Я работаю с детьми, очень за них переживаю и всегда пытаюсь включаться в их историю. Но как-то муж мне сказал: «Тебе хочется изменить судьбу ребенка. Но не пытайся взять на себя функцию Господа Бога, делай то, что можешь, а там, где необходимо, отпусти...» И эти его слова помогают мне правильно расставить приоритеты.
— Дарья, как-то вы сказали, что люди — это как вода разных типов: кто-то океан, кто-то озеро. Себя вы сравнили с рекой. За это время, что мы не общались, как вы изменились?
— Постоянное изменение — это же в целом главное свойство реки, если продолжить эту метафору. Река как время, она каждый миг другая. Ее свойство — разливаться и мелеть в зависимости от ландшафта...
— Или в зависимости от обстоятельств высыхать.
— Высыхать в том числе. Когда в «Белой студии» был Дипак Чопра, очень известный индуистский духовный учитель, он рассказывал, что для того, чтобы быть счастливым, надо обладать способностью принимать и сохранять баланс в изменяющихся обстоятельствах. Причем это касается и глобальных изменений, и трагедий, в том числе смерти близких. Насколько человек в состоянии принимать и проживать любую ситуацию, настолько он и будет счастливым. В «Белой студии» об этом говорили и другие философы, и духовные учители, или просто прожившие длинную жизнь люди, накопившие опыт проживания самых разных событий. Невозможно игнорировать то, что врывается в твою жизнь. Ты можешь закрыть глаза, повернуться спиной или спрятать голову в песок, но обстоятельства все равно существуют. Глупо отрицать реальность, необходимо говорить себе правду и каждый день доводить, корректировать свою систему координат — здесь вот так, здесь так...
— Нужно понимать, чего не хватает, и докручивать до счастья?
— До счастья или, скорее, до баланса. В какие-то моменты мечтаешь даже не о счастье, а хотя бы о равновесии. Многие пытаются найти это душевное равновесие в некой твердой почве, но иногда это невозможно, когда идут тектонические сдвиги. И если ты обманываешь себя: «Нет, почва твердая», — она все равно не перестанет двигаться. Поэтому ты должен двигаться вместе с ней, стараться сохранять себя, изменяясь и переосмысляя, корректируя в том числе свое видение каких-то вещей.
В последнее время я стараюсь максимально уходить от осуждения по отношению к другим, избегать даже простых слов: «Ну как так можно говорить? Ну как так можно думать? Неужели они не понимают?!» Сейчас я стараюсь с максимальным пониманием относиться к другому мнению. Нет, я даже не стараюсь, это происходит естественным образом. Сохранять человечность — это, мне кажется, самая главная сегодня задача.
— Есть мнение, что главная из всех целей — это быть счастливой.
— Это слова Чопры в том числе. И, кстати, по-моему, Руссо сказал что-то подобное: «Я засчитываю только счастливые часы. В конечном счете срок нашей жизни определен только количеством счастливых часов, которые мы прожили». Я с течением жизни становлюсь счастливее, чем была. Есть люди, которые с ностальгией вспоминают себя в детстве: вот тогда, когда я бежала босыми ножками по пляжу и меня звали мама и бабушка с пирожками, это и было счастье. У меня было счастливое детство и прекрасная семья, но каждый следующий момент для меня прекраснее предыдущего...
— Вы как будто приобрели и развиваете навык быть счастливой?
— Да, именно. Иногда о ком-то говорят: «Это умный человек», — а ты разговариваешь с ним и думаешь: «Ну да, он много знает. Но что в нем умного-то?» Для меня главное свойство ума — это то, что ты, продвигаясь с каждым шагом своей жизни, приходишь к большей гармонии, к большей ясности, к большему свету и к большему счастью в конце концов. Если ты движешься по этой дороге — это для меня ум. Если же ты суперинтеллектуал, посмотрел всего Фассбиндера, прочитал всего Гегеля, но при этом стал с возрастом нетерпимее, несчастливее, вспоминаешь прошлое как лучшие годы тебя, страны, мира, это значит, не на том ты пути. Но это мое ощущение. Так что если мысль Чопры: «Главная цель из всех — это счастье», то моя мысль: «Единственное мерило успеха — это счастье». Кстати, счастье — это не всегда радость. Иногда можно грустить, но быть счастливым. Счастье — это вера, что все имеет смысл, и тебе в этом замысле тоже отведено особое место.
— Вы говорили, что были тревожным, чувствительным и переживательным ребенком. Вы попрощались с тревогой?
— Нет. Невозможно попрощаться с частью себя. Все равно те вещи, которые для тебя важны, которые тебя определяют, останутся с тобой. Часто наши «недостатки» — обратная сторона тех качеств, которые делают тебя в чем-то успешным. То, что я, разговаривая с человеком, могу подключиться к его переживанию — это ровно потому, что у меня самой очень широкая палитра переживаний. Я могу понять, о чем говорит человек в «Белой студии». И это один из важных моментов: люди чувствуют, что их слышат, и начинают говорить откровенно.
— Это правда, что в детстве вы смотрели итальянский сериал про мафию «Спрут», любили Микеле Плачидо, у вас висел плакат с его изображением, с которым вы разговаривали и даже жаловались на жизнь?
— Да, один раз жаловалась ему. Мне нравился Микеле Плачидо. Я прямо сказала изображению на плакате: «Ну, ты видишь?! Ну как же так?» Это было что-то незначительное, ерунда, детские печали: написала работу на четверку, а не на пятерку, не отпустили с друзьями... Тогда эти неприятности казались глобальными. Сейчас я рассказываю сыну Леве, что любой из нас вспоминает с улыбкой все сложности, случившиеся в школе, которые даны нам как бесценный тренинг, шанс научиться жизни среди других людей. А к Микеле Плачидо я обратилась потому, что он тогда для меня был сверхчеловеком и героем.
— А сейчас вы к кому можете так обратиться, пожаловаться?
— К близким. К Богу. Я человек верующий, но не люблю об этом разговаривать, потому что, когда затрагиваешь эту тему, она иногда превращается в какую-то имитацию. Ты как будто предаешь что-то глубокое внутри себя. Но если есть ситуация, с которой трудно справиться, какая-то несправедливость или тревога из-за глобальных вещей, для меня Бог — ответ, поддержка и помощь.
— В одном из интервью вы сказали, что когда позволили себе быть слабой, стали по-настоящему сильной, а когда перестали себя улучшать и менять, нашли себя настоящую.
— Вы знаете, это все процесс. Для меня единственный показатель успеха и вектор, по которому надо следовать, — это гармония, к которой ты приходишь. Не дзен, когда не замечаешь, что падает метеорит, а когда ты все видишь, понимаешь, чувствуешь, продолжаешь переживать и страдать, если того заслуживают обстоятельства, отдаешь отчет в происходящем и движешься дальше. У меня в «Белой студии» был Эрик Булатов, у которого есть картины «Живу — вижу». И он сказал, что это его девиз. «Я просто живу, я вижу, я обещаю не отворачиваться, но продолжаю идти вперед» — мне его слова близки. Вот это тот самый баланс. Потому что человек часто бросается в крайности: или пытается ничего не замечать, или разрушается под плитой человеческих страданий. А видеть, страдать и двигаться дальше — это тот баланс, который и приносит гармонию.
— Когда в вас происходили самые сильные изменения?
— Сильные изменения связаны с какими-то экзистенциальными обстоятельствами, в которых ты, или твои близкие, или знакомые оказываются. На меня влияют переживания за тех, кто столкнулся с настоящей бедой и трагедией. Я полтора года близко общалась с подругой, которая совсем молодой получила смертельный диагноз. Мы разговаривали с момента, когда она о нем узнала... Меня очень изменило общение с ней. Мы вместе прошли весь этот путь: от отрицания, веры и надежды на выздоровление до финала. И каждый раз, проходя через какие-то операции и терапию, говорили: «Мы победили, мы сможем». Мы верили, что чудо произойдет, и потом постепенно отпускали эту веру...
— Как осознать и принять, что ты не можешь помочь? Я не только вашу подругу имею в виду, бывают ведь разные истории, когда кажется, что ты всемогущий, но чуда не происходит.
— Мне это очень свойственно. Я работаю с детьми, очень за них переживаю и всегда пытаюсь включаться в их историю. Но как-то муж мне сказал: «Тебе хочется изменить судьбу ребенка. Но не пытайся взять на себя функцию Господа Бога, делай то, что можешь, а там, где необходимо, отпусти...» И эти его слова помогают мне правильно расставить приоритеты. Ты не можешь излечить человека, если у него неизлечимая болезнь, но можешь с ним оставаться до конца и пытаться ему дать то, что ему в какой-то момент от тебя надо: выслушать, поговорить, дать надежду, когда она нужна... Ты не можешь помочь ребенку победить на каком-то престижном конкурсе, но иногда можешь сделать так, чтобы его там хотя бы посмотрели.
У наших детей на «Синей птице» разные судьбы. Есть те, кто побеждает на серьезных конкурсах или просто участвует в них, что тоже почетно. Недавно наш Елисей Мысин победил в Кливленде на Международном конкурсе юных пианистов и получил первую премию, приз публики и Премию имени Моцарта. Сегодня получить первый приз на конкурсе в Америке — это огромное достижение. А есть дети, которые просят: «Можно ли нам помочь попасть на конкурс?» И внутри у меня всегда желание подтолкнуть, дать шанс, но именно дать шанс, а не пройти за него его путь. Победить они должны сами. Ты не можешь все время в ручном режиме управлять чужой жизнью и судьбой, ты же не Бог.
— Однако часто именно люди меняют судьбы других людей. Кто менял вашу судьбу?
— Так и есть. Мне очень везло на людей всю мою жизнь. И тех, кто помогал или влиял на меня, очень много. Некорректно кого-то оставить за кадром, поэтому я назову одного человека — это мой муж. Его появление в моей жизни запустило многие процессы и важные внутренние изменения.
— Как вы встретились?
— Странно описывать взгляды, слова и ощущения. О любви трудно говорить — так же, как о вере. Что бы ты сейчас ни произнес: «мой человек», «моя половинка» — все не туда. Тютчев точно написал: «Мысль изреченная есть ложь».
— Встреча с близким человеком — это судьба?
— Сам момент встречи — это Божий промысел. А вот не пропустить — в этом есть и твоя воля. Сохранить же, развить, сделать так, чтобы это продолжалось, — целиком в твоей власти, мне так кажется... Есть выражение, что любовь — это улица с двусторонним движением. А я считаю, что любовь — это улица с односторонним движением. То есть ты должен любить безусловно со своей стороны. Не надо считать, сколько раз кто кому что-то сделал...
Очень часто женщина, следуя каким-то советам или стереотипам, старается выглядеть неприступной, гордой, загадочной. Отвечает на предложение встретиться «я занята, не могу», хотя только и ждет звонка. Мне кажется, не в этом тайна. Это бессмысленно имитировать. Делать вид, что цветы тебе принес другой поклонник... Тайна возникает, когда внутри есть ядро личности. Оно считывается другими людьми, мужчинами в том числе. Твое ядро — это глубина вопросов, которые тебя волнуют, и переживания, которые у тебя внутри. Это и есть твоя загадка. Искусственно ее придумать не получится. А если внутри тебя большой мир, то ты не потеряешь себя. Поэтому, если ты встретил любовь, люби в одностороннем режиме. Если тебе сказали: «Готова ли ты через 15 минут пойти на свидание?» — ты можешь с легким сердцем ответить: «Да, конечно, я только этого и жду, как хорошо, что ты позвонил» — и при этом ничуть себя не обесценить. Я просто это точно знаю! Но только при условии, что это действительно любовь, а не твоя попытка получить что-то. Иногда ведь бывает, что отношения мужчины и женщины — это поле битвы, где нужна стратегия и тактика: если он сказал это, то я отвечаю то, если он сделал так, значит я должна поступить эдак. Все ходы записаны и просчитаны.
— Вы когда-нибудь так жили?
— Нет. В этом нет ни любви, ни уважения к себе. Начиная играть в эти игры, ты себя обкрадываешь.
— Что, по вашему мнению, важно, а что неважно в жизни?
— Важно ценить сегодня то истинное, что есть, завтра оно исчезнет. Абсолютно все вокруг нас хрупкое и уходящее, невозможно это удержать. Я имею в виду самые разные вещи: и цветение черемухи или сирени, которое длится очень коротко, и общение со своими родителями или с нашими великими, которые так внезапно уходят... Совсем недавно не стало Инны Михайловны Чуриковой...
— Она написала предисловие к одной из ваших книг.
— Да, она очень тепло ко мне относилась, и это было для меня подарком. Чудо, что великие еще живут среди нас. Александра Николаевна Пахмутова, дай ей Бог здоровья, меня поддерживает всегда. Недавно она приехала в Плес, чтобы поучаствовать в большом Концерте над Волгой. А туда ведь очень сложно добираться, со всякими пересадками. Я понимаю, что хорошее отношение ко мне таких людей — это фантастический подарок. Я ценю общение со Станиславом Андреевичем Любшиным. Он потрясающий, живой клад. Ты с ними говоришь 15 минут и ощущаешь, что стал как обогащенный уран, напитался какой-то положительно заряженной радиоактивностью. Вот ты поговорил с таким человеком, и через какое-то время незаметно для тебя изменился твой химический состав.
Чехов говорил: «Мы боимся сделать гадость, потому что еще жив Толстой». Счастье, что среди нас еще есть такие люди, на которых оглядываешься и думаешь: «Нет, пожалуй, этого не надо делать». Даже по отношению к «Синей птице» это происходит. У нас ведь много раз возникали идеи ее изменить. Потому что за время ее существования появилось большое количество разнообразных детских программ, в которых дети стояли на ушах и гоготали, и хохотали, и еще что-то в том же духе. И это работает, и ты думаешь: «Ну, может, нужно что-то такое привнести...» А потом соизмеряешь это с великими людьми, которые у нас были: с Валентином Гафтом, Леонидом Куравлевым, Владимиром Меньшовым, Евгением Евтушенко, с которым у нас было вообще последнее его интервью, — и думаешь, допустим, так: «Инне Михайловне Чуриковой это бы не понравилось». Честно говорю, были такие соблазны, ты хочешь соответствовать времени. Но от глупого эксперимента меня уберегли наши великие.
— Дарья, в этом году у проекта «Синяя птица» десятый сезон, но, как я понимаю, никаких изменений в программе не будет, несмотря на юбилей?
— Есть вещи в жизни, которые хорошо бы оставались неизменными. Я сразу поняла, что «Синяя птица» должна быть про какие-то очень настоящие вещи: талант, труд, уважение к старшим и учителям, любовь к родителям и своему дому. И что нашими героями должны становиться дети, за которыми не только обаяние, но истинный талант и ежедневный труд. Талант и труд — это формула «Синей птицы». К нам не может попасть просто забавный ребенок, который всех развлечет. Только тот, кто уже по-взрослому работает и готовится посвятить себя избранному делу. Время показало, многие из участников «Птицы» становятся серьезными музыкантами. В этом году Ваня Бессонов на главном концерте празднования 150-летия Рахманинова исполнил его Второй концерт — вместо, к сожалению, заболевшего Дениса Мацуева, который и порекомендовал эту замену, поскольку всегда поддерживает ребят «Синей птицы».
Ваня блистательно справился. Я находилась в зале и была невероятно горда, что он выпускник «Птицы» и по нашей инициативе его отправили на классическое «Евровидение», где он стал первым победителем из России. И подобных историй у нас много. Я вижу наших детей, когда прихожу на главные концерты, вижу их имена на афишах большого кино. Наша Вита Корниенко — это, наверное, самая востребованная киноактриса своего возраста. Причем она блестяще работает и в популярном, и в авторском кино у больших режиссеров. Мы не делаем скидку на возраст, не умиляемся: ох, малышу пять лет, а он играет. Нет. Важно, как он играет. Это было принципиально и для меня, и для членов жюри «Синей птицы».
Жюри — отдельная моя гордость. У нас в последние годы сформировался золотой состав и, я надеюсь, он сохранится и в этом году. Это Коля Цискаридзе, который с самого первого сезона у нас в жюри. Это Денис Мацуев, который очень помогает ребятам, ведет их. Это наши народные артисты, выдающиеся актеры. Любимец зрителей Сергей Безруков. Настоящий уже даже не только актер, а театральный деятель Евгений Миронов. Женя обладает удивительным творческим чутьем и вкусом. И еще великая актриса и моя любовь — Марина Мстиславовна Неёлова. Я читала дневники Тарковского, и он очень жестко обо всех пишет, даже о тех людях, которых мы привыкли считать непререкаемыми авторитетами, а вот про Марину Мстиславовну написал, что видел какой-то фильм с Неёловой — это первоклассная актриса. Я с ним солидарна. Она еще к тому же человек остроумный, легкий, готовый на любой эксперимент и не несущий себя как хрустальную вазу.
— У ваших передач — и у «Синей птицы», и у «Белой студии» — в первую очередь просветительская миссия. Они отвечают на вопросы о том, как найти свой путь в жизни.
— Слова о миссии звучат слишком высокопарно, поэтому не соглашусь. Моя работа — это всего лишь поиск и попытка познания этого мира мною. А зрители не паства, а спутники и товарищи в этом поиске. Так что я не могу рассуждать о какой-то высокой миссии. Я сама нахожусь в поиске, и люди, которые присоединяются ко мне, вместе со мной могут в этом поиске пройти какой-то отрезок. Это как Форрест Гамп, который бежит потому, что он бежит. Он не бежит для того, чтобы стать лидером общественного мнения и чтобы за ним еще кто-то побежал, он бежит, потому что не может по-другому, потому что ушла Дженни, потому что умерла мама.
«Белая студия» получила премию ТЭФИ за просветительскую деятельность, и мне это очень дорого. У меня даже медаль есть — «Цивилизация» имени Льва Николаева, тоже за просветительство. Но я считаю, что именно Лев Николаев или Николай Дроздов, которые рассказывают другим людям о том, что им самим уже удалось познать, — настоящие титаны просвещения. А я в своей студии просто говорю с людьми, которые мне интересны, стараясь понять, как устроен мир.
— Кого вы считаете эталонным интервьюером?
— Я не знаю такого понятия, самое важное, чтобы получился разговор. Знаете, есть химическая реакция присоединения, она идет, когда в молекуле есть открытый электрон. А есть молекулы закрытые, у которых на каждом электроне уже сидит протон, они полностью самодостаточны, и к ним невозможно присоединиться. Среди интервьюеров есть такие. А мне интересно, когда есть эти открытые электроны и когда вы пришли ко мне не с каким-то шаблоном, чтобы под него все подогнать, а у вас есть свои собственные вопросы, и вы их задаете потому, что вам тоже хочется в чем-то разобраться и понять. Мне нравится, когда люди так ведут разговор.
— Какие вопросы сегодня вы сами себе задаете? Что вас волнует?
— Как все устроено и взаимосвязано в мире. Я абсолютно уверена, я чувствую, что между всем есть связь. Не хочу звучать, как сумасшедший астролог из какого-нибудь ток-шоу, просто я действительно убеждена, что есть какая-то связь между людьми, глобальная сеть, к которой мы все каким-то образом подсоединяемся. Иногда ты прямо понимаешь эти совпадения, в которых, как говорил Эйнштейн, Бог сохраняет анонимность. Мы его не видим, потому что он не проявляется, но если быть внимательным, начинаешь подмечать необыкновенные моменты и понимать, что все устроено как-то совершенно недоступно нам, но при этом очень ясно. Мне интересно все, что с этим связано.
Есть писатели, которые на эту тему задумывались, режиссеры, которые на эту тему размышляли, те же Толстой и Тарковский. Из современных режиссеров это Мартин Макдонах. Кристоферу Нолану это близко. Если говорить о наших режиссерах, то из новых фильмов в прокате на меня произвели впечатление «Снегирь» Бори Хлебникова и «Праведник» Сергея Урсуляка. Мне близко кино о внутренней жизни человека. Поскольку все главное происходит внутри, внешние обстоятельства только проявитель или катализатор. Поэтому социальное кино — это немного не мое. Мне кажется, в метафоре всегда больше правды, чем в попытке имитировать реальность. Все равно что Тарковский начнет снимать про Брежнева или Сталина в фильме «Зеркало». В новелле, где героиня Тереховой бежит исправлять ошибку в корректуре, больше сказано о сталинском времени, чем во многих фильмах, где показаны казни и пытки.
— Интересно, что о связи всего со всем и глобальной сети, к которой мы все присоединены, думают ученые. В частности, что думал ваш отец Эрик Михайлович Галимов, которого знают во всем мире?
— Папа занимался фундаментальной наукой, и у него всегда концепции были подкреплены доказательствами. Химия, с которой он начинал, — наука, где за всем стоят цифры и знаки. Папа не был человеком слов. Но уже во второй части жизни, ближе к окончанию, для него стали важны более глобальные вещи и поиски ответа на то, как все устроено. В его книге «Феномен жизни», над которой он работал, описан этот уникальный момент, чудо появления жизни. Потому что жизнь — это чудо. Все называют это по-разному, но это вызывает удивление у любого человека: и у верующего, и у материалиста. Это те вопросы, которые занимали всех великих физиков, химиков, людей, которые занимались чисто математическими расчетами. В финале жизни они всегда приходили к вопросу о том, как же все-таки устроена эта всеобщая связь всего со всем. И мой папа тоже этими вопросами очень интересовался. Его «Феномен жизни» — это попытка с точки зрения понятных ему и известных физических и химических законов изложить свою концепцию.
Например, одна из его идей заключается в том, что эволюция не движется по пути задуманного, она движется по пути возможного и происходит не потому, что организм путем каких-то усовершенствований создает что-то, а просто какое-то возникающее отклонение ведет за собой жизнь в определенную сторону. И это очень интересно изложенная теория, которую можно ретранслировать на любую сферу. Знаете, у Сенеки есть фраза, которая мне очень нравилась в юности: кораблю, который не знает, куда плывет, никакой ветер не будет попутным. Смысл в том, что ты должен знать, куда плыть, для того, чтобы какой-то ветер был тебе попутным.
— С другой стороны, если ты не знаешь, куда плывешь, любой ветер тебе попутный.
— Вот именно. Идею папы я стала понимать с возрастом. В моей юности многие увлекались советами, которые перепечатывали из популярных в Америке так называемых self help books, по целеполаганию. Это и сейчас можно встретить. Визуализируй свою цель, иди к ней. Эта очень популярная концепция часто мешает быть внимательным к тому, куда действительно тебя несет поток или попутный ветер, потому что ты придумал для себя какое-то направление. И кажется, что чем настойчивее ты будешь двигаться, тем скорее ты придешь к своей цели, но это не всегда так. Возможно, нужно просто задуматься: а куда дует ветер? В «Белой студии» Павел Семенович Лунгин говорил: «Твое — это то, что тебе легко дается».
— Так рассуждают многие, в том числе и популярный психолог Лабковский. А как считаете вы?
— Возвращаясь к началу нашего разговора: человеку всегда хочется занять твердую позицию и сказать — это черное или белое, круглое или квадратное. Но самое сложное в жизни — понять, что ответы никогда не лежат в области одной или другой крайней точки. Это всегда баланс, твоя собственная уникальная формула. Как только ты начинаешь прислушиваться к себе, понимаешь, какие препятствия указывают тебе, что не надо идти по этой дороге, а какие, напротив, являются испытанием, которое надо преодолеть для того, чтобы продолжать движение. Это сложно, но, в отличие от советов многих популярных психологов, действительно работает. Правда, чтобы это стало работать, ты должен подключиться к миру, к другим людям, к природе. В этом соединении ты начинаешь получать ответы. Человек не остров, он часть чего-то большего, и на него воздействует очень многое. Внимание даже в простых вещах — то, что помогает найти себя. Мне вообще кажется, что это невероятно мощный инструмент изучения жизни.
— А вы легко можете эти маячки распознавать и действительно отделять одни препятствия от других?
— Я стараюсь. Вы знаете, есть молитва, которую много кому приписывают: «Дай мне спокойствие принять то, что я не могу изменить, дай мне смелость изменить то, что я могу изменить, и дай мне мудрость отделить одно от другого». Гениальные слова. Я всегда говорю, что культура, книги, фильмы — это не самоцель и панацея, а друзья, которые помогают тебе научиться распознавать эти маячки. Ведь большие писатели и режиссеры, как правило, задаются этими вопросами, и ты можешь с ними в этом смысле срезонировать и подключиться к ним и начать получать ответы. У меня все время это происходит. Не в прямом смысле слова — вот герой ушел из семьи, и мне тоже надо так поступить, или он послал босса, и я тоже так сделаю. Это очень примитивные связи с сюжетом, они так не работают. По-настоящему культовыми вещами становятся те, где есть очень много слоев, причем даже гораздо больше, чем сам автор закладывал. Там можно найти ответы на любой твой вопрос. Это есть и у Пушкина в «Евгении Онегине», и у Толстого в «Анне Карениной» и «Войне и мире».
— Научную литературу тоже можно изучать с огромным интересом. Иногда там изложено все не менее захватывающе, чем в великих романах.
— Да. Папа с детства очень увлекательно мне рассказывал, как что устроено. Во-первых, это всегда метафорически можно соединить со своим миром и с какими-то своими вопросами и проблемами. Во-вторых, это невероятно интересно. Наука — это правда огромная красота. Помню, он рассказывал мне, как летает самолет, для этого ему пришлось объяснить много каких-то законов и физических принципов. И когда в конце концов я все поняла, у меня возникло абсолютно катарсическое чувство!
— Я читала разные интервью вашего отца, и в них он рассказывал и про гелий-3, самое энергоемкое и экологически чистое топливо, которое можно добывать на Луне; и о том, что на Луне можно построить космодром для исследования дальнего космоса; и что на обратной стороне Луны можно разместить площадки с аппаратами для защиты Земли от астероидов. А еще он открыл и запатентовал новый способ получения алмазов из пузырьков пара (кавитация). Конечно, я о чем-то не знаю или забыла, но вы были рядом с человеком, который все это изобрел. Объясните, что происходит с ученым в тот момент, когда он совершает открытие? Возможно, он этим с вами делился или вы были свидетелем?
— Это называется «эврика», о которой говорил Архимед, когда человек в одну минуту, в секунду, в мгновение понимает все, как будто он в темной комнате что-то ищет, и вдруг — раз! — и кто-то ему включает свет, и он видит, как там мебель стоит.
— Как ваш отец работал? И насколько при своей занятости он включался в вашу жизнь?
— У папы было две стороны. С одной, он действительно был классическим ученым, который очень много размышлял. Он очень любил гулять пешком, и это у меня тоже от него, ходьба для меня — средство от всех проблем. Ты долго идешь в достаточно быстром темпе, и это удивительным образом упорядочивает сознание, я этим всегда пользуюсь. Это был папин способ думать. Сколько я помню, он ходил часами, руки заложены назад, и размышлял.
А когда он сидел у себя в кабинете, мы с сестрой не должны были туда заходить, поэтому под дверь подсовывали записочки: «Папа, выходи, мы хотим играть».
И была другая сторона — папа очень живой, с невероятным чувством юмора. Он хохотал, как никто. С внуками он был на одной волне, когда им было пять, шесть, семь лет. И обожал играть! Все мое детство мы играли в разные игры. Папа очень любил настольные игры, и все, что только появлялось, обязательно было у нас. Папа часто ездил за границу и привозил оттуда не вещи, чтобы продать или надеть на себя, а игры. Я в детстве играла в скрэбл с папой, это была наша любимая игра. Папа вообще очень любил жизнь.
— А у вас нет идеи написать об отце? Вы говорили, жалеете, что не успели пригласить его в «Белую студию». Но, мне кажется, этот диалог, даже когда человека нет, может состояться. В его книгах, в интервью, в видеозаписях есть ответы на многие вопросы. Мне кажется, такая полувиртуальная история могла бы состояться.
— У меня была ровно такая же мысль. Когда папы не стало, я думала на эту тему, хотела записать вещи, которым он учил. Но быстро поняла, что, когда я специально пытаюсь сформулировать что-то, папа ускользает, получаются неживые мемориальные записки. Как говорил Пастернак: «Не надо заводить архива, над рукописями трястись». Все большое и важное оседает в нас, мы сами являемся этим архивом, я сама и есть книга, посвященная папе. Все, что я делаю, как живу, как размышляю, какой выбор совершаю — в этом во всем папы гораздо больше, чем в попытках запечатлеть его на бумаге.
— Вы говорили, что он преподал вам много жизненных уроков. Можете чем-то поделиться?
— Он рассказывал какие-то свои личные истории по случаю. Например, папа в молодости серьезно занимался спортивным альпинизмом, ходил в тройках, в двойках. Там твоя жизнь зависит от человека, с которым ты находишься в связке. Как-то в их группу альпинистов пришел новый парень, о таких говорят: пижон. Самовлюбленный, болтливый, все только вокруг него должно крутиться — и так далее. Папе он не понравился с первого взгляда. На следующий день они пошли в двойках, в связках. Папа был с другим человеком, а Володя, так того парня, по-моему, звали, с кем-то еще. И в момент, когда сорвался его партнер, Володя не отцепился от него. А выбор был: если отцепишься, гарантированно сохранишь свою жизнь, но при этом гарантированно погибнет второй человек. Если попробуешь его спасти, есть шанс, что он утащит тебя за собой в пропасть. Ты никогда не знаешь, какое решение примет твой партнер, потому что речь идет о жизни и смерти. И вот вроде бы самовлюбленный парень принял решение не отцепиться и погиб вместе со своим товарищем, которого пытался спасти. И папа говорил, что в тот момент раз и навсегда понял: то, что мы думаем о людях с первого взгляда, может быть обманчивым. Тот, кто кажется нам самовлюбленным болваном, может оказаться человеком, обладающим наилучшими качествами.
— А есть какие-то важные истории, которые вы обязательно рассказываете вашему сыну Леве?
— Да, если возникает какая-то жизненная ситуация, и идентичная история есть в моей жизни или была в жизни отца или бабушек и дедушек, которые тоже у нас удивительные.
— Я как раз хотела спросить про ваши корни.
— Один дедушка генерал, который принимал участие в сражении за Сталинград и в Японской войне участвовал, бабушка — одна из первых женщин-хирургов, ученица великого Юдина. Но знаете, дело даже не в моих конкретно корнях. Просто это поколение всех наших бабушек и дедушек, оно великое. «Богатыри — не вы», как Лермонтов писал. Они были гиганты. Вспомните историю ХХ века России и Советского Союза и представьте, через что они прошли, сохранив и себя, и свою доброту, и невероятный оптимизм.
— Сейчас у многих людей апокалиптические настроения. Даже ваш отец в одном из интервью говорил: «Как ни изворачивайся, конца не избежать» — это его прямая цитата. И у многих эти мысли про скорый апокалипсис прямо рефреном проходят.
— У меня нет этих апокалиптических настроений. Понятно, у каждого человека есть личный конец света, когда уходят он или его близкие. Но это то, что находится вне нашего контроля. Повлиять на апокалипсис никто из нас не в состоянии, поэтому надо направлять свое внимание на то, что мы можем сделать. Сегодня.
— Как-то вы сказали, что в этой жизни известно только одно: мы умрем, а до этого потеряем каких-то своих близких. Может быть, вы знаете что-то еще?
— Это очень большой вопрос, но, пожалуй, главное, что я поняла,— если в тебе нет любви, я имею в виду любовь глобальную, если ты не любишь хотя бы что-то или хотя бы кого-то: свой город, свою землю, свои цветы, собаку, то что бы в тебе ни было — ум, добродетельные качества, порядочность, чувство юмора, все, что люди ценят, — ты как пустой сосуд, нет в тебе смысла.
— Хотела узнать про юное поколение Златопольских, скажите, чем сегодня увлечен ваш сын Лева? Он раньше снимал анимационные фильмы. Возможно, за то время, что мы с вами не общались, он заинтересовался чем-то совершенно новым, например начал изучать японский или кататься на коньках? Это мои предположения, но в таком возрасте изменения могут быть грандиозными.
— Конечно, всякий ребенок в возрасте от 9 до 11 с половиной лет меняется гораздо больше, чем взрослые от 40 до 50. У него каждый день — это абсолютно новая страница. Лева, кстати, не очень любит, когда я о нем рассказываю. Он говорит: «Эти же вопросы задают только потому, что я твой сын, не потому, что я сам заслужил это внимание». И это справедливо. Я очень рада, как у него складываются дела в школе. Он отличник, и при этом главное для него — друзья.
С огромной благодарностью говорю всегда об Ирине Григорьевне Волошко, у которой я сама оканчивала школу, где сейчас учится мой сын, — это блестящий педагог и директор, благодаря которому ребята получают очень правильный баланс: серьезное отношение к учебе, с одной стороны, и присутствие детства и какой-то радости жизни — с другой. Это уникально, потому что сейчас очень часто и родители, и учебные заведения стараются ставить какие-то олимпийские рекорды. Перегружают невероятно детей. Поэтому я так благодарна Ирине Григорьевне за понимание, что самое важное в детстве рождается от того, что ты общаешься с друзьями, играешь, хулиганишь, открываешь этот мир. И я даже рада, что для Левы приоритет не учеба, а его друзья. Он во всех ситуациях всегда ставит своих товарищей выше своих собственных желаний, интересов, увлечений и так далее. Он человек компании. Я, например, такой не была. Лева в этом смысле больше похож на моего мужа. Я могла сидеть одна с книжкой, и мне было хорошо. Хотя Лева в этом смысле тоже мой единомышленник, очень любит читать. Он недавно прочитал выдающуюся книгу «Чучело». А потом мы вместе посмотрели фильм. И, кстати, я узнала, что Ролан Антонович Быков снял его потому, что Паша Санаев, сын его жены Елены, тоже зачитывался этой книжкой. И вот Лева читал эту книгу, смотрел этот фильм, и мы с ним потом обсуждали взволновавшие его вопросы. И мне было приятно обнаружить, что у современного ребенка очень правильные взгляды на те вещи, которые мне тоже кажутся важными.
Мне вообще с сыном очень интересно разговаривать. У нас есть такая традиция, он спрашивает: «О чем поговорим?» — и дальше мы беседуем о том, что нас увлекает или волнует. В этих разговорах я невероятно много получаю от него. В первую очередь это свежесть оценки, когда вдруг приходит ребенок и опрокидывает все твои устоявшиеся взгляды с ног на голову. Это отрезвляет и мне очень дорого.
— Можете привести пример таких отрезвляющих разговоров?
— Некоторые родители записывают какие-то словечки своих детей, потому что потом это все забывается, но эти вещи хороши в моменте. Самое главное, к чему Лев меня подталкивает, — к тому, чтобы всегда делать некое экстраусилие. Потому что я могу спокойно что-то отпустить, возможно, это лень. А сын мне всегда говорит: «Ты должна здесь дожать». Взрослый взгляд и взрослый совет. Или он говорит: «Сделай это, а то потом будешь жалеть». Знаете, совсем недавно мы с Левой и моей мамой, его бабушкой, ходили по магазинам. И мама собиралась домой развернуться, а нам нужно было еще в один магазин пойти. Но Лева сказал:
— Давай бабушку с собой возьмем.
— Бабушка уже домой пойдет, мы сами сделаем все быстрее.
— Нет, надо, чтобы она с нами пошла, ты потом будешь жалеть о каждом моменте, когда она не была с нами.
— Какой мудрый парень!
— Одиннадцатилетний человек это сказал.
— Вы говорили, что любите ходить быстрым шагом, а кто обычно идет рядом с вами?
— Если рассуждать не литературно и не говорить какие-то красивые переносные слова про единомышленников, то рядом мои родные — мама, сестра, муж, сын. Хотя Лева иногда и говорит: «Опять ты идешь в эту свою прогулку». Но я уверена, что он к этому потом сам придет, как это было со мной. Я тоже в свое время от семейных часовых прогулок уставала и считала, что самое прекрасное — это когда ты в покое и тебя никто не трогает. Наша же семья всегда активно передвигалась и путешествовала. Вы представляете, что такое путешествовать на машине по Советскому Союзу? У нас с родителями было в машине все: от газовой плитки, на которой варили еду, до канистры с бензином... А еще — важно! — на прогулках рядом со мной всегда моя собака Аттила, лабрадудль.
— Прекрасная, смешная, добрая порода.
— Да, это невероятная собака... В «Белой студии» Алексей Серебряков сказал такую фразу: «Если Бог есть, то он точно собака». Как-то он очень правильно это сформулировал, надеюсь, это не звучит богохульно и мысль поймут правильно. Наша собака — это невероятный любимец и мой, и моего сына. Для Левы это просто отдельная любовь. У Льва просто все, что только можно, в изображениях собаки: он ее рисует, он сделал их общий логотип «Лев и Тиль». И конечно, эта собака — ангел-хранитель нашей семьи. Самый легкий способ вспомнить, что жизнь прекрасна, — это прийти домой и обнять Аттилу. Вот у кого можно учиться расставлять приоритеты, так это у собак! Потому что для собаки не существует ничего и никого, кроме тех, кого она любит.
Подпишись на наш канал в Telegram