Виктюк иногда давал такие задания, что мы их просто выполнить не могли. Я должна была ползти от середины сцены до кулис. Он взял меня на роль безумной матери. Надо же было все придумать. Я получала огромное удовольствие, Виктюк замечательный. Увы, сегодня гении уходят один за другим...
С Догилевой мы очень дружили, она талантливая, остроумная, живая. Я считаю, она и сейчас могла бы играть в театре. Таня — артистка с ног до головы, ей по силам очень много.
Планы у Валерия Фокина были грандиозные, он мечтал превратить Театр Ермоловой в международный театральный центр, что позже реализовал в Мейерхольдовском центре. Для этого требовалось снести старое здание и построить на его месте новое, современное, оборудованное по последнему слову техники. Конечно, актеры этому воспротивились. Развернулась невероятная борьба. В итоге Андреев ушел в Малый театр. Я пыталась его отговорить: «Володя, не уходи. Ты здесь царь и бог». В Малом Андреев не задержался, многие там не были ему рады, вернулся назад.
А Фокин ушел. Помню, спрашивал меня:
— Наташа, почему ты совершаешь харакири? Оставайся со мной, ты же играешь в моих спектаклях. А от Театра Ермоловой ничего не осталось. Чем ты там собираешься заниматься?
Я ответила:
— Там осталась моя лестница, которую тебе не удалось разрушить. Я хочу подниматься по ней, как это делала, прихрамывая, 80-летняя Урусова, хочу тоже дожить в этом театре до такого юбилея.
Действительно, я была занята в громких постановках Валерия Владимировича. На «Говори...» ломилась вся Москва. Это был другой, необычный новаторский театр. Я выходила на сцену первой, за мной косяк женщин, и все громко требовали: «Говори, говори!» Скажите нам наконец правду, мы задыхаемся от вранья — таким был главный посыл. Это был смелый спектакль, Валера решился на такой шаг.
Режиссер он требовательный, человек строгий, если что не так, мог дать по башке, уволить. Не терпел опозданий, совершенно спокойно без разговоров выгонял за пьянку. Но, с другой стороны, был справедливым. Однажды собрал худсовет: «Хочу избавиться от актеров, которые мне не нужны». Назвал несколько фамилий. Предложил: «Давайте голосовать». Мы, конечно, проголосовали против. И он всех оставил, кого-то даже стал занимать в своих постановках.
— В спектакле «Костюмер» вы играли с легендой Ермоловской сцены Всеволодом Якутом.
— Когда вывесили распределение ролей в «Костюмере», меня там снова не было. Роль жены героя Якута досталась Соне Павловой. Я расстроилась, конечно, но ничего не поделаешь. Прошло две недели, как всегда, меня ввели в спектакль.
Всеволод Семенович был моим другом. Ой, как он меня любил, и я его обожала, какой был актер! С Якутом у меня гениальная история. Я начала с того, что во всех постановках играла его дочерей. Потом любовниц, потом жен — все шло по нарастающей. Конечно, когда ты на сцене с таким артистом, столько от него получаешь. В «Костюмере» у меня три небольших, но очень весомых выхода. А все остальное время там царит Якут. Я не уходила в гримерную, стояла за кулисами, каждый раз смотрела, как они с Зиновием Гердтом играли. От них невозможно было оторвать взгляд.
Фигура Якута, его индивидуальность, его актерские качества очень много дали мне как профессионалу. Я играла и училась у него мастерству. С Гердтом было просто приятно разговаривать, у него необыкновенное чувство юмора. Но мы не были близки, в гости друг к другу не ходили, пересекались в основном в театре, он хорошо ко мне относился.
— А что вспоминается про Владимира Этуша, с которым вы играли в спектакле «Пат, или Игра королей»?
— Это тот редкий случай, когда Андреев дал мне роль сразу. Однажды Володя спросил: «Хочешь сыграть в антрепризе? Владимир Абрамович Этуш принес пьесу чешского драматурга. Он хочет в партнерши Фрейндлих, но я предлагаю тебя». Пьеса роскошная, роль у меня хоть небольшая, но обалденная. По сюжету моя героиня во время войны укрывала в подвале любовника, в то время как муж оставался наверху в их квартире. В общем, там было что играть.
Мы возили этот спектакль за рубеж — в Германию, Израиль, Америку, Прибалтику, много гастролировали по России. Постановка, где я партнерствовала с Этушем и Андреевым, неизменно шла под аплодисменты. Когда мы играли ее уже больше года, Этуш сделал мне комплимент. Он подвозил меня до дома, сам сидел за рулем, я рядом, и вдруг произнес: «Да, Наташа, я ошибался, я не знал, какая вы артистка».
Владимир Абрамович был в статусе абсолютной звезды, но никогда не позволял себе ни малейшего на это намека. Запомнила его как очень тактичного, спокойного человека. За эту роль я получила номинацию на премию «Хрустальная Турандот». Но присудили ее Инне Чуриковой за «Чайку». Окинула взглядом жюри: никто из них не смотрел наш спектакль. Я благодарна известному театральному критику Боре Поюровскому, который, посмотрев «Пат...», назвал меня одной из пяти самых сильных трагических артисток, но с несостоявшейся, к сожалению, судьбой.
— У всех бы так не состоялась.
— У меня нет и никогда не было желания прославиться любой ценой. Для этого требовалось прилагать усилия, а я никогда не тратила на это времени.
— Вы работали в нескольких проектах Михаила Козакова.
— Козаков — приятель юности. Миша был ближайшим другом Саши Фадеева. Мы проводили много времени втроем или вчетвером. Миша иногда появлялся в нашей компании с дамой, иногда с очередной женой. Он тогда играл Гамлета, к нему пришла невероятная слава. Красавцем был, конечно, совершенно невозможным. Но я этого не замечала. Миша любил выпить, иногда довольно много. Когда выпивал, начинал читать стихи, в течение пяти часов надо было сидеть и слушать его. Поскольку он читал их гениально, это можно было выдержать. К концу все уставали, просили:
— Миш, хватит.
— Нет, не хватит, сидите!
Миша невероятно талантливый, но со сложным характером. Сколько театров он сменил! В «Современнике» мы даже играли в одном спектакле, но Миша ушел из театра раньше меня.
Я женила его на Регине. Однажды он попросил: «Слушай, найди мне жену, чтобы была хорошей хозяйкой, заботилась обо мне, ухаживала, не могу я жить один». Собиралась лечь спать, как вдруг меня пронзила мысль: Быкова Регина, вот с кем надо познакомить Мишу, она готовит хорошо. Позвонила ей: «Регинка, приезжай ко мне завтра, только с чем-нибудь, чтобы удивить Козакова». Сидим ждем, я расписываю Регину Мишке. Вдруг звонок, входит Регина, держа в руках серебряное блюдо, а на нем жареная утка. И что вы думаете? Они прожили в браке 17 лет. Но в итоге она его оставила. Миша проявлял свой непростой характер, Регина от него устала. Она была прекрасной переводчицей, познакомилась с Робертом Де Ниро, который пригласил ее к себе в гости, так она оказалась в Америке. Там и осталась.
Я снималась у Козакова в телевизионном спектакле «И свет во тьме светит», играла в антрепризе «Цветок смеющийся». Миша прекрасный режиссер, мы понимали друг друга с полуслова. Он хорошо показывал, как играть, ты сразу видел, что он от тебя хочет. Но работать с ним было трудно: орал, бесился, нервничал.
Яркие впечатления остались у меня от Ефима Шифрина, игравшего в «Цветке смеющемся». Мы с Аней Каменковой и Леной Сафоновой постоянно хохотали. Фима — благородный и ошеломительно остроумный, да и играли мы нашу комедию в приподнятом настроении. Мне везло на коллег, с которыми работала, они были и актерами хорошими, и людьми прекрасными.
— Не рассматривали возможности перейти в другой театр?
— Это странная история. Однажды сидела с подругой Эллой в ресторане Дома актера. А за соседним столиком оказался Георгий Александрович Товстоногов. Он любил хорошеньких женщин, поглядывал на меня. Заиграла музыка, я вышла на танцпол, пустилась в пляс, что-то там изображала. Произвела на него впечатление, так и познакомились. В конце вечера Товстоногов с Эллой подвезли меня до дома. На следующий день раздался звонок. Поднимаю трубку — Товстоногов:
— Хотел бы с вами поговорить, хорошо бы нам увидеться.
— Вы не могли бы поговорить со мной по телефону? Я в ближайшее время очень занята.
— Хорошо, скажу прямо: хочу пригласить вас к себе в театр, у меня есть для вас роль.
— Это такая честь для меня, боже мой, я не знаю, что ответить. Я должна подумать.
— Думайте.
На следующий день он опять позвонил, предложил встретиться. Видно, я ему понравилась. Кто же берет актрису, ни разу не увидев ее на сцене? Так не бывает. Но я ему снова отказала. Объяснила: «Не могу, я замуж выхожу за французского журналиста, в Петербург его не отпустит бюро. Георгий Александрович, простите меня, ради Христа, потому что такого предложения я больше никогда в жизни не получу». По сей день никто не верит, что так оно и было. Но история реальная.
— Когда Театром Ермоловой стал руководить Олег Меньшиков, он задумывался о том, чтобы задействовать в репертуаре старшее поколение?
— Не сразу. Смена режиссера — процесс трудный. Когда был еще жив Андреев, нам работалось проще. Олег был с ним вежлив, всегда предупредителен, сделал его президентом театра. Ну а потом все изменилось. «Спортивные сцены...» мы с Меньшиковым играли довольно долго, но я тогда была помоложе. У меня с ним и сейчас прекрасные отношения, но театр стал другим. Первые годы Меньшиков вообще ничего не давал нам играть. А семь лет назад в репертуаре появился спектакль «Счастливчики», он понял, что что-то должен дать старичкам, народные сидят и ничего не играют. По сюжету пьесы пять стариков участвуют в шоу, где должны ответить на три вопроса. Отвечаешь правильно и честно — продолжаешь жить, не отвечаешь — до свидания, тебе пора на тот свет. В постановке участвовали Андреев, Быстров, Селезнева, Говорова и я. Я вообще молчала весь первый акт. Потом, во втором акте, начинала рассказывать свою историю. Актерски мы сыграли это просто суперски. Но сегодня спектакль не идет.
— Появившись в театре, Олег Евгеньевич сразу уволил Догилеву и Проскурина?
— Я считаю это ошибкой, таких артистов, как Таня, не увольняют. Чего не могу сказать о Проскурине, тяжелый был человек. Но Таня в течение двадцати лет ни разу не вышла на сцену. Она перестала играть. Зато много ездила с «Декамероном» Виктюка, зарабатывала деньги для театра. Причем они с Олегом дружили, Таня его так любила. Но Олегу нравится работать с молодежью.
В прошлом году у меня был юбилей. Я решила: не надо никаких поздравлений, фуршетов. Театр стал совершенно другим, я в нем уже мало кого знаю. Как сказал Володя Зайцев, когда мы хоронили Андреева: «Мы не Андреева хороним, мы хороним Ермоловский театр, его больше нет». Нового спектакля с моим участием тоже нет. Просто так стоять и слушать: ей столько лет, а как выглядит, худенькая какая! Зачем? Одна моя подруга сказала: «Я накуплю деликатесов, наготовлю, накрою стол, приглашу гостей, а они весь вечер будут напоминать, сколько мне лет. Зачем мне это надо? Не хочу». Я тоже не хочу.
— Знаете, с возрастом на кого-то становится невозможно смотреть, а кто-то сохраняет обаяние и красоту. Вы явно относитесь ко второму типу.
— Спасибо.
Подпишись на наш канал в Telegram