Кто не помнит полотера из фильма «Я шагаю по Москве», Дуремара из «Приключений Буратино» или Волка из картины «Про Красную Шапочку»? Владимир Басов снялся в десятках ролей, и даже самые маленькие из них до сих пор любимы зрителями всех поколений. Он дал старт актерским карьерам Леонида Харитонова, Ролана Быкова и Олега Янковского. Снятые им «Щит и меч», «Дни Турбиных», «Метель» смотрели и пересматривают по сей день. Басов не был красавцем, но его женами были звезды советского экрана Роза Макагонова, Наталья Фатеева и Валентина Титова. О режиссере и актере Владимире Басове в канун столетия со дня его рождения вспоминают актеры Лариса Лужина и Валентин Смирнитский, директор кинокомпании «Мосфильм-Мастер» Евгений Бейлин и киновед Ольга Миньковецкая.
Владимир Павлович Басов пригласил меня сниматься в фильме «Тишина», потому что посмотрел картину «На семи ветрах», где я сыграла главную роль. Они приятельствовали со Станиславом Ростоцким, думаю, тот и дал мне хорошую рекомендацию. Никаких кинопроб со мной не проводилось. У кого-то они были, а меня он просто пригласил на роль Нины, любимой девушки главного героя. Мне повезло вот еще почему. В тот момент Басов разошелся с Наташей Фатеевой и еще не встретил Валентину Титову, у него возникла пауза между женами. Если бы в личной жизни Владимира Павловича было все в порядке, эту роль непременно сыграла бы одна из них. Он всегда отдавал предпочтение своим красавицам-женам, а здесь я, что называется, попала в свободное окошко.
Роман Юрия Бондарева я читала, и роль Нины мне поначалу не очень-то нравилась. Это была та же самая Светлана из «На семи ветрах», только повзрослевшая, милая, хорошая, добрая женщина. В основном она просто присутствовала на экране, никаких особо сильных игровых сцен этой героине не прописали. Но мне было интересно поработать с таким режиссером и партнером. Возлюбленного Нины играл Виталий Коняев, с которым мы занимались в одном драмкружке в Таллине. Он раньше меня, сразу после школы, поступил в Щепкинское училище, а я позже — во ВГИК. Если мне не изменяет память, Коняев уже был принят в труппу Малого театра.
Мне было интересно через столько лет вдруг встретиться с Виталькой в работе. В «Тишине» Басову вообще удалось собрать потрясающий актерский состав. Там снимались прекрасные актеры — обаятельный Гера Мартынюк, Михаил Ульянов, Лидия Николаевна Смирнова, Владимир Емельянов, Евгений Лазарев... Удивительно проявили себя Ульянов и Смирнова, они сыграли острохарактерные отрицательные роли. Таким противным я Ульянова никогда больше не видела, так же как и Лидию Николаевну. Они сыграли здорово. Для них «Тишина» стала подарком судьбы, Басов помог артистам проявить свой необъятный диапазон.
Владимир Павлович оказался совершенно удивительным человеком, безгранично обаятельным, в него можно было влюбиться. Вот странно: некрасивый, худющий, с оттопыренными ушами, выпученными глазами, длинным носом, но, когда Басов начинал говорить, на всех изливалось море обаяния, от него исходили волны, которые обволакивали. Я слушала его как завороженная. Владимир Павлович был очень умным человеком, по-настоящему начитанным, он много знал, мог интересно что-то рассказывать, читал стихи, обладал неподражаемым чувством юмора, с ним всегда было весело.
Басов был уникальным режиссером, работавшим по собственному методу. С таким я столкнулась впервые. Он очень быстро монтировал свои картины, поскольку обладал удивительным чувством ритма. Во время съемок мы каждую сцену разыгрывали под его хлопки. Помню, снимали встречу наших с Виталием героев в ресторане. Басов скомандовал: «Итак, ребята, играем на пятнадцать хлопков». И вот мы начинаем играть сцену, а он хлопает в ладоши. Сыграли на четырнадцать хлопков, нет, не пойдет. На шестнадцать — тоже не пойдет. Пока не вписались в пятнадцать хлопков, съемка продолжалась. Поэтому он очень мало вырезал во время монтажа. Режиссеры в основном снимают много, потом много вырезают, чтобы смонтировать картину. И даже, бывает, какие-то хорошие сцены летят в корзину. У Владимира Павловича такого не бывало, он заранее точно знал, сколько та или иная сцена у него займет, наш актерский труд не пропадал.
Если у кого-то что-то не ладилось во время съемок, не помню, чтобы Басов обращался с тем человеком жестко. Он много и трудно работал с Коняевым, который играл Вохминцева. В советском кино граница между положительными и отрицательными персонажами обозначалась резко. И если уж герой был положительным, то непременно с головы до пят. Виталик внешне был очень положительным, голубоглазым курносым блондином, он очень подходил на роль светлого советского человека, тем более прошедшего войну, да еще такого правдолюбца. Если Гера Мартынюк играл эдакого разгильдяя, самовлюбленного ухаря, то Виталик по контрасту с ним изображал серьезного человека. Но он был артистом Малого театра, по-актерски воспитанным другой системой. Разница между театральным и киноактером тогда была большой. Это сегодня артисты выходят на сцену с приклеенными к щекам микрофонами, а тогда в Малом театре требовали, чтобы голос со сцены доходил до последнего ряда галерки. Во ВГИКе этому тоже учили, а сейчас это никому не нужно, половину из того, что произносят актеры, не разобрать зрителям в зале. Сценическая речь ушла, а у Виталика она была прекрасно поставлена. И именно с этим Владимир Павлович боролся, ему нужно было, чтобы Коняев говорил нормальным, нетеатральным голосом. Каждый раз он заставлял его сбавлять обороты, иной раз даже разговаривать шепотом, чтобы это звучало органично. Поначалу Виталику приходилось тяжело, он был неестественным, деревянным, скованным. Но Владимир Павлович смог это побороть, и Коняев сыграл лучшую роль в своей кинобиографии.
Наверное, у Басова прошла боль от расставания с Фатеевой, что позволяло ему шутить и кокетничать с женщинами. Мне он постоянно предлагал: «Лариска, может, мне стоит на тебе жениться? Давай!» Конечно же, это было не всерьез, Басов прекрасно знал моего мужа Алешу Чардынина. Гораздо позже услышала, что в то время у него был роман с Наташей Величко, которая играла сестру главного героя в «Тишине», а позже подпольщицу в «Щите и мече». Наташа рассказала об их взаимоотношениях в интервью. Но, честно говоря, во время съемок я этого не замечала.
Сам Владимир Павлович тоже любил сниматься в своих картинах. В «Тишине» появлялся в финале — когда герои ехали добывать нефть на Каспийское море, он играл шофера-азербайджанца. Причем когда клеил себе усы и начинал говорить с кавказским акцентом, то сразу преображался, был на удивление органичным. Сам себе придумал маленький, но запоминающийся эпизод. Я до сих пор помню, как он ведет машину и без умолку болтает.
В Баку в июле стояла страшная жара. Снимали сцену на берегу Каспийского моря, где невозможно было наступать голыми ногами на песок. Есть такое выражение: «Песок настолько горяч, что на нем можно яичницу жарить». А мы так и делали — ставили сковородку и жарили яичницу с помидорами, ничего вкуснее не ела. На берегу построили настоящую вышку, подвезли нефть, в финале мы реально купались в нефти, мазали ею друг другу лица, было такое ощущение, что действительно пробурили новую скважину.
Остальные натурные сцены снимали в Москве: на Пятницкой, у Горбатого моста на Яузе, а сцену в ресторане — в павильоне «Мосфильма». На столах стояли дефицитные продукты — черная икра, копченая колбаса, армянский коньяк. Все это роскошество на столах, где сидела массовка, обрызгали керосином, чтобы продукты не смели во время первого же дубля. И только наш столик избежал варварской участи. Правда, запах керосина преследовал на протяжении всех съемок.
Работать с Басовым было сплошным удовольствием. Сам себя он называл крепким ремесленником. У слова «ремесленник» в контексте киноискусства есть негативный смысл. Но по отношению к Басову это не работает. Он был из тех крепких ремесленников, кто прекрасно разбирался в деле, которому посвятил жизнь, любил его и работал на высоком уровне. Всегда точно знал, чего хочет. Фильмы, которые он снял в начале режиссерской карьеры, очень сильные. Послабее появились позже, может потому, что он стал больше увлекаться актерством.
Владимир Павлович снял двухсерийную «Тишину» в рекордный для того времени срок, за шесть месяцев. В советские времена так не работал никто, у другого режиссера это заняло бы как минимум полтора года. Фильм начали снимать в хрущевскую оттепель и даже успели выпустить его на экран. А позже отправили на полку лет на двадцать. Разоблачение сталинизма стало непопулярным в брежневские времена. Сегодня картину показывают разные телеканалы, но она, как правило, идет ночью, когда все уже спят. Вот такая история. Зато жива песня «На безымянной высоте», проходящая лейтмотивом через весь фильм, ее написали композитор Баснер и поэт Матусовский.
Я познакомился с Владимиром Павловичем Басовым, когда был еще молодым актером. Правда, за плечами уже имелись главные роли в мелодраме «Двое», где сыграл влюбленного в глухонемую девушку студента, и комедии «Королевская регата». Басов искал исполнителя одной из главных ролей в картину «Щит и меч» и решил попробовать меня на Генриха Шварцкопфа, друга главного героя, который в итоге приходит к пониманию того, что на самом деле представляет из себя обыкновенный фашизм.
Роль ответственная, на нее пробовались многие, поиски актера велись по всей стране. Слышал такую историю. В Саратове Басов с ассистентом сидели в ресторане и обратили внимание на красивого светловолосого молодого человека за соседним столиком.
— Вот сидит наш Генрих Шварцкопф, — сказал Владимир Павлович, — но спроси его, чем занимается, даю слово, выяснится, что не актер. А непрофессионал с таким объемом роли не справится.
— А давайте спросим.
Выяснилось, что юноша как раз таки актер, окончил Саратовское театральное училище, служит в местном драмтеатре. Так Басов нашел Олега Янковского. Генрих Шварцкопф стал его первой ролью в кино, которая в момент, когда «Щит и меч» вышел на экраны, возвела Олега в ранг суперзвезды, положив начало его блистательной карьере. Сыграл он у Басова потрясающе.
Наверное, я действительно не очень подходил для этого персонажа даже чисто по своим внешним данным. Конечно, сожалел, что роль уплыла. Но вскоре мне позвонил второй режиссер Владимира Павловича: «Приезжай на «Мосфильм», у нас есть для тебя небольшая, но очень интересная, важная по смыслу роль». Дополнительных проб Басов не проводил. Так я был сразу утвержден на роль Андрея Басалыги, курсанта разведшколы абвера по кличке Фаза. Я называю ее эпизодической, хотя она вносит в картину важную героическую, патриотическую интонацию. Мой герой попадал в плен, оказывался в лагере, из которого его забирали в разведшколу, чтобы позже забросить на советскую территорию. Фаза маскировался под отъявленного циника и подонка, которого не раскусил даже кадровый разведчик Йоганн Вайс. Но при первой же возможности бежал, пробирался за линию фронта, был окружен фашистами, попытался покончить с собой, чтобы не сдаваться...
Басов был участником Великой Отечественной войны, прошел фронт. Он знал про войну больше, чем все мы, а уж я-то точно. Когда доверил играть Фазу, сразу объяснил, чего ждет от меня, почему именно я подхожу больше других. Владимир Павлович перед началом съемок много рассказывал про ребят-ополченцев, которые, как только им исполнялось восемнадцать, шли на фронт, совершали подвиги, были настоящими патриотами, приближавшими победу. Ему нужен был такой типаж молодого светлого юноши, и он увидел его во мне, поверил, что привнесенная мною краска будет яркой и точной. Басов настолько подробно все объяснил, что ничего сложного для меня в этой работе не оставалось. Было понятно, что происходит на экране, как это сыграть.
Съемки проходили в Польше, под Краковом. Именно там нашелся старинный полуразрушенный замок, в котором действительно во время войны располагалась немецкая разведшкола, тому имелись документальные подтверждения. Эпизод казни Фазы снимали во дворе замка. Там была построена настоящая виселица, я стоял на грузовике, который отъезжал. Технически снимать такой эпизод оказалось сложно, была опасность, что повисну с петлей на шее по-настоящему. Специальной техники для подобных сцен у нас тогда не было, все делалось на ходу. Помогли каскадеры, работавшие на картине: они придумали и разработали специальные страховочные средства, чтобы и эпизод на экране смотрелся эффектно, и я не пострадал. Когда прозвучала команда к началу съемок, четко проделали все, что требовалось. Зрители признавались: смотреть, как Фаза говорит герою Ясуловича, что если тот откажется сесть за руль грузовика, взять на себя обязанность палача и погибнет, то сработает на нацистов, без комка в горле просто невозможно. Значит, Басов своего добился, а я ему, как мог, помог.
Владимир Павлович был не только большим интересным режиссером, но и обаятельным человеком. С ним вообще было очень приятно общаться, работать. Конечно же, я прочитал роман Вадима Кожевникова, по которому снят «Щит и меч». Сегодня вряд ли кто-то захочет перечитывать это произведение, а фильм до сих пор показывают телеканалы, и его рейтинг не падает. Зрители готовы пересматривать картину множество раз. Думаю, она не стареет благодаря Басову, которому удалось собрать команду замечательных актеров. Он работал над фильмом в прекрасной творческой компании. Как ярко сыграл главную роль советского разведчика Слава Любшин! Станислав Андреевич замечательный актер, всю жизнь отношусь к нему с огромным пиететом и уважением, в его биографии масса прекрасных работ, это наш золотой творческий фонд. Недавно он отпраздновал 90-летие, до сих пор служит в театре, выходит на сцену. Я желаю ему всего самого наилучшего.
А как ужасна ослепленная идеями нацизма героиня Аллы Демидовой Ангелика Бюхер! Замечательно смотрятся на экране прибалтийские актеры Альгимантас Масюлис в роли высокопоставленного чина СС Вилли Шварцкопфа, Юозас Будрайтис в роли майора Дитриха или Вацлав Дворжецкий в роли руководителя разведки Лансдорфа. Они сыграли достойных противников советского разведчика.
Кроме всего прочего, «Щит и меч» снимал талантливейший кинооператор Тимофей Лебешев. Оба — и он, и Владимир Павлович — работали профессионально, быстро, четко и слаженно. Поэтому и получилось хорошее, крепкое советское кино, наш золотой фонд. Какое счастье, что никому пока не пришло в голову раскрасить эту картину. Лебешев добился на экране потрясающей черно-белой графики.
Когда фильм вышел, у меня, как ни странно, появилось множество поклонников, хотя, честно говоря, я этого не ожидал. Как уже говорил, к этой работе я отнесся серьезно, тем не менее понимал, что мне досталась небольшая эпизодическая роль в большой военной детективной эпопее. Но на улице стали узнавать, люди подходили, говорили приятные слова. Я потом много ездил по стране от общества «Знание» или Бюро пропаганды советского киноискусства с творческими встречами, показывал фрагменты картин, в которых снимался. Так вот, больше всего меня расспрашивали про «Щит и меч», интерес зрителей к этому фильму не иссякал. Тогда вообще кино любили, в кино ходили, а уж выход такой картины становился серьезным событием. Да и сегодня «Щит и меч» звучит актуально.
В те времена, когда я познакомился с Владимиром Павловичем Басовым, все было легко и просто. Приказом по «Мосфильму» меня назначили администратором на картину «Опасный поворот», которую он снимал. Я был совсем мелким, поэтому права выбора, с кем работать, у меня еще не появилось. Попал в съемочную группу Басова случайно, но очень скоро понял, как мне повезло. Дальше, как обычно, между людьми складываются или не складываются взаимоотношения. У нас они сложились, хотя в силу достаточно большой разницы в возрасте я не могу назвать их дружбой в полном смысле слова. Просто Владимир Павлович отнесся ко мне, в те времена еще многого не знавшему и не умевшему, очень благосклонно. Помимо работы на площадке, мы много общались.
Мне довелось работать на двух картинах Басова — «Опасный поворот» и «Дни Турбиных». На первой мы достаточно сильно отставали от производственного графика, что создавало некоторую нервозность, но Владимир Павлович ее гасил, он был из тех режиссеров, кто точно знал, чего хочет добиться в кадре. Всегда на сто процентов готов к съемкам, потому что на бумаге, в его голове картина уже была снята, смонтирована, выстроена. И естественно, вся группа знала, чего хочет режиссер. На «Опасном повороте» у него уходило больше времени на репетицию с актерами. Фильм разговорный, основан на пьесе Джона Пристли, к тому же он полностью снимался в павильоне. Даже эпизод, где герои выходят из дома в небольшой палисадник, разворачивался в декорациях, хотя там к ним подъезжает машина, торчат два деревца.
Картину снимали по тем временам новаторским способом — одновременно тремя камерами. Чтобы зрители не заскучали, в ней было много внутрикадрового движения, поэтому и на репетиции уходило немало времени, чтобы точно все рассчитать. Каждый актер в этом внешне хаотичном броуновском движении тем не менее абсолютно точно должен был выходить на ту или иную точку. Именно на выстраивание мизансцен, переходы уходило больше времени, чем поначалу планировалось.
Плюс ко всему лето выдалось безумно жарким. Мало того что павильоны студии не были оснащены кондиционерами, так и осветительная аппаратура в те времена раскаляла воздух как в пустыне. Света требовалось в три раза больше, в павильоне практически становилось нечем дышать. Естественно, по такой жаре группа работала медленнее. Тяжелее всего приходилось актерам: мы могли себе позволить хотя бы маечки, а они-то там все носили красивые одежды — вечерние платья, смокинги, белоснежные рубашки. Вот почему процесс шел медленно. А чуть медленнее сегодня, чуть медленнее завтра, дальше, сами понимаете, накапливалось отставание. Сроки, естественно, никто не сдвигал, кинопроизводство тогда было жестким, в конце каждого съемочного дня группа должна была сдать полезный метраж, и если она отставала, то лишалась премии, попадала в зону критики начальства. Все-таки Советский Союз был реально продюсером, дирекция киностудии строго следила за финансами, производством, ну и за творчеством. Легкая нервозность на «Опасном повороте» присутствовала, хотя в конечном итоге все было сдано в срок.
Басов работал с оператором Ильей Миньковецким, они сняли не одну картину. Общались очень смешно. Хотя были друзьями, Илье Соломоновичу прилетало достаточно часто. Это нормальный процесс, особенно когда съемки ведутся тремя камерами, для оператора-постановщика это тоже тяжело. Все-таки оператор в те времена привык смотреть в одну камеру, а здесь требовалось снимать так, чтобы было монтажно и по движению, и по свету. Когда что-то не ладилось, Владимир Павлович тут же наезжал на Илью Соломоновича. Это опять же как в жизни: своим всегда достается больше. Басов в сердцах мог бросить ему что-то обидное, я не рискую это повторить. Надо отдать должное Миньковецкому, я не помню, чтобы он сильно обижался, чтобы на площадке они поцапались. Владимир Павлович не очень-то отличался терпением. Для него картина сложилась: все понятно, тот встал туда, этот — сюда. И вдруг оператор заявляет:
— Ой, а мне нужно артистке глазки подсветить.
По павильону неслось раздраженное:
— Где ты был раньше?! — но и тут ничего личного, обычный нормальный производственный процесс.
Однажды кто-то прибежал и предупредил: «К вам направляется директор «Мосфильма» Сизов, чтобы устроить головомойку». Басов мгновенно бросил костюмерам: «Быстро дайте мне рубашку и подштанники!» Успел переодеться ровно к приходу начальника. Сизов зашел и увидел, как Басов пытается стянуть подштанники и надеть костюм. Заметил директора и произнес: «Николай Трофимович, извините, некогда, снимаем». Концертный номер удался, Сизов убедился, что работа кипит, и не стал устраивать разнос. Миньковецкий у камеры, осветители что-то поправляют, исполнители главных ролей уже в кадре, работа идет, никто не халтурит. Николай Трофимович отбыл, Басов сел и говорит: «Ну что, ребята, поснимаемся?» Это тоже говорит о его человеческих качествах. Ему, конечно, не сдался какой-нибудь там осветитель, но он сделал все от него зависящее, чтобы начальство не лишило того премии.
Сам Басов стал актером волею случая. Добрый знакомый Георгий Николаевич Данелия уговорил его сыграть полотера в «Я шагаю по Москве». И персонаж получился настолько ярким, что предложения ролей посыпались на Басова как из рога изобилия. Настолько сильно впечатлило режиссеров его бессмертное «Правды характера нету!» или «О, сюжет!». С тех пор он и в своих картинах играл заметные роли. Владимир Павлович понимал всю сущность актерской профессии, осознавал, насколько важна актеру поддержка режиссера, поэтому никто из снимавшихся у него не испытывал «недолюбовь». С актерами он всегда был внимателен, заботлив, объяснял, что нужно сыграть. Потом мог отойти в сторонку и выругаться, но при группе, при артистах никогда себе такого не позволял. В силу того, что картина в голове у Владимира Павловича была снята, у него оставалось время побалагурить, пошутить. Он был потрясающим рассказчиком, замечательным пародистом, удивительно точно копировал Крючкова, Андреева, Алейникова, делал это просто блестяще.
При своей далекой от общепринятых стандартов красоты внешности в Басове было безумное количество мужского обаяния. Под него подпадали все, по прошествии лет у меня осталось полное ощущение, что мне было с ним легко, мы все успевали. Плюс ко всему Владимир Павлович как-то так впроброс, не специально учил меня профессии. Был случай: он сдал свой автомобиль в ремонт, а после съемок мы договорились пойти в Дом кино. Не ближний свет от студии. Стояли на автобусной остановке у «Мосфильма», когда заметили, как мимо проезжает машина съемочной группы, на которой везут домой актера. Я сказал тогда:
— Палыч, смотри, а мы тут с тобой стоим.
На что он ответил:
— Женек, если надо, я буду ползать перед ним на коленях, потому что в кадре он, а не ты.
В «Днях Турбиных» Басов представлял такой актерский расклад. Он очень хотел, чтобы Шервинского сыграл Олег Борисов. Но Олег Иванович тогда был на «Мосфильме» персоной нон грата. Он начал сниматься в картине Александра Зархи «Двадцать шесть дней из жизни Достоевского», но разошелся во мнениях с режиссером и отказался, они поссорились. Роль в итоге сыграл Анатолий Солоницын. Но замена исполнителя главной роли — это всегда остановка съемок, перекраивание графиков, денежные затраты. Начальство бросило фразу: «Борисова на «Мосфильме» быть не должно». А в роли Лариосика Владимир Павлович очень хотел снимать Михаила Кононова. Но ни того ни другого не утвердил худсовет. Владимир Павлович вынужден был подчиниться. Кто-то из ассистентов посоветовал присмотреться к совсем юному мальчику из Киева Сереже Иванову. К нему Басов относился по-отцовски снисходительно. Всем пришелся по душе Сережин естественный южный акцент, он был уместен, поскольку у Булгакова Лариосик родом из Житомира. Иванов стал любимчиком группы, с ним было приятно работать. Не будет преувеличением сказать, что именно Басов дал старт Сережиной карьере в кино. Зрители полюбили Иванова у Леонида Быкова в фильме «В бой идут одни «старики», где тот сыграл Кузнечика. Хороший актер. Жаль, что ушел рано...
А Шервинского в итоге блистательно сыграл Василий Семенович Лановой.
Тепло вспоминаю Андрея Васильевича Мягкова. Он был человеком закрытым. На «Днях Турбиных» в перерывах между дублями, пока ставили свет, Мягков отходил в сторонку, ни с кем не разговаривал, думаю, чтобы не выйти из образа. С ним у меня связана мистическая история. В мой день рождения Андрей Васильевич подарил мне фруктовую вазу — ничего особенного, стеклянная, стандартная. Много лет она стояла у меня дома. А в день, когда Мягкова не стало, ваза неожиданно треснула...
С Олегом Валериановичем Басилашвили было очень легко и просто. Если у «светиков» падала сеточка, Василия Семеновича это раздражало, он заводился, а Олег Валерианович всегда за них заступался, говорил: «Бывает, ну что поделаешь?» Люди того поколения актеров, режиссеров были штучным товаром, личностями. Басилашвили, к счастью, и есть. Огромное количество знаний, их профессионализм настолько подкупали, что ты сам рядом с ними подтягивался.
Ни у кого тогда не было райдеров. Если отправлялись в экспедицию, дирекция договаривалась с близлежащими рестораном или столовой, где нам подавали обед, но каждый платил за себя. Я не помню, чтобы кто-то из мэтров капризничал, требовал что-то сверхъестественное: вынь да положь! Да, у актеров такого ранга в гостинице номера были получше, у режиссера — люкс, что тоже было оправданно: там собиралась группа, обсуждала планы. А вот что-то вроде «Немедленно подать мне апельсины, шелушенные в сахарной пудре!» — такого не было. Все те, о ком говорим, послевоенное поколение, того, что сегодня называется понтами, в них не было в помине.
Почти во всех фильмах Басова снималась его жена и муза Валентина Титова. Кто-то из режиссеров предъявляет к своим женам-актрисам повышенные требования, доводит их до слез (есть такому примеры). Кто-то, напротив, не делает ни одного замечания. У Владимира Павловича были одинаковые требования ко всем актерам. Да и Валентина Антиповна никогда не играла роль примы, общалась со всеми по-доброму. При таком актерском созвездии, в котором блистали Андрей Мягков, Петр Щербаков, Олег Басилашвили, Василий Лановой, это было просто невозможно. Титову всегда отличала доброжелательность. Раньше актерам не доставляли обедов на площадку. В перерывах все становились в длиннющую очередь в буфет. Заметив в конце этого хвоста меня, Валентина Антиповна махала рукой: «Подойди», пропускала вперед.
До болезни Владимир Павлович — человек-праздник — не любил сидеть дома. Не думаю, что домашним с этим праздником было легко. Еще раз повторю, Басов из тех людей, от которых невозможно оторваться. Общаться с ним вне дома было одно удовольствие. Когда мы входили в ресторан Дома кино, все, кто там сидел, вскакивали и звали за свой столик: «Володя, Володя, к нам, к нам!» Владимира Павловича реально очень любили, он был замечательным. Я не могу вспомнить, какие блюда он жаловал, он был неприхотливым, не бросал вилки со словами «Что вы мне тут принесли?!» Мы получали удовольствие не от того, что стояло на столе, а от тех, кто за ним сидел. Мы могли прийти в ресторан вдвоем, а через какое-то время за нашим столом оказывалось человек десять. Чаще всего сиживали с Марленом Мартыновичем Хуциевым, Владимиром Наумовичем Наумовым, одна компания перетекала в другую, нередко вечер заканчивался общим застольем. Друзья Басова были такими же потрясающими рассказчиками, начинались шутки, киношные байки, все превращалось в праздник.
Я не берусь судить, как мэтры реально относились друг к другу, но внешне все проявляли уважение. Их фильмы могли нравиться или не нравиться, но никакой критики никогда не высказывалось вслух. Это могло прозвучать как-то впроброс: да, барахло снял. Но это тоже вещь естественная, каждый художник гениален, он лучший, и с этим ничего не поделать. Но степень таланта, мастерства, образования, культуры, воспитания не позволяла им обсуждать вслух творческие действия коллеги, а уж тем более критиковать. Настоящий художник не может любить другого настоящего художника, они все равно конкуренты, но это уже мое частное мнение. Художники старшего поколения отличались тем, что владели профессией, какие-то из их картин сегодня несомненно устарели, но никому из их создателей не отказать в профессионализме. Одного из них Господь Бог поцеловал, другого дружески похлопал по плечу, третьему кивнул. Но все были отмечены. На всю жизнь запомнил, как однажды поинтересовался у Басова:
— Владимир Павлович, а почему вы в кадре глаза таращите, не моргаете?
Он ответил:
— Чтобы возникало напряжение.
И он реально в кадре не моргал. Как ему это удавалось, не представляю. Знал он свои секреты профессии.
Оба сына Басова, Володя и Саша, пошли по отцовским стопам — стали режиссерами. Работали мы и с сыном Володи, внуком Владимира Павловича Иваном, который тоже продолжил династию. С Володей и его женой Олей остаемся в хороших приятельских отношениях. Мы не ходим друг к другу в гости, но когда где-то пересекаемся, всегда нежно и трепетно вспоминаем Владимира Павловича.
Наверное, какие-то из картин Басова были не слишком удачными, но фильмов «Битва в пути», «Тишина», «Случай на шахте восемь», «Щит и меч», «Опасный поворот», «Дни Турбиных» хватает для того, чтобы составить великий послужной список. Кино — вид деятельности, который зависит от времени, технического прогресса, картины устаревают. Но многие из них должны пересматривать студенты киношкол, чтобы учиться, как надо снимать настоящее кино.
Квартиру в доме на Мосфильмовской родители купили в 1964 году, когда мне исполнилось десять лет. Кооператив был построен для кинематографистов, в нем поселились многие режиссеры, художники, операторы (как мой отец Илья Миньковецкий), студийные работники. Моя первая встреча с Владимиром Павловичем Басовым и Валентиной Титовой была в подъезде на лестнице. Двери лифта открылись, и из него вышли Боги и стали спускаться вниз. Помнится, на ней была шуба, на нем — модная дубленка, а на глазу — повязка, белый бинт. Позже узнала, что у Басова лопнул в глазу сосуд. Кто тогда мог предполагать, что это предвестник инсульта, который через много лет унесет Владимира Павловича?
Думаю, папа познакомился с Басовым, когда снимал с Петром Тодоровским «Фокусника», Владимир Павлович играл там эстрадного сатирика. Я неоднократно бывала на съемках. Группа работала в реальном интерьере, в большой двухуровневой квартире неподалеку от метро «Маяковская» и моей школы. Помню, пришла туда после уроков и была поражена актерскими талантами... попугая, который насвистывал мелодию, соревнуясь в этом с великолепным, музыкально одаренным Тодоровским и Басовым. Я стояла в сторонке, наблюдала, как Басов снимался в сцене, где сидел за столом и что-то писал. Ему вдруг понадобился карандаш, а у меня в портфеле как раз был замечательный ценный механический карандаш «кохинор». Я была счастлива, что смогла помочь, так что в кадре Басов что-то пишет моим карандашом. В киношной суете и эмоциях я, конечно же, забыла забрать его назад, так он и остался запечатленным в кино.
Может быть, после той картины возникло творческое содружество Басова с отцом, которое быстро перешло в близкие, дружеские, даже семейные отношения. Мы жили на первом этаже в квартире 40, Владимир Павлович с Валентиной — на четвертом, в 49-й квартире. Кстати, позже мы переехали в квартиру Владимира Павловича и до сих пор там живем. Папа с Басовым общались каждый день, то он приходил к нам, то мы — к нему. С Валентиной они всегда выглядели удивительно красивой парой. Конечно, в их союзе красавицей была она, а Басов внешне совсем не походил на греческого бога. Рядом с ними всегда было смешно, тепло и весело. Владимир Павлович, изумительный рассказчик, не только говорил словами, но и показывал, доигрывал мимикой и жестами. Как-то поделился, как в Моссовете ничтоже сумняшеся пошел обедать в закрытую столовую, где у чиновников от такой его наглости перехватило дыхание, отвисли челюсти, выкатились глаза. А может, они просто узнали любимого актера, очень известного и у нас в стране, и за границей.
Его характеристики людей и событий были точными, порой безжалостными, но никогда не злобными. Он всегда говорил о людях с юмором. Когда подшучивал над папой и мамой, это никогда не звучало обидно. Он вообще не смеялся над людьми, он шутил и смеялся вместе с людьми. Конечно, это мое сугубо личное восприятие, штрихи к большому портрету замечательного человека. Помню, кто-то при мне бросил: «Басов — актер, он все играет». Нет, он всегда оставался собой, безудержно жизнелюбивым, свободным от предрассудков, настоящим другом.
Профессиональная работа Басова была совершенно неотделима от жизни его семьи. Некоторые судачили: мало того что он сценарист, режиссер, актер, так еще и во всех своих картинах снимает жену, а если б можно, задействовал там всех своих бабушек и дедушек. А для него было естественно работать с Валентиной, она его вдохновляла, да и сама сыграла в фильмах мужа без преувеличения лучшие свои роли. Помню, мы ужинали у них и как обычно разговаривали. Валя была в бледно-желтой шелковой кофточке, которая ей очень шла. А Басов сидел рядом, обнимал ее за плечи, в этом было столько близости, нежности! Так можно было обнимать человека, с которым прошел огонь, воду и медные трубы. Конечно же, он зарабатывал приличные деньги, но тратил их на семью и друзей, оставаясь человеком малых потребностей и малого комфорта лично для себя. Валиных родителей Марию Ивановну и Антипа Евстафьевича он привез в Москву, купил им квартиру в нашем доме в другом подъезде, заботился о них, снабжал продуктами, деньгами. Мария Ивановна очень хорошо относилась к зятю, была ему благодарна.
Владимир Павлович писал шуточные стихи. Помню, как на день рождения моего брата Кирилла Басов пришел, извлек из кармана листочек бумаги и прочитал специально сочиненное имениннику стихотворение, оно начиналось так: «По всей стране несется клич: стал старше на год наш Ильич». Папу же нашего звали Ильей. И еще там были строки «теперь четырнадцать в нем сил». На моей свадьбе Басов тоже читал написанные для нас стихи, но, к сожалению, я их не помню. Он был внимателен к людям, меня поражало, как точно и четко он все знал о том или ином человеке.
Когда я надумала поступать во ВГИК на киноведческий, Басов шутил: «Зачем тебе это? Будешь бегать в перекрученных чулках и брать интервью?» Но я прошла творческий конкурс и сдала экзамены. Мне не хватило полбалла для поступления. Басов услышал, тут же включился: «Я позвоню ректору и скажу: «Слушай, возьми ты эту Миньковецкую, а то ее отец волнуется, прямо плачет, снимает мне все не в фокусе». Правда, не знаю, исполнил ли Владимир Павлович свою угрозу. Институт я окончила, получила диплом киноведа.
Басов с отцом сняли вместе пять фильмов. Многие режиссеры хотели работать с папой, он был востребован как оператор. Когда ему предлагали новый проект, всегда просил сначала прислать сценарий. И если его там что-то цепляло, если верил в режиссера, который сможет донести до зрителей то, главное, соглашался. С Басовым они снимали фильмы по прекрасным произведениям литературы, я не помню, чтобы папа говорил: «Что-то Басов здесь недотянул». Хотя папе приходилось с ним трудно, он любил подольше подумать, как лучше выстроить кадр, попробовать, поэкспериментировать. А Басов его постоянно подгонял: «Илья, давай быстрее, нам тысячу метров в день надо снять. Ты особенно художеством не занимайся, главное, чтобы все было резко и чтобы у меня не оказалось купальной шапочки на голове». У Владимира Павловича были жидкие прямые волосы, если они прилипали к голове, смотрелись как купальная шапочка. Басов всегда очень рассчитывал на папу, тот был ему верен.
Еще одна маленькая деталь: Басов с отцом на всех фильмах часто работали допоздна. Я вообще не понимаю, как Владимир Павлович дожил даже до шестидесяти четырех лет. Он литрами глотал кофе и наедался в двенадцать ночи. Дома их всегда ждала огромная кастрюля супа. Папа говорил: «Какой же вкусный суп у Басова, просто прекрасный, потому что ингредиенты хорошие». Кстати, Владимир Павлович и сам готовил. Он не гнушался никакой работы — и горшки выносил, и мусор, и детям попы вытирал. Просто удивительно, как он все успевал. Не помню, чтобы на что-то жаловался.
Папа не оставил Басова, когда у того случился тяжелый инсульт. С Валентиной они уже расстались. Владимир Павлович жил с Сашей в новой шикарной, но уже никому не нужной квартире у Центрального телеграфа. Однажды Сашка умчался в институт, не повидавшись утром с отцом. Басова, который был очень пунктуален, хватились, когда он не приехал на съемку. Он много часов пролежал без помощи, поэтому не восстановился после инсульта полностью. Детей Сашу и Лизу он очень любил. Я как-то раз у них ночевала, помогала по хозяйству. Сашу надо было будить и отправлять на занятия. Басов попросил: «Возьми кастрюлю, поставь в нее три будильника, иначе он не проснется». Поставила, Саша все равно проспал.
Когда в Москву приехал знаменитый врач-целитель из Вьетнама, папа сразу же отвез к нему Басова. После нескольких приемов тот сказал: «Чтобы восстановиться, вашему другу нужно много работать самому, а главное самому хотеть себя вылечить». Но Басов, такой жизнелюбивый и работящий, потерял эту движущую силу. Владимир Павлович снял еще один фильм «Семь криков в океане», Миньковецкий снова был рядом с ним, в строю, так сказать. Но что-то сломалось внутри, Басов так и не воспрял духом, а именно это было необходимо. Всю свою жизнь он любил, любил всех, и я уверена, что тоже был любим, очень любим многими.
Подпишись на наш канал в Telegram